Служба внешней разведки

После ареста Абакумова обязанности министра госбезопасности исполнял его первый заместитель генерал-лейтенант Сергей Иванович Огольцов. 2 ноября 1951 года он подписал приказ о создании первого Главного управления (внешняя разведка) в составе МГБ.

Из Комитета информации изъяли все оперативные подразделения. В январе 1952 года часть сотрудников вернули в Министерство госбезопасности. В составе Комитета информации при МИД остались аналитики — примерно полторы сотни. Написанные ими доклады и аналитические записки направлялись на имя вождя в его секретариат. Копии расписывались членам политбюро.

В комитете работали люди, которые со временем заняли видное место в политическом истеблишменте, — например, будущий посол в ФРГ Валентин Фалин, который с явным сожалением писал в мемуарах, что после смерти Сталина Комитет информации стал чисто мидовским подразделением. Фактически руководил всей работой ответственный секретарь комитета Иван Иванович Тугаринов (позднее он перешел в МИД).

Этот так называемый «маленький» Комитет информации, находившийся в особняке на Гоголевском бульваре, существовал до 1958 года, когда, окончательно утратив функции спецслужбы, был преобразован в Управление внешнеполитической информации (уже не «при», а в структуре МИД).

Но в Министерстве обороны и в КГБ на него смотрели ревностно-раздраженно, в 1958 году по предложению председателя КГБ генерала армии Ивана Серова комитет упразднили.

Существование Комитета информации подорвало позиции аналитиков в ведомстве госбезопасности.

В 1953 году информационно-аналитическое управление сильно сократили — из ста семидесяти работников оставили тридцать. Да еще и назвали подразделение отделом переводов и обработки информации (руководил службой Филипп Артемьевич Скрягин). Только в сентябре 1962 года отдел увеличили и преобразовали в информационную службу (Службу № 1) первого Главного управления КГБ…

Постановлением Совета министров от 3 ноября 1951 года заместителем министра госбезопасности и начальником только что воссозданного первого Главного управления (внешняя разведка) стал генерал-лейтенант Сергей Савченко. Он занимал этот пост до 5 января 1953 года, когда произошла очередная реорганизация МГБ. Два месяца, до смерти Сталина, он сидел без дела.

Берия, став министром внутренних дел, понизил Сергея Савченко в должности до заместителя начальника разведки. После ареста Берии он несколько месяцев сидел без работы. Тех, кого Хрущев хорошо знал по работе на Украине, как, скажем, генерала Ивана Серова, чистка обошла стороной. Но Савченко в это число не вошел.

В декабре 1953 года генерал-лейтенанта Савченко назначили начальником Особого отдела управления строительных войск на строительстве объекта №565 Московского района ПВО. Но и на этой маленькой должности он провел только год. В феврале 1955 года его уволили в запас по служебному несоответствию.

ЕВГЕНИЙ ПИТОВРАНОВ. РАЗГОВОР СО СТАЛИНЫМ

В последние годы жизни Сталин постоянно занимался чекистскими делами, его охватил административный зуд.

9 ноября 1952 года бюро президиума ЦК сформировало комиссию по реорганизации разведывательной и контрразведывательной службы Министерства госбезопасности.

На заседании комиссии Сталин говорил:

— Главный наш враг — Америка. Но основной упор нужно делать не собственно на Америку. Нелегальные резидентуры надо создавать прежде всего в приграничных государствах. Первая база, где нужно иметь своих людей, — Западная Германия.

11 декабря 1952 года по инициативе Сталина бюро президиума ЦК приняло решение объединить первое и второе Главные управления Министерства госбезопасности в Главное разведывательное управление МГБ СССР.

5 января 1953 года появился соответствующий приказ по министерству. Начальником Главного разведуправления МГБ был назначен первый заместитель министра госбезопасности генерал-лейтенант Огольцов.

Сергей Иванович Огольцов окончил двухклассное училище и работал до революции письмоносцем. После революции он сразу стал следователем уездной ЧК в Рязанской губернии. Потом оказался в Полтавской ЧК, где заведовал бюро обысков. В 1923 году его перевели в систему особых отделов в армии, и он год проучился в Высшей пограничной школе ОГПУ.

В 1939 году майор госбезопасности Огольцов возглавил ленинградское управление НКВД. Во время войны был начальником управления в Куйбышеве и наркомом госбезопасности в Казахстане.

