XVII. МУЖИ ДЕРЖАВНЫЕ СКРЕСТИЛИ МЕЧИ

Переправившись через Десну, Олег послал к воротам Чернигова двух гонцов, приказав передать, что хочет видеть князя Черного. Чтобы ускорить встречу и расположить к себе владыку Северянщины, князь Олег велел намекнуть страже, что есть вести о княжне Черной. Посланцы не сказали охранникам ворот, что княжна находится среди дружинников Олега. Подробности приберегались для самого князя Черного. Только ему должны были рассказать гонцы, что Олег чудом спас дочь Черного от лютой смерти и ждет сейчас благосклонного разрешения на въезд в стольный город Чернигов.

Велико было искушение. Да как же не принять достойно спасителя дочери? Черный не только пригласил киевлян пожаловать на княжий двор, сам немедля выехал навстречу хоть и немилому, да именитому гостю. Правда, встретил он Олега без надлежащих почестей: увидя дочь среди дружинников Олега, и не верхом на коне, а лежащей на носилках, Черный бросился к ней, забыв обо всем на свете. Витязей приветствовали и сопровождали до княжеского двора стольники, окольничий и вся другая знать черниговского кремля.

Олег не обиделся на невнимание князя Черного. Он понимал его: внезапно нашлась дочь! Сколько выстрадал он в бесплодных поисках и вот нашел ее больной. Поэтому, отдыхая в отведенном для него покое, Олег не спешил напоминать о себе: ждал, пока князь наговорится с дочерью, пока сам позовет ее спасителя. Перед обедом, незадолго до устроенного на радостях пира, Черный пригласил к себе князя Олега. Он догадывался, что киевский князь прибыл в Чернигов не просто погостить, видимо, намерен он вести с владыкой Северянщины тайную беседу. Потому-то и принял Олега в гостином зале сам, без почетной стражи.

– Да будут милостивы к тебе боги, княже, – искренне и взволнованно благодарил он Олега. – Ты не только дочь мою – самого меня от смерти спас. Поиски ее едва со света не свели меня. А погибло бы дитя мое, так и подавно не перенес бы я такой утраты.

– Спасибо на добром слове. Теперь уж позади твои тревоги, разбежались не солоно хлебавши лютые волки. – Олег улыбнулся. – Да и дочь твоя, княжна Черная, не из тех, кто даст себя в обиду, а тем паче съесть.

– Э-э, не говори! – сказал Черный. – Дочь поведала мне, что коли б не ты, не видать бы ей ни отца родного, ни Чернигова.

Олег воспользовался поводом заговорить о другом:

– А как здоровье княжны? Повеселела она? Лучше ей?

– Да, княже, лучше. Под отцовской кровлей всегда лучше. Здесь она черпает силы, словно от целебных трав оживает.

– Вот и ладно, – отозвался Олег. – А то она всю дорогу боялась возвращаться домой, тревожилась, что попадет к хозарам в руки.

Черный помрачнел. Упоминание о хозарах, как тень грозной тучи, упало ему на сердце.

– Напугали девицу, – хмуро сказал он, чтобы как-нибудь замять свою вину.

– Да, видно, очень напугали, – согласился Олег. – Насилу убедил ее, что хозар уже нет в Чернигове и можно воротиться домой.

Черный ухватился за слова Олега о хозарах:

– Откуда знаешь, князь, что их нет? Они совсем недавно были здесь.

– Видел, как отряд их возвращался отсюда в степи, – спокойно пояснил Олег.

– Жаль, что не знал я, сколько горя твоего везет с собой тот отряд. Можно было и задержать его.

– Отряд?

– И отряд, и беду.

Они помолчали.

– А не думает ли князь, – заговорил наконец Черный. – что этим накликал бы на нас еще большую беду? Ведь каган решил бы, что я уничтожил его отряд.

– Почему же? Путь у отряда немалый, и врагов на том пути можно встретить всяких. Печенеги, словно коршуны, носятся за Доном. Мыслю я, то ведомо тебе?

– Ведомо, – нахмурился Черный. – Но не думаю, чтоб это отвратило напасть.

– Правда твоя, – согласился Олег, – может, и не отвратило бы. Но задержать могло бы. А сие тоже немаловажно. За это время можно и подготовиться.

Черный с трудом скрыл удивление. В чем тут дело? Случайны ли слова о подготовке или Олег в самом деле дознался о – его намерении увеличить дружину? Он опустил голову и не ответил. Но Олег словно не замечал ни удивления, ни Молчания князя.

