Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Винни-Пух и Все-Все-Все

ModernLib.Net / Сказки / Милн Алан Александр / Винни-Пух и Все-Все-Все - Чтение (стр. 6)
Автор: Милн Алан Александр
Жанр: Сказки

 

 


– Угу, – повторил Иа.

Он некоторое время размышлял, а потом сказал:

– А когда он уходит?

Пух стал объяснять Иа, что Тигра – большой друг Кристофера Робина и он теперь всегда будет в Лесу, а Пятачок объяснил Тигре, что он не должен обижаться на то, что сказал Иа, потому что он, то есть Иа, всегда такой угрюмый; а Иа-Иа объяснил Пятачку, что наоборот, сегодня утром он необыкновенно весел: а Тигра объяснил всем и каждому, что он до сих пор ещё не завтракал.

– Ох, так и знал, что позабуду, – сказал наконец Пух. – Тигры всегда едят чертополох – вот почему мы пришли к тебе в гости.

– Спасибо, Пух! Очень, очень тронут твоим вниманием!

– Ой, Иа, я не хотел сказать, что мы не хотели тебя видеть…

– Понятно, понятно. Словом, ваш новый полосатый друг хочет позавтракать. Вполне естественно. Как, вы говорите, его зовут?

– Тигра.

– Ну, тогда пойдём сюда, Тигра.

Иа проводил Тигру к самому колючему кусту чертополоха и для верности показал на него копытом.

– Этот кустик я берёг для своего дня рождения, – сказал он, – но, в конце концов, что такое день рождения? Сегодня он тут, а завтра его нет. Пожалуйста, Тигра, угощайся.

Тигра сказал «спасибо» и неуверенно покосился на Пуха.

– Это и есть чертополох? – шепнул он.

– Да, – сказал Пух.

– Тот, который Тигры любят больше всего на свете?

– Совершенно верно, – сказал Пух.

– Понятно, – сказал Тигра.

И он храбро откусил большущую ветку и громко захрустел ею. В ту же секунду он сел на землю и сунул лапу в рот.

– Ой-ой-ой, – сказал он.

– В чём дело? – спросил Пух.

– Жжётся! – пробормотал Тигра.

– Кажется, – сказал Иа, – наш друг проглотил пчелу.

Друг Пуха на секунду перестал трясти головой (он пытался вытрясти колючки) и объяснил, что Тигры не любят чертополоха.

– Тогда зачем было портить такой отличный экземпляр? – сурово спросил Иа.

– Но ведь ты сам говорил, – начал Пух, – ты говорил, что Тигры любят всё, кроме мёда и желудей.

– И чертополоха! – крикнул Тигра, который в это время бегал с высунутым языком, описывая огромные круги.

Пух грустно посмотрел на него.

– Что же мы будем делать? – спросил он Пятачка.

Пятачок знал, что ответить. Он сказал не задумываясь, что нужно пойти к Кристоферу Робину.

– Вы найдёте его у Кенги, – сказал Иа. Потом он подошёл поближе к Пуху и сказал громким шёпотом: – Не могли бы вы попросить вашего друга перенести свои спортивные упражнения в какое-нибудь другое место? Я сегодня собираюсь обедать, и мне не очень хочется, чтобы весь мой обед истоптали ногами. Конечно, это пустяки, прихоть, можно сказать, но всех у нас есть свои маленькие капризы. Пух важно кивнул и позвал Тигру.

– Пошли! Мы сейчас пойдём к Кенге, уж у неё обязательно найдётся для тебя куча всяких завтраков.

Тигра закончил последний круг и подбежал к Пуху.

– Жжётся! – объяснил он, широко и приветливо улыбаясь. – Пошли! – И побежал первым.

Пух и Пятачок медленно побрели за ним. По дороге Пятачок ничего не говорил, потому что он не мог ни о чём думать, а Пух ничего не говорил, потому что думал о новом стихотворении, и, когда он всё хорошенько обдумал, он начал:

Что делать с бедным Тигрой?

Как нам его спасти?

Ведь тот, кто ничего не ест,

Не может и расти!

