Раздался оглушительный взрыв, и кирпичная кладка рухнула вниз. Были слышны короткие, полные ужаса человеческие крики, когда раздался взрыв. Под этими кирпичами нашли свою смерть духи. Так и надо. Око за око! Еще духи остались на остатках крыши. Там тоже работали саперы. И теперь потащили свою «машинку» в тот угол.

– Крыша не обвалится?

– Не знаю.

– Давай подальше уберемся.

Послышались команды, и толпа отхлынула и освободила угол. Саперы тоже отошли подальше. Снова быстро покрутили рукоятку, нажали на кнопку, и грянул взрыв. Здесь уже кровля медленно наклонилась и падала не на второй этаж, а на улицу. Сначала посыпались духи, а следом рухнула крыша, завалив их собой. Высота, с которой они слетели, была метров двенадцать, да еще бетонные перекрытия сверху… Нормально, я даже не подходил к краю посмотреть. А народ пошел.

– Не видать ничего!

– Сейчас пыль осядет.

– Не стреляй! И так пылища висит.

– А вдруг кто живой остался?

– Ты в своем уме? С такой высоты…

– Да тонн десять камней сверху. Нет, вряд ли.

– Смотри, совсем как внизу наших накрыло.

– Ага. И кишки точно так же размотало. Не надо было взрывать над нами потолок, тогда бы по-человечески погибли.

– Тьфу. Собакам собачья смерть. Идем деньги делить.

– Идем!

– Идем деньги делить!

– Всем поровну!

– Размечтался. Поровну! Ха!

– Все, кто брали этот сраный банк, тот с долей.

– И больше никому!

– Пошли они на хрен!

– В гробу я этих халявщиков видел!

Вниз! В подвал! Скорее! У всех сперло дыхание от возможности поживиться. Странно, но те, кто остался внизу, не пошли осматривать и грабить подвалы. Хотя там оставалось не менее пятидесяти человек с ранеными. Они стояли, постреливая вниз. А внизу, в подвалах, было темно, как у грешника на душе. Из бушлатов, которые остались от раненых и убитых, соорудили что-то наподобие факелов, окунули в солярку у подъехавших БМП и зажгли.

На ступенях, ведущих в подземелье, лежали обезображенные пытками трупы наших солдат и офицеров. Тех, кто ранеными или контуженными попали в плен к духам при первом штурме. У многих в распахнутые рты были забиты пачки денег. У некоторых были разрезаны животы, и вместо внутренностей также были забиты деньги. Много денег. Но деньги были старые. В России в девяносто третьем их поменяли, а в свободной независимой Чечне они ходили до нашего прихода. Умно, сволочи, поступили. Населению, народу сунули фантики, которые, кроме как в этой сраной дыре, больше нигде не имели никакой силы, а сами получали за нефть, оружие, наркотики доллары. Ублюдки долбаные. Хотя они действовали по примеру незабвенной коммунистической партии. Когда кроме как в Союзе наши «деревянные» рубли нигде не принимали. Сомневаюсь, что их и сейчас где-то примут.

У всех сразу прошла золотая лихорадка. Вынесли трупы на улицу. Десантники и пришлая «махра» ушли к своим. Мы остались на месте. Пошли вниз, в подвалы.

Подвалы Государственного банка независимой Республики Ичкерия располагались под всем зданием. В одном месте подвал был «двухэтажным». Освещая себе путь самодельными факелами, спустились вниз. Шли медленно. Духи могли оставить нам любой сюрприз, любую подлянку. С них станется. Всюду видны следы поспешного бегства. Брошеные развороченные ящики, коробки, из некоторых наполовину высыпались деньги образца 1991 года. Пустые и набитые инкассаторские сумки. Впереди идущий радостно закричал и начал копаться в коробке. Все подошли поближе. Из двух полуразорванных коробок торчали перевязанные резинками и бумажными лентами пачки долларов. При тусклом, неверном свете факелов эти две коробки, битком набитые вожделенными зелеными деньгами, казались чем-то вроде невероятной удачи. Доллары, доллары! Это – обеспеченная жизнь, это квартиры, машины, хорошее образование для детей. Доллары, доллары!