– Ведь готовиться так или иначе нужно, – невозмутимо продолжал он, – даже если бы хозары не чинили новых бед.

Подумай о печенегах.

– Не так уже опасны печенеги, – не удержался Черный, желая во что бы то ни стало возразить Олегу. – Ты забываешь, что против них стоит хозарская рать, каган тоже не хочет, чтоб печенеги топтали его землю.

– Правда твоя, но это не мешает печенегам сжигать славянские селения. Не только на Дону, но и на Донце уже полыхают пожары.

Такая осведомленность Олега, а пуще всего его забота о северянских поселениях на берегах Донца вызвали раздражение Черного.

– А разве на Донце осели уже киевляне? – зло уставился он на Олега.

– Славяне, князь, – укоризненно посмотрел на него Олег.

Черному стало не по себе. Ведь перед ним сосед, спаситель дочери, забыл, чем обязан ему?

– Прости меня, княже, – сказал он упавшим голосом. – Я сгоряча чуть было не забыл, что ты мой гость, спаситель дочери моей… Нам, видно, об ином пристало речь вести Вижу я, дела державные ведут нас к пререканиям. Не нужны они нам, а сейчас особливо.

– Согласен, – подхватил последние его слова Олег. – Именно сейчас не нужны нам пререкания. Но дел державных обойти никак нельзя.

Черный насторожился:

– Почему? Ведь, кроме них, есть еще дела житейские. Почему бы о них не толковать?

– Хотя бы потому, – степенно и значительно ответил киевский князь, – что я приехал сюда из-за дел державных.

– Вот как! – притворяясь удивленным, воскликнул Черный. – Князю стало ведомо что-нибудь о намерениях древлян? Или, может, с востока пришли совсем плохие вести?

Олег отрицательно покачал головой.

– Древляне Киеву отныне не страшны. С востока же тревожат нас только набеги печенегов. Но разве того мало? Думаю, и этих набегов хватит, чтобы уже сейчас видеть и. понимать, что хозары не в силах сдерживать печенегов, а они не остановятся на Подонье. Легкая нажива поведет печенегов дальше – на Сейм, на Десну и даже на Днепр, под стольный град наш Киев.

Черный усмехнулся в усы:

– Послушаешь тебя, княже, можно подумать, что ты собираешься мириться с хозарами, а может, и пойти с ними на союз ратный.

– Не с ними, – возразил Олег.

– А с кем же?

– С княжеством Северянским, – твердо проговорил Олег, пристально глядя на Черного.

Тот не ждал столь прямых слов о ратном союзе. Он отвел взгляд, думая, как уйти от прямого ответа.

– Князь хочет поссорить меня с хозарами? – нашелся он наконец.

– А разве повелитель Северянщины уже не поссорился с ними?

– Думаю, это еще не ссора, – медленно и неуверенно протянул Черный. – А вот если войду в ратный союз с княжеством Киевским, врагом хозар, каган не простит такой дерзости. Ему не докажешь, что союз этот против печенегов, заклятых и жестоких врагов Хозарии.

– Верно, – согласился Олег. – Хозар, как и печенегов, добрым словом не убедишь. А мечом можно.

– И печенегов и хозар?

– Да, и печенегов и хозар.

Черный смерил недоверчивым взглядом Олега с головы до ног.

– Дерзание молодого князя достойно похвалы, – учтиво проговорил он, – но намерения слишком уж смелы и, прости, князь, неосуществимы. Боюсь даже – губительны. И для Киева и для Чернигова.

Олег досадливо потер лоб:

– А может, князь посоветует иное?

Взгляды их скрестились в молчаливом поединке.

– Поеду и скажу хозарам, – ответил наконец Черный, – вы берете с северян дань, вы обязаны защищать их от набегов степняков.

– Да ведь не защищают! – воскликнул Олег. – Согласись, князь, не защищают! Не могут, не под силу им защищать северян! Дороги в Итиль печенеги уже отрезали, значит, отрезана и Северянщина от Хозарии. Зачем же, князь, держаться за Итиль, за хозар? Иль велика охота оставаться данником?

