Помимо рутинной разведывательной работы, Урицкий с Артузовым много занимались Испанией, где шла война, и Китаем, на который напали японцы.
Сталин старался помешать тому, чтобы Китай перешел под управление японцев. Но он и не желал укрепления китайского правительства. Он одновременно помогал центральному правительству Чан Кайши в борьбе против японцев, и он же поставлял оружие коммунистической армии Мао Цзэдуна, чтобы она сражалась против Чан Кайши. Правда, все делалось скрытно, с соблюдением конспирации. Оружие военная разведка передавала китайским коммунистам через третьи руки, чтобы у правительства Чан Кайши не было формального повода для протеста.
В военной разведке Артузов проработал всего год с небольшим. Когда Генрих Ягода потерял пост наркома внутренних дел и начали убирать его людей, закачалось кресло и под Артузовым. Меньше всего Артур Христианович мог считаться «человеком Ягоды», но ко всем чекистам, присланным в Разведупр, теперь относились с подозрением.
Артузов пробовал объясниться с собственным начальником. 20 декабря 1937 года написал Семену Урицкому личное письмо:
«Прихожу к заключению, что Вы начинаете менять свое прежнее безупречное, глубоко партийное отношение к группе товарищей-чекистов, пришедших со мной. Не по моему ходатайству меня направили в Разведупр. Вы это знаете…»
Артузов жаловался на предубежденность Урицкого к бывшим чекистам, на то, что он дает указания отделам через голову своего первого заместителя, демонстрируя нежелание работать с теми, кто пришел из иностранного отдела ГУГБ НКВД.
Вместо ответа Урицкий 11 января 1937 года вызвал Артузова и сказал, что нарком обороны распорядился заменить его более молодым и выносливым работником.
По поводу выносливости обиженный Артузов писал Сталину:
«Я действительно уезжал в три часа ночи с работы, а Урицкий еще оставался на работе…»
Но судьба Артузова была решена не потому, что он покидал свой кабинет раньше двужильного начальника. Сталин остался недоволен работой военной разведки в Польше, которую по-прежнему считал главным противником.
Артузова освободили от должности и вернули в аппарат НКВД. Зачислили на унизительно маленькую должность научного сотрудника 8-го (учетно-регистраци-онного) отдела Главного Управления государственной безопасности НКВД (на правах помощника начальника отдела). Не зная, чем его занять, поручили писать книгу об истории органов госбезопасности к двадцатилетию ВЧК-ОГПУ-НКВД.
Артузов написал длинное письмо Сталину, перечисляя свои заслуги и подчеркивая разногласия с уже снятым Ягодой. Ответа не получил.
18 марта Артузов выступил на активе руководящего состава НКВД. Его обвинили в том, что он проглядел польских агентов внутри иностранного отдела. Артузов взял слово, оправдывался, рассказал, как на товарищеском ужине в Кремле Сталин пил за здоровье каждого из приглашенных. Когда дошел до Артузова, спросил:
— Как поживают ваши источники или, как вы их там называете, не дезинформируют ли они нас?
Вождь считал, что Артузов вместе со своими людьми сознательно снабжает политбюро дезинформацией.
Последнее, что сделал в НКВД Артур Христианович, — отправил письмо новому наркому внутренних дел Николаю Ивановичу Ежову, в котором сообщил, что в архивах внешней разведки находятся донесения закордонных агентов, сообщавших об антисоветской деятельности маршала Михаила Николаевича Тухачевского и о существовании в Красной армии троцкистской организации.
Что можно сказать об этом поступке Артузова? Он в свое время руководил операцией «Трест», и это его подчиненные позаботились о распространении на Западе сведений о том, что Тухачевский будто бы настроен антисоветски.
Агенты ИНО ОГПУ установили связи с лидерами военной эмиграции, с эстонской и польской разведками, обещая им информацию о состоянии Красной армии. Они утверждали, что в состав подпольной организации входит немалое число военных, которые готовятся к государственному перевороту.
Для того чтобы представить мнимую подпольную организацию авторитетной и могущественной, руководители иностранного отдела ОГПУ приняли решение сообщить через свою агентуру, что Тухачевский привлечен к «Тресту» и полностью на стороне заговорщиков.
Распространением сведений о принадлежности Тухачевского к заговору занимался Владимир Андреевич Стырне. Он с 1923 года работал в контрразведывательном отделе ОГПУ, ведал «Трестом» и был крайне заинтересован в том, чтобы операция получила как можно большие масштабы.
