Ника решила, что кое-какую репутацию себе она создала, и повернулась к своему "жениху".
      Он небрежно вытянул саблю вперед. Ника легонько постучала по ней шпагой, как бы пробуя крепость его руки. Матрос отмахнулся. Он не собирался всерьез драться с девчонкой, просто хотел выбить шпагу из ее рук. Однако Ника поймала эфесом конец его сабли, чуть отвернула ее в сторону и опять ударила его шпагой, но уже по другой щеке.
      Вот только сейчас до добра молодца дошло, что с ним не шутят, что девчонка на самом деле умеет драться и приглашает его всерьез. Он отступил на шаг, завернул правый рукав куртки до локтя и сделал первый пробный выпад. Рука его была, разумеется, посильнее руки Ники, саблей он владел лучше, нежели языком; чтобы отклонять его прямые выпады, Нике приходилось захватывать конец сабли почти эфесом, приходилось сближаться, на отступление уже не хватало времени, и она уходила вбок. Она могла закончить эту игру одним ударом, но ей просто жалко было своего "жениха".
      "Ах, какой теленочек!"
      Так они описали круг по палубе. Для Ники поединок трудностей не представлял, нужно только следить, чтобы не запнуться за швы палубного настила, залитые смолой.
      Но зрители не принимали Нику всерьез. Послышались шутливые подбадривающие возгласы, видимо, не обошлось и без насмешек. Матрос разгорячился, и вот тут Ника остановила его точным ударом в правое предплечье.
      Она попала, куда хотела, чуть повыше локтевого сустава, и сабля, конечно вывалилась из его руки. Он хотел было поднять ее, но Ника отбросила саблю носком туфли в сторону.
      Матрос прижал рану левой ладонью. Лицо его было растерянным. Из-под пальцев на палубу закапала кровь. Зрители поутихли - смеяться было не над чем. Кто-то помог раненому стянуть рубаху, руку замотали грязной тряпкой. "Вот черти, - даже бинтов у них нет!" Ника не беспокоилась за парня, рана неопасная, молодой, здоровый - заживет? Да и что ей оставалось делать?
      Но представление закончено еще не было, это она понимала.
      Опять, перехватив шпагу в левую руку, она повернулась к зрителям и сказала громко, зная, что рыженький переведет ее слова:
      - Кто из вас докажет мне, что он настоящий мужчина и владеет оружием не хуже меня? Обещаю, тогда я приму все его условия безоговорочно.
      Ника считала, что она мало рискует, делая такое ответственное заявление. Она видела, что здесь простые грубые рубаки, рассчитывающие больше на силу, а не на ловкость. Она была опытная спортсменка и была уверена, что, если будет осторожной и аккуратной, то опасность ей не грозит.
      Правда, испанка могла придумать что-либо другое, но об этом лучше пока не размышлять.
      После ее слов матросы опять затолкались, загорланили, хотя насмешек уже не было, но желающие получить "жену" имелись, и не один. Однако впереди всех выступил тот самый крепыш с заплывшими глазками. Он решительным жестом остановил остальных претендентов, видимо, пользовался здесь каким-то авторитетом - спорить с ним не стали. Он подошел к Нике, оглядел ее с усмешкой, что-то сказал товарищам. Ника повернулась к переводчику, но тот только смущенно пожал плечами и отказался переводить.
      Она недобро взглянула на своего противника, а он опустил правую руку и, оттопырив большой палец, неожиданно и сильно ткнул Нику в живот.
      Злость нахлынула на Нику, как вода. У нее даже перехватило дыхание. Не слыша шумной радости окружающих, она повернулась к обидчику спиной, чтобы удержаться от нестерпимого желания ударить его шпагой.
      Проткнуть его толстое противное брюхо!..
      Не обращая на нее внимания, матрос тем временем выбрал себе оружие тяжелую шпагу с решетчатой чашкой, которой можно было захватить конец шпаги противника и отломить его. Он вышел на середину круга. Ника все еще не поворачивалась к нему лицом. Тогда он шлепнул ее шпагой.
      Веселье зрителей продолжалось.
      А матрос уверенно подмигнул им, предлагая посмотреть, как он разделает сейчас эту девчонку.
      Ника еще раз вздохнула поглубже. Краска гнева медленно сходила с ее щек, и последние сомнения исчезли у нее... Хорошо, краснорожая скотина, сейчас ты у меня перестанешь посмеиваться, черт бы тебя побрал!.. Черт бы тебя побрал!..