В глазах у Черного вспыхнули искорки гнева. Он хотел было крикнуть: «А ты что, обещаешь не брать с нас дани?» – но вовремя спохватился и проглотил готовые сорваться желчные слова. Олег воспользовался его молчанием и закончил свою мысль:

– Подумай, княже, недавняя ссора тоже миром не пахнет. Каган понимает, какие выгоды сулит ему брак с княжной северянской, принудит тебя выдать за него дочь. На что другое, а уж на это у него хватит войска.

– В том-то и дело, что хватит. – Черный поднялся, задумчиво прошелся по залу. – Если даже мы объединим свои силы, и тогда хватит!

– О нет! – живо возразил Олег. – Верь, княже, если соединим мы наши силы, отстоим княжну. И княжну и земли наши.

Олег так горячо убеждал Черного оградить дочь от брака с каганом, что тот даже заподозрил: а не дочь ли толкает Олега на единение? Не она ли причина его настойчивости?

И ему захотелось показать свою независимость и решительность, отплатить за неловкость, в которую Олег поставил его во время беседы.

– Нет, княже, – сказал он спокойно и внушительно. – Я попытаюсь наладить отношения с каганом. Мирно попробую наладить.

– С помощью брака?

Черный как ужаленный повернулся на ходу, суровый и гневный, уставился на смельчака.

– Князь, вижу, не ценит моей благосклонности к нему! А должен бы… – Он снова сорвался с места, прошелся из угла в угол. – Должен бы помнить, что северяне не могут верить речам вашим медовым.

– Не понимаю, – насторожился Олег. – Почему не могут верить?

– А хотя бы и из-за Любеча! – не сдержался Черный. – Разве не поляне, не князь киевский забрал коварством лучший северянский град и пристань на Днепре? А теперь намерен прибрать еще и Чернигов? Нуждами славян хочет прикрыться?

Олег пытался возразить, но Черный опередил его:

– Нет, княже. Мы уже научены, нас не обмануть. Олег задумался. Значит, Любеч… Вот что стоит преградой к союзу – Любеч!

– Если князь хочет, чтоб мы были друзьями и в союзе ратном, – нарушил тишину Черный, – он должен вернуть нам Любеч, обязан признать, что только северяне законные хозяева и града и пристани этой на Днепре.

– А хозары? – не уступал Олег. – Куда ты денешь, князь, хозар? Ведь Северянщина подвластна им. Они-то и станут настоящими хозяевами Любеча, поставят туда воинов своих.

– Северянщина лишь платит дань хозарам.

– И позволяет им селиться на своей земле, вывозить пушнину?

Черный исподлобья взглянул на Олега, однако промолчал: то была правда, а против правды ничего не скажешь.

– Уверен ли князь, – продолжал Олег, – что хозары не захватят Любеч, если оттуда уйдут поляне?

– Пусть не тревожит тебя, князь, судьба Северянщины, – раздраженно отмахнулся Черный.

– Меня тревожит судьба Днепра, торговый путь из варяг в греки.

Черный внимательно посмотрел ему в глаза.

– Кто знает, будет ли подходящим для нас этот путь?

– Будет, княже. Через всю Славянщину он пройдет – от Новгорода до Византии. И поверь мне: тогда хозары обсядут Любеч, как муравьи брошенный на пути кусок. Через Итиль и то везут они твою пушнину, а по Днепру в греки и подавно повезут…

Черный молчал, раздумывая. Потом подошел к окну и загляделся на широкую Десну.

Олег воспользовался его молчанием и подошел к нему.

– А ведомо ли князю, что ватага киевских гостей торговых побывала минувшим летом в Византии?

– Ну и что? – полюбопытствовал Черный.

– Добрый, доходный торг был. – Олег помолчал, ожидая, видимо, что скажет Черный, потом добавил: – Поверь мне: Итиль нам больше не нужен. Миновали те времена, когда мы держались только за путь через Итиль.

– Для вас миновали, это правда, – не сдавался Черный, – а северянам путь этот пригодится.

– Но зачем? Подумай, княже, в степях носятся печенеги. Они не пропустят твои караваны, рано или поздно закроют им путь. А на Днепре…

– Закроет Киев, – зло перебил его Черный. – Рано или поздно непременно закроет. Олег не растерялся.

– Наоборот, Киев хочет открыть вам этот путь, – сказал он с досадой и отошел в сторону. Какое-то время в зале стояла тишина. Олег, казалось, исчерпал свои доводы. Князь Черный понимал, что союз с полянами усилит его против хозар. Но он опасался зависимости от Киева.

