1

— Грейс, рада видеть тебя снова. Зови меня Барбарой.

Было холодное апрельское утро. Прошло четыре недели после ее приезда в большой город. Грейс повезло, она умудрилась снять очаровательную комнату в хорошем доме в приличном квартале этого пугающе шумного Вавилона.

Заметно волнуясь, Грейс явилась в офис финансовой компании Конквиста. Здание, в котором располагалась фирма, было большое, высокое и роскошное; рядом с ним контора строительного бюро «Браун энд Браун» казалась холодным сараем. От теплой улыбки Барбары Крейн на душе у Грейс стало легче, и паника, внезапно охватившая ее при виде величия места, куда ей предстояло внедриться, отчасти развеялась. Это был ее первый рабочий день на фирме.

— Доброе утро, Барбара. — Слава Богу, голос у нее вроде не срывается. — Я рада вас снова видеть. Как вы?

— Сбилась с ног, голова идет кругом, на грани нервного срыва, а в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо. — Снова эта теплая улыбка. Барбара спустилась вниз в обширный вестибюль-приемную, чтобы лично встретить Грейс и проводить ее наверх. — Ты, должно быть, умираешь от желания встретиться с Алексом; обычно не все жаждут увидеться со своим боссом в первый день работы, не правда ли?

— Верно, — пролепетала Грейс, готовая руками и ногами подписаться под второй частью.

— К сожалению, он только что вернулся из этой ужасной поездки на Дальний Восток, впрочем весьма плодотворной. Вы с ним найдете общий язык, Грейс, поверь мне. Таких начальников днем с огнем не сыщешь. Один на миллион. Честно говоря, если бы не это выгодное приглашение в Штаты, которое получил мой Билл, мне в голову не пришло бы уйти из фирмы «Конквист оперейшнс», ведь я проработала с Алексом пятнадцать лет. Но, видишь ли, для Билла эта новая работа ужасно важна и он хочет, чтоб мы перебрались в Штаты как можно скорее. Ты же не хуже меня знаешь, как крутятся эти колеса.

Лифт остановился, и они вышли в коридор, покрытый роскошными коврами. Стены излучали стерильную белизну.

Внезапно эту идиллию нарушил грубый мужской голос:

— Барбара? Где, черт побери, этот факс от Сугимото?

Грейс метнула испуганный взор на массивного человека, заполнявшего собой весь дверной проем. Но ее новый босс Алекс Конквист смотрел не на нее, а на свою секретаршу, которая и глазом не моргнув, слегка подтолкнув Грейс в сторону приемной, спокойным голосом откликнулась:

— Он на столе, Алекс, дожидается тебя уже третий день. Ты, вероятна, завалил его бумагами, которые просматривал в уик-энд.

Барбара направилась к кабинету босса, а у Грейс отнялись ноги, и она не сразу нашла в себе силы вступить в кабинет секретарши, который вскоре должен перейти в ее распоряжение, если выгорит с этой работой. Хотя сейчас, воочию увидев великого магната, она сильно в этом усомнилась.

Человек в дверном проеме был внушительного роста — метр девяносто, не меньше — и плечист. Старым его не назовешь. Барбара говорила Грейс, что отец Александра Конквиста, основавший империю Конквистов в конце сороковых годов, умер пятнадцать лет назад, когда его сыну, унаследовавшему дело, было всего двадцать три. Однако жесткие, резкие черты лица и уже посеребренные проседью черные волосы делали его старше тридцати восьми лет.

А манеры… Грейс со вздохом опустилась на один из обитых плотной тканью стульев, расставленных в обширном помещении, занимаемом секретаршей. Манеры явно не соответствуют хваленому боссу, «одному на миллион», о чем с таким энтузиазмом говорила Барбара во время собеседования.

— На Западном фронте без перемен, — с неизменной лучезарной улыбкой проговорила Барбара, входя в свой кабинет через дверь, соединяющую ее с кабинетом босса. — Звонок из Токио. Ему пришлось попросить господина Сугимото подождать секунду, чтобы найти нужный документ, а Алекс терпеть не может, когда что-то идет не так, как ему хочется, — пояснила он?.. — Это так типично для мужчины.

Грейс молча кивнула, подумав, что для нее это тоже типично. Она разгладила на коленях плиссированную темно-синюю юбку своего новенького костюма, который обошелся ей в копеечку, прокашлялась и открыла было рот, чтобы выдать что-нибудь умное, но Барбара опередила ее: — Не делай поспешных выводов, Грейс, относительно манер и слов Алекса. Под внешней грубостью таится нежная душа. Мы с ним всегда великолепно ладили.

— Ладили? — неуверенно переспросила Грейс.

— Именно, — отчеканила Барбара. — Просто к нему надо привыкнуть. Он твердо знает, что ему нужно и что ему не нужно, и с трудом мирится с промахами, а если точнее, вообще не мирится с ними. — Она усмехнулась, видя смущение Грейс. — И еще он очень привередлив относительно служащих.

Час от часу не легче! — мелькнуло в голове у Грейс. — Ты знаешь, что я по просьбе Алекса провела собеседование с десятком претенденток и только ты отвечаешь его требованиям. Одни были чересчур чопорны, другие недостаточно сдержанны. Не любит он и женщин, слишком большое внимание уделяющих нарядам или беспрерывно поглядывающих на часы. Он ждет от своей секретарши полной сосредоточенности на протяжении всего рабочего дня.

— Конечно, — промямлила Грейс. Все это она должна была воспринимать как комплимент, но в данный момент это ей давалось с трудом. — Вы сказали мне, Барбара, что он не любит. Может, стоит узнать и то, что он любит.

Тут у них за спиной раздался глубокий холодный голос, и обе невольно обернулись.

— В сущности, всего пять вещей: ум, твердость характера, хорошие манеры, смелость и… — Последовала интригующая пауза.

— И? — Грейс буквально силком заставила себя включиться. Рядом с этим человеком она просто слабела и с большим трудом умудрялась не показывать это.

Темная от загара кожа, крепкий подбородок, четко очерченные скулы — крутой мужчина с рекламной картинки. Но главное — глаза. Карие с золотой искоркой, они придавали ему особую проницательность и жесткость, от которой Грейс становилось не по себе.

Она в жизни не видела таких глаз у мужчин, а если добавить сюда внушительный рост и мощный корпус без капли лишнего жира, то общее впечатление было сногсшибательное. Грейс поверить не могла, что это ее босс.

— И красота, — лаконично закончил он.

И, прежде чем он сделал шаг вперед и протянул руку, она чуть не задохнулась от залившего ее золотистого света. Мгновенно очнувшись от наваждения, Грейс протянула руку и постаралась, чтобы ее пожатие было достаточно крепким. Насчет красоты он, видимо, пошутил, подумала Грейс. Барбара одета идеально, на ней изысканная дорогая одежда, седеющие волосы прекрасно уложены по последней моде, но даже обожающий ее человек не назвал бы эту невзрачную женщину красавицей.

— Итак, вы то совершенство, которое Барбара решила свести с небес на нашу грешную землю? — проговорил он задумчиво. Голос у него был низкий, чуть глуховатый и с каким-то особым акцентом, определить который Грейс не могла, но который вполне вписывался в портрет.

— Я Грейс Армстронг. — Она поспешно отдернула руку. Его горячее мужественное рукопожатие вселило в нее паническое беспокойство. — Очень приятно.

— Взаимно. Алекс, — также лаконично ответил он.

Алекс. Как это понимать? Ей придется называть своего начальника вот так панибратски. Грейс совсем растерялась.

— Сокращенно от Элекзандера или Александра, — продолжал он как ни в чем не бывало, едва заметно прищурившись, что могло означать, что он прекрасно понимает ее смущение. — Мой отец назвал меня в честь Александра Македонского, завоевавшего весь мир. — Говорил он с ленцой, чуть насмешливо кривя губы.

Покоритель мира! Имя подходит. И у этого потрясающего человека она должна быть секретаршей плюс его личной помощницей? Должно быть, она рехнулась. Куда она лезет?

— Насколько я понял, ближайшие две недели вы будете в основном наблюдать и переваривать, — ровным голосом продолжал Александр Конквист. — Затем месяц вы будете правой рукой Барбары и к концу месяца, будем надеяться, возьмете бразды правления на себя. Задавайте Барбаре любые вопросы, допрашивайте, пытайте ее, будите посредине ночи, если вам приспичит, но не трогайте меня! Я знать не знаю, как ведется секретарская работа, да это и не интересует меня. За это я плачу секретарше. И надеюсь, что в любой момент по малейшему моему требованию вы сделаете все, что нужно. И учтите, никаких оправданий я слышать не желаю! Ясно?

— Абсолютно. — Его тон задел Грейс, она вся ощетинилась и сказала: — Насколько я поняла по утреннему инциденту, вы считаете, что секретарша должна быть в курсе любых мелочей в вашем хозяйстве, так?

— Именно, — протянул он небрежно, но по еле заметному прищуру она поняла, что ее реакция понята, проанализирована и отклонена не без сарказма. Он вежливо кивнул, повернулся и скрылся в своем кабинете, закрыв за собой дверь.

Кто ее за язык дергал? Разве можно начинать со ссоры? «Язык твой — враг твой». — говаривал ее отец маме, отличавшейся острым языком. Но почему-то в присутствии Алекса Конквиста миролюбивые гены ее отца умолкали, а беспокойные мамины оказывались тут как тут.

— Итак, — проговорила Барбара деловым голосом. — Начнем со знакомства с компаниями под эгидой фирмы «Конквист оперейшнс».

От улыбки Барбары на душе у Грейс стало тепло, хотя руки дрожали, когда она садилась за стол изучать документацию по указанию опытной секретарши. Алекс Конквист может поздравить себя с благоразумно введенным в контракт пунктом об обязательном испытательном сроке, думала Грейс, откидывая непослушную прядку, выбившуюся из строгого узла на затылке, и не ей его винить в этом. Но, если он не посчитает возможным предложить ей постоянное место, у него не будет повода ссылаться при этом на ее некомпетентность или недостаточное усердие. Здесь она постарается не ударить в грязь лицом.

Грейс с головой ушла в интересный и, с ее точки зрения, компрометирующий отчет о главном сопернике Алекса Конквиста, когда зазвонил телефон.

Барбара взяла трубку.

— Да, Алекс. — Последовало молчание, после чего снова раздался ее голос: — Да, конечно, я не против. Сейчас узнаю… Грейс?

Грейс подняла голову и посмотрела на Барбару. Но лицо опытной секретарши было бесстрастно, и на нем ничего нельзя было прочесть. — Алекс спрашивает, есть ли у тебя планы на ланч. Он приглашает нас в «Монтгомери», отметить твой первый день в «Конквист оперейшнс». Я свободна, а ты как?

— В «Монтгомери»? — Название Грейс ничего не сказало. В этом Вавилоне надо пожить годы, чтобы узнать что к чему, но по голосу Барбары она догадалась, что это, конечно, не закусочная. — Хорошо, — проговорила она неуверенно и тут же задала вопрос Барбаре: — А что это за «Монтгомери»?

— Это ресторан, — ответила та. — Очень… приличный. Я была там пару раз… Кормят там замечательно.

— Хорошо, — повторила Грейс. Сердце у нее упало. Понятно, что такие люди, как Алекс Конквист, регулярно водят своих секретарш в подобные места, но у нее нет опыта Барбары. Как бы не ударить в грязь лицом. А, может, это своего рода испытание?

Остальная часть утра прошла в переваривании сотни фактов и только где-то около двенадцати она спросила разрешения Барбары воспользоваться бело-розовой туалетной комнатой, примыкающей к приемной секретарши, чтобы привести себя в надлежащий вид для похода в ресторан.

Она посмотрела на себя в зеркало. На нее смотрела большеглазая девушка с элегантной прической и продуманным умеренным макияжем, в дорогом костюме и итальянских туфлях из тонкой кожи. Разве это она, Грейс Армстронг? Кого она собирается провести? Она села не в свои сани. Ей эта работа не по плечу. На нее испуганно смотрели большие глаза цвета морской волны. Грейс судорожно вздохнула. Ладони у нее стали влажными. Спокойнее, девочка, сказала она сама себе. Справишься.

Подправив макияж, Грейс прыснула на себя каплю духов. Теперь у нее есть квартирка в старом доме в приличном районе города. И она стоит целое состояние. Ей еле-еле хватит денег, заработанных за испытательный срок, но Барбара обещала, что в случае удачи ее оклад сразу удвоится, а это неплохие деньги, даже очень неплохие. Конечно, можно было бы найти что-нибудь подешевле, но она уже прикипела душой к этому любовно реставрированному дому, в котором еще витал викторианский дух, а ее прелестная комната под самой крышей, откуда открывался изумительный вид на черепичные кровли, была настоящим островком покоя посреди бурного городского океана.

Из секретарской раздался голос Барбары. Пора идти. Грейс, последний раз взглянув на себя в зеркало, одернула пиджак, поправила воротничок салатной блузки и вышла из маленького святилища.

Вскоре на пороге своего кабинета появился Алекс. Он двигался с какой-то ленивой природной грацией, отчего выглядел еще более внушительно. Сохраняя бесстрастное выражение лица, он жестом указал на дверь в коридор, и в это время на столе Барбары зазвонил телефон.

— Бог с ним, — бросил он властным тоном, Барбара кивнула и пошла было к выходу, но в это время включился автоответчик и послышался мужской голос:

— Барби? Милая, если ты здесь, возьми трубку, это важно.

— Это Билл. — Барбара с извинением бросилась к телефону.

Алекс лениво прислонился спиной к стене в коридоре и взглядом пригвоздил Грейс к месту. Она посмотрела на него, стараясь не выдать своей растерянности.

— Ну как первое утро? — бросил он своим глуховатым голосом, от которого у нее душа в пятки ушла.

— Хорошо, — ответила Грейс, стараясь говорить беззаботным голосом и моля Бога, чтоб Алекс отнес румянец, выступивший у нее на щеках, на счет жаркого калорифера. Это глупо, твердила она, злясь на саму себя. Она собирается работать на этого человека с девяти до пяти, но ведь так она и дня не протянет, не то что неделю.

А ведь на первом собеседовании в феврале она была такой собранной и хладнокровной. Еще свежие воспоминания о помолвке Энди и Санди, которая состоялась за два дня до этого, настроили ее на фаталистический лад, и она легко ответила на сто один вопрос Барбары и прекрасно прошла практические тесты. Ей тогда казалось, что самое худшее, что могло случиться, уже случилось, а потому ее не очень волновало, удастся ей устроиться на новую работу или нет. Хуже уже не будет. Да, так она чувствовала себя до самого последнего времени, до… девяти часов утра. До той самой минуты, когда заглянула в золотистые глаза на самом холодном лице из всех, что видела в жизни. И самом привлекательном…

— Хорошо? — протянул чуть насмешливо Алекс. — Можете объяснить это загадочное выражение?

Нет, не может, и его высокомерие на нее не подействовало. Что затрагивает два вышеупомянутые положения из кодекса Алекса — твердость характера и смелость. И тут она услышала собственный голос, жесткий, сдержанный, а вовсе не холодный, как она бы хотела.

— Не кажется ли вам, что было бы глупо с моей стороны пытаться высказать мнение после трех часов работы? Но со всей определенностью могу сказать, что помощь Барбары трудно переоценить. — Высказавшись таким образом, она задрала вверх подбородок и расправила плечи.

— Было бы странно слышать о Барбаре что-либо иное. — Впервые за все это время в его голосе почувствовалась теплота, что произвело на Грейс впечатление. — Таких секретарш днем с огнем не сыскать. Она одна на миллион.

— То же самое она сказала о… — Грейс остановилась. Она не знала, как Алекс воспримет слова Барбары, его представление о себе и без того было явно завышенным. Но слово не воробей…

Он перехватил его на лету.

— О ком? — переспросил он негромко, хотя она поняла, что он догадывается, о чем идет речь. Это было видно по глазам.

— О вас, — нехотя призналась Грейс. Она сказала, что такой босс, как вы, один на миллион.

— А вы что, сомневаетесь? — Он рассмеялся.

Грейс с удивлением взглянула на него, широко открыв свои бирюзовые глаза и округлив полные губы в попытке подобрать ответ.

Алекс явно наслаждался произведенным эффектом и почти пропел, приподняв свои черные брови:

— Правда или нет?

Как же он отличается от ее предыдущего хозяина. Перед глазами у нее мелькнул низенький напыщенный мистер Браун с его чопорными манерами и страхом хоть чем-то нарушить требования приличия. Легче представить его летящим на луну, чем так беседующим со своей секретаршей. Но ты еще не секретарша Алекса Кон-квиста, одернула Грейс себя. Может, ты ему не подойдешь. Или он тебе? И она внутренне согласилась с Барбарой насчет того, что Алекс босс один на миллион. Только ее критерий совсем иной, нежели у Барбары.

Эта последняя мысль позволила ей сказать с подозрительной легкостью:

— Не сомневаюсь, мистер Конквист, что Барбара права, говоря, что таких, как вы, днем с огнем не сыщешь и что вы единственный в своем роде.

— Алекс, — поправил он ее. — Я в свое время был совершенно невыносим. А вы, Грейс, так же хорошо умеете работать, как вставлять шпильки?

Нет, этот человек, видать, привык оставлять за собой последнее слово.

— Лучше, — чуть ли не весело бросила она. Эта работа не в счет. Ей ее не видать как своих ушей.

— Ну, тогда мы поладим. — Он оторвался от стены, повернув голову к двери, из которой в этот момент выходила Барбара, и Грейс заметила шрам у него на правой стороне шеи. Длинный, зигзагообразный, он шел от уха через всю шею и скрывался под воротником рубашки. Явное свидетельство какого-то жуткого несчастного случая. Шрам был серебристый, но на загорелой шее он резко выделялся.

— Прошу прошения, что заставила вас ждать, — извинилась Барбара. Вид у нее был взволнованный. — Это Билл. Он ужасно себя чувствует, — добавила она дрогнувшим голосом.

Алекс взял ее под руку, когда они входили в лифт.

— Что стряслось? — спросил он с неожиданным участием. — Что с ним?

— Что-то вроде пищевого отравления, — произнесла Барбара. — Так ему сказали. Билл думает, что ничего страшного.

— Он просто соскучился, и ты тоже.

— Пожалуй. — Барбара кивнула и улыбнулась, посмотрев при этом на Грейс. — Вам может показаться странным, но за последние двадцать лет мы впервые живем врозь целых восемь недель, и это так непривычно. Впрочем, Билл уже нашел роскошную квартиру, и все будет готово к моему приезду через шесть недель.

Шесть недель. Всего каких-то шесть недель! Если она здесь приживется, останутся Алекс Конквист и она и не будет заботливой опеки милой Барбары. Грейс двинулась вслед за своей наставницей и споткнулась о ковер, но тут же твердая рука подхватила ее под локоть.

— Осторожно. — Алекс стоял позади нее. Он высился над ней как колокольня. Грейс поблагодарила его. — Мне бы не хотелось, чтобы вы свернули себе шею в первый день работы, — невозмутимо добавил он. — И уж менее всего в этом здании. Не хватает только иска по производственной травме.

— Мне и в голову не пришло бы подавать на вас в суд за собственную глупость, — горячо возразила Грейс, словно ее в чем-то обвиняли.

— Не пришло бы? — Это было сказано циничным и насмешливым тоном.

— Нет, — повторила она твердым голосом, глядя ему в глаза и не обращая внимания на третьего свидетеля их маленькой перепалки. — Это было бы безнравственно.

— Безнравственно, — повторил он, словно примериваясь к слову.

Грейс моментально спохватилась, поняв, что выразилась неудачно, но сказанного не вернешь. Впредь думать надо.

— А вы всегда… нравственны, Грейс? — с невинным видом спросил Алекс.

— Всегда. — Все ясно. Эта работа не по ней.

Она ему явно не пришлась по душе. В каждом его слове, в каждом брошенном взгляде скрытая вражда и осуждение. С Барбарой он вежлив и даже заботлив, а с ней, с отчаянием думала Грейс, он все время пикируется. Эта заносчивая мужская самовлюбленность, то, что она больше всего ненавидит в представителях противоположного пола. Не ради этого покинула она свою тихую обитель.

— В таком случае надо сказать, что Барбара не ошиблась. — Грейс даже вздрогнула от неожиданности. Не это ожидала она услышать. К счастью, лифт в этот момент остановился, двери открылись и они вышли в вестибюль. — Ну, а теперь нас ждет ланч. Отдыхаем. Все согласны? Голос его вдруг изменился и будто отдалился и, как ни смешно, но Грейс показалось, что сквозь строй улыбающихся и кланяющихся людей их ведет совсем другой человек. Над ними возвышался холодный уверенный в своем могуществе магнат и предприниматель, он шествовал мимо безмолвно и подобострастно смотрящих на него присутствующих к сияющей латунью и стеклом двери, которую торопливо открыл один из служащих.

У тротуара напротив дверей стоял серебристый лимузин. Алекс повел своих спутниц к машине, и у Грейс было такое чувство, будто она играет в фильме и в любой момент появится режиссер и крикнет: «Стоп! Снято!»

Шофер открыл заднюю дверцу машины, как только увидел Алекса, и, когда Грейс последовала за Барбарой в кожаные недра роскошной машины, она пожалела, что юбка у нее слишком узкая. При всем своем благоразумии длины и покроя, она никак не была предназначена для влезания в подобные неземные автомобили, и Грейс не могла отделаться от мысли, что Алекс Конквист стоит у нее за спиной и созерцает ее обтянутый юбкой тыл.

Разгоряченная и порозовевшая от смущения, Грейс наконец подсела к Барбаре, но в этот момент ее чуть придавил своим крепким мужским бедром Алекс, и она вдруг почувствовала, что сейчас сварится. Он ее босс. Босс и только. Повтори…

Даже под пытками Грейс не могла бы сказать, как долго длилась поездка к «Монтгомери», каким маршрутом вез их шофер по перегруженному транспортом центру и о чем они беседовали. Все в ней до последней клеточки было сосредоточено на одном: как бы не опростоволоситься, хотя это, по всей видимости, не мешало ей нормально и достаточно связно разговаривать и вести себя как подобает.

Лимузин остановился у здания, всем своим видом свидетельствующего об изысканности и богатстве.

Конечно, бокал шампанского пришелся весьма кстати. Когда Алекс открыл полированную дверцу бара на спинке переднего сиденья, Грейс усилием воли не позволила себе вскрикнуть от изумления, но глаза у нее все равно расширились. Бокалы были высокие, шампанское розовое и пенистое, тонкого букета, а тост Алекса: «В нашем полку прибыло. За Грейс!» — снова зажег на ее щеках румянец.

— Что-то не припомню, чтоб ты так праздновал мое появление на фирме, Алекс, — промолвила Барбара. Она тоже пригубила шампанское и, когда глава фирмы помогал обеим дамам выйти из машины, была такой же раскрасневшейся, как и Грейс.

— В те дни я еще не знал, как обращаться с секретаршами, ты же знаешь, Барбара. Но со временем научился.

Грейс с завистью отметила некоторое панибратство, отличающее отношения опытной секретарши и хозяина. Разумеется, Барбара на несколько лет старше Алекса, к тому же она счастлива в браке, да и работают они много лет рука об руку, но все же Грейс не сомневалась, что ей никогда не удалось бы вести себя с ним с такой же чуть ли не материнской заботливостью, что, надо признать, и составляет суть тандема «босс — секретарша». Лично она боится его до смерти.

Грейс содрогнулась от этой мысли. Она не боится Алекса Конквиста. Она никогда не боялась мужчин, даже директора школы, настоящего тирана, приводящего всех школьников в трепет. Она не боится Алекса Конквиста! Что за нелепая мысль! Это все шампанское. Конечно, шампанское.

— Грейс, что-нибудь случилось?

Голос Барбары вырвал ее из водоворота мыслей, и Грейс увидела, что стоит на тротуаре, кругом снует неугомонная толпа. Странная поза для юной энергичной секретарши!

— Идем? — Барбара показала на здание, и, собравшись с силами, Грейс заметила Алекса, который открывал дверь ресторана с выражением великого терпения на лице.

Но особенно поразили ее его золотистые глаза. Они были чуть прищурены и внимательно смотрели на нее, что вдруг напомнило ей программу о жизни диких животных, которую она смотрела по телевизору прошлым вечером. Величественный лев с такими же золотистыми глазами неотрывно следил за своей жертвой, изящной точеной антилопой.

Алекс тут же моргнул и улыбнулся; тяжелые веки и густые ресницы опустились, а когда он взглянул на нее снова, это был просто привлекательный и властный мужчина. Мужчина, внимательный взгляд которого польстил бы любой женщине, мужчина недюжинного ума и несомненного обаяния.

Они сидели в уединенном уголке, откуда могли наблюдать за залом, оставаясь невидимыми. Еда была просто великолепной, и Грейс сполна ею насладилась. Алекс проявил себя очаровательным и радушным хозяином и развлекал дам остроумными историями, а когда очередь дошла до десерта, Грейс совсем разнежилась и чувствовала себя на седьмом небе.

На землю ее вернул спокойный голос Алекса. Барбара отлучилась в дамскую комнату, чтобы привести себя в порядок, и они остались одни.

— Так как, Грейс? Что вы решили? Бежать от греха подальше или остаться? — Он пристально смотрел на нее, подняв черные брови.

— Что? — Голос ее прозвучал слишком громко, совсем не так, как следовало бы говорить с эти человеком. С ним надо быть спокойной, не суетиться, не терять над собой контроля. Все это пронеслось у нее в голове, когда она посмотрела, как он сидит, вальяжно откинувшись на спинку стула, и наблюдает за ней сквозь прищуренные веки, что опять напомнило ей о бедной антилопе. Впрочем, у той были кое-какие преимущества. Ей было куда бежать.

Он пугал и тогда, когда не хотел этого, хотя она не могла бы с точностью сказать, хотел он этого или нет. Такой уж он, видать, человек. Его окружает аура власти, но лично ей, с горечью думала Грейс, это не дает чувства защищенности и комфорта. Алекс Конквист — конквистадор и есть. До кончиков ногтей…

Господи, девочка, возьми себя в руки, в сердцах напомнила она себе. Остается наделить его сверхъестественными способностями, он только рад будет!

Эта мысль подействовала на нее как ушат холодной воды, и Грейс сделала несколько вдохов, прежде чем с улыбкой ответить:

— Не понимаю, о чем вы, Алекс. Замечательно, ей удалось произнести его имя без малейшего усилия и даже немного иронически.

— Не поняли? — Золотистый поток хлынул на нее из-под ресниц. — То есть вы сейчас не раздумывали, приходить ли завтра или лучше не связываться?

— Вовсе нет. — Она и правда не думала об этом. Если и думала, то о другом. Возьмет ли он ее, а не о том, чтобы уйти самой. Да она и не из тех, кто бросает начатое дело. Это она и решила высказать ему. — Я согласилась на испытательный срок, чтобы самой убедиться, смогу ли справиться со своими обязанностями, и считаю своим долгом пройти его, — твердо проговорила она. — Но это улица с двусторонним движением. Вы можете решить, что я не подхожу вам.

— Я с первого взгляда понял, подходите вы мне или нет. В бизнесе приходится учиться определять годность человека в одно мгновение.

— Скоропалительные решения? — Грейс неодобрительно вскинула брови, надеясь, что он не догадается, что говорит она это для отвода глаз.

— Ни в коем случае. Взвешенное решение, обусловленное многолетним опытом и критическим чутьем моего отца, — парировал он немного насмешливо. Я никогда не делаю ошибок, Грейс. Больше не делаю.

— О, неужели когда-то и вы были как все мы, смертные? — Она сама ужаснулась, услышав свои слова. Ты с ума сошла, кто так говорит со своим работодателем, тем более если ожидаешь, что он действительно даст тебе работу. Мистера Брауна хватил бы удар! Но Алекс Конквист не мистер Браун.

— Видите ли, — в прищуренных глазах сверкнули искорки, и она поняла, что ее смущение не осталось незамеченным, — я предпочитаю вас в своем уголке. Кроме того… — Он сделал паузу и допил кофе. — В качестве моей секретарши и личной помощницы вам придется много общаться со мной, а в случае необходимости и по одиннадцать-двенадцать часов. Мне трудно было бы с человеком, скрывающим свои мысли, и я не выношу скучных женщин, Грейс. Я готов многое простить, когда человек действует честно и от души. Я ненавижу лживость, лицемерие и все эти ханжеские штучки типа «босс всегда прав». Хотя это так и есть… — Глаза у него смеялись. — Но если вы тоже так думаете, то куда делся восторг? Грейс, я вам не обязательно должен нравиться, так что не мучайте себя попусту, — вдруг добавил он. — Я же вам не нравлюсь, разве не так?

Это был не вопрос, а скорее утверждение. Грейс просто не знала, что ответить, и растерянно смотрела на него.

Он рассмеялся и проговорил странным голосом, словно это ему стоило усилий:

— Не обижайтесь, но — хотите верьте, хотите нет — я смотрю на это как на еще одно ваше хорошее качество. Видите ли, отчасти наш деловой тандем с Барбарой на протяжении стольких лет объясняется тем, что у нее есть Билл, которого она любит до безумия, поэтому наши отношения всегда были чисто служебными.

Он хочет сказать, что не желает, чтобы я строила какие-нибудь планы насчет него! Грейс не знала, радоваться ей или оскорбиться, однако склонилась к последнему. Что за раздутое самомнение!

— Власть и богатство возбуждают иных женщин. И если в других обстоятельствах это не так уж плохо, — от его голоса по всему телу Грейс пробежала дрожь, — то совершенно неприемлемо и опасно на работе. Вам по долгу службы придется иметь дело с конфиденциальными документами, и, поверьте мне, старая мудрость «благими намерениями вымощена дорога в ад» не менее мудра и сегодня, — холодно закончил он:

— Мистер Конквист, — она не помнила, чтобы когда-нибудь испытывала такую ярость, — все, что вы говорите, имеет ко мне такое же отношение, как полет на луну к этому бокалу. — Грейс стукнула по блюдцу. — Даже если бы я считала, что лучше вас никого на земле нет.

— Что вы не считаете, — ввернул он, сверкнув глазами.

— Ни в малейшей степени! — отрубила она.

— Ну и прекрасно. Это к нашему же взаимному благу. Я беру секретаршу, которой могу доверять и которая — как это следует из рекомендации мистера Брауна — не склонна примешивать к делам эмоции. Вы получаете место, весьма перспективное в плане вашей дальнейшей карьеры, вы будете много путешествовать, увидите новые места, причем все за казенный счет, не говоря о приличной зарплате. Разве не идеал, а? К тому же вы не будете связаны путами родного городишки. Кстати, почему вы уехали оттуда? — спросил он неожиданно для Грейс. — Вы были там счастливы последние двадцать четыре года.

Она внимательно посмотрела на него, но он оставался спокойным и бесстрастным, и тогда она ответила, стараясь не выказать волнения:

— Настало время расправлять крылья, вот и все. Я прошла хорошую школу, — она посмотрела на него чуть ли не с вызовом, — и поняла, что пора двигаться дальше. Я…

— Я спрашиваю не о вашем резюме и curriculum vitae. Это мы и так читали, Я имею в виду истинную причину. Это из-за мужчины? — спросил он бесцветным голосом.

Мимолетная тень мелькнула на лице Грейс, но тут же в ее зеленых глазах сверкнул гнев, она выпрямилась, вздернула подбородок и сжала кулаки на коленях.

— Мне хочется, чтобы между нами не было недоговоренностей, — произнесла она ледяным голосом и с пылающими щеками. — Я обсуждаю свою личную жизнь только по собственному желанию. Если вы возьмете меня секретаршей, то вправе требовать от меня полноценной и результативной работы, но это не значит, что автоматически вы получаете право вмешиваться в мою жизнь. Моя личная жизнь — мое личное дело и вас абсолютно не касается.

Так это был мужчина, понял Алекс Конквист. Он смотрел на разгневанное лицо Грейс, и ни одна мышца не дрогнула у него на лице. И она еще не отошла от всего этого.

— Вы совершенно правы, Грейс.

К ним пробиралась Барбара. Алекс встал.

— Думаю, мы можем идти, — произнес он спокойно. — Итак, Грейс?

Она уже вставала. Алекс отодвинул ей стул и на какой-то миг почти вплотную приблизился к ней. Она почувствовала запах крема для бритья, невольно отпрянула и наткнулась на стол, так что звякнули кофейные чашки и блюдца.

— Что? — спросила она чуть ли не с вызовом.

— Предложение остается в силе. С девяти до пяти.

Придя к себе, Грейс долго перебирала события прошедшего дня, но постепенно мысли ее перенеслись к фактам, предшествовавшим ее появлению в фирме «Конквист оперейшнс». Она снова вернулась в свой маленький городишко, и вся сцена после помолвки Энди и Санди ожила. Она словно наяву слышала голос Энди:

— Как, ехать в этот Вавилон? Опомнись, Грейс. Разве тебе не найдется дел здесь? Я уверен, что все будет в порядке. Главное, терпение.

А она смотрела на своего друга, которого знала всю свою жизнь и которого любила. Ну, как ей было объяснить ему, что истинной причиной ее отъезда из этого сонного городишки, затерянного в безбрежных зеленых полях милого ее сердцу края, были не выдуманные ею обстоятельства, а он, Эндрю Кроу-Барнес, или Энди, как все его звали.

Грейс только улыбалась, слушая его возражения и глядя на него своими зелеными, цвета морской волны, глазами, такими ясными и чистыми, что никто не увидел бы в них одолевавших ее тревог.

— Все уже устроено, Энди. Она отбросила прядь шелковистых каштановых волос, упавшую на щеку, и продолжала бодрым голосом: — Я прошла собеседование, правда полагала, что вряд ли что-либо путное из этого выйдет, поскольку конкурс огромный, но неделю назад мне позвонила секретарша мистера Конквиста. Я должна выйти на работу через четыре недели, чтобы несколько недель поработать под ее контролем, прежде чем она уйдет с этой работы и уедет вслед за мужем, получившим хорошее место в Штатах.

— Но если ты давно это задумала, то почему ничего не говорила? — спросил Энди тоном обиженного мальчишки. В этот момент он и впрямь был похож на избалованного мальчишку. — А тут на носу свадьба и вся эта суматоха. Санди так надеялась на твою помощь. Ты же знаешь, как она беспомощна в практических делах. В конце концов, ты же главная подружка невесты. Тебе и карты в руки. — Теперь в его голосе послышался упрек.

— Я понимаю, — ответила Грейс, вымученно улыбаясь. Уж кто-кто, а она об этом не забывала ни на минуту. Да, главная подружка красавицы-невесты, явившейся не весть откуда в их городишко и с первой встречи похитившей сердце Энди. Санди Гринвуд со своими длинными белокурыми локонами, небесно-голубыми глазами, талией в рюмочку и ногами, растущими прямо от шеи. Но она действительно мила, с горечью думала Грейс. Звезд с неба не хватает, хохотушка, только палец покажи, да к тому же беспрокая, но красива как картинка. Этого у нее не отнимешь. — Да разве я отказываюсь быть подружкой невесты у вас на свадьбе? Не о чем беспокоиться. Обо всем можно позаботиться до моего отъезда, а что касается церкви, где будет венчание, и городского зала для свадьбы, так с этим вы с дядей вроде прекрасно разобрались. — Дядя Энди был местным викарием. — Я приеду на уик-энд в конце августа, если Санди что-нибудь понадобится, — спокойно объяснила Грейс.