Сразу стало тесно вокруг коробок. Толкая друг друга, все подбежали к этим коробкам. Начали расхватывать. Брали по пачке, по две. Выдергивали банкноты, пытались рассмотреть при плохом освещении на просвет, мяли их, тискали, нюхали. Доллары! Вот за это стоит воевать! Это как награда за все перенесенное! Заслуженная награда. И не надо ни орденов, ни медалей. Вот она, наша награда! Все были возбуждены. Но тут один боец закричал:

– Мужики! Они же красятся!

– Брось. Ты что выдумываешь?

– А точно, красятся! Вон пальцы зеленые!

– Они у тебя по жизни грязные!

– У самого грязные! Плюнь на банкноту и потри!

– Точно красятся! Тьфу, ты…

– Это же надо! А я уже и губу раскатал. Думал, что хоть сейчас повезло, и буду как человек жить. Хрен! Тьфу! Гребаные чечены, не могли пару коробок настоящих баксов оставить!

– Уроды!

– Что с ними будем делать?

– Что, что! Задницу подтирать!

– Зеленая будет.

– Значит, спалить их. Да и хрен с ними!

– А может, можно что-нибудь сделать? – раздался робкий голос из темноты.

– Сделай, лет пять тюрьмы получишь.

– Так что, палить?

– Давай, родной, запаливай!

– Давайте проверим, а вдруг там пара пачек есть настоящих!

– Давайте проверим!

И тут же начали рвать коробки, разрывать пачки, ощупывать, мусолить банкноты. Единственное, что не делали, так это не лизали их. Если бы имело смысл, то, как раньше проверяли деньги, и надкусывали бы. Проверенные фальшивые пачки летели в общую кучу. И вот от факела очень неохотно занялась куча с фальшивыми долларами. Медленно, чадя, потрескивая, распространяя вонь горелой бумаги и краски, куча загорелась. Не было в этих коробках ни одного настоящего доллара.

Странно, подумал я, еще каких-то семь-десять лет назад я готовился к войне со страной, где доллары являются национальной валютой, а сейчас я с радостью готов их заполучить. Так за что же я здесь воюю? За доллар? За идею? За Родину? Не знаю. Но то, что мы проиграли третью мировую войну – это уже свершившийся факт. Проиграли, не открывая боевых действий. Нас победили с помощью этого самого доллара. Он наш Бог, наш Главнокомандующий, из-за него началась эта война. И не помогли наши танки, которыми заставлена площадь, равная, пожалуй, территории Франции. Не помогли и наши ракеты с ядерными боеголовками. Наши правители стараются вывезти этот самый доллар за границу. А это означает, что Россия, великая, могучая, неделимая им не нужна. Получив свою долю «зелени», они готовы отбыть. Детей своих уже обучают за границей, а мы здесь загибаемся в этой холодной, сырой, простреливаемой и продуваемой всеми ветрами Чечне! За что, Господи! За что?

Пока смотрели на догорающую кучу фальшивых долларов, как на сгорающие наши надежды, бойцы принесли шесть мешков с пятидесятитысячными купюрами. И опять, с надеждой, но уже без прежнего рвения начали рассматривать их. Но, к сожалению, даже при поверхностном осмотре было обнаружено, что бумага, на которой отпечатаны эти фальшивки, не выдерживает никакой критики. Такое ощущение, что у духов не нашлось никакой бумаги, кроме оберточной, для этих денег. И опять летит в костер очередная порция наших надежд и чаяний. Костер вспыхивает, и огонь уже ярче и веселее горит.

– Смотри, а наши-то горят лучше, чем баксы!

– Так они же деревянные!

– Точно, деревянные!

– Ладно, пошли дальше.

– Пойдем посмотрим, зачем наши разбомбили местное министерство финансов, и на кой черт им понадобилось разбивать Госбанк.

– Как зачем? Для того чтобы сжечь документы по махинациям!

– Ты здесь в здании хоть один документ видел?

– Нет. Только чистые бланки.

– Вот то-то и оно. Духи все документы вывезли, не знаю, правда, удался ли им этот фокус с Минфином, но похоже, что они долго будут еще шантажировать наших правителей. А мы, как собаки, будем выбивать духов отовсюду, чтобы только найти эти документы.

