– Да, конечно!
– Я принесла свечи и спички. И кое-что еще. – Она извлекла из складок своего одеяния потрепанную книжку. – Книга! – продолжала она с заговорщицким видом. – Нам здесь не разрешают читать ничего, кроме книг о Вере, но я эту сохранила с тех пор, как Сестре Карме пришлось целый год ходить в школу. Она о динозаврах. Вас интересуют динозавры?
– Очень!
– Я сама ее читала раз десять. Можно сказать, я о динозаврах знаю теперь все. Обещайте никому не говорить, что я вам ее дала.
– Обещаю.
– Я позову вас, когда все разойдутся.
– Спасибо, Сестра.
По тому, как она обращалась с книгой, Куинну было ясно, что та ей чрезвычайно дорога. Давая ему книгу, Сестра Благодать прямо-таки отрывала ее от сердца. Он был тронут, и в то же время в душе у него зашевелилось подозрение: "В чем дело? Почему это она так со мной носится? Что ей нужно?"
Вернувшись в кладовку, он зажег свечи и уселся на постель, обдумывая, как быть дальше. Сначала он доберется до Сан-Феличе на грузовике с Братом Венец, потом явится к Тому Юргенсену, заберет у него свои три сотни, а потом...
А потом все было ясно. Он отлично знал, что произойдет. Как только у него заведутся деньги, он вернется в Рино. А если не в Рино, то в Лас-Вегас. Или просто доберется до первого попавшегося игорного дома на окраине Лос-Анджелеса. Работа – деньги. Игра – шиш в кармане. Всякий раз, когда он совершал этот круг, колоса увязали глубже. Он знал, что должен попробовать жить иначе... Не теперь ли?
Ладно, сказал он себе, найду работу в Сан-Феличе, там только в покер по воскресеньям играют. Да, он подкопит деньжат, пошлет в гостиницу в Рино чек, чтобы расплатиться за номер, где жил, и попросит администратора выслать ему одежду и кое-что из вещей, которые оставил в залог, когда уезжал. Он сможет даже – если все будет хорошо – выписать в Сан-Феличе Дорис... Нет, Дорис была частью прежнего заколдованного круга. Как многие из тех, кто работал в клубах и казино, она проводила свободные часы за игрой. Некоторые вообще не выходили из-под одной и той же крыши, они под ней спали, ели, работали и играли, преследуя единственную цель, как Братья и Сестры в Башне.
Дорис. Двадцать четыре часа назад он с ней попрощался. Она предлагала денег взаймы, но он по причинам, которые ему не были ясны ни тогда, ни теперь, отказался. Возможно, денег он не взял из боязни, что от них к нему протянутся искусно скрытые нити. Он взглянул на книгу, которую получил от Сестры Благодать, и подумал, какие нити могут протянуться от нее.
– Мистер Куинн!
Он поднялся и отворил дверь.
– Входите, Сестра. Ну как Отречение? Хорошо поужинали?
Сестра Благодать подозрительно посмотрела на него.
– Неплохо, особенно если учесть, в каком состоянии Мать Пуреса[1]. У бедняжки совсем помутился разум.
– А от чего, собственно, вы отрекаетесь? Надо полагать, не от еды?
– Вас это не касается. Пойдемте, и бросьте ваши шуточки. В столовой никого, вас ждет баранье жаркое и большая чашка горячего какао.
– Я думал, вы презираете возбуждающие напитки.
– Какао не тот возбуждающий напиток. Мы специально обсуждали этот вопрос в прошлом году, и большинство согласилось, что, поскольку в нем много питательных веществ, его пить можно. Одна только Сестра Блаженство Вознесения проголосовала против, потому что она жад... бережливая. Я вам рассказывала о волосах в матрасе?
– Да, – ответил Куинн, предпочевший бы забыть об этом.
– Лучше спрячьте книгу. Никто, конечно, не будет за вами следить, но к чему рисковать?
– Действительно, к чему?
Он накрыл книгу одеялом.
– Вы ее начали читать?