— Разумеется, ей понадобится уйма вещей, — сказал Энди. На этот раз в его голосе звучала смесь беспокойства и раздражения, отчего на миг терзающая ее боль уступила чувству досады.

Ну, как можно быть таким… толстокожим? Ведь они всю жизнь жили рядом как соседи, все детство и отрочество провели вместе, и дом одного был домом для другого. Его родители были ее вторыми родителями. И, даже когда они разъехались по университетам, новые знакомства не могли заменить им привязанности друг к другу.

Правда, они никогда не говорили о своих отношениях. Да и зачем? Ведь все и так было ясно. Они предназначены друг для друга. Или ей так казалось?.. Тем хуже, с горечью подумала она.

— Энди, я понимаю, что у Санди нет семьи, но разве твоя мать не готова помочь ей во всем? — Грейс старалась говорить ровным и спокойным голосом. — С залом все улажено, а твоя мама знает поставщиков продуктов, которых сосватал ей ваш дядя. Так что чего попусту волноваться! Все идет как надо.

— Но ей так нужна твоя моральная поддержка…

— Ей с лихвой хватит твоей моральной поддержки! — Это уже слишком. В конце концов, есть предел терпению. Мать Грейс была рыжей, о чем свидетельствовали огненные искорки в ее каштановых волосах. Так что она, конечно, отчасти унаследовала ее горячий нрав.

— Так ты окончательно решила ехать? — отрывисто проговорил Энди после напряженного молчания.

— Да, окончательно, — столь же отрывисто бросила Грейс. Она завтра же едет, если ничего не случится. Она по горло сыта многомесячным созерцанием воркования этой парочки, а обряд помолвки был для нее испытанием, которого она не пожелала бы и врагу. Все эта история тянулась больше полугода до середины сентября, и больше Грейс не выдержала бы. В довершение всех бед Санди явно хотела, чтобы Грейс была ее лучшей подругой, .

— Стало быть, и говорить об этом больше нечего. Но почему ты не могла подождать со своей карьерой и еще немного поработать у Брауна. Просто ума не приложу. Ты говоришь, что перемена места и работы встряхнет тебя, и это я могу понять. В твоем возрасте… — Нет, она сейчас ему врежет, он так и напрашивается. — Полгода раньше, полгода позже, какая разница…

— Вероятно, в моем возрасте, у меня нет времени ждать, — горько заметила Грейс в спину Энди, который уже направился к выходу. Санди в свои двадцать была на четыре года младше Грейс и Энди, но она уже несколько раз давала это понять в своей невинной манере, отчего Грейс чувствовала себя древней старухой, из которой песок сыплется. — Может, я решила брать быка за рога и не упускать свой шанс? — Она поймала себя на мысли, что в этих словах есть более глубокий смысл. Ей действительно давно пора уехать из этого захолустья.

Но Энди не остановился, и через секунду Грейс услышала, как хлопнула дверь. Она тяжело вздохнула и с трудом удержалась, чтобы не разреветься. Моргнув несколько раз, она подняла вверх подбородок, твердя, что не позволит себе распускать нюни. Хватит тех слез, что она выплакала за последние месяцы. Через четыре недели она покинет Билдс и, даже если место секретарши знаменитого Александра Конквиста улыбнется ей, ни за что не вернется сюда. Ни за что!

Все ее представления о будущей жизни с того самого момента, как она научилась ходить, были связаны с красивым молодым человеком, который только что столь стремительно покинул гостиную, и теперь ей предстояло научиться жить без него, а научившись, строить собственное будущее. Конечно, это не тот путь, который она выбрала бы по собственной воле, конечно, он усыпан не розами и там не ждет ее милая сердцу семейная жизнь, но нечего больше плакать по тому, чему не суждено быть, не то она окончательно превратится в какого-то слизняка.

Грейс расправила плечи и гордо подняла голову, уязвленная этой мыслью. Хватит проливать слезы над пролитым молоком. Что было, то было. И быльем поросло. Размазней она никогда не была! Она молода, умна, а на Эндрю Кроу-Барнесе, каким бы распрекрасным он ни был, свет клином не сошелся! При этой последней мысли Грейс помрачнела. Нет, ей было не по силам смириться с этой мыслью. Распрекрасный, да не в ее сказке. По усам текло, да в рот не попало. Тут и сказке конец.

Этими печальными мыслями завершился ее первый рабочий день.

2

Следующие недели были для Грейс сущим откровением. После первых дней, промелькнувших как сон, она поняла, что работа ей нравится. Нет, не просто нравится, она ее полюбила. Она не могла дождаться утра, чтобы бежать на работу, и часы в офисе «Конквист оперейшнс» пролетали незаметно.

Она не без удовольствия работала и в конторе «Браун энд Браун», и ее роль секретарши директора фирмы тоже была весьма ответственной, но работать с Алексом Конквистом было нечто особенное. И это мягко сказано.

И тем не менее в понедельник утром семнадцатого мая, когда Грейс проснулась, а за окном голубело чистое небо и светило яркое солнце, и вспомнила, что ей предстоит жонглировать сотней и одним шаром, с которыми Барбара справлялась играючи, ей стало вдруг не по себе и под ложечкой у нее засосало.

Дело не в том, что Алекс Конквист стал переходить за рамки чисто профессиональных отношений и отступил от заветов их первого ланча. Он ведет себя достаточно сдержанно и спокойно. Все это так. И тем не менее у нее сложилось впечатление, что во время всего испытательного срока в общении с ней он делал над собой усилия, тогда как с Барбарой был самим собой. Она уже знала, что Алекс не из ягнят, что он страшен в гневе и может кого угодно довести до белого каления. И безжалостен по отношению к тем, кто идет наперекор его желаниям

Только без паники, успокаивала она себя. Все будет хорошо.

Конечно, если быть абсолютно честной, ей не очень нравилось, что за столом он работает без пиджака и с расслабленным узлом галстука, а то и вовсе без оного. Она закусила нижнюю губу, досадуя на свою глупость. Что за ерунда, убеждала она себя. Однако на второй день своей работы в офисе, когда она вошла в кабинет босса и увидела его склонившимся над грудой бумаг за массивным рабочим столом в одной рубашке, из-под которой проступала хорошо развитая мускулатура, ей чуть не стало дурно.

Слава Богу, он был поглощен своими бумагами и не заметил., как она вошла. Галстук сбился на сторону, две или три верхние пуговицы рубашки расстегнуты, обнажая загорелую шею и волосы на груди. Господи, что она тогда претерпела.

Не то чтобы ее тянуло к нему. Эта мысль и так не давала ей покоя и неоднократно всплывала у нее в голове на протяжении всего рабочего дня. Отнюдь нет. Просто после маленького лысенького мистера Брауна, беспрерывно шмыгающего носом из-за хронического ринита, такой ярко выраженный самец, как мистер Алекс Конквист, явился для нее шоком. Но эту чисто животную физическую реакцию, зов плоти, она с легкостью подавила. Подумаешь, проблема.

Она надеялась, что рано или поздно это пройдет, и лучше рано. Это глупое… отношение к нему выбивало ее из колеи, заставляло нервничать, и каждый раз в его присутствии она, как ни боролась с этим, чувствовала себя не в своей тарелке.

Грейс сделала несколько вдохов и выдохов. Взгляд ее бродил по залитой светом просторной комнате и наконец остановился на большой коробке с тортом на маленьком холодильнике в крошечной кухоньке, занимавшей один угол.

Она впервые за это время съездила на уикэнд к родителям, и мама снабдила ее съестными запасами, которых, казалось, хватило бы на целую армию.

Она вспоминала свой визит домой. С родителями она отдыхала душой; у нее всегда были хорошие отношения и с отцом, и с матерью. В субботу вечером они устроили настоящий пир и чудесно отдохнули, радуясь жизни. А вот встреча с Энди, первая за эти шесть недель, повергла ее в уныние, если не хуже.

Как только он углядел ее красный «фольксваген», припаркованный около родительского дома (она выехала поздно ночью после вечеринки по случаю отъезда Барбары), он тут же постучал к ним, и Грейс не могла отделаться от него целых три часа. Отделаться? Грейс даже остановилась посреди комнаты при мысли об этом. Что за вздор! Разве она когда-нибудь отделывалась от Энди? Она просто не так выразилась. Просто теперь, после его обручения с Санди она не знала, как правильно вести себя с ним. А к тому же он был такой… Несчастный? Нет, быстро ответила она сама себе. Конечно, не несчастный, просто по горло загруженный всякой суетой, связанной с приготовлением к свадьбе. Что вполне понятно, разве нет?

Она слегка покачала головой, продолжая ходить по комнате. Ей надо было принять душ в крошечной ванной на лестнице напротив двери, потом приготовить тост и кофе. Времени у нее полно. Она решила прийти в офис пораньше, чтобы просмотреть почту Алекса до его появления, и встала на час раньше обычного. Она хотела приступить к своей постоянной работе с полной ответственностью, как и решила заранее, что означает полную отдачу сил и преданность фирме. На ближайшие несколько лет, по крайней мере. И чего ей совсем не нужно после сердечных мук последних месяцев, так это любовных историй. Работа — вот спасительный якорь. Здесь все ясно и понятно и можно реализовать свои амбиции. Мужчины же — это вечная непредсказуемость и источник сердечных мук. Перед глазами внезапно всплыли холодные янтарные глаза и рука ее, протянувшаяся за банным полотенцем на маленькой табуретке у двери, повисла в воздухе. Алекс Конквист ее босс, и этим все сказано. Связанные с ним треволнения и беспокойства объясняются просто: ее финансовое благополучие в его руках. Потому и его магнетизм действует на нее. А он действует. И еще как.

Грейс пришла в «Конквист оперейшнс» в четверть девятого, но когда заглянула в кабинет Алекса через смежную с ее приемной дверь, то поняла, что он провел у себя половину уикэнда, судя по бумагам, которыми был завален стол и даже пол. Этот человек настоящий трудоголик!

— Доброе утро. — Голос у него был озабоченным. Она открыла было рот, чтобы должным образом ответить, как он добавил: — Вы сегодня вечером можете полететь в Японию? — И это было сказано таким тоном, будто речь идет о чашке кофе.

— В Японию? — Остатки приятной расслабленности после чашки кофе с тостом на ее крошечном балкончике улетучились в мгновение ока. Она с недоумением посмотрела на него.

— Ну да. — Он даже головы не поднял от бумаг. — Дела с господином Сугимото немного запутались. Мне надо повидаться с ним и многое обсудить лично. Лучше непосредственных контактов ничего нет, сами знаете.

— Понимаю, — кивнула Грейс, пытаясь придать голосу должную секретарскую деловитость, что давалось ей с трудом, настолько она была сбита с толку неожиданным приглашением.

— Мне понадобится этот отчет, будьте добры напечатать его к полудню. Если потребуются какие-нибудь изменения, лучше внести их до отлета.

— А… а на какой срок предполагается поездка? — спросила Грейс.

— Дней пять, от силы неделя.

Неделя в чужой стране в компании Алекса Конквиста, мелькнуло у нее. А он еще спрашивает, есть ли проблемы. Но это входило в условия договора, когда она соглашалась на работу.

Она могла это предвидеть, просто ей хотелось бы еще несколько недель… на акклиматизацию.

Утро пролетело незаметно, и, когда она принесла отчет на просмотр Алексу, уже было одиннадцать. Грейс поехала домой, побросала вещи в чемодан, схватила паспорт и вернулась в офис еще до двенадцати, чтобы продолжить работу.

Было уже около половины второго, когда до Грейс дошло, что она не предупредила о своей поездке мать. Она взяла трубку, набрала номер, и надо же было такому случиться, чтобы в этот самый момент Алексу приспичило войти в ее кабинет с пачкой документов. Вид у него был озабоченный.

Ах как неудачно! Грейс услышала голос матери, и ей было неудобно класть трубку. Он никогда сам не заходил сюда, а всегда вызывал Барбару звонком, после чего та шла в святая святых.

— Здравствуй, это я, Грейс. Я вылетаю на несколько дней по делам в Японию. Так что не беспокойся, если позвонишь и не застанешь меня дома.

— В Японию? — возбужденно подхватила мать. — Вот это да, доченька! Мы с отцом с удовольствием вспоминаем об этом уик-энде. Было страшно приятно повидать тебя.

— Мне тоже, — ответила Грейс. Мысль о крупной фигуре, стоящей в дверях, несколько смущала ее.

— Так в Японию, говоришь? Здорово. Не забудь таблетки от укачивания, — ты же знаешь…

— Прости, мне надо идти. — И, не глядя на Алекса, она знала, что он хмурится. — Я позабочусь о себе, не беспокойся. Позвоню сразу, как только вернусь.

— Всего хорошего, милая, и спасибо за звонок. Надеюсь, все будет прекрасно и ты замечательно проведешь время. Я люблю тебя.

— Я люблю тебя. — Они так всегда прощались. Она повернулась и увидела выражение лица Алекса.

— Все?

Его лицо было бесстрастным и спокойным, как всегда, но Грейс сразу поняла, что он подумал, и все в ней возмутилось. С первых дней ее появления здесь он сказал ей, что она имеет полное право на частные звонки, разумеется при условии, что они не мешают работе, но за все это время она позвонила впервые! Она и сейчас не стала бы звонить отсюда, если бы он предупредил ее о поездке чуть раньше. И нечего запугивать и вселять в нее чувство вины. Даже мистер Браун не притеснял ее в этом вопросе.

— Думаю, да. — Сказано это было с должной холодностью, чтобы дать ему понять, что его привередливость замечена и не одобрена.

— В таком случае, может, вы лучше разберетесь с прогнозируемыми цифрами, чем секретарша мистера Корнфорда. Я попытался продраться сквозь этот лес цифр и запутался. Боюсь, господину Сугимото будет сложно что-нибудь понять в этих дебрях. Здесь много лишнего. — Он произнес все это таким сердитым голосом, словно во всех бедах виновата она.

— Хорошо, просмотрю. — Грейс поджала губы, беря протянутые листки. — Нам надо выходить не позже половины третьего. Самолет в четыре, — бросила она таким же резким и холодным голосом.

Грейс настолько боялась коснуться его руки, что взяла бумаги за самый краешек, так что последний листок полетел вниз, а когда она нагнулась, чтобы подхватить его, Алекс сделал то же самое. Соприкосновения удалось избежать, но его голова приблизилась к ней так, что она почувствовала его тепло и запах. Ее словно током ударило, и она резко отшатнулась, в результате чего остальные листочки посыпались ему на голову.

— Ах, простите.

Последний ее рывок кончился тем, что они стукнулись головами, да так, что у Алекса искры из глаз посыпались, а Грейс показалось, что босс покачнулся и выругался, но тут же овладел собой и бросил:

— Черт побери, да оставьте их, я сам. Грейс, глубоко вздохнув, глядела, как он, нагнувшись, собирал листки, и старалась не сосредоточиваться на узких сильных бедрах, резко обозначившихся натянувшимися брюками.

— Спасибо, — с трудом выдавила она.

— Пожалуйста. — Он положил на ее стол бумаги и, круто повернувшись, вышел через смежную дверь к себе в кабинет.

Замечательно. Просто замечательно. Грейс смотрела ему вслед, пытаясь унять сердцебиение. Это же надо, мало одного раза, она умудрилась столкнуться с ним дважды! Она понимала, о чем он сейчас думает. Где ты, Барбара? Вернись. Грейс невольно улыбнулась. За все шесть недель работы с Барбарой она видела ее неизменно спокойной, уравновешенной и непробиваемой в общении со своим вспыльчивым боссом. Не даром говорят, что разнообразие скрашивает жизнь.

Алекс больше не высовывал носа из своего кабинета и вышел ровно за десять минут до отъезда, так что она как раз успела довести до ума отчет и свести нескончаемые колонки цифр к минимуму, понятному и младенцу.

— Только закончила, — сияя проговорила Грейс. На него она не смотрела. Это было выше ее сил.

Он обошел ее стол и молча встал рядом. Когда же она протянула ему первый лист отчета, он, внимательно просмотрев его, одарил ее лучезарной улыбкой.

— Великолепно. Все сверили? — коротко спросил он.

— Да. — Она не стала объяснять, что нашла кучу ошибок и ей пришлось идти к мистеру Корнфорду разбираться. У нее создалось впечатление, что долго секретарша Корнфорда не продержится.

— Хорошо. — Он положил страницу на стол, застегнул воротничок, завязал галстук и проговорил: — Боюсь, уже пора. Вы готовы?

Как ни обыденно прозвучали его слова, в них была какая-то особая интимность, отчего Грейс залилась краской и, чтобы скрыть это, поспешно наклонилась к столу и стала собирать страницы отчета.

— Готова, — пробормотала она, передавая ему отпечатанные листки.

Интересно, у него все тело такое же загорелое, как лицо и шея? При таком росте и фигуре он, должно быть, потрясающе выглядит без одежды… От этой мысли по всему телу у нее пробежала дрожь, и она обрадовалась, когда он вышел к себе собрать вещи.

Да что это со мною? — недоумевала она. Она что, сходит с ума? Как может ей такое в голову прийти? Это было тем более странно, что она вообще не позволяла своему воображению так разыгрываться, даже в отношении Энди. Но Энди это не Алекс. От этой мысли она совсем расстроилась и стала убирать со стола, затем отнесла к двери чемодан, взяла из гардероба жакет, твердя себе, что она секретарша Алекса Конквиста и что она вылетит отсюда в два счета, если он догадается, что за фантазии бродят у нее в голове. Он бы неправильно это истолковал и решил, что у нее есть свои планы на его счет. Чего нет ив помине. Нет!

В последнюю минуту позвонили из Штатов, затем позвонил сам господин Сугимото, и Алекс догнал ее уже у выхода почти ровно в три. Шофер Алекса мастерски повел машину на полной скорости, лавируя среди потока машин на перегруженной дороге.

Роскошь полета в первом классе была так непривычна для Грейс, что она не сразу почувствовала преимущества этого. Она летит с ним! А он явно относится к мужчинам, у которых в крови рыцарское отношение к находящейся рядом женщине. И хотя было приятно, когда он обхватывал ее за талию, охраняя от толчеи по дороге к терминалу, и ей не пришлось самой тащить тяжелый чемодан и выстаивать в длинной очереди на красной дорожке, были в этом и свои минусы. Собственно, минусов было больше.

Она живо почувствовала, какой фурор производит Алекс на слабый пол, на что сам Алекс не обращал внимания. Женщины постарше и совсем юные вели себя вполне прилично, первые в силу возраста, вторые — почтения, но в зале ожидания была парочка хищниц, откровенно пустивших слюну при его появлении. Это было тем более обидно, что на нее они смотрели как на пустое место.

Как только они заняли свои места — а такая роскошь не снилась ей даже во сне, — Алекс снял пиджак и галстук и расположился в кресле, полностью расслабившись.

— Снимите туфли, расстегните все, что можно расстегнуть, и приготовьтесь к долгому полету, — сказал он со свойственной ему ленцой, повернувшись к ней. — Лететь чуть ли не двенадцать часов, а с учетом разницы во времени мы будем в Токио днем. Мы встречаемся с Сугимото к концу дня, так что с перелетом и встречей это будут все двадцать четыре часа. После обеда постарайтесь поспать несколько часов.

Грейс кивнула. Конечно, она постарается и будет достойной секретаршей, на которую он может рассчитывать.

Гормоны гормонами, но работа работой, и вместе им не сойтись, размышляла Грейс, расстегивая пуговицы тонкого льняного жакета и снимая туфли. Вообще-то она не считала себя особенно чувственной; ее любовь к Энди в основе своей была проникнута заботой и симпатией, для нее он был просто привлекательным мужчиной. Очень привлекательным, добавила она поспешно. Но от него она не теряла головы, как от Алекса Конквиста.

— И не будьте такой озабоченной, — проговорил Алекс тихим голосом, наклоняясь к Грейс, отчего она приросла к месту. — Я бы ни за что не взял вас к себе, если бы хоть на минуту усомнился в том, что вы подходите для этой работы. Может, вы не обратили внимания, но я не филантроп. А когда она повернула к нему голову, насмешливо добавил: — Как это ни забавно, но вы вовсе не обязаны мне улыбаться только потому, что я плачу вам зарплату.

— Не беспокойтесь, не буду.

Он был так близко, что она видела, как пробивается у него на скулах щетина, чувствовала запах его крема, к которому примешивалось что-то приятное, чему она не могла дать оценку.

Однако она заставила себя улыбнуться, за что была вознаграждена ответной улыбкой.

— Да я и не беспокоюсь. — Он откинулся на спинку кресла и, чуть прищурившись, разглядывал ее некоторое время. — Кто бы он ни был, он не стоит таких терзаний, Грейс. Поверьте мне.

— Что? — Она вытаращила на него глаза. — О ком это вы?

— О том типе, который давал вам напутствия, — пояснил он небрежно. — Разве не так?

— Хоть убей, не пойму, о чем вы…

— А что произошло? — не дослушав, перебил он ее. — Он что, вдруг сообразил, что допустил ошибку, согласившись на ваш отъезд, и теперь уговаривает вернуться?

— Никто не уговаривает меня вернуться, — с негодованием возразила она.

— А мне так показалось другое.

Да о чем это он твердит? — терялась она в догадках. Он же ничего об Энди не знает. Хотя чего тут знать? Ничего ведь и не было. Односторонняя любовь, и больше ничего.

— Алекс, уверяю, никто не уговаривал меня вернуться, — настойчиво повторила она. Что касается Энди, то тут не о чем говорить. Для него она старая добрая Грейс, подруга, утешительница, наперсница, своя в доску.

Не успела она разобраться с нахлынувшими на нее мыслями, как Алекс проговорил не без ехидства:

— Почему же вы тогда просили его не беспокоиться и клялись в своей любви?

— Я клялась Энди в любви? — Слова вылетели раньше, чем она спохватилась.

— Энди? Так его зовут? — Это было сказано с легким презрением, хотя без обычной самоуверенности. — Я всегда полагал, что это имя больше подходит женщинам. Впрочем, это зависит от типа мужчин.

— Алекс, мне кажется, произошла какая-то путаница. — Телефонный звонок. Этот дурацкий звонок! — Я не разговаривала с Энди с последнего уик-энда и не клялась ему в любви. Если вы имеете в виду сегодняшний разговор в офисе, то я звонила своей маме.

— Маме? — Алекс моргнул, и Грейс увидела, что он не знает, что сказать.

— Ну да, маме, — кислым голосом повторила она, хотя растерянный вид всемогущего босса доставил ей удовольствие. — Вы же сказали мне о поездке в самый последний момент, — продолжала она холодно, — и, как это ни удивительно, у меня есть жизнь за стенами «Конк-вист оперейшнс» и люди, которые будут беспокоиться, если я несколько раз не отвечу на их звонок.

— Вроде пресловутого Энди? — ехидно бросил он, приходя в себя. — Это имя соскочило у вас с языка?

Надо же быть такой дурой! Она смотрела на него с отчаянием, не зная, что сказать. Он наблюдал за ней на манер кота, следящего за мышкой; бледно-янтарная рубашка оттеняла золо-тистые глаза и усиливала сходство с хищником, вышедшим на охоту. Возьми себя в руки, девочка! — приказала себе Грейс. Алекс Конквист привык держать все нити в своих руках. Она достаточно насмотрелась на его повадки за эти шесть } недель. Она для него не более чем придаток и должна быть столь же послушной, как его правая рука.

Жизнь Барбары была для него ясна и прозрачна: брак в двадцать пять лет на друге детства, их взаимное решение направить свою энергию на карьеру, после того как выяснилось, что детей у них не будет. Барбару устраивала такая осведомленность шефа. Но Грейс не считала, что ее сердечные дела имеют какое-либо отношение к ее работе секретаршей у Алекса Конквиста.

— Энди — это друг, — проговорила она после некоторого молчания. — Старый друг, мы знакомы с детства. Понятно?

— Нет, не понятно. Я должен быть уверен, что вы со мной, Грейс. На все сто процентов. Мне не нужна секретарша, страдающая от неразделенной любви и прочей чепухи. Так не пойдет. Это отразится на работе, и вы сами это знаете.

— Как вы смеете? — возмутилась она. Это уж слишком.

— Смею, потому что это необходимо, — резко произнес он. — Я слишком во многом полагаюсь на секретаршу, чтобы позволить себе остаться на бобах.

— Послушайте, Алекс… — Она помолчала, с трудом сдерживаясь, чтобы не нагрубить. Он платит ей очень приличные деньги, а опыт и профессионализм, который она получит, работая с ним, не поддается оценке. Сотни девушек целовали бы Алексу руки, если бы он взял их к себе на работу. В принципе он имеет право требовать стопроцентной преданности. Дело не в этом! Так с какой стати она лезет в бутылку? — Энди моя любовь с детства. Он женится на другой, — вяло произнесла она. — И я вовсе не страдаю по нему. — Но это ведь так. От этой мысли она вдруг сама опешила, и голос ее дрогнул. — Я хочу все силы отдать работе. И прошу мне поверить. — Она посмотрела ему в глаза.

— Я этого не прошу, — проговорил он неожиданно мягко. — Могу я спросить вас еще об одной вещи?

Грейс кивнула. Она предпочла бы сказать «нет», но ее храбрость имела предел, а чем скорее все это кончится, тем лучше. Семь бед — один ответ.

— Если завтра он предложит вам все начать сначала, что вы на это ему скажете? И, пожалуйста, правду.

— Не знаю. — Господи, какое же у него сексапильное лицо. Мысль совершенно неуместная, но столь навязчивая, что она не могла противостоять ей. Интересно, сколько у него было любовниц?

— Не знаете? — Он медленно покачал головой и криво усмехнулся. — И сколько лет вы любили этого парня, Грейс? Этого друга детства и чужого жениха?

— Всегда. — Она сказала правду, но, возможно, это прозвучало бестактно.

— Всегда? — повторил он, снова покачав головой, отчего ее словно током ударило. — И все же подумайте, случись ему покаяться и снова воззвать к вечной любви, готовы ли вы снизойти до него или нет? — ядовито спросил он. — Так или нет?

В его интерпретации все это звучало ужасно. Грейс смущенно посмотрела ему в глаза, покраснев до корней волос. С какой стати так все извращать?

— Грейс? — не унимался он. Так или нет?

— Вы все переворачиваете с ног на голову. — Это было, конечно, слабое оправдание. Ему удалось смутить ее.

— Я? Переворачиваю? — И, когда он наклонился к ней и коснулся губами ее волос, вся ее прежняя жизнь куда-то испарилась, а все представления о верности, любви, порядочности, свободном выборе разлетелись как дым. Это был мимолетный поцелуй, он тут же откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и произнес ровным голосом: — Парень идиот, не годящийся вам в подметки, и вы это прекрасно знаете. Забудьте о нем, Грейс, и занимайтесь своей жизнью. Вы молоды, красивы, и надо, пока не поздно, брать от жизни все. Работайте на все сто и развлекайтесь на все сто, в наших водах на вас рыбы хватит, и нечего больше вспоминать о той мелкой луже.

Он ее поцеловал. Грейс была рада, что краска, залившая ее лицо, не бросилась ему в глаза, потому что он их прикрыл. Впрочем, это и поцелуем-то не назовешь, сказала она себе, когда здравый смысл опять вернулся к ней. Держись, Грейс. Для него это был некий завершающий знак в их разговоре, благословение на будущее, равнозначное дружескому похлопыванию по плечу. Он же не виноват, что для нее это оказалось столь… ошеломляющим.

Грейс откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, чтобы успокоиться. Нет, это его вина, сказала она себе через несколько секунд, он не может не знать, как действует на женщин. Есть мужчины, с которыми вполне возможны дружеские и деловые отношения без всякого секса, а есть другие, с особым даром сексуальной привлекательности, и с ними дружить труднее. Алекс Конквист относится к последним. Он нечто из ряда вон выходящее, и не одна она это признает, утешала себя Грейс. Она собственными глазами видела, как он действует на женщин. Самые крутые деловые дамы в его присутствии превращаются в мурлыкающих кисок, и он палец о палец для этого не ударяет! Что же когда ударит? Да убойная сила, что тут скажешь. А он это знает и пользуется.

Она прикусила нижнюю губу, находя облегчение в том, что мало чем отличается от остальных женщин и что от его обаяния никуда не деться. Но он ее босс, и ей предстоит видеться с ним каждый день, а стало быть, со своей слабостью, которая не более чем дань природе, придется как-то бороться. Он сам четко и ясно изложил все это в первый день ее пребывания в «Конквист оперейшнс». Да, ему нужна эффективная, приятная и разумная машина, а при первом же проявлении чувств или романтических склонностей она и пикнуть не успеет, как окажется за дверью.

Грейс кивнула в такт собственным мыслям, чувствуя прилив бодрости. Все не так уж страшно. Она, несомненно, научится держать свои чувства под контролем. Никаких поводов впадать в отчаяние нет. Она будет впредь холодна как кусок льда в холодильнике.

Введя поцелуй в правильную перспективу завершения производственной пятиминутки, она вернулась к мыслям об Энди. Так неужели он держал ее за дурочку? Ответ был четким и ясным. Нет, она не обманывалась на его счет, когда он рассуждал о будущем, их будущем, хотя ничего конкретного он не говорил. А их поцелуи, его нежность, его доверие? Она баловала его и носилась с ним, а когда училась в университете, он всегда был с ней рядом как молчаливый охраняющий призрак. Когда она рассказывала о других мужчинах, он воспринимал это с кажущимся спокойствием, но явно болезненно, и она купилась на это. Все это так, с гневом думала она.

Энди продолжал играть в ту же игру и тогда, когда познакомился с Санди. Он повел себя так, словно она его младшая сестра, которую он опекает, и бесконечными полуправдами и недомолвками заставил ее усомниться в правильности своего понимания их отношений в прошлом. Как она могла быть такой дурой? Нечего теперь скрежетать зубами. Она бы больше уважала его, пусть даже испытывая боль, если бы он с самого начала дал понять ей, что влюбился в другую женщину, а ее разлюбил. С этим она справилась бы.

Почему она была такой слепой? Почему понадобилось вмешательство постороннего человека, Алекса Конквиста, чтобы у нее открылись глаза? Как она дошла до жизни такой?

— Какое сердитое лицо! — раздался холодный насмешливый голос.

Она открыла глаза и повернулась к нему. Он смотрел на нее своими янтарными глазами.

— Я… я грезила наяву, — смущенно проговорила она. — Так, привиделось что-то.

— Я не спрашиваю, что именно, — пробурчал он. — Лучше мне не знать. Стюардесса принесла меню. Взгляните.

Меню. В первом классе приносят меню? Бедные пассажиры экономкласса! Грейс с улыбкой взяла протянутую ей карту и пробежала ее глазами.

Итак, чем больше, как ей кажется, она знает мужчин, тем меньше что-либо в них понимает. Ну и что? Этот роскошный перелет первый в ее жизни, и она намерена насладиться им сполна. Она так и не могла себе объяснить, как сейчас относится к Энди, но одно знала твердо: она правильно поступила, уехав из родного дома и решившись расправить крылья. Другой вопрос: хорошо ли, что она угодила в сети Алекса Конквиста? Может, и впрямь она попала из огня да в полымя? Впрочем, это покажет время.

Она покосилась в сторону Алекса, и в животе у нее все опустилось, так действовала на нее его близость. Должен быть закон против таких мужчин, подумала она. Спасибо и на том, что она избавлена от всяких заскоков с его стороны. Ему нужна секретарша. Конец сказке. Ей же надо благодарить судьбу за это, потому что она вовсе не уверена, что устояла бы, направь он на нее свои чары. А Алекс вечный холостяк. Она готова поклясться, что его победам по всему света несть числа.

— Вот та самая загадочная улыбка, которая так идет этим полным губам. — Он сидел с закрытыми глазами. Все его большое тело дышало покоем. Он ровно дышал. — Стоит ли спрашивать, о чем вы думаете?

— Нет.

— Я так и думал. — Он потянулся, и она опять почувствовала, будто по всем ее клеточкам пропустили электричество. — Выберите себе блюда, а потом попробуйте расслабиться, — все тем же ровным голосом сказал он. — Вы слишком зажаты.

Тут он прав на все сто!

3

Их лайнер приземлился в международном аэропорту Токио незадолго до полудня. Они прошли по зеленому коридору без малейших проблем, а у выхода их ждала машина Сугимото. Шофер довез их до отеля, чтобы они привели себя в порядок, перед тем как поехать на первую встречу с их японским партнером.

Грейс удалось урывками вздремнуть в самолете. Она была слишком возбуждена, чтобы поспать нормально. И все же, несмотря на дающую себя знать усталость, она с жадностью рассматривала Токио.

Город огромный. Пять миллионов человек ежедневно приезжают на работу и уезжают обратно, и эта человеческая лавина проводит в дороге четыре часа. Так объяснил ей Алекс, заметив, как она смотрит во все глаза на мелькающие за окнами разрастающиеся вокруг пригородные застройки.

— Четыре часа? — ахнула Грейс. — Бедные люди.

— В любой другой стране это был бы настоящий бедлам, но здесь терпение и самообладание впитываются с молоком матери и люди относятся друг к другу с величайшим почтением. — Алекс говорил явно с симпатией. Он слегка прижался к ней и тоже смотрел в окошко, отчего у нее перехватило дыхание. — Город делится на самостоятельные поселения и городки, каждый со своим особым духом и средой, а великолепная система подземного транспорта соединяет их, так что добраться куда угодно можно всего за несколько минут. И все работает как часы.

— Это город вашей мечты? — не удержалась и спросила Грейс.

— Если учесть, что здесь фактически нет уличной преступности и воровства, то, пожалуй, да.

Они проезжали через район Шибуя. Шофер стал что-то живо говорить по-японски, Алекс столь же быстро ответил ему и потом, повернувшись к ней, проговорил:

— Он просит меня рассказать вам историю, связанную с этим местом; каждый токиец знает ее. Хачико, пес Акита, каждое утро провожал своего хозяина, профессора университета, на станцию, а вечером приходил встречать. Но в один прекрасный день хозяин не вернулся. Он умер. Пес подождал последний поезд и печально поплелся домой. И так еще семь лет до самой своей смерти он приходил вечером встречать хозяина. Жители Токио, потрясенные этой историей, собрали деньги, чтобы поставить у станции памятник верному псу.

— О… — пробормотала Грейс, глядя на Алекса и думая о бедной собаке. — Какая грустная история.

— В каком-то смысле да. — Он смотрел в окно через ее плечо, и ей показалось, что тень пробежала по его липу, хотя это могла быть игра света. — Человек в этом смысле явно уступает животному.

— Но, я думаю, большинство людей способно на истинную верность, — живо откликнулась Грейс, продолжая смотреть в окно и не придавая особого значения своим словам.

— Вы так думаете? — Что-то в его голосе заставило ее повернуться к нему. Лицо его оставалось бесстрастным, глаза ясными, но в словах чувствовалась еле уловимая грусть. — Я с вами не соглашусь. Моногамия, один из самых ложных мифов, которыми обманывает себя род человеческий, а ее насильственное насаждение влечет за собой больше несчастий, чем все войны в мире вместе взятые. Люди стремятся к невозможному, а потом винят друг друга, когда это оказывается недостижимым.