Мнимое участие в подпольной организации такой фигуры, как Тухачевский, повышало ее привлекательность для белой эмиграции и иностранных разведок.
В 1931 году, после чистки Особого отдела ОГПУ, Стырне отправили сначала на Урал, потом перевели в Иваново. Два года комиссар госбезопасности 3-го ранга Стырне возглавлял управление НКВД по Ивановской области. В октябре 1937 года его арестовали и меньше чем через месяц расстреляли…
Осенью 1923 года посланные Кутеповым его доверенные лица Захарченко и Радкович настолько попали под влияние агентов ОГПУ, что подтвердили: Тухачевский тоже входит в антисоветское подполье! Вот и пошли в эмиграции разговоры о том, что Тухачевский — это красный Бонапарт, который готовится прийти к власти.
В какой-то момент в Москве сообразили, что нельзя компрометировать столь крупного военачальника. Артузов получил указание прекратить распространение слухов, компрометирующих Тухачевского. Вместо того, чтобы сообщить, что он отказался от антисоветской деятельности, на Запад сообщили, что внутри подполья возникли склоки, Михаила Николаевича оттеснили другие военные, и он ушел из монархической организации вместе с частью своих сторонников…
Таким образом, на Западе сохранилось представление о Тухачевском как о стойком враге советской власти. Эту тему уже открыто стала обсуждать западная пресса. Вся эта информация возвращалась назад в ОГПУ (а затем и в НКВД) по разведывательным каналам как агентурные данные и докладывалась Сталину, укрепляя его в том мнении, что Тухачевский опасный человек.
Я всегда с изумлением читаю рассказы об агентах влияния, о дьявольских замыслах иностранных разведок, которые будто бы способны на все, могут даже государство развалить.
Нет уж, ни одна иностранная разведка не способна нанести такой ущерб стране, как собственные спецслужбы. История Тухачевского это подтверждает…
В 1937 году судьба самого Артузова висела на волоске. Отставленный от дел, бывший начальник разведки был готов любыми средствами доказать своему начальству, что еще может пригодиться.
Получив письмо Артузова, начальник Особого отдела НКВД Леплевский распорядился составить план активной разработки крупных военных:
«Собрать все имеющиеся материалы на Роговского, Орлова, Шапошникова и других крупных военных работников, проверить материалы, наметить конкретный план их разработки и взять их разработку под повседневный непосредственный контроль начальника 5-го отдела…
Особое внимание обратить как в Москве, так и на периферии на выявление фашистских группировок среди военнослужащих».
13 мая 1937 года сотрудники Особого отдела представили наркому Ежову справку по материалам, имевшимся в НКВД, на маршала Тухачевского. Вот так и родилось это дело, жертвами которого стали виднейшие командиры Красной армии.
Но Артузову помощь в создании этого липового дела не помогла. Поздно вечером 12 мая 1937 года Артузов был на партийном активе в клубе НКВД. Вернулся в свой кабинет за полночь сам не свой. Новый первый заместитель наркома внутренних дел Михаил Петрович Фриновский, который начинал свою карьеру в Особом отделе 1-й конной армии, публично назвал Артузова шпионом.
Артур Христианович ходил по кабинету, возмущаясь, что ему не позволили ответить. Примерно через полчаса, когда уже наступило 13 мая (то есть за девять дней до ареста Тухачевского) сотрудники оперативного отдела пришли за Артузовым.
21 августа он был приговорен «тройкой» НКВД (председатель военной коллегии Верховного суда армвоенюрист Василий Васильевич Ульрих, заместитель наркома внутренних дел комиссар госбезопасности 2-го ранга Лев Николаевич Бельский, заместитель прокурора СССР Григорий Константинович Рогинский) к расстрелу. В тот же день приговор привели в исполнение. Артузова расстреляли вместе с шестью другими разведчиками. В феврале 1938 года Комиссия партийного контроля при ЦК посмертно исключила Артузова из партии.
Сестре Артузова, Евгении Христиановне, которая была в ссылке, после смерти Сталина сообщили, будто ее брат умер 12 июля 1943 года в лагере. Это было вранье. В последней попытке скрыть масштабы репрессий в 1955 году решили сообщать семьям расстреляных, что их родственник был приговорен к десяти годам лишения свободы и умер в заключении. Дату и причину смерти придумывали любую.