В декабре 1945 года Огольцова вызвали в Москву. На заседании политбюро от поста наркома Сергей Иванович отказался, сославшись на то, что у него нет ни опыта, ни знаний для такого поста. Тогда Сталин назначил наркомом Абакумова, который в войну руководил военной контрразведкой СМЕРШ. Сергей Иванович стал первым заместителем.

Из всех заместителей Абакумова Сергей Огольцов производил впечатление самого разумного и толкового человека. Казался и менее других запятнанным грязными делами, пока не стало известно, чем он занимался. Огольцов руководил операцией по убийству художественного руководителя Государственного еврейского театра Соломона Михайловича Михоэлса в январе 1948 года, за что получил орден Красного Знамени.

«Хотя материально мы жили достаточно неплохо, — вспоминает сын генерала Николая Кузьмича Богданова, заместителя министра внутренних дел, — но когда бывали в гостях у Огольцовых, мне казалось, что мы просто бедняки — такая там была обстановка, угощение, конфеты.

По-моему, именно Раиса Сергеевна Огольцова являлась главной заводилой при поездках по спецбазам и магазинам с целью приобретения необходимых вещей. Отправив руководящих мужей на работу, жены созванивались между собой и договаривались о поездке. Потом обращались к своим мужьям с просьбой прислать машину. Иногда каждая из высокопоставленных дам ехала на своей машине, порой объединялись вместе.

На автомашинах ряда руководящих работников тогда имелись правительственные гудки, представлявшие собой две удлиненные хромированные дудки, устанавливавшиеся на переднем бампере перед радиатором. Они издавали низкий трубный звук. Едва завидев машину с гудками, инспектора милиции немедленно включали зеленый свет, а если был подан звуковой сигнал, то вообще сходили с ума, обеспечивая беспрепятственный проезд».

4 апреля 1953 года, после смерти Сталина, Огольцова арестовали. «Прекрасно зная порядки в своем ведомстве, Сергей Иванович боялся, что его могут попытаться отравить, — вспоминает сын генерала Богданова. — Сидя за решеткой, он ел и пил только то, что гарантированно не могло содержать яд».

После ареста Берии из секретариата Маленкова позвонили жене Огольцова, сказали, что с ее мужем все будет хорошо.

Раиса Сергеевна написала ему письмо:

«Дорогой Георгий Максимилианович!

Звонок от Вас влил струю жизни, озарил нас ярким лучом надежды на близкую радостную встречу с мужем и отцом. Мы ждем его каждый день, каждый час, каждую минуту. Мы ждем его потому, что мы, как в себе, уверены в невиновности Огольцова…

Когда Огольцов, не работая почти месяц, находился дома, он ходил в министерство писать объяснения, которые от него требовал Берия. Заметно нервничая, он называл кощунством то, что от него требовали. Разговаривая по телефону с т. Игнатьевым, он говорил, что от него требуют объяснения по делу, которому в свое время т. Сталин дал очень высокую оценку…»

Огольцова освободили, но лишили ордена, полученного за убийство Михоэлса, — операции, которой «Сталин дал очень высокую оценку». На следующий год уволили в запас. В 1959 году постановлением правительства он был лишен генеральского звания «как дискредитировавший себя за время работы в органах и недостойный в связи с этим высокого звания генерала».

Заместителями Огольцова в Главном разведуправлении МГБ стали генерал-майор Евгений Петрович Питовранов, он же начальник первого Управления (внешняя разведка) и генерал-лейтенант Василий Степанович Рясной, он же — начальник второго Управления (внутренняя контрразведка).

Евгений Петрович Питовранов рассказывал в газетном интервью, как в 1938 году его, секретаря парторганизации Московского института инженеров транспорта, попросили назвать четырех надежных человек для службы в НКВД. Через несколько дней всех пригласили на Лубянку. Заседание вел первый заместитель наркома Берия. Ежов, чьи дни в НКВД были сочтены, сидел молча. Берии понравились все четверо, которых назвал Питовранов. И его самого тоже взяли в наркомат, хотя он еще учился и ему предстояло защищать диплом.

— Ничего, — махнул рукой Лаврентий Павлович, — здесь университеты пройдешь.