– Да.
– Правда интересная?
Куинн подумал, что ниточки, которые к ней приделаны, могут оказаться гораздо интереснее, но промолчал.
Они вышли наружу. Над самыми соснами висела полная луна. В небе было столько звезд, сколько Куинн не видел никогда в жизни, и, пока он стоял и смотрел, появились еще.
– Можно подумать, что вы в первый раз видите небо, – сказала Сестра Благодать с ноткой нетерпения в голосе.
– Пожалуй, так оно и есть.
– Но небо каждую ночь такое.
– Я бы не сказал.
Сестра Благодать взглянула на него с беспокойством.
– А вдруг на вас снисходит откровение свыше?
– Я восхищаюсь вселенной, – сказал Куинн, – но если вам хочется наклеить на это свой ярлык, то давайте.
– Вы меня не поняли, мистер Куинн. Я вовсе не хочу, чтобы сейчас на вас снисходило откровение свыше.
– Почему?
– Это было бы некстати. Я хочу вас кое о чем попросить, а в такой момент это было бы бестактно.
– Не волнуйтесь, Сестра. И скажите, о чем это вы хотите меня попросить.
– Потом, когда поедите.
В столовой никого не было. Кресло-качалка Брата Голос и птичья клетка перекочевали, видимо, вслед за хозяином в Башню. На столе возле печи стоял прибор.
Куинн сел, и Сестра Благодать положила на одну тарелку баранье жаркое, а на другую толсто нарезанные куски хлеба. Как и днем, она следила за трапезой Куинна с материнским интересом.
– Цвет лица у вас плоховатый, – сказала она после недолгого молчания, – но едите вы с аппетитом и на вид довольно здоровы. Я хочу сказать, что, если бы вы были слабым, я бы вас, конечно, не стала ни о чем просить.
– Внешность обманчива, Сестра, я очень слабый. У меня больная печень, увеличенная селезенка, плохое кровообращение...
– Чепуха!
– Тогда говорите.
– Я хочу, чтобы вы кое-кого разыскали. Не самого человека, а просто узнали бы, что с ним. Понимаете?
– Не совсем.
– Прежде чем рассказывать дальше, я хочу предупредить, что заплачу. У меня есть деньги. Здесь об этом не знают. Мы отрекаемся от всего, что имеем, когда становимся Братьями и Сестрами. Наши деньги и даже одежда, в которой мы сюда приходим, поступают в общий фонд.
– Но вы кое-что отложили на черный день?
– Ничего подобного, – резко ответила она. – Мой сын – он живет в Чикаго – присылает мне на каждое Рождество двадцатидолларовую бумажку. Я обещала ему, что буду оставлять деньги себе, а не отдавать Учителю. Сын не одобряет всего этого, – она неопределенно повела рукой, – он не верит, что человек может быть счастлив служением Господу и Истинно Верующим. Он считает, что я повредилась в уме после смерти мужа, и, возможно, так оно и есть. Но я нашла тут новый дом. Здесь мое место, и я отсюда никогда не уйду. Я здесь нужна. У Брата Голос плеврит, у Учителя слабый желудок, у Матери Пуресы – это жена Учителя, очень старенькая, – голова не в порядке.
Поднявшись, Сестра Благодать подошла к печи и остановилась перед ней, потирая руки, будто ощутила внезапно холод смерти.
– Я тоже старею, – сказала она. – Бывают дни, когда это чувствуется особенно сильно. Душа моя спокойна, но тело бунтует. Ему хочется чего-то мягкого, теплого, нежного. Когда я по утрам поднимаюсь с постели, моя душа прикасается к небу, а вот ноги – ох, как же им холодно, как они болят! Однажды в каталоге "Сиэрс" я увидела тапочки и теперь часто думаю о них, хотя не должна бы. Они были такие розовые, махровые, мягкие – лучше представить невозможно, но, конечно, они потакание плоти.
– Совсем не страшное, по-моему.