А он не ест ни мёду,

Ни вкусных желудей —

Ну ничего, чем кормят

Порядочных людей!

Он даже отказался

Жевать чертополох,

Чем вызвал в нашем Обществе

Большой переполох!

Так что ж нам делать с Тигрой?

Как нам его спасти?

Ведь Тигре очень нужно

Немного подрасти!

– Да он ведь и так уже очень большой, – сказал Пятачок.

– На самом деле он ещё не очень большой.

– Ну, он кажется очень большим. Просто огромным.

Пух, услыхав это, задумался и пробормотал про себя:

Не знаю я сколько в нём Метров,

И Литров, и Килограмм,

Но Тигры, когда они прыгают,

ОГРОМНЫМИ кажутся нам!

– Теперь стихотворение закончено, – сказал он. – Тебе оно нравится, Пятачок?

– Всё, кроме Литров, – сказал Пятачок. – По-моему, они тут ни к чему.

– А они обязательно хотели встать сзади Метров, – объяснил Пух. – Вот я их и впустил туда, чтобы отвязаться. Вообще это самый лучший способ писать стихи – позволять вещам становиться туда, куда они хотят.

– Этого я не знал, – сказал Пятачок.

Тигра тем временем весело прыгал впереди, поминутно возвращаясь, чтобы спросить: «Сюда идти?» И вот наконец показался домик Кенги, и там был Кристофер Робин. Тигра бросился со всех ног к нему.

– Ах, это ты, Тигра! – сказал Кристофер Робин. – Я знал, что ты где-нибудь тут.

– А я сколько всего нашёл в лесу! – с гордостью сказал Тигра. – Я нашёл пух, и пятачок нашёл, и ещё иа нашёл! А вот завтрака я нигде не нашёл.

Пух и Пятачок подошли к Кристоферу Робину обнялись с ним и рассказали, в чём дело.

– Ты, наверно, знаешь, что Тигры любят? – спросил Пух.

– Если я очень постараюсь, я, наверно, вспомню, – сказал Кристофер Робин. – но я думаю, что Тигра сам знает.

– Я знаю, – сказал Тигра, – они любят всё на свете, кроме мёда и желудей и ещё – как эти жгучки называются?

– Чертополох.

– Да и ещё кроме этих.

– Ну что же, ладно. Уж Кенга накормит тебя завтраком.

Они вошли в дом, и когда Крошка Ру сказал «Здравствуй, Пух», и «Здравствуй, Пятачок» (по одному разу), и «Здравствуй, Тигра» (два раза, потому что это очень забавно звучало и, кроме того, он ведь никогда ещё так не здоровался), они рассказали Кенге, зачем они пришли, и Кенга очень ласково сказала: «Ну что ж, милый Тигра, загляни в мой буфет и посмотри – что тебе там понравится». Ведь Кенга сразу поняла, что, хотя с виду Тигра очень большой, он так же нуждается в ласке, как и Крошка Ру.

– А можно мне тоже поглядеть? – сказал Пух который уже начал себя чувствовать немножко одиннадцатичасно, и, получив согласие, он разыскал небольшую банку сгущённого молока. Что-то, видимо, подсказало ему, что Тигры не любят сгущённого молока, и он тихонечко унёс банку в уголок и спокойно занялся ею.

Но чем больше Тигра совал то свой нос, то лапу, то в одну, то в другую банку, тем больше он находил вещей, которые Тигры не любят. И когда он перерыл весь буфет и нашёл всё, что там было, и оказалось, что он ничего этого есть не может, он спросил Кенгу:

– Что же теперь будет?

Но Кенга, и Кристофер Робин, и Пятачок – все стояли вокруг Крошки Ру, уговаривая его принять рыбий жир. И Ру говорил: «Может, не надо?» – а Кенга говорила: «Ну-ну, милый Ру, вспомни, что ты мне обещал».



– Что это там такое? – шепнул Тигра Пятачку.

– Это ему лекарство дают, – сказал Пятачок. – Витамины! Он их ненавидит!