Питовранов в годы войны уже был начальником управления НКВД-НКГБ Горьковской, Кировской, Куйбышевской областей. После войны — наркомом госбезопасности Узбекистана. В 1946 году его перевели в Москву и назначили начальником второго (контрразведывательного) Управления Министерства госбезопасности. В тридцать пять лет Питовранов вырос до заместителя министра. 3 декабря 1950 года было принято постановление политбюро о больших кадровых перестановках в МГБ:

«Учитывая, что объем работы Министерства государственной безопасности значительно увеличился, в связи с передачей из МВД СССР пограничных и внутренних войск, милиции, созданием новых оперативных управлений, а также для того, чтобы коллегиально рассматривать наиболее важные вопросы чекистской работы, Политбюро ЦК ВКП/б/ постановляет:

1. Увеличить количество заместителей министра государственной безопасности СССР до семи человек.

2. Утвердить заместителями министра государственной безопасности СССР: тов. Питовранова Е.П., освободив его от должности начальника 2-го Главного Управления МГБ СССР…»

После отстранения Абакумова генерал Питовранов получил выговор от политбюро за то, что «не проявил необходимой партийности и не сигнализировал ЦК ВКП/б/ о неблагополучии в работе МГБ». А вскоре он и сам был арестован.

29 октября 1951 года в четыре часа утра Питовранову позвонил только что назначенный первым заместителем министра госбезопасности генерал-полковник Сергей Арсеньевич Гоглидзе. По его тону Питовранов все понял.

Его держали в Лефортово, он был заключенным «номер три». Но ему повезло. Он успел понравиться Сталину.

Уже после ареста Абакумова в МГБ позвонил сталинский помощник Поскребышев — у Сталина был срочный вопрос, и никого, кроме Питовранова, на месте не оказалось. Он поехал к Сталину, который уже собирался на отдых в Цхалтубо. Вождь стал подробно расспрашивать Питовранова о системе работы разведки и контрразведки.

Его особенно интересовала система вербовки агентуры. Спросил, сколько всего агентов. Услышав ответ, удивился, зачем так много? Сказал, что в свое время у большевиков был только агент среди меньшевиков, но такой, что они знали все!

Питовранов провел у Сталина больше часа. Вернулся на Лубянку поздно ночью. Ему сказали, что пока он ехал, вновь позвонил Поскребышев: утром, без четверти двенадцать, Питовранов должен быть на Курском вокзале, чтобы проводить товарища Сталина. Питовранов приехал.

Платформа была совершенно пуста. У поезда стоял министр путей сообщения Борис Павлович Бещев. Потом появились две машины. В одной — охрана во главе с Власиком, во второй — Сталин. Он неспешной походкой подошел к вагону. Питовранов и Бещев пожелали ему счастливого пути, и поезд тронулся.

Помня об этой беседе, Питовранов написал Сталину письмо не с просьбой его помиловать, а с перечнем предложений о реорганизации разведки и контрразведки, понимая, что о таком письме вождю обязательно доложат. Так и получилось.

Сталин сказал новому министру госбезопасности Семену Денисовичу Игнатьеву:

— Я думаю, что Питовранов человек толковый. Не зря ли он сидит? Давайте через какое-нибудь время его выпустим, сменим ему фамилию и вновь возьмем на работу в органы госбезопасности.

После этого, рассказывал Питовранов журналистам, отношение к нему в тюрьме изменилось. Ему стали давать книги и подселили сокамерника — Льва Романовича Шейнина, писателя и бывшего начальника следственного отдела союзной прокуратуры. Питовранов по профессиональной привычке представился ему инженером, который работал в Восточной Германии и потерял важные документы…

2 ноября 1952 года прямо из тюрьмы Питовранова привезли к министру Игнатьеву, который поздравил его с освобождением и передал слова Сталина:

— Не будем менять Питовранову фамилию. Поправим свою ошибку. Нас поймут. Пусть пока немного отдохнет. Скоро он понадобится.

Питовранова вызвали в Кремль. Он получил высочайшее отпущение грехов и был поставлен во главе разведки. Чекисты были уверены, что он станет следующим министром. После смерти Сталина Питовранов потерял свой высокий пост и министром уже не стал, но он, счастливчик, в отличие от большинства своих коллег, прожил достаточно удачную жизнь и умер на восемьдесят пятом году жизни…

Из-за смерти Сталина Главное разведуправление Министерства госбезопасности фактически так и не было сформировано, даже штаты новых подразделений не успели утвердить.