– Хорошо, – послышался его ровный, миролюбивый голос. – Я посоветуюсь с вечем: у нас дела державные решает вече. Потом мы дадим знать князю в Киев… А сейчас прошу на пир, – вежливо и радушно пригласил Черный, будто и не было между ними спора. – В гридницах[30] собрался весь Чернигов. Северяне рады будут приветствовать у себя смелого воина и спасителя их любимицы – княжны Черной.

XVIII. ЭЙ, ОТРОК!

Возвратившись после пира в отведенный ему покой, Олег раскрыл окно и долго стоял перед ним, глядя в ночь, раздумывая над неудачным завершением беседы с князем Черным. Ехал сюда с добрыми надеждами, в мыслях гладенькую стелил дорожку, а на деле возвратится в Киев ни с чем. Что может сделать вече, если князь не хочет единения с киевлянами, если он враждебно настроен к ним… «В Киев дадим знать» – вот чем закончил князь Северянщины. Как это понимать? Разумеется, так: убирайтесь, мол, восвояси. Делать вам здесь нечего, незачем ждать созыва веча, не след рассчитывать на его поддержку.

Конечно, все это из-за Любеча! Вот чего стоит нам ключ к северной Славянщине, ко всему Днепру. Но и вернуть Любеч нельзя. Его сразу захватят хозары и закроют путь славянам к морю. Всю северную Русь поставят на колени! А там и до Киева доберутся, и Киеву тогда добра не ждать… Нет, Любеча он не вернет. Даже если из-за этого пока не удастся склонить северянского князя к союзу с киевлянами.

Из-за леса показался краешек бледной луны и несмело глянул в струящиеся воды реки, на выщербленный ветрами гребень наддеснянской кручи. С высокого вала стал виден глубокий пролом в темной стене леса. То Десна проложила свой путь па юго-запад, до Киева. Олег не мог разглядеть ее как следует, но его воображение дополнило картину величавой реки, даже схожей с широким Днепром. И князь еще раз пожалел, что не добился согласия и ратного единения с северянами, что не верит ему Черный, не понимает, что только единство может избавить славян от власти хозарского каганата. Досада даже взяла: из-за Любеча князь северянский теряет такую возможность навсегда сбросить иноземное иго! Когда же, если не теперь, следует воспользоваться ослаблением хозар, ведь их сейчас оттесняют от полуночного края печенеги. Торговый путь на восток заменит новый – путь на юг. И как заменит! Ведь походы через Итиль с ним даже сравнивать нельзя. Всем лучше этот путь: короткий, выгодный, удобный. Ни дани на нем, ни волоков крутых, ни грабительских нападений степных хищников-кочевников. Пустил по Десне корабли – и плыви себе до самых порогов, а там и в Византию.

Не верит ему Черный. А зря! Если бы Киев на самом деле хотел подчинить себе Северянщину, разве для этого нужно было ехать в Чернигов с поклоном? Не разумеет Черный, что полянам невыгодно идти против Чернигова войной. Лучше и выгоднее иметь северян союзниками в ратном деле против общих врагов. Что пользы Киеву в непримиримой вражде князя Черного, да и всех людей земли Северянской, если поляне захотят покорить их силой? Не к тому стремится он, Олег. Северянщина – многолюдное и богатое княжество. Против нее неразумно замышлять планы покорения, ставить скрытые капканы. Да и не хочется того делать, особенно после встречи с княжной Черной. Рука не поднимется на злое дело, чтоб причинить ущерб или обиду Северянщине, а тем самым и княжне.

Что подумала девица тогда в лесу о нем? Что думает сейчас? Она вроде бы и радовалась встрече, когда Олег заверил, что не только от волков, но и от хозар защитит ее. А что, если… если в самом деле взять ее под свою защиту? Ведь чаушиар угрожал князю гневом кагана, который не потерпит оскорбления и двинется на Северянщину войной. Не устоять Черному, одному без помощи, против хозар! И тогда увидит Черный, что надо идти на союз с единокровными полянами… А как посмотрит на дело княжна? Примет ли опеку киевского князя? От этого многое зависело бы, многое могло бы решиться.

Олег резко повернулся и пошел к выходу.

– Эй, отрок!

Тот сразу вырос в дверях:

– Слушаю князя.

– Проберись тихонько в терем княжны Черной и устрой для своего князя тайную встречу с ней. Если слуги будут противиться, не жалей для них моего злата.