      Она медленно переложила шпагу из левой руки в правую.
      Если бы Петрович увидел сейчас ее лицо, он бы сказал "стоп!" и послал ее на скамеечку успокоиться. А матросу посоветовал бы с ней не связываться, пока у нее в руках боевая шпага, а не фехтовальная рапира с тупым наконечником.
      Но Петровича не было, а матрос, естественно, ни о чем таком страшном и не думал.
      "Для начала ты у меня перестанешь ухмыляться, скотина!"
      Она сама пошла вперед. Матрос было прижал ее шпагу сверху, сделал короткий резкий выпад. Чуть заметным движением эфеса Ника отклонила удар, шпага противника только скользнула по ее рубашке, зато конец ее шпаги коснулся его щеки.
      Матрос отступил.
      Улыбаться он уже перестал. У него хватило соображения понять, что девчонка не промахнулась, что она могла ударить его в лицо, но почему-то не сделала этого. Возможно, он успел подумать, что победа ее над молодым матросом не случайна, что он ввязался в историю, которая может плохо закончиться для него. Что ему нужно быть настороже, суметь ударить первому.
      Это была его последняя мысль...
      Шпаги скрестились, чуть позвякивая друг о друга...
      КЛИМ
      1
      Клим после ухода Ники так и не заснул.
      Он полежал еще несколько минут в полудремотном состоянии, потом сознание вдруг разом вернуло его к необычайности происходящего, он тут же повернулся на спину и открыл глаза.
      По потолку каюты, отражаясь от морской зыби, прыгали веселые разноцветные солнечные зайчики, их блики падали через открытое окно.
      Клим прислушался к себе, голова еще была тяжелая, как после хорошего нокдауна. Он осторожно пощупал ссадину на виске, поморщился. Это надо же, как его шарахнуло!
      А где Ника?
      И чего он здесь разлегся, как настоящий больной?
      Он перебросил ноги через край лежанки и сел. На полу стоял кувшин, Клим заглянул в него, поболтал - похоже, там была вода. Он сделал пару хороших глотков - вода чуть отдавала ржавчиной. Вытер лицо рукавом рубашки.
      Дверь каюты была распахнута настежь. В коридоре еще лежали обломки досок каютной переборки.
      Клим вспомнил, как вздрогнула "Аркебуза", когда в ее борт ударило ядро... Дешево отделался - попади ядро чуть ближе к дверям. Интересно, каким бы он тогда дернулся в двадцатый век?
      Он поднялся с лежанки и выглянул в окно.
      Тумана на море не было. Ветра тоже не было. Черный трехмачтовый корабль, который обстрелял их вчера, медленно покачивался на пологой волне, до него было не менее километра. Верхние порты были открыты, медные жерла пушек тускло поблескивали на солнце. Паруса на реях свисали, как простыни, повешенные для просушки. Какой был флаг на корабле, Клим разглядеть не мог.
      Кажется, Ника перед уходом сказала, что корабль захватили испанцы. Тогда где эти испанцы, и где она сама? Куда она ушла? Нечего ей делать у испанцев...
      С палубы до него донеслось позвякивание.
      Никак не связывая эти звуки с отсутствием Ники, даже не задумываясь о природе такого звяканья, Клим отправился ее искать. Перешагнув через обломки досок в коридоре, он подошел к лестнице, поднялся на несколько ступенек... и остановился.
      Как Нике, так сейчас и ему мысль о театре пришла первой, настолько все то, что он увидел на палубе, походило на сценическое представление или киносъемку по мотивам романтических историй средневековья. Первой Клим разглядел женщину, она стояла спиной к нему - он только чуть различал ее профиль и смуглую щеку, покрытую завитками черных волос. В красном платье с черной кружевной шалью, наброшенной на плечи, она вполне походила на Кармен, какой ее описал Мериме.
      Рядом с женщиной привалился к стене каютной надстройки такой же смуглый и черноволосый мужчина в замшевой куртке, в сдвинутой на ухо зеленой шапочке с лихо торчащим перышком. Это был, конечно. Робин Гуд, только с испанской внешностью, правда, ему не хватало доброго лука и колчана со стрелами, зато вместо них из-за пояса высовывалась рукоятка пистолета.
      И Кармен, и Робин Гуд смотрели в одну сторону. Клим поглядел туда же.
      И увидел Нику.