Сталин, кстати говоря, чтобы сделать приятное чекистам, решил вернуть им специальные звания, которые существовали с ноября 1935 по июль 1945 года.

После окончания войны вождь, недовольный органами госбезопасности, ни одному чекисту не присвоил генеральского звания. Теперь он, видимо, сменил гнев на милость.

Указ Президиума Верховного Совета СССР от 21 августа 1952 года вновь ввел спецзвания. Служивший в МГБ полковник становился полковником государственной безопасности, генерал-майор — генералом госбезопасности 3-го ранга, генерал-лейтенант — генералом госбезопасности 2-го ранга, генерал-полковник — генералом госбезопасности 1-го ранга, генерал армии — генералом государственной безопасности.

Но и эта идея не реализовалась по причине ухода вождя в мир иной.

ВАСИЛИЙ РЯСНОЙ. РЯДОМ С БЕРИЕЙ

После смерти Сталина и создания единого Министерства внутренних дел разведка стала называться вторым Главным управлением МВД. Начальником Берия поставил генерал-лейтенанта Рясного.

Василий Степанович Рясной родился в 1904 году в Самарканде, служил в армии, в 1933-м окончил Промышленную академию имени Сталина, два года работал начальником политотдела Лемешкинской МТС Сталинградской области, еще два года — первым секретарем Лемешкинского райкома партии.

В 1937 году, в самый разгар большого террора, Василия Рясного взяли на работу в НКВД. И в июле сразу утвердили начальником областного управления в Горьком. В разгар войны, в 1943 году, назначили наркомом внутренних дел Украины.

15 января 1946 года Рясного перевели в Москву первым заместителем (или, как тогда говорили, по общим вопросам) союзного наркома внутренних дел.

В начале 1947 года Рясной поменялся местами с другим заместителем министра — Иваном Александровичем Серовым (еще один бывший нарком внутренних дел Украины). 25 февраля Серов стал первым замом. Он занимал эту должность семь лет, до 13 марта 1954 года, после чего возглавил КГБ.

14 февраля 1952 года Рясного перевели в Министерство государственной безопасности.

После смерти Сталина по указанию Берии Рясной вызвал в Москву основных резидентов разведки, чтобы поставить перед ними новые задачи. Всем руководителям представительств госбезопасности в странах народной демократии был устроен экзамен на знание языка страны пребывания. Кто сдал, возвращался назад, хотя и с понижением в должности. Не сдавших зачисляли в резерв. А язык знали далеко не все — привыкли работать с переводчиком.

Подполковник Виталий Геннадьевич Чернявский, который в 1953 году руководил отделом во втором Главном управлении МВД (внешняя разведка), рассказал мне, как его неожиданно вызвал Берия и отправил в Румынию старшим советником сразу при двух румынских министрах — госбезопасности и внутренних дел.

— Вы пользовались особым доверием Берии? — спрашивал я Виталия Геннадьевича.

— Я был для него новым человеком, — ответил Чернявский. — Последние годы Берия не руководил непосредственно НКГБ и НКВД, и все это время я был вне поля его зрения. В 1953 году сыграли роль моя хорошая служебная аттестация, положительные отзывы руководителей управления.

— А почему он послал вас в Румынию?

— Впервые меня отправили туда еще в начале сентября 1944 года. Я пробыл там три года, хорошо изучил страну, быт и нравы, психологию народа, свободно владел румынским языком, так что в случае необходимости выступал в качестве заправского румына, чему способствовала и моя внешность. Но мне не хотелось оставлять работу в центральном аппарате. Попытался уговорить начальника управления отвести мою кандидатуру. Но куда там: перечить Берии никто не решался.

После прихода в МВД в 1953 году Берия подверг резкой критике деятельность разведки в послевоенные годы и начал энергично заниматься ее перестройкой. Он обновил состав советнических групп в странах народной демократии, поставил во главе молодых и деятельных сотрудников. Потребовал, чтобы они свободно владели языком страны пребывания и могли беседовать с руководителями секретных служб и лидерами государств без переводчиков.