– Вот таких-то и нужно опасаться. Они множатся, растут как сорняки. Сначала мечтаешь о теплых тапочках, а потом оглянуться не успеешь, как и о другом.
– Например?
– О настоящей ванне с горячей водой и двумя полотенцами. Ну вот, пожалуйста, – она повернулась к Куинну, – что я вам говорила? Мне уже нужны два полотенца, хотя и одного достаточно. Нет, правду говорят, что человек не бывает доволен тем, что у него есть. Если бы я искупалась в горячей ванне, то захотела бы это повторить, а потом стала бы требовать горячую ванну каждую неделю или даже каждый день. А если все в Башне последуют моему примеру? Что же это, мы все будем целыми днями лежать в горячих ваннах, а скот пусть голодает и огород покрывается сорняками? Нет, мистер Куинн, если бы вы мне сию минуту предложили горячую ванну, я бы отказалась.
Куинн хотел заметить, что не имеет привычки предлагать горячие ванны незнакомым женщинам, но воздержался, боясь обидеть Сестру Благодать. Она была настроена так серьезно и воинственно, будто спорила с самим дьяволом.
– Вы слышали о таком месте – Чикото? Это маленький город, примерно в ста милях отсюда, – сказала она, помолчав.
– Да, Сестра.
– Я хочу, чтобы вы отправились туда и разыскали человека по имени Патрик О'Горман.
– Старый друг? Родственник?
Она сделала вид, что не слышит.
– У меня есть сто двадцать долларов.
– Это же целая шеренга махровых розовых тапочек, Сестра!
Она вновь оставила его слова без внимания.
– Возможно, это будет совсем нетрудно сделать.
– Допустим, я найду О'Гормана. Что дальше? Передать ему что-нибудь? Поздравить с Четвертым июля?
– Нет, просто возвращайтесь сюда и расскажите мне все, что узнаете. Но только мне, и никому больше.
– А если он не живет больше в Чикото?
– Тогда узнайте, куда он уехал. И ни в коем случае не пытайтесь с ним связаться, толку от этого никакого не будет, а вред может получиться большой. Вы согласны?
– Я сейчас не в том положении, чтобы не соглашаться, Сестра. Но должен заметить, что вы рискуете. Я ведь могу исчезнуть с этими ста двадцатью долларами и никогда не вернуться.
– Можете, – спокойно сказала она, – в таком случае я получу еще один урок. Но, с другой стороны, вы ведь можете и вернуться. Я рискую деньгами, которые все равно не потрачу. Учителю я их отдать тоже не могу, поскольку не хочу обманывать сына.
– Вы так умеете повернуть дело, что на первый взгляд все кажется очень простым.
– А на второй?
– Не понимаю, почему вас так интересует этот О'Горман?
– А вам и не надо понимать. То, о чем я вас прошу, для меня очень важно.
– Хорошо. Где деньги?
– В надежном месте, – ласково ответила Сестра Благодать. – Пусть они там побудут до завтрашнего утра.
– Означает ли это, что вы мне не доверяете? А может, вы не доверяете Братьям и Сестрам?
– Это означает, что я не такая уж простушка, мистер Куинн. Вы получите деньги завтра на рассвете, когда сядете в грузовик.
– На рассвете?
– "Пораньше вставай и пораньше ложись, будешь красивым и сильным всю жизнь"[2].
– Меня не так учили.
– Учитель переделал некоторые пословицы, чтобы детям было понятнее.
– Что же это за Учитель такой? – спросил Куинн. – Можно будет его повидать?
– Не сегодня, он плохо себя чувствует. Вот когда вернетесь...
– Откуда такая уверенность, что я вернусь? Вы плохо знаете картежников, Сестра.
– Я знаю о картежниках все задолго до того, как вы впервые увидели туз пик, – ответила Сестра Благодать.
Глава 2
Куинна разбудили, когда было еще темно. Кто-то бесцеремонно тряс его за плечо. Он открыл глаза.
На него сквозь толстые стекла очков глядел маленький, толстый человечек. В руках он держал фонарь.