      Со шпагой и в боевой позиции - против нее - коренастого плотного матроса тоже со шпагой. На окружавшую их живописную толпу зрителей Клим уже не глядел. Он задержался взглядом на лице Ники, вспомнил слова ее тренера Петровича и тут же догадался, что сейчас произойдет.
      Кармен крикнула по-испански:
      - Чего ты боишься, дурачок!
      Подстегнутый насмешкой, матрос резким движением, отбил шпагу Ники вверх и кинулся вперед.
      А Ника нырнула под его удар.
      Она нагнулась так низко, что коснулась левой рукой палубы, встречное движение ее было настолько быстрым, что Клим не успел заметить, ударила ли она в ответ. Но матрос вдруг замер на месте... тряхнул головой, как бы отгоняя муху и тут же со стуком упал перед Никой на оба колена и ткнулся лицом в палубу.
      Отступив на шаг, она смотрела на него сверху, как бы удивляясь, как бы не догадываясь, что произошло. И хотя рука матроса все еще сжимала шпагу, Клим понял, что попала Ника точно и матрос уже мертв.
      Присутствующие, видимо, еще не догадывались ни о чем. Все замерли на своих местах, недоуменно поглядывая то на Нику, то на матроса, скорчившегося у ее ног.
      Надо отдать должное Кармен - она оценила положение быстрее всех.
      Не раздумывая, она тут же выдернула из-за пояса Робин Гуда пистолет, умела взвела курок. Быстро прицелилась в Нику, но Клим концами сильно сжатых пальцев толкнул женщину в локоть и следом за выстрелом услышал визг пули, которая ударилась в ванты и унеслась в море.
      Робин Гуд тоже действовал быстро и решительно. Не тратя время на разглядывание Клима, он подхватил выпавший из рук Кармен пистолет, замахнулся... только Клим оказался проворнее - зубы Робин Гуда звонко чавкнули, и он покатился по палубе, прямо на груду сваленного у борта оружия. А Клим тут же пожалел, что не ударил посильнее, так как Робин Гуд вскочил, прихватив с палубы мушкет.
      - Плохо дело! - мелькнуло в голове у Клима. - Пожалуй, он успеет выстрелить раньше, чем я до него дотянусь...
      События быстро следовали одно за другим, на размышления не оставалось времени. Поймав Кармен за локоть, Клим развернул ее навстречу поднявшемуся дулу мушкета. Испанка запоздало рванулась, но он только чуть сильнее сжал ее локоть, и женщина со стоном запрокинулась назад.
      - Спокойнее! - сказал он. - Я могу сломать вам руку. Ника, ко мне!
      Кто-то попытался Нику задержать, но она только подняла шпагу, и перед ней отступили.
      Женщина уже не вырывалась, стояла, откинувшись спиной Климу на грудь. Он отклонился чуть вбок, чтобы ее волосы не лезли ему в глаза, и следил за Робин Гулом, который по-прежнему держал их под прицелом мушкета. По перекосившейся от боли и гнева физиономии можно было заключить, что на мирные переговоры он не пойдет.
      И тут среди оторопелой тишины послышался грубый и решительный голос:
      - Оливарес! Не вздумай стрелять. Ты убьешь жену, дурень!
      Верхом на борту, спустив одну ногу на палубу, сидел пожилой, грузный человек в черной плюшевой безрукавке, надетой на тонкую батистовую рубашку с неизменными кружевами на воротнике. Лицо его было багровым, он тяжело дышал, видимо, ему стоило больших усилий подняться по веревочной лестнице на борт "Аркебузы".
      - Упади грот-мачта на ваши головы, бездельники! Кто, в конце концов, поможет мне перебраться через борт?
      - Капитан Кихос! - тут же засуетились матросы. - Капитан Кихос!
      Кто-то кинулся к капитану, помогая ему спуститься на палубу. Подкатили бочонок, вместо стула, даже обмахнули рукавами его днище, прежде чем усадить капитана Кихоса. Клим не мог не отметить, что вся эта отпетая матросня, если и не уважала, то, во всяком случае, побаивалась своего капитана, - удивительного здесь ничего не было - в семнадцатом веке нравы капитанов не отличались мягкостью, а их власть над матросами, практически, границ не имела.
      Пока капитан Кихос устраивался на бочонке, сеньор Оливарес весьма неохотно прислонил мушкет к борту.
      Клим выпустил локоть женщины.
      Она повернулась и некоторое время разглядывала его своими черными миндалевидными глазами, в которых выражение боли уже уступило место любопытству.
      Капитан Кихос перевел дух.