Поняв, что он говорит серьезно, Грейс опешила и в смятении посмотрела на него.

— Это довольно пессимистический взгляд на верность и преданность.

— Реалистический, — лаконично изрек он, и в его глазах появился металлический блеск. — Во всяком случае, когда дело касается мужчины и женщины.

Она чувствовала, что лучше не углубляться в эту тему — путешествие только началось, а майский день был на диво хорош, — но не смогла промолчать.

— Я с этим не согласна, — сказала она спокойно. — Я знаю многие пары, для которых верность самое естественное дело.

Он медленно покачал головой, не спуская с нее глаз.

— Что за самонадеянное утверждение! Откуда вам знать, довольны они или нет? И откуда вам знать, не ублажает ли кто-нибудь из них свои бренные тела на стороне? Об этом необязательно рассказывать направо и налево.

— Послушать вас, так все только спят и видят, как залезть в койку первому встречному типу в плисовых штанах или, по крайней мере, мечтают об этом, — горячо возразила Грейс, не боясь показаться наивной.

Он некоторое время смотрел на нее, явно наслаждаясь ее негодованием, а потом проговорил с ленцой и все так же улыбаясь:

— Не уверен, уместно ли здесь выражение «залезть в койку» да и «тип в плисовых штанах» не по моему адресу, но в принципе мысль выражена правильно. Именно так все и обстоит.

— Чушь собачья, — воскликнула Грейс, разозленная его покровительственным тоном.

— Чушь… собачья? — У него была такая реакция, будто ему залепили пощечину.

Ну и ладно, подумала Грейс. Хотя бы его спесь малость поубавилась. Она смотрела на его лицо, которое наливалось краской. Вероятно, не часто Алексу Конквисту приходилось слышать от посторонних такое. Но Грейс уже закусила удила.

— Чушь и есть, — повторила она, кусая губы. — Не спорю, городская жизнь резко отличается от деревенской ивы, очевидно, делаете такие выводы, исходя из собственного опыта и опыта своих знакомых и друзей, но у себя дома я знаю много супружеских пар, проживших двадцать и тридцать лет вместе и счастливых как воробушки.

— Про воробушков оставим, — желчно проговорил он. — Но скажите положа руку на сердце, неужели вы искренне верите, что эти образцы добродетели пребывают в брачном блаженстве? — Он пристально посмотрел ей в глаза.

— Да, — быстро проговорила она. — Верю.

— Спуститесь на грешную землю, Грейс! — Это было сказано с неподдельным сожалением по поводу ее непроходимой наивности, и Грейс не нашла в себе мужества продолжать дискуссию. Одно дело заявить своему боссу, что он мелет чушь, но совсем другое — сказать ему, что он самоуверенный, напыщенный мужской шовинист. Она отвернулась к окну и стала рассматривать мелькавшие за окном железобетонные громады деловых зданий, фабрик, магазинов и жилых домов, пытаясь успокоиться. Нельзя так выходить из себя, а главное, это бессмысленно.

Внезапно ей в голову пришла мысль. Она повернулась к Алексу и как можно спокойнее спросила:

— А вы не знаете, эта преданная собака мужского или женского пола?

Алекс повернулся к ней, и она прочитала насмешливый ответ в его глазах еще до того, как он заговорил.

— Когда эту историю мне рассказали впервые, там фигурировала сучка.

— Я так и думала, — задумчиво протянула она.

Их стильный отель в Эбису входил в целый архитектурный комплекс на месте бывших пивоваренных заводов Саппоро. Изысканно декорированный вестибюль, рестораны и комнаты отличались роскошью и безупречной чистотой.

После столь длительного путешествия Грейс не могла отказать себе в удовольствии посидеть в роскошной ванне, а затем облачилась в гостиничное юката из хлопка.

Она вовсе не устала, убеждала она себя, глядя на раскрасневшуюся большеглазую девушку в зеркале. Она высвободила волосы, и они рассыпались по плечам густой шелковистой волной. Алекс никогда не видал ее с распущенными волосами…

От этой мысли она вздрогнула и пошла в спальню, где оделась с рекордной скоростью, а потом собрала волосы в тугой узел на затылке и закрепила заколкой.

Алекс занимал соседнюю комнату. Когда минут через пятнадцать он постучался к ней, она была уже готова и ждала его. Она была вдвойне рада, что успела привести себя в порядок к его приходу. Он тоже, видно, принял душ, его густые черные волосы были зачесаны назад как обычно, но еще не высохли, пара прядок выбилась на лоб, придавая его мужественному лицу немного мальчишеский вид, отчего у нее по всему телу пробежала дрожь.

— Готовы? — деловито спросил он.

— Да… вот только сумку возьму, — быстро ответила она.

Грейс надеялась быть на высоте в этой деловой поездке. Комфортный перелет, великолепная доставка в отель и сам отель, который больше напоминал дворец, — весь этот мир больших людей, которые привыкли за свои деньги требовать совершенства, вселял в нее некоторое беспокойство. Она боялась подвести Алекса. Барбара была столь опытным и высоко профессиональным секретарем, что ей до нее никогда не дорасти, думала Грейс, беря в руки сумку и тонкий льняной жакет. Она никак не могла отделаться от этого беспокойства. Здесь, в чужой стране, она вдруг почувствовала себя слабой и беззащитной.

— В чем дело? — раздался голос Алекса. Она оглянулась. Алекс, шагнув назад в номер, внимательно смотрел на нее.

— В чем… дело? — переспросила Грейс дрогнувшим голосом, но тут же спохватилась. Так не должна говорить секретарша со своим хозяином. — Все в порядке. Иду.

— Лгунишка, — бросил Алекс и сделал стремительный шаг в ее сторону, невероятный для столь крупного человека. Взяв ее за подбородок, он спросил: — Мы что, так волнуемся из-за этих деловых встреч?

Грейс ощетинилась. Какой же он всезнайка! Почему он возомнил, будто видит ее насквозь? Пусть даже в данном случае он прав. Она скорей умрет, чем признается в этом. Она выпрямилась во весь свой рост и гордо вскинула голову, сколь ни смешно это было рядом с такой громадиной. Будто котенок, нападающий на своего африканского сородича. Правда, такая мысль пришла к ней позже.

— С чего вы взяли?

— Ах как мы сердимся! — Но это было сказано таким участливым тоном, что у нее колени подогнулись. — Да что вы такая колючая, Грейс? — сказал он, подходя ближе.

— Колючая? — Это ее укололо. Она всегда считала себя уравновешенной и общительной. Конечно, и на старуху бывает проруха. Случалось ей и срываться и грубить — она сама осуждала себя за такую несдержанность и винила в ней мать с ее бурным темпераментом, — но ей не хотелось, чтобы ее считали обидчивой. До встречи с Алексом она за собой этого не замечала. — Вовсе я не колючая, — произнесла она тоном, противоречащим сказанному, и это не укрылось от Алекса. — С чего вы взяли?!

— Не колючая, не колючая, — кивнул он саркастически.

Ее так и подмывало лягнуть его ногой, чего не бывало с ней со школьных лет, однако она взяла себя в руки и деловым тоном произнесла:

— Мы, кажется, собирались к господину Сугимото?

— Всему свое время, — ответил он таким же ледяным голосом. — Машина будет через час. Я подумал, что мы можем за чашечкой кофе просмотреть эти цифры отчета. — Он вопросительно и чуть насмешливо посмотрел на нее.

— Отлично, — быстро кивнула она. В кафе, на людях, ей не будет так не по себе. Лучше где угодно, только не в этой интимной обстановке. Интимной? От этой мысли она снова вспыхнула и разозлилась на себя. Что это с ней? У нее и в мыслях такого никогда не было, а если ее отношения с мужчинами доходили до определенной грани, она всегда находила способ остановиться вовремя. Она считала, что блюдет себя для Энди. Блюдет себя… От этого слова пахнет нафталином. Энди пару раз здорово посмеялся над ней, а Алекс Конквист тоже надорвал бы бока, узнав, что перед ним живая архаика двадцатичетырехлетняя девственница.

— Грейс, дорогая, мне не хочется зацикливаться на этой теме, но, уверяю вас, я вам не враг, — спокойно сказал Алекс.

Когда она прошмыгнула мимо него, направляясь к двери, он легко положил руку ей на плечо и повернул ее к себе. Она нашла в себе силы не реагировать агрессивно.

— Я знаю, — откликнулась она, изо всех сил пытаясь сохранять спокойствие в духе Барбары, но ей это не удавалось.

— Мы здесь по делам, — продолжал он, глядя ей в глаза. — Но если вы будете такая зажатая и напряженная, вы вымотаетесь раньше времени. А я очень во многом полагаюсь на вас. Поверьте. Уверяю вас, ничего такого, с чем бы вы не справились, не предвидится. Я знаю, что говорю.

Бездна иронии. Он упускает из виду одну безделицу — себя самого, с которым ей никак не справиться, сколько бы она ни билась. Но она скорее умрет, чем признается ему в этом.

— Надеюсь, — пробормотала Грейс и даже заставила себя улыбнуться, что было с пониманием принято другой стороной.

— Хорошо. А теперь… — Он подтолкнул ее в коридор и вышел следом, закрыв дверь. — Первым делом пару глотков хорошего кофе. Это поможет нам не заснуть у господина Сугимото. И еще быстренько пробежим все наши материалы. Идет?

Перед ней снова стоял преуспевающий бизнесмен, даже голос у него изменился, и Грейс была рада такой перемене. Она вполне могла иметь дело с Алексом Конквистом магнатом и мультимиллионером. Но с Алексом Конквистом мужчиной ей было не совладать.

Несмотря на свои опасения, Грейс вскоре убедилась, что вполне нормально справляется со своими обязанностями. Поездка к господину.

Сугимото оказалась для нее целым приключением. В японских городах дороги, проспекты, улицы и переулки не имеют названий, Токио не исключение, но приехавший за ними шофер прекрасно разбирался в городском лабиринте и вез их на большой скорости.

Алекс тоже немало удивил ее. Когда они прибыли на место, он проявил глубокое знание местных традиций и кланялся строго сообразно возрасту, положению и прочим тонким различиям, известным только знатоку местных обычаев. Он провел ее через все перипетии деловой встречи, не дав ей сделать ни одного промаха, и встреча прошла как по маслу.

Господин Сугимото и его личный помощник прекрасно говорили по-английски и были настолько любезны, что предложили пообедать всем вместе в ресторане. Ресторанчик оказался маленьким и дорогим. В нем специализировались на изысках японской национальной кухни. Но к тому времени Грейс настолько устала, что не чувствовала вкуса. Однако она живо общалась, не теряла нить разговора и беспрерывно улыбалась, отчего мышцы лица у нее одеревенели, а в голове гудело как в бочке.

Мужчины весь вечер пили сакэ, а Грейс предпочла содовую, тем не менее, когда они садились в лимузин господина Сугимото где-то около одиннадцати, в глазах у нее двоилось, будто она выпила целую бутылку невинного на вид, но весьма коварного японского национального напитка.

Грейс с трудом соображала что к чему, тело у нее налилось свинцом, но она вполне нормально попрощалась с японскими партнерами, и, только когда осталась наедине с Алексом, ноги у нее подкосились и она чуть не упала.

— Как вы? — спросил Алекс, который шёл чуть сзади и вовремя взял ее под руку. Взглянув на нее, он тихо охнул. — Господи, как это я раньше не догадался. Вы на ногах не держитесь, Это было близко к истине. Грейс хотела весело и беззаботно ответить ему и закончить вечер на легкой ноте, но не смогла вымолвить ни слова. Она пробормотала что-то бессвязное, глядя на него, все силы ушли на то, чтобы не отключиться. Только бы добраться до своей комнаты.

— Посидите минутку. — К немалому ее ужасу, он подтолкнул ее к просторному креслу около лифта, а затем пригнул ее голову к коленям.

Она настолько обессилела, что даже не сопротивлялась, хотя мучилась от мысли, какое смешное зрелище представляет она со стороны. Алекс громко позвал кого-то из обслуживающего персонала, и к ним подбежал молодой человек. Он вызвал им лифт.

— Со мной… все в порядке, — вяло пробормотала Грейс, пытаясь встать.

Алекс снова что-то произнес довольно сердитым тоном и, прежде чем она успела понять, что происходит, поднял ее словно пушинку и легко понес к лифту.

Быть того не может. Она полностью находилась во власти сильного мужчины, прижимавшего ее к себе и дышавшего на нее крепким мужским духом, отчего она совсем ослабела. Ее легкий льняной жакет раскрылся, и она всем телом ощущала биение его сердца.

Каково же это быть в его объятиях? — пронеслось у нее в голове. Сейчас она была настолько слабой и беззащитной, что уже не боролась с истиной. С первого же дня она признала его деловые способности и мощный интеллект, что в сочетании с неординарными физическими данными делали его неотразимым. И это подтверждали многочисленные женщины, звонившие ему в течение дня. Судя по всему, у него каждый день была новая пассия.

От этой не очень уместной в данной ситуации мысли Грейс дернулась, а резкий и лаконичный окрик вызвал у нее протест и желание высвободиться.

— Да я в порядке, я могу идти сама.

Он скосил на нее свои золотистые глаза и, заметив ее смущение, он мягко проговорил:

— Какое тут в порядке. А поднимать вас с пола мне не с руки, так что расслабьтесь, сейчас придем.

— Пожалуйста, Алекс, меня это смущает. Я могу…

— Я говорю, расслабьтесь.

Его квадратный твердый подбородок возвышался в паре дюймов от ее лица, ее грудь была прижата к его грудной клетке, так что она чувствовала каждый волосок под его шелковой рубашкой. Словом, весь животный магнетизм этого человека тысячекратно возрос, с отчаянием думала бедная Грейс. Страстное желание придвинуться еще ближе и коснуться губами его щеки вывело ее из оцепенения, и она взмолилась, чтобы он не заметил ее внутренней дрожи.

— Я сказал, расслабьтесь, Грейс. — Лифт остановился, двери открылись, и Алекс хмуро произнес: — Успокойтесь, Грейс, я не собираюсь воспользоваться вашей слабостью, если эта мысль не дает вам покоя. Вы же моя секретарша, черт побери. Мы здесь по делам.

Я знаю. Я знаю. Это был вопль из глубин ее существа. Она знала этого человека каких-нибудь два месяца, не больше, а он успел перевернуть ее представление о самой себе и своей чувственности. Слава Богу, он не догадывается об этих переживаниях. Она несколько раз вдохнула и выдохнула, чтобы успокоиться.

Когда они дошли до двери в ее номер, он аккуратно поставил ее на ноги, и только тогда она осмелилась приоткрыть глаза, которые закрыла, борясь с желанием поцеловать его.

— Спасибо. — Она осталась довольна своим голосом, он не так дрожал, как она боялась, учитывая, что все внутри у нее просто распалось.

— Не за что, — сухо бросил он. — Дайте ключ.

— Это совершенно излишне, — чопорно проговорила она. — Я сама.

— Ключ, Грейс, — раздраженно бросил он. — Скорее.

Грейс протянула ему ключ, а когда он снова поднял ее и понес к кровати, ногой закрыв дверь, она почувствовала испарину. Вот и говори о ночных фантазиях!

— Ну вот и отлично. А сейчас я вас покину, но, надеюсь, вы не будете расхаживать, а ляжете и выспитесь. Если не поклянетесь мне в этом, я буду сидеть здесь до утра.

Грейс уставилась на него своими зелеными глазами, расширившимися от изумления. Губы у нее приоткрылись и вытянулись колечком. Наконец она кивнула.

— Я не шевельнусь.

— Вам надо в ванную, пока я здесь? — спокойно спросил он, хотя она могла бы поклясться, что в глубине его янтарно-золотистых глаз сверкнул бесенок.

— Не собираетесь ли вы пойти туда со мной? — выпалила она, к своему изумлению, и покраснела как маков цвет.

Ей показалось, что губы у него чуть раздвинулись, но ответил он без улыбки:

— Мои услуги простираются только до двери.

— О нет, мне никуда не нужно, — пролепетала она, чувствуя, как пылает ее лицо. Почему, что бы он ни сказал, она чувствует себя наивной и неуклюжей? Такого никогда раньше не было.

Он кивнул, нагнулся и снял с нее сначала одну туфлю, потом другую. По всему ее телу пробежала горячая волна, и она стиснула зубы. Когда же он присел на край кровати, положил ее ногу к себе на колени и стал со знанием дела массировать распухшую лодыжку, ее обдало таким жаром, что ей показалось, будто волосы у нее на затылке завиваются в колечки.

— Надо было надеть более практичную обувь, — неодобрительно сказал он, бросив взгляд на ее элегантные туфли на высоких тонких шпильках. — От таких длительных перелетов ноги всегда опухают.

— У меня все в порядке с ногами. — А когда он перевел взгляд на ее ноги, которые так ловко массировали его пальцы, она быстро добавила: — Во всяком случае завтра никаких проблем не будет. — Она хотела отдернуть ноги в самых страшных снах ей не снилось, что она окажется в руках Алекса и будет чувствовать себя столь уязвимой), но не пошевелилась, боясь вызвать в таком проницательном человеке подозрение, будто она смотрит на него не только как на своего работодателя.

— Завтра можете спать сколько угодно. — Он осторожно положил одну ногу на покрывало и стал ловко массировать другую. — У меня встреча в девять, но я могу обойтись без вас, а вот другая, с господином Сугимото, в комплексе Саито в три часа будет долгой и сложной, и я бы хотел, чтоб вы были свеженькая как огурчик.

— Я могу быть свеженькой как огурчик и в девять, — возразила Грейс. Мог бы он обойтись утром без Барбары? Едва ли и едва ли предложил бы ей это.

Алекс внимательно посмотрел на нее, продолжая делать массаж.

— Я не подвергаю сомнению ваши профессиональные качества, Грейс, — сказал он, словно отвечая на ее мысли, — и я бы не просил сопровождать меня утром Барбару. Вы об этом подумали, не правда ли?

— Вовсе нет, — солгала она. Он читает ее мысли, и это начало пугать ее.

— Ах вы лгунья! — Он положил ее ногу на кровать и резко встал. — Но вы не умеете лгать, Грейс Армстронг, в отличие от большинства представительниц вашего пола.

Она вдруг подумала, что он догадывается про ее состояние, и от этого ее снова бросило в жар.

— Я знаю, что вам хочется показать себя с лучшей стороны, но неужели вам не понятно, что вы не были бы здесь, если бы я не был в вас абсолютно уверен. Поверьте мне на слово, — произнес он, посмотрев на нее своими янтарными глазами, и она поняла, что он говорит правду. — А я никогда не ошибаюсь.

— Никогда? — Его высокомерие опять сбило ее с толку, но и немного успокоило.

— Никогда, — отчеканил он.

— Везет же вам, — сказала она, сев на кровати. — Не чудо ли, пройти по жизни, не совершив ни одной ошибки.

— Я не говорил, что никогда не делал ошибок, я говорю, что не делаю их сейчас, — бросил Алекс, явно желая закончить разговор.

Желание побольше узнать об этом загадочном человеке заставило ее проигнорировать его г желание закончить разговор и задать вопрос:

— Надо полагать, эти ошибки былых дней были катастрофическими, раз они научили вас быть осторожным впоследствии, не так ли?

Он пристально посмотрел ей в глаза, помолчал, а затем, когда Грейс уже стало не по себе, произнес:

— Если вы считаете, что разбить на машине одну невинную молодую женщину и позволить другой загнать себя в ловушку и превратить жизнь в ад, пользуясь для достижения этого своим больным умом и красивым телом, — это явления катастрофические, то вы, пожалуй, правы.

— Что? Я… я не поняла, — запинаясь проговорила растерявшаяся Грейс, до глубины души потрясенная болью, прозвучавшей в этих словах, несмотря на спокойный тон, каким они были произнесены. — Я не понимаю, о чем вы.

Алекс снова посмотрел ей в глаза.

— Разумеется, не поняли. Простите, я напрасно вам это сказал. Это дела давно минувших дней, и незачем было ворошить старое. Не берите в голову, Грейс. Всем нам свойственно ошибаться. Вот вы, например, с вашим Энди, который двадцать лет водил вас за нос, а потом бросил. Лучше там, где нас нет.

Лицо у Грейс пошло пятнами. Она лихорадочно искала слова, чтобы поставить его на место. Алекс чуть наклонился и провел пальцем по ее нижней губе, затем резко распрямился и вышел, оставив ее в полном смущении.

4

После ухода Алекса Грейс пребывала в таком состоянии, что готова была смириться с бессонницей, однако она провалилась в сон в тот же миг, как только голова коснулась подушки. Очнулась она, когда зыбкий рассвет стал проникать в комнату. Она лежала одетой поверх покрывала и проснулась оттого, что ей стало холодно.

Она бодро встала, с удивлением заметив, что от усталости не осталось и следа, быстро разделась, приняла душ, почистила зубы и, переодевшись в ночную рубашку, залезла под одеяло. Свернувшись клубком, она мгновенно заснула.

Солнце стояло высоко, и яркий свет заливал комнату. Грейс взглянула на будильник, стоявший на ночном столике и ахнула. Был полдень. Она проспала больше двенадцати часов и чувствовала себя прекрасно. Вскочив с постели, она потянулась как котенок и вприпрыжку побежала в ванную.

Только она вышла из ванной с распущенными по плечам мокрыми волосами, в собственном банном халате, а не в гостиничном хлопчатобумажном юката, как в дверь постучали. От неожиданности она вздрогнула.

Алекс? Охваченная паникой, она на мгновение застыла посреди номера, а затем, когда стук повторился, затянула поясок и решительно распахнула дверь.

— Доброе утро. — Алекс был уже одет для предстоящей деловой встречи. Вид у него был потрясающий, с точки зрения Грейс, магнат до кончика ногтей. При виде полуодетой Грейс он и бровью не повел.

А если бы повел, подумала язвительно Грейс. Алексу Конквисту до нее как до прошлогоднего снега. Особенно в таком виде: с хвостиками непросохших волос и без косметики.

— Доброе утро, — с вымученной улыбкой выдавила она. — Я почти готова. Я спала, как вы велели. Десять минут, и я в вашем распоряжении.

— Прекрасно, — бросил он. — Я заскочил, чтобы предупредить, что заказал ланч на час, нормально? Машина будет в два, так что у нас полно времени.

— Спасибо, — проговорила Грейс, ловя себя на том, что чувствует себя смущенной.

— Итак, я зайду снова, — он посмотрел на золотой «роллекс» на запястье, — минут через двадцать пять.

— Отлично, — ответила она без улыбки и безразличным тоном, под стать ему.

Что-то не так, подумала она, оставшись одна. С чего бы такая холодность? Уж не из-за того ли, что она не пошла с ним на встречу в девять утра? Он же сам велел ей выспаться. Ничего здесь особенного нет. Нечего выдумывать. Надо поторапливаться.

Волосы высохли, и она собрала их в узел, закрепив заколкой. Косметикой злоупотреблять, как всегда, не стала: тончайший слой золотистого тонального крема, пару штрихов зеленых теней на веки и немного черной туши на свои длинные ресницы. Оделась не броско, но изысканно: нефритового цвета льняная юбка до лодыжек с разрезами до колен, в тон ей блузка, заправленная в юбку. Ансамбль завершал широкий кожаный пояс, золотые клипсы-гвоздики, темно-коричневые туфли-лодочки на высоких каблуках в тон поясу.

Сочетание деловой сдержанности и женственности. Она кивнула в зеркало своему отражению, и в этот момент раздался властный стук в дверь. Она не должна давать ему повод думать, будто пытается привлечь его внимание, твердо сказала она себе, подходя к двери. А сексапильное черное платье, которое она захватила с собой — мало ли что, — не будет извлечено на свет божий из гардероба. Для него она должна быть продолжением офиса. Не более того. Никаких эмоций.

Он стоял в коридоре, прислонившись к стене, и, несмотря на только что данное обещание, она почувствовала, как сердце у нее екнуло, когда он небрежно выпрямился и отбросил со лба упавшую прядку волос.

— А вот и я. — Он был опять спокоен и уравновешен, словно утром ничего не произошло. — Вы выглядите потрясающе. Очень по-английски. Совсем не та утренняя Афродита.

Ах Афродита?! Грейс не дрогнула. Холодно улыбнувшись, она закрыла дверь и двинулась вместе с ним к лифту.

Они съели легкий ланч и подождали до двух машину в вестибюле. И хотя Алекс со свойственным ему умением поддерживал разговор, Грейс с удивлением отметила, что он несколько раз бросил на нее задумчивый взгляд.

Нет, это человек загадка, думала Грейс, когда показалась присланная за ними машина господина Сугимото и они поднялись. Должно быть, так магнетически он действует на противоположный пол. И все же дело не только в этом. Ей было трудно представить его мелочным и придирчивым. Жестким, пожалуй, манипулирующим другими, когда надо, это на него похоже, но он был прав вчера, говоря, что Энди водил ее за нос. Она не могла себе представить, чтобы он использовал чью-то преданность в своих корыстных целях. Это с ним не вяжется. Алекс кто угодно, но не размазня.

Что ж, значит, Энди размазня? Она сощурилась от яркого солнца, влезая в роскошный лимузин, но эта мысль всю дорогу не давала ей покоя. А когда ответ пришел, она на секунду даже опешила. Конечно, размазня. Некоторое время она сидела, пытаясь обдумать эту мысль. Он всегда таким был, просто она не хотела этого признать все эти годы, нянчась с ним как с младенцем. Ее любовь к Энди была — она пыталась подыскать правильное слово — скорее сестринской. Она относилась к нему как к младшему брату, которого у нее не было.

Она смотрела в окно и ничего не видела. Но как такое могло случиться? Как она могла так заблуждаться? Все эти годы, когда она убеждала себя, что он создан для нее, все эти слезы и терзания, когда появилась Санди. А сейчас она вдруг чуть ли не с облегчением вздохнула, решив, что, в сущности, она легко отделалась и избежала худших бед. Выходит, она знала себя столь же плохо, как и Энди.

— …если вы не против, конечно?

— Простите? — Она очнулась от вопроса Алекса и густо покраснела. — Я задумалась.

— Понятно, — проговорил он сухо. Видать, он не очень привык, чтобы женщины рядом с ним задумывались. — Я спрашивал, не хотите ли вы сегодня вечером съездить со мной в настоящий японский отельчик, который мне рекомендовал один приятель. Японский дух в чистом виде. Это совсем не то, что эти европеизированные гостиницы типа нашей.

— О, — пробормотала Грейс. — Да, с удовольствием, — поспешно добавила она. — Это будет замечательно.

— Смешно побывать в Токио и не увидеть местного колорита, — объяснял Алекс, внимательно глядя на нее, — а у нас на ближайшие дни все расписано до минуты. Сегодня единственный свободный вечер, и хотелось бы этим воспользоваться.

Грейс снова кивнула. Он мог бы не расписывать все эти прелести. Ей и в голову не приходило, что это что-то вроде приглашения на свидание.

Деловая встреча в комплексе Саито прошла гладко, и где-то к семи деловая часть подошла к концу. Алекс отказался от предложенной господином Сугимото машины с шофером, и они с Грейс поехали в юго-западный район Акасака на такси. Приятель Алекса дал ему подробную карту маршрута, что очень важно в городе, где нумерация домов обусловлена временем строительства, а не порядком расположения, отчего даже таксисты по адресу могли легко найти только отель или крупное общественное здание. Словом, они нашли риокан, японский отельчик, без особых затруднений, что было настоящим чудом в таком лабиринте, какой представляет собой Токио.

— Я подходяще одета? — Грейс начала понимать тысячу и один ритуал, на которых зиждилось японское общество, и когда такси медленно катилось по узенькой улочке, едва не задев старика в хлопчатобумажном кимоно, бредущего, стуча своими деревянными сандалиями, она на минуту почувствовала приступ страха. Она не хотела бы кого-нибудь обидеть по незнанию обычаев.

— Вы совершенство. — Она посмотрела на лицо Алекса, и ей на секунду стало не по себе, но, когда он холодно улыбнулся, она поняла, что теплота в его взгляде ей просто привиделась. — Я голоден, — проговорил он небрежно. — Пойдемте.

Дорожка, выложенная плоскими камнями, вела через очаровательный зеленый сад с небольшим прудом и плавающими в нем водяными лилиями к веранде, также выложенной плитами, где их поджидала маленькая и очень красивая немолодая женщина в кимоно. Алекс позвонил из комплекса Саито и сообщил об их приезде. Их уже ждали. Женщина с улыбкой указала на две пары гета — одну большую и другую поменьше, — и Грейс, глядя на Алекса, сняла туфли и надела предложенную национальную обувь.

Грейс не совсем понимала, чего ей следует ожидать. День был такой насыщенный, что ей некогда было задумываться о вечере. Сейчас, идя вслед за Алексом внутрь заведения, она удивлялась, как японцы умудряются придать дому такой мирный и близкий к природе вид при такой скученности.

Комната, куда их ввели, поражала изысканной простотой и небольшими размерами. Алекс оставил гета на пороге, и Грейс сделала так же. Пол был устлан татами из рисовой соломы, скрепленной тростником. Потолок был из дерева, а посередине стоял низенький столик с множеством подушечек на полу. Здесь, догадалась Грейс, едят. В комнате было очень уютно и красиво. И очень интимно. Совсем не похоже на их шумный европеизированный отель, где вечно было столпотворение.

— Я не понимаю, — пробормотала Грейс, отрываясь от созерцания помещения и переводя взгляд на Алекса. — Мы же не будем здесь есть? — Может, это местный обычай, задавалась она вопросом, немного нервничая. Здесь ждут, когда пригласят в настоящую столовую, где накрывают на стол. — А где же ресторан? — спросила она как можно спокойнее.

— В риокане нет ресторана, — объяснил Алекс. — Еду приносят в комнату гостей. А что? Что-нибудь не так? — спросил он.

Что-нибудь не так? Он еще спрашивает! Она, видите ли, должна возлежать с ним на полу в этой идиллической обстановке и разделять с ним трапезу! И после этого он еще спрашивает, что здесь не так. Да все не так!

— Нет, ничего, — попыталась она выдавить самую лучезарную улыбку, на которую была способна. — Я просто не ожидала, вот и все. Это так… по-японски.

— Именно, — Согласился он. — Отдых гарантирован. А вон за той бумажной дверью лежат постельные принадлежности. — Он кивком указал на дальний угол, где было некое подобие стенного шкафа за хрупкими деревянными рамами, обтянутыми промасленной бумагой. — Но мы здесь собираемся только пообедать, если у вас нет других желаний.

— С какой стати? — Вот так дела. Алекс Конквист, хладнокровный победитель собственных порывов, интересуется таким ничтожеством, как она, пусть даже ради краткой интерлюдии?

Ерунда.

— Вам не вознестись на небеса, — лениво пропел он, скрестив руки на груди и с удовольствием глядя на ее вспыхнувшее лицо.

Хрупкая элегантная комната с низким дверным проемом, через который Алекс прошел, согнувшись чуть не в три погибели (поскольку японские гостиницы и дома не рассчитаны на западных верзил под два метра), пригашенное мягкое освещение, — все это делало его еще брутальнее. Грейс вдруг почувствовала какой-то дурман в голове, и ей даже захотелось, чтоб он неправильно истолковал ее смущение, но она все-таки переборола себя.

— Но действительно с какой стати? — Она внимательно посмотрела ему в глаза, стараясь не мигать. — Мне даже в голову не приходило, что вы устроите что-нибудь подобное.

— Не приходило? — Он видел, что она не кокетничает. Ей даже показалось, что по лицу у него пробежала тень, прежде чем он взглянул в ее раскрасневшееся лицо. — Даже не знаю, как это воспринимать: как комплимент или как оскорбление, — проговорил он с некоторой досадой, что указывало на выбор в пользу последнего.

— Да что вы, ничего подобного я не имела в виду, — поспешно поправилась Грейс. — Я знаю, что вы любите женщин! То есть я хочу сказать, ваша сексуальная жизнь, не сомневаюсь… Я не думала… — Она замолчала, с ужасом видя, как сама себе роет яму. — Я не думала, что все так получится…

— Ага. И на этом спасибо. Словом, мы пришли к заключению, что я нормальный мужчина из плоти и крови, с нормальными гормонами, — сказал Алекс, не отрывая от нее глаз. — В таком случае разве так уж невероятно, что я задумал этот вечер с далеко идущими целями?

Как она умудрилась влипнуть во все это? Грейс настолько растерялась, что лишилась дара речи, и только молча смотрела на него. Сердце у нее так колотилось, что, казалось, выскочит из груди. Очевидно, ее возбуждение передалось ему, потому что он показал рукой на одну из подушек и тихо произнес:

— Присядьте, а то упадете, милая. Я не собираюсь устраивать баталии…

В этот момент дверь раздвинулась, и в комнату вошла девушка. В руках она держала похожую на вазочку бутылку с японской рисовой водкой сакэ и полотенца в маленьких корзиночках из ивовых прутьев, от которых поднимался пар.

Алекс тоже сел на пол с удивительной для его массивного тела грацией и пояснил:

— Протрите пальцы, а потом сверните полотенце и пользуйтесь им как салфеткой.

Грейс кивнула, чувствуя себя в присутствии юной японки не в своей тарелке из-за незнания местных обычаев, и именно поэтому вдруг проговорила, не успев обдумать сказанное:

— Так мы будем обедать одни? — Японка с улыбкой опустилась на колени и разлила им сакэ по крошечным стопочкам.

— Вам это больше улыбается? — тихо спросил Алекс, блеснув глазами.

— Вероятно. Я так плохо знаю японские нравы. Мне не хотелось бы показаться нетактичной…

— Какая тут нетактичность, Грейс, — произнес он с симпатией. Она с недоумением взглянула на него, и он добавил: — Но если вам было бы приятнее…

Он что-то бегло сказал японке, и та, мило улыбаясь, поднялась и удалилась. Это повергло Грейс в еще большую панику. Она пожалела о своих необдуманных словах. Теперь они оказались в еще более интимной обстановке. Уж не думает ли он?.. Она посмотрела на него. Он наливал ей сакэ. Пятнадцатиградусный напиток напоминал сухое шерри. Да нет, ничего он не думает, успокоила на себя. Она не давала ему повода… Скорее, напротив. Она для него не более привлекательна, чем деревянная колода.

— Итак… — Алекс снял пиджак, расслабил узел галстука и расстегнул три верхние пуговки на рубашке. Его действия отнюдь не способствовали ее спокойствию, что она не могла не признать, выпив для храбрости еще стопочку сакэ. — На чем мы остановились? Ах да, вы говорили, что трудно представить, чтобы у меня были скрытые мотивы для нашего маленького отдохновения от суетной беготни.

Он развлекался. Грейс начинала злиться. Злиться на него за то, что он поставил ее в такое дурацкое положение, за это мужское самомнение и уверенность, что все у него под контролем, но больше всего на себя за то, что, сколько она ни боролась с собой, все напрасно. Она не могла преодолеть тяготения к этому человеку. Это было глупо. Все в нем — и его нравственные понятия, и его жизненная позиция, и отношение к женщинам — было ей глубоко чуждо, но физически… Физически…

Адреналин вместе с сакэ растекался по крови, не давая голосу звучать разумно и сдержанно, как она хотела бы.

