Глава 8

Отыскать дорогу, ведущую к Башне, было не так просто, как полагал Куинн. Поняв в какой-то момент, что он ее проехал, Куинн развернулся и, включив вторую передачу, медленно двинулся назад, стараясь не пропустить единственный ориентир, который помнил, – эвкалиптовую рощу. Палящее солнце, изматывающая, долгая езда по незнакомым дорогам, одиночество и гудящая тишина действовали ему на нервы. Он чувствовал, что теряет уверенность в себе. Мысли, которые были такими ясными в Чикото, решения, казавшиеся такими разумными, растворялись в дрожащем знойном воздухе. Поиски О'Гормана превратились в охоту на лис без единой лисы.

Из-за дубов на дорогу выскочила косуля и пересекла ее двумя грациозными прыжками, едва не коснувшись бампера машины. Куинн успел заметить, как блестит на ней шкурка, как упруго сжимаются мышцы, и подумал, что, если она так выглядит и скачет в жару, значит, рядом есть водоем.

Остановившись на вершине следующего холма, он огляделся, и вдалеке что-то блеснуло под лучами солнца. Так он впервые увидал Башню – вернее, игру света на ее стеклах.

Куинн отпустил тормоз, и машина беззвучно покатила вниз. Проехав с полмили, он увидел наконец эвкалипты и дорогу между ними. Свернув на нее, он ощутил странное чувство, будто возвращался домой, и не без удовольствия представил себе, как увидит сейчас Сестру Благодать, как она обрадуется ему. Заметив впереди кого-то из Братьев, бредущего по обочине, он посигналил.

Это был Брат Терновый Венец, который вез его предыдущим утром в Сан-Феличе.

– Садитесь теперь вы ко мне, – сказал Куинн, открывая дверцу машины.

Но Брат Терновый Венец глядел на него, сурово выпрямившись и пряча руки в складках одежды.

– Мы ждали вас, мистер Куинн.

– Прекрасно!

– Не радуйтесь, мистер Куинн, повода для веселья нет.

– А что случилось?

– Оставьте машину здесь. Учитель приказал привести вас к нему.

– Прекрасно! – сказал Куинн, съехав с дороги. – Или я опять ошибаюсь?

– Когда в Башню попадает чужой, дьяволу легче проникнуть за ним следом, но Учитель говорит, что хочет побеседовать с вами.

– Где Сестра Благодать?

– Расплачивается за грехи.

– То есть?

– Деньги – источник зла. – Брат Венец отвернулся, сплюнул на землю и, вытерев рот рукой, добавил: – Аминь.

– Аминь. Но при чем здесь деньги?

– Вы о них говорили. Вчера утром. Я слышал, как вы сказали ей: "Сестра, те деньги..." Я слышал и рассказал Учителю. У нас такое правило – Учитель должен знать все, тогда он защитит нас от нас самих.

– Где Сестра Благодать? – повторил Куинн.

В ответ Брат Венец только покачал головой и зашагал по дороге. Секунду поколебавшись, Куинн последовал за ним. Они миновали столовую, кладовку, где он ночевал, и несколько зданий, которые не попадались ему в прошлый раз на глаза. За ними дорога круто пошла вверх. От резкого подъема и разреженного воздуха Куинн начал задыхаться.

Брат Венец обернулся и с презрением посмотрел на Куинна.

– Греховная жизнь. Слабые кости. Дряблые мускулы.

– Зато язык у меня не дряблый, – огрызнулся Куинн. – Я не доносчик.

– Учитель должен все знать, – сказал Брат Венец, покраснев. – Я хочу Сестре Благодать добра. Я спасал ее от нечистого. Он сидит в каждом из нас и грызет нашу плоть.

– Вот оно что? А я-то думал, у меня опять печень шалит.

– Смейтесь, смейтесь! Будете потом лить слезы в аду.

– Я и теперь ежедневно оплакиваю свои грехи по двадцать минут.

– Вашими устами говорит дьявол. Снимите туфли.

– Почему?

– Вы ступаете на освященную землю.

Перед ними возвышалась Башня из стекла и красного дерева, выстроенная в форме пятиугольника, с внутренним двором посередине.