Начальник Артузова по военной разведке продержался немногим дольше. В июне 1937 года Семена Урицкого назначили заместителем командующего войсками Московского военного округа, а 1 ноября арестовали. Меньше чем через год, 1 августа 1938 года, комкор Урицкий был расстрелян как участник военного заговора…
АБРАМ СЛУЦКИЙ. ПОХИЩЕНИЕ В ЦЕНТРЕ ПАРИЖА
На посту начальника иностранного отдела ГУГБ НКВД Артузова 21 мая 1935 года сменил его заместитель, столь же опытный чекист Абрам Аронович Слуцкий.
Слуцкий родился в июле 1989 года в селе Парафиевка Борзиянского уезда Черниговской области в семье кондуктора железной дороги. Учился в гимназии в городе Андижане, там же работал на хлопковом заводе.
В августе 1916 года его призвали в царскую армию, и он служил рядовым в 7-м Сибирском стрелковом полку. После революции работал в том же Андижане в горкоме партии, в 1919-м был назначен председателем уездного революционного трибунала. В 1920 году его утвердили инструктором агитпоезда имени Сталина и заведующим бюро жалоб главной полевой инспекции Туркестанского фронта.
В сентябре 1920 года Слуцкого взяли в ВЧК. Он был председателем Пишпекской уездной чрезвычайной комиссии, начальником Андижанской уездной ЧК, начальником секретно-оперативной части Ташкентской, затем Ферганской ЧК.
Летом 1922 года его назначили заместителем председателя Верховного трибунала Туркестана, затем председателем Судебной коллегии. Летом 1923 года Слуцкого перевели в Москву сначала в органы военной юстиции столичного военного округа, потом почему-то назначили председателем ревизионной комиссии Госрыбсиндиката.
Из рыбной промышленности его перебросили в органы госбезопасности — заниматься экономическими преступлениями. В июле 1926 года его взяли в ОГПУ помощником начальника 6-го отделения экономического управления. Он проработал в этом управлении три года, постепенно поднимаясь по служебной лестнице.
Он сам работал в Берлине, поэтому хорошо понимал проблемы резидентов. Умный и вежливый человек, он был способен выслушать и понять подчиненного.
1 января 1930 года Слуцкого неожиданно назначили помощником начальника иностранного отдела. Когда он освоился в новой сфере, в августе 1931 года получил повышение — стал заместителем Артузова.
После ухода Артура Христиановича в военную разведку, 21 мая 1935 года, Слуцкий возглавил политическую разведку. Он был включен в список руководящих работников НКВД, которым постановлением политбюро от 26 ноября 1935 года присвоили новые специальные звания. Список начинался наркомом — Ягода стал генеральным комиссаром госбезопасности.
Слуцкий получил высокое звание комиссара госбезопасности 2-го ранга (в армейской иерархии оно приравнивалось к званию генерал-полковника).
В июле 1934 года ОГПУ преобразовали в Наркомат внутренних дел. Все оперативные отделы объединили в Главное Управление государственной безопасности НКВД. Ради конспирации отделы стали номерными. С 25 декабря 1936 года иностранный отдел именовался 7-м отделом ГУГБ НКВД.
На разведчиков Абрам Слуцкий производил впечатление разумного человека. При нем штаты разведки составили двести десять человек.
Слуцкий руководил работой сотрудников НКВД, которые были отправлены в республиканскую Испанию и боролись не столько против франкистов, сколько против троцкистов.
Слуцкий сам побывал в Испании. Он говорил своему подчиненному Вальтеру Кривицкому, позднее оставшемуся на Западе:
— Мы не позволим превратить Испанию в площадку для сбора всяких антисоветских элементов, слетающихся туда со всего света. Теперь это наша Испания, часть советского фронта. Кто знает, сколько шпионов среди этих добровольцев? Анархисты и троцкисты, даже если они борцы-антифашисты, они наши враги. Мы должны их выкорчевывать.
Дальняя цель Сталина в воюющей Испании состояла в том, чтобы с помощью интернациональных бригад взять страну под контроль. Но его планам мешала Рабочая партия марксистского единства, известная по своей аббревиатуре ПОУМ (Partido Obrero de Unificacion Marxista).
Это была марксистская партия, но не просоветская. Члены ПОУМ — в отличие от испанских коммунистов — нe желали подчиняться советскому генсеку и, напротив, симпатизировали Троцкому. В партии состояло сорок тысяч человек — большая сила.