Тигра подошёл поближе и наклонился над спинкой кресла Ру. И вдруг он высунул язык, послышалось громкое «буль-буль», и, подскочив от удивления, Кенга вскрикнула: «Ох!» – и ухватила ложку как раз в ту секунду, когда она уже исчезала в пасти Тигры. Ложку она спасла, но рыбий жир исчез.

– Господи, Тигра, милый! – сказала Кенга.

– Он моё лекарство принял, он моё лекарство принял, он принял моё лекарство! – в восторге запищал Ру, решивший, что это отличная шутка.

Тут Тигра посмотрел на потолок, закрыл глаза, и язык его пошёл ходить кругами вокруг мордочки, на тот случай, если что-нибудь осталось снаружи. Затем его озарила умиротворённая улыбка, и он сказал:

– Так вот что Тигры действительно любят!



Теперь нас не удивит, что он поселился в доме у Кенги и всегда получал рыбий жир на завтрак, обед и ужин. Иногда (когда Кенга считала, что ему нужно подкрепиться) он вместо лекарства принимал ложку-другую кашки, которой завтракал Ру.

– Но я лично считаю, – говаривал в таких случаях Пятачок Пуху, – я лично считаю, что он и так достаточно крепкий!

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,

в которой Кролик очень занят и мы впервые встречаемся с пятнистым Щасвирнусом

Всё предвещало, что у Кролика опять будет очень занятой день. Едва успев открыть глаза, Кролик почувствовал, что сегодня всё от него зависит и все на него рассчитывают. Это был как раз такой день, когда надо было, скажем, написать письмо (подпись – Кролик), день, когда следовало всё проверить, всё выяснить, всё разъяснить и, наконец, самое главное – что-то организовать.

В такое утро непременно надо было забежать на минутку к Пуху и сказать: «Ну что ж, отлично, тогда я передам Пятачку», а затем к Пятачку и сообщить: «Пух считает… Но лучше я сначала загляну к Сове». Начинался такой, как бы вам сказать, командирский день, когда все говорят: «Да, Кролик», «Хорошо, Кролик», «Будет исполнено, Кролик» и вообще ожидают дальнейших распоряжений. Кролик вышел из дому и, принюхиваясь к тёплому весеннему ветру, размышлял о том, с чего начать.

Ближе всех к нему был дом Кенги, а в домике Кенги был Ру, который умел говорить: «Да, Кролик» и «Хорошо, Кролик», пожалуй, лучше всех в Лесу; но, увы, в последнее время там безотлучно находился ещё один зверь – непослушный и неугомонный Тигра. А он, как известно, был такой Тигра, который всегда сам лучше вас всё знает, и, если вы говорите ему, куда надо идти, он прибегает туда первым, а когда вы туда доберётесь, его и след простыл, и вам даже некому гордо сказать: «Ну вот, мы у цели!»

– Нет, к Кенге не надо, – задумчиво сказал Кролик, подкручивая усики. И, желая окончательно удостовериться в том, что он туда не идёт, он повернул налево и побежал прямёхонько к дому Кристофера Робина.

«Что ни говори, – твердил Кролик про себя, – Кристофер Робин надеется только на меня. Он, конечно, любит Пуха, и Пятачка, и Иа, я – тоже, но у них у всех в голове опилки. Это ясно. Он уважает Сову, потому что нельзя не уважать того, кто умеет написать слово „суббота“, даже если он пишет его неправильно, но правильнописание – это ещё не всё. Бывают такие дни, когда умение написать слово „суббота“ просто не считается. А Кенга слишком занята Крошкой Ру, а Крошка Ру слишком маленький, а Тигра слишком непослушный, так что, когда наступает ответственный момент, надеяться можно только на меня. Я пойду и узнаю, в чём ему нужно помочь, и тогда я ему, конечно, помогу. Сегодня как раз день для таких занятий».

