XXXI. ГОНЕЦ К КНЯЗЮ ОЛЕГУ

Вести с поля брани не всегда проникали к княжне через высокие стены детинца. Князь запретил отрокам тревожить дочь рассказами о ратных делах защитников Чернигова. Но не могли скрыть отроки от княжны, что нынче от Северных ворот поскакали два нарочных мужа к войску хозарскому и должны объявить там, что северянский витязь вызывает кагана на поединок. Ну как им было скрыть такую весть от Черной? Витязь-то пойдет на битву, а может, и на смерть за родную Северянщину и за нее, княжну. Она должна быть там, ей бы след подбодрить смельчака, укрепить своим словом его силу ратную, а не сидеть, запершись в тереме. Да и князь не накажет их за своеволие, вести эти не тревожные, а радостные.

Черная была уверена, что Всеволод готовится к поединку с каганом, не знала только, когда встретятся они на ратном поле. Услышав, что князь послал нарочных мужей в хозарский стан, она без долгих разговоров вскочила в седло и в радостном возбуждении погнала коня узкими улицами окольного града.

У ворот толпились закованные в броню дружинники, которые готовились сопровождать Всеволода и быть свидетелями единоборства в поле. Черная хотела пробиться вперед, поговорить с Всеволодом, да где там! Никто не обращал на нее внимания, никто не уступал дорогу.

– Всеволод! – крикнула княжна. Он услышал ее, обернулся, поискал глазами в густой толпе, наконец увидел и махнул ей рукой.

– Да пошлют тебе боги удачу и счастье, Всеволод! Черная заметила, что князя нет среди дружинников. Догадалась, где он может быть сейчас, и поскакала к ближайшей башне. Но там ее радость сразу погасла. Она услышала крики:

– Он трус! Он трус!

То кричали воины, спускаясь с башни вниз.

Черная побледнела.

– Кто трус? – спросила она у отца. – Всеволод трус?

– Да нет, – досадливо отмахнулся Черный, – каган отказался выйти на поединок. Княжна не поверила:

– Не может этого быть! Откуда вы знаете?

– Мужи нарочные возвращаются ни с чем, – хмуро ответил князь и двинулся к своему коню, которого подвели к нему отроки.

Теперь на Соборной площади толпились не только дружинники. Князь наказал созвать всех воинов народного ополчения, кроме тех, кто сторожил на стенах, и обратился к ним с речью:

– Братья! Дружинники! Воины земли Северянской! Четверо суток стоите вы на стенах острога Черниговского, и разбиваются о мужество ваше ватаги хозар, как волны буйные о берег каменистый. Враги уже начали бояться вас, на стены смотрят, как на свою погибель. А ныне сам каган – ворог наш треклятый – не посмел выйти на поединок с витязем земли Северянской Всеволодом славным. Но хозары злые и наглые враги. Они не уйдут от града нашего, пока мы сами не прогоним их отсюда.

– Правда! – закричали дружинники. – Довольно сидеть за стенами! Выводи нас, княже, на поле битвы!

Черный хотел еще что-то сказать, но понял, что его не слышно будет в грозном шуме, поднявшемся на площади.

– На поле! На сечу! – кричали воины, поднимая над головой мечи. – Хозары трусы! Негоже нам прятаться от них за стенами острога!

Черный не мог нарадоваться боевому духу северян. С тех пор как помнит себя князем, да и до княжения, не слышал и не видел на Соборной площади такого единодушия, такой готовности каждого сразиться с врагами родной земли. То ли нависшая опасность, то ли почуяли северяне мощь свою, малодушие хозарского кагана, неуверенность, а может, и слабость врага…

«Видно, то и другое, – думал князь. – А впрочем, всего вернее вселяет в сердца воинов жажду сечи трусость Кирия».

Обрадованный и возбужденный, Черный выпрямился в седле и поднял над головой меч.

– Братья!..