– Боже милостивый, я уж совсем было подумал, что вы умерли. Вставайте скорее!
– Почему? Что случилось?
– Ничего. Пора встречать новый день. Я Брат Верное Сердце. Сестра Благодать велела мне побрить вас и накормить завтраком до того, как поднимутся остальные.
– Который час?
– В Башне нет часов. Я буду ждать вас в умывальной.
Вскоре Куинн понял, почему у Братьев царапины на макушках и подбородках. Бритва была тупой, свет фонаря слабым, а сам Брат Сердце – близоруким.
– Да вы неженка, – добродушно заметил Брат Сердце, – и нервы, наверное, не в порядке.
– Ваша правда.
– Хотите, я вас заодно подстригу?
– Нет, спасибо. Мне и так неудобно, что вам приходится меня брить.
– Сестра Благодать сказала, чтобы я постарался. Она о вас так хлопочет, что я прямо-таки теряюсь в догадках.
– Я сам теряюсь, Брат.
Видно было, что Брат Сердце с удовольствием поговорил бы на эту тему еще, но не решается, боясь быть неделикатным.
– Пойду приготовлю завтрак. Печку я уже растопил, так что яйца сварятся в одну минуту. Позавтракаем вдвоем.
– А почему только вдвоем?
Пухлое лицо Брата Сердце порозовело.
– Сестра Смирение, конечно, хорошая кухарка, но без нее спокойнее, особенно утром. В нее как будто бес вселяется! По утрам нет ничего хуже, чем злая женщина.
К тому времени как Куинн оделся, Брат Верное Сердце поставил на стол вареные яйца, хлеб, джем и снова вернулся к прерванной беседе.
– В мое время женщины не были такими острыми на язык. Они были тихими, хрупкими, с маленькими ногами. Вы заметили, какие у наших женщин большие ноги?
– Я не присматривался.
– Увы, очень большие. И широкие, как капустные листья.
Несмотря на традиционную для парикмахеров болтливость, Брат Сердце заметно нервничал. Он едва притронулся к еде и то и дело поглядывал через плечо, будто опасался, что их подслушивают.
– Почему вам не терпится отправить меня прежде, чем встанут остальные? – спросил Куинн.
– Ну-ну-ну, это не совсем так.
– А по-моему, так.
– К вам это не относится, мистер Куинн. Я бы сказал, это всего лишь мера предосторожности.
– Может, и я бы так сказал, если б знал, о чем идет речь.
Брат Сердце с минуту колебался, покусывая губу, словно она чесалась от желания поговорить.
– Почему я, в конце концов, должен от вас скрывать? Это из-за Кармы, старшей дочери Сестры Смирение. Когда грузовик в прошлый раз ездил в город, она спряталась в кузове среди мешков. Брат Терновый Венец обнаружил ее уже на полпути в Сан-Феличе. Она чихала от пыли. До этого она год училась в школе, вот и напридумывала себе невесть что. Хочет, видите ли, найти себе в городе работу и жить там.
– А это невозможно?
– Конечно нет. В городе девочка пропадет. Здесь она, по крайней мере, бедная среди таких же бедных.
Солнце уже начинало свой подъем, и небо окрасилось в розоватый цвет. От невидимой Башни поплыли звуки гонга, и почти сразу же в дверях столовой возникла запыхавшаяся Сестра Благодать.
– Пора ехать, мистер Куинн. Не заставляйте Брата Терновый Венец ждать. Дайте-ка мне ваш пиджак, я его почищу как следует.
Куинн уже чистил его, но спорить не стал. Сестра Благодать вынесла пиджак за порог и наградила несколькими энергичными шлепками.
– Пойдемте, мистер Куинн. У Брата Венец сегодня еще много хлопот.
Надев пиджак, он последовал за ней по направлению к дороге. Она ничего не сказала ни о деньгах, ни об О'Гормане.
"Уж не забыла ли она о вчерашнем разговоре", – подумал Куинн. В таком случае Сестра Благодать определенно была не в себе.