Он весело перескочил на другой берег реки и вскоре оказался в районе, где жили его Родственники и Знакомые; сегодня их было, кажется, ещё больше обыкновенного. Кивнув одному-другому Ежу (поздороваться с ними за руку было, понятно, некогда), небрежно бросив «Доброе утро, доброе утро» ещё кое-кому и снисходительно приветствовав самых маленьких словами: «Ах, это вы», Кролик махнул им всем лапкой и скрылся. Всё это вызвало такое волнение и восхищение среди Родственников и Знакомых, что некоторые представители семейства Козявок, включая Сашку Букашку, немедленно направились в Дремучий Лес и полезли на деревья надеясь, что они успеют забраться на верхушку до того, как э т о – что бы оно там ни было – случится, и они смогут всё как следует увидеть.

Кролик нёсся по опушке Дремучего Леса, с каждой минутой всё больше чувствуя важность своей задачи, и наконец он прибежал к дереву, в котором жил Кристофер Робин.

Он постучал в дверь.

Он раза два окликнул Кристофера Робина. Потом он отошёл немного назад и, заслонив лапкой глаза от солнца, ещё покричал, глядя на верхушку.

Потом он зашёл с другой стороны и опять покричал: «Эй!» и «Слушай!» и «Это Кролик!», но ничего не произошло. Тогда он замолчал и прислушался, и всё замолчало и прислушалось вместе с ним, и в освещённом солнцем Лесу стало тихо-тихо, и потом вдруг где-то в невероятной вышине запел жаворонок.

– Обидно, – сказал Кролик, – он ушёл.

Он снова повернулся к зелёной двери, просто так для порядка, и обирался уже идти, чувствуя, что утро совершенно испорчено, как вдруг заметил на земле листок бумаги. В листке торчала булавка; очевидно, он упал с двери.

– Ага, – сказал Кролик, снова приходя в хорошее настроение. – Мне опять письмо! Вот что там говорилось:

Ушол щасвирнус

занит щасвирнус

К.Р.

– Ага! – повторил Кролик. – Надо немедленно сообщить остальным.

И он с важным видом двинулся в путь.

Ближе всего отсюда жила Сова, и Кролик направил свои стопы по Дремучему Лесу к дому Совы. Он подошёл к двери, позвонил и постучал; потом снова постучал и опять позвонил. Словом, он звонил и стучал, стучал и звонил до тех пор, пока, наконец, наружу не высунулась голова Совы и не сказала:

– Убирайся, я предаюсь размышлениям, – ах, это ты!

Сова всегда так встречала гостей.

– Сова, – сказал Кролик деловито, – у нас с тобой есть мозги. У остальных – опилки. Если в этом Лесу кто-то должен думать, а когда я говорю «думать», я имею в виду думать по-настоящему, то это наше с тобой дело.

– Да, – сказала Сова, – я этим и занималась.

– Прочти вот это.

Сова взяла у Кролика записку Кристофера Робина и посмотрела на неё в некотором замешательстве. Она конечно, умела подписываться – «Сава» и умела написать «Суббота» так, что вы понимали, что это не вторник, и она довольно неплохо умела читать, если только ей не заглядывали через плечо и не спрашивали ежеминутно: «Ну так что же?» Да, она умела, но…

– Ну так что же? – спросил Кролик.

– Да, – сказала Сова очень умным голосом. – Я понимаю, что ты имеешь в виду. Несомненно.

– Ну так что же?

– Совершенно точно, – сказала Сова. – Вот именно. – И после некоторого размышления она добавила: – Если бы ты не зашёл ко мне, я должна была бы сама зайти к тебе.

– Почему? – спросил Кролик.

– По этой самой причине, – сказала Сова, надеясь, что наконец она сумеет что-нибудь выяснить.

– Вчера утром, – торжественно произнёс Кролик, – я навестил Кристофера Робина. Его не было. К его двери была приколота записка.

– Эта самая записка?

– Другая. Но смысл её был тот же самый. Всё это очень странно.

– Поразительно, – сказала Сова, снова уставившись на записку. На минуту ей, неизвестно почему, показалось, что что-то случилось с носом Кристофера Робина. – Что же ты сделал?

– Ничего.

– Это самое лучшее, – ответила мудрая Сова.

Но она с ужасом ожидала нового вопроса. И он не заставил себя долго ждать.

– Ну так что же? – повторил неумолимый Кролик.