– Похоже, что так. А что делать?

– А кому сейчас хорошо?

– Что это?

– Деньги. Что еще ты хотел найти в Госбанке?

– Точно. Деньги. Но старые деньги. Деньги образца девяносто первого года. Что с ними будем делать?

– Как что! Давай наберем и используем для растопки печей. Нам еще ночевать в этом здании. Вот и будем греться у костра из миллионов! Тебе когда-нибудь приходилось греться у костра из многих миллионов?

– Нет.

– И мне тоже. Вот и погреемся!

– Мне нравится!

– А то!

Всем присутствующим эта идея понравилась. Потащили на выход мешки с деньгами, вышедшими из обращения. Теперь все были пусть не настоящими, так хоть мнимыми миллионерами. Могли позволить себе погреться у костра, где сгорали деньги. Попутно можно помечтать, отвлечься от реалий.

А реалии были таковы: при взятии здания Госбанка мы потеряли около пятидесяти человек. Убитыми, ранеными, пропавшими без вести. Вместе с первым штурмом Минутки, неудачным переходом и взятием банка получалось что-то около трехсот человек. Дорогая плата. Многое было неизвестно. Было неизвестно местонахождение нового командира, который бросил нас. Многие бойцы пропали, искать их никто и не пытался. Не было ни сил, ни средств. Накатилась бешеная усталость. Не хотелось ничего. Было одно желание – поесть и в тепле лечь спать.

Если поесть нам принесли, то вот со вторым вопросом было сложнее. Из батальона материального обеспечения нам принесли продовольственные пайки армии НАТО. Такая картонная прямоугольная коробочка. В ней находились запаянные банки с продуктами, самая большая – с мясом и овощами, затем – что-то типа желе, шоколад, растворимый кофе, таблетки для обеззараживания воды, салфетки гигиенические, жевательные таблетки. Они выполняли двойное действие. С одной стороны служили для очищения полости рта после приема пищи, а с другой – в них содержалось вещество типа кофеина, и при усталости, утомляемости они придавали силу и бодрость.

Начали греть консервированное мясо с овощами на костре из денег и обломков мебели. Оказалось, что его можно есть и в холодном виде. Мясо не жирное. Овощи вкусные. Пришли к выводу, что наш раненый боец не сможет открыть банку тушенки и потому умрет с голоду. Рядом крутились бойцы и офицеры из батальона материального обеспечения.

– Откуда такая роскошь, мужики?

– Было направлено в Россию в качестве гуманитарной помощи. Досталось от немцев. Вот то, что осталось от гуманитарки, нам и направили.

– Хорошо кормят наших противников!

– А ты как думал!

– Лучше не говорить об этом.

– Да. Спирт тыловики привезли?

– Есть. На брата по пятьдесят грамм.

– Не густо. Могли бы отвалить за Госбанк и побольше.

– Подожди. Завтра пойдем на долбаный дворец, вот тогда и попьешь.

– Кстати, как там?

– Да никак. Наши бегают туда и назад. Вот и все дела.

– Опять что-то брать.

– А ты как хотел на войне?

– Надоело!

– Бери и вешайся.

– Да пошел ты.

– Сам туда иди.

Через четыре часа после взятия Госбанка эйфория победы сменилась глухой усталостью. С крыши здания мы видели, как наши войска пытались прорваться к Дворцу, но массированный огонь заставлял их откатываться назад. С тупым упорством обреченных войска посылали вновь и вновь на штурм, и всякий раз они откатывались от укутанного в дым здания, оставляя на площади погибших. Все прекрасно отдавали себе отчет в том, что завтра и нам предстоит вот так же идти вперед под мощным обстрелом. Авиация летала высоко в небе, изредка расстреливая здание из пушек. Немногочисленные танки старались, как могли, но толка пока не было заметно. От вида тщетности и бесполезности попыток штурма в горле пересохло. Появилось желание крепко выпить. Раздраженность, негодование против бессмысленной бойни сменилось глухой усталостью. Было все безразлично. И даже тот факт, что недалеко от нас под развалинами лежат наши товарищи, уже не вызывал никаких эмоций. Было абсолютно все равно. Преобладало наплевательское отношение к происходящему. Мысли ворочались в голове, как тяжелые большие камни. Подошел Юра. Судя по его воспаленным глазам и усталому виду, ему также было несладко. Он присел рядом. Вернее, даже не присел, а тяжело плюхнулся, остаток пути съезжая спиной по стене.