Посреди дороги стоял с зажженными фарами и включенным мотором старый грузовик "шевроле". За рулем, низко надвинув на бритую голову шляпу, сидел Брат, которому было от силы сорок. "Самый молодой", – подумал Куинн. Когда Сестра Благодать познакомила их, Брат улыбнулся, обнаружив дыру вместо переднего зуба.
– В Сан-Феличе Брат Венец высадит вас, где вы ему скажете, мистер Куинн.
– Спасибо, – сказал Куинн, забираясь в кабину, – а как насчет О'Гор?..
– Счастливого пути, – прервала его Сестра Благодать с непроницаемым видом. – Езжай осторожно, Брат Венец. И помни, если в городе тебе встретятся соблазны, повернись к ним спиной. Если любопытные будут смотреть на тебя, опускай глаза. Если станут делать замечания, не слушай.
– Аминь, Сестра. Что касается вас, мистер Куинн, то постарайтесь вести себя осмотрительно.
– Послушайте, Сестра, те деньги...
– Au revoir[3], мистер Куинн.
Грузовик покатил по дороге. Куинн оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на Сестру Благодать, но она уже скрылась за деревьями.
"Может, ничего не было и я безумнее их всех, вместе взятых?" – подумал он и прооран сквозь шум мотора Брату Венец:
– Славная женщина Сестра Благодать!
– Что-что? Не слышу!
– Я говорю, славная женщина Сестра Благодать, но чувствуется, что стареет. Становится забывчивой, да?
– Если бы!
– Но время от времени все-таки забывает всякие мелочи?
– Ничего подобного! – раздраженно и в то же время с невольным уважением отозвался Брат Венец. У нее память как у слона. Вы бы закрыли окно. Воздух Господень сегодня холодноват.
Действительно было холодно. Куинн закрыл окно, поднял воротник пиджака и сунул руки в карманы. Его пальцы коснулись гладких, прохладных банкнотов.
Он оглянулся в направлении Башни и произнес:
– Что ж, Сестра, an revoir.
Дорога петляла, старый мотор капризничал, и им понадобилось два часа, чтобы добраться до Сан-Феличе, узкой полоски суши, зажатой между горами и морем. Это был старый, богатый и консервативный город, державшийся особняком среди других городов Южной Калифорнии. Его улицы заполняли нарядные пожилые дамы, загорелые пожилые джентльмены и атлетического сложения молодые люди, которые выглядели так, будто родились на теннисном корте, на пляже или на поле для игры в гольф. Увидев опять этот город, Куинн понял, что Дорис, с ее платиновыми волосами и толстым слоем косметики на лице, выглядела бы здесь неуместно, а поняв это, постаралась бы выглядеть совсем уж вызывающе, и все бы кончилось плохо. Нет, Дорис сюда никак не вписывалась. Ее уделом была ночь, а в Сан-Феличе жили люди, предпочитавшие день. Для них рассвет был началом дня, а не концом ночи, и Сестра Благодать с Братом Венец, несмотря на странную одежду, выглядели бы здесь куда естественнее, чем Дорис. "Или я... – подумал Куинн, чувствуя, как теряет уверенность в себе и в осуществимости своих планов. – Я здесь чужой – слишком стар для подводного плаванья и тенниса и слишком молод для шашек и канасты".
Он погладил лежавшие в кармане деньги. Сто двадцать долларов плюс те триста, что ему должен Том Юргенсен, – это четыреста двадцать. Если он вернется в Рино и начнет играть осторожно, если ему повезет...
– Где вас высадить? – спросил Брат Венец. – Я еду в универмаг "Сиэрс".
– Отлично, я тоже.
– У вас друзья в городе?
– Был один. Может, есть до сих пор.
Брат Венец вырулил на стоянку возле "Сиэрса" и остановился, скрипнув тормозами.
– Ну вот, доставил вас в целости и сохранности, как обещал Сестре Благодать. Вы ее знали раньше?
– Нет.
– А чего ж она с вами так носится?
– Наверное, я ей кого-то напоминаю.