      - Ты здесь за капитана, Оливарес. Потрудись объяснить, что происходит на доверенном тебе корабле?
      Оливарес угрюмо потер распухшую щеку и помолчал.
      Климу уже нетрудно было сообразить, что сейчас от капитана Кихоса зависит многое. Обняв Нику за плечи, он выступил вперед, повторил свою легенду их появления на "Аркебузе", добавив, что матросы Оливареса вздумали глумиться над его сестрой, пока он лежал в каюте и не мог ее защитить.
      Клим говорил с капитаном Кихосом без переводчика и считал, что и здесь, среди испанцев, его не заподозрят в обмане, если он выдаст себя и Нику за англичан. Выслушав его, капитан Киксе сердито насупил седые мохнатые брови.
      - Ты глупец, Оливарес! - вздохнул он. - И разума в тебе не больше, чем в годовалом теленке. Мы идем в Порт-Ройял, на Ямайку, и хозяин там английский герцог Арбемарль, а ты издеваешься над его соотечественниками. Тебе бы самое время извиниться перед ними, но ты никогда не умел этого делать. Но о тебе разговор потом. А вот это что такое?
      Убитый матрос все еще лежал на палубе. Никто к нему даже не подошел.
      Шпага была у Ники в руках.
      - Вытри, - показал на шпагу Клим. - Кровь.
      Возможно, Нике послышались нотки осуждения в его голосе, она упрямо прикусила губу. Наклонилась к убитому и вытерла шпагу о его куртку.
      "Ну и ну!" - только и подумал Клим.
      Однако отвечать капитану Кихосу было нужно. Ника рассказала. Клим перевел на испанский, и капитан Кихос глянул на женщину в мантилье.
      - Оливарес до такого, конечно бы, не додумался. Это, видимо, твоя затея, Долорес? Я правильно догадываюсь?
      Та молча повернулась к нему спиной.
      Капитан Кихос ухмыльнулся. Затем придирчиво, с сомнением, оглядел Нику.
      - Ты говоришь, мой мальчик, - обратился он к Климу, что твоя сестра собственноручно уделала и этого молодца? Девчонка ростом чуть побольше своей шпаги, а управилась с двумя рослыми молодцами. Я, признаться, не то что не видел ничего похожего, но и не слыхал о таком. Может быть, Оливарес набрал себе никудышных бойцов, которые не отличат шпагу от вертела, на котором жарят поросят. Но ты сам, Оливарес, из дворянской семьи, я видел тебя в деле. Окажи услугу, я, так и быть, прощу твое самоуправство, составь компанию девчонке. На самом ли деле этот комарик умеет так больно кусаться?
      Сеньор Оливарес без особой охоты принял предложение капитана - отказ могли расценить как трусость. Присутствующие оживились. Кто-то уже бросил Оливаресу шпагу, он поймал ее на лету.
      - Только ты не очень, - покосился на него капитан Кихос. - Девчонка все-таки... А вы, ребятки, уберите-ка этого, как его звали?.. Ах, Эстебан. Откуда он?.. Из-под Валенсии? Ну, пусть Господь примет его душу и определит ему место в чистилище.
      Матросы оттащили убитого к борту. Кто-то замыл мокрой тряпкой кровавое пятно на палубе.
      Оливарес сбросил свою куртку и остался в одной рубашке. Как заметила Ника, рубашка на нем была чистая - Долорес, видимо, следила за одеждой своего мужа. Он вышел на середину освободившейся палубы, холодно кивнул Нике. Она ответила тем же.
      Зрители расположились поудобнее, кое-кто залез даже на ванты - на зрелище матросам сегодня определенно везло.
      Сеньор Оливарес поднял шпагу, и Клим сразу забеспокоился:
      - Ника! - сказал он по-русски. - Ты смотри, будь осторожнее. У него шпага длиннее твоей. И вообще...
      - Ладно, Клим. Думаю, сеньор Оливарес не такой уж там искусник, пусть он и дворянин, и учился у самого кавалера де Курси. Нельзя же отказывать капитану Кихосу в спектакле, который он заказал.
      Ника небрежно перебросила шпагу из левой руки в правую.
      "Вот девчонка!" - проворчал про себя Клим. - "На публику играет..."