Куинн оставил туфли на пороге и прошел через арку, на которой было выгравировано: "ВСЕМ ИСТИННО ВЕРУЮЩИМ ЕСТЬ МЕСТО В ЦАРСТВЕ БОЖИЕМ. ПОКАЙТЕСЬ И ВОЗРАДУЙТЕСЬ". Тщательно выскобленные деревянные ступени вели наверх. Роль перил выполняла прикрепленная к стене веревка.

– Дальше идите один, – сказал Брат Венец.

– Почему?

– Когда Учитель приказывает или просит, мы не спрашиваем почему.

Куинн стал подниматься. На каждом этаже он видел тяжелые дубовые двери, которые вели, очевидно, в комнаты Братьев и Сестер. Окна во внутренний двор были только на пятом этаже. Единственная дверь была открыта.

– Входите, – сказал сильный, низкий голос, – и, пожалуйста, закройте за собой дверь, мне вреден сквозняк. Войдя в комнату, Куинн сразу понял, почему Башня стояла именно в этом месте и почему женщина, на деньги которой ее выстроили, считала, что тут она ближе к небу. Света и неба было столько, что их не вмещал взгляд. За окнами, открывавшимися на все пять сторон, возвышались гряда за грядой горы, а тремя тысячами футов ниже, в зеленой долине, лежало, как алмаз на траве, озеро.

Пейзаж был настолько ошеломляющим, что не хотелось переводить взгляд на людей в комнате. Их было двое: мужчина и женщина в одинаковых одеяниях из белой шерсти, с красными поясами. Женщина была очень старой. С годами ее тело так усохло, что издали ее можно было принять за маленькую девочку. Коричневое, морщинистое лицо напоминало грецкий орех. Сидя на скамейке, она глядела в небо, словно ждала, что оно вот-вот распахнется перед ней.

Мужчине можно было дать и пятьдесят и семьдесят. У него было худое, умное лицо и глаза, светившиеся, как фосфор при комнатной температуре. Он сидел на полу, скрестив ноги, и ткал шерсть на ручном ткацком станке.

– Я Учитель, – буднично сказал он. – А это – Мать Пуреса. Добро пожаловать в Башню.

– Buena acogida, – произнесла женщина, будто переводила сказанное для кого-то четвертого, не понимавшего по-английски. – Salud.

– Мы не причиним вам зла.

– No estamos malicios.

– Мать Пуреса, мистеру Куинну не нужен перевод.

Она упрямо посмотрела на Учителя.

– Я хочу слышать родной язык.

– Пожалуйста, не сейчас. Нам с мистером Куинном нужно кое-что обсудить, и мы будем признательны, если ты нас ненадолго оставишь.

– Но я не хочу уходить! – возразила она. – Я хочу остаться с вами. Мне надоело ждать одной, когда откроется Царствие Небесное.

– Господь всегда с тобой, Мать Пуреса.

– Но почему он всегда молчит? Мне так одиноко, я все смотрю и жду... Кто этот молодой человек? Что он делает в моей Башне?

– Мистер Куинн приехал повидаться с Сестрой Благодать.

– Нет-нет, это невозможно.

– Об этом я и хочу с ним поговорить. Наедине.

Учитель крепко взял ее за руку и довел до ступенек.

– Будь осторожна, Мать Пуреса, здесь легко упасть.

– Скажи молодому человеку, что, прежде чем являться в Башню, он должен получить официальное приглашение от моего секретаря Каприота. Немедленно пошли ко мне Каприота.

– Каприота здесь нет. Его уже давно нет. Держись покрепче за веревку и иди медленно.

Закрыв дверь, Учитель снова уселся за станок.

– Так это ее Башня? – спросил Куинн.

– Построена ею, но теперь принадлежит нам всем. В нашей общине нет частной собственности, если, конечно, кто-нибудь не грешит, как бедная Сестра Благодать. – Он вытянул руку, предупреждая возражения. – Не отрицайте, мистер Куинн. Сестра Благодать призналась во всем.

– Я хочу ее видеть. Где она?

– Ваши желания здесь значения не имеют, мистер Куинн. Когда вы ступили на принадлежащую нам землю, вы в каком-то смысле оказались в другой стране, живущей по другим законам.

– А мне кажется, что это Соединенные Штаты. Или я ошибаюсь?

– Конечно, мы не отделялись формально. Но нам ни к чему законы, которые мы считаем несправедливыми.

– Когда вы говорите "мы", то имеете в виду себя, разумеется?