– Ты как? – спросил я его.

– Плевать, – он устало махнул рукой.

– Выпить есть?

– Немного. Давай пойдем тряханем тыловиков.

– Сил нет. Если бы они принесли, тогда другое дело. А так…

– Чем народ в подвале занимается?

– Стеллажи со старыми деньгами грабит. Тебе надо?

– На хрена?

– И я то же говорю. На растопку, на карты мы и так найдем.

– Как завтра будем? – спросил я, прикуривая.

– Хрен его знает. Что-то последнее время я устал.

– Старые мы с тобой, Юрка, стали для этих игр. Сейчас мне абсолютно все равно. Приходи бери голыми руками. На все начхать с высокой колокольни.

– Аналогично. Спать будем?

– А как же. Вот только где?

– Пошли в подвал, а то здесь холодно. К ночи похолодает, да и сквозняки тоже достанут.

– Ладно, пошли.

Не спеша, лениво мы поднялись. Побрели, покуривая на ходу. Когда приблизились к лестнице, ведущей в подвал, навстречу попались тыловики и связисты, несущие полные мешки денег.

– Зачем вам этот мусор, мужики?

– Пригодится в хозяйстве! – кто-то бодро ответил нам.

– Им все пригодится, – устало заметил я и начал спускаться в подвал, придерживаясь рукой за стену.

– Поле боя после битвы принадлежит мародерам, – философски ответил Юра.

Его уже не было видно в темноте, и только огонек его сигареты показывал местонахождение. Впереди замаячили факелы.

– Пойдем на огонек. Там и устроимся.

– Да, они сейчас награбят и смоются.

– Не успеют. Там денег на десять грузовиков.

– Не пойму, на кой ляд этот хлам на себе таскать? Лучше бы подтащили пару кранов, да мужиков вытащили из-под завала.

– Ага, держи карман шире. От этих гадов разве дождешься!

– Есть старый армейский анекдот на эту тему. Встречаются после войны Иван-фронтовик и Абрам-тыловик. Иван весь израненный пешком бредет, а Абрам на шикарной иномарке останавливается рядом. Иван и говорит, откуда, мол, Абраша, такая шикарная «тачка». А Абрам и отвечает – не завидуй, я тебе всю войну завидовал, что у тебя собственный танк есть.

– Да. Вот эти и будут потом по телевизору рассказывать о том, как они классно воевали. Боевики хреновы. Тьфу!

– Да ты только посмотри, как ладно у них получается. Одни нагребают, а другие относят к выходу, а третьи уже к машинам относят. Стахановцы!

– Тебе не по хрену?

– По хрену.

– Тогда пошли найдем уголок потише да посуше – и спать.

– Давай. Только надо предупредить это ублюдочное племя, чтобы разбудили, когда пожрать и выпить привезут.

– Эй, вы, мародеры! Мы будем здесь спать. Так чтобы, когда хавчик привезут, разбудили! Поняли?

– Поняли. Ладно, – ответили «ударники денежного фронта», набивая очередной мешок деньгами.

– Слушай, а спать жестковато, – мы ерзали, пытаясь умоститься на бетонном подвальном полу. Холодно, жестко, неуютно.

– Пойдем наберем мешков, да и будем спать.

– Неплохая идея. Идем, – мы подошли к стеллажам и молча начали сгребать набитые мешки с деньгами.

– Вы что, охренели? – народ начал нервничать.

– Кто сказал? – мы с Юрой смотрели на этих ничтожных негодяев, как два матерых, голодных, усталых волка на стадо овец, осмелившихся что-то проблеять.