Шум на площади стал затихать. Князь подождал, пока он улегся.

– Я радуюсь, братья, – обратился он к народу, – что воля князя и воинов его ныне, как никогда, едина. Когда и где начнем мы битву против хозар, дозвольте обдумать и на совете мужей обговорить. Беритесь за дело. Готовьте к бою оружие и коней!

Черный вложил в ножны меч, давая понять, что все сказал.

И снова площадь задрожала от громких криков одобрения воинов северянских. Не только князь, все северяне радовались единению своих помыслов, готовности к ратному подвигу.

Теплая летняя ночь опускалась на землю, расстилая над ней свое черное покрывало. Окруженный высокими стенами детинец тонул в густых вечерних сумерках. Но все же зоркому глазу еще можно было разглядеть, как отделилась от княжеской конюшни темная фигура, быстрой тенью метнулась через подворье и пропала меж приземистых строений, ютившихся вплотную к стенам. Потом она возникла перед домом княжеского ключника.

Усталый и разбитый напряжением последних дней, Амбал стоял у окна, глядя в ночную тьму. Он вздрогнул, когда раздался тихий, осторожный стук. Он ждал его и все же не осмеливался сразу отозваться, прислушивался, собираясь с мыслями, преодолевая страх.

Легкое постукивание послышалось снова.

– Кто там? – тихо отозвался Амбал.

– Не слышишь, что ли? Открой!

Ключник узнал голос и побежал открывать дверь.

– Наконец-то! Ну как там? Дознался? – прошептал Амбал.

Баглай молча сбросил с себя плащ и опустился на скамью, стоявшую у двери. Он ничего не говорил, казалось, все еще обдумывая что-то.

– Неужто ничего не выведал? – испуганно спросил ключник.

– Не выведал, Амбал, – подавленно ответил Баглай. – Князь, эта старая лисица, собрал на совет только самых доверенных мужей. Ну, а к ним, известно, не подступишься… Приказано готовиться к походу, но когда и где, с какими силами, как думает князь выйти из острога, ни одна собака не проговорилась… Похоже, что ночью будут делать вылазку.

– Этой ночью? – удивился Амбал. – Неужто у них хватит смелости?

– Я так думаю, что они как раз на ночь и полагаются. А если это так, – добавил Баглай, – то и я должен буду из Чернигова уйти.

Амбал не сразу понял:

– Но почему же?

– С княжеской дружиной я должен идти! – сердито пояснил Баглай. – А там уж в поле попробую отколоться и перебежать к своим.

Какое-то время они сидели и молчали, каждый думал о своем.

– А не лучше ли оставаться тебе в остроге? – заговорил Амбал. – Может быть, нам удастся воспользоваться уходом князя и дружины и вывезти Черную?

– Ты что, с ума сошел? – еще пуще рассердился Баглай. – Кто нас выпустит отсюда? На стенах, у ворот – везде усиленная стража! Да и главное дело сейчас – предупредить кагана. И тогда если Черный на самом деле ночью неожиданно нападет на наших, его там встретят острые сабли воинов. И больше он в Чернигов не вернется… А насчет княжны позаботишься ты сам. Помни только: головой отвечаешь за нее. Прибережешь для кагана – поживешь на свете, если нет – пеняй на себя…

Оставшись наедине, князь приказал позвать дочь. Черная не замешкалась. Грустная и встревоженная пришла к отцу. Обняла его, спрятала лицо на широкой груди князя и заплакала.

– Дитя мое, – опечалился Черный, – как ты побледнела и осунулась за эти дни. Боишься, что хозары вломятся в острог, что воины наши не устоят в кровавой сечи? Не бойся! – Он ласково и бережно провел ладонью по склоненной голове дочери. – Дела сейчас пошли у нас на лад. Видела, как струсил Кирий? Не осмелился он выйти на поединок. Значит, настало время самим двинуться на бой с хозарами.