– Конечно, это совершенно неоспоримо, – пробормотала Сова.

С минуту она беспомощно открывала и закрывала рот, не в силах ничего больше придумать. И вдруг её осенило.

– Скажи мне, Кролик, – сказала она, – что говорилось в первой записке? Только точно. Это очень важно. От этого всё зависит. Повтори слово в слово.

– Да то же самое, что и в этой, честное слово! Сова посмотрела на Кролика, борясь с искушением спихнуть его с дерева, но, сообразив, что это всегда успеется, она ещё раз попыталась выяснить, о чём же всё-таки идёт разговор.

– Прошу повторить точный текст, – сказала она, словно не обратив внимания на то, что сказал Кролик.

– Да там было написано: «Ушол щасвирнус». То же самое, что и здесь, только здесь ещё добавлено: «Занит щасвирнус».

Сова с облегчением вздохнула.

– Ну вот, – сказала Сова, – вот теперь наше положение стало яснее.

– Да, но каково положение Кристофера Робина? – сказал Кролик. – Где он сейчас? Вот в чём вопрос!

Сова снова поглядела на записку. Конечно, столь образованной особе ничего не стоило прочитать такую записку: «Ушол щасвирнус. Занит щасвирнус». А что тут ещё могло быть написано?

– По-моему, дорогой мой Кролик, довольно ясно, что произошло, – сказала она. – Кристофер Робин куда-то ушёл с Щасвирнусом. Он и этот… Щасвирнус сейчас чем-то заняты. Ты за последнее время встречал у нас в Лесу каких-нибудь Щасвирнусов?

– М-м-м, – сказал Кролик, – я как раз хотел у тебя узнать. Как они выглядят?

– Ну, – сказала Сова, – пятнистый или травоядный Щасвирнус – это просто… По крайней мере, – сказала она, – он больше всего похож на… Но, конечно, – продолжала она, – это сильно зависит от… Ну… – сказала Сова. – Словом, я плохо представляю себе их внешний вид, – закончила она чистосердечно.

– Большое спасибо, – сказал Кролик.

И он помчался к Винни-Пуху.

Ещё издалека он услышал какой-то загадочный шум. Он остановился и прислушался. Производил этот шум Винни-Пух, а шум был вот какой:

ЗАГАДОЧНЫЙ ШУМ

Опять ничего не могу я понять.

Опилки мои – в беспорядке.

Везде и повсюду, опять и опять

Меня окружают загадки.

Возьмём это самое слово опять.

Зачем мы его произносим,

Когда мы свободно могли бы сказать

«Ошесть» и «осемь» и «овосемь»?

Молчит этажерка, молчит и тахта

У них не добьёшься ответа,

Зачем это хта – обязательно та.

А жерка, как правило, эта!

«Собака кусается»… Что ж, не беда.

Загадочно то, что собака,

Хотя и кусается, но никогда

Себя не кусает, однако…

О, если бы мог я всё это понять.

Опилки пришли бы в порядок!

А то мне – загадочно! – хочется спать

От всех этих Трудных Загадок!

– Здорово, Пух, – сказал Кролик.

– Здравствуй, Кролик, – сказал Пух сонно.

– Это ты сам додумался?

– Да, вроде как сам, – отвечал Пух. – Не то чтобы я умел думать, – продолжал он скромно, – ты ведь сам знаешь, но иногда на меня это находит.

– Угу, – сказал Кролик, который никогда не позволял ничему находить на него, а всегда всё находил и хватал сам. – Так вот, дело вот в чём: ты когда-нибудь видал Пятнистого или Травоядного Щасвирнуса у нас в Лесу?

– Нет, – сказал Пух, – нико… Нет. Вот Тигру видел сейчас.

– Он нам ни к чему.

– Да, – сказал Пух, – я и сам так думал.

– А Пятачка ты видел?

– Да, – сказал Пух. – Я думаю, он сейчас тоже ни к чему, – продолжал он сонно.

– Ну, это зависит от того, видел он кого-нибудь или нет.