Крысы! Самые настоящие крысы. Косо установленные факелы отбрасывали неровные тени, и поэтому грязные черты лиц у всех были искажены. Повисла пауза. Все дело было в том, что нам с Юрой было глубоко индифферентно. Мы, именно мы рисковали своими задницами пару часов назад, выкуривая духов. И, глядя на этих новоявленных нуворишей, я не считал их за людей, за своих братьев-славян, за однополчан, за «махру». Они даже были ниже духов по уровню. Те хоть дрались и умирали за что-то. За мифическую независимость, за призрачную свободу, пусть даже за свободу вести преступный образ жизни. Это же, стоявшее перед нами, сучье племя даже не воевало, а присутствовало на войне. Я не видел причины, чтобы оставить их в живых Не было ни одного побудительного мотива, чтобы их не расстреливать. Нужен был всего лишь повод. Ничтожный повод, чтобы рвануть висящий вниз стволом на плече автомат, снять его с предохранителя и выпустить магазин в это свинячье стадо. Аж руки зачесались, так ясно я представил себе эту сладкую картину. В воздухе висела тишина. Видимо, чувствуя наше превосходство, а также то, что их автоматы стояли у стены, – мешают ведь людям плодотворно трудиться, – они молчали. У пары человек висели кобуры с пистолетами. Ха, фраера! На войне с пистолетом! Пока он будет судорожно трясущимися руками рвать застежку, я раз пять его сумею расстрелять. Мы подобрали еще пару мешков и неспешно удалились в темноту. Шел я и прислушивался, не скажет ли кто-нибудь вслед гадость. Но нет. Они молчали. Обидно. Жаль. Крысы! Тьфу!

Глава 15

Потом я поймал себя на мысли, что, сравнивая духов с этими ничтожествами – мародерами – я начинаю уважать духов. Я их то ненавижу, то уважаю. М-да, так можно и вообще рехнуться!

Тем временем мы молча подошли к облюбованному углу и начали устраиваться. Кинули мешки с деньгами. Часть из них пошла вместо матраса, часть – на подушку. Тесней прижавшись друг к другу, мы навалили на себя оставшиеся мешки. От них исходил запах денег. Запах краски, запах пота, жира, масла и чего-то еще.

– Знаешь, Юра, мне абсолютно наплевать, сколько у нас сейчас денег под задницей.

– Мне тоже. Спокойной ночи! Хотя, подожди. Я ботинки расшнурую. А ты?

– Я уже это сделал. Не мешай спать. Спокойной ночи. Как ты думаешь, эти мародеры не сделают нам какую-нибудь гадость?

– Они же трусы. Так что самое страшное, что грозит с их стороны, это шептание по углам. Ну, могут еще «забыть» разбудить на прием пищи. Все, спим.

– Отбой в войсках связи.

– Вот и еще один день прошел, – начал Юра старую армейскую шутку.

– Ну, и хрен с ним, – закончил я.

И мы уснули. Заснул я как-то враз, не ворочаясь, просто закрыл глаза и заснул. Не было никаких снов. Ни войны, ни боя, а просто темнота. Открыл глаза оттого, что кто-то меня тряс за плечо. Опять темнота. Где-то идет бой. Спросонья не сообразил сразу, где нахожусь, и сразу – цап автомат. И тут голос из темноты:

– Тихо. Тихо. Свои. Вы просили разбудить на обед.

– Юра! – я бесцеремонно толкнул Юрку в бок. – Идем есть.

– Какой есть? Мы только спать легли.

– Сколько время?

– Уже час дня. Обед привезли.

– Ты, что, боец, рехнулся? Какой обед. Мы недавно пообедали.

– Да нет, вы спали сутки.

– Сутки?

– Да. Я приходил два раза вас будить, но вы не просыпались. Я докладывал. Думал, что вы умерли. Врач пришел, посмотрел. Сказал, что вы спите.

– Ты гонишь! Какой врач?

– Его фамилию не знаю. На Розенбаума похож.

– Наверное, Женька.

– Ладно, пошли обедать.

Мы пошли наощупь за бойцом. Неужели на самом деле умудрились проспать сутки? Как-то мало верится, но судя по тому, что живот подводило от голода, похоже на правду. Интересное кино! А может, розыгрыш? На выходе из подвала по глазам резанул яркий свет. Грохот боя все нарастал. На первом этаже банка сидели и ели бойцы и офицеры. Нас приветствовали радостными возгласами:

– Здорово, сонное царство!