Считая, что отношения с нашими союзниками должны быть более уважительными и доверительными, Лаврентий Павлович настаивал на том, чтобы советники не вмешивались во внутренние дела и не давали рекомендаций по «скользким» делам, особенно тем, которые возникали в результате внутренней борьбы в правящей верхушке, дабы ни у кого не было ни малейшего повода для ссылки на то, что они заведены и реализованы по указанию советских товарищей.

— Какие указания вы получали от Берии?

— Едва я успел немного осмотреться в румынской столице, как семнадцатого июня в Берлине начались выступления рабочих против политики правительства ГДР, которые были подавлены Советской армией. Берия позвонил мне по ВЧ и предупредил: «Головой ответите за то, чтобы такого не случилось в Бухаресте». И приказал каждый день докладывать лично ему или его первому заместителю Кобулову, на котором замыкалась внешняя разведка, об обстановке в Румынии. К Бухаресту подтянули отборные дивизии румынской армии, подразделения пограничных войск, было усилено патрулирование столицы и окрестностей… В Румынии тогда ничего не произошло.

В день, когда был арестован Берия, у меня умолк аппарат ВЧ. Я не мог дозвониться в Москву. А примерно через месяц меня, как и других старших советников, отозвали: «Вы были назначены без согласования с ЦК КПСС, поэтому вас освобождают от должности. Ждите нового приказа…»

Разведкой генерал Рясной руководил всего два с лишним месяца. Берия потерял к нему интерес и велел подыскать Рясному другую должность. В конце мая 1953 года он стал начальником управления Министерства внутренних дел по Москве и Московской области. И оставался на этом посту до 30 марта 1956 года. 5 июля Василия Рясного уволили из органов «по фактам дискредитации». Он умер в декабре 1995 года.

После перевода Рясного в Московское управление обязанности руководителя разведки исполнял генерал Александр Михайлович Коротков. Но начальником он так и не стал.

АЛЕКСАНДР ПАНЮШКИН. ПОСОЛ И РЕЗИДЕНТ

После ареста Берии кадровая чехарда в разведке прекратилась. 18 июля 1953 года начальником второго Главного управления назначили Александра Семеновича Па-нюшкина. Накануне его утвердилил членом коллегии Министерства внутренних дел.

Александр Семенович Панюшкин родился 14 августа 1905 года в Самаре в семье рабочего. Работать начал в пятнадцать лет курьером амбулатории Заволжского окружного военно-санитарного управления в Самаре. Будущий генерал окончил кавалерийские курсы и был трубачом 4-го отдельного дивизиона ГПУ.

В 1927 году Панюшкина призвали в армию, послали в трехлетнюю Борисоглебско-Ленинградскую кавалерийскую школу, после окончания определили в пограничные войска. Служил на Дальнем Востоке, начинал помощником начальника погранотряда.

В мае 1935 года Панюшкина зачислили в Военную академию РККА имени М.В. Фрунзе. В августе 1938 года, после окончания академии, он был внезапно распределен в НКВД — помощником начальника отделения 5-го (разведывательного) отдела Главного управления госбезопасности. Кстати говоря, через полгода точно так же взяли в НКВД другого выпускника академии майора Ивана Александровича Серова, который в 1954 году стал председателем КГБ и начальником Панюшкина.

Это Берия набирал в органы людей со стороны — молодых армейских офицеров.

В первый раз в разведке Панюшкин прослужил всего три месяца и был переведен начальником 3-го (оперативного) спецотдела (обыски, аресты, наружное наблюдение). Он получил сразу спецзвание старшего майора госбезопасности.

В июле 1939 года его отправили в Китай — полпредом и одновременно резидентом внешней разведки. Он занял этот пост вместо убитого по указанию Сталина Ивана Тимофеевича Бовкуна (известного также под псевдонимами Луганец и Орельский). О его трагической судьбе еще пойдет речь в этой книге. Работая в Китае, Александр Панюшкин получил одновременно звание чрезвычайного посла и комиссара госбезопасности.

5 сентября 1944 года его вернули в Москву и утвердили первым заместителем заведующего отделом международной информации ЦК ВКП/б/. Руководил отделом бывший председатель исполкома Коминтерна Георгий Димитров. В определенном смысле отдел должен был заменить Коминтерн, то есть наладить связи, в том числе конспиративные, с иностранными компартиями.