— Поскольку вы мой босс, — пробормотала она с наивным видом, — то, естественно, знаете, что я на вас могу смотреть только как на делового партнера. Ведь это и есть залог успешной работы, не так ли? — Он слушал не двигаясь, но она чувствовала, что его спокойствие становится опасным. Она попыталась выдавить дружескую улыбку. — К тому же вы опытный светский человек, в отличие от меня вы всюду успели побывать, многое повидать, и ваш мир и мой мир не пересекаются. У нас нет ничего общего, абсолютно ничего, кроме общей работы. И я никогда не войду в ваш мир, жизнь большого города мне чужда. Я живу в мире грез и далека от вашей реальности, — мягко закончила она.

Он долго не отвечал, и пауза затянулась. Наконец он с глубоким вздохом проговорил:

— Спокойно. — Это было сказано далеко не мирным тоном. В голосе его послышались стальные нотки.

Боишься жара, не суйся на кухню, говаривала ее мать. Сейчас эти слова как никогда уместны. Может, в его глазах она и деревенщина, с горечью подумала Грейс, вспоминая их вчерашний разговор, но у нее своя голова на плечах и ей чужого ума не надо. Какое он имеет право смеяться над ней и обращаться с ней как с комнатной собачкой? А это именно так. И она не собирается мириться с этим!

— Еще сакэ? — Он налил, и Грейс выпила залпом, забыв, что после ланча прошло много времени.

Вскоре принесли еду. Она была великолепна. Нарезанные мелкими, кусочками продукты моря в тесте, обжаренные в кипящем масле, таяли во рту; суп с овощами, который надо было пить прямо из пиалы, а овощи отправлять в рот палочками, был удивительно ароматным, а про рис и всевозможные закуски и прочие блюда и говорить нечего — настоящий пир.

Алекс научил ее есть похлебку с лапшой, причмокивая и всасывая лапшу, а — рис, поднеся чашку к самым губам и помогая себе палочками, орудовать которыми оказалось не так уж сложно. Он же заставил ее понять прелесть и пользу от глотка сакэ в процессе еды.

Они уже приканчивали вторую бутылочку сакэ, когда Грейс почувствовала, что пребывает на седьмом небе и блаженство обволакивает ее как теплое одеяло. Все мелкие обиды, раздражение и мрачные воспоминания последних двенадцати месяцев куда-то улетучились.

Алекс придвинулся совсем близко, и она касалась плечом его плеча, но отодвинуться не позволяло чувство приличия. Да-да, чувство приличия… Интересно, какой тип женщины ему больше нравится? Она лениво наблюдала за ним сквозь полуопущенные ресницы, допивая не весть какую по счету стопку сакэ. Холодные расчетливые блондинки? Хищные страстные брюнетки? Переменчивые пламенные рыжие? Все скопом, мрачно решила она.

Барбара рассказывала ей, что у него уйма подруг — им несть числа, — но что дольше нескольких месяцев никто из них не удерживается и все они знают свой срок.

— Он обращается с ними хорошо, ужасно балует, — говорила Барбара неодобрительно, — а потом, в самый разгар романа, машет им ручкой, расставаясь с ними со всей щедростью и благожелательностью. Таков Алекс.

— А они не возражают? — спросила ее Грейс с удивлением.

— Видишь ли, свой свояка видит издалека, — спокойно ответила Барбара. — Он против слишком бурных чувств и прочего. И его женщины того же поля ягоды. Уж таков его образ жизни. Брать от нее много и много вкалывать. Всю свою страсть он вкладывает в «Конквист оперейшнс», а когда хочет расслабиться, то ищет развлечений, но так, чтобы все шло без сучка и задоринки. Уж какой есть. Это же Алекс. Он сразу дает понять, что ему надо и насколько.

Барбара тогда сменила тему, словно пожалев, что наболтала лишнего, но Грейс показалось, что она чего-то не договорила. А после ночного разговора с Алексом она поняла, что многое здесь завязано на этой «катастрофической ошибке», о которой он говорил и которая продолжает оказывать на него свое роковое воздействие. Но что же произошло? Мысль об этом не давала ей покоя весь день. Неужели он повинен в чьей-то гибели? Может ли такое быть?

— Это был настоящий пир, — нарушила тишину Грейс, решив, что молчание становится опасным.

Алекс вытянулся около нее, всем своим видом выказывая довольство и отдавшись блаженному ничегонеделанию.

— Каково? — лениво протянул он, поворачиваясь к ней и глядя ей в глаза. — Редкостное наслаждение…

— Что это за звуки? — спросила Грейс, прислушиваясь к заунывной мелодии, проникавшей в комнату с улицы. Эти звуки были словно из другого мира, в них чувствовалось что-то волшебное, они удивительно гармонировали с их разнеженным состоянием. — Я такого никогда не слыхала.

— Это уличный торговец лапшой, — объяснил Алекс. — Так он извещает о себе. Играет на флейте. Очень меланхолическая мелодия, но она всем известна.

Говоря это, Алекс изменил позу, чем несколько обеспокоил Грейс, и, чтобы сохранить хоть какое-то пространство между ним и собой, она выпрямилась, но при этом у нее выпала заколка, удерживавшая волосы на затылке. Они рассыпались по плечам, и Грейс нагнулась, чтобы подобрать заколку.

— Не надо, — сказал Алекс, взяв ее за руку. — Пусть будет так. — Грейс сжалась и сидела, затаив дыхание, пока он снова не откинулся назад. — Я все шесть недель думал, как вы выглядите с распушенными волосами, и наконец увидел. Преступно прятать такую красоту.

— На работе я предпочитаю быть подтянутой и скромной, — возразила Грейс. — Длинные волосы, согласитесь, отвлекают.

— Но сейчас-то мы не на работе.

Она почувствовала, как что-то изменилось за последние минуты, и у нее по спине пробежал холодок.

Она поняла, что сейчас он ее поцелует, и поняла, что было бы верхом глупости позволить ему сделать это. Но когда он потянулся к ней, пристально глядя в глаза своими кошачьими янтарными глазами, она не пошевелилась.

Он сначала легко прикоснулся к ее губам, не делая никаких резких движений. Она не сомневалась, что целоваться он умеет. Не надо было быть большим специалистом, чтобы понять это по его движениям и взглядам и по всей пластике, но тем не менее ничего подобного она не ожидала. Даже не касаясь ее руками, он вызвал в ней такую бурю ощущений, что у нее затрепетала каждая клеточка.

Так вот что испытывают его женщины, пронеслось у нее в голове. Но как, однажды испытав любовь Алекса Конквиста, они могут быть счастливы с другими мужчинами?

И тогда, закрыв глаза, она перестала думать о чем бы то ни было и отдалась наслаждению, которое доставлял ей его поцелуй. Когда он прижал ее к себе, ей даже не пришло в голову попытаться отстраниться; она вся таяла и горела, когда его губы двинулись к ее шее и ниже.

— Так красиво… — бормотал он между поцелуями. — У тебя кожа совсем прозрачная, ты это знаешь? Более нежной мне не доводилось встречать, а волосы… чистый шелк…

Грейс потеряла всякое представление о времени, как, впрочем, и последние остатки свойственного ей благоразумия. Она пребывала в другом пространстве, другом измерении, в котором прикосновение, вкус и запах были необычайно интенсивны и единственной реальностью были губы и руки и то, что они делали.

Он снова поцеловал ее в губы. На этот раз страстно, крепко, властно, по-мужски, раздвигая их своими губами. Вместе с тем он прекрасно владел собой, хотя она чувствовала мощное биение его сердца на своей груди, и не убыстрял событий. И это было восхитительно. Ей хотелось, чтобы так продолжалось вечно.

Она обняла его за плечи, а он языком касался ее нёба, отчего она уже не могла сдержать дрожь и чувствовала себя полностью в его власти. Его чуткие руки пробегали по ее телу и пробуждали в нем все новые и новые ощущения. У нее вырывались сдавленные стоны. Она даже представить себе не могла, что может испытывать нечто подобное.

В какой момент она почувствовала, что он больше не ласкает ее, Грейс с точностью не могла бы сказать. Она лишь слышала собственные вскрики, доказывающие, насколько она отдалась его поцелуям.

— Простите, Грейс, я не должен был так поступать.

До нее не сразу дошло, что он говорит, что он действительно остановился. Когда же она резко отшатнулась, Алекс не удерживал ее.

Взгляни она на него в этот момент, она бы увидела, что он тоже смущен, заметила бы тень, пробежавшую по его лицу, и это сгладило бы ее собственное смущение. Но она поправляла свою одежду, а когда наконец посмотрела на него, он уже был, как обычно, холоден и сдержан.

— Я не должен был так поступать, даже сила воздействия этого места не может быть оправданием, — проговорил он.

Как ей вести себя теперь? Она готова была сквозь землю провалиться, сгореть со стыда, наброситься на него и обругать всеми последними словами, которые только знала, закричать, как он ей отвратителен. Но какой в этом смысл? Будет только хуже. Ведь, если разобраться, ничего не произошло. Он наклонился к ней, поцеловал, а она ответила, из-за чего все и зашло так далеко. Она сама виновата. Надо было позволить его губам прикоснуться к ней, а потом отстраниться с легким смехом, и все разрешилось бы само собой. Он же сам говорил, что секретарша не должна питать к нему какие-нибудь романтические чувства; он сам поставил все точки над «i». Он же умудренный в житейских делах человек: поцелуй для таких людей ровным счетом ничего не значит, а она чуть не съела его.

Она призвала на помощь все свои силы и попыталась улыбнуться. И это при всей вымученности улыбки было самым правильным.

— Воздействие места и сакэ, — поддакнула она со всей возможной легкостью. — Это, что ни говори, действует, верно? — Она в жизни не чувствовала себя более трезвой. — Я бы не притронулась к сакэ, если бы знала, что это за напиток, — добавила она, выдавив еще одну улыбку.

— Оно обманчиво, — согласился он, и она готова была убить его за ту легкость, с которой он владел собой. Это ж уму непостижимо! Она, несчастная мышка, совсем разомлела, и в голове у нее каша, а кот, знай себе, облизывается и мурлычет, как ни в чем не бывало. Как можно быть такой непроходимой дурой?!

Они посидели еще минут двадцать, что было несносной пыткой, во всяком случае для Грейс. Она даже не пыталась восстановить прическу. Руки у нее так дрожали, что это было бы жуткое зрелище, а унижениями она и без того по горло сыта. А обслуживающая их девушка если что и поняла, то вида не показала.

На обратном пути Алекс как ни в чем не бывало что-то рассказывал. Грейс из последних сил пыталась поддерживать разговор, что давалось ей с трудом. Каждая клеточка ее тела помнила о его объятиях, о его губах, о запахе — тонкой смеси крема для бритья и его тела.

Она знала, что поцелуй для него ничего не значит, что он спокойно все прекратил, как только увидел, как это действует на нее. Он сразу же выкинул эту блажь из головы. Алекс Конквист не тратит время на пустяки, с горечью говорила она себе, пока такси везло их сквозь радужное сияние ночного Токио с его десятью тысячами ресторанов и баров.

Что за хладнокровное, бесчувственное чудовище! Она искоса бросила на него взгляд. Он сидел, откинувшись на спинку сиденья, подтянутый и спокойный. Она пыталась представить себе женщину, которая могла бы быть с ним. Вероятно, такая же бесчувственная ледышка, как и он сам. Слава Богу, он остановился, пока не поздно. Подумаешь, поцеловались! И всех дел-то! Нет худа без добра. Теперь она знает, что это за человек. Она даже рада тому, что произошло. Да, рада.

Она продолжала укорять себя и его и лгать себе до последнего момента, когда они наконец расстались у ее двери, пожелав друг другу спокойной ночи.

Грейс минут десять сидела на кровати, не раздеваясь и вспоминая каждое слово, каждый взгляд, каждую ласку. Наконец она со вздохом откинулась на подушку. Что за история?! Это ж надо! Он ведь возбудился не на шутку. От воспоминания о прижавшейся к ней напрягшейся мужской плоти ее бросило в жар. Хотя какой мужчина устоял бы, когда ему подносят себя на блюдечке?

Ну уж это слишком. Такого не было. Или?..

Нет. Грейс кивнула сама себе, поднимаясь с кровати. И хотя он, вероятно, был удивлен ее реакцией, человек с его опытом должен был остановиться раньше и не заходить так далеко. Так что это не только ее вина. На этот раз она кивнула еще более решительно.

Она прошла в ванную, сбрасывая по дороге одежду, и пустила воду. Она пролежала в ванной, пока вода совсем не остыла. Затем помыла волосы и облачилась в свой банный халат.

Сегодня ей преподали урок, который она не забудет. Она смотрела на себя в зеркало. Что было, то было. Пусть ей это послужит наукой. Никогда, никогда больше она не позволит Алексу целовать себя, да и он сам не такой дурак и больше не рискнет. Но она должна намотать это на ус. А потом все забудется, и она станет воспринимать всю эту историю как еще одну нить в гобелене своей жизни.

Она опустила веки, затем подняла их и увидела всю смехотворность своей декларации в глядящих на нее из зеркала нефритовых глазах. Забудется? Легко сказать. Этот поцелуй и вся буря чувств, им вызванная, — одно из самых ярких переживаний в ее жизни, а он прервал его, будто для него это все равно что высморкаться! И угораздило же ее стать его секретаршей. Слезы навернулись у нее на глаза, и она моргнула несколько раз, чтобы не расплакаться. И все равно, нет худа без добра. Она еще ему покажет.

5

Грейс спустилась вниз к завтраку после тщательной косметической процедуры, призванной скрыть разрушительные последствия бессонной ночи. Она провалялась без сна до трех, а потом прекратила всякие попытки заснуть, решив, что, вместо тысячи терзаний по поводу происшествия с Алексом, лучше заняться делом. Она суммировала все заметки в своем блокноте, проанализировала все данные и цифры, которые они обсудили с господином Сугимото и другими партнерами, и составила пару отчетов, которые могли пригодиться Алексу в самом ближайшем будущем. В шесть Грейс приняла душ и легла на часок, чтобы отдохнуть хоть немного, а в семь поднялась и стала одеваться. Она тщательно разложила всю привезенную одежду, за исключением черного соблазнительного платья, и перебирала вещи до тех пор, пока голова не пошла кругом и она перестала понимать что к чему.

Ей хотелось выглядеть холодной и элегантной, самоуверенной и компетентной. Но и женственной. Женственной и привлекательной. И уж конечно не жаждущей внимания мужчин, а если точнее, мужчины, Алекса Конквиста. А по ее реакции на его поцелуй он мог подумать о ней такое.

Она вертелась перед зеркалом, глубоко вздыхала и бросала взгляды на груду тряпья на кровати. Но это же смешно! Она сгребла все и поспешно засунула в гардероб. В результате она надела простую серую юбку и белую блузку, белые туфли на высоких каблуках и белые сережки в форме цветков ромашки. Секретарша до кончиков ногтей. Лучше не бывает.

Тщательно наложив тени, она скрыла следы бессонной ночи, затем собрала волосы в плотный узел на затылке, отмахнувшись от воспоминаний о вчерашнем замечании Алекса.

Она готова. Часы показывали двадцать минут девятого. У нее в запасе еще десять минут. Может, выйти и ждать Алекса на месте? Он, конечно, постучит в дверь по дороге в ресторан, так не лучше ли встретить его в людном помещении, а не в пустынном коридоре? Она кивнула сама себе, и сердце у нее гулко забилось. Правильно, именно так следует поступить. Взяв сумочку, она вышла из номера, с облегчением убедившись, что в коридоре никого нет.

Грейс сидела за столом в зале ресторана, попивая апельсиновый сок, когда минут через пять на пороге показался Алекс.

Она спокойно взглянула на него, подняла руку в знак приветствия и сама порадовалась своему ровному секретарскому голосу:

— Доброе утро, Алекс. Как спали?

— Хорошо, спасибо.

Выглядит он как всегда отлично. С него все как с гуся вода. Загорелое улыбающееся лицо, одет с иголочки, весь спокойствие и подтянутость. Она ненавидит его. Да, да, ненавидит.

— Замечательно, — выдавила она еще более яркую улыбку.

— А вы? — спросил он небрежно, когда к ним подошел официант.

— Лучше некуда, — бросила она. Официант принял заказ, и Грейс показала на папку, лежащую на столе.

— Я решила, что хорошо было бы подбить кое-какие цифры, и вот перед завтраком кое-что набросала. — Она не покривила душой. Разве три часа утра это не перед завтраком? — Вот. — Она протянула ему два отчета, а сама стала разливать кофе, радуясь возможности чем-то занять руки и незаметно следить за выражением лица Алекса.

— Великолепно, — лучезарно улыбнулся он. заглянув в колонки цифр.

Разумеется, великолепно, ты, неблагодарная бесчувственная свинья!

Эта мысль преследовала ее весь день, и, когда они вернулись в отель к обеду, она была совершенно вымотана.

Это, однако, не помешало ей отнестись к обеду со всей серьезностью, как к предстоящим военным маневрам, что было недалеко от истины, и, после того как она приняла душ и переоделась, она отправилась с Алексом в ресторан во всеоружии, сияя как цветок.

К тому моменту, когда Алекс отвел ее в номер, она уже десять изматывающих часов работала на автопилоте плюс не менее изматывающая пара часов за столом с Алексом в ресторане. Это гарантировало, что ночью она будет спать без задних ног.

Так и шло все оставшиеся дни. Грейс старалась быть идеальной рабочей машиной, а Алекс вел себя с обычной отчужденностью и сдержанностью. О вечере в риокане он не вспоминал, а Грейс предпочла бы сгореть заживо, нежели первой заговорить об этом.

В общем, жаловаться было не на что. Алекс, этот требовательный настойчивый деспот, не знающий удержу в работе, был в течение дня вполне терпим, но вечера… Вечера — дело другое. По вечерам он вел себя как замечательный сотрапезник и собеседник, и ей приходилось вести себя соответственно, чтобы поддерживать компанию, но потом, оставаясь наедине у себя комнате, она долго не могла освободиться от его сексуальных чар. Это было так ужасно…

Он вел себя в высшей степени корректно. Вообще-то он обращался с ней так, как обращался бы с любой женщиной от семи до семидесяти лет, которая в силу обстоятельств оказалась в его обществе. Он был очарователен, предупредителен, мил и привлекателен, и с каждым вечером она все больше попадала в его сети. И каждый раз терзалась угрызениями совести. Так что к утру последнего дня их пребывания в Японии Грейс фактически была поставлена на колени. Прощаясь с господином Сугимото, она без конца улыбалась, так что все мышцы лица у нее болели, и все говорила к месту. Видно было, что господину Сугимото она нравится, однако она была приятно поражена, когда этот крутой японский бизнесмен, помимо цветов, вручил ей небольшой подарок.

— Вы здесь всех очаровали, — заметил он на прощание.

Когда они ехали в аэропорт, она сообщила Алексу об этом.

— Откройте, — проговорил он, жестом показывая на пакет в обертке у нее на коленях.

— Ах какая прелесть! — воскликнула она, вынимая из коробочки серебряную фигурку Хачико, собачки из той истории. В коробочке лежала записка со словами: «Верность всегда заслуживает награды».

Грейс не сразу решила, радоваться ей или обижаться, что ее сравнивают с четвероногой сукой, но решила предпочесть первое, о чем и сказала Алексу:

— Ну не прелесть ли?

— Следует мне понимать это как намек и на меня? — сухо спросил он.

— С какой стати? — бросила Грейс. В такси было мало места, и его близость действовала на нее как обычно.

— Думаете? — Он сумрачно посмотрел на нее и немного странным голосом произнес: — А вы сами, Грейс, как относитесь к этому возвышенному чувству?

— К тому, что верность всегда заслуживает награды? — переспросила она. — В совершенном мире, конечно, да, но в нашем мире так едва ли бывает, правда ведь?

— Кто же спорит, — сказал он несколько резко, словно его это задело за живое. Заметив некоторое замешательство на ее лице, Алекс сделал над собой явное усилие и с иронией проговорил: — Простите, но когда-то я кое-кого обидел и знаю по собственному опыту, что не всегда есть время исправить содеянное. Вот и все.

— Понятно, — пробормотала Грейс, хотя ничего не могла понять, глядя на его лицо, и сердце у нее забилось. Глаза у него опять потемнели, и в них мелькнуло то же выражение, что видела она тем вечером, когда он рассказывал ей о молодой женщине, которую он погубил. — Все мы совершаем ошибки. — Как банально! — с досадой подумала она, но ничего лучше придумать не могла.

— Хватит об этом.

— Простите, Алекс, за дерзость, но вы сами начали, и будет лучше, если это скажу вам я. Обычно с вами говорить не так-то легко. — Это было мягко сказано. Говорить с ним порой просто опасно.

— Да что вы? — Алекс повернулся к ней, и она не без удовольствия увидела, что он задет. Он привык к тому, что женщины безоговорочно принимают каждое его слово, и к возражениям не готов. Женщины не критикуют великого Алекса Конквиста, они падают к его ногам в немом обожании.

Он невольно подтвердил это, бросив:

— Вы первая, от кого я это слышу.

— Возможно, я первая, кто это сказал, — заметила Грейс невинным тоном, который дался ей легко, поскольку она почувствовала, что умудрилась смутить его, а это немалое воздаяние за все страдания последних вечеров, когда она полностью подпадала под его обаяние и ничего не могла с собой поделать, искренне находя его самым привлекательным мужчиной на свете.

Он нахмурился, сжал губы и сверкнул своими золотистыми глазами. Вид у него от этого стал еще более ошеломляющим, и Грейс почувствовала, как у нее колотится сердце.

— Послушайте… — Он запнулся, а потом произнес мальчишеским тоном, отчего она совсем растаяла. — Вы правда думаете, что со мной трудно говорить? Уверен, что Барби так не думала. Мы с ней привыкли говорить практически обо всем.

При чем тут Барбара? Грейс передернула плечами, не в силах говорить. Где это слыхано, чтобы один человек соединял в себе крутого, сильного, не знающего жалости мачо и очаровательного мальчишку, перед которым трудно устоять? И, главное, какой же дурой надо было быть, чтобы согласиться работать с таким типом?

Он некоторое время рассматривал ее в упор, потом лицо его разгладилось, и он сказал:

— Человек, о котором я говорил, это моя невеста. Мне наговорили про нее, что у нее роман с другим. Она уверяла меня, что это не так, но я ей не поверил. Я порвал с ней, устроив скандал, и тут же стал демонстративно ухаживать за ее сестрой, которая всегда давала понять, что неравнодушна ко мне. Чтобы спасти репутацию, так сказать.

Грейс взглянула на него обескураженно, затем взяла себя в руки и спросила:

— И эта сестра?..

— Это она все подстроила, — хмуро кивнул Алекс.

— А как… как вы узнали?

— Через пару недель после нашего разрыва моя невеста врезалась на машине в каменную стену, — с горечью ответил Алекс, сжав челюсть. — Полиция сказала, что это несчастный случай: крутой поворот на пустынной сельской дороге с каменным амбаром в самом неподходящем месте. Но Элен вдруг заявила, что это не так, и в порыве угрызений совести, столь же поверхностных, как и она сама, во всем мне призналась. Уже через несколько дней она убедила себя, что это действительно несчастный случай и Лили не покончила с собой, и даже попыталась отречься от всего сказанного.

— Но, возможно, она была права? — осторожно спросила Грейс.

— Лили была классным водителем. Еще через несколько недель у моего отца случился инфаркт и он умер. Мне пришлось принимать дело и было не до дальнейших угрызений.

Не до дальнейших угрызений! Да он весь снедаем ими!

— А что думали о Лили остальные ваши близкие? — Грейс попыталась придать голосу оттенок безразличия и деловитости, но это ей давалось с трудом. С большим трудом. Наверное, его мать пыталась как-то утешить его?

— Остальных близких у меня нет, — бросил Алекс. — Мать умерла, когда мне было два года, я был единственным ребенком, а отец больше не женился. Он вообще не семьянин.

Сердце у Грейс сжалось, но она слишком хорошо знала Алекса и понимала, что выражение сочувствия делу не поможет. И все же… Никогда не знать матери… Это многое объясняет. Провести самые нежные годы жизни без материнской ласки, а потом так жестоко разувериться в женской верности… Чего ж теперь удивляться, что он такой циничный и разочарованный. И, разумеется, тот факт, что он богат, как Крёз, и к тому же наделен фантастической мужской привлекательностью, дела не меняет. Он может менять женщин как перчатки. Стоит ему пальцем пошевелить, и все они у его ног.

Она живо вспомнила сцену в японском отельчике. Он решил, что она такая же. Но она действительно оказалась такой же, как все они.

Она даже выпрямилась, и голос у нее дрогнул.

— Я понимаю, что у вас есть основания быть несколько разочарованным в понятиях любви и верности, но от этого они не менее реальны.

— Уж не собираетесь ли вы потчевать меня вашими деревенскими бреднями о добре и чистоте, — бросил он насмешливо. — Поверьте, я и так сыт ими по горло.

Эти слова подействовали на нее как ушат холодной воды, и от искреннего сочувствия не осталось и следа. Грейс бросила на него гневный взгляд.

— Ах вон оно как! Больше всего вы боитесь, как бы вас не разуверили в ваших заблуждениях, разве не так? Да, я знаю сотни супружеских пар, в том числе своих родителей, которые живут счастливо. Вы уж простите, но я не поверю, что все они заблуждаются.

— Сотни… — насмешливо пропел он. — А вы, кстати, не преувеличиваете, а?

— И все они реальные люди, — твердо проговорила Грейс. — То есть люди, готовые признать свои заблуждения и продолжать жить реальной жизнью, а не бежать от нее.

Он вдруг изменился в лице, забыв всю свою невозмутимость. Грейс даже растерялась и напомнила себе, что как-никак это ее босс и сколь бы либерален со своей секретаршей он ни был, не следует заходить слишком далеко. Но она уже закусила удила и не могла остановиться. Нет уж, пусть изволит выслушать! Пусть вытурит ее после этого, но она ему все выложит!

— Бежать? Вы… вы это, насколько я понимаю, обо мне? — произнес он с чувством оскорбленного достоинства. Она вскинула на него глаза.

— А как вы изволите это называть? Вы же сами сказали, что Элен все подстроила и провела вас, а если уж человек взялся лгать, он может сделать это очень убедительно. Ваши реакции вполне объяснимы в этих обстоятельствах…

— Спасибо, — ледяным голосом перебил он ее.

— И все же, несмотря на трагические последствия, вас нельзя винить в гибели Лили. Во всем виновата ее сестра. К тому же это действительно мог быть несчастный случай. Что бы вы там ни говорили, стопроцентной уверенности не может быть, — продолжала Грейс, оставив без внимания его слова. — Вы не Бог, Алекс.

Он некоторое время пристально смотрел ей в глаза и наконец проговорил:

— Если вы кого-то любите, по-настоящему любите, разве доверие не составляет часть этого чувства? Разве оно не камень основания?

Грейс взглянула на него пристально и сказала сдержанно:

— Да… конечно…

— Я был без ума от Лили. Я хотел провести с ней жизнь, черт побери! И я не поверил ей, когда она говорила мне, что у нее никого нет.

О, Элен все сделала весьма ловко. Сплошные недоговоренности, намеки, ложь… Но именно в этом упрекнула меня Лили, когда уверяла, что невинна. Она сказала, что если бы я любил ее, по-настоящему любил, то поверил бы ей. И она была права.

Но я действовал как канонерка, палящая из всех орудий, не разбирая ни правого, ни виноватого. И знаете почему? Потому что была ущемлена моя гордость. А когда докопаешься до основания, то понимаешь, что представляет собой эта пресловутая идеализированная любовь. Ее не существует, Грейс, ее нет в реальности, она существует только в литературе. Эти супружеские пары, о которых вы говорите, живут вместе, потому что это им подходит — с точки зрения карьеры, или из-за детей, или потому, что им не повстречалось что-то лучшее. Может найтись миллион причин.

Грейс видела, что он говорит искренне, так он думает, и в этот момент словно гром среди ясного неба ее поразила простая мысль: она его любит. Она любит Алекса Конквиста. Человека, который ни в грош не ставит любовь.

— А все разводы и распавшиеся семьи только свидетельствуют о правоте моих слов, — продолжал Алекс. — Любовь — это лишь синоним сексуального желания, чисто физиологического процесса, но большинство женщин — да и немало мужчин — не в состоянии предаться этому естественному акту, не освятив его именем любви. Вероятно, они были эмоционально подавлены в юности или пали жертвой своеобразной промывки мозгов, неважно, — добавил он чуть ли не страстно. — И так было всегда.

Она не могла этому поверить! Грейс все еще испытывала потрясение от своего открытия. Она влюбилась в человека — этого могущественного, невероятно богатого, ужасно привлекательного мужчину, у которого женщин было больше, чем у турецкого султана, и для которого они не более чем источник наслаждения. Это его философия жизни: дважды не входить в одну реку.

Словно подтверждая ее мысли, раздался голос Алекса:

— Возьмем, к примеру, нас. Я хотел вас в тот вечер в риокане и готов дать голову на отсечение, вы тоже хотели меня. Но все это было не более чем дань плотскому вожделению и, несомненно, отразилось бы на наших деловых отношениях. Чего не должно быть. Удовлетворение сексуальных потребностей не больше чем совместная трапеза и беседа, хотя род человеческий предпочитает думать об этом иначе.

Грейс почувствовала себя рыбой, выброшенной на песчаный берег. Она открыла рот, потом закрыла его, прежде чем запинаясь смогла произнести:

— Вы… вы хотите сказать, что вообще не верите в любовь? — Тему их сексуального взаимопритяжения она решила обойти. Есть женщины, спокойно перебрасывающиеся гранатами, но она не из их числа, тем более когда граната брошена Алексом Конквистом. — Совершенно точно.

Грейс почувствовала желание сокрушить эту самоуверенность, но с не меньшей ясностью она видела ужасающую власть этого человека над собой, так что в результате ее реакция оказалась более чем скромной, и она жалко пролепетала:

— Я не могу в это поверить.

— Конечно, не можете, — опять бросил он возмутительно покровительственным тоном, отчего она готова была на стену лезть. — Так говорю я. Вас же учили другому. Вы дитя своей среды, вот и все.

— Ничему меня не учили! — Если бы в секретарском колледже, где Грейс получала свои отличные отметки, сейчас услышали ее, то осудили бы. Нет ничего более предосудительного, чем поднимать голос на своего начальника.

— Я, черт побери, нормальное человеческое существо. И любить — это нормально! И я хочу быть любимой, — закончила она чуть спокойнее. — И это основное человеческое желание, более сильное, чем похоть.

— Я с этим не согласен, — бросил он ледяным тоном. — Я помню, говоря об Энди, вы тоже говорили о любви, а не о похоти, не так ли? — И тут же последовал удар ниже пояса. — Поправьте меня, если я что-то не так скажу, но, насколько я помню, эта великая любовь, от которой вы сбежали в наш Вавилон и которая снедала вас настолько, что вы на ладан дышали, уже через несколько недель была вами же поставлена под сомнение.

— Что? — Грейс вне себя от возмущения уставилась на него. Щеки ее пылали.

— По вашему признанию, вы не уверены, приняли ли бы вы его, если бы он вернулся к вам и на коленях стал молить о прощении, — с торжествующим видом заявил Алекс. — Не кажется ли вам, что это «основное человеческое желание» несколько… э… прихотливое?

Как можно любить человека и одновременно жаждать пробить ему башку, мелькнуло у Грейс.

— Кроме того, если бы вы любили его так, как уверяете, вы не откликнулись бы на мои поползновения, как тогда в риокане. Вот видите. Ваша хваленая любовь гроша ломаного не стоит.

Нет, хватит, она сыта по горло! Свинья! Надменный, самовлюбленный кобель! Грейс призвала на помощь все свои силы, пытаясь найти нужные слова. И они пришли.

— Но вы же сами сказали, что там, в гостинице. мы испытывали обычные животные желания, — небрежно бросила она. — Если бы я легла с вами в постель, это было то же самое, что съесть сандвич, когда голоден, или искупаться, когда жарко. Энди это не причинило бы ни малейшего вреда, потому что это все сущие пустяки. — Она щелкнула пальцем перед его носом.

На Алекса стоило посмотреть. Скажи Грейс кто-нибудь, что ей доведется увидеть великого победителя Алекса Конквиста лишившимся дара речи, она бы посмеялась. Но сейчас это было так. И как же она торжествовала!

Но лишь на миг. Следующие слова Алекса отозвались болью в ее душе.

— Грейс, уверяю вас, если бы я любил вас, это не было бы то же самое, что съесть сандвич или искупаться, это было бы нечто иное. Поверьте, совсем иное.

Она смотрела на него широко открытыми глазами. Безумец. Боже мой, это же безумец!

— А если это вызов, то я покажу вам кое-что в знак доказательства. — И, не обращая внимания на ее испуганный возглас, он придвинулся к ней.

Грейс забилась в угол такси. Отступать было некуда. Она попыталась было оправдаться.

— Это не был вызов. Это вы сказали…

Договорить ей не удалось, потому что его губы закрыли ей рот, да и все слова тут же выскочили у нее из головы. Грейс почувствовала себя иссохшей землей, с радостью принимающей ливень. Губы у него были горячие и крепкие, и Грейс представить себе не могла, чтобы все тело с такой готовностью отозвалось на это прикосновение. Да, Алекс Конквист слов на ветер не бросает, он мастер своего дела. О сопротивлении не могло быть и речи.

Она почувствовала, как наливаются у нее груди под строгой блузкой с высоким воротничком, чопорно застегнутой на все пуговки, как каменеют и выпрямляются соски. Все в голове у нее закружилось, члены стали безвольными, она судорожно вдохнула воздух, но острая волна наслаждения, неведомая ей раньше, захлестнула ее. Да, что правда, то правда. Это он умеет!

Он подмял ее под себя, навалившись на. нее всем своим массивным телом. Она тонула в невероятном запахе, в котором сочеталось все самое потрясающее.

Его руки скользнули на ее стройные бедра, прижимая ее к себе, так что она чувствовала его окрепшую плоть, что неизмеримо усиливало остроту чувств. Она вся горит, и это без всякой постели, мелькнуло у нее в голове. Они в такси, мчащемся в аэропорт по людным улицам.

Очевидно, та же мысль пришла в голову и Алексу, потому что он вдруг отпустил ее и отодвинулся в угол, не сводя с нее своих золотистых, чуть прищуренных глаз.

— А теперь скажите, сандвич с яичницей и салатом похож на это?

Грейс много отдала бы за то, чтобы поставить его на место колким замечанием, только где, скажите на милость, место Алекса Конквиста? Тем не менее она аккуратно разгладила блузку и юбку (она хотела поправить и прическу, но побоялась, что ей не справиться с заколками, удерживающими ее роскошный французский узел, потому что чувствовала, как трясутся руки) и произнесла как можно спокойнее:

— Это сексуальная агрессия, известно вам это?

— Сексуальная… что? — Голос его чуть дрогнул, но буквально на долю секунды. — Грейс, только старые девы бывают жертвами сексуальной агрессии. О чем вы? — пробурчал он сердито, но уже без прежней самоуверенности. — Кроме того, вы получили не меньшее удовольствие, чем я. Признайтесь.

— При чем тут удовольствие или неудовольствие? — столь же сердито парировала она. — Я не просила вас, чтобы вы меня целовали. Вот в чем суть. Что вы о себе возомнили? Если вы считаете, что быть расплющенной в лепешку на заднем сиденье такси, мой идеал наслаждения, вы глубоко заблуждаетесь, Алекс Конквист!