– Ну, и спать вы горазды, мужики!

– Так и войну проспите.

Тут мы поняли, что действительно проспали целые сутки. Подошли к прапорщику, который раздавал натовские пайки, взяли, отошли в сторону.

– Ну, что, Слава, думаешь?

– А что думать. Поспали да поспали. Нервы и так на пределе, вымотались. Еще хорошо, что вообще нас не забыли. А то могли просто списать на боевые потери, как пропавших без вести, вот и все.

– Элементарно могли, – подтвердил Юра. – С них станется.

– А где Сан Саныч? – спросил я у офицера из батальона связи.

– Сан Саныч будет через час. Нас тут посылали на помощь штурмующим, но мы их на хрен послали. Нет командира. Нет начальника штаба, а без них мы не пойдем на штурм.

– Тоже верно, – я кивнул головой. – А про нового командира никаких известий нет?

– Выходил пару раз по радиостанции на связь. Говорит, что не может пробиться, духи в городе активизировались. Войска в сторону площади не пускают.

– Значит, мы в «котле».

– В «котле», – подтвердил офицер.

– Мы не в «котле», мы – в заднице, – мрачно подвел итог Юрка.

– Юра, мы с тобой попали туда, когда пошли в военное училище.

– Это правда, – кивнул Юрка.

– Что еще говорят по поводу штурма?

– Пойдем брать. С нашей стороны атак еще не было. С остальных трех сторон уже попытки предпринимались, но по зубам настучали, те и откатились. Разведка уже ходила к зданию, там мрачная ситуация. Духи поставили в окна наших убитых и раненых. Есть и с нашей бригады. Многие еще живые. Привязаны за оконные рамы. Духи ими прикрываются.

– Понятно. «Живой» щит. Ублюдки. – Юрка становился все мрачнее.

– Значит, «танковую карусель» здесь не применишь.

– Какая там «карусель». Только в атаку идти. А они, сволочи, недоноски, перебьют наших.

– Не перебьют. Они у них как гарантия. Последняя страховка.

– Посмотрим. Когда, говорят, пойдем на штурм?

– Как Сан Саныч подъедет, тогда и пойдем. Ханкала уже достала нас своими приказами идти на Дворец. Поначалу мы их посылали, а потом и вовсе прекратили отвечать.

– Правильно. Вот приедет барин, барин нас рассудит.

– А пространство простреливается?

– Все как на блюдце. Технику не подгонишь. Сто пятьдесят метров площади, открытая местность.

– Тьфу! Дерьмо.

– Опять людей положим.

– Похаркаем кровью, похаркаем.

– Из-под плиты не вытащили мужиков?

– Нет. Никто и не пытался.

– Сколько их там?

– Уточнили. Должно быть двое бойцов из первого батальона.

– Слушай, вчера мародеры из батальона связи и тыловики таскали деньги. Где эти мешки с сокровищами?

– В тыл отвезли. Тут вообще была хохма. Пока мы здесь пупок надрывали и брали Госбанк, эти боевики громили частные гаражи. Машины расстреливали, взрывали. Для своих личных автомобилей набрали запчастей, как дурак махорки. А отец и сын Кулебякины вообще отмочили номер. У женщины отобрали норковую шубу, и она затем три квартала за БМП бежала. Все просила, чтобы отдали.

– Отдали?

– Нет, конечно.

– Тьфу! Боевики хреновы. С бабами воевать!

– Для кого война, а для кого и мать родна.

– Они еще и ружей охотничьих набрали. Карабинов, правда, мало, но ружей около двадцати штук.

– Как они их регистрировать будут?

– Хрен их знает. Что-то планируют.

– Крысы – они и в Африке крысы.

– Надо будет их пустить впереди себя, когда на Дворец пойдем, а сами заградительным отрядом будем выступать. И как в сорок первом году приказ – ни шагу назад. Вот тогда и посмотрим, как они будут метаться между двух огней.

– Размечтался. Скорее они будут заградотрядом у нас за спиной.