– Он меня видел, – сказал Пух. Кролик присел было рядом с Пухом на землю, но почувствовав, что это умаляет его достоинство, снова встал и сказал:

– Если сформулировать нашу задачу, то её можно изложить так: «Что Кристофер Робин делает теперь по утрам?»

– Что он делает?

– Да, да. Можешь ты мне рассказать, что он делает по утрам в последнее время? Требуются свидетельства очевидца за последние несколько дней.

– Да, – сказал Пух, – мы вчера с ним вместе завтракали. Возле Шести Сосен. Я сделал такую маленькую корзиночку, просто небольшую, но подходящую корзиночку, такую порядочную, солидную корзиночку, полную…

– Да, да, – сказал Кролик, – всё понятно. Но имею в виду более позднее время. Ты видел его когда-нибудь от одиннадцати до двенадцати часов дня?

– Ну, – сказал Пух, – в одиннадцать часов… одиннадцать часов, понимаешь, я обычно захожу домой. У меня в это время там кое-какие дела.

– А в четверть двенадцатого?

– Ну… – начал Пух.

– В полдвенадцатого?

– Да, – сказал Пух. – В полдвенадцатого или немножко попозже я обычно вижусь с ним.

И тут, задумавшись об этом, Пух вдруг вспомнил, что он действительно давно не видел Кристофера Робина в это время. После обеда – да, вечером – да, перед завтраком – да, сразу после завтрака – да, а потом, действительно: «Ну, Пух, скоро увидимся», и Кристофер Робин исчезает на всё утро.

– Вот то-то и оно, – сказал Кролик. – Куда?

– Ну, может быть, он ищет что-нибудь?

– Что? – спросил Кролик.

– Я как раз собирался это сказать, – сказал Пух. Потом он добавил: – Ну, может быть, он ищет этого… этого…

– Пятнистого или Травоядного Щасвирнуса?

– Да, – сказал Пух, – одного из них. Если он не на месте.

Кролик строго посмотрел на Винни-Пуха.

– Кажется, толку от тебя немного, – сказал он.

– Нет, – сказал Пух. – Но я стараюсь, – добавил он смиренно.

Кролик поблагодарил его за старание и сказал, что он должен навестить Иа, и Пух, если хочет, может пойти с ним. Но Пух, который чувствовал, что на него находит новый куплет Шумелки, сказал, что он подождёт Пятачка.

– Всего хорошего, Кролик.

И Кролик ушёл.

Но случилось так, что первым встретил Пятачка как раз Кролик. Пятачок встал в этот день очень-очень рано и решил нарвать себе букетик фиалок, и, когда он нарвал букет и поставил его в вазу посреди своего дома, ему внезапно пришло в голову, что никто ни разу в жизни не нарвал букета фиалок для Иа. И чем больше он думал об этом, тем более он чувствовал, как грустно быть ослом, которому никто никогда в жизни даже не нарвал букета фиалок. И он снова помчался на лужайку, повторяя про себя: «Иа, фиалки», а потом: «Фиалки, Иа-Иа», чтобы не забыть.

Пятачок нарвал большой букет и побежал рысцой к тому месту, где обычно пасся Иа, по дороге нюхая фиалки и чувствуя себя необыкновенно счастливым.

– Здравствуй, Иа, – начал Пятачок немного нерешительно, потому что Иа был чем-то занят.

Иа поднял ногу и помахал Пятачку, чтобы уходил.

– Завтра, – сказал Иа, – или послезавтра.

Пятачок подошёл поближе посмотреть, в чём дело. Перед Иа на земле лежали три палочки, на которые он внимательно смотрел. Две палочки соприкасались концами, а третья палочка лежала поперёк них. Пятачок подумал, что, наверно, это какая-нибудь Западня.

– Ой, Иа, – снова начал он, – я как раз…

– Это маленький Пятачок? – сказал Иа, не отрывая взора от своих палочек.

– Да, Иа, и я…

– Ты знаешь, что это такое?

– Нет, – сказал Пятачок.

– Это «А».

– О! О! – сказал Пятачок.

– Какое «О»? Это «А»! – строго сказал Иа. – Ты что, не слышишь? Или ты думаешь, что ты образованнее Кристофера Робина?