– Мне вы никого не напоминаете.
Брат Венец спрыгнул на землю и направился к универмагу.
– Спасибо, что подвезли, Брат, – крикнул ему вслед Куинн.
– Аминь.
Было девять утра. Прошло восемнадцать часов с тех пор, как с ним настороженно поздоровалась Сестра Благодать, так трогательно опекавшая его после. Он снова коснулся пальцами денег и ощутил нити, потянувшиеся от них. "Зачем я только взял эти сто двадцать долларов?" – подумал он и чуть было не окликнул Брата Венец, чтобы попросить его вернуть деньги Сестре Благодать, но вспомнил, что в Башне денег держать не разрешалось. Отдав деньги Брату Венец, он навлек бы на Сестру Благодать неприятности.
Куинн повернулся и быстро зашагал по направлению к Стейт-стрит.
Том Юргенсен торговал лодками и страховал от несчастных случаев на воде. У него была маленькая контора на молу, окна которой были украшены надписями "Продается!" и фотографиями яликов, шлюпок, катеров и шхун, несущихся на всех парах по морю.
Когда Куинн вошел, Юргенсен курил сигару и разговаривал по телефону. Трубка торчала у него над плечом, как попугай возле уха у Брата Голос.
– Подумаешь, паруса "Рэтси"! Все равно это обыкновенная лохань. И не пудри мне мозги!
Положив трубку, он перегнулся через стол и пожал Куинну руку.
– А вот и Джо Куинн собственной персоной! Как ты, старик?
– Да вот, постарел. И сижу на мели.
– Я надеялся, что ты этого не скажешь, Джо! Уж больно плохо идут дела в последнее время. Богатых в этом городе больше нет. Сюда пролезла всякая прижимистая шушера, а ей не нужно красное дерево! Ее устраивает... – Юргенсен вздохнул и помолчал. – Ты совсем без гроша, Джо?
– Если не считать скромной суммы, которая принадлежит не мне.
– С каких пор тебя это стало тревожить, Джо? Шучу, конечно, ха-ха.
– Смешно, ха-ха, – отозвался Куинн. – У меня при себе твоя расписка на триста долларов. Я хочу получить их сейчас.
– У меня нет денег. Стыдно сказать, Джо, но у меня их просто нет. Может, возьмешь лодку? Тут есть одна малютка, трехсотфутовый киль, паруса "Уоттс", гафель...
– Ровно то, что нужно для Венеции. Только я в Венецию не собираюсь.
– Ладно, не пыли, это всего лишь дружеское предложение. Машина у тебя, конечно, есть?
– Ошибаешься, Том.
– Ага, так, может, тебя тачка заинтересует? Конфетка, а не тачка! "Форд-виктория" пятьдесят четвертого года, на нем жена ездит. Она мне, конечно, глаза выцарапает, если я его заберу, но что делать? Этот "форд" стоит как минимум триста. Двухцветный, кремово-синий, дверцы белые, печка, радио.
– В Рино я бы за эти деньги мог найти что-нибудь получше.
– Но ты не в Рино. И не в Венеции, – сказал Юргенсен. – Лучшего у меня все равно сейчас нет. Хочешь, бери машину совсем, а хочешь, катайся, пока не соберу тебе денег. Меня бы, честно говоря, больше устроил второй вариант. Так легче будет сладить с Хелен.
– Ладно, договорились. Где машина?
– В гараже за моим домом, Гавиота-роуд, шестьсот тридцать один. На ней неделю не ездили – Хелен гостит у матери в Денвере, – так что не удивляйся, если не сразу ее заведешь. Вот ключи. Собираешься побыть у нас в городе, Джо?
– Или где-нибудь поблизости.
– Зайди недели через две. Не исключено, что деньги уже будут. И береги тачку, а то Хелен решит, что я ее в покер проиграл. Впрочем, она меня и так перепилит. – Юргенсен махнул рукой. – Ты отлично выглядишь, Джо!
– "Пораньше вставай и пораньше ложись – будешь красивым и сильным всю жизнь".