Черная подняла голову, испуганно и недоверчиво глядя на отца:

– Так это правда, батюшка, что нынче поведете вы наших воинов за стены града на поле боя?

Черный пристально и строго смотрел в глаза дочери.

– Правда! Слышала, как все воины требуют выходить на брань? Крепок боевой дух нашей рати, и не мне, князю, сдерживать ее.

– Страшно мне, батюшка, – призналась Черная. – Сильны еще хозары, а дружина наша невелика. Да и здесь, в Чернигове, ратных людей надобно оставить.

– Не бойся, дитя мое, со мною двинется не только дружина, но и воины народного ополчения. Хватит и для сечи на ратном поле и для того, чтоб град охоронить. Открою тебе тайну, чтоб ты была спокойна: прошлой ночью послал я в Сновск гонцов своих. К утру посадники ближних градов и городищ приведут под Чернигов большое ополчение. С двух сторон ударим на хозар…

– А вы уверены, отец, что те гонцы проберутся в Сновск? Ведь острог наш окружен со всех сторон…

– Окружен, да не совсем. Люди наши знают такую тропку, что неведома хозарам, и не сможет преградить дорогу нашим людям ворог злой.

Черная задумалась.

– Когда же выступаете вы с войском, батюшка? – тихо спросила она.

– После первых петухов. Только – чур! – ни одной живой душе об этом. Никому ни полслова!

– Само собой, – готовно отозвалась княжна, – нема буду как рыба… – Потом опустила голову, о чем-то раздумывая. – Хочу просить вас, батюшка, – нерешительно начала она, снова глядя на князя, – хочу просить вас… оставьте тут, при мне, того дружинника, что вызвал кагана на поединок.

– Всеволода? Но почему же именно его? – удивился Черный.

– Боязно мне без вас оставаться во граде, – ответила княжна, – а он будет моим стражем и защитником надежным.

Князь смерил ее недоверчивым взглядом. В чем тут дело? Не приглянулся ли ей никому не ведомый отрок? Но как же отказать дочери, которую князь должен оставить в детинце В такое тревожное время?

– Жаль оставлять Всеволода здесь. Он там, на поле брани, был бы очень нужен. Таких богатырей, как он, у нас немного. Но коли ты боишься, пусть будет по-твоему: оставляю его здесь охранять терем.

– Во главе охраны, батюшка, – попросила Черная. Черный помолчал, обдумывая, что ответить дочери.

– Зачем это? Ведь отрока того совсем мы мало знаем.

– Он смел, – настаивала княжна, – отвага его будет всем примером. И я спокойна буду, что сторожит меня надежный воин.

Князь пожал плечами. Но отказать дочери не решился: ведь он уходит с войском, а дочь оставляет здесь.

– Пусть будет Всеволод во главе твоей охраны, – ответил он. – Может, так и лучше, и я спокойней буду, зная, что Всеволод в самом деле страж надежный…

Прощаясь, князь нежно прижал к себе дочь. Потом поглядел на нее, такую грустную и прекрасную и так похожую на свою мать.

– Баловница ты, – попытался он, улыбаясь, поднять настроение шуткой, – знаешь, что отец ни в чем не откажет, и выдумываешь невесть что. Ну да ладно, ладно, – не дал он возразить ей, видя, что она хочет еще что-то сказать, – говорю же, обойдемся и без твоего Всеволода. Пусть сторожит покрепче терем!

Он нарочито сказал это слово: «твоего», но Черная будто и не слышала, заговорила об ином.

– Я выйду провожать вас, батюшка! Накажу няньке, чтоб разбудила меня до первых петухов, когда вы будете собираться в поход… Премного благодарна за то, что уважили мою просьбу. Со Всеволодом я спокойней буду.

«Со Всеволодом», – подумал князь.

Он пожелал ей доброй ночи, однако, когда она стала уходить, не выдержал и остановил ее у двери.