Наступила тишина, и, когда температура упала ниже нуля, Грейс бросила взгляд на сердитое лицо мужчины.

— Поверить не могу. — Это было неясное бормотание, но за ним чувствовалось явное смущение.

— Еще бы. — Она решила не уступать и добавила насмешливым голосом: — Знаете, в чем ваша беда, Алекс Конквист? Вы считаете, что стоит вам щелкнуть пальцем и любая женщина у ваших ног. Вы, вероятно, привыкли иметь дело с дамами, которые меняют своих партнеров как перчатки или как маникюр, но пусть вам будет урок: не все мы такие. Некоторым из нас свойственно смотреть на вещи иначе и иногда говорить «нет».

— Неужели? — Голос, от которого вода тут же превращается в лед.

— Да, уж поверьте, — ехидно выпалила она, хотя перед глазами у нее уже предстало жуткое зрели те очереди на бирже труда. — Если я кому и бросала вызов, то не вам. — Это уж точно, подумала она. Стоит ему прикоснуться ко мне, и я уже словно глина в его руках.

Снова наступило молчание, и Грейс пришлось заставить себя отвести взгляд от его лица и смотреть в окно, чтобы успокоиться.

Такого сногсшибательного мужчины ей в жизни не приходилось видеть, размышляла Грейс. В довершение всех бед она влюбилась в этого сердцееда, но надо же иметь гордость и не позволять ему топтать себя. И хватит откровений о его прошлой жизни. От этих откровений одна боль. Ей хотелось упасть в его объятия, покрыть его лицо поцелуями, убедить его, что в мире есть еще по-настоящему верные женщины. Но настоящие женщины Алексу Конквисту не нужны, и уж менее всего нужна ему женщина, которая спит и видит, как стала бы любить и лелеять его. Любить до изнеможения в постели, это еше куда ни шло, а чтобы по-настоящему любить и заботиться, это он в гробу видал.

Больше до самого аэропорта они не проронили ни слова, но Грейс остаток пути размышляла о своем положении и попыталась восстановить нарушенное равновесие.

В конце концов, Алекса нельзя винить зато, что она втюрилась в него, призналась она себе. Если на то пошло, он предостерегал ее в первые же пять минут их первой встречи. Нет. во всем виновата она. И нечего перекладывать с больной головы на здоровую. А вся эта словесная перепалка? Разве это не ее рук дело? Или она не понимала, чем это все может кончиться. Ему палец в рот не клади. За что боролась, на то и напоролась.

Когда такси прибыло на место, Грейс бросила взгляд на своего босса. Как они могут работать после этого? Перелет будет сущим адом. Интересно, он сейчас попросит ее об уходе или потом? Этой фантастической работы ей как своих ушей не видать, но хуже того — ей не видать и его.

— Я не намерен сживать вас со света за искренность, Грейс, — прозвучал сухой и чуть насмешливый голос, подтвердив, что ее тайные терзания не остались незамеченными. — Кроме того, как я уже говорил, когда вы устраивались ко мне на работу, я терпеть не могу скучных женщин, а в вас, Грейс, чего-чего, а этого нет. Я не маленький и могу справиться со многим.

Он пристально посмотрел ей в глаза. Опыт последних недель научил ее, что Алекс более всего опасен тогда, когда он само спокойствие и уравновешенность. Именно тогда следует ожидать от него смертельного прыжка, что признают многие его партнеры.

— Не следовало мне всего этого говорить, — произнесла она наконец под его пристальным взглядом.

— Почему? Вы признаете, что заблуждались? — спросил он, не изменив выражения лица.

— Нет, я не считаю, что заблуждалась! — ответила она быстро и решительно. Чересчур решительно. Грейс, не начинай все сначала! Не зарывайся, предостерегла она сама себя.

— Не будьте двуличной, Грейс. Это вам не идет.

— Двуличной! — Это был жалкий лепет, и она собралась было с силами, чтобы ответить более вразумительно, но он лишил ее всякой возможности что-либо промолвить.

Склонившись к ней, он быстро поцеловал ее в губы, и в этот момент такси остановилось.

— Выходим, — проговорил он, с удовольствием глядя на ее раскрасневшееся лицо. — Я хотел бы продиктовать парочку тезисов по дороге, идет? Надо записать на бумагу кое-какие мысли, пока они свежи в голове.

Он стал опять боссом до кончика ногтей, и Грейс хватило ума понять, что на этой территории ей не одержать победу. Однако, когда они шли к зданию аэропорта и Алекс вел ее под руку, возвышаясь над ней словно башня, она пыталась понять, как это он умудряется так быстро сменить пластинку и переключиться, словно предыдущего разговора не было и в помине.

Только напрасно ты ломаешь голову, сказал ей язвительно внутренний голос. Если уж в чем Алекс Конквист мастер, так это в управлении женщинами, коллеги ли это по бизнесу, старые девы, подруги или секретарши! С ним она не могла иногда понять, где и на каком свете находится и где будет в следующий миг, но это, как она чувствовала, больше всего ему и нравится.

Он гений управления на расстоянии. Грейс всячески мусолила эту мысль, вертя ее и так и сяк, и находила ее верной. Он позволяет людям приблизиться к себе на определенное расстояние, но ни на йоту ближе. В нужный момент ворота опускаются и подъемный мост поднимается. Она не была уверена, что нашла верный образ, но сама хорошо понимала, что имеет в виду. Все это можно было свести к одной фразе: Алекс Конквист — чистое бедствие.

6

Недели после японской поездки прошли в сплошной рабочей суматохе, где один день не отличался от другого. Кроме разве что двух сенсаций. Одна блондинка, вторая — брюнетка.

Первая приятельница Алекса застала Грейс врасплох. Это было некое совершенное, как кристалл льда, изумрудно-зеленое видение от Диора. Пяти минут общения с ней хватило Грейс, чтобы почувствовать себя старомодной, толстой и глупой. Затем Карин, шведская топ-модель (обо всем этом успел шепнуть Алекс ей на ухо, спросив, не обратила ли она внимание на ее безупречный маникюр) удалилась с боссом на ланч. Грейс пропустила мимо ушей его замечание с королевским, как ей казалось в тот момент, высокомерием, а когда по прошествии целых трех часов Алекса все не было, она сказала себе, что ей нет никакого дела до его времяпрепровождения. Решительно. Причем повторила это неоднократно.

Брюнетка явилась неделю спустя. Это была столь же роскошная особа, и на сей раз Алекс так и не появился в офисе. Она не спала всю ночь, хотя упорно твердила себе, что большей дуры, чем она, не сыскать и что пора взять себя в руки, пока не поздно. Так будет продолжаться до скончания времен, и ей надо научиться закрывать на это глаза, если она хочет удержаться на работе.

Но хочет ли она? Эта мысль осталась в глубине сознания, когда даже память о блондинке и брюнетке развеялась. Она где-то затаилась и давала о себе знать и тогда, когда весна сменилась летом.

Барбара была права, говоря, что Алекс босс, каких днем с огнем не сыщешь. Так говорила себе Грейс однажды в понедельник утром в июле, когда пришла в офис и узнала, что снова должна сопровождать Алекса и двух его коллег в весьма престижный ресторан в фешенебельном районе. Может, он и был крутого нрава, но со своими сотрудниками обращался по-королевски и жаловаться на него в этом смысле не приходилось.

Она уже второй или третий раз наслаждалась изысканной кухней за счет Алекса, да и сама работа была бы одно удовольствие, если бы… Она вздохнула, уставившись в окно, словно там могла найти ответ на мучившие ее вопросы. Она просто разрывалась от противоречивых чувств. После Японии Алекс больше не повторял своих посягательств. Скорее, напротив. Он все время был деловит, холоден, внимателен, щедр — словом, идеальный хозяин, что полностью подтверждало характеристику Барбары. Она видела его и жестким, и агрессивным, и разок-другой просто невыносимым (правда, не с ней). Случались довольно желчные эскапады, но они все же вызывали улыбку, а не обиду.

Разве этого недостаточно для счастья? Тогда откуда у нее подозрение, что он держит ее на расстоянии и последнее время она не видит настоящего Алекса Конквиста? А если это правда, то почему она ее так расстраивает? Ведь если бы он вступил с ней в недолгую связь, она бы не смогла работать с ним, так что все к лучшему. Безусловно.

Ее подавленное состояние только усугубилось после уик-энда, проведенного дома у родителей. Об этом она вспоминала с содроганием. Она приехала, чтобы окончательно уладить свадебные дела Энди и разделаться с примеркой, но все шло из рук вон плохо. Санди нравилось все помпезное — торт в пене кружев — и все бы ничего. Облако шифона с блестками и изобилие шелка идут ослепительной блондинке, но беда в том, что в таком же стиле — только в розовом цвете — предполагалось вырядить и подружек невесты. Розовое совершенно не подходит к рыжему оттенку ее волос; кожа сразу приобретает вид белого крема, а аляповатое платье превращает ее в нимфетку.

Даже ее мать, которую соседи запрягли в свадебную кампанию, после того как это поприще покинула Грейс, увидев дочь в этом наряде в примерочной у местного портного, с трудом выдавила одобрительную улыбку и посмотрела на нее с сочувствием.

А Энди… Грейс поймала себя на том, что он смотрит перед собой отсутствующим взглядом, и тут же приняла неприступный вид. И что это нашло на Энди? Он буквально ходил за ней по пятам как щенок. Она не знала, как от него отделаться. Непонятно, как на это смотрела Санди, но ей от всего этого было не по себе.

Дважды он пытался застать ее одну, и дважды она умудрялась ускользнуть. Не хватало еще выслушивать его излияния, думала она с неко: торым чувством вины. Если Энди сожалеет о своей помолвке, пусть разбирается с Санди, а ее оставит в покое.

Она глубоко вздохнула и тряхнула головой, чтобы отделаться от одолевавших ее мыслей. Сейчас не до этого. У нее работы по горло, а потом ланч с Алексом и его двумя партнерами по бизнесу. Ей надо быть в форме. Иначе Алекс задаст ей жару.

Она с головой ушла в важный отчет, когда зазвонил телефон. Не отрывая глаз от бумаги, она взяла трубку. Звонила снизу из приемной Бет.

— Грейс, тут к тебе пришли. По личному делу. Грейс удивилась.

— По личному делу? А кто?

— Эндрю Кроу-Барнес. По его словам, твой старый друг и ты примешь его в любое время.

— Что? — чуть не вскрикнула Грейс и тут же покосилась на смежную с кабинетом Алекса дверь. — Бет, у меня сегодня дел невпроворот. Объясни ему, пожалуйста. Я не вешаю трубку.

— Хорошо, — ответила Бет, но через некоторое время сказала: — Но он говорит, что ему очень нужно видеть тебя прямо сейчас.

Это в его духе, хмуро подумала Грейс. Ему вечно все вынь да положь. Так всегда было. Но почему раньше она этого не замечала.

Прошла минута, и снова послышался голос Бет:

— Грейс, он говорит, что в Лондоне всего на несколько часов и не может ждать. Это вопрос жизни и смерти.

Вопрос жизни и смерти! Это ж надо, придумать такое! В это время из кабинета Алекса раздался его голос, и он сам появился на пороге, сверля ее своими янтарно-золотистыми глазами. Только этого ей сейчас не хватает!

— Что здесь происходит? — бросил он, показывая на трубку в руке Грейс, и та вдруг вспомнила, что Бет ждет ее ответа.

— Сейчас спущусь, Бет. — Она аккуратно положила трубку, хотя ее так и подмывало швырнуть ее.

— Неприятности? — спросил Алекс. — Чем могу помочь?

Он явно не собирался уходить. Ей даже показалось, что он встревожен. И тут она поняла причину его тревоги: Энди.

— Да ничего особенного, — постаралась она ответить как можно беззаботнее. — Там внизу кто-то спрашивает меня. Я не ждала…

— Кто-то? Нельзя ли точнее?

— Старый друг. — Грейс почувствовала, что краснеет, и от этого расстроилась еще больше.

Алекс подошел к ней вплотную и, взяв ее за руки и чуть отстранив, внимательно посмотрел ей в глаза.

— Это тот самый Энди, надо полагать? — ухо спросил он. — Я все ждал, когда же до него дойдет?..

— Дойдет? — Перед глазами Грейс вдруг промелькнула вся ее жизнь с Энди, и ей стало не по себе.

— Дойдет, что он совершил непростительную ошибку, — как ни в чем не бывало бросил Алекс. — А сейчас он примеривается, как все переиграть, так ведь? Что вы сами, Грейс, думаете об этом? Созрели ли вы для того, чтобы послать его ко всем чертям? Или предоставите эту честь мне?

Он чуть крепче сжал ей руки, и это было единственным признаком его чувств; на лице его не дрогнула ни одна мышца.

— Я не говорила, что это он внизу, — слабо возразила Грейс, чувствуя, как горят у нее щеки. Алекс был так близко и от него исходил такой соблазнительный дух, что у нее голова закружилась. К тому же он, как обычно, был без пиджака и без галстука. Как ни абсурдно в этой ситуации, но Грейс охватило острое желание. И почему это он вечно ходит в офисе полуголым? — спрашивала себя Грейс, не замечая, что позволяет себе преувеличение.

Все в ней трепета. Все в ней трепетало и таяло, и от одной мысли, что этот человек так на нее физически действует, она произнесла более строгим голосом, чем того требовал момент:

— И вообще вас это не касается.

— Заблуждаетесь. — На этот раз его стальные пальцы дали о себе знать. — Глубоко заблуждаетесь. Стоит вам снова связаться с этим парнем, как он начнет веревки из вас вить и вы станете для меня плохим работником. А я нуждаюсь в секретарше, преданной мне на все сто процентов, и я, как вы знаете, плачу за эту привилегию. Вы знали, какого это рода работа, когда устраивались ко мне.

Нет, каков наглец! Сколько спеси! Грейс смотрела на него во все глаза, и ее охватывало негодование. Он уверен, что купил ее со всеми потрохами. Что он строит из себя феодального лорда, владеющего крестьянином и всей его землей?! Она такого самонадеянного человека в жизни не встречала. Пусть подавится своей дорогой работой…

— И к тому же я не хочу, чтоб вас обижали, — договорил он спокойно и сразу расслабился, будто принял какое-то решение. — Простите, Грейс, я вам синяков не наставил?

— Что? — Она все не отрывала от него глаз, завороженная такой переменой тона и внезапной теплотой, мелькнувшей в его золотистых глазах. Если уж кто и способен вить из нее веревки, так не Эндрю Кроу-Барнес. — Ах да, немножко. — Она потерла руки, затем скрестила их на груди и на шаг отступила. — Все в порядке.

— Грейс, мне довелось встретить сотни таких Энди за свою жизнь, — сказал Алекс, продолжая беспокойно смотреть на нее. — В глубине души он слабый человек и потому пытается опереться на вашу силу. Если вы уступите ему сейчас, то будете всю жизнь тащить его на себе. Он вам не пара. Поверьте мне.

Она и сама знает. Кому, как не ей, это знать. И она произнесла твердым голосом:

— Я знаю Энди и не обольщаюсь на его счет, Алекс. Это не мой вариант.

— Но он-то видит это по-другому, — произнес он, пригвоздив ее взглядом к месту.

— Возможно. — Грейс не хотелось обсуждать это. У Алекса было свойство извлекать из людей больше информации, чем тем хотелось дать ему, а сейчас, учитывая, что Энди ждет ее в приемной, вообще было неподходящее время для дискуссий.

— Уверяю вас, это так и есть. — На какой-то миг его контроль над собой ослаб и в его голосе послышалась досада, но он тут же улыбнулся, и ледышки в глазах растаяли в золотистые лужицы. Он повторил уже иронично: — Уверяю, так оно и есть.

— В общем… — пробормотала Грейс неуверенным голосом и рассердилась сама на себя. С Алексом никакая неопределенность не проходит. — Я просто выпровожу его.

— Сделайте это, Грейс, — довольно кивнул он.

Она не знала, что толкнуло Грейс на следующую фразу, но было в его голосе что-то такое, что возмутило ее.

— Не беспокойтесь, Алекс. Отчет будет закончен вовремя, и к ланчу я буду готова.

— Плевать на отчет.

На этот раз она расслышала в его голосе неподдельное раздражение. Затем он повернулся, небрежной походкой направился в свой кабинет и аккуратно прикрыл за собой дверь, что опять заставило ее усомниться в своих наблюдениях. Нет, она не ошиблась. Она знала, что не ошиблась.

Грейс еще некоторое время смотрела на закрытую дверь, затем поморщилась и открыла глаза. Да, еще Энди… Сегодня денек из тех, когда лучше вовсе не вставать с постели.

Грейс вышла из лифта в вестибюль-приемную с твердым намерением спровадить Энди и раз и навсегда покончить с этим, однако при виде уныло сидящего с опущенной головой друга детства сердце у нее защемило.

— Грейс! — воскликнул он, вскочив на ноги. Его красивое лицо, от которого раньше она приходила в восторг, расцвело. — Я должен был прийти, ты сама понимаешь, должен был. Я должен был увидеть тебя.

— Привет, Энди. — Грейс чувствовала на себе любопытный взгляд Бетси и потому отвела его на небольшой диванчик, зажатый между папоротником в большом горшке и миниатюрной пальмой. — Что-нибудь случилось?

— Что-нибудь случилось?.. — изумленно переспросил он, вытаращив на нее свои красивые блестящие карие глаза с поволокой. — Грейс, ты должна простить меня. Ради Бога. Каким же я был идиотом, тупоголовым кретином, безмозглым дураком!

Все оказалось еще хуже, чем она предполагала.

— Энди, ты о чем? — с улыбкой спросила Грейс. — За что я должна прощать тебя?

— О, Грейс. — Он не проговорил, а проскулил это.

Он совсем как мальчишка, подумала Грейс, эгоистичный, избалованный мальчишка, привыкший не мытьем, так катаньем добиваться своего. Хочу, и все. Все для него игрушка. Но Санди не игрушка. Она живое человеческое существо. Она совсем ребенком осталась без родителей и выросла со старой девой тетушкой, у которой на нее не было времени. Санди сама нуждается в любви и заботе, на что Энди едва ли способен. Но это их проблемы, они вдвоем должны их разрешить. А ее хата с краю.

— Не понимаю, — не моргнув глазом сказала Грейс. — За что я должна простить тебя, Энди?

— Как за что? За то, что я бросил тебя, обидел тебя, — тихо проговорил он. — У нас все было так хорошо, Грейс. Какой же я олух, что не понимал этого.

— Это была дружба, Энди, и она никуда не делась. — Грейс посмотрела ему прямо в глаза. — Вы с Санди будете всегда моими самыми близкими друзьями. — Может, она немного покривила против истины, но в данных обстоятельствах не грех и приукрасить.

— О чем ты?! — Лицо у Энди покраснело, и в голосе появились более жесткие нотки. — Ты любишь меня… и всегда любила. Мы предназначены друг для друга. А то, что с Санди… Это только окончательно убедило меня, как сильно я тебя люблю, вот и все. Еще не поздно, Грейс, разве ты не понимаешь? Я хочу, чтобы все вернулось.

Грейс готова была сквозь землю провалиться.

— Я все объясню Санди. Я скажу ей, что мы виделись и поняли, что друг без друга не можем, что свадьбы не будет и…

— Эндрю! — Она не крикнула, но что-то в ее голосе заставило его замолчать. — Ради Бога, не продолжай. Ты принял решение, и оно правильно. Мы никогда не были бы счастливы вместе. Мы друзья, и только. Это все из-за свадебных перипетий. Вся эта суета доконает кого угодно…

— Не учи меня жить, Грейс. — Он побледнел и крепко сжал губы. Грейс вдруг вспомнила дикие концерты, которые он устраивал ребенком, когда не получал того, что хотел. — Я знаю, почему ты сбежала в Лондон, Грейс. Вовсе не потому, что ты так хотела, ведь правда? Тебе было невыносимо видеть нас с Санди вместе. Я помню твое лицо, когда была помолвка. Ты жить без меня не можешь, Грейс.

— Я всегда считала ошибкой утверждать, что знаешь, чего хотят другие. Это очень самонадеянно.

Грейс не знала, радоваться ей или ужасаться, когда из-за папоротника появился Алекс. Он был как всегда собран, выдержан, воплощенное спокойствие. Вскинув брови, он смотрел на них.

— Простите за вмешательство, — проговорил он, — но вы, Грейс, нужны мне наверху. Если вы освободились…

— Алекс. — Она посмотрела на него и тут же, словно очнувшись, добавила: — Алекс, это Эндрю, мой старинный друг. Эндрю, это мой босс, Алекс Конквист. — Представив их друг другу, она замолчала.

На ее героическую попытку никто не откликнулся. Энди бросил взгляд на сногсшибательный костюм Алекса, на его лощеный вид, на его красивое лицо, и глаза у него сузились. Алекс даже не делал попытки скрыть презрение к приятелю своей секретарши. Весь его вид красноречиво говорил о его мнении об Эндрю Кроу-Барнесе.

— Так вон оно что, — проговорил, верней прошипел, Энди. — Теперь я все вижу. Как ты могла, Грейс? Как ты могла?

— Это что, у вас такой местный обычай? — бросил Алекс. — Не означает ли это для нас, непосвященных «как поживаешь?» или что-нибудь подобное, не менее забавное?

— И как давно это все продолжается? — спросил Энди Грейс. Лицо у него было белее мела. — И не лги мне, Грейс.

— Если вы старый друг Грейс, вам должно быть известно, что она никогда не лжет, — ледяным голосом заметил Алекс, сделав шаг к Энди и сверля его глазами, словно охотник, выслеживающий дичь. — Если быть точным, то она даже слишком честна, — добавил он с усмешкой. — Послушайте, вы, я не знаю, что вы о себе думаете…

Это была ошибка, и последствия ее не заставили себя ждать. Алекс нахмурился и прищурил глаза.

— Я совершенно точно знаю, кто я, Эндрю, — с некоторым высокомерием проговорил Алекс. — Я начальник Грейс и владелец этого здания, а посему, ежели вы изволили закончить свое дело с. моей секретаршей, милостиво прошу убираться отсюда.

— А если не закончил? — вызывающе спросил Эндрю, бросив взгляд на Грейс.

Это уже никуда не годилось. Просто никуда. Грейс поймала себя на том, что ломает руки. Она собралась и произнесла как можно более спокойным голосом:

— Энди, сейчас рабочий день, надеюсь, ты понимаешь? Не следовало приходить сюда без предупреждения.

— Но мне надо было, Грейс. Ты же понимаешь, в каком я состоянии. Мне надо было.

— Неправда. — По контрасту с жалким бормотанием Энди голос Алекса был четок и тверд. — Вы сами все это сделали. Так что прошу вас немедленно удалиться.

Все шло хуже некуда. Как ей теперь играть роль подружки невесты, надежного друга и доброй соседки? — пронеслось в голове у Грейс. Она бы разобралась с Энди, не вмешайся в это дело Алекс. Тоже мне, помощник. Слон в посудной лавке.

— Я ночую в городе, — проговорил Энди упавшим голосом. — Может, увидимся позже?

В этот момент она готова была пообещать что угодно, лишь бы выпроводить Энди из приемной и положить конец этому фарсу.

— Позвони вечерком на квартиру, ладно? Там поговорим, — сказала она.

— Еще раз прошу удалиться, не то я выброшу вас отсюда, — ледяным голосом провозгласил Алекс, не спуская глаз с Энди.

— Ухожу, — пробурчал Энди, бросив многозначительный взгляд на Грейс, а потом повернулся и, не сказав больше ни единого слова, вышел на улицу, ссутулившись и опустив голову.

В вестибюле стало тихо. Наконец молчание нарушил Алекс.

— И из-за этого человека вы так переживали, Грейс? — язвительно произнес он. — Я разочарован, Грейс. Вы достойны лучшего.

Этого только ей не хватало. Еще секунду назад она чувствовала себя совсем разбитой этой нелепой встречей, а сейчас все в ней восстало, и она выпалила:

— Может, он и не совершенство, но по крайней мере не боится любви и верности.

— Принято, — с убийственной издевкой подхватил он. — Вот только было бы здорово, если бы он смог определить, куда приложить эти самые любовь и верность, как вы думаете? Насколько помню, кое-кто утверждал, что идея многоженства в этой стране считается противоправной?

Грейс вспыхнула. Чтоб ему провалиться!

— Эндрю запутался.

— Вы мне говорите! — все с той же язвительностью бросил Алекс. — А теперь, если вы натешились этим голубиным воркованием на тему любви и дружбы, может, подниметесь наверх и займетесь делом? Кстати… — он сделал умышленную паузу, сверля ее ледяным взглядом, — его невеста знает, что он рвется с постромков, а вы играете роль пресловутого жилета для утешения? Он еще и обвиняет ее в том, что она поощряет Энди бегать за ней? Взгляд Грейс был под стать ледяному голосу, каким она проговорила:

— Откуда мне знать, Алекс. Может, дать вам телефон Санди, сами и спросите?

Их взгляды встретились. Наконец, Грейс услышала холодный голос:

— Полагаю, вы и так дел натворили. Бедной девушке и без того не сладко.

Она так разъярилась, что, не будь они сейчас в приемной, залепила бы ему пощечину. Исполнительные секретарши не впадают в истерики, сколько бы их ни провоцировали, напомнила она себе.

— Это мелочно и неуместно и не заслуживает ответа, — гордо бросила она, взглянув на него еще раз, и направилась к лифту.

Он двинулся следом, а когда дверь лифта открылась, пропустил ее вперед. Она ожидала продолжения упреков, но они доехали до последнего этажа, не обменявшись ни словом.

— Принесете мне отчет сразу, как закончите, — холодно распорядился он и ушел к себе, на сей раз хлопнув дверью, что несколько утешило Грейс. Не такая уж это непроницаемая броня.

Деловые гости Алекса прибыли чуть после двенадцати, а в двадцать минут первого шофер лимузина уже вез их в фешенебельный ресторан.

Это было действительно одно из самых дорогих заведений, известных Грейс: хрустальные люстры, белоснежные льняные скатерти, элегантные вышколенные официанты и приглушенные голоса, но она уже не раз за последние месяцы работы у Алекса посещала с ним подобные места и привыкла не удивляться. Она исполняла роль радушной хозяйки, а Алекс — хозяина, однако на этот раз под внешне приличными и вежливыми словами, которыми они обменивались, она чувствовала напряжение, и это действовало ей на нервы.

Когда к трем ланч закончился и все вернулись в лимузин, Грейс была окончательно вымотана, хотя по ее оживленному лицу и веселому разговору этого никто бы не сказал.

Первым делом они высадили гостей, и, когда дверца за ними захлопнулась, в салоне воцарилась напряженная тишина. Она бросила косой взгляд на Алекса, но его лицо было как всегда непроницаемо. Откуда у этого человека такая выдержка? — недоумевала Грейс с раздражением. Это нечестно. Она не могла припомнить, чтобы он хоть раз потерял контроль над собой. Другого такого человека действительно днем с огнем не сыщешь.

До здания фирмы было еще несколько миль. Она откинулась на бархатистую кожу спинки и впервые после встречи с Энди позволила себе расслабиться.

Первое, о чем она подумала, это что Энди соврал. Он твердо заявил сначала, что приехал на несколько часов: так он сообщил секретарше внизу. А потом сказал ей, что ночует в городе. Она даже думать не хотела о предстоящем вечере… Единственное, чего ей сейчас хотелось по-настоящему, это запрокинуть голову и закрыть глаза, но об этом нечего было и думать в присутствии Алекса. Что она может сказать Энди, кроме того, что уже сказала утром? Куда ни кинь, всюду клин. С какой стороны ни посмотри, а вечер предстоит ужасный. Энди прекрасно понимает, каково ей, но это ему и надо.

Мысли ее текли в этом направлении, и из-за них ли или из-за того, что изрядно вымоталась за этот день, она лишь минут через пятнадцать спохватилась, что они едут не по той дороге. Грейс с беспокойством выпрямилась и посмотрела в окно. Она вообще не понимала, где они находятся.

Алекс сидел, откинувшись на спинку сиденья и прикрыв глаза, как всегда спокойный, но инстинктивно она почувствовала, что эта безмятежность напускная, и резко спросила:

— Где мы, Алекс? Я не узнаю места?

Он пошевелился, приоткрыл глаза, и от этого золотистого внимательного взгляда у нее засосало под ложечкой. Ясное дело, он что-то затеял.

— Мы на… — Он выпрямился и взглянул в окно. — На Пелман-стрит, — как ни в чем не бывало бросил он. — Только что проехали Тюрлоу.

Спокойно, спокойно, уговаривала себя Грейс. Эти Алексовы штучки она знала. Насмотрелась. Он хочет спровоцировать ее, выбить из колеи, а сам сидит и поглядывает — само благодушие. Это в его духе: довести оппонента до белого каления, а потом, когда тот менее всего это ожидает, добить его. Но не сегодня, и не ее.

— Но это не к офису, — вскинулась Грейс.

— Точно не к офису, — с готовностью откликнулся Алекс. — Совсем в другом конце.

Она прикусила губу, прежде чем выдавила вопрос:

— Куда же мы едем, Алекс? Куда мы направляемся0

— Мне нужны документы, а они у меня дома. — Сказано это было бесстрастным тоном, и таково же было выражение его лица. — Так что придется заехать.

Домой. Хорошо, главное — не дергаться. Посидит в машине, пока он сходит за своими бумагами. Подумаешь. Она кивнула, а когда он сдернул пиджак и взялся за галстук, отвернулась к окну.

Грейс знала, что поместье Алекса расположено в богатом предместье, однако, когда они подъехали туда, она была поражена размерами особняка, представшего перед ее взором. Шофер открыл ворота в высокой каменной ограде и въехал на подъездную дорожку, вымощенную булыжником.

— Чашечку кофе? — сладким голосом спросил Алекс.

— Что? — Она отвела глаза от бесконечного здания, напоминавшего по форме букву «Т», и поспешно проговорила:

— Нет, спасибо. Я подожду вас здесь.

— И слышать не хочу, — возразил он. — Моей экономке станет плохо, если она узнает, что я заставил свою гостью ждать в машине, не предложив выпить чего-нибудь.

— Я не гостья. Я ваша секретарша, — напомнила ему Грейс.

— Миссис Карлсон не делает различия. — Под подчеркнутой вежливостью Грейс почувствовала сталь, но предпочла этого не заметить.

— Я действительно предпочла бы подождать в машине, — настойчиво проговорила она.

— А я предпочел бы, чтоб вы пошли со мной. Грейс взглянула ему в глаза и поняла, что препираться бессмысленно. Он все равно не сдастся. За это время она достаточно хорошо узнала своего босса, и выражение его глаз означало одно: «хоть трава не расти, а быть по-моему».

— Ну, если вы уж так настаиваете… — Она пожала плечами и склонила голову, показывая, насколько он утомителен в своей настойчивости.

— Настаиваю, Грейс, — с иронической улыбкой подтвердил он. Открыв дверь, он вышел сам, а потом помог ей.

Как только нога Грейс ступила на землю, она отняла руку, но он подхватил ее под локоть, отчего ее словно током ударило.

— Заходите ко мне в гости, муху приглашал паук, — пропел он тихонько, ведя ее по брусчатке к красивой двустворчатой двери из дуба. Впрочем, от этих красот она в обморок не упала. В конце концов, ей за то и платят, чтобы не смотреть на роскошь как баран на новые ворота.

Вестибюль был королевский, другого слова не подберешь. От изумительного паркета до высокого сводчатого потолка с балюстрадой, на которую выходили двери комнат. По стенам висели картины в дорогих рамах; одной такой, пожалуй, с лихвой хватило бы на годовое жалованье Грейс.

— Пройдем в гостиную. — Алекс провел ее через вестибюль в необъятных размеров помещение, обставленное так, как простому смертному и не снилось. Пол устилал ворсистый кремовый ковер, в котором ноги утопали по щиколотку, диваны и кресла были цвета липового меда, а разбросанные там и сям старинные вещи были изысканны и элегантны и всем своим видом кричали о баснословном богатстве.

Высокие, от пола до потолка, французские окна в дальнем конце гостиной с вздымающимися на легком ветерке шелковыми шторами цвета сливок вели на мощеный внутренний дворик, который переходил в тщательно подстриженную лужайку, окаймленную высокими деревьями, сквозь которые сверкал изумрудом под ярким июльским солнцем бассейн.

Не вздумай выказывать свое восхищение, одергивала себя Грейс, глядя на сказочный вил за окном. Она знала, что он мультимиллионер. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что он не живет в трехкомнатной квартире в трущобе, но это… Это действительно превосходит всякое воображение. А какая красота!

— Устраивайтесь и чувствуйте себя как дома, — голосом радушного хозяина проговорил он у нее за спиной, а когда она повернулась, намереваясь произнести вежливый комплимент, то поймала себя на том, что смотрит в его золотисто-янтарные глаза. Он выглядит потрясающе, машинально отметила она.

— Чашечку кофе? Или чего-нибудь со льдом?

— Нет… спасибо. — Только не вздумай заикаться, одернула она себя. Не подавай виду, что ты потрясена. Он привык иметь дело с женщинами, которых всем этим богатством не удивишь. — Я просто подожду здесь, пока вы найдете требуемые документы, если моя помощь не нужна, конечно, — проговорила она вежливо, как положено секретарше и помощнице.

— Ну… — протянул он, и в голосе у него промелькнуло что-то такое, отчего она сразу насторожилась. — Но на это уйдет время.

Она пыталась сделать вид, что ничего не произошло, и ответила:

— Что ж, ничего страшного. Хозяин — барин.

— Верно, а что, не так?

В этом было что-то успокаивающее, и она немного приободрилась. Пугать он ее не будет. Она посмотрела на него с вежливой улыбкой.

— Видите ли, Грейс… Дело в том, что я решил сегодня не возвращаться в офис, — заявил Алекс. — В этом нет необходимости.

Она не сводила с него своих зеленых глаз, которые от вкравшегося в нее страха потемнели. Голос же у нее был спокойный.

— Вам виднее. Можно вызвать такси или ваш шофер отвезет меня обратно?

— Я отпустил машину.

— Значит, такси.

— Нет… ничего не выйдет. — И добавил; — В доме пять комнат для гостей.

Сердце у Грейс ёкнуло, ее охватила тревога.

— Я должна ехать в офис, Алекс.

— С чего вы это взяли, Грейс? — весело парировал он. — Вы останетесь здесь до завтрашнего утра.

— Вы с ума сошли? — вскинулась она.

— Не исключено. — Он смотрел на нее, чуть прищурившись. — Такое предположение уже высказывалось, должен признаться. Но из нас двоих вы более сумасшедшая. Доказательство — этот парень. Я не позволю вам снова связаться с ним, Грейс. Вас надо защитить от себя самой.

— Вы… вы… — Вся эта красота: величественное здание, богатство и власть отступили куда-то в сторону в мгновение ока. Грейс вдруг забыла, что он ее босс, что ее щедрая зарплата и бесчисленные льготы целиком в его руках, и в ярости выпалила: — Да что вы возомнили о себе, Александр Конквист? Да как вы смеете указывать мне, как быть и что делать? Я уезжаю сейчас же, и пропади пропадом ваша работа. То, что вы наняли меня своей секретаршей, еще не означает, что вы приобрели права на мою душу. — Если говорить серьезно, не ваша душа заботит меня в данном случае. — Он схватил ее за плечи и, прежде чем она успела сообразить что к чему и оказать сопротивление, впился губами в ее губы.