Ее штаб-квартира находилась в Каталонии. Каталонские марксисты обвинили Сталина в создании «бюрократического режима» и пригласили Троцкого в Барселону.
В результате операции советской разведки, обладавшей обширной агентурой в Испании, ПОУМ была объявлена вне закона и уничтожена. В июне 1937 года сорок руководителей ПОУМ были арестованы по сфабрикованым НКВД обвинениям в сотрудничестве с фалангистами Франко.
Арестовали и лидера партии Андреса Нина, одного из самых популярных испанских политиков. Но этого было недостаточно для Сталина. Нина вывезли из тюрьмы на машине и убили. В Испании полагают, что это сделали сотрудники советской разведки. В архивах нашлись телеграммы резидента политической разведки в Испании майора госбезопасности Александра Орлова относительно судьбы некоего «Николая», который был похищен и ликвидирован. День его ликвидации совпадает с днем исчезновения Андреса Нина.
Ликвидация на языке разведки именовалась тогда «литерным делом». В августе 1937 года Орлов получил указание уничтожить приехавшего в Испанию австрийского социалиста Курта Ландау, который поддерживал ПОУМ и был сторонником Троцкого.
Орлов докладывал в Москву:
«Литерное дело Курта Ландау оказалось наиболее трудным из всех предыдущих. Он находится в глубоком подполье… Но я надеюсь, что мы и этот литер проведем так, как вы этого от нас требуете».
Лидеры эмиграции и Троцкий — вот два главных объекта интереса советской разведки того времени. Причем задача состояла не только в том, чтобы следить за каждым их шагом, но и при первой же возможности уничтожить.
Под руководством Слуцкого была подготовлена операция по уничтожению главы украинских националистов полковника Евгена Коновальца.
В мае 1938 года начинавший свою карьеру в иностранном отделе НКВД будущий генерал-лейтенант Павел Анатольевич Судоплатов в самом центре Роттердама преподнес Коновальцу коробку конфет. Полковник обожал шоколадные конфеты. Коробку московские чекисты начинили взрывчаткой.
Еще Трилиссер и Артузов подготовили похищение бывшего белого генерала Александра Павловича Кутепова, который жил в Париже и руководил Российским общевоинским союзом. Эту организацию, объединившую бывших офицеров Белой армии, в Москве считали самой опасной.
Операцию провели совместно иностранный отдел и созданная Менжинским особая группа при председателе ОГПУ, которой руководил Яков Серебрянский, человек авантюрного склада, бывший член партии эсеров-максималистов. В первый раз он был арестован в 1909 году за участие в убийстве начальника минской тюрьмы. Серебрянскому было всего семнадцать лет.
После революции наступило его время. Заместителем Серебрянский взял себе Наума Эйтингона. Серебрянский похитил генерала Кутепова в январе 1930 года прямо в центре Парижа. Кутепова до Москвы живым не довезли, но Серебрянского все равно наградили орденом Красного Знамени.
При Слуцком там же, в Париже, 22 сентября 1937 года похитили бывшего белого генерала Евгения Карловича Миллера, который стал преемником Кутепова на посту председателя РОВС. Миллера доставили в Москву и полтора года под именем Иванова держали во внутренней тюрьме НКВД. 11 мая 1939 года он был приговорен к высшей мере наказания. В тот же день бывшего генерала Миллера расстреляли.
К тому времени Слуцкий уже был мертв.
Руководитель советской разведки скончался 17 февраля 1938 года прямо на рабочем месте. Его похоронили со всеми почестями, «Правда» поместила некролог. Но вокруг его скоропостижной кончины и по сей день ходят разные слухи.
Уже арестованный Ежов, бывший нарком внутренних дел, на одном из допросов подписал показания, из которых следует, что он распорядился убить начальника разведки.
17 февраля 1938 года Слуцкого пригласили в кабинет первого заместителя наркома Михаила Петровича Фриновского. Через полчаса к Фриновскому срочно вызвали заместителя начальника разведки Сергея Михайловича Шпигельгласа.
В просторном кабинете замнаркома Шпигельглас увидел неподвижное тело Слуцкого, упавшего с кресла. На столике перед ним был стакан чая и тарелка с печеньем. Шпигельглас предложил вызвать врача. Фриновский сказал Шпигельгласу, что врач только что заходил:
— Медицина тут бессильна. Сердечный приступ.