– Донюшка, – ласково спросил он, – а он… тебе нравится, этот отрок?

Княжна залилась краской, смущенно глядя на отца.

– Что вы, батюшка! Мы только дружим с ним.

– Вот как? Дружите? Когда же вы успели подружиться? Ведь он только-только прибыл к нам в Чернигов и здесь его никто не знает… Отколь тебе он ведом?

Черная потупила взор:

– Я… я скрывалась у них… когда бежала от хозар… да и раньше еще видела его и говорила с ним.

Князь в изумлении глядел на дочь, не понимая, как могло это случиться.

– Что-то не разберу я, – сказал он, помолчав, – как ты могла скрываться у них. И кто это «они»? У кого это «у них»? Ведь Всеволод не северянин!

– Кто сказал, что он не северянин?

– Да сам же и сказал, – развел руками князь, – помнится, говорил, будто он из-за Сулы-реки.

«Из-за Сулы? Почему из-за Сулы? – торопливо соображала княжна. – Зачем он так сказал?.. Ах, вот оно что!..» Догадавшись, что заставило Всеволода сказать неправду, Черная хотела было объяснить князю, но вовремя спохватилась и промолчала.

– А может, побоялся, что вы не примете его в дружинники? – неуверенно промолвила она наконец. – Ведь у нас охотнее берут чужеземцев в дружину…

Не понравился Черному такой ответ. Но уж поздно было, близилась полночь. Не стал больше допытываться у дочери, где встретилась она раньше с отроком, и повелел ей идти в свои покои.

Вернувшись к себе, княжна не спала, и не до сна ей было. Выглядывала то за дверь, то в окно. Услышала, что отрок кликнул к отцу сначала Всеволода, потом начальника княжеской дружины… Черная тихонько и быстро надела простую одежду воина и, миновав дружинников, стоявших на страже у терема, направилась к жилью, где помещались воины охраны.

– Мне нужен начальник караула, – сказала она отроку, стоявшему у входа.

– Сейчас кликну, – засуетился тот.

К ней вышел тот самый начальный муж, которого недавно видела она у князя.

«Значит, отец не выполнил мою просьбу, – удивилась она, – и не поставил во главе охраны Всеволода. Но почему?..» Гнев и обида разом подступили к сердцу. Ей захотелось тут же броситься к отцу с упреками и жалобами. Слезами принудить его сделать так, как она хочет! Но она сдержалась. Вспомнила, что негоже тревожить отца в ночь перед битвой.

– Князь приказывал начальному мужу, чтобы взял он в княжью охрану отрока Всеволода? – недовольно спросила она.

– Да, княжна, приказал.

– Где он сейчас?

– На конюшне. Ушел доглядеть своего коня.

– Хорошо. Я найду его там. Да, как бы не забыть… – будто спохватилась она и добавила: – Всеволод мне нужен. Этой ночью поедет сопровождать меня по окольному граду.

– Воля твоя, пусть будет так, как желает княжна. Всеволод – надежный страж. Вот только след ли разъезжать тебе ночью по граду?

Черная поняла намек и надменно ответила:

– Начальный муж, думаю, знает, зачем должна я буду отправиться к воротам? Ведь князь сказал тебе?

– Да. Но князь также наказал нам беречь княжну как зеницу ока. И уж коли решается она ночью ездить по граду, я выделю ей для охраны нескольких дружинников.

– Нет, нет, не надо, – отказалась Черная, – не нужны мне дружинники. Хватит одного Всеволода. Я полагаюсь на него. Да и не сейчас он понадобится мне, – нашла она наконец нужные слова, чтоб успокоить не в меру заботливого витязя.

Всеволод не обрадовался приходу Черной на конюшню. Видя, что поблизости никого нет, он стал попрекать ее:

– Зачем, княжна, так сделала?

– Как?

– Зачем оставила меня здесь, в детинце? Черная смотрела на него, спокойно улыбаясь.