Губы у него были крепкие, настойчивые. Сердце у Грейс заколотилось, и по телу пробежала дрожь. Его язык касался ее нёба и языка, она почувствовала, как ее охватывает желание, которому она не могла противостоять. Гнева как не бывало.

— Грейс, — пробормотал он сонным голосом, в то время как его руки гладили ее. — Сладостная Грейс. Сладкая злючка Грейс.

Она больше не могла сопротивляться. Его желание передалось ей. Он еще крепче прижал ее к себе, так что она почувствовала всю силу его вожделения, и продолжал целовать ее. От этих поцелуев голова у нее закружилась, ноги подкосились, и, не держи он ее, она бы упала.

— Теперь говори мне, что хочешь видеть его сегодня вечером, — прошептал он ей на ухо, оторвавшись от ее губ. — Говори, что он может дать тебе то же, что и я. Говори, что он тебе нужен.

Его шепот вырвал Грейс из мира ярких ощущений, которые пробуждал он в ней своими чувственными губами.

Она высвободилась из его объятий, и, хотя ноги у нее подгибались, а щеки горели, глаза ее пылали негодованием.

— По крайней мере, Энди никогда не пытался силой овладеть женщиной, — бросила она. — Он всегда вел себя как джентльмен.

— Это уж точно, — насмешливо откликнулся Алекс. — Да это меня и не удивляет. Он из тех мужиков, которые рады, чтобы им продели кольцо в нос и водили по жизни на веревке.

— Ах какое достоинство — прибегать к грубой силе. Тоже мне мачо! — воскликнула Грейс, осознавая, что гневом прикрывает унижение и стыд. Как она могла так поддаться ему? — в отчаянии спрашивала она себя. И это после всего того, что она месяцами твердила себе…

— Я этого не говорил, — с некоторой досадой вымолвил он. — Я всегда с презрением отзывался о тех, кто пытается силой овладеть тем, чего им хочется, будь то мужчина или женщина.

— Уж конечно! — Грейс пыталась освободиться от его непостижимой власти над собой, о которой он, к счастью, не знает. — И вы хотите, чтобы я всему этому поверила? Дела красноречивее слов.

— Для меня не имеет значения, поверите вы, Грейс, или нет, — проговорил он вдруг с неожиданной серьезностью, — но это так. Я получил вот это, — он указал на свой шрам, который она неоднократно видела и который не давал ей покоя, — потому что кое-кто решил, что может силой принудить меня к тому, чего я не хочу. Это ей не удалось, — добавил он. — Я не сторонник физического насилия.

Она немного опешила от его серьезности и дрогнувшим голосом спросила:

— А кто это был?

— Приятельница, — улыбнулся он, но только уголками губ. — Она скрыла от меня маленькую подробность, когда мы с ней сошлись, а именно, что она замужем. Узнав об этом, я бросил ее. Она возражала.

— И это она сделала? — цепенея от ужаса, спросила Грейс. Похоже, его общение с противоположным полом больше напоминало хождение по минному полю. Да, любишь кататься…

— Да. Но сначала она прибегла к обычной женской тактике и грозилась убить себя, если я не возобновлю связь с ней, а когда это не подействовало, впала в неистовство и стала швырять в меня все подряд. Так что я на собственном опыте убедился, что викторианское ручное зеркальце оружие опасное, — с юмором закончил он. — Мой врач сказал, что буквально пару миллиметров в сторону, и я бы истек кровью в считанные минуты. А так я отделался бездарным времяпрепровождением в клинике, и на этом дело кончилось. Хотя нет худа без добра, я постарался извлечь из этого урок на будущее.

— Но это… это ужасно.

Грейс была потрясена и не пыталась это скрывать, но Алекс покачал головой и цинично бросил:

— Рита не лучше и не хуже других женщин, разве что более темпераментна, чему виной, вероятно, ее латиноамериканская кровь.

— Вы считаете, что любая женщина пошла бы на такой обман? Не говоря уж о попытке прибегнуть к силе? Не может быть, чтобы вы так думали.

— Я так думаю. Конечно. Человечеством движут две великие страсти — алчность и похоть. И, когда на сцену выступает та или другая, быть беде. Но если обе вместе, тогда пиши пропало.

На какой-то миг Грейс показалось, что небо обрушилось на землю. Она лишилась дара речи. Но только на миг. Затем она выпрямилась и, гневно посмотрев на Алекса, твердо произнесла:

— В таком случае единственное, что я могу сказать вам, Алекс Конквист, так это что мне жаль вас. Жаль от всей души. — Она заметила, что ее слова буквально потрясли его, но уже не могла остановиться. — У вас вроде бы все есть: власть, богатство, сила — все к вашим услугам, но, по существу, ничего у вас нет. У вас нет главного, отчего у нормальных людей радостно бьется сердце. И вам этого никогда не узнать.

— Нет такого понятия, как нормальные люди, Грейс, — нарушил Алекс наступившую тишину. — У каждого из нас есть своя темная сторона, и она только ждет мгновения, чтобы восторжествовать над нами; просто одни прячут это тщательнее, чем другие. Вот и все. Мне больше по сердцу откровенное безумие Риты, чем все ее попытки добиться своего уговорами.

— Она просто душевнобольная, — вскинула Грейс подбородок. — И если вы связываетесь с подобными легкомысленными и коварными людьми, то туда вам и дорога. Свинья грязи найдет, простите меня за грубую поговорку.

— Ах какая замечательная… деревенская мудрость, — протянул он издевательски. Но от ее глаз не ускользнула внезапная бледность его загорелых щек, и она поняла, что ее слова попали в цель.

— Нет, это здравый смысл и только, — парировала она, надеясь, что дрожь не выдаст ее. Она сказала правду, говоря, что жалеет его, но жалость странным образом сочеталась в ней с желанием покрыть его лицо поцелуями, отдаться ему целиком, что было бы, как она прекрасно понимала, для нее катастрофой. Он все равно не оценил бы ее жест; для него это явилось бы чистым проявлением сексуального желания. Но у нее сердце кровью обливалось за того маленького мальчика, что вырос в мире, где у него были все преимущества, кроме одного: он был лишен материнской любви, которая способна смягчить самый жестокий жизненный опыт.

— В таком случае почему бы не применить этот здравый смысл к себе?

Она на миг забыла, что имеет дело с человеком острого и безжалостного как скальпель ума, но, когда Алекс вернул разговор к Энди, поняла, что он вовсе не терял контроля над происходящим.

Грейс вся сжалась, с трудом удержавшись от резкого ответа, но, досчитав до десяти, сказала спокойным голосом:

— Я вовсе не собираюсь связывать свою жизнь с Эндрю, если вас это интересует. Хотя вообще-то это не ваше дело.

— Да он охмурит вас в две минуты. Ему это плевое дело, — желчно бросил Алекс. — Этому дай только палец, он всю руку откусит. Это же такой тип.

Не люби она его так, она ненавидела бы его лютой ненавистью.

— Мне жаль, что вы такого низкого обо мне мнения, — резко бросила она. — Но поскольку это касается меня и мне решать, я пойду.

— Он пожал плечами.

— Боюсь, вам это не удастся. Простите.

— Я попрошу вашу экономку вызвать такси по телефону, — заявила Грейс. — А если понадобится, объясню почему. Вы не имеете права удерживать меня здесь без моего согласия. Это… это варварство, в конце концов! И противозаконно, — добавила она через секунду.

— Видите ли, я совсем упустил из виду, что миссис Карлсон поехала навестить сестру еще вчера, — солгал Алекс не моргнув глазом. — Глупо, конечно. Так что здесь только вы и я, Грейс.

— Вы все это задумали заранее? — Она вспомнила, что он разговаривал по телефону со своей экономкой после их утренней истории, когда она принесла ему в кабинет кофе, и перестал говорить, пока она не ушла. — Я теперь понимаю, вы все это подстроили!

— Разумеется. — Он облил ее золотом своих глаз. — Вас надо защищать от самой себя, а кому это сделать как не мне!

Нет, это уж слишком! Последняя капля! Все, ее терпению конец!

— От меня самой? — Бесстыжий надменный боров! — Вы обманом затащили меня сюда; надеясь сделать из меня узницу и принудить спать с вами, и еще смеете говорить о защите? — Грейс уже кричала. — Нет, вы… это уму непостижимо! Вы неподражаемы!

— Спать со мной? — Остальную часть обвинительного спича Алекс просто проигнорировал. — Дорогая Грейс, даже мои легкомысленные и коварные женщины привыкли, что их согласия спрашивают, — с укором произнес он. — Впрочем, если вы предпочитаете такого рода игры, я готов.

— Никакие это не игры! — взорвалась Грейс, возмущенная тем, что он все извратил и представил ее какой-то нимфоманкой. — Ни в какие игры я не играю! Во всяком случае с вами, Алекс Конквист. Так что выкиньте все это из головы!

— Жаль. — Он окинул ее загадочным взглядом. — Вы ужасно аппетитная.

— Я требую, чтобы вы меня отпустили, — твердо заявила Грейс.

— Грейс, не будьте занудой. — Он двинулся к ней, и она вся сжалась, но он всего лишь взял ее за руку и повел через всю гостиную со словами: — Идите в свои апартаменты и найдите себе бикини. Бассейн только что залили, он ждет нас. Да, и не пробуйте звонить. Миссис Карлсон предусмотрительно отключила все телефоны, а главный ввод у меня в кабинете и дверь заперта на ключ. — Он победоносно ухмыльнулся.

. — Хотела бы я знать, кто велел ей все это сделать? — саркастически бросила Грейс. Будто и так не ясно!

— Да, еще. Чтобы открыть ворота, нужен код, а через стену можно перелезть только если у вас есть альпинистское снаряжение, — не моргнув глазом закончил он.

— Нет, вы неподражаемы!

— Спасибо. Очень мило с вашей стороны дважды так отзываться обо мне, тем более что прочие мои свойства вы еще не удосужились узнать, — пропел он. — Во всяком случае, не во всей полноте. Впрочем, это никогда не поздно сделать. А теперь идите, я не сомневаюсь, что вы найдете все, что вам может понадобиться, так что вперед. Забудьте обо всем, расслабьтесь и радуйтесь предстоящему вечеру. Пара часов в бассейне, затем бутылочка хорошего вина и отличный обед не самое страшное испытание, как вы думаете? Бывают ведь чудеса на белом свете?

Если бы он знал! Эта мысль не давала ей покою и не позволила ничего сказать, но, когда Грейс в сопровождении Алекса вышла из гостиной и направилась к лестнице, она молилась про себя, как никогда в жизни не молилась.

7

Алекс удалился, сказав, что будет ждать ее внизу, а Грейс вошла в комнату. Это оказалась не просто гостевая комната, а целая анфилада комнат. Грейс остановилась как вкопанная на пороге, пораженная увиденным.

Она находилась, по-видимому, в гостиной. Помимо прекрасной мебели, там был суперсовременный телевизор с огромным экраном, музыкальный центр с целой фонотекой дисков, холодильник и небольшой бар. Стены были темно-розового цвета с глухим золотом умирающего заката. Те же краски заметила она в спальне, куда вела элегантная арка в дальней стене гостиной. Ванная комната была декорирована золотом и кремовым мрамором, посредине возвышалась огромная ванна, а когда она открыла встроенный в стену платяной шкаф, ее глазам предстал гардероб, которого с лихвой хватило бы на десяток гостей женского пола. Гостей? Скажи, любовниц, с горечью подумала она.

И все же не внушительная демонстрация богатства поразила ее в самое сердце, а сам Алекс. Она не могла понять его поведение, как не могла смириться с тем, что мир, в котором еще утром она жила, столь коренным образом переменился за эти несколько полных событий часов.

Еще утром он был ее боссом, Алексом Конквистом, крупным бизнесменом и плейбоем одновременно. В этом качестве он был для нее понятен, и она вполне могла справляться со своими чувствами к нему. Но сейчас… Сейчас она не могла точно сказать, кто он и как он на нее смотрит, и это тревожило и пугало ее сильнее, чем она думала. Потому что, когда речь шла о нем, она была слаба и беспомощна. То, что произошло в гостиной, служит ярким тому доказательством, так что оставаться с ним в доме наедине означает неминуемую катастрофу. А ей только этого не хватает.

И угораздило же Энди свалиться ей на голову утром, досадовала она, бросаясь на огромную кровать. Почему Алекс воспринял это так свирепо? Ведь он совершенно не интересовался ею. Он показал это со всей ясностью за последние недели после их деловой поездки в Японию, где случилось мимолетное нарушение установившихся отношений хозяина и его секретарши. Но и этот срыв произошел исключительно оттого, что он решил, что она доступна. Как только она дала ему понять, что это не так, он оставил ее в покое.

Что ей делать? Она целую минуту сидела в теплой, насыщенной ароматами комнате, потом спрыгнула с кровати и снова подошла к шкафу. В конце концов, чем дуться до утра в этих апартаментах, лучше развлекаться, решила она. Она пойдет в бассейн, как предлагает Алекс, и будет неприступной и холодной как Снежная королева. Высокомерной.

Одного взгляда на выставку нарядов было достаточно, чтобы одобрить свое решение. Да, да, именно высокомерной. Вот и пусть со своим непомерным эго столкнется с ней. Он хочет войны? Он ее получит! И посмотрим, кто кого!

Она порылась и выбрала два-три образца бикини из дорогой ткани, крошечные лоскутки, годные лишь на то, чтобы не быть совсем голой. Потом ей на глаза попался более приличный купальник. Замечательная ткань переливалась от жемчужно-серого до глубокого фиолетового. Если купальник ей подойдет, подумала Грейс, она будет выглядеть немного скромнее, чем в фиговых листиках бикини. Сказано — сделано.

Она несколько усомнилась в правильности выбора, когда посмотрела на себя в зеркало. Купальник был сногсшибательный, но очень уж вызывающий. Вырез для ног доходил до талии, весь ансамбль представлял собой эфемерную ленту, соединяющую верх и низ. Этот замысловатый покрой делал ее миниатюрней, но зато увеличивал бюст, что она, забыв об обстоятельствах, отметила не без удовольствия, ноги же становились длинными до бесконечности. Впрочем, одна мысль о том, что придется выставлять свои красоты пред светлые очи Алекса, повергла ее в панику. Семь бед — один ответ, сказала она себе. Назвался груздем, полезай в кузов. Этими народными мудростями она легко усыпила червя беспокойства. Картину дополнила прозрачная верхняя рубашка из такой же шелковой материи, вещь сама по себе исключительно красивая. Так что в целом вид получился просто потрясающий. Полный отпад. Это как раз ей сейчас и нужно, если вспомнить о женщинах, которых привык видеть около себя Алекс…

Когда через несколько минут она спустилась вниз, никому бы в голову не пришло, что на сердце у нее кошки скребут, а ноги с трудом слушаются ее.

Алекс ждал ее, и, увидев его, Грейс почувствовала, как по ней пропускают электрический ток. Его загорелое лицо и всегда производило на нее потрясающее впечатление, но сейчас, полуголый, он был просто неотразим. Широкие плечи, хорошо развитая мускулатура, прекрасная осанка и крепкие ноги могли потрясти и более сильных духом. Он сидел, небрежно откинувшись на спинку кресла, и Грейс с усилием отвела от него взгляд и стала смотреть куда-то поверх его головы.

Алекс, чуть прищурившись, оглядел ее с ног до головы и поднялся ей навстречу. На нем были маленькие плавки.

— Вы смотритесь восхитительно, — проговорил он низким тягучим голосом, от которого у нее мурашки по коже побежали. — Вот только… — Он протянул руку и, повернув Грейс, распустил ее волосы, не слушая протестов. — Вот так-то лучше, — довольным голосом проговорил он, когда у нее по плечам рассыпалась волна темно-каштановых волос. — Всегда носите волосы распущенными, — негромко добавил он, снова поворачивая ее лицом к себе. — Я ведь вам уже говорил.

Грейс пожала плечами, надеясь этим жестом обмануть его и сделать вид, что ей не хочется говорить, но на самом деле она совершенно потерялась от одного вида его обнаженной широкой груди с порослью черных курчавых волос. У нее просто отнялся голос. Да и ноги тоже.

— У бассейна нас ждет не дождется ведерко с шампанским во льду, — сообщил Алекс, беря ее под руку и ведя к открытой двери гостиной. — И, разумеется, клубника. Что может быть лучше шампанского с клубникой в такой жаркий летний денек, а?

Откуда ей знать? — с болью подумала Грейс, хотя не сомневалась, что этим коронным блюдом он не раз угощал своих дам. Но она-то не из их числа. Она его секретарша. Секретарша. И ей самой стоит зарубить себе на носу, кто она. Так твердила про себя Грейс, выходя под руку с Алексом через створку французского окна на солнце. Потому что не могла отделаться от подозрения, что у Алекса иные планы насчет нее.

Они уже подходили к бассейну, когда Алекс остановился, обнял ее за плечи и бросил с упреком:

— Доколе вы будете, дорогая Грейс, такой скованной и безмолвной, будто язык проглотили. Я не держу вас за бедную родственницу.

Уж ей ли не знать, за кого он ее держит! Эти объятия в гостиной и сладкие шампанские и клубничные разговорчики! Но не растерянность была виной ее скованности, а он, Алекс Конквист, но разве могла она признаться, что его близость пробуждает в ней неведомое желание. Да она скорее умрет!

— Похищение людей — преступление перед законом, — проговорила она, посмотрев на него. Он высился над ней, отчего она казалась себе крошечной, хрупкой и женственной. И это было ей почему-то приятно, она чувствовала себя под надежной защитой его стальных мышц.

— Завтра подадите на меня жалобу, — бросил он. — А сегодня… — Он пристально посмотрел на ее разрумянившееся лицо и водопад рыжевато-каштановых волос, искрящихся на солнце. — А сегодня примите это как свершившийся факт, а юный возлюбленный пусть едет домой к своей будущей верной супруге не солоно хлебавши.

— Юный возлюбленный? Энди совершенно вылетел у нее из головы. Она даже не сразу сообразила, о чем идет речь. Именно чувство вины за такое отношение к бедному Энди и его невзгодам заставило ее заговорить сердитым голосом:

— Кто вам дал право лезть в чужую жизнь?

— Никто, Грейс, — произнес он все тем же ровным голосом. — Я сам беру то, что мне нужно. Разве не в том прелесть игры, чтобы все карты были открыты? — Он насмешливо взглянул на ее расстроенное лицо.

— Это ваша игра.

Она сумрачно взглянула на него, сверкая глазами, а он как ни в чем не бывало перешагнул через все ее защитные укрепления, по-мальчишески улыбнувшись и игриво чмокнув ее в нос.

— Да будет, вам, несносная упрямица, сейчас макнем вас, и все упрямство как рукой снимет.

— Только попробуйте, Алекс! Не вздумайте бросать меня в воду! — Она попыталась сопротивляться, но это напоминало муху в паутине.

— Плавать умеете?

Они уже стояли на краю бассейна, и она хотела соврать, но было поздно: он все прочитал по ее глазам. В ту же минуту она полетела в холодную воду, едва успев набрать воздуха в легкие.

Когда она вынырнула, Алекс пробовал ногой воду. С губ его не сходила озорная улыбка мальчишки-переростка, отчего голос у нее сорвался, когда она ругала его:

— Бессовестный громила! Что это такое?

— Осторожней. — Он поднял палец вверх, а глаза его смеялись. — Здесь вы очень уязвимы.

Она уязвима всюду, где он есть, мелькнуло в голове у Грейс. Ее охватила волна любви, и она вдруг отчаянно захотела, чтобы все было по-другому. Но — увы! — все именно так, как есть.

— Ну дайте мне хоть положить ее на край. — Она пыталась придать голосу строгость, но лишь пролепетала что-то жалкое, снимая верхнюю рубашку.

— Кладите. — Он сквозь прищуренные веки смотрел, как она плывет к борту бассейна, мощно работая руками, и кладет рубашку на кафель. — Вы отличный пловец, — одобрительно бросил он. — Плаваете как мужчина.

— Это надо понимать как комплимент? — съязвила она. — Женщины могут многое делать не хуже, если не лучше мужчин, дай им только шанс. — Она скроила физиономию, и он улыбнулся.

— Большинство женщин, с которыми я знаком, больше волнуют прически и косметика, чем умение плавать, — криво усмехнувшись, заметил он. — Бассейны как место для демонстрации мод. Точка.

— Я же говорила вам, Алекс, что вы связываетесь не с теми женщинами. — Она не отказала себе в удовольствии и не упустила представившуюся возможность подковырнуть его. Не дожидаясь ответа, она оттолкнулась от бортика и хорошим кролем поплыла в глубокую часть бассейна размером с олимпийский.

— Где вы так научились плавать? — Он плыл за ней, но обогнать ее не мог, что с удовольствием отметила Грейс. — Я не нанимал вас в качестве спортсмена.

— Мой отец великолепный пловец, мама тоже, — сказала Грейс, отбросив прядь волос со лба. — Мы раньше много занимались подводным плаванием, а когда тренируешься в карьере в ледяной ноябрьской воде и снимаешь маску на глубине десяти метров, чувствуя всей кожей давящую на тебя холодную толщу, все остальное кажется пустяками. Мы с папой потом еще прошли курсы по усовершенствованию.

— Ясно. — Он был поражен — она видела это по его лицу, — но старался скрыть это. Как же приятно было хоть в чем-то достать его. — А за границей приходилось плавать? — поинтересовался он. — В теплых южных морях?

— Несколько раз. Вода действительно теплее, и совсем другая подводная жизнь. Страшно интересно.

Она оттолкнулась от бортика, наслаждаясь чистой водой. Алекс опять отстал от нее, и она первой приплыла в мелкую часть бассейна.

— Прямо русалка. — Он сказал это с явной симпатией, и Грейс вся так и затрепетала. Слишком он соблазнительный, напомнила она себе, и к этому присоединились и прочие внутренние голоса. Где Алекс, там опасность! — Похоже, вы в хороших отношениях с родителями, правда, — заметил он.

— У меня мировые родители, — лаконично ответила Грейс. Ей не хотелось обсуждать своих стариков с Алексом. Чем меньше он знает о ее частной жизни, тем лучше. Малейшая информация о частной жизни откладывается в его мозгу, и в любой момент может быть использована к его выгоде.

Он кивнул. Капли воды сбегали по его загорелой коже с выпуклыми мышцами.

— Большой подарок судьбы — любящие родители, — медленно проговорил он без всякой иронии. — Мой отец любил меня, но у него на это не было времени, а когда после моего окончания университета появилась возможность нам получше узнать друг друга, времени уже не осталось. — И тут же, будто в нем сработал какой-то механизм, предупреждавший об опасности, на секунду приоткрывшееся окошко закрылось и он совсем другим тоном бросил:. — Давайте наперегонки, если хотите. Обставлю вас в два счета. Все же вы женщина.

— Ха! Да я вас одной рукой обгоню, — тут же откликнулась Грейс.

Обогнать она его не обогнала, но и Алексу это не удалось, и так они плыли — голова к голове, пока Грейс не почувствовала усталости. Алекс же, похоже, мог плавать до бесконечности, и еще минут десять, после того как она вскарабкалась на край бассейна и уселась там, он продолжал плавать, словно хорошо отлаженная машина. Именно машина, идеальная машина, которую могли создать эротические грезы, с горечью размышляла Грейс.

Она никогда уже не будет прежней после знакомства с ним. Но и мира без него она не могла себе представить. Она подумала об этом с ужасом. А Энди?.. То, что она чувствовала по отношению к Энди, даже близко не напоминало о той всепоглощающей страсти, которую она испытывала при одной мысли об Алексе. Но это было опасно.

— Что ж, бокал шампанского в самый раз. — Он вырос как из-под земли и протянул ей руку. Грейс надела рубашку под его взглядом и поспешно застегнула пуговички. После этого взяла его руку и поднялась.

— Тщетные усилия, — насмешливо пробормотал он.

— Что? — Словно очнувшись от сна, в котором ей снилось его мускулистое тело, бросила она.

— Я говорю о тщетных попытках прикрыться. Оденьтесь вы хоть во все черное с головы до ног, я все равно буду видеть эти длинные стройные ноги, тонкую талию и восхитительную грудь.

— Алекс, прекратите. — В голосе ее прозвучали панические нотки. Он смотрел на нее, чуть прищурившись, и в глазах его играли золотистые искорки.

— А что такого? Я хочу вас, вы это отлично знаете, и вы хотите меня, сколько бы ни убеждали себя в обратном. Это просто убивает меня последние несколько недель. Работать в одном офисе, видеть вас изо дня в день с этими запрятанными в узел волосами. Иногда мне хочется сорвать с вас одежду и трахнуть прямо на вашем же столе. И плевать на последствия.

— Это просто похоть, — сухо бросила Грейс.

— Может, и похоть, только не так все просто, — усмехнулся он. — Мне осточертело по десять раз за ночь бегать под холодный душ.

Грейс тряхнула головой, чтобы отделаться от образа своего рабочего стола в офисе. Теперь она без содрогания не сможет смотреть на него.

— Я не занимаюсь мелкими любовными интрижками, Алекс. Я ведь, кажется, уже все на этот счет высказала. Вы же дали мне понять, что ничто другое вас не интересует. Зачем же снова разводить эту канитель?

— Я говорил вам, что могу доставить удовольствие представительнице другого пола, а она в свою очередь мне, и при этом без банального хэппи-энда. Вот почему, — резко бросил Алекс.

— Я о том же. — Она посмотрела ему прямо в глаза, стараясь унять дрожь. — Это я и называю мелкими любовными интрижками.

— Ах черт! — Он прижал ее к себе с силой, свидетельствовавшей о внутреннем волнении. — Вы так упрямы, что вам лучше было бы родиться мужчиной.

Не имея сил вырваться, она просто расслабилась, а он, напротив, напрягся. Он не отпускал ее и некоторое время молчал, а потом проговорил:

— Почему вы не как другие, черт побери? Вы у меня в печенках сидите. Я ем, думая о вас, сплю, думая о вас, дышу, работаю… все вы…

Это было неожиданным признанием, и Грейс с удовольствием отдалась его словам — и близости, — даже не пытаясь отвечать. Он как самум, все сметающий на своем пути, устало думала она, хотя мысли у нее путались. Если она отдастся этому самуму по имени Алекс Конквист, он высосет ее с потрохами и от нее ничего не останется. Этого нельзя допустить. Потому что это будет полное фиаско.

.Пальцы Алекса пробежались по ее спине, и она выгнулась дугой, пытаясь вырваться, но он крепко держал ее, а потом пробормотал:

— Я ничего с этим не могу поделать, Грейс. Я только и думаю о вас, а при мысли об этом бесчувственном… как бишь его… который хочет заполучить вас, у меня голова идет кругом…

Это о ком он? Об Энди? Она подняла голову, прижатую к его груди, пораженная тем, как он извращает ее слова.

— Да как вы смеете его называть бесчувственным? Лучше бы на себя посмотрели? Где такого бессердечного еще найдешь? — взорвалась она, думая о бессонных ночах и страданиях, выпавших на ее долю с той самой минуты, как она впервые на свою беду увидела этого человека. — Да и что вы знаете об Энди?

— И знать не хочу!

Он выпалил это с таким высокомерием, что Грейс открыла было рот, чтобы что-то возразить, но он залепил ей губы поцелуем.

Он целовал ее, пока она не начала задыхаться; тело ее предательски напряглось, груди налились, соски стали твердыми, и вся она трепетала.

— Ты же сама видишь, что хочешь меня. — Его рука легла на ее грудь, и она, не сдержавшись, громко застонала.

Но последним усилием воли она заставила себя вырваться из его объятий. Вечно ему надо настоять на своем. Всегда доказывать, что он прав.

— Вовсе нет. — Она произнесла это почти шепотом, лицо ее пылало, а он только усмехнулся, услышав эту откровенную ложь.

— Еше как хочешь. — Он улыбнулся, но это была не та открытая широкая улыбка, от которой у нее сжималось сердце. — И ты сама скажешь мне об этом, когда созреешь. Я могу подождать. Я занимаюсь любовью с женщинами, только когда они полностью созрели — и душой и телом, — и ты не заставишь меня изменить моим правилам, сколько бы ни искушала меня.

Тело его служило наглядным примером того, как сильно это искушение, и Грейс затрепетала. Она хотела сказать что-нибудь остроумное, доказать, что она ни в чем не уступает его рафинированным, светским дамам, хотя и не разделяет их взглядов на жизнь и на любовь, но не могла. Если бы она произнесла сейчас хоть слово, она бы разрыдалась. Она так его любила, и все так запуталось.

— Пойдем, — сказал он, взяв ее под локоть, и легко повел вдоль бассейна к дальнему уголку под большой плакучей ивой.

Вокруг всего бассейна, там, где деревья давали тень, были расставлены шезлонги и столики, но это местечко окружали кусты магнолии. Они источали дивный аромат.

Два шезлонга с подушками стояли вокруг вытянутого столика, на котором покоились ведерко со льдом и бутылкой шампанского, пара высоких хрустальных бокалов и большая ваза с клубникой, тут же находились вазы поменьше, ложечки и даже вазочка со сливками. Она лежала в чаше со льдом. Все было само совершенство. О таком можно было только мечтать.

Он действительно подумал обо всем. Грейс оглядывала стол с несвойственным ей цинизмом, а шампанское с известной подозрительностью. Мастер обольщения, что и говорить. Но сегодня его ухищрения не увенчаются успехом.

Алекс вбил себе в голову, что она не отказалась бы от легковесного романчика с ним, ведь о большем не могло быть и речи, если вспомнить его собственное кредо на сей счет. Он уверен, что она спала с Энди, а может, у нее были и другие любовники. Так что, если смотреть с его колокольни, все идет как по маслу, и ничто не мешает им сойтись. Никто не будет в убытке, а условия игры он предлагает честные.

Только все это его фантазии. Она будет в убытке. Ей все это не подходит.

Она сидела на краешке шезлонга и смотрела, как Алекс, сидя на другом шезлонге, потянулся за бутылкой шампанского. Если бы он привлекал ее только сексуально, трудно было бы устоять перед ним, но она любит его… Она не перенесет разрыва с ним, когда он пресытится ее телом. Она — увы! — не из железа, и это было бы выше ее сил.

Она хотела отдаться ему полностью — телом и душой, — стать с ним единым целым в библейском смысле, иметь детей, семью и дом, а для него даже мысль об этом казалась дикой. Над всякими идеями подобного рода он просто смеялся.

— Ну вот, — вывел ее из потока грустных мыслей его голос. Он протягивал ей бокал с искрящимся шампанским. Играющие искорки словно смеялись над ее мучениями. — «Ешь, пей и веселись!», — процитировал он.

— «Все равно завтра умрешь», — подхватила она с каким-то странным злорадством.

Он только улыбнулся, но от этой улыбки у нее все внутри перевернулось.

— Ну нет, Грейс, — проговорил он, поднося бокал к ее губам. — Так вы от меня не отделаетесь. Я хочу научить вас жить.

— Я и сама знаю, как жить, — парировала она. — Мне моя жизнь нравится.

— Нет, не знаете, но узнаете, — проговорил он, глядя ей в глаза. — А для начала… — Он снова поднес бокал к ее губам. — Расслабьтесь.

Шампанское было божественным. Грейс пригубила немного и почувствовала тончайший клубничный аромат. Это было блаженство. Такого она не пробовала. Один глоток возносил на небеса, но состояние было не стойкое, но эфемерное, как утренняя роса, как связь с Алексом, если она ему уступит.

Эта мысль всплыла у нее в мозгу, и она, повернув голову к Алексу, проговорила:

— Исправьте меня, если я в чем ошибаюсь, но не вы ли сами говорили, что любовная интрижка с секретаршей ошибка, если не сущее бедствие, помните? — спросила она с невинным видом. Она не забыла его высказываний в тот памятный первый день и той досады, которую они в ней вызвали.

Он кивнул, и глаза его при этом улыбались.

— Вы исключение, подтверждающее правило.

— И вы действительно полагаете, что мы можем заниматься любовными делами и работать одновременно? — спросила Грейс без улыбки.

— Возможно. — Он внимательно следил за ней. — А почему бы нет?

— А когда наш роман закончится? — продолжала она. — Что тогда?

— Но мы взрослые люди, — столь же спокойно парировал Алекс. — Если с самого начала мы честно обо все договоримся, то какие могут быть проблемы? Вы не относитесь к тому типу женщин, которые из всего делают сумасшедший дом.

— Алекс, откуда вам знать мой тип? — резко возразила она, уязвленная его терминологией.

— Я это понимал как комплимент. — Он пустил в ход все свои чары. Перегнувшись через столик, он взял ее руки в свои. — Я не кривлю душой, Грейс, я считаю вас потрясающей, — чуть осипшим голосом пробормотал он, отпустив ее руки и проведя ладонью но ее лицу. — Просто потрясающей, невероятно сексуальной и удивительной.

Вот, значит, как он охмуряет своих женщин, пронеслось у Грейс в голове. И, главное, действует убийственно точно. Да он и сам это знает.

— И вы были правы, когда сказали, что я это заслужил, — проговорил он, притрагиваясь к шраму на шее. — Я всегда хватался за то, что мне дают, не заглядывая под обертку; правда, после истории с Лили и Элен я кое-чему научился. Ошибок больше не должно быть.

Нет, нельзя ему верить. Когда он вот так надевает маску заброшенного мальчика, он может из нее веревки вить.

— Полагаю, при таком подходе женщина с зеркальцем была последней.

Он пристально посмотрел ей в глаза, но она не отвела свои, тогда он вскинул голову и рассмеялся.

— Сколько веревочка не вейся… Так, что ли? Любишь кататься и так далее, — пробурчал он с самоуничижительным видом, отчего он стал ей мил еще больше. — Ну, черт с ним, не удается поймать вас на вашем женском сострадании, поладим на том, что можем просто отдыхать и получать взаимное удовольствие. Немного клубники, еще поплаваем, потом шампанское. Идет?

Попытка не пытка.

— По рукам.

— Грейс, вы кошка, которая ходит сама по себе. — Он перегнулся, чтобы запечатлеть поцелуй на ее губах, но, к ее удивлению, остановился на полпути и, пристально глядя ей в глаза, повторил: — Кошка, которая ходит сама по себе.

— Алекс, — беспокойно спросила она. — В чем дело?

— Дело? — Он с трудом оторвался от своих мыслей и посмотрел на нее. Лицо у него прояснилось, когда он увидел озабоченность на ее лице. — При чем здесь дело, — уклончиво пробормотал он. — Рядом со мной красивейшая женщина на свете, а ночь еще впереди. — Но взгляд у него стал жестче и губы сжались. Чары его только усилились. Она это видела, но не могла понять, что произошло.

Алекс отвернулся и стал наполнять чашки клубникой, а когда обернулся снова, взгляд у него был как всегда безмятежный, и она решила, что все это ей показалось.

Они купались, загорали, ели, пили и снова купались. Потом солнце стало садиться, тени углубились, и наступил вечер. Все это время Алекс вел себя с подчеркнутой корректностью. Это удивляло Грейс, но понять что к чему она не могла.