На следствии Ежов подписал показания, из которых следует, что, когда пришел Слуцкий, в кабинете первого заместителя наркома уже находились Заковский и Алехин. Они и отравили начальника разведки.
Леонид Михайлович Заковский был заместителем наркома внутренних дел и начальником управления по Московской области. Капитан госбезопасности Михаил Сергеевич Алехин был заместителем начальника 12-го (оперативная техника) отдела ГУГБ НКВД. Они оба были арестованы вслед за Ежовым. Заковского расстреляли в 1938-м, Алехина, «немецкого шпиона», — в феврале 1939 года.
История с отравлением вызывает сильные сомнения.
Уже после смерти, в апреле 1938 года, Слуцкий был исключен из партии как «враг народа». Иначе говоря, если бы не умер сам, его бы посадили и расстреляли. Слуцкий был тяжелым сердечником. Как и председатель ОГПУ Менжинский, принимал посетителей, лежа на диване. Скорее всего, он умер от сердечного приступа.
А Ежова следователи заставляли признаваться в преступлениях, которые он не совершал. Бывшего наркома приговорили к смертной казни «за измену Родине, вредительство, шпионаж, приготовление к совершению террористических актов, организацию убийств неугодных лиц»…
ЗАЛМАН ПАССОВ. УЧЕБНИКИ ПИШУТСЯ В ТЮРЬМЕ
После смерти Слуцкого обязанности начальника разведки исполнял Сергей Михайлович Шпигельглас. Он родился в Варшаве в 1897 году, окончил реальное училище и поступил на юридический факультет Московского университета. Прямо со студенческой скамьи его призвали в царскую армию, он служил прапорщиком в запасном полку. После революции служил в московском военном комиссариате, в 1918 году его взяли в Особый отдел ВЧК. Потом он работал в контрразведывательном и оперативном отделах ОГПУ, потом попал в иностранный отдел. Работал в Монголии и во Франции.
Он был умелым и эффективным разведчиком и дорос в 1935 году до должности заместителя начальника иностранного отдела. Получил спецзвание майор госбезопасности.
Начальником отдела его так и не сделали.
Он был арестован 2 ноября 1938 года и пять месяцев отказывался подписывать то, что от него требовали. Его пытали, и он не выдержал. Его расстреляли 29 января 1941 года.
9 июня 1938 года разведка стала 5-м отделом первого управления НКВД. Новым начальником отдела — старший майор госбезопасности Залман Исаевич Пассов, спешно переведенный в разведку из Особого отдела.
Залман Пассов родился в апреле 1905 года в Старой Руссе, окончил пять классов. Отец рано умер, мать работала вязальщицей. В четырнадцать лет вступил в Красную армию — служил рядовым-курьером Старорусской караульной роты, потом помощником военного коменданта, в батальоне связи 56-й стрелковой дивизии.
В семнадцать лет, в мае 1922 года, Пассова взяли в аппарат уполномоченного ГПУ по Старо-Русскому уезду. Потом его перевели в Новгородский губернский отдел ГПУ. Осенью 1928 года молодого чекиста отправили учиться в Высшую пограничную школу ОГПУ, где набирали курс (семьдесят человек) для подготовки сотрудников Особого и контрразведывательного отдела. Срок обучения — один год. Обязательным условием приема был трехлетний стаж чекистской работы.
В 1929 году Пассова назначили уполномоченным 1-го отделения контрразведывательного отдела ОГПУ. В сентябре 1930-го перевели в Особый отдел, где он работал до марта 1938 года. Принимал участие в следственной бригаде, которая после убийства Кирова сооружала в Ленинграде липовые дела. Последняя должность — заместитель начальника военной контрразведки. Летом 1937 года он получил орден Ленина. Надо понимать, за участие в подготовке арестов видных военачальников.
Пассов был совершенно неопытным в разведывательных делах и не успел получить этот опыт, поскольку проработал в 5-м отделе всего семь месяцев. 22 октября 1938 года старший майор госбезопасности Пассов был арестован.
Пока шло следствие, его привлекли к сотрудничеству с особым бюро при наркомате внутренних дел, которое разрабатывало учебники для Центральной школы НКВД и межкраевых школ ГУГБ НКВД. В результате большого террора был уничтожен практически весь преподавательский состав учебных заведений НКВД, и руководители наркомата разрешили использовать оперативный опыт арестованных чекистов… Наверное, это вершина чекистского лицемерия: всем понятно, что арестованный вовсе не враг, опытом его можно воспользоваться. Но он все равно подлежит уничтожению.