– Ты недоволен?

– Еще бы! Утром каган не вышел на поединок, а вечером княжна заботится о том, чтобы избавить меня от встречи с ним на ратном поле. А я-то ждал, мечтал скрестить копье и меч с хозарским каганом и одолеть его в честном бою.

– Откуда у тебя такая жажда сечи? – лукаво усмехнулась Черная.

Всеволоду почудилась в ее словах насмешка. Он нахмурился и резко ответил:

– Княжне, вижу, смешно! А я хотел бы знать, зачем отозван из дружины! Зачем я здесь, в охране, а не на поле ратном, где должно быть мне как воину?

– Так нужно, Всеволод. Есть для тебя дело тайное и очень важное. Не всякому его доверишь. Вот потому-то я и выпросила тебя у князя.

– Но почему же именно меня? И перед самой битвой!

– Не следует здесь говорить об этом. Седлай Вороного, выедем отсюда в другое место, где не могут услышать нас любопытные уши, и я поведаю тебе все, что задумала.

Но Всеволод не торопился, стоял задумавшись, видно сомневаясь в сказанном княжной.

– Ты не веришь мне, Всеволод? – прозвучал ее встревоженный голос.

– Не знаю… – замялся он. – Мне кажется, что нет сейчас важнее дела, чем то, которое задумал князь. Черная молча слушала его.

– Ну как хочешь, настаивать не буду, – обиженно ответила она. – И больше просить тебя не стану. Сама поеду, коли так!

Княжна двинулась к выходу, но Всеволод загородил ей дорогу:

– Постой, княжна. Может, я и ошибаюсь… Повремени чуток, я зараз соберусь.

Быстро и ловко, как пристало дружиннику, он стал седлать Вороного и, пока конюшие готовили для княжны Сокола, вывел своего коня во двор.

Черная сурово оглядела его.

– Ты что, на прогулку собрался? – недовольно спросила она. – А где твое оружие?

– Разве…

– Да, все бери с собой, – прервала его Черная, – шлем, кольчугу, меч, щит, и копье, и лук со стрелами. Дорога будет дальняя и опасная.

«Совсем загадками говорит Черная», – удивился Всеволод. Он заспешил.

– Подержи, княжна! – Он торопливо дал ей в руку повод своего коня. – Я только захвачу что надо! И в тот же миг исчез в густой ночной мгле… Когда они выехали на большой пустырь, княжна спешилась и привязала коня к одинокой, сиротливо стоявшей березе. Всеволод последовал за ней.

– Ну говори же, – нетерпеливо начал юноша, – куда мне ехать? По какому делу?

Черная повела речь издалека:

– Скажи мне, если князь сей ночью поведет дружину и воинов ополчения, веришь ты, что победа будет за ними, что одолеют они хозар?

– А как же! Силы у нас немалые, воины с большой охотой в бой идут. И каждый драться будет за двоих! Я в том уверен!

– А я не верю, – просто и твердо сказала княжна. Чувствовалось, что она долго думала, вынашивала эту мысль и потому так убежденно говорит о ней.

Всеволод оторопел:

– Как это – не веришь? Почему?

– А вот почему: силы у нас, правда, немалые, но их намного меньше, чем у хозар. Воины наши с охотой идут на брань, но нет у них такого ратного умения, как у конников хозарских. Отец мой возлагает слишком большие надежды на то, что застанет их врасплох. Он и в самом деле выступает перед рассветом, когда все будут спать. Но одного этого мало. Не возражала я отцу, но в победу над хозарами не верю. Не все же они спят. Есть там и охрана и дозорные! Что будет, если не застанут их врасплох наши воины, если наткнутся на засады, если поднимется весь лагерь хозарский?

– А ополчение? – не сдавался Всеволод. – Разве не созвал князь народное ополчение?