XIX. СГОВОР ДВУХ СЕРДЕЦ

Быстро оправилась княжна Черная под родительским кровом. То ли знахари прогнали слабость настоенными на лесных зельях лекарствами, то ли нянька утолила своей лаской боли, но уже к вечеру девушка повеселела и до самой ночи рассказывала подружкам о том, что приключилось с ней в лесу, о волчьей погоне, о встрече с храбрым князем киевским. Те с упоением слушали и восхищались смелостью княжны, мужеством Олега. Уж, видно, послан он самой судьбой, решили девицы, чтобы спасти Черную от волчьей стаи, от лютой смерти. Они бы и до утра засиделись, слушая княжну, да нянька не позволила замаять россказнями свою любимицу, выпроводила подружек по домам, а Черная заснула вскоре спокойным крепким сном.

Во сне видела она киевского князя. Только уже не в лесу – на шумном пиру разглядела его среди ратных мужей. Олег сидел за столом молчаливый и печальный. Вина заморского не пил и за еду не брался. Потом поднял глаза и увидел княжну меж занавесями гридницы. Долго смотрел, как бы не веря, что это та самая девица, которую спас он минувшей ночью в лесу. Потом улыбнулся, поднялся во весь свой богатырский рост и смело направился к ней. Удивление в его голубых глазах сменилось теперь веселой ласковостью, мужественное лицо сияло радостью. Он подходил все ближе, ближе, протягивал к ней руки. И она пошла ему навстречу. Но вдруг что-то черное и страшное свалилось с неба, камнем упало между ними. Княжна испуганно вскрикнула и проснулась.

Долго лежала она неподвижно, глядя в окно, и думала об Олеге. Что означает этот сон? О чем вещает? Не заболел ли князь? А может, просто грустит в одиночестве? Думает ли он о ней?..

Нянька будто отгадала ее мысли. Как только вошла, сразу присела у постели и тихонько стала рассказывать про вчерашний пир, устроенный в честь киевского князя. Потом завела речь о самом Олеге и, в который раз, расспрашивала княжну, как он спас ее в лесу от гибели, что говорил, сопровождая ее до самого Чернигова. Радуясь случаю поговорить о князе, Черная охотно повторяла вчерашние рассказы, добавив, что князь Олег мужественный и красивый воин. Лукаво усмехнулась нянька ее словам и еще тише промолвила:

– А знаешь, девонька, князь киевский еще с вечера просится, чтобы пустили его к тебе хоть ненадолго. Поговорить с тобой хочет он.

– Князь? Он здесь?

Черная приподнялась на локтях, взволнованно и радостно глядя на няньку.

– Да нет, – досадливо махнула та рукой, – не князь, а отрок от него все пристает, покоя от него нет. – Старуха помолчала, спустила несколько петель своего вязания и, искоса глянув на разочарованное лицо девушки, добавила: – За князя приходил просить. Чудной такой, ногатами прельщал. Засыплю золотом, говорит, только пусти меня к княжне словечко молвить.

– Ну, а ты?

– А я сказала ему, – тут нянька строго посмотрела на Черную, – я сказала, что у нас злата-серебра не меньше, чем в Киеве, а княжна наша так дорога, что цены ей нет и не будет.

– Ах, нянюшка, – огорченно воскликнула княжна, – зачем же ты так!

– Ладно, ладно, девонька, – нянька погрозилась пальцем, – не учи старуху! Тут уж я лучше тебя знаю, что делать. Не пристало девице сразу соглашаться. Пусть побегает твой князь, пусть погарцует.

– Но ведь…

– Ничего не «ведь»! – оборвала ее нянька. – Что легко дается, то легко и забывается. А долгожеланная девица становится еще милей. Никуда не убежит от тебя киевский князь. Хочешь, кликну сейчас – и будет тут как тут!

– Ой, няня!

Старуха сделала движение к дверям.

– Да подожди же! – испуганно закричала Черная. – Разве не видишь, я не одета!

Княжна засуетилась, не зная, во что бы нарядиться. Ее охватило волнение, руки дрожали как в лихорадке. Она попыталась заплести косы, да вдруг раздумала, стала выбирать одежду, но, не закончив одеваться, снова принялась заплетать косы.

– А может, оставим их так, нянюшка? Или нехороша я буду с неубранными волосами?

– Да что ты, дитя мое! – возразила нянька. – Так хороша, что и сказать трудно. Погляди-ка в зеркало!