– Кто это тебя научил?
– Братья и Сестры из Башни Духа.
Брови Юргенсена поползли вверх.
– Ты что, в религию ударился?
– С нездешней силой. Спасибо за машину. До встречи!
Машина завелась легко. Он доехал до автостанции, заправился, подлил масла и распростился с первой двадцатидолларовой бумажкой Сестры Благодать. Затем спросил у заправщика, как добраться до Чикото.
– Я бы поехал по сто первой дороге до Вентуры, а там свернул на девяносто девятую. Так длиннее, зато не застрянете, как на сто пятидесятой, которая каждые триста метров петляет. Купоны собираете, сэр?
– Могу начать.
Как только Куинн отъехал на несколько километров от моря, он пожалел, что не отложил поездку на вечер. Голые холмы, чередующиеся с лимонными и ореховыми рощами, дрожали в солнечном мареве, а воздух был таким сухим, что сигареты, купленные в Сан-Феличе, лопались у него в руках. Он попытался остудить себя воспоминаниями о Сан-Феличе, о прохладном ветерке с океана и о гавани, утыканной парусами, но от этого контраста ему сделалось еще хуже, и он сдался, перестав вообще о чем либо думать. До Чикото Куинн добрался в полдень. С тех пор как он был здесь в последний раз, городок вырос, но не в высоту, и изменился, но, увы, не к лучшему. Окруженный нефтяными скважинами и населенный людьми, которые целиком от них зависели, он лежал плоский, коричневый и твердый, как пирог, который кухарка забыла вынуть из духовки. Вдоль улиц росли чахлые, какие-то неуместные здесь деревья. Они отделяли новые дома от старых, развалившихся хибар. Дети, копошившиеся на брошенных, заросших сорняками участках, были такими же веселыми, как и их сверстники, играющие на чистом белом песке пляжей Сан-Феличе. Но в подростках Куинн заметил напряженность и неприкаянность, вызванные слишком легким и быстрым подъемом от бедности к богатству. Они бесцельно колесили по улицам в новехоньких машинах и заезжали только в кафе и кинотеатры для автомобилистов, предпочитая не покидать своих убежищ на колесах, как солдаты, не вылезающие из танков на территории врага.
Куинн купил необходимые ему вещи в ближайшей аптеке, снял номер в мотеле неподалеку от центра города и пообедал в кафе, где было так холодно от кондиционера, что он поднял воротник пиджака.
Покончив с едой, он зашел в будку телефона-автомата, стоявшую тут же, в кафе, и прочитал в справочнике, что Патрик О'Горман живет по адресу: Кедровая аллея, 702.
"Вот и все, – подумал Куинн со смешанным чувством облегчения и досады. – О'Горман по-прежнему находится в Чикото, а я играючи заработал сто двадцать долларов. Утром заскочу в Башню к Сестре Благодать, сообщу ей адрес – и в Рино".
Дело оказалось очень простым, и эта простота настораживала. Если он так легко все узнал, почему Сестре Благодать нужно было напускать столько тумана? Почему она не попросила Брата Венец позвонить О'Горману из Сан-Феличе или хотя бы посмотреть его адрес в том же справочнике, который имелся в библиотеке и на телефонной станции? Куинн был уверен, что ей это приходило в голову. По ее собственным словам и по его наблюдениям – она вовсе не была простушкой. И тем не менее она заплатила сто двадцать долларов за сведения, которые могла бы получить, истратив всего лишь два на телефонный звонок.
Он бросил в щель монету и набрал номер О'Гормана.
Ответила девочка, прерывисто дыша, будто бежала к телефону сломя голову.
– Алло!
– Здесь живут О'Горманы?
– Да.
– Могу я поговорить с мистером О'Горманом?
– Ричард не мистер, – хихикнула девочка. – Ему всего двенадцать лет.
– Я имею в виду твоего отца.
– Моего о?.. Подождите, пожалуйста.
С другого конца донесся неясный шум, а затем женский голос холодно и раздельно произнес:
– С кем вы хотите поговорить?