– Созвать-то созвал. Да сколько его, ополчения? Ну придут из Сновска, из городищ окрестных. Разве это настоящая ратная сила? Ведь из дальних градов не успеют подойти дружины. И из ближних не все пойдут по зову князя. В своих острогах тоже должны они людей оставить…

– Так что же ты решила делать?

– А вот что: надумала я послать тебя в Киев.

– В Киев? – поразился Всеволод.

– Ну, может, и не в Киев, а ближе. Да дело вот в чем: незадолго до нападения хозар приезжал к нам в Чернигов Олег – князь киевский. Он советовал отцу объединить наши силы с полянами, чтоб навсегда изгнать хозар с Северянщины. Но батюшка не дал согласия. Не верит он ему. Любеч, говорит, захватил, а теперь и на Чернигов, на всю Северянщину зарится. А то неправда: у Олега намерения честные – избавить хочет он славян от ига чужеземцев.

– Откуда тебе ведомо, что честные? – угрюмо спросил Всеволод. – А может, князь Черный лучше ведает, где правда?

– Нет, нет! – горячо возразила Черная. – Вот и на вече спор был со старейшинами и всем народом из-за того, что не хотел он единения с Олегом. Чуть не прогнали с престола батюшку. Да тут ты прискакал с вестями о нашествии хозар.

Всеволод молчал, раздумывая над ее словами.

– Ладно, – проговорил он наконец, – ну, скажем, я поеду. Думаешь, Олег поверит мне и явится с дружиной к нам на помощь? Не достиг же он согласия с нашим князем!

– Поверит, Всеволод! Я даже думаю, что он не в Киеве сейчас. Наверное, стоит с дружиной где-нибудь неподалеку от земли Северянской и ждет от меня гонца.

– От тебя? Почему же от тебя, а не от князя?

– Да потому, что отказался батюшка от единения с ним… А я на том настаивала, – слукавила княжна. – Я знала, что без помощи Олега нам не победить. И Олег то знал. Потому оставил мне свой перстень. И с этим перстнем я могу послать к нему гонца. Теперь ты понял, почему решила я послать тебя к Олегу втайне от отца?

– А что будет, когда узнает князь Черный?

– Ничего не будет! Лишь бы хозар прогнать, а все иное уладится само собой. Вот именной перстень Олега. – Княжна протянула кольцо Всеволоду. – Он говорил: «Как только будет нужда, пришли его с гонцом, я буду тут как тут».

Всеволод в раздумье переводил взгляд с княжны на перстень, с перстня на княжну, не зная, на что решиться.

А Черная не умолкала:

– Ты, как никто, знаешь тайные тропы в лесах. Один ты сможешь миновать хозарские заслоны, выехать на торную дорогу, а там и к лагерю киевского князя в Ольжичах. А не застанешь в Ольжичах, скачи дальше – в Киев. Одна у меня надежда – на тебя! Только ты сможешь добраться до Олега и привести его на помощь северянам!

Но Всеволод молчал, опустив голову.

– Почему молчишь? – продолжала настойчиво Черная. – Иль испугался? А говорили еще, что ты храбрый воин из степного Засулья. С кочевниками дрался не однажды!

Всеволод насторожился:

– Как, тебе и это ведомо?

– И это, – зло ответила княжна, – шила в мешке не утаишь!

– Но от кого узнала, от дружинников?

– Нет, не от них. Мне батюшка сказал, что ты назвался поселянином с Засулья.

– Князь? – испугался юноша. – И ты сказала ему, кто я на самом деле?..

– Конечно, не сказала, Всеволод. Сама не знаю почему, но не сказала, кто ты.

Он пристально глядел на Черную. «Знает княжна, что я холоп, и мне не место в княжеской дружине. Но молчит, хранит мою тайну. Хочет помочь мне добыть и славу ратную, и волю, и почет». Да, теперь пожелай она – и взвился бы он в небо, быстрой птицей понесся над землей! Он ей покажет, на что способен настоящий витязь! Любую ее просьбу выполнит, любое желание!