После создания единого разведывательного аппарата, Комитета информации при Совете министров, Панюшкин полгода проработал главным секретарем комитета, а в ноябре 1947 года уехал послом в Соединенные Штаты. По положению он одновременно был резидентом внешней разведки в Вашингтоне. В июне 1952 года его вновь отправили послом в Китай. Но на сей раз Александр Семенович недолго проработал в Пекине. После смерти Сталина его вдруг вызвали в Москву, и два месяца он находился в резерве МИД, ожидая назначения.

Отозвали его из Пекина потому, что надо было срочно пристроить Василия Васильевича Кузнецова, которого сместили с поста председателя ВЦСПС. Личных претензий к Кузнецову не было — понадобилась его высокая должность руководителя советских профсоюзов. На нее пересадили Николая Михайловича Шверника, при Сталине возглавлявшего Президиум Верховного Совета. А главой Верховного Совета СССР (пост безвластный, но заметный) поставили маршала Ворошилова.

5 марта 1953 года вечером на пленуме ЦК, когда наследники Сталина делили власть и посты, решили назначить Василия Васильевича Кузнецова заместителем министра иностранных дел и отправить его в Китай в качества посла и представителя ЦК. Но от идеи услать его в Пекин быстро отказались, и он остался в МИДе. С 1955 года он состоял в должности первого заместителя министра, как и Громыко.

Александра Панюшкина возвращать в Китай уже не стали, а поставили во главе разведки.

После ареста Берии в июне 1953 года в органы госбезопасности активно направляли людей из партийного аппарата и кадровых военных. Заместителем министра внутренних дел по кадрам и начальником управления кадров назначили заведующих секторами отдела административных органов ЦК КПСС.

Почти сразу же, осенью 1953 года, в Кремле возникла мысль о том, что такой монстр, как единое министерство внутренних дел, надо раздробить.

4 февраля 1954 года министр внутренних дел Сергей Никифорович Круглов представил в ЦК записку с предложением выделить из МВД оперативно-чекистские подразделения и создать на их основе «Комитет по делам государственной безопасности при Совете министров СССР».

Структура нового комитета предлагалась такой: главное управление по разведке в капиталистических странах; главное управление по контрразведывательной работе внутри страны; управление по контрразведывательной работе в Советской армии и Военно-морском флоте; отдел по оперативно-чекистской работе на спецобъектах промышленности; служба наружного наблюдения; шифровально-дешифровальная служба; управление по охране руководителей партии и правительства; следственная часть; учетно-архивный отдел (архив, статистика, внутренняя тюрьма); служба оперативной техники; отдел по изготовлению средств оперативной техники, средств тайнописи, документов для оперативных целей, экспертизе документов и почерков; радиоконтрразведывательная служба…

8 февраля на заседании президиума ЦК обсуждалась записка Круглова. Ход дискуссии записывал Владимир Никифорович Малин, заведующий общим отделом ЦК, особо доверенный помощник Хрущева.

Обсуждение свелось к кадровым вопросам.

Круглова решили оставить министром внутренних дел. Хрущев настоял на том, чтобы Комитет госбезопасности возглавил преданный ему генерал Иван Серов.

Заодно задумались о том, кого делать первым заместителем председателя Комитета госбезопасности. Возникла кандидатура Александра Семеновича Панюшкина, который был и на партийной работе, и на дипломатической. Но воспротивились два влиятельных члена президиума ЦК.

Министр обороны Николай Александрович Булганин решительно сказал, что «Панюшкин не подходит». С ним согласился глава правительства Георгий Максимилианович Маленков, который знал начальника разведки по работе в ЦК: «Панюшкин слабый в аппарате».

13 марта 1954 года появился указ Президиума Верховного Совета об образовании КГБ. Внешняя разведка получила статус первого Главного управления.

В тот же день Александра Семеновича Панюшкина назначили членом коллегии КГБ, 17 марта — начальником первого Главного управления. 31 мая ему присвоили звание генерал-майор. Он занял кабинет №763 — на седьмом этаже главного здания на Лубянке. В этом кабинете сидели почти все начальники советской политической разведки.

30 июня 1954 года ЦК принял постановление «О мерах по усилению разведывательной работы органов государственной безопасности за границей». Там говорилось о концентрации сил на работе против главного противника — Соединенных Штатов и Англии. Ведомства, имевшие загранпредставительства, получили указание выделить должности прикрытия, которые занимались разведчиками.