Был уже девятый час, когда они направились к дому. Алекс удалился, доведя ее до дверей в отведенные ей апартаменты. Все было хорошо. Это пугало ее и настораживало, и она приписывала свое беспокойство нечистой совести, тайной надежде получить свое и выйти сухой из воды.

Грейс приняла теплую ванну. Лежа в пузырьках джакузи, она не позволяла себе полагаться на обманчивость чувств. Она же сказала Алексу, что не хочет потакать его надеждам, вот он и смирился с этой мыслью. Если ей о ком сейчас и надо думать, так это о бедняге Энди, с чувством вины говорила она себе. Он будет названивать ей весь вечер, недоумевая, почему она не берет трубку.

Ей до меня дела нет, решит он. А почему она должна о нем думать, в конце концов?

Она вылезла из ванной и направилась в спальню. В каком дурацком положении она здесь оказалась! Слов нет, Алекс хорош, но кто все это устроил? Конечно, Эндрю Кроу-Барнес. Как смел он явиться к ней, пытаясь разнюхать, не примет ли она его с распростертыми объятиями, чтобы потом указать бедной Санди на дверь? Как прикажете все это понимать? Кто здесь жертва? «Бедняга» Энди или Санди?

Грейс вошла в гостиную, выбрала диск с подходящей небурной музыкой, врубила звук на полную катушку и вернулась в спальню, чтобы переодеться к вечеру.

Подыскав более или менее скромный наряд (что оказалось нелегким делом в этом роскошном сексапильном гардеробе), она намазалась кремом, высушила волосы, а затем совершенно голой встала перед зеркалом, любуясь собственным отражением.

Ох уж эти мужчины! Все они эгоисты, черствые эгоисты, и у всех одно на уме. Она смотрела на себя, на свои длинные красивые ноги, тонкую талию, в меру полную грудь. Ничего потрясающего, с грустью вздохнула она, прикрыв ненадолго глаза и думая о других женщинах, тех умопомрачительных красотках, которые окружали Алекса. Ей все равно не переубедить его насчет жизни и любви, так зачем попусту страдать? Почему не принять вещи такими, какие они есть?

— Грейс?

На миг ей показалось, что это ее мысли о нем материализовались в его голос, и она снова вздохнула, укоряя себя за слабость. Первый признак безумия, когда слышат голоса и говорят сами с собой.

И тут она открыла глаза.

Отражение в зеркале изменилось. В арке прохода стоял Алекс, пожирая ее глазами. Он напоминал кота, смотрящего на мышку.

8

— Я постучал.

Грейс схватила платье с кровати и прикрылась, насколько это было возможно.

— Убирайтесь, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Знаете, как называют таких мужчин?

— Свалившимися как снег на голову. Но в данном случае произошло недоразумение, — сказал он, видя ее ярость. — Я стучал, но у вас тут так орет музыка, что и трубу архангела не услышишь. Что это вы тут устроили? Хотели воскресить мертвых?

— Ясное дело, я не слышала вас! — снова взорвалась она. — Но это не давало вам право вламываться сюда. А теперь будьте любезны выйти.

— Никуда я не вламывался, Грейс. Я дважды стучал, а потом крикнул и открыл дверь.

— Браво! — В жизни Грейс не попадала в такую неприятность, а нападение, как известно, лучшая защита. — В третий раз спрашиваю, вы уйдете или нет? Что вы собираетесь делать?

— Мы оба прекрасно знаем, что я собираюсь делать. — В голосе его не было ни капли юмора.

— Предупреждаю, Алекс Конквист. Дотронетесь до меня пальцем, и я…

— Незачем предупреждать меня, Грейс Армстронг, — раздраженно проговорил он. Я знаю, что ваше мнение обо мне ниже некуда, но даже я не опущусь до того, что вы мне предлагаете. Наденьте хоть что-нибудь. — Алекс сказал это таким тоном, словно она намеренно демонстрирует ему себя, и демонстративно отвернулся.

Это была последняя капля. Последние остатки благоразумия покинули Грейс, она была вне себя от негодования.

Схватив покрывало с кровати, отчего ее нижнее белье полетело по воздуху, она выпустила платье из рук и завернулась в него как в индийское сари, затем бросилась на Алекса с яростью тигрицы. Он был уже в гостиной, когда она окликнула его. Алекс молча обернулся, глядя на нее, как ей показалось, с презрением.

— Все! Хватит с меня! Я сыта по горло! — Она обвела руками красивую комнату. — Всем этим, в том числе и вашими происками! — Ее трясло от злости.

— Я должен это понимать, как заявление об уходе? — хладнокровно спросил Алекс.

— Да, я ухожу, — резко бросила Грейс. Больше она с этим мириться не желает. Это просто немыслимо. Мало ей видеть его изо дня в день, говорить с ним, смеяться и вести себя так, как будто он ей совершенно безразличен… Но теперь он еще и демонстрирует свое отношение к ней… Немыслимая ситуация. Рано или поздно она выдаст себя, и тогда пиши пропало. — С этого момента.

— Но вы подписали контракт, — холодно напомнил он. — Вы не можете вот так взять и уйти.

— В таком случае можете подать на меня в суд.

— Не смешите меня, — впервые повысил он голос.

— Но нормальным людям свойственно подчас быть смешными, — сердито закричала она, от ярости топнув ногой при виде его неумолимой невозмутимости. — Мы совершаем безумные вещи, делаем ошибки, мы несовершенны. Мы даже любим не тех, кого надо бы. — Этого она не хотела говорить. Это вырвалось само.

— Так вы признаете, что Энди не та личность? — язвительно откликнулся он.

Энди? При чем тут Энди? — в отчаянии подумала она. Если бы он знал.

— При чем тут Энди? — яростно выпалила она. — При чем? Я говорю о том, что нормально терять иногда самообладание, нормально ошибаться, это, черт побери, по-человечески, если хотите. Но вы же боитесь малейшего проявления человеческих чувств, айсберг вы стоеросовый? Вы же изо льда сделаны. Видали, какой мачо нашелся. Бесчувственная машина для удовольствий!

Грейс понимала, что зашла слишком далеко. Она поняла это по выражению его лица. Но, видимо, слишком много всего в ней накопилось и требовало выхода, и никакая сила на свете не могла бы ее сейчас остановить.

— В глубине души вы трус, Александр Конквист, — с горечью бросала она. — Малодушный, как говорит мой отец. Вы боитесь эмоциональной ответственности и потому предпочитаете жить в состоянии глубокой заморозки.

Он схватил ее и прижал к себе с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Грейс даже подумала, что он ударит ее.

— Так вы, Грейс, считаете, что я замороженный? — с трудом выдавил он. — Вы считаете, что в жилах у меня лед, а не кровь? Видно, вы ничего о мужчинах не знаете. Я подумал об этом, когда увидел этого вашего Энди.

Его губы с яростью приникли к ней, и Грейс решила, что как героине романа или кинофильма ей надлежит столь же яростно сопротивляться, но это был Алекс и она любила его больше жизни. С этим ничего нельзя поделать. Чем больше она узнавала его со всеми его недостатками, тем больше любила. Глупо, нелогично, позорно, но дело обстоит именно так. Она его любит, и все тут.

Она не отметила момент, когда его губы и руки утратили жесткость и стали страстными, она давно уже отвечала на его поцелуи. Поцелуй за поцелуй, объятие за объятие. И с таким неистовством, что не поверила бы, скажи ей кто-нибудь об этом, но она уже не отдавала себе отчета в том, что делает, и ничего не замечала, кроме невероятных ощущений, сотрясающих все ее существо.

Его губы действовали опьяняюще, руки обладали особым знанием того, что доставляет ей удовольствие. Грейс и не заметила, как самодельное сари упало. На нее обрушилась лавина ощущений, ей ранее неведомых, они пьянили ее и кружили голову. Она просто отдавалась им, не пытаясь анализировать.

Его пальцы гладили ее шелковистую плоть, и она извивалась в экстазе. Его губы бродили по ее щеке, мочкам ушей, шее, их палящее прикосновение рождало наслаждение всюду, где они побывали. Мурлыча что-то, он долго исследовал губами ямочку на ключице, и само это неясное бормотание возбуждало ее не меньше самих поцелуев.

— Алекс. О, Алекс! — Ее пальцы вцепились в его широкие плечи, она задыхалась, прижавшись лицом к его лицу.

Она целиком была в его власти, и оба прекрасно сознавали это, но он вдруг остановился и пробормотал:

— Грейс, выслушайте меня. Выслушай меня.

— Нет, не надо говорить, — бессвязно пробормотала она, вся во власти чувственного наваждения, в которое погрузил ее этот человек, человек, которого она любит; и вдруг признание, давно ждавшее выхода, прорвалось: — Я люблю тебя, я…

Всем своим существом она почувствовала его реакцию, хотя он не вымолвил ни слова. Затем он убрал руки и отступил, сжав челюсти так, что на скулах резко выступили желваки.

— Все это чушь, и ты сама знаешь это, — твердо заявил он, глядя на нее жестким колючим взглядом.

Грейс, вся пунцовая, путаясь в покрывале и неуклюже пытаясь натянуть его на себя, старалась не смотреть Алексу в глаза. Поделом тебе, горько думала она, мысленно ругая себя. Мало того, что позволила ему целовать себя, да еще не сумела попридержать язык вовремя и выложила ему то, чего выкладывать нельзя было.

Что же делать? Сказать ему, что слова эти ровным счетом ничего не значат, что это просто так, к слову пришлось? Он ведь, дескать, и сам считает, что для некоторых людей это что-то вроде необходимой формальности, так они поступают для очистки совести и прочая и прочая… Иначе придется пойти на еще большее унижение и сказать ему всю правду. От одной мысли об этом она готова была сгореть со стыда.

Первое может удержать ее в его жизни, если она решится остаться; второе неминуемо выбросит ее с его орбиты. Алексу Конквисту не хватает только сохнущей от любви к нему секретарши.

Одно дело Грейс Армстронг, привлекательная и исполнительная секретарша, с которой приятно поболтать между делом, и совсем другое — влюбленная Грейс Армстронг. Между ними большая разница. И чем все это кончится, ясно. Она знала наперед, какое решение примет. Только оно позволяло ей выйти из этой ситуации психически здоровой.

— Нет, Алекс, это не чушь, — решительно произнесла она ледяным голосом, бросаясь с головой в омут. — Я действительно люблю тебя, люблю с самого начала, хотя не принимаю твоих взглядов и образа жизни.

— А Энди? — Он смотрел на нее так, словно она залепила ему пощечину, а не объяснилась в любви. — Как ты можешь говорить, что любишь меня, когда ты с ним?..

— Да при чем тут Энди, — мрачно проговорила Грейс. Такого даже в самых мрачных кошмарах не придумаешь. Он просто презирает ее теперь, это у него на лице написано. Раньше он хоть уважал ее. Но с этим ничего нельзя поделать. Все зашло слишком далеко. — Ничего у нас с Энди никогда не было, как я теперь вижу. Я всегда испытывала к нему симпатию, даже любовь, но как к брату. И только. Если бы я вышла за него, я совершила бы ужасную ошибку.

— Но он же хочет этого, ты сама знаешь. И потом, почему ты думаешь, что не была бы с ним счастлива? — Он говорил это бесстрастно, отчужденно глядя на нее.

Он уговаривает ее выйти за Энди? Большего унижения и представить себе невозможно. Он озабочен тем, как бы отделаться от нее. Господи, как же она ненавидит его!

— Я сказала вам, что чувствую. — Она гордо подняла побледневшее лицо. Только два ярких пятна горели на скулах. — Но можете не беспокоиться, Алекс. Я знаю, что к подобным чувствам вы не способны, и ничего от вас не жду. Просто я хотела объяснить, почему увольняюсь. Я не принадлежу к тому типу светских женщин, который вас так привлекает. Этого во мне нет, да и я не горю желанием походить на таких женщин.

— Безумие какое-то, — выдавил Алекс, который был мрачнее тучи. Он нервно отбросил прядь волос со лба, забыв на миг о привычном самообладании. — Но, черт побери, Грейс, ты же никогда даже намеком ничего подобного не показывала…

— С какой стати? — Слез он от меня не дождется, твердила она про себя. Еще чего не хватает. — Да ничего подобного и не было бы, не завези вы меня сюда. — По крайней мере, у него не будет повода винить меня в том, что я устроила ему спектакль. — Итак… — Она с вызовом подняла подбородок, глядя на него злыми глазами. — Будьте столь любезны, пока я одеваюсь, вызвать мне такси.

Она еще не закончила говорить, когда услышала звук подъезжающей машины, а затем голоса и звонок в дверь. Только гостей не хватает, в отчаянии подумала она.

— Грейс, — Алекс с трудом подбирал слова, — я потому и зашел… — Он помолчал, а когда звонок повторился, проговорил: — Я пригласил на вечер компанию, чтобы ты знала, что все будет в порядке и никаких задних мыслей у меня нет. Мне казалось, что ты будешь довольна.

— Понимаю. — Грейс была в отчаянии, но попыталась говорить спокойно, не подавая виду. — Вы, наверное, правы, Алекс. Вечеринка, пожалуй, сейчас самое лучшее. Я приведу себя в порядок, и мы увидимся внизу. Идет? — Она не будет распускать нюни. Надо уметь держать себя в руках.

Алекс пристально посмотрел на нее, и она мужественно выдержала его взгляд, всей душой надеясь, что он не заметит, как тяжело у нее на душе. Затем он кивнул ей и вышел. В этот момент прозвенел третий звонок в дверь и подъехала еще одна машина.

Как только дверь за ним закрылась, ноги у нее подкосились и она села на пол, пытаясь справиться с вихрем мыслей.

Она знала, что что-то произошло у бассейна. Что-то там переломилось, какая-то точка была пройдена, и, хотя Алекс был с ней мил и весь день вел себя как джентльмен, он явно принял какое-то решение. Он решил умыть руки и зашел к ней в комнату сообщить, что уютный романтический обед на двоих отменяется. Он назвал невесть сколько гостей, тем самым давая ей понять, что возвращается к формальным отношениям босса и секретарши.

Грейс заскрежетала зубами от боли и разочарования. А она позволила себе… Она запутала все еще больше, дернула же ее нелегкая за язык. Ну кто просил ее выступать со своим признанием?! Ей хотелось плакать, когда он был рядом с ней, но сейчас глаза у нее были сухие. Слишком сильны были отчаяние и боль, чтобы лить слезы.

По части идиотизма она превзошла всех смертных. Как она переживет этот вечер? Надо незаметно сбежать отсюда, подумала Грейс. В прин-ципе ворота открыты (пока она сидела на ковре, подъехала еше одна машина), убежать можно. Но это была минутная слабость. В ней все воспротивилось этой идее. Взыграли воинственные гены матери и борцовские качества отца плюс опыт отстаивания себя в детском садике, где ее притесняли две девочки постарше. Нет, она не побежит, поджавши хвост, как побитая собака. Что бы там ни было, сегодня вечером она будет вести себя как рафинированная светская женщина, которыми он так восхищается, а потом, с наступлением утра, уйдет из его дома и жизни. Так и будет.

Она села, сделавши несколько дыхательных упражнений, чтобы успокоиться, затем поднялась и вернулась в спальню.

На полу валялось злополучное платье. Нет, подумала она, оно не подойдет. Это платье было выбрано для того, чтобы держать волка на почтительном расстоянии, но теперь все переменилось. Если уж она уходит из его жизни, то лучше это сделать с треском.

Она снова осмотрела весь гардероб, хотя уже знала, на чем остановит выбор. Она приглядела это платье раньше и с восхищением провела пальцем по глянцевому алому шелку, думая о том, какая секс-бомба дерзнула бы облачиться в это убойное произведение высокой моды. К платью она присмотрела и босоножки на высокой шпильке. Их она и примерила. Они оказались ей точно впору. Что Грейс приняла за добрый знак. Так тому и быть. От одного ее вида глаза у Алекса на лоб полезут, как говаривал ее отец. Мысль об отце несколько ободрила Грейс, но тут же к глазам подступили слезы и ей пришлось собрать всю силу воли, чтобы не разреветься. Расслабляться нельзя. Потом наплачется вволю, но сейчас ей надо выйти к людям с гордо поднятой головой и доказать Алексу Конк-висту, что она не менее сексуальная и желанная, чем все его возлюбленные вместе взятые!

Она прошлась щеткой по волосам, и волнистые локоны рассыпались по плечам.

Косметика в верхнем ящике туалетного столика была дорогой и очень качественной, и Грейс сделала аккуратный макияж, подчеркнув изумрудную зелень своих глаз черной тушью. И без того яркие губы она подкрасила алой губной помадой.

Надев платье и босоножки, Грейс подошла к зеркалу. Долго она не могла отвести глаз от представшей ей красавицы. Дивное платье с глубоким вырезом и высоким лифом, расклешенная юбка чуть выше колен, украшенная по подолу воланами, — любой нормальный мужчина, у которого в жилах течет кровь, а не водица, голову потеряет. А у Алекса уж точно в жилах не теплая водица. Платье столь замечательно сидело на ней, выигрышно подчеркивая ее фигуру, что в целом картина действительно была достойна кисти мастера.

Больше я никогда не скажу, что модные произведения известных кутюрье пустая трата денег, подумала Грейс, воздавая дань вкусу и мастерству дизайнера. Теперь она покажет себя. И никто не догадается, что под этим прекрасным шелком обливается кровью разбитое сердце.

Когда Грейс спустилась в гостиную, Алекс сразу подошел к ней. Повернув голову, она заметила огонь желания в его золотисто-янтарных глазах. Впрочем, он тут же принял свой обычный хладнокровный вид.

— Ты выглядишь потрясающе, — тихо проговорил он, но она услышала некоторую напряженность в его голосе, и это придало ей силы.

— Спасибо, Алекс. Ты тоже выглядишь прекрасно, — произнесла она бесстрастным голосом.

Прекрасно, не то слово. Скажи, убойно. На нем был вечерний костюм. Несколько пуговок шелковой кремовой рубашки были расстегнуты, демонстрируя завитки курчавых черных волос. Он убивал наповал, у Грейс даже коленки затряслись.

Он поднял руку, и как из-под земли вырос официант с подносом, на котором стояли высокие бокалы с искрящимся шампанским.

Она взяла бокал, улыбнувшись официанту, а затем оглядела собравшуюся толпу гостей, с удивлением насчитав добрых три десятка, причем народ явно прибывает, судя по шуму в прихожей. Вечеринка намечалась грандиозная.

— Это что импровизация? — поинтересовалась она, — Официанты и прочее?

— У меня есть фирма, к услугам которой я порой прибегаю в подобных случаях, моя домоправительница считает это в порядке вещей, — невозмутимо объяснил Алекс. — Они знают меня, и все схватывают на лету. К немалой своей выгоде. Что же касается гостей, — он небрежно махнул рукой, и в этом было что-то циничное, — это любители всяких вечеринок. Их хлебом не корми, только дай попасть в нужное место в нужное время.

— А ты то самое нужное время и нужное место, — заметила Грейс. Да, так живут небожители… Она задумалась о богатстве, дающем такую власть. Она увидела в толчее и других официантов, а поглядев в открытые французские окна, заметила небольшой оркестр. Похоже, здесь еще поработала армия поставщиков. Еды была уйма. Все двигалось как хорошо отлаженный механизм. А он своими деньгами смазывает колесики и винтики, чтобы все шло как по маслу. Она ему не нужна, ему никто не нужен. Ему достаточно щелкнуть пальцем, и все услужливо склоняются перед ним.

— Алекс, душка… — К ним подходила высокая, хищного вида блондинка под руку с мужчиной, что, впрочем, не мешало ей бросать на хозяина недвусмысленные взгляды. — Сколько лет, сколько зим!

— Три недели, Корина, — сухо откликнулся Алекс. — Если не ошибаюсь, вы с Полом были на сорокалетии Криса? — Он поздоровался за руку с мужчиной, затем представил ее: — Грейс Армстронг. Прошу любить и жаловать. Грейс, это Пол и Корина Фрай. Мы с Полом вместе учились в университете.

Корина выдавила что-то похожее на улыбку, но глаза холодно оглядели Грейс.

— Грейс… — Она протянула холеную лапку. — Очень приятно.

Грейс не была уверена, относится ли последнее лично к ней или к тому, что она, по мнению этой дамочки, является последней пассией Алекса, но на всякий случай отчужденно улыбнулась и проговорила:

— Приятно видеть жену одного из близких друзей Алекса. — Пол выглядел как минимум лет на двадцать старше Алекса. — Рада вас видеть.

— Армстронг?.. — процедила Корина, словно смакуя слово. — У нас есть знакомые Армстронги, не правда ли, Пол? Вы не дочь сэра Пита?

— Нет. — Грейс расценила это как нападение и ответила холодно: — Моего отца зовут Майкл.

— Ах так? — В устах Корины это прозвучало как сочувствие отцу Грейс, которого дедушка по необдуманности назвал таким именем. — А вы откуда родом? — спросила она, подняв выщипанные брови.

— Из Билдса, — вежливо ответила Грейс. Алекс повернулся и резко сказал:

— А мои родители жили в Нортгемптоне, Пола в Лестере, а Корины в Ипсуиче, так, кажется? А теперь, Грейс, — добавил он, — я хотел бы познакомить тебя еще кое с кем.

Он повел ее прочь, она даже не успела попрощаться, но заметила, каким взглядом проводила ее Корина.

— Что это за спектакль? — не удержалась она.

— Корина снобка, каких мало, — коротко объяснил Алекс. — Она любит плести всякую чушь, вроде того, что у ее родителей было свое дело в лондонских предместьях. На самом деле ее отец мелкий рыботорговец из трущоб, они там жили испокон века, а Корина, одна из десяти детей, которым приходилось ложиться спать натощак. Пол сказал, что это великая семья, соль земли, но Корина знать их не хочет, после того как вышла замуж за Пола и зажила другой жизнью. Вообще-то она Мэри, но ей это кажется слишком просто. Она придает большое значение именам, да ты и сама заметила.

— Тебе она не нравится?

— Женитьба на Корине — самая большая ошибка, которую когда-либо делал бедняга Пол, но сам он смотрит на это иначе. — Алекс пожал плечами. — Она ветренна, не знает цены деньгам, в то же время дьявольски скупа, и понятие «нравственность» ей не знакома. Ты это хотела узнать? — Он повернулся к ней с улыбкой, но она не ответила.

Как она проведет этот вечер, если он ни на шаг не отходит от нее, в отчаянии подумала Грейс. Он мучает ее и знает об этом.

Эта пытка длилась еще несколько часов, причем сюда входила обильная еда, которая, вне всякого сомнения, была потрясающей, но Грейс не лезла в глотку. Да и как она могла проглотить хоть кусочек, если ей приходилось болтать со всеми подряд, а рука Алекса покоилась у нее на талии? Они с Алексом за весь вечер и словом не обмолвились о том, что произошло до вечеринки. Алекс был выдержан и собран, а Грейс решила ни в чем не отставать от него. Все это был ад от начала и до конца, но она умудрилась продержаться.

А потом пробило три, и постепенно гости начали разъезжаться, все эти красивые дамы в платьях от Гуччи, Версачи и Армани, свежие как огурчики, и мужчины, все как на подбор богатые и могущественные, будто их выращивали в парниках.

Грейс была настолько измотана душевно и телесно, что, казалось, сейчас заснет стоя. Когда в саду и в доме оставалось не больше дюжины гостей, а оркестранты стали собирать инструменты, Алекс приказал подать в столовую кофе и круассаны.

— Я иду в свою комнату, — заявила Грейс Алексу в большом холле, где он давал последние указания обслуживающему персоналу. — День был долгий.

— Отлично, — кивнул он и, склонившись к ней, легко коснулся губами ее губ. — Нам надо поговорить. Но не обязательно сейчас.

Она кивнула в ответ. В это время к Алексу подбежал один из официантов и что-то сказал ему по-французски. Алекс ответил ему на том же языке, затем повернулся к ней.

— Тут кое-какие проблемы. Позволишь мне?..

— Да, да. Иди. Иди! И он пошел.

Грейс поднялась уже на несколько ступенек по лестнице, как вдруг снизу ее окликнули. Это не был голос Алекса.

Она оглянулась. Внизу стоял Пол и пристально смотрел на нее. Они несколько раз за вечер говорили, и Пол понравился Грейс. В нем было что-то милое. Он был остроумен, но, главное, у него было доброе сердце, а доброта, как она заметила, здесь редкое качество. Тут все больше поносили друг друга.

Он много говорил о своей жене, называя Корину потерянным ребенком, хлебнувшим немало горя в детстве. По его словам, она чувствует себя одинокой и незащищенной и ее никто не понимает. Грейс не очень этому верила. Корина столь же не уверена в себе, сколь акула, перед тем как напасть на жертву, однако Грейс приняла его извинение за ее грубость при знакомстве и даже дружески похлопала его по руке. Потом они говорили обо всем на свете — от музыки до мифологии, что было коньком Пола.

— Грейс? — Он догнал ее на лестнице, и она сразу заметила, что он чем-то озабочен. — Могу я кое о чем вас спросить, если это не покажется вам нетактичным? — смущенно спросил он.

— Нетактичным? — Она пристально посмотрела в его бархатистые карие глаза. Он чем-то напоминал ей отца.

— Видите ли… я просто хотел… — Он глубоко вздохнул и быстро проговорил: — Я об Алексе. Не сердитесь, если я задам вам вопрос. Вы его любите?

Грейс хотела было поставить его на место, но, почувствовав, что ему большого труда стоило решиться спросить ее об этом, она попыталась подыскать не обидные для него слова.

— Должно быть, у вас есть на то основания, Пол?

— Я друг Алекса, и я его чертовски люблю, — ответил Пол, — но вы, Грейс, одно из немногих милых созданий, которые мне довелось когда-либо встретить, и мне не хотелось бы, чтобы вам причинили зло. Можете счесть это за предостережение. Если вы сблизитесь с Алексом, вы уже никогда не будете той же Грейс. Он в этом не виноват, просто он не способен на постоянство, ему все быстро приедается и тогда… Но обычно он выбирает подруг из женщин того же сорта… А вы… боюсь, вы не из их числа.

— Я понимаю, Пол. — Грейс почувствовала симпатию к покрасневшему от смущения Полу, хотя сама была крайне смущена. — Но со мной все не так.

— Он очень жесток, Грейс, — продолжил Пол. — Они с самого начала унаследовал немало, но фирма «Конквист оперейшнс» превратилась в то, чем она является сегодня, благодаря его неутомимому труду и фанатичной преданности делу. Он может быть безжалостен, когда надо, и пленных он не берет. Уж таков он есть.

— Пол, я уже говорила, что я его секретарша. И только, — тихо проговорила Грейс, а потом, видя, что она его не убедила, добавила: — И, между нами, я сегодня попросила его уволить меня, так что я даже и не секретарша.

— Вы уходите? — В голосе Пола послышалось откровенное облегчение, и Грейс не стала на него сердиться.

— Ему нужна другая Барбара, — с горечью заметила она.

— Я знаю, кто ему нужен. — Пол некоторое время понимающе смотрел ей в глаза. — Но он слишком глуп, чтобы увидеть, и слишком упрям, чтобы признать это.

Грейс улыбнулась, иначе она просто разревелась бы. Участие Пола тронуло ее до глубины души. Она наклонилась к нему и поцеловала его в щеку.

— Спасибо, Пол. Не уверена, что мы еще раз увидимся, но я рада за Алекса, что у него такой друг.

Он стоял внизу, пока она не поднялась на лестничную площадку. Она помахала ему рукой и пошла в свои покои.

Хотя до покоя ей далеко, с горькой усмешкой подумала она, закрыв за собой дверь и остановившись на мгновение. Она так и стояла, закрыв глаза и прислушиваясь к биению своего сердца. Не скоро ей доведется испытать настоящий покой. Ей было очень плохо и одиноко.

Она вошла в спальню и включила бра на стене. Потом подошла к зеркалу.

— Ну вот все и кончилось, дорогая, — сказала она, кивнув стройной женщине в зеркале. — И ты неплохо справилась с этим, скажу я тебе. — А потом она опустилась на ковер и, припав к ножке кровати, заплакала навзрыд.

9

На следующее утро Грейс очень нервничала, «когда после двух часов беспокойного сна готовилась спуститься к завтраку.

Она надела то, в чем приехала, сменив лишь нижнее белье, недрогнувшей рукой позаимствовав его из гардероба. В конце концов, решила она, трусики и лифчик из эксклюзивного бутика, стоящие, вероятно, в десять раз дороже всей ее одежды, просто мелочь на фоне ее вчерашних страданий. Она последний раз окинула взглядом свое отражение, чувствуя, как сосет под ложечкой и трясутся ноги.

Отражение и близко не напоминало вчерашнее экзотическое существо, однако желание удалиться из жизни Алекса, сохранив чувство собственного достоинства, придало ей смелости. Она вышла из комнаты и спустилась по лестнице, расправив плечи и высоко держа голову. «Погибаем, но не сдаемся», — такой лозунг пытливый глаз мог бы прочитать на ее лице.

— Доброе утро, — приветствовал ее спокойный низкий голос.

Алекс уже сидел за столом, одетый для офиса — правда, еще без пиджака, — волосы аккуратно причесаны, щеки выбриты. Он выглядел великолепно. Вальяжный и беззаботный.

— Доброе утро, — умудрилась произнести Грейс бодрым голосом. Быстро переведя взгляд на стол, она мысленно ахнула. Еды было расставлено на целую армию.

Алекс, как обычно, прочитал ее мысли.

— Нет, это не моя работа. Миссис Карлсон вернулась рано утром, благо ее сестра живет в нескольких милях отсюда.

Грейс молча кивнула и села за стол, бросив беглый взгляд на хозяина дома. Он явно считает, что любовные интрижки кончаются утром, мелькнуло у нее в голове, и она не сочла нужным отказаться от нормального утреннего распорядка, включающего обильный завтрак, пусть даже ради него он вытащил свою экономку из постели ни свет ни заря.

Это в духе Алекса. Как она могла полюбить эту бездушную машину, только и умеющую, что манипулировать окружающими!

Миссис Карлсон, маленькая полная женщина с кругленькими и красными как печеные яблочки щечками, не заставила себя ждать и появилась в мгновение ока. Она принялась потчевать бедную Грейс всевозможными яствами, накладывая на тарелку столько всего, что можно было бы до отвала накормить целый штат секретарш. Разве что ей показалось, что по совместительству она не только секретарша, подумала Грейс, как только экономка покинула их. А женщина, которая провела ночь в постели Алекса, спускается к столу совершенно без сил!

От этой мысли улетучился аппетит, но она мужественно сражалась с несколькими ломтиками бекона и двумя печеными помидорами, оставив без внимания яичницу, сосиски, грибы и почки.

Когда Грейс наконец с облегчением отодвинула тарелку, решив, что съела достаточно, чтобы убедить кого угодно, даже Алекса, в здоровом аппетите, она подняла голову и наткнулась на внимательный взгляд Алекса.

— Мне надо поговорить с вами.

Это было сказано таким непробиваемо-деловым тоном, настолько в духе Алекса, что все в ней возмутилось. Ему что в лоб, что по лбу. Двадцать четыре часа этой пытки, а с него все как с гуся вода.

— Да? — Она вопросительно подняла брови, всем своим видом демонстрируя безразличие, и пожалела, что собрала волосы в узел и не может эффектно тряхнуть головой.

— Я не хочу, чтобы вы уходили с работы, Грейс, — сказал он.

Конечно, не хочешь, злобно подумала она. Ей вчера довелось видеть, что делают деньги, — великолепная дорогая вечеринка, сымпровизированная в одно мгновение, как если бы это был маленький пикничок с шашлыками. Алекс привык, что стоит ему пошевелить пальцем и все идет как по маслу. Понятно, что потеря хорошей секретарши повлечет за собой массу неприятностей. Когда еще подыщешь другую, не менее квалифицированную!

— Это я во всем виноват, — продолжал он.

Не следовало привозить вас сюда. Это было недопустимо и целиком на моей совести. Что за чушь!

— Однако это не причина, чтобы уходить. Все может идти, как и шло. Вы прекрасный работник, а то, что вы сказали вчера… Ну… брякнули не подумав… Вы же, черт побери, даже толком не знаете меня. Неприятности с Энди, ваш переезд в большой шумный город, новая работа — все это несколько сбило вас с толку, вот и все. Вы не совсем правильно поняли происходящее. Бывает. Через пару недель или месяцев все станет на свои места и вы сами посмеетесь над этим.

Все, хватит. Мало ей вчерашних унижений, еще сиди и выслушивай поучения, словно она школьница, которой в башку втемяшилось, будто она по уши влюблена в своего учителя…

Грейс выпрямилась и, стараясь не выдать своих истинных чувств, произнесла твердым голосом:

— Здесь нечего обсуждать, Алекс. Я прошу сегодня же принять мое заявление об уходе. Разумеется, я буду работать, пока вы не найдете мне замену. С моей стороны было, конечно, глупо позволить себе ненужные высказывания, я прекрасно знаю, как вы не любите всяческих истерик. Я обещаю сделать все от меня зависящее, чтобы передать новой сотруднице бразды правления.

— При чем тут истерики. Я не хочу, чтобы вы уходили. — Он смотрел на нее, словно она не понимает, что ей говорят.

Сердце у Грейс сжалось. Он это сказал тем же тоном и посмотрел тем же взглядом, как вчера у бассейна, когда говорил, что она кошка, которая гуляет сама по себе. Неужели он тоже любит ее и смотрит на нее не как на простое постельное удовольствие?

— Почему? — тихо спросила она. — Почему вы не хотите, чтобы я уходила?

Он пристально посмотрел ей в глаза, и никогда еще Грейс не приходилось напрягать всю свою волю так, как сейчас, чтобы тоже смотреть ему в глаза, не показывая ни одним движением гнетущей ее тревоги и пробудившейся было надежды. Но вдруг лицо его изменилось, глаза прищурились, губы сжались, и он проговорил:

— Я уже говорил, что вы прекрасный работник. И мы вполне ладили. Мне нравится, что вы всегда рядом.

— И что я не зануда? — бесцветным голосом вставила она.

— И это тоже, — поддакнул он. Чтоб ты провалился, Алекс Конквист! Она сидела с таким же непроницаемым видом, что и он.

— Простите, но этого мало, — спокойно заметила она. — Через четыре недели, считая с сегодняшнего дня, я ухожу. Лучше вам подыскать замену, потому что я не лгу. Я постараюсь ввести новую секретаршу в курс дела, чтобы все шло своим чередом без срывов, и готова заниматься с ней сверх своего рабочего времени, но это все. Больше сделать я не в состоянии. Договорились?

— Но вы же не можете в мгновение ока устроиться на новую работу, — возразил он. — Вы же это понимаете?

— Но это уже мои проблемы, а не ваши, — сухо бросила она.

— Вы решили вернуться домой, к своему возлюбленному, так, что ли?

— Все, что я намерена или не намерена делать, не имеет к вам, Алекс, ни малейшего отношения. — Как смеет он предположить такое?

Он хотел встать из-за стола, но передумал и пристально посмотрел ей в глаза. Грейс сидела с замкнутым выражением лица, затаив дыхание. Сердце у нее учащенно билось. Некоторое время они молча сидели, а затем Алекс кивнул и отчеканил:

— Вы, конечно, абсолютно правы. Ничего не поделаешь, Грейс, придется принять вашу отставку. Будьте добры, как только вернетесь в офис, свяжитесь с агентствами, с которыми мы имеем дело, и запросите их о кандидатках. Отберете троих лучших из их картотеки, а я проведу заключительное собеседование. — Он еще некоторое время смотрел ей в глаза, затем отвернулся.