– Давай перстень, княжна! – воскликнул он. – И будь спокойна, я пронесу его через леса, через болота! Миную все хозарские заслоны! А утром приведу князя Олега со всей дружиной! Ты правильно задумала. Единой силой наверняка мы разгромим ворога…

Когда они подъехали к Наддеснянским воротам, Черная дала знак остановиться.

– Я провожу тебя до самой Десны, – тихо сказала она, – там и Сокола тебе отдам.

– Зачем, княжна? – удивился Всеволод.

– Я вернусь домой пешком, а тебе он нужен будет. В дороге будешь пересаживаться с одного коня на другого. Так быстрей доедешь. Во весь опор скачи. Только бы поспел ты к утру воротиться с князем Олегом и его дружиной.

Они уж тронулись было в путь, но княжна, что-то вспомнив, придержала Сокола:

– Еще хочу тебе поведать вот что: отныне, Всеволод, ты вольный человек. И ты и отец твой Осмомысл.

– То князь сказал? – обрадованно встрепенулся Всеволод.

– Я так говорю, – твердо ответила Черная, – а если я сказала, то так тому и быть. Князь сделает, как я хочу!

Всеволод потрясенно молчал. Хотя и мало был знаком он с жизнью, но из рассказов знал, что счастье – редкий гость у подневольных бедняков. Иные, век прожив, его не встретили. А тут оно свалилось, будто с неба, нежданно и негаданно. Теперь бы впору взвиться в облака! Молнией блеснуть на быстром скакуне во мраке ночи!

– Пусть берегут тебя боги, княжна, – проговорил он дрогнувшим голосом, – за доброту твою жизни не пожалею. Птицей лететь буду и приведу к утру князя Олега со всей дружиной!

Он пришпорил и вздыбил Вороного…

XXXII. ЛУЧШЕ СМЕРТЬ, ЧЕМ ПОЛОН

Черная скрыла от князя, куда и зачем отправила Всеволода.

На рассвете проводила отца не до стен окольного града, а лишь до ворот, что вели из княжьего двора в острог. Она долго не задержалась. Прощаясь, обняла князя, крепко прижалась к нему и прошептала:

– День и ночь буду молиться за нашу победу, батюшка, да хранят вас боги…

Потом постояла, послушала, как угасают за стенами последние звуки разбуженной ночи, осторожного движения уходящих воинов, и, понурившись, ушла в терем.

Какая-то гнетущая тоска легла на сердце, неясная тревога охватила ее, казалось, где-то совсем близко таилась, подстерегала ее опасность.

У входа ждал ее начальный муж. Ничего не сказав, он проводил княжну наверх, дошел с нею до опочивальни. Когда Черная вошла туда и закрыла за собой дверь, он постоял немного, прислушиваясь к тишине, и осторожно, чтобы не нарушить покоя девушки, спустился вниз по лестнице.

Хотя уже был поздний час, сон не шел к княжне. Не раздеваясь, подошла она к мягкому креслу, устало опустилась в него и еще глубже погрузилась в свои думы. То переносилась мыслями в окольный град, к тому месту, где началась уже, наверно, опасная вылазка, то думала о Всеволоде: удалось ли проскользнуть ему через вражьи заслоны? Где пробирается он в лесных дебрях, в поисках пути на Ольжичи? Старалась понять, почему охватывает ее все больше незваная, непрошеная тоска, холодной рукой сжимающая сердце… Черная хотела было позвать няньку, но вспомнила: поздно сейчас, старушка, видно, спит, и пожалела будить ее. Но и одной уже невмоготу оставаться здесь. Так тоскливо было на душе, что хотелось закричать, чтоб разорвать гнетущее безмолвие, увидеть людей, связать себя со светом, с жизнью.