– Я был избран для восприятия видений и откровений, недоступных прочим. Однако я всего лишь инструмент в руках Божественного провидения, его скромный слуга, один из многих... Я вижу, мои слова не убеждают вас.

– Нет, – сказал Куинн, прикидывая, кем был этот человек в реальной жизни, прежде чем понял, что она ему не по плечу. – Вы собирались поговорить со мной. О чем?

– О деньгах.

– В вашей общине это слово считается непристойным, почему же вы его употребляете?

– Для того чтобы охарактеризовать непристойные поступки, приходится употреблять непристойные слова: например, получение от женщины крупной суммы денег за очень скромную услугу. – Он коснулся лба правой рукой, поднял вверх левую и добавил: – Видите, я знаю все.

– Божественное откровение, понимаю, – сказал Куинн. – И давно вас беспокоит получение от женщины крупной суммы денег? За эту Башню расплачивались не конфетными фантиками.

– Придержите свой злой язык, мистер Куинн, а я сдержу свой. Он может быть не менее злым, уверяю вас. Мать Пуреса – моя жена. Она предана моему делу и разделяет веру в вечное блаженство, ожидающее нас. О, если бы вы хоть на мгновение ощутили эту веру, вы бы поняли, почему мы собрались здесь!

В следующее мгновение перед Куинном уже сидел не мечтатель, а реалист. Учитель быстро менял выражения лица.

– Вы хотели рассказать Сестре Благодать о человеке по фамилии О'Горман?

– Хотел и расскажу.

– Это невозможно. Она находится в Уединении, вновь принимая обет отказа – очень легкое наказание по сравнению с совершенными ею тяжкими грехами: получение денег, сокрытие их от общины, попытка установить контакт с миром, который она поклялась забыть. Сестра Благодать грубо нарушила наши законы. Мы могли с полным правом изгнать ее, но меня посетило видение, в котором Господь велел пощадить ее.

"Видение, – подумал Куинн, – а также здравый смысл. Сестра Благодать здесь слишком нужна. Кто еще будет вас лечить, пока вы дожидаетесь смерти?"

– Расскажите об О'Гормане мне, и я ей все передам.

– Сожалею, но я связан обязательством отчитаться лично перед Сестрой Благодать. Не будет Сестры – не будет отчета.

– Что ж, не будет отчета – не будет денег. Я требую, чтобы вы немедленно возвратили мне остаток той суммы, которую дала вам Сестра Благодать.

– Беда заключается в том, – сказал Куинн, – что никакого остатка нет. Я истратил все.

Учитель резким движением отстранил ткацкий станок.

– Истратить за два дня сто двадцать долларов? Ложь!

– Если бы вы знали, как выросли цены в той части Соединенных Штатов, где живу я!

– Вы их проиграли?! Проиграли, пропили, прокутили!..

– Да, последние два дня были очень насыщенными. А теперь я хотел бы отчитаться о работе и уехать. Мне не нравится здешний климат, чересчур жарко.

Лицо и шея Учителя побагровели, но голос звучал по-прежнему ровно:

– Мне не привыкать к оскорблениям безбожников и невежд, и мой долг – предупредить, что Господь поразит вас одним ударом огненного меча.

– Считайте, что он уже это сделал, – сказал Куинн беспечным тоном, который вовсе не соответствовал его настроению. Стены Башни давили на него, в ней пахло смертью, как в Чикото – нефтью.

"Если забрать в голову, что смерть – благо, то следующий шаг – решить, что ты окажешь ближнему большую услугу, если поможешь ему умереть. До сих пор старикан был безобиден, но кто знает, что подскажет ему очередное видение?"

– Хватит играть в игры, – сказал Куинн. Я приехал, чтобы увидеть Сестру Благодать. Помимо того, что я выполнял ее поручение, она мне нравится, и я хочу убедиться, что с ней все в порядке. Мне известно, что у вас были неприятности с законом – я имею в виду Соединенные Штаты, и, по-моему, вы напрашиваетесь на новые.

– Это угроза?

– Совершенно верно, Учитель. Я не уеду до тех пор, пока не удостоверюсь, что Сестра Благодать жива и здорова.

– Что значит "жива и здорова"? За кого вы нас принимаете? Мы не варвары и не маньяки!

– Правда?

Учитель отшвырнул станок, который ударился о стену, и неуклюже поднялся на ноги.