      А через какую-то минуту холодная усмешка исчезла с лица сеньора Оливареса, и защищаться ему пришлось всерьез. Он стиснул зубы, покраснел от стыда и злости. Пользуясь длиной руки и шпаги, он уходил от сближения, он уже понял, что победа этой девчонки в двух поединках была не случайной и, рассчитывая поймать ее на контратаке, делал коварные прямые выпады. А Клим смотрел со страхом и тревогой, понимая, что если хоть один удар Оливареса попадет в цель, то он проткнет Нику насквозь. И кресло дона Мигеля вернет ее в двадцатый век уже мертвой...
      Тревога невольно появилась и на его лице, и Ника, как ни была занята поединком, это заметила. Уходя от прямых ударов сеньора Оливареса, она сделала круг и, поравнявшись с Климом, сказала:
      - Не беспокойся ты! Сеньор Оливарес далеко не мастер... - она опять ушла в бок, и шпага Оливареса только коснулась ее рубашки, - работает на уровне областных соревнований, не более... В сборную республики Петрович бы его не взял...
      И она сама резко пошла на сближение с Оливаресом, острие ее шпаги замелькало перед его глазами. Оливарес отступил, капельки пота выступили на его лбу, отступил еще... еще... и вдруг упал, поскользнувшись на мокром месте палубы.
      Ника опустила шпагу.
      И тут капитан Кихос захохотал.
      Он долго не мог выговорить ни слова и только хлопал себя ладонями по коленям:
      - Ох, хо-хо!.. Оливарес... скажи ей спасибо, что пожалела твою физиономию и не нарисовала на ней пару крестов, хотя и могла это сделать... Ай да комарик! Ох, хо-хо!..
      Внезапно он оборвал смех, ухватился за левый бок. Лицо его побагровело еще более, он качнулся и, наверное, упал бы с бочонка, но Клим оказался возле него раньше всех. Он придержал капитана за плечи. Ника подняла бессильно повисшую руку.
      - Сердечный приступ, похоже, - сказала она. - Нитроглицерину бы.
      - Ну, знаешь. Нитроглицерин еще не придумали.
      - Тогда коньяку глоток.
      - Рому?
      - Хотя бы. Сосудорасширяющее, все-таки.
      Ника стала за спину капитана, сунула руку за ворот его рубашки, легко поглаживая грудь в области сердца. Сосредоточилась. "Психотерапия! догадался Клим. - А ведь и слово это произнесут лет этак через триста..."
      Уверенные действия Ники произвели впечатление не только на матросов даже сам сеньор Оливарес, забыв горечь своего поражения, пригляделся к ней с уважительной заинтересованностью. Рыженький переводчик принес в кружке ром, Клим поднес ее к губам капитана, заставил сделать глоток. И на самом деле капитан Кихос тут же задышал свободнее, приоткрыл один глаз, заглянул в кружку и допил остальное.
      - Хватит, хватит! - забеспокоилась Ника. - Клим, ему больше нельзя.
      Капитан Кихос выпрямился на бочонке.
      - Спасибо, мой мальчик. Это ты хорошо догадался насчет рома. Как бы мне встать?
      - Вам нужно лечь! - сказала Ника. - Приступ может повториться, и тогда будет совсем плохо. Лечь в постель. Ту бед... Клим, переведи!
      Клим перевел. Он добавил, что его сестра кое-что смыслит не только в шпаге. Он немного брал греха на душу, как ни малы были познания, которые Ника получила на уроках по сангигиене в спортивной школе, все же она знала куда больше любого здесь присутствующего.
      Капитан Кихос еще раз удивился.
      - Пресвятая богородица! Значит, ты, комарик, можешь не только жалиться?.. - опираясь на руку Клима, он тяжело поднялся. - Оливарес! Ты останешься на "Аркебузе", приведешь ее в Порт-Ройял. Девчонку и ее брата я заберу с собой, им не место среди твоих головорезов.
      - Клим, а как же кресло? - забеспокоилась Ника.
      - Не время возиться с ящиком. Да и в лодку не войдет. Поедем с капитаном. Потом придумаем что-нибудь.
      - Помоги мне спуститься в лодку, - сказал капитан Кихос. - Хотя, давай пропусти вперед твою сестру, а то как бы здесь случайно не выстрелил мушкет. Будь здоров, капитан Оливарес! Не забудь, пошли плотника заделать дыру в борту, если начнется волнение, не заметишь, как утонешь.
      В лодке капитана на веслах сидел один гребец. Клим сел рядом, взял второе весло. Подплывая к кораблю, он прочитал название:
      - "Санта". Святая, значит. Ну-ну...
      Он придержал лестницу, пока капитан Кихос тяжело карабкался наверх. Затем взглянул на Нику.