– Да, – сказал Пятачок. – Нет, – быстренько поправился он и подошёл ещё поближе.

– Кристофер Робин сказал, что это «А», – значит это и будет «А». Во всяком случае, пока кто-нибудь на него не наступит, – добавил Иа сурово.

Пятачок поспешно отскочил назад и понюхал свои фиалки.

– А ты знаешь, что означает «А», маленький Пятачок?

– Нет, Иа, не знаю.

– Оно означает Учение, оно означает Образование, Науки и тому подобные вещи, о которых ни Пух, ни ты не имеете понятия. Вот что означает А.

– О! – снова сказал Пятачок. – Я хотел сказать «Да ну?» – поспешно пояснил он.

– Слушай меня, маленький Пятачок. В этом Лесу толчётся масса всякого народа, и все они говорят: «Ну Иа – это всего лишь Иа, он не считается». Они разгуливают тут взад и вперёд и говорят: «Ха-ха!» а что они знают про букву «А»? Ничего. Для них это просто три палочки. Но для Образованных, заметь себе это, маленький Пятачок, для Образованных – я не говорю о Пухах и Пятачках – это знаменитая и могучая буква «А». Да, это тебе не такая вещь, – добавил он, – про которую каждый знает, чем это пахнет!

Пятачок смущённо спрятал за спину фиалки и оглянулся в поисках помощи.

– А вот и Кролик, – сказал он радостно. – Здравствуй, Кролик.

Кролик с важным видом подошёл поближе, кивнул Пятачку и сказал: «Привет, Иа», тоном, ясно говорившим, что спустя не более двух минут он скажет: «Всего хорошего».

– Иа, у меня к тебе только один вопрос. Что это делает Кристофер Робин в последнее время по утрам?

– Что я сейчас вижу перед собой? – сказал Иа, не поднимая глаз.

– Три палочки, – не задумываясь, ответил Кролик.

– Вот видишь? – сказал Иа Пятачку. Потом он повернулся к Кролику. – Теперь я отвечу на твой вопрос, – торжественно сказал он.

– Спасибо, – сказал Кролик.

– Что делает Кристофер Робин по утрам? Он учится. Он получает образование. Он обалдевает – по-моему, он употребил именно это слово, но, может быть, я и заблуждаюсь, – он обалдевает знаниями. В меру своих скромных сил я также – если я правильно усвоил это слово – обал… делаю то же, что и он. Вот это, например, буква…

– Буква «А», – сказал Кролик, – но не очень удачная. Ну ладно, я должен идти и сообщить остальным.

Иа посмотрел на свои палочки, а потом на Пятачка.

– Как сказал Кролик? Что это такое? – спросил он.

– «А», – сказал Пятачок.

– Это ты ему сказал?

– Нет, Иа, я не говорил. Я думаю, он сам знает.

– Он знает? Ты хочешь сказать, что какой-то Кролик знает букву «А»?

– Да, Иа. Он очень умный, Кролик-то.

– Умный!… – сказал Иа с презрением, изо всех сил наступив копытом на свои три палочки.

– Образование!… – с горечью сказал Иа, прыгая на своих палочках (их стало уже шесть).

– Что такое наука? – спросил Иа, лягая палочки (их было уже двенадцать), так что они взлетели в воздух. – Какой-то Кролик всё это знает. Ха!…

– Я думаю… – начал Пятачок робко.

– Не надо! – сказал Иа-Иа.

– Я думаю, фиалки довольно милые, – сказал Пятачок. Он положил перед Иа свой букет и умчался.

На следующее утро записка на двери Кристофера Робина гласила:

Я ушёл

сейчас вернусь

К.Р.