– Уходите! Уходите немедленно или пеняйте на себя! Вон отсюда!

Неожиданно дверь отворилась, и в комнату, укоризненно качая головой, вошла Мать Пуреса.

– Гарри, ты ведешь себя невежливо, тем более что я послала ему официальное приглашение через Каприота.

– О Господи, – сказал Учитель и закрыл лицо руками.

– Не сердись, что я подслушивала. Я тебе говорила, как мне одиноко и грустно.

– Ты не одинока.

– Тогда где все? Где мама, где Долорес, которая приносила мне завтрак? Где Педро, который чистил мои сапоги для верховой езды? Где Каприот? Где все? Куда они ушли? Почему не взяли меня с собой? Почему они не подождали меня, Гарри?

– Тише, успокойся, Пуреса, потерпи немного. – Подойдя к маленькой старушке, Учитель обнял ее и погладил по редким волосам, по согнутой спине. – Не бойся, скоро ты их всех увидишь.

– И Долорес будет приносить мне завтрак?

– Да.

– А Педро – можно мне побить его хлыстом, если он не будет слушаться?

– Да, – устало ответил Учитель. – Делай, что хочешь.

– Я и тебя могу побить, Гарри.

– Как знаешь.

– Не сильно, стукну легонько по голове, чтобы ты знал, что я жива... Но я тогда уже не буду жива, Гарри. Как же так? Постой... Как я тебя стукну легонько по голове, чтобы ты знал, что я жива, если я не буду жива?

– Не знаю. Пожалуйста, перестань. Иди к себе и успокойся.

– Ты больше не помогаешь мне думать, – с обидой сказала Мать Пуреса. – Раньше ты мне всегда помогал, все объяснял. А теперь я только и слышу: иди к себе в комнату, успокойся, смотри и жди. Зачем мы сюда приехали, Гарри? Я помню – была важная причина.

– Мы здесь, чтобы спастись.

– И это все?.. Кто этот молодой человек, Гарри? Я его не знаю. Скажи Каприоту, чтобы он его вывел отсюда. Пусть попросит, чтобы я его приняла. И поторопись! Мои приказы должны выполняться немедленно! Я – дона Изабелла Костансиа Керида Фелисия де ла Герра!

– Нет, ты Мать Пуреса, – мягко сказал Учитель. – И тебе нужно отдохнуть.

– Но почему?

– Потому что ты устала.

– Я не устала. Мне одиноко. Это ты устал, Гарри, я вижу.

– Может быть.

– Очень устал. Бедный Гарри. Muy amado mio[9].

– Я тебе помогу. Возьми меня под руку.

Он подал Куинну знак следовать за ними, и они вместе стали спускаться по лестнице. На четвертом этаже Учитель отворил дверь, и Мать Пуреса на удивление кротко ушла к себе. Учитель прислонился к стене и закрыл глаза. Прошла минута, две... Казалось, он впал в транс или заснул стоя.

Внезапно он открыл глаза и коснулся лба пальцами.

– Я чувствую вашу жалость, мистер Куинн, и не принимаю ее. Вы напрасно тратите время и энергию на жалость, так же как я – на гнев. Видите, я успокоился. Разбить ткацкий станок – как это мелко, как тривиально в сравнении с вечностью. Я очистился от злобы.

– Рад за вас, – сказал Куинн. – Могу я увидеть теперь Сестру Благодать?

– Хорошо, вы ее увидите. И будете сожалеть о своих черных подозрениях. Она находится в духовном Уединении. Не я поместил ее туда, она избрала этот путь сама. Сестра Благодать вновь отказывается от мира греха и порока. По моему настоянию? Нет, мистер Куинн, по своей доброй воле. Сомневаюсь, что вы сможете это понять.

– Я попытаюсь.

– В духовном Уединении чувства исчезают. Глаза не видят, уши не слышат, плоть одухотворяется. Если Уединение достигло абсолютной полноты, она может вообще не узнать вас.

– А вдруг узнает? Особенно если я пойду к ней один?

– Разумеется. Я полностью доверяю духовной силе Сестры Благодать.

Он нашел ее в маленькой квадратной комнате на первом этаже, в которой не было ничего, кроме деревянной скамейки. Она сидела лицом к окну, в полосе солнечного света. Ее лицо было мокрым то ли от пота, то ли от слез, на сером одеянии проступили влажные пятна. Когда Куинн позвал ее, она не ответила, но плечи ее дрогнули.