Под руководством Панюшкина готовилось убийство руководителя Народно-трудового союза в Западной Германии Георгия Сергеевича Околовича.

Но руководитель террористической группы капитан Николай Хохлов из 13-го отдела первого Главного управления передумал убивать Околовича. 18 февраля 1954 года капитан пришел к Околовичу домой и все ему рассказал. Хохлов получил политическое убежище. Западные немцы устроили ему пресс-конференцию, и разгорелся грандиозный скандал.

Незадолго до августовского путча 1991 года бывший капитан Хохлов как ни в чем не бывало приехал в Москву. Он заходил и в журнал «Новое время», где я тогда работал.

Бывший специалист по «мокрым делам» производил несколько странное впечатление. Хохлов давно перебрался за океан и был профессором психологии в Калифорнийском университете. Кажется, его больше интересовала парапсихология. Впрочем, и само его появление в Москве было чем-то сверхъестественным. Он даже сходил на Лубянку, где в Центре общественных связей КГБ с ним поговорили вполне вежливо. В те времена чекисты вообще были на редкость предупредительны и любезны. Возможно, потому, что самому Комитету государственной безопасности существовать оставалось всего несколько месяцев…

Другого видного деятеля НТС, Александра Рудольфовича Трушновича, офицеры КГБ, работавшие в Берлине, все-таки похитили в апреле 1954 года.

— Мой сосед по дому в Берлине был начальник отделения аппарата уполномоченного КГБ по работе с эмиграцией, — вспоминал подполковник Виталий Чернявский. — Он занимался Трушновичем. Правда, получилось неудачно. Его завернули в ковер, чтобы никто не обратил внимания, и вынесли на улицу. Привезли, развернули, а он уже труп — задохнулся. Убивать не хотели. Хотели похитить.

При Панюшкине началась история с «берлинским тоннелем». Резидентура ЦРУ в Берлине устроила подкоп под кабельными линиями связи Группы советских войск в Германии и подслушивала все телефонные разговоры.

Ирония состоит в том, что в первом Главном управлении КГБ знали об этом с самого начала. Москву поставил в известность Джордж Блейк, который работал в британской разведке. В годы корейской войны он попал к северянам в плен. Он хотел выжить и предложил свои услуги советским разведчикам.

Дэвид Мэрфи, отставной американский разведчик, был в те годы начальником резидентуры ЦРУ в Западном Берлине. Он отвечал за обработку получаемых материалов.

Мэрфи рассказывал корреспонденту «Красной звезды»:

— Впервые после Второй мировой войны наша разведка получила настоящую информацию о Советской армии. Я собирал весь материал, имеющий отношение к нашей работе. Если кто-то звонил и говорил: «Я бы хотел говорить с товарищем Питоврановым», это попадало ко мне.

Генерал-майор Питовранов был в тот момент представителем КГБ при министерстве госбезопасности ГДР.

Американская операция началась весной 1955 года. И только весной 1956 года в КГБ решили ее прекратить: чекисты сделали вид, что случайно обнаружили тоннель и устроили превосходное пропагандистское шоу.

Считается, что поскольку все было известно, то все линии связи использовались для передачи американцам и англичанам дезинформации. Словом, все усилия ЦРУ были напрасны.

— У нас были источники в Карлсхорсте, в штабе советских войск, — уверяет Мэрфи. — Я всегда сравнивал ту информацию, что пришла к нам через тоннель, и то, что было в нашем архиве из других источников. Если бы мы нашли что-то подозрительное, то и англичане, и американцы начали бы искать виновника. Уверяю вас, что первый человек, на которого пало бы подозрение, был Джордж Блейк. КГБ не хотел им рисковать.

Похоже, американский разведчик прав.

Невозможно себе представить, чтобы все телефонные переговоры были сплошной дезинформацией. На самом деле для КГБ забота о безопасности своего агента оказалась важнее, чем сохранение армейских тайн.

Если бы началась операция по дезинформации, в нее вовлеклось бы множество людей, и это могло привести к провалу агента. Наиболее важные и секретные переговоры велись по другим линиям связи, наземным, и контролировались управлением правительственной связи. Во всяком случае, ими пользовалось представительство КГБ в Восточной Германии. Так что за себя чекисты не боялись.