Девушка поднялась с кресла, медленно приблизилась к окошку, растворила его настежь и глубоко вдохнула ночную прохладу. В комнату донесся тихий шорох листьев, легкий ветерок пробегал по ветвям, протянувшимся к самому терему. Она ощутила укрытый ночной темнотой, бессловесный, но полный жизни мир. Вот стоит он, красавец могучий дуб. Он не спит, а говорит с ней шелестом темнеющей листвы, шепчет что-то ласковое, доброе и, кажется, радуется тому, что не один он, а с нею…

С ночной Десны веет свежим холодком. Неугомонно вперед и вперед бегут ее светлые воды и будто влекут за собой мысли княжны далеко-далеко отсюда. Она тянется всей душой к зеленым лесам, к текучим водам, то бурным, то тихим и убаюкивающим. Тянется к ним, как росток к живительному солнцу… Уселась на подоконник, мысленно увидела тропы, которые вели ее когда-то по склонам Болдиных гор на душистые задеснянские луга… Хорошо было там, в кругу милых подружек! Милана созывала на праздники всех зареченских девушек. Как весело кружились они в танцах, пели веснянки, играли в прятки, перекликаясь, вздрагивая от радости и страха, что тебя найдут и схватят ловкие девичьи руки! А набегавшись, выходили на опушку рощи, собирали цветы, садились в круг и плели венки, пестрые, яркие, свежие…

Где они сейчас, девицы красные? Бежали с родными в чащи лесные, а может, стали полонянками хозар, терпят позор и надругательство на истоптанной злым ворогом земле? Где Милана, подружка любимая? Как живет она с ладом своим? Неужто не спаслась от хозарской неволи? Неужто не оповестили их вовремя княжьи гонцы? Не должно так быть. Младан, ее муж, силен и храбр. Не позволит над ней глумиться: либо в острог отвез под защиту стен, либо в леса, в дебри непроходимые, а сам пошел сражаться в ополчение…

А она, Черная, не спрячется теперь. Ее судьба решится здесь, на ратном поле, под стенами града… Неведомо, как решится…

И страшно и горько на душе. За что карают ее боги?

Почему так немилосердны к ней?

Как непонятно создано все в мире. Одни страдают оттого, что появились в нем без красоты телесной, другие потому, что красота их слепит глаза. Так кто же тогда счастлив? Те, что облюбованы судьбой? Кто занял в жизни золотую середину? А может быть, счастливых вовсе не бывает, а счастье только призрак, мечта, к которой все идут неведомыми бесконечными путями? Кто-нибудь же достигает счастья? Да только пути-дороги у людей разные: у одних – торные, прямые, ровные, у других – ненадежные, зыбкие, извилистые, невесть куда ведут, а то и в трясину заводят…

Черная закрыла глаза, гонит неутешные думы. Да, видно, нелегко уйти от них, как черные мухи роятся в голове.

Как там отец? Что делается сейчас за Болдиными горами, куда должен вывести князь воинов? Спокойная жизнь в северянских лесах не понуждала ее раньше думать о ратных приготовлениях в остроге. С тех пор как помнит себя княжна, всегда стояли высокие стены и тут, в детинце, и в окольном граде, а ров, наполненный водой, надежно ограждал черниговские стены. Ничего больше не знала она, а князь, оказывается, не сидел сложа руки. Теперь только поведал дочери, что выйдет из острога с воинами подземным ходом в заросли вдоль Белоус-реки. А оттуда в тыл хозарского лагеря и свалится врагам как снег на голову на рассвете, когда те будут спать крепким сном.

Захотелось увидеть таинственное место, где должны открыться кованные железом двери и выпустить из подземелья вооруженных с ног до головы дружинников, воинов народного ополчения. Посчастливится ли пройти незаметно, напасть внезапно? «О боги, смилуйтесь над нами! Помогите князю и воинам северянским! Пошлите победу над врагом! Спасите нас от позора и плена», – жарко молилась княжна.