– Сестра Благодать, вы просили меня вернуться, и вот я здесь.

Она повернулась и молча посмотрела на него. В ее взгляде был такой испуг и такое страдание, что ему захотелось крикнуть: "Очнитесь! Уходите из этого клоповника, не то сойдете с ума, как та старуха! Учитель ненормальный, он торгует страхом, это занятие не новое и очень опасное!"

– Помните махровые розовые тапочки, из каталога "Сиэрс"? – сказал он буднично и доверительно. – Я видел такие на витрине магазина в Чикото.

На мгновение в ее глазах мелькнуло что-то помимо страха – интерес, любопытство. Затем они снова погасли, и она заговорила тихо и монотонно:

– Я отказываюсь от мира суеты и зла, слабости и насилия. Я ищу духовную сущность бытия, жажду спасения души.

– Хорошо, что вы не шепелявите, – сказал Куинн, надеясь, что она не выдержит и улыбнется. – О'Гормана я, кстати, не нашел. Он исчез пять с половиной лет назад. Его жена считает себя вдовой, и многие с ней согласны. Что вы по этому поводу думаете?

– Отказавшись от земного уюта, я обрету уют небесный. Соблюдая пост, я пиршествую.

– Вы знали О'Гормана? Он был вашим другом?

– Изранив босые ноги о грубую и колючую землю, я ступлю на гладкую золотую почву райского сада.

– Может, вы увидите О'Гормана? – спросил Куинн. – Он, судя по всему, был хорошим человеком, у него замечательные дети, славная жена. Очень славная жена, жаль, что ей до сих пор ничего не известно. Если бы она точно знала, что О'Горман не вернется, то могла бы начать новую жизнь. Вы ведь слушаете меня, Сестра. Вы слышите, что я говорю. Ответьте на один-единственный вопрос: вернется О'Горман или нет?

– Отказавшись украшать себя на земле, я обрету несказанную красоту. Трудясь в поте лица, я обрету вечное блаженство, уготованное Истинно Верующим. Аминь.

– Я еду в Чикото, Сестра. Вы ничего не хотите передать Марте О'Горман? Помогите ей, Сестра, вы благородная женщина.

– Я отказываюсь от мира суеты и злобы, слабости и насилия. Я ищу духовную сущность бытия, жажду спасения души. Отказавшись от земного уюта...

– Послушайте меня, Сестра...

– ...я обрету уют небесный. Соблюдая пост, я пиршествую. Изранив босые ноги о грубую и колючую землю, я ступлю на гладкую золотую почву райского сада. Отказавшись украшать себя на земле, я обрету несказанную красоту.

Куинн вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Сестра Благодать была так же далека от него, как О'Горман.

Глава 9

В центре внутреннего двора стоял каменный алтарь, чем-то напомнивший Куинну пляжный лежак. Его окружали грубо обтесанные деревянные скамейки. У алтаря, скрестив на груди руки и опустив голову, стоял Учитель.

– Ну что, мистер Куинн? – спросил он, не поворачиваясь. – Убедились, что Сестра Благодать жива и здорова?

– Убедился, что жива.

– И все-таки вы не удовлетворены?

– Нет, – сказал Куинн. – Я хотел бы знать об этом месте и людях, живущих здесь, гораздо больше. Кто они, как их зовут, откуда приехали, чем занимались?

– А позвольте поинтересоваться, что бы вы делали с этой информацией?

– Она помогла бы мне узнать правду об О'Гормане.

– Вы мне никто, мистер Куинн, и я ничего вам не должен, но, так и быть, скажу: имя О'Гормана здесь никому не известно.

– Сестра Благодать его просто выдумала?

– Услыхала во сне, – спокойно ответил Учитель. – Во всяком случае, вы назвали бы это сном. Я знаю, что дух Патрика О'Гормана ищет спасения, мучась в аду. Он воззвал к Сестре, он обратился к ней, потому что ее имя Благодать Спасения, иначе он искал бы помощи у меня, потому что я Учитель.

Куинн не спускал с него глаз. Учитель явно верил в то, что говорил. Спорить с ним было бесполезно, а может, и опасно.

– Почему О'Горман в аду, Учитель? Он всю жизнь был пай-мальчиком.