– Да. Родина знает своих героев.

– Мужик, выпить есть что-нибудь?

– Спирт.

– Угости.

– Держите, – он протянул нам фляжку со спиртом. Судя по весу, она была полная.

– Неплохо. Пойду поищу кружки и воду.

Юра пошел и принес три стакана и воды. Налили спирт и разбавили его водой. Вода была мутная. Попробовали подождать, когда осядет муть, но было бесполезно. Эх, глаза не видят, желудок не страдает.Мы чокнулись и выпили. На зубах захрустел песок. По вкусу было похоже, что в тухлятину добавили спирт. Но, тем не менее, в желудке стало тепло. Нормально. Разлили по второй. Эффект тот же. Ерунда. Красные глаза не желтеют. Самое страшное, что грозит, так это понос. Отлили немного спирта в свои фляжки. Набрали патронов и заполнили свои полупустые рожки. Взяли также и гранаты для подствольника и ручные. Моя «заветная» лежала в кармане. Такой своеообразный талисман. Дай бог, чтобы не пришлось им воспользоваться! Послышался рев мотора и лязганье гусениц по асфальту. Кто-то приехал.

Раздался топот ботинок и знакомый голос. В окружении офицеров появился Сан Саныч. Мало что осталось от его щегольского вида. Подворотничок был черный, как будто им чистили обувь. Как все, он был прокопчен, небрит. Лицо было все в мелких ссадинах и царапинах. Похоже, посечено мелкими камушками или осколками стекла. Форма была порвана во многих местах. Было видно, что ему тоже не сладко пришлось.

За ним шли офицеры штаба и управления бригады. Все приветствовали друг друга. Жива еще бригада. Среди прибывших был и Серега Казарцев. Он подошел к нам. Обнялись.

– Здорово, мужики!

– Здравствуй, Сережа, здравствуй, родной.

– Как вы здесь?

– Хреново, очень хреново.

– Ханкала, говорят, посылает на штурм Дворца. Ну, а мы не торопимся.

– Мы еле пробились с этой долбаной Ханкалы. Духи повсюду засады устраивают. К площади почти все подступы перекрыты. Духов как грязи осенью. Они нас не пускают на площадь, а мы их. Слоеный пирог, одним словом.

– Что про командира слышно?

– Нового или старого?

– Обоих.

– Про старого только известно, что лежит в Москве, в госпитале имени Бурденко, две операции сделали. Вроде нормально. Тьфу, тьфу, тьфу. Чтобы не сглазить. А про нового – что был на Ханкале, а потом потерялся. Пару раз выходил на связь. И все. А у вас?

– Ничего. Взяли этот гребаный Госбанк. Денег нет. Золота нет. Валюта фальшивая. Зато хватает денег старого образца. Бумага. Тыловики и связисты нагребли и утащили куда-то.

– Зачем им этот мусор?

– А хрен его знает, Сережа, зачем им этот мусор.

– У мародеров своя психика. Нормальные люди не поймут.

– Крысы.

– И мы то же самое говорили. Тут вчера с Юрой спать прилегли. Ну, проспали сутки.

– Ничего страшного, мужики, вам досталось. Потери большие?

– Охренительные. Там под плитой еще двое лежат. Когда доставать будем – никто не знает.

– М-да, остались от бригады только рожки да ножки. Если бы не десантники и «махра», то остались бы здесь навеки.

– Сейчас пойдем им помогать.

– Приказ мы получили от Ханкалы, чтобы идти на штурм. А как по площади идти?

– Там еще в окнах наши бойцы стоят. Кто живой, кто нет. Танки, артиллерию не применишь, авиацию тоже. Вот и будем пластаться сами. Не здорово все это. Очень не здорово!

– А без нас не могут взять?

– Пробовали. Как в первую мировую – побегали туда-сюда и откатились.

– Сейчас наша очередь бегать. Что от нашей бригады останется?

– А кого это гребет?

– Точно. Никого, кроме нас, это абсолютно не волнует.

– Ты Пашку нашего видел?

– Видел. Жив, паразит. У тыловиков стоит. Я ему наказал, чтобы коньяк и водку не жрал и ваши пайки не трогал. Сигареты тоже оставил в покое. Я вам, кстати, сигарет привез. Немного, правда, но хоть что-то.