– С мистером Патриком О'Горманом.
– Сожалею, но его... его нет.
– Когда он будет?
– Никогда.
– А вы не подскажете, по какому телефону я могу ему позвонить?
– Мистер О'Горман умер пять лет назад, – сказала женщина и повесила трубку.
Глава 3
Район, в котором находилась Кедровая аллея, явно знавал лучшие времена, однако и сейчас старался сохранить приличный вид. Дом семьсот два окружали полоски тщательно подстриженного газона. В середине одного цвел белый олеандр, в середине другого росло апельсиновое дерево, вперемежку покрытое плодами и цветами. К дереву был прислонен мальчишеский велосипед. Казалось, что владелец бросил тут его впопыхах, найдя себе более увлекательное занятие. Окна маленького отштукатуренного дома были затворены и плотно завешены изнутри портьерами. Кто-то совсем недавно полил дорожку и террасу. От лужиц шел пар, они исчезали на глазах.
Вместо звонка к входной двери была привинчена старомодная медная, начищенная до блеска львиная голова с дверным кольцом, в которой Куинн увидал собственное крошечное, искаженное отражение. Как ни странно, оно чем-то соответствовало его представлению о себе.
Женщина, отворившая дверь, была, как и дом, маленькой, аккуратной и немолодой. Фигура у нее по-прежнему была стройной и лицо миловидным, но вид такой отрешенный, будто она сбилась когда-то с пути и никак не найдет дорогу назад.
– Миссис О'Горман? – спросил Куинн.
– Да, но я ничего не куплю.
"И вряд ли продашь", – подумал Куинн, но вслух произнес:
– Я Джо Куинн. Мы с вашем мужем дружили когда-то.
Она не то чтобы смягчилась, но взглянула на него почти с интересом.
– Это вы сейчас звонили?
– Да. Я не знал, что он умер. Это ужасно. Я пришел, чтобы выразить свои соболезнования и извиниться, если мой звонок вас расстроил.
– Спасибо. Простите, что я сразу повесила трубку. Но в Чикото все... все знают о Патрике, и я подумала, что это чья-то неуместная шутка.
"Все знают о Патрике. Туманное высказывание", – подумал Куинн, отметив заодно и едва заметную паузу, предшествовавшую этим словам.
– Где вы познакомились с моим мужем, мистер Куинн?
На этот вопрос трудно было дать уклончивый ответ, и Куинн попытался найти самый безопасный.
– Мы с Патом вместе служили в армии.
– Да? Что ж, входите! Я как раз приготовила детям лимонад. Они сейчас должны прийти.
Гостиная была небольшой и казалась еще меньше из-за ковра и обоев, наклеенных до самого потолка. Миссис О'Горман – или мистеру О'Горману? – нравились розы: большие алые цветы красовались на ковре, розовые и белые – на обоях. Вмонтированный в окно кондиционер громко гудел, но в комнате стояла духота.
– Садитесь, мистер Куинн.
– Спасибо.
– И расскажите мне о муже.
– Я надеялся, что вы о нем расскажете.
– Нет, вы перепутали, – усмехнулась миссис О'Горман. – Когда человек приходит, чтобы выразить соболезнования вдове старого боевого друга, он обычно предается воспоминаниям. Вот и предавайтесь, я вас внимательно слушаю.
Куинн отвел глаза.
– Вы, я вижу, застенчивы, мистер Куинн. Помочь? Вот хорошее начало: "Никогда не забуду, сидим мы как-то..." Или вы предпочитаете более захватывающий сюжет? Например: немцы наступают в несметном количестве, а вы истекаете кровью в подбитом танке, и рядом никого нет, кроме верного друга Пата О'Гормана. Подходит?
Куинн покачал головой.
– Нет. Я не воевал с немцами. Только с корейцами.
– Вот как? Тогда поменяем декорации. Место действия Корея. Хотя подбитый танк и тут сгодится.
– Что вас так волнует, миссис О'Горман?