Арестованный Пассов трудился над учебником закордонной разведки, а его бывшие коллеги готовили ему смертный приговор. 14 февраля 1940 года Пассова расстреляли.
ВЛАДИМИР ДЕКАНОЗОВ. ОШИБКА РЕЗИДЕНТА
После периода массовой чистки, 2 декабря 1938 года, иностранный отдел обрел нового руководителя. Им стал один из приближенных Берии — Владимир Деканозов.
Владимир Георгиевич Деканозов родился в июне 1898 года в Баку в семье контролера нефтяного управления. Он был достаточно образованным человеком — окончил Тифлисскую гимназию, учился на медицинском факультете Саратовского, затем Бакинского университетов.
Летом 1921 года Деканозова назначили уполномоченным отдела по борьбе с бандитизмом Азебайджанской ЧК, потом заместителем начальника экономического отдела. Там он и познакомился с Берией. В декабре 1922 года Деканозов стал начальником секретно-оперативной части Грузинской и Закавказской ЧК. Благодаря Берии он быстро делал карьеру и в 1931 году уже был начальником экономического отдела полномочного представительства ОГПУ по Закавказской Федерации и одновременно начальником отдела ГПУ Закавказья.
В конце 1932 года Берия сделал его секретарем ЦК компартии Грузии по транспорту, затем наркомом пищевой промышленности Грузии и, наконец, председателем республиканского Госплана. Переехав в Москву в 1938 году, Лаврентий Павловича взял с собой надежного соратника.
2 декабря Деканозов был назначен начальником разведки и в тот же день получил спецзвание — комиссар госбезопасности 3-го ранга. Но разведкой Владимир Георгиевич руководил недолго — ушел на повышение.
4 мая 1939 с утра здание наркомата иностранных дел окружили чекисты. Приехал новый нарком иностранных дел Вячеслав Молотов, с ним секретарь ЦК, начальник управления руководящих кадров Георгий Маленков и нарком внутренних дел Лаврентий Берия. Они сказали Максиму Максимовичу Литвинову, девять лет руководившему дипломатическим ведомством, что он больше не нарком.
Руководителей отделов и старших дипломатов по одному вызывали в кабинет наркома, объяснив, что там заседает комиссия ЦК. За столом на главном месте расположился Молотов, справа от него сидел Деканозов, только что назначенный заместителем наркома иностранных дел, слева — Берия и Маленков. Молотов что-то записывал. Деканозов молчал. Маленков тоже не проронил ни слова. Берия слушал внимательно и высказывался. Он лучше других знал тех, кто предстал в тот день перед комиссией — на них в соседнем здании, где располагался НКВД, уже собрали материалы, и большинство будет вскоре арестовано.
13 мая 1939 года Деканозова уже постфактум освободили от обязанностей начальника разведки.
В наркомате иностранных дел Деканозов занял кабинет Бориса Спиридоновича Стомонякова, который в момент ареста стрелял в себя, но неудачно, и попал в тюремную больницу. Литвинов попросился на прием к Сталину. Понимая, чем рискует, твердо сказал:
— Я ручаюсь за Стомонякова.
Максим Максимович Литвинов знал своего заместителя еще по дореволюционной подпольной работе. Они вместе добывали оружие для боевых отрядов большевиков.
Сталин ответил:
— Товарищ Литвинов, вы можете ручаться только за себя.
Стомоняков был уничтожен.
Дипломатов арестовывали прямо в новом кабинете Деканозова. Владимир Георгиевич с удовольствием помогал товарищам из НКВД.
12 ноября 1940 Молотов на поезде прибыл в Берлин в надежде решить спорные вопросы с Гитлером. Его сопровождали новый нарком черной металлургии Иван Тевосян, первый заместитель наркома внутренних дел Всеволод Меркулов и Деканозов, который остался в Берлине послом.
Деканозов на правах бывшего начальника разведки опекал берлинскую резидентуру.
В начале тридцатых резидентом в Берлине был опытный чекист Борис Давидович Берман. В Москве комиссар госбезопасности 3-го ранга Берман стал в 1936 году первым заместителем начальника иностранного отдела. Потом его назначили наркомом внутренних дел Белоруссии, в сентябре 1938 года арестовали и в феврале 1939-го расстреляли.