– Он не был Истинно Верующим. Теперь, конечно, он раскаивается, хочет искупить свой грех. Он взывает к Сестре Благодать, когда она спит и ее мозг доступен его вибрациям. Наша добрая Сестра боится и жалеет его, но страх и жалость – плохие советчики, и она совершила очень глупый поступок.

– Обратилась ко мне?

– Да. – Учитель смотрел на него с грустным упреком. – Теперь вы понимаете, мистер Куинн, что взялись искать человека, который носится по кругам ада? Задание сложное даже для такого дерзкого молодого человека, как вы. Согласны?

– Да, если принять за исходную точку ваши рассуждения.

– А у вас, конечно, есть своя исходная точка?

– Я думаю, Сестра Благодать знала О'Гормана до того, как очутилась здесь.

– Ошибаетесь, – твердо сказал Учитель. – Бедная Сестра не слышала о нем до тех пор, пока он не воззвал к ней из адской бездны. Мое сердце истекает кровью, когда я думаю об этом несчастном, но помочь ему трудно. Он раскаялся слишком поздно и будет вечно страдать из-за своей гордыни и невежества. Внемлите, мистер Куинн, внемлите. Такая же судьба уготована и вам, если вы не откажетесь от мира злобы и суеты, плотских удовольствий и порока.

– Спасибо за предупреждение, Учитель.

– Это не предупреждение. Это пророчество. Откажитесь – и спасетесь. Покайтесь – и возрадуетесь... Вы считаете, что Мать Пуреса всего лишь старая, пораженная недугом женщина, а для меня она – Божье создание, одна из Избранных.

– И обобранных, – вставил Куинн. – Интересно, во что ей обошлась эта Башня?

– Вы больше не рассердите меня, мистер Куинн. Мне жаль вас. Я протянул вам руку помощи, ответил на вопросы, позволил увидеть Сестру Благодать. Вам мало этого? Вы жадный человек.

– Я хочу узнать, что случилось с Патриком О'Горманом, чтобы рассказать его жене правду.

– Скажите ей, что Патрик О'Горман принимает вечные страдания в аду. Это и есть правда.

Выйдя из Башни, Куинн надел туфли и поправил галстук. Учитель следил за ним, стоя под аркой. Солнце садилось, и из трубы дома, где размещалась столовая, поднималась в безветренном воздухе струйка дыма. Два маленьких члена общины – дети Сестры Смирение – съезжали на картонках по скользкому от сосновых иголок склону холма. Из-за деревьев показался Брат Голос Пророков, в руках у него была клетка с птицей. За ним, отдуваясь, спешил раскрасневшийся Брат Верное Сердце, бривший Куинна накануне.

Братья приветствовали Учителя, коснувшись пальцами лба и поклонившись, затем вежливо кивнули Куинну.

– Мир вам, Братья, – сказал Учитель.

– Мир тебе, – отозвался Брат Сердце.

– Что привело вас сюда?

– Брат Голос считает, что попугай заболел. Он хочет показать его Сестре Благодать Спасения.

– Сестра Благодать уединилась от всех.

– Но с попугаем действительно что-то неладное, – сказал извиняющимся тоном Брат Сердце. – Объясни Учителю, Брат Голос!

Брат Голос положил голову на плечо и прижал к губам руку.

– Попугай молчит, и голова у него все время опущена, – перевел Брат Сердце.

Брат Голос ткнул себя пальцем в грудь и замахал рукой.

– У него очень быстро бьется сердце, он дрожит. Брат Голос беспокоится и хочет, чтобы Сестра Благодать...

– Сестра Благодать в Уединении, – оборвал его Учитель. – По-моему, птица вполне здорова. Возможно, она, как и я, устала от разговоров. Набросьте на клетку покрывало, дайте ей отдохнуть. У всех птиц сердце бьется быстро, это не повод для беспокойства.

У Брата Голос задрожали губы, Брат Сердце тяжко вздохнул, но спорить они не стали и удалились, поднимая при каждом шаге маленькую пыльную бурю.

Эта короткая сцена озадачила Куинна. Ему тоже птица показалась здоровой. Зачем Братьям понадобилось приходить в Башню? "Чтобы попытаться увидеть Сестру Благодать? Или чтобы еще раз взглянуть на меня? – подумал он. – Нет, я становлюсь чересчур мнительным. Еще час-другой, и я начну принимать вибрации О'Гормана из ада. Пора уезжать".