– Спасибо, родной. Что еще на Ханкале говорят?

– Москва их давит, чтобы как можно скорее взяли Дворец. Дудаев объявлен преступником. Живым можно не брать.

– Следы заметают. Подельников убирают.

– Разборки, обычные разборки.

– Они там не собираются нам помогать?

– Нет. Нет никакого плана. Разбирайтесь на месте. Связывайтесь с соседями, действуйте по обстановке. Наш генерал чуть не подрался с Ролиным. Едва успели разнять. А то была бы битва.

– Дурдом.

– А я бы на нашего генерала поставил бы. И рост повыше, руки длиннее, масса потяжелее.

– Смотри, нас на совещание зовут.

– Пошли.

Собрали всех офицеров, кто был поблизости. Кто стоял, кто сидел на ящиках, кто просто разместился на полу. Некоторые сидели на мешках с деньгами. Мы втроем просто стояли. В первые ряды не пробивались. И так было все уже ясно и понятно. Сейчас свяжутся с соседями, и мы пойдем вперед. В лучшем случае – поставят дымы. А если нет, то придется грызть асфальт и терять людей. Их немного уже осталось.

– Ну что, мужики, – начал Сан Саныч, – молодцы, что взяли этот банк. Много крови он нам с вами стоил. Многих хороших ребят мы здесь оставили. От нас еще требуют, чтобы мы с вами помогли взять Дворец. Дом Правительства. Никакого плана, как всегда, у нас нет. Только одно указание – вперед! Резервов у нас нет. Я приказал, чтобы тыловики и связисты выделили людей, и пойдем вперед. Сейчас свяжемся с соседями, согласуем время начала операции и пойдем. Если позволит ветер, то поставим дымовую завесу. А если нет, то поможет нам с вами Бог. Вопросы есть?

Офицеры начали задавать вопросы. Нам с Юркой и Серегой все уже было ясно. Вот только как будем применять танки и БМП?

– Товарищ подполковник, а как насчет танков и БМП? – кто-то опередил меня.

– Будем применять по возможности. Все знают, что там наши бойцы, офицеры прикованы к оконным рамам. Хотелось бы их спасти. По крайней мере, не быть виновниками их гибели.

Одним словом, было принято решение наступать. Наступать, невзирая ни на что. Как всегда одно и тоже. Выполнить задание и, по возможности, выжить. Задание – для Родины, партии и правительства, а выжить – для себя. Господи, как я устал! Вот только расслабляться не надо. Если бы хоть кто-нибудь рассказал мне, пояснил, убедил, что эта война необходима, что я защищаю свою семью. Или были бы гарантии, что в случае моей гибели мой сын, моя жена не будут ни в чем нуждаться. Сыну гарантировано высшее образование, жена будет трудоустроена. И до конца своей жизни они будут получать приличную пенсию. А тут знаю, что им гарантировано нищенское существование. Никто им не поможет, и придется крутиться. С одной стороны, свою ненависть и желание выполнить задачу соизмерять, сообразовывать с тем, чтобы твоя семья не померла с голоду на нищенское пособие по утрате кормильца. А то, что предстоит тяжелая работа – так никто и не питал никаких иллюзий. Положение осложнялось тем, что нельзя было устроить «танковую карусель». Тоскливо на душе. Тоскливо и погано. Не страшно, а именно тоскливо. Понимаешь, что не отвертеться от этой чертовой работы, хочется и мужиков сохранить, и самому голову не потерять, одним словом, и удовольствие получить, и невинность соблюсти. Напиться бы до зеленых соплей! Наверное, что-то подобное испытывал Иисус, извещенный о своей участи. Его-то хоть высокопоставленный папаша ожидал, а нас там никто не ждет. Хотя дважды не умирают, и если тебе написано на роду погибнуть в этом сволочном бою, то, как ни крути, а получишь свою порцию свинца в бренное тело. Прости, Господи, если я тебя обидел чем-то в своих рассуждениях! Сам должен понимать: страх, злость, обида, тоска. Так что – помогай.