— Хорошо. — Грейс побледнела, и у нее едва хватило сил встать из-за стола.

Он вовсе не влюбился в нее. Как это она могла вообразить подобную нелепость? Никогда он ее не полюбит. Увлечься, это еще куда ни шло, получать удовольствия в ее обществе, этому тоже можно поверить, он же сам говорил, что ему нравится быть с ней. Любят же собак, кошек и попугайчиков, но это вовсе не значит, что хотят на них жениться. Это не значит, что она так уж хотела замуж за Алекса и вообще считала его подходящей парой.

Она некоторое время стояла в столовой, когда вошла миссис Карлсон и вывела ее из раздумий. Грейс вернулась в свои апартаменты, взяла сумочку и жакет и быстро вышла в переднюю, не посмотрев даже в зеркало.

Он хотел ее, вернее ее тело, но на своих условиях. Вот и сказке конец. И работе тоже. Прямо конец света.

Следующие четыре недели были ужасные. Ничего хуже Грейс не могла припомнить с самого рождения.

Агентства из кожи вон лезли, чтобы помочь, но, учитывая, что замену надо было подыскать немедленно, а в их картотеках подходящие секретарши были либо заняты в данный момент, либо не соответствовали высоким требованиям Алекса, выбор оказался ограниченным.

Тем не менее через три дня после подачи заявления об уходе Грейс отобрала трех кандидаток: одну двадцатишестилетнюю красавицу, больше напоминающую топ-модель, ее квалификация так и лучилась из красивых глаз; вторую, холодную как лед блондинку, которая всем своим видом говорила, что стоит ей только моргнуть и Алекс будет у нее ходить по струнке, и третью, большегрудую женщину материнского типа лет за пятьдесят, служившую исполнительным менеджером в фирме, из которой ей пришлось уйти в связи с ее ликвидацией.

Грейс обрадовалась, узнав, что Алекс остановил свой выбор на последней, но радость была недолгой. Какое это имеет значение? Она больше никогда не увидит его, говорила себе Грейс в пятницу вечером, после двух недель работы с Линдой Хаус, которая все схватывала на лету. Скоро всему конец.

Проведя бессонную ночь с пятницы на субботу, она проснулась утром с желанием видеть рядом кого-то любящего и в девять утра, швырнув в багажник своей малолитражки спальный мешок и кое-какие пожитки, отправилась в родные края.

Родители у нее, конечно, мировые, и она была в них уверена. Они просидели целый день и никак не могли наговориться. Всех, кто пытался навестить их, они под разными предлогами выпроводили.

В воскресенье отец, готовивший на кухне ростбиф, бросил на Грейс победоносный взгляд и сказал:

— Я получил его! Представляешь? Коттедж тетушки Крибл. Там ты будешь как в раю.

— Коттедж тетушки Крибл? — Грейс уставилась на него и тут же подскочила от стука в дверь. Это, несомненно, Энди. Как только он увидел ее машину, как начал штурмовать их дом. В день приезда ей пришлось буквально выставить его из дома, в двух словах объяснив ему, что она о нем думает.

— Я сейчас отделаюсь от него.

Мать поспешила в прихожую, а отец, понизив голос, повторил:

— Домик тетушки Крибл под Пичфилдом.

— Да о чем ты? — не поняла Грейс.

— Она уехала в круиз на целых три месяца, денежки прогуливать. Но это уже другая история, а мне она сказала, что мы можем пользоваться ее домом. Что тебе еще нужно? Там ты будешь как у Христа за пазухой. Лучшего места для отдыха не найти.

— Пап, но я не думала…

— Ты же сказала, что хотела бы передохнуть, перед тем как искать новое место, а перемена места пойдет тебе на пользу. У тебя как с деньгами? Сможешь пару месяцев платить за свою комнату?

Грейс кивнула. С деньгами у нее, слава Богу, в порядке.

— Вот тебе и выход. Можешь отправиться туда после свадьбы.

Грейс ахнула. Она совсем забыла. Только этого ей сейчас не хватало. Ей понадобится полноценный отпуск, чтобы прийти в себя после этого фарса.

— Так что подумай, девочка. Тебе надо отдохнуть. Коттедж свободен, а если ты приедешь сюда, Энди тебя изведет.

Грейс подумала об этом предложении, но окончательное решение приняла только в последний день своего пребывания в «Конквист оперейшнс». Этот день был ужасным. Все ее самые мрачные предчувствия оказались ерундой по сравнению с реальностью.

Все последнее время Алекс был самим собой — неприступным и подчеркнуто холодным начальником. Линда Хаус смотрела на них с некоторым недоумением.

Грейс сама не понимала, как умудрилась продержаться до пяти вечера.

Она уже надевала жакет, готовясь покинуть офис вместе с Линдой, как Алекс просунул голову в дверь, отделявшую его кабинет от приемной.

— Я бы хотел сказать вам кое-что, Грейс, пока вы не ушли.

От этих ледяных слов все внутри у нее оборвалось, и она почувствовала себя несчастнейшим человеком на земле.

— Грейс, я с вами прощаюсь. У меня сегодня собираются родственники, так что мне надо лететь, — поспешно бросила Линда, обняла ее на прощание и выскочила за дверь, прежде чем Грейс успела что-либо сказать.

Замечательно. Большое спасибо, Линда. Грейс сердито проводила взглядом женщину, но винить ее было не за что. Когда Алекс начинает показывать характер, всем хочется побыстрее унести ноги.

Глубоко вздохнув и надеясь, что пылающие щеки не бросаются в глаза, она постучала в дверь кабинета.

— Вы звали? — спокойным голосом спросила она.

Первое, что она увидела, была бутылка шампанского и два бокала.

Второе — снежный человек исчез и на его месте появился теплый, обаятельный Алекс Конквист. Сердце у Грейс подпрыгнуло, потом упало и затем снова подпрыгнуло.

— Уж не думали ли вы, что я дам вам уйти вот так, а? — мягко проговорил он. — Входите и присаживайтесь, Грейс.

— Я не хочу садиться, — солгала она, потому что ноги под ней подкашивались, но согласиться сесть, значило согласиться выслушивать его.

— Ну пожалуйста. — Говоря это, он поднялся, шагнул к ней и, взяв ег за руку, подвел к своему столу и усадил на стул почти бездыханную от самой его близости.

— Ну вот, — произнес он, разлил шампанское по бокалам и с улыбкой вручил ей один. — Выпьем.

— За что? — Где-то в глубине души у нее пробудилась надежда: он одумался и понял, что не может без нее жить. Однако внутренний голос предостерегал ее не обольщаться понапрасну.

— За нас, разумеется. — Голос у него был низкий и чуть хрипловатый. — Вы больше не моя секретарша. Я не ваш босс. Мы теперь просто два человека, которым предстоит лучше узнать друг друга. Вы же не можете отрицать, что нас тянет друг к другу, Грейс. Но со временем все станет на свои места и вы поймете что к чему.

— Вы хотите сказать, я пойму, что не люблю вас, — негромко вставила она с бьющимся сердцем. — Только не бывать тому, Алекс, так зачем продолжать разговор? Да и что вы можете сказать? «Простите, Грейс, но я предупреждал, что может из этого выйти»? А вы и правда предупреждали и даже специально оговорили это в особом параграфе.

— Не преувеличивайте, — помрачнел он.

— Боюсь, никакого преувеличения нет.

— Грейс, выслушай меня. — Он взял у нее из рук бокал и поставил на стол, а затем притянул ее к себе. Она не пошевелилась, но и не сопротивлялась, потому что соломинкой обуха не перешибешь и сладить с такой махиной невозможно. — Я хочу тебя, я ни о чем другом не могу думать, — шептал он ей на ухо, — и ты тоже хочешь меня. Было бы безумием отрицать это.

Она пыталась оставаться твердой и не поддаваться, но, как только его губы прикоснулись к ней, по всему ее телу пробежала дрожь. Он так крепко сжал ее в своих объятиях, что она чуть не задохнулась.

Грейс бросило в жар, и все усилия последних четырех недель, когда она призывала на помощь здравый смысл, убеждая себя, что всякая уступка Алексу моральное самоубийство, пошли прахом. Она любит его. Любит слишком сильно. Может, и впрямь лучше взять столько, сколько он может дать, и не заглядывать в будущее? Не она первая, не она последняя.

Он целовал ее все яростней, опытные руки блуждали по телу, и от каждого прикосновения вся она вспыхивала, будто охваченная пламенем. Грейс с трудом ловила воздух, как рыба, выброшенная на песок, кровь у нее вскипела, и она почти теряла контроль над собой, но где-то в глубине сознания еще держался последний оплот здравого смысла, последние остатки четырехнедельной работы, и это не давало ей окончательно уступить его откровенным домогательствам.

Он предлагал ей страсть и кратковременную бурную связь. Не любовь и верность, об этом не могло быть и речи. Дверца в его сердце закрыта, закрыта прочно, а может, и ключи давно утеряны. И дело не в том, что она требует от него заверений в вечной верности или супружеских уз. Она хотела лишь, чтобы они оба были открыты новым возможностям, вот и все. Но он к этому не готов. Она должна посмотреть правде в глаза и жить своей жизнью. И лучше сказать это сейчас, пока не поздно.

Он не сразу почувствовал перемену в ней, потом поднял голову и посмотрел ей в лицо. Она была белее полотна.

— Грейс? — тихо пробормотал он. — В чем дело?

— Я не могу дать тебе то, чего ты от меня ждешь, Алекс. Я слишком люблю тебя, чтобы пытаться. Очень тебя прошу, не ищи меня, потому что я не передумаю. — Она должна была так поступить, обязана была дать понять это раз и навсегда, должна была закрыть себе все пути к отступлению, в противном случае он все равно продолжит попытки затащить ее в постель. И в один прекрасный день, в минуту слабости или отчаяния, она сдастся.

— Нет, я этому не верю. — Голос у него был ровный, но она расслышала в нем нотки гнева и понимала почему. Он настолько привык получать все как по мановению волшебной палочки, что у него в сознании не укладывалось, чтобы кто-то мог пойти наперекор его воле.

— Придется поверить, — негромко бросила она, отталкивая его. — Потому что я не передумаю.

Он отпустил ее. Взгляд его выражал целую гамму чувств. Было здесь и смущение, и раздражение, и удивление, но и еще что-то такое, чему она не могла дать определение. Он засунул руки в карманы и насупился.

— Неужели ты думаешь, что это заставит меня пересмотреть взгляды? — холодно спросил он, некоторое время молча глядя на Грейс, поправляющую одежду. — Не смей шантажировать меня.

— Шантажировать тебя? — Боль и отчаяние, разрывавшие ее сердце, сменились яростью, отчего ее зеленые глаза сверкнули. — Шантажировать тебя?

— Да, именно так, шантажировать меня, — твердо сказал он. — А как еще изволишь это называть? Если ты так держишься за обручальное кольцо…

— Хватит. — Она скорее зарычала, чем сказала, и, надо отдать должное Алексу, он понял, что переступил границу, и замолчал.. — Ты не понимаешь, ты действительно не понимаешь? — продолжала Грейс, призвав все свои силы, чтобы сдержаться и не вцепиться ему в физиономию, не расцарапать его красивое лицо. — Алекс, я бы не вышла за тебя, даже если бы ты был последний оставшийся на земле мужчина. Боюсь, я всегда буду любить тебя, но я не позволю уничтожить меня, а жизнь с тобой была бы сушим кошмаром, — говорила она с болью. — Что-то в тебе надломилось и искривилось, ты замкнут в себе, но ты не из тех, кто может выйти на свет божий, как любой из нас, смертных. Я не пытаюсь шантажировать тебя. Я хочу сказать тебе «прощай». — Она пошла к двери и, уже стоя в дверном проеме, повернулась, чтобы в последний раз взглянуть на него. — Бедный Алекс! Конечно, твое детство ужасно, и эта страшная история с Лили и Элен, но это же было так давно. Прошло столько лет. Ты кончишь одиноким, несчастным, забытым всеми стариком, если не переменишься. — В голосе ее не было злости, одна боль.

Она ожидала от него резкой реплики, жесткого замечания или даже грубости, но он не проронил ни единого слова и молча стоял, только в потемневших глазах сверкали мрачные искры.

Она так и не попрощалась, в этом не было нужды. Все было давно сказано еще в то утро в его доме. Она повернулась и вышла в приемную, закрыв за собой дверь, а из приемной быстрыми шагами направилась в коридор к лифту.

Оказавшись на шумной улице, она еще надеялась, что он догонит ее. Не могло же это вот так бездарно закончиться, говорила она себе. Она любит его. Как теперь жить без него? А он возненавидел ее. Ненавистью дышали его золотистые глаза и твердо сжатые побелевшие губы, вся его крупная фигура.

Но это не могло кончиться иначе. Мысль эта была ей невыносима, но она понимала, что это был единственный выход. Он воспринял ее действия как вызов его представлению о себе как о вожаке стаи, который привык все подминать под себя и всех подчинять своей воле.

Она брела, ничего перед собой не видя, и пару раз наткнулась на прохожих. Тогда она остановилась у входа в какую-то лавку, чтобы отдышаться и восстановить равновесие. Понемногу дыхание пришло в норму и сознание прояснилось.

Она поедет в домик тетушки Крибл. Может, это и не восстановит ее полностью, но, по крайней мере, даст возможность пережить очередную напасть: свадьбу Энди и Санди. А уж потом… Потом надо будет начинать жить заново. Но пока еще она не представляла себе, как это будет.

10

Грейс уехала в домик тетушки Крибл, сделав лишь несколько телефонных звонков, потому что в коттедже телефона не было. Для нее телефон олицетворял все самое худшее, что было в двадцатом веке, так что, живя в деревне, Грейс, кроме походов в маленький сельский магазинчик, не выходила на люди и ни с кем не общалась. Но это было как раз то, что ей требовалось, и три недели пролетели незаметно.

Большую часть дня она проводила на свежем воздухе, бродя по лесным тропинкам и полям. Она отдыхала душой на берегу речки, пробегающей среди меловых скал, внимая усердному постукиванию дятлов и их безумным крикам.

Она часами валялась на травяном ковре лужаек, наслаждаясь пением жаворонка, порхающего в голубой выси. Чтобы не возвращаться домой, она съедала прихваченные с собой яблоко и шоколадку и снова гуляла по красивой местности.

А когда глубокие тени от живых изгородей падали на тропинки, она шла в коттедж тетушки Крибл и ужинала домашней ветчиной и салатом или цыпленком с молодой картошкой и овощами, сидя в замечательном тетушкином садике с деревьями и жимолостью и наслаждалась пением птиц — черных дроздов, малиновок, воробьев, зябликов и неутомимых маленьких крапивников, которые стрекотали громче всех.

Каждое утро радовало солнцем и теплом. Грейс вставала с восходом солнца, с благодарностью взирала на голубое небо с легкими белыми облачками, неизменно поминая добрым словом тетушку Крибл, благодаря которой ей выпало счастье пожить в таком раю и зализать свои раны.

Поначалу она проводила тяжелые ночи, мучимая воспоминаниями, но потом идиллическая природа и покой возымели действие и раны начали заживать. Она научилась жить по принципу «день да ночь, сутки прочь» и не загадывать о будущем.

Конечно, она понимала, что такая идиллическая жизнь не может длиться долго, но эта маленькая передышка на лоне природы позволила ей на время выйти из обычного круга забот и мирской суеты. Она загорела, кожа ее приобрела цвет густого меда, медь в волосах усилилась, а сердечные терзания отступили.

Она думала об Алексе почти непрестанно, прошла все круги бесконечного самокопания, свойственного женщинам, и пришла к выводу, что поступила правильно, потому что другого способа сохранить душевное здоровье у нее не было. А когда она поняла это, на ее душу снизошел мир. Боль не прошла, но она почувствовала в себе силы преодолеть отчаяние и могла от души наслаждаться целительной красотой природы и уединенностью, так что, когда подошло время уезжать, чтобы вернуться в реальный мир, она была во всеоружии.

И вот этот миг настал.

Грейс встала с садовой скамеечки, окруженной карабкающимися вверх по шпалерам розами и кошачьей мятой, над которыми усердно жужжали пчелы (здесь она каждый день завтракала по утрам), и оглянулась на маленький уютный домик, залитый сентябрьским солнцем. Завтра свадьба Энди и Санди. Больше откладывать отъезд нельзя. Отпуск окончен.

— Ты прекрасно выглядишь, Санди. Просто замечательно.

Грейс критически осмотрела прическу Санди и вуаль, проверила, хорошо ли закреплена лента на белокурых волосах невесты, и еще раз осмотрела заколки, держащие фату.

— Спасибо. — Девушка уже была сама не своя от предсвадебной суеты. Санди и Грейс сидели в комнате Грейс (родители Грейс предложили, чтобы выход невесты состоялся из их дома, поскольку у Санди не было жилья и она жила в пансионате). Санди взяла Грейс за руку и смущенно сказала: — И спасибо тебе, что ты не отобрала у меня Энди. Я знаю, тебе это ничего не стоило, но, когда он понял, что ты ни в какую, дела у нас заметно улучшились. Мы будем счастливы. Я знаю.

— О, Санди. — Грейс и подумать не могла, что невеста Энди знает о его предсвадебных заскоках, и ответила твердым голосом: — Мне кажется, ему страшно повезло с тобой. Я правда так думаю. — И она не кривила душой. Санди любит Энди и не стыдится этого. Им теперь вместе строить жизнь.

Пора было подниматься. Две другие подружки невесты — десятилетняя кузина Энди и ее старшая сестра — суетливо носились в своих газовых шлейфах, похожие на розовые бутоны. Надо было ехать в церковь в первой из двух машин свадебного кортежа.

Они все утро крутились как белки в колесе, дел была куча, то и дело возникал очередной переполох. Обстановку не улучшило и то, что солнечное утро сменил мелкий дождик, но сейчас опять светило сентябрьское солнце и воздух был теплый и дышал ароматом осенних цветов.

Грейс бегло оглядела себя: аляповатое платье в форме колокола с бездной кружев, розеток и лент не шло ей, и она это знала, но сейчас было не до этого: свадебный поезд подъезжал к дверям церкви. Она заставила себя широко улыбнуться поджидающему с камерой наготове фотографу.

Какое имеет значение, даже если она выглядит смехотворно, убеждала себя Грейс, когда машина остановилась и дверца открылась. Это не ее день, — это день ее подруги Санди, а та невеста хоть куда — от пальчика ноги до макушки. И вообще, что это все по сравнению с тем, что ей больше не суждено увидеть Алекса. Подумаешь, ну выглядит она как кремовый торт. Да она готова всю жизнь выглядеть как десять тортов вместе взятых, лишь бы Алекс любил ее, думала Грейс, опуская ногу на дорожку и с трудом удерживая в руке большой шар из роз, который по настоянию Санди сделали для подружек невесты вместо обычных аккуратных букетов.

Она подняла глаза и тут увидела высокого загорелого человека, стоящего у церковной стены. Увидела и оцепенела.

— Да что с вами, дорогая? Это обычно невеста смазана на фото, потому что трясется от страха, — ворчал фотограф, но Грейс не слышала его, и, только когда две юные подружки невесты толкнули ее, вылезая следом за ней из машины, она очнулась и умудрилась сделать шаг.

— Парочку снимков у самых дверей, идет? — широко улыбаясь, говорил фотограф. — Надо же показать эти платья во всей красе, так ведь?

Девочки смущенно хихикали, а Грейс готова была сквозь землю провалиться. Она выглядела ужасно, просто ужасно, и, хотя еще секунду назад это не имело никакого значения, сейчас она была просто в отчаянии.

— Грейс? — Голос у него был низким, и у нее побежали мурашки по коже.

Она нагнула голову, надеясь прошмыгнуть мимо Алекса и толпы, собравшейся поглазеть на свадьбу, но он схватил ее за руку. Ей пришлось поднять глаза и посмотреть на него.

— Что ты здесь делаешь? — пробормотала она, чувствуя, как гулко забилось ее сердце. — Зачем ты здесь?

— Чтобы увидеть тебя, — тихо проговорил он. — Увидеть тебя, — повторил он настойчиво.

— Алекс, это безумие. Мы обо всем переговорили. Все уже сказано-пересказано, и это непорядочно…

— Я знаю, — проговорил он негромко, поедая ее глазами со всеми этими взбитыми розовыми сливками и всякими рюшами и ленточками. — Это безумие, и это непорядочно, ты заслуживаешь лучшего. Я искал тебя последние три недели. Твой отец не говорил тебе? Я действительно был как безумный. Чего я только не делал, чтобы разыскать тебя. Я совсем потерял голову.

— Мой отец? — Она посмотрела на него, словно он и впрямь сошел с ума. — Ты говорил с моим отцом?

— Он не пожелал мне сказать, где ты, и вообще разговаривал со мной сурово, — сообщил Алекс. — Я его не виню. Если бы ты была моей дочерью, я поступил бы так же. Но я сообразил заглянуть в твой служебный блокнот, и там была запись об этой свадьбе… Я решил набраться терпения.

— Алекс, это все не имеет значения, — слабым голосом проговорила Грейс. Она чувствовала, что ее всю колотит, она никак не могла унять дрожь и надеялась, что он — и все вокруг — примут это за обычное свадебное волнение. Ну и что с того, что он ее разыскал. Она-то знает, что он думает о ней, о любви и верности. Горбатого могила исправит. Но какая настойчивость! Видно, Алекс никак не может смириться с мыслью, что она ему не досталась.

— Грейс, нам надо поговорить. Разве ты не понимаешь?

— Пожалуйста, милая. Вы всех задерживаете, — затараторил фотограф, прибежавший от церковных дверей, где уже стояли две маленькие подружки невесты. Он весь взмок от забот и беготни. — Невеста вот-вот появится, и я хочу успеть сделать снимки. Можете потом поговорить с этим джентльменом?

— Этот джентльмен хочет поговорить с ней сейчас. — Алекс напал на фотографа как пантера, которой наступили на хвост.

Но фотограф был тут ни при чем, он делал свое дело. И незачем ему мешать. К тому же парень оказался не робкого десятка и с вызовом посмотрел на Алекса.

— Вы хотите испортить фотографии? — резко бросил он.

— Плевать мне на фотографии! — Это был Алекс во всей своей красе.

— Алекс, Бога ради, оставь меня, — вмешалась Грейс. И это привлекло больше внимания, чем весь свадебный кортеж. — Это день Санди, не смей все портить, к тому же я не желаю видеть тебя. — А в голове у нее звучало совсем другое… О, мой милый, мой милый, милый…

— Нет, желаешь. — Все кругом затаили дыхание. — Ты любишь меня. — Это было сказано почти ласково, но в то же время твердо.

Она посмотрела долгим взглядом в это дорогое лицо, зная, что никого в жизни так не полюбит, а потом произнесла твердым и в то же время удивительно женственным голосом, чем снискала симпатии половины присутствующих:

— Держись подальше от меня, Алекс. Я серьезно говорю. — После чего позволила пляшущему от нетерпения фотографу увести себя.

Брачная церемония была чистым кошмаром. Грейс и врагу не пожелала бы того, что претерпела она, но все когда-нибудь кончается, даже плохое, и она с честью выдержала все до конца, так что никто бы не сказал по ее улыбающемуся и спокойному лицу, что внутри у нее все кровью обливается.

Ну зачем он явился именно сегодня? — спрашивала себя Грейс вновь и вновь на протяжении всей службы. Она боялась оглянуться, чтобы посмотреть, вошел ли Алекс в церковь или нет. С него станется. Он способен выкинуть что угодно. Она пыталась, действительно пыталась, разозлиться на его выходку, но неудержимая радость видеть его, видеть его прекрасные глаза, сводила на нет все ее усилия.

И это пугало ее. Это пугало ее больше, чем могла она себе представить. Ничего не изменилось. Ровным счетом ничего. Она повторяла это до бесконечности, пока звучали песнопения и молитвы, а потом ужасно нудное и нескончаемое напутственное слово, которое произносил дядя Энди. Связь с Алексом будет чередой головокружительных взлетов и падений, невероятным счастьем или черным отчаянием, а когда все кончится — когда ему это надоест, — она не будет знать, что ей делать дальше. Он съест ее со всеми потрохами и выплюнет остатки, а сам будет жить припеваючи, как жил всегда, А она? Невозможно. Абсолютно невозможно. Ей не пережить этого.

Но все-таки он приехал. Она уцепилась за эту мысль, она обдумывала ее, мусолила ее, закрыв глаза и чувствуя, как куда-то проваливается, и пальцы ее впились в букет с такой силой, что на пол упало несколько головок цветов.

Так-то оно так, но только он сделал это, потому что не может смириться с мыслью, что она не в его постели, напоминала себе Грейс в следующую секунду, когда с последним аккордом свадебного песнопения открыла глаза.

«Любовь божественная, любовь всепобеждающая…» — звучало под сводами церкви.

Когда речь идет об удовлетворении плотских желаний, большинство мужчин готово на все. И то, что вытворяет Алекс, лишь подтверждает это правило. Он такой же, как все.

И угораздило же его свалиться ей на голову именно сегодня! Все последние три недели, когда она изредка позволяла себе грезить о встрече с ним, она видела себя красиво одетой и причесанной, воплощенной женственностью и элегантностью. И вот он здесь, а она разряжена как рождественская елка. Это же курам на смех…

Но, может, ее дурацкий наряд отпугнет его? Но эта мысль почему-то не утешила ее. А вдруг он уже ушел? От этой мысли ей стало еще хуже. А служба все шла и шла. И конца ей не было видно.

К тому моменту, когда счастливая Санди рука об руку с Энди двинулись по проходу под звуки «Свадебного марша», Грейс плохо соображала.

Она двигалась, поддерживаемая шафером (спасибо Клайду!), улыбаясь, кивая направо и налево и не глядя по сторонам, а оказавшись на улице, продолжала идти, пока фотограф щелкал и щелкал. Она ни разу не бросила взгляда в толпу. У нее просто не хватало духу.

Свадебный пир должен был состояться в ратуше, до которой было рукой подать, так что свадебных машин не понадобилось. Большинство гостей направилось в ратушу, чтобы там встретить жениха и невесту.

Грейс заметила вишневый «ягуар» на зеленой лужайке неподалеку от церкви. «Ягуар»? Здесь? Сегодня?

Это его. Она не знала, куда девался лимузин, но не сомневалась, что это машина Алекса.

Как только Грейс с двумя юными подружками невесты поравнялась с машиной, дверца ее открылась и из кожаных недр показалась высокая стройная фигура.

— Грейс! — негромко позвал он. — Подожди. Ратуша находилась прямо через дорогу, и Грейс показала своим смешным цветочным шаром в ту сторону, промямлив:

— Я… мне надо туда. Там ждут.

— Я не уйду, Грейс. — Это было сказано спокойным и размеренным голосом. — Ни сейчас, ни когда-либо. Я серьезно говорю, Грейс.

Она смотрела на него, не в силах произнести ни слова. Что-то в его голосе было такое, чего она не понимала и не осмеливалась истолковать, но ей хотелось плакать.

Справа и слева от нее переминались с ноги на ногу две девчушки, и Грейс, пересилив себя, пролепетала:

— Сьюзи, Лиз, это Алекс… мой знакомый. Алекс, это Сьюзи и Лиз.

— Привет. — Он с улыбкой посмотрел на девочек и, взяв Грейс под руку, сказал: — С вашего позволения, я украду Грейс у вас на пару минут, милые барышни, ладно? — И отвел ее в сторону.

— Нет, Алекс, все это ни к чему.

Он подвел ее к небольшой деревянной скамейке под раскидистым буком. Грейс попыталась воспротивиться, но он взглянул на нее сверху вниз и коротко бросил:

— Садись!

— Да что ты о себе возомнил? — Грейс пыталась не сдаваться, но она так долго не видела, его, так соскучилась. От волнения у нее поджилки тряслись.

Выглядел он потрясающе. Черные брюки и черный же кожаный пиджак прекрасно подчеркивали его рост и стройность, но не его внешний вид удержал ее на скамейке, когда он, усадив ее, сам сел рядом и заговорил. Его голос, не совсем ровный, выдававший волнение, которое он тщательно пытался скрыть, и, главное, боль в глазах, которую она за последнее время Привыкла видеть в зеркале, приковали ее к месту.

— Выслушай меня, Грейс, пожалуйста, выслушай и не перебивай. — Он заговорил, и весь мир для нее перестал существовать. — Я люблю тебя. Я должен был сказать это в первый миг, когда увидел тебя снова, — произнес он, явно борясь с собой. — Но я никогда раньше ничего подобного не говорил, и мне это дается нелегко.

— Что ты! — воскликнула она, тряхнув головой, отчего вниз полетел розовый бутон. — Не говори так! Зачем? Будь добр, прекрати! — Только бы не разреветься! — мелькнуло у нее в голове.

— Я люблю тебя, Грейс. — Теперь он говорил страстно, горячо. — Черт побери, ты должна поверить, даже если мне придется доказывать тебе это всю жизнь. Я боролся с собой все это время, но больше не в силах сопротивляться. Ты мне нужна, Грейс. Не на неделю, не на месяц или год. Ты мне нужна на всю жизнь. Навсегда.

— Нет. — Все пережитые муки отразились у нее на лице, когда она прошептала: — Ты уговаривал меня вернуться к Энди, когда я тебя так любила. Какая же это любовь? — Только сейчас она почувствовала, какую боль он причинил ей, и эта рана еще не зажила.

— Никуда бы я тебя не отпустил. — Это было похоже на крик души. — Я пытался убедить себя, что ты такая же, как все. Я боялся, Грейс, но я прежде убил бы его, чем позволил притронуться к тебе. Я так люблю тебя… — Он издал болезненный вздох и покачал головой. — Это сжигает меня, буквально пожирает внутренности. Ничего в жизни подобного я не испытывал. И это пугает меня.

Последние слова были сказаны с такой силой, что Грейс стало не по себе. Но она все еще не верила, не осмеливалась верить. Она видела его вделе и знала, с какой безжалостностью он сокрушал и добивал конкурентов.

— Откуда же ты можешь знать, что это любовь? — пролепетала она. — Ты же не, веришь в любовь, разве забыл? Что же случилось?

— Как что случилось? — воскликнул он. — Ты случилась. Ты случилась, а потом бросила меня, и тогда я понял, что жить без тебя не могу. Это правда, Грейс. Я не из тех, с кем легко, я знаю. Я еще никогда не любил по-настоящему независимого человека, не любил как равного, черт побери! Я не могу без тебя. Последние недели были сущим адом. — Эти слова он произнес с подлинной болью.

Она заглянула ему в глаза, в эти золотистые глаза, которые бывали такими жесткими и холодными, а теперь в них застыла боль, отчего сердце ее оттаяло. Вдруг все стало на свои места. И все оказалось так просто. Он приехал за ней. Он приехал за ней.

— Я люблю тебя, Грейс, — повторил он дрогнувшим голосом. — Не знаю, как мне доказать свою любовь или заставить тебя поверить. Я хочу, чтобы мы жили вместе, вместе старились, имели полный дом детей, собак и кошек, но все это как прыжок в неизвестное. Прости, я все не то говорю.

— Алекс…

— Нет, не говори ничего, пока я не сумею убедить тебя, — горячо перебил он ее. — Ты говорила, что брак со мной был бы кошмаром, и ты, наверное, права, но одно я тебе могу обещать: я никогда не перестану любить тебя. Это, пожалуй, единственное, что я определенно знаю в данный момент. И я буду, Грейс, твоим. Сердцем, душой и телом.

— Алекс…

— Можешь прогнать меня, но я вернусь. — Обаяние, убедительность и страсть — все было в нем одновременно. Таким мог быть только один человек на свете — Алекс Конквист. — Я гонялся за женщинами всю жизнь и легко добивался их, но со стыдом должен признать, что это буквально ничего мне не стоило. А эта любовь… — Голос его дрогнул. — Это нечто другое. Это разрывает тебя изнутри и забирает со всеми потрохами, но без этого жизнь не жизнь.

— Мне ли не знать этого, — тихо подхватила Грейс.

— Когда ты в тот день ушла из офиса, я понял, каким дураком был, — горячо продолжал он. — Я бросился к тебе на квартиру, но тебя не было. Я рвал и метал, решив, что ты снова ушла к нему, что я собственными руками толкнул тебя в его объятия.

— Никакого «снова» нет. — Грейс знала, что, по мнению Алекса, она спала с Энди, а может, и с другими, и она знала, что ему нравились опытные, искушенные в искусстве любви женщины. Она боялась его реакции на то, что собиралась сказать ему, а потому поторопилась выпалить: — Алекс, я никогда не спала с Энди, я вообще ни с кем не спала.

— Не спала? — Она удивила его, да он и не скрывал своего удивления, все отразилось у него на лице. Но она увидела и еще кое-что, отчего сердце у нее сжалось. Это было чувство благодарности, взгляд его красноречивее всяких слов говорил, как он рад, как все замечательно и что ей вовсе не нужно сравнивать себя с опытными женщинами. — Ты моя, Грейс. — Он сжал зубы так, что желваки забегали по скулам. — Я для этого и приехал, я хотел сказать тебе, что люблю тебя и… и прошу прощения. — Все время, пока они сидели на скамейке, он не дотрагивался до нее, но сейчас, произнеся ее имя, он взял ее лицо в ладони и пристально посмотрел ей в глаза. — Не говори «нет», Грейс. Очень прошу тебя, дай мне шанс.

Она не заметила, что плачет. Потом она смахнула слезы со щек, засмеялась и прошептала дрожащими губами:

— Босс всегда прав?

Она посмотрела ему в глаза и увидела в них какую-то неуверенность, отчего он стал ей еще милее.

— Грейс?

— Я люблю тебя, Алекс. — Я научу тебя, как проявлять любовь ко мне и нашим детям и детям наших детей…

Он заключил ее в объятия. Губы их слились, и на миг они стали одно целое. Поцелуй был страстный и долгий, и это, мелькнуло у Грейс, на церковном дворе, на глазах у всех. Совершенно неприлично, но ее это не трогало. Он любит ее. Он любит ее! Он искал ее и ждал… О, Алекс!

— Ты выйдешь за меня замуж как можно быстрее? — пробормотал он, оторвавшись от нее. — Согласна?

— Опять вынь да положь. Сию минуту?! Боишься, что раздумаешь? — насмешливо проронила она, не отводя губ от него.

— Что ты! — В его янтарных глазах светилась такая любовь, что ее хватило бы ей на всю жизнь. — Но я предпочел бы обезопасить себя. За тобой нужен глаз да глаз. Слишком ты красива и желанна. Чего доброго уведет кто-нибудь из-под носа. Поэтому я чувствовал бы себя спокойней, если бы у тебя на безымянном пальце левой руки было золотое колечко.

Красива и желанна? Это она-то? Тушь поплыла, нос розовый от этого дурацкого наряда. А прическа? Вся рассыпалась да еще эти розочки… А он считает, что она красива и желанна. Грейс улыбнулась, и лицо у нее засветилось, отчего сердце у Алекса забилось сильнее.

Он действительно был редкостный босс, таких днем с огнем не сыщешь, но и муж из него выйдет потрясающий.

Так оно и оказалось.