Вот почему все обитатели Леса – за исключением, конечно, Пятнистого или Травоядного Щасвирнуса – отныне знают, чем Кристофер Робин занимается по утрам.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,

в которой выясняется, что тигры не лазят по деревьям

Случилось однажды так, что Винни-Пух о чём-то думал. И вот он подумал, что не мешало бы пойти навестить Иа, потому что они не виделись со вчерашнего дня. Он пошёл к Иа, распевая песенку, но вдруг он вспомнил, что не видел Сову с позавчерашнего дня, и решил по пути заглянуть в Дремучий Лес и посмотреть, дома ли Сова. Он пошёл к Реке, мурлыкая ту же песенку, но, когда он дошёл до третьего камня кладки, по которой переходят Реку, он забеспокоился о том, как поживают Кенга, и Ру, и Тигра. Пух подумал: «Я не видел Крошку Ру очень долгое время, а если я его не увижу сегодня, оно будет гораздо-гораздо дольше!»

И тут он сел на камушек посредине Реки и, раздумывая, что же ему теперь делать, спел ещё кусочек той же песни.

Кусочек, который он спел, был приблизительно вот какой:

Что мне делать, интересно,

Поутру?

В чехарду сыграть полезно

С Крошкой Ру, —

Станет талия поуже,

Это мне к лицу.

К тому же

Буду прыгать я не хуже

Кен —

…… гу —

………… ру!

А солнце было такое ласковое и тёплое, и камень, который лежал на солнышке уже давно, тоже был такой тёплый, что Пух почти уже решил провести на нём всё утро. И вдруг он вспомнил про Кролика.

«Да, Кролик! – сказал Пух про себя. – Я люблю с ним поговорить. Он всегда понятно говорит. Он не любит длинных, трудных слов, не то что Сова. Он любит простые, лёгкие слова, например: „Закусим?“ или: „Угощайся, Пух!“ Да, по-моему, мне надо пойти навестить Кролика!»

Тут к песенке прибавился новый кусочек:

Очень мил бывает Кролик

Иногда.

С ним приятно сесть за столик

Да-да-да!

Тот, кто хочет подкрепиться,

С ним всегда договорится,

Если только торопиться

Не —

…… ку —

………… да!

И, когда Пух спел всё это, он поднялся с камня, вернулся назад на берег и решительно отправился к дому Кролика. Но не прошёл он и нескольких шагов, как начал спрашивать себя (ведь больше-то никого рядом не было):

«А вдруг Кролика нет дома?»

«Или вдруг я опять застряну у него в двери на обратном пути, как однажды уже случилось, потому что дверь у него была слишком узкая?»

«Ведь я-то знаю, что я не растолстел, но его дверь вполне могла похудеть!»

«Да, пожалуй, лучше будет…»

И всё это время он незаметно забирал левее и левее… пока не оказался, к своему большому удивлению, у своей собственной двери.

Было одиннадцать часов. Вполне подходящее время, чтобы немножко…

Словом, спустя полчаса Пух отправлялся туда, куда ему действительно хотелось отправиться, а именно к Пятачку, и по дороге он утирал губы лапкой и пел довольно пушистую песенку. Вот какую:

Хорошо живёт на свете Винни-Пух!

Оттого поёт он эти Песни вслух!

И неважно, чем он занят,

Если он толстеть не станет,

А ведь он толстеть не станет,

А, наоборот,

по —

…… ху —

………… деет!

Конечно, напечатанные здесь эти строки кажутся не особенно хорошими, но Пух, напевая эту песенку в очень солнечное утро, после очень, очень сытного завтрака, был уверен, что это одна из лучших песен, какие он сочинил в жизни. И он пел и пел её в своё удовольствие.

Пятачок копал ямку в земле у самой своей двери

– Здравствуй, Пятачок! – закричал Винни-Пух

– Ой, здравствуй, Пух! – отвечал Пятачок, подпрыгнув от неожиданности. – А я знал, что это ты!

– Я тоже, – сказал Пух. – А что ты делаешь?

– Я сажаю жёлудь, Пух, и пускай из него вырастет дуб, и тут будет много, много желудей у самого дома, а то за ними приходится ходить бог знает куда. Понимешь?

– А вдруг не вырастет? – спросил Пух.

– Вырастет, потому что Кристофер Робин сказал – обязательно вырастет. Поэтому я его и сажаю.

– Гм, – сказал Пух. – А я тогда… А я тогда посажу соты с мёдом в своём садике, и из них вырастет целый улей.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10