Его старший брат Матвей Берман тоже работал в органах госбезопасности. Он стал начальником ГУЛАГа, заместителем наркома внутренних дел, наркомом связи. Его арестовали в декабре 1938 года, на три месяца позже Бориса, и расстреляли на месяц позже.
В конце 1933 года в Берлине Бориса Бермана сменил Борис Моисеевич Гордон, партийный работник, который как раз окончил Институт красной профессуры. На время его работы пришлась активная деятельность внешней разведки в Берлине, несмотря на трудность работы в условиях нацистской Германии. Были завербованы люди, которые из антифашистских побуждений снабжали Москву важнейшей информацией. Они стали известны как «Красная капелла».
В мае 1937 года резидента Гордона отозвали в Москву и арестовали. Его сменил Александр Иванович Агаянц, которого перевели в Берлин из парижской резидентуры. Но в декабре 1938 года он умер во время срочной хирургической операции по поводу прободения язвы желудка. Его подчиненных одного за другим отзывали в Москву и обвиняли в шпионаже на немцев.
В 1938 году в берлинской резидентуре были три оперативных работника, в 1939-м остались двое, один из них не говорил по-немецки. Москва запретила им встречаться с агентурой, поскольку ее вербовали «разоблаченные враги народа». Один из лучших агентов в Германии Арвид Харнак, обладавший уникальными источниками информации, больше года напрасно ждал связного, чтобы передать ему собранные сведения.
Берлинская резидентура начала восстанавливаться только в 1939 году, но прежних успехов новое поколение разведчиков, людей профессионально неопытных, добиться уже не смогло.
Агентурную сеть сформировали обширную, но агенты были невысокого уровня. Такой агент знал лишь то, что происходит в ведомстве, в котором он служил. Но он не был в состоянии проникнуть в мысли и намерения руководителей Германии, а ведь на самом деле только это и имело значение.
Советская агентура не имела информации из первых рук, из окружения Гитлера. В Москве не знали, что же на самом деле думали и говорили руководители нацистской Германии. Строили предположения и ошибались.
К тому же руководителем резидентуры в Берлине назначили не имевшего разведывательного опыта Амаяка Захаровича Кобулова — брата Богдана Кобулова, заместителя наркома госбезопасности и ближайшего соратника Берии.
Амаяк Кобулов был высоким, стройным, красивым, с усиками, обходительным и обаятельным, душой общества и прекрасным тамадой. Но этим достоинства Амаяка Захаровича исчерпывались. Ни немецкого языка, ни ситуации в Германии резидент Кобулов, который начинал свою трудовую деятельность кассиром-счетоводом в Боржоми, не знал. Он рос в чекистском ведомстве благодаря старшему брату. Перед назначением в Берлин был первым заместителем наркома внутренних дел Украины.
Немецкая контрразведка успешно подставила Амаяку Кобулову говоривших по-русски агентов-двойников, которые на самом деле работали на Главное управление имперской безопасности. Кобулов легко глотал наживку. В этой большой игре участвовал даже Гитлер. Он сам просматривал информацию, предназначенную для Кобулова.
Немцы подсовывали Сталину успокоительную информацию: Германия не собирается нападать на Советский Союз. А в Москве нарком госбезопасности Меркулов шифровки Кобулова докладывал Сталину.
25 мая 1941 года Меркулов отправил на имя Сталина, Молотова и Берии записку, построенную на донесениях агента советской разведки в Берлине — выходца из Латвии Орестеса Берлингса, который в реальности был агентом немецкой контрразведки по кличке Петер. Но ему верил Амаяк Кобулов.
В записке Меркулова говорилось:
«Война между Советским Союзом и Германией маловероятна… Германские военные силы, собранные на границе, должны показать Советскому Союзу решимость действовать, если Германию к этому принудят. Гитлер рассчитывает, что Сталин станет более сговорчивым и прекратит всякие интриги против Германии, а главное — даст побольше товаров, особенно нефти».
Впрочем, напрасно некоторые исследователи делают из Амаяка Кобулова козла отпущения. Другие разведчики в те месяцы тоже присылали в Москву донесения, из которых следовало, что Гитлер не собирается воевать, а намерен давить на Сталина, добиваясь принятия своих условий.
По всем каналам — дипломатическим и разведывательным (информацию давали не только резидентуры НКГБ, но и военная разведка, и военно-морская) — шел поток противоречивой информации. Сроки возможного нападения назывались разные, это вызывало сомнения и подозрения…