Княжна стала всматриваться в поднесенное ей нянькой зеркало, увидела в нем широко раскрытые печальные глаза, бледное лицо… Потом обняла старуху и прижалась к ее груди:

– Страшно мне, нянюшка… Сама не знаю, почему так страшно…

Просияла нянька на радостях: вот и заговорило девичье сердце! А она-то, старая, по глупости думала, что княжна никого уже не полюбит. Все со своим Соколом, да все на охоте…

– Не бойся, девонька, – успокаивала она Черную, – то хороший страх. От ожидания счастья и радости он…

– А может, мне лучше одеться, нянюшка, и за столом встретить князя?

– Нет, моя голубка, не надо. Тебе еще нельзя вставать. – Можно, няня! Поверь, я чувствую в себе сейчас такую силу, не только сесть за стол, а и в седло могу вскочить. Подай мне лучший мой наряд. Сейчас же встану и оденусь!

Она хотела встать с постели, но нянька удержала ее и просьбами и попреками:

– Послушайся меня, ведь ты больна! Тебе и лежа можно беседовать с князем.

Прошло совсем немного времени. Тихо и легко ступая, Олег вошел в опочивальню Черной.

– Не разбудил ли я тебя, княжна? – Он почтительно остановился у двери. – Княжна, кажется…

– Нет, нет, я не спала, – поспешила ответить она. – Входи, княже, будь гостем.

Улыбка и взгляд ее так искренни, а обрамленное черными кудрями лицо так прекрасно, что Олег забыл на миг, зачем пришел сюда, в девичьи покои. Он стоял посреди опочивальни, не зная и не думая о том, как повести себя, о чем должно говорить с княжной…

Еще в лесу, при свете костра, поразила его красота девушки. Но в то время измученная, бледная, она не улыбалась, глаза не светились теплом и приветом. Тогда не разглядел он ее роскошные черные волосы, белые, нежные руки. Теперь ослепила его прелесть девичьей красоты.

– Садись, княже, – промолвила Черная, указывая ему на кресло, поставленное неподалеку от ложа.

– Благодарствую за милость, да спасут тебя боги, – очнулся Олег. – Как чувствует себя пресветлая княжна? Не гневается ли на меня за то, что так неловко остановил ее коня?

– Что ты, княже! – возразила Черная. – Коли б не ты, не твоя храбрость, сила и умение, не миновать бы мне беды. Вот-вот настигли бы волки и растерзали.

– Достоин ли я такой похвалы, княжна, – низко поклонился Олег. – Если бы я знал, что в седле такой всадник, по-иному остановил бы Орла…

– Сокола, – поправила Черная.

– Да, да, Сокола. Надо бы мне поскакать сбоку и снять княжну к себе в седло. Вот и не полетела бы ты наземь. А так, верно, сильно ушиблась и страдаешь от боли?

– Нет, князь, – успокоила его Черная. – Все обошлось хорошо. И болей сейчас не чувствую. Это нянька еще не велит мне вставать, а сама я хоть сейчас в седло готова.

– Правда? – улыбнулся Олег. – Я рад, княжна. Вот только сожалею, что не смогу поехать с тобой на охоту.

– Князь торопится?

– Да… – Ему хотелось признаться, что он готов хоть неделю, хоть две оставаться в Чернигове. Но князь Черный того не хочет. Олег подавил свое желание и сдержанно ответил: – Я вынужден торопиться. Дела княжьи зовут меня в Киев.

Черная удивленно и как-то даже растерянно глядела на князя.

– А как же… а как же я? – смущенно промолвила она. – Тебе ведомо, князь, что хозарский каган прислал ко мне сватов? Я отказала. Но ведь хозары придут сюда с огромной ратью. А батюшка не сможет защитить меня. Нет у нас такой большой дружины, чтобы могли мы выстоять против хозар!

Олег видел ее умоляющий взгляд, понимал, что девушка страшится уготованной ей участи. Значит, уверена, что он может защитить ее от хозарской неволи. Но почему? Что знает она о ратной силе дружины Олега? А может быть, князь Черный говорил с дочерью и придал ей уверенность в помощи киевского князя? Как будто непохоже. Скорее князь Северянщины предпочтет отдать дочь хозарскому кагану, чем согласится на помощь киевлян и на союз с ними. Значит, решено, не с ним, а с княжной нужно договариваться и действовать втайне от Черного.