Очевидно, та же идея возникла одновременно у Учителя.

– Не могу больше тратить на вас силы, мистер Куинн. Уезжайте.

– Ладно.

– Передайте миссис О'Горман, что я молюсь за ее мужа и это облегчает его страдания.

– Не думаю, что это ее сильно утешит.

– Я не виноват, что он в аду. Если бы он вовремя пришел ко мне, я бы его спас... Мир вам, мистер Куинн. И возвращайтесь сюда, только если прозреете и раскаетесь.

– Я, пожалуй, дождусь официального приглашения от Каприота, – сказал Куинн, но Учитель уже закрыл дверь.

Куинн пошел к дороге. Перед столовой стояло несколько Братьев и Сестер, но с ним никто не поздоровался. Только один бросил исподтишка любопытный взгляд, и Куинн узнал Брата Свет Вечности, который приходил в кладовку спасать его от блох. Очевидно, членам общины запрещено было говорить с опасным посетителем. Миновав столовую он почувствовал, как в спину ему впилось множество глаз.

Это чувство не покинуло его и после того, как он спустился к машине. Казалось, за каждым деревом притаилось по Брату или Сестре. Он вырулил на дорогу и покатил по направлению к основному шоссе, вспоминая, как уезжал из Башни в прошлый раз на допотопном грузовике Брата Венец. Тогда им важно было уехать как можно раньше, до восхода солнца, чтобы Карма, старшая дочь Сестры Раскаяние, не увязалась за ними.

Куинна прошиб пот. Он физически ощутил на шее чужой взгляд, будто маленькое цепкое насекомое, но, подняв руку, дотронулся всего лишь до собственной липкой, холодной кожи.

– Карма! – громко позвал он.

Ответа не последовало.

К тому времени он уже выехал на шоссе. Остановив машину, Куинн выключил зажигание, вышел и открыл заднюю дверцу.

– Все, девочка, приехали.

Серый мешок на полу шевельнулся и захныкал.

– Вылезай, – сказал Куинн, – успеешь вернуться в Башню засветло. Сначала появились длинные, темные волосы Кармы, потом обиженное, рдеющее прыщиками лицо.

– Не вернусь.

– А птичка на ветке говорит, что вернешься.

– Я ненавижу птичек. Ненавижу Брата Голос. Ненавижу Учителя, и Мать Пуресу, и Брата Венец, и Сестру Блаженство. Но больше всех я ненавижу свою мать и этих орущих детей. Я даже Сестру Благодать ненавижу.

– Да ты просто ракета с боеголовкой из ненависти!

– Это еще не все. Я ненавижу Брата Узри Видение, потому что он стучит зубами, когда ест, Брата Свет, за то что он ругает меня лентяйкой, ненавижу...

– Хватит, хватит, я уже понял, что твоя ненависть не знает предела. А теперь вылезай и отправляйся назад.

– Пожалуйста, возьмите меня с собой. Ну пожалуйста! Я буду сидеть тихо. Считайте, что меня нет. Только довезите до города, я найду там себе работу, я вовсе не лентяйка... Но вы меня не возьмете, я вижу.

– Не возьму.

– Потому что считаете, что я ребенок?

– Не только. Есть и другие причины, Карма. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

– Они могут быть не только у меня, но и у вас, – спокойно сказала она и, усевшись на заднем сиденье, пригладила волосы. – Я кое-что знаю.

– Что именно?

– Многое. Они при мне обо всем говорят – считают, что я еще маленькая и ничего не понимаю.

– И Сестра Благодать тоже?

– Все.

– Меня интересует Сестра Благодать.

– Она говорит больше других.

– Обо мне?

– Да.

– Что она тебе говорила?

– Разное.

– Карма, перестань, – свирепо сказал он. – Ты просто тянешь время. Зря стараешься, я сейчас вытащу тебя из машины.

– А я закричу! Я кричу очень пронзительно, а эхо здесь гулкое. Они услышат, прибегут и подумают, что вы хотели меня украсть. Учитель страшно разозлится, он даже может вас убить! Вы не представляете, какой он, когда злится.

– Он и тебя может убить.

– Пожалуйста! Мне тут все опостылело.

– Ну, пеняй на себя.

Куинн потащил ее из машины. Она сделала глубокий вдох, открыла рот, и Куинн еле успел зажать его ладонью.