Олег поднял на девушку твердый, решительный взгляд.

– Если княжна, – веско проговорил он, – действительно позволяет мне взять ее под свою защиту, я не только Киев, всю Славянщину подниму против хозар!

– Мой княже, – просветлела девушка, – не то что позволяю – прошу тебя о том. Поверь, я пуще всего боюсь хозар. У них сила большая, войско несметное. Не устоять против них слабой дружине северянской…

Олег не ждал столь быстрого согласия княжны. Не думал, что так смело пойдет она против воли отца, что так хорошо обернулась задуманная им беседа с княжной. Он помолчал, раздумывая… Быть может, суждено ему одержать две бескровные победы: единение с княжной, а с ее помощью и с князем…

Он встал с кресла, подошел к ложу, опустился на колено и склонил перед девушкой голову:

– Да спасут тебя боги, красавица! За честь такую жизни не пожалею, а врагу обидеть тебя не позволю!

– Значит, ты остаешься здесь? – обрадовалась княжна, и глаза ее радостно блеснули.

– Пресветлая княжна, – ответил Олег, – со мною ведь только небольшая ватага. А дружина в Киеве. Да и не должен я ждать здесь хозар. Я буду следить за ними на кордонах, может, из Ольжича, а ты… – Он немного помолчал, потом, как бы вспомнив что-то, быстро снял с мизинца бриллиантовый перстень. – Возьми, княжна. Это именной мой перстень. И если что случится, немедля присылай его с гонцом надежным в Киев или в Ольжич. То будет знак: «Я в опасности, торопись».

Князь поднялся, взял ее тонкую руку и осторожно надел перстень на палец.

– Береги его, – сказал он тихо, – и себя береги. А я в Чернигове еще побуду недолго.

Он постоял, любуясь девушкой, ее волнением, радуясь согласным с нею мыслям. Потом нагнулся, поцеловал ее бледную щеку и молча быстро вышел из опочивальни.

Княжна не видела, как он закрыл за собой двери, не слышала, как замер звук его шагов. Потрясенная и счастливая, она зажмурилась, прислушиваясь к сладкому трепету сердца. Потом в наступившей тишине раскрыла глаза, блеснувшие слезами, и, тронув пальцами место на щеке, которого коснулись губы князя, спросила, то ли у тишины опочивальни, то ли у самой себя:

– О боги, неужели это и есть она – любовь?..

XX. СТАРЕЙШИНЫ

Высокий светлый гостиный зал мог вместить почти всех начальных дружинников земли Северянской. Однако сегодня князь позвал сюда не всех, а только наиболее видных и прославленных мужей державных. Больше всего, разумеется, было черниговцев, и все – мужи ратные. Из окольных градов и городищ прибыли лишь тысяцкие, самые влиятельные старейшины и несколько посадников из крепостей, защищенных надежными рвами, высокими земляными валами и стенами, укрепленными крепкими бревнами.

Сев за стол, княэь зорким взглядом обвел своих воинов и, выждав, пока установилась полная тишина, обратился к ним:

– Братья дружинники, храбрые мужи земли Северянской! Кланяюсь вам на этом знаменательном сборе, под этой прадедовской кровлей, в стольном граде Чернигове. Желаю быть здравыми и бодрыми и ныне и присно. – Князь поклонился на все три стороны, взглянул еще раз на своих советников и продолжал; – Дела державные и народные вынудили меня собрать вас сюда со всех окрестных городищ, держать с вами совет. Трудные, братья, настали времена для земли Северянской. За Доном рыскают полчища печенегов. Волчьими стаями носятся они по степям, проникают даже в леса, ища себе легкой наживы и потехи. Огнем пылают славянские городища в Подонье и, увы, даже на Донце. Буйные ветры, стрибожьи[31] внуки, с каждым днем все больше приносят к нам запахи пожарищ – этих вестников неутешного горя народного. В завываниях ночных слышу я крики и зовы братьев наших. Плач и стон идет по земле Северянской. И, кроме нас, братья, некому защищать ее мир и ее благодать…

Советники затаив дыхание слушали своего князя.

– Да беда ходит не одна, а с детками, – уже громче продолжал Черный, чувствуя, что овладел вниманием людей. – Хозарский каганат, что двести лет брал с нас дань и обязался защищать народ и землю Северянскую от вторжения чужеземцев, теперь не только не выполняет долга своего перед Северянщиной, но и сам готовится идти на нас походом ратным.