      - Чего ты? - спросила она.
      - Пытаюсь сообразить...
      - Потом сообразишь, лезь?
      - По правилам хорошего тона, спускаясь по лестнице, мужчина, кажется, должен идти впереди женщины. А когда поднимается, то позади, за ней. А вот как здесь, на море?
      - Будет тебе, соблюдать этикет. На мне же не юбка. Придержи лестницу, чтобы не болталась, я полезу вперед.
      2
      Сеньор Оливарес с женой занимали на "Санте" две смежные каюты, обставленные тяжелой мебелью, украшенной медными тиснеными накладками. На окнах висели шелковые занавески. Клим удобно устроился на широком табурете, обтянутом цветной кожей. Ника забралась с ногами в кресло. Шпагу она все же держала в руках.
      - Вообще-то, - заметил Клим, - это кресло предназначено для мужчин. Женщинам здесь положен табурет.
      - Даже так?
      - Именно так. Каждая уважающая себя женщина носит не такие штанишки, как на тебе, а - кринолин. Вот этакий! Как бы ты сумела в нем взгромоздиться на кресло?
      - Кринолина мне здесь только и не хватало... а может, ты оставишь свое балагурство? Тебе не о чем поговорить серьезно?
      - Хорошо, - мирно согласился Клим. - Поговорим серьезно. Подведем, так сказать, итоги. А ты пока отложи в сторону свою шпагу. И чего ты за нее уцепилась, как настоящий мушкетер? Давай, я ее поставлю в угол, вот так... Здесь, у капитана Кихоса, тебя уже никто не тронет. Да и я рядом, и почти в форме, - он потрогал ссадину на лбу. - Это же надо, как меня хлопнуло. Напугалась, наверное?
      - Еще бы! Я думала, тебя убило доской.
      - Так уж сразу.
      - Лежишь, глаза закатил. А я одна.
      - Зато потом, кажется, кавалеров вокруг тебя собралось достаточно. Ты не могла бы мне рассказать о своих успехах подробнее?
      Он выслушал, поинтересовался деталями.
      - Бедный сеньор Оливарес.
      - Пожалел?
      - А почему бы нет? Сначала ты его шлепнула, потом я.
      - А до тебя - его жена.
      - Видишь, и все по одному месту. Значит, эта самая Кармен...
      - Долорес.
      - Ну, Долорес. Она предложила тебя в премию своим молодцам?
      - Тебе, вижу, смешно?
      - Не то чтобы смешно. Скорее - непривычно. У нас, согласись, не принято передовиков производства награждать девушками. И что было дальше?
      - Меня разыграли в кости.
      - Еще интереснее.
      - Тогда я придумала сходить за шпагой.
      - Почему не сказала мне?
      - А чем бы ты помог? Их там десятка два, все вооруженные. Решила управиться сама. Первый мой жених... он быстро отказался от меня.
      - А второй еще быстрее. Я, как увидел твое лицо, вспомнил Петровича. Так и подумал, что парню будет плохо. Ты же убила его.
      Ника потупилась.
      - Видишь, Клим, он вел себя... неприлично очень. Я так разозлилась до чертиков. Да и на остальных. Ты не представляешь, как они...
      - Почему не представляю? Очень даже представляю. Что ты таких скотов в нашем веке не видела?
      - Видела, но там они меня не трогали. А эти... да я бы их всех!
      - Ну, ну, успокойся.
      - Ох, Клим... Что-то я на самом деле здесь злющая стала. Это, наверное, все мои предки виноваты. Поди, пираты были какие, черноморские флибустьеры. Тебе вот хорошо.
      - Что ж, мои предки, как думаю, действовали больше молитвой.
      - А ты - кулаком. Тебе не стыдно?
      - Стыдно, конечно. - Клим погладил суставы пальцев правой руки. Понимаешь, некогда было молиться-то. Влепила бы тебе пулю эта самая Кармен.
      - Долорес.
      - Пусть - Долорес. И сеньор Оливарес тоже хорош. Порядочки у них, чуть что, сразу за пистолет.
      - Не пора нам уносить ноги, пока целы?
      - Надо подумать, как кресло выручить у Оливареса.
      - А если там в него кто заберется и ручку повернет?
      - И ничего не будет. Ручка-то тоже воображаемая. Это в том случае, если верно все, что я тебе рассказал.
      - А у тебя все верно?
      - Это я и сам хотел бы знать. Думаю, реальным остается одно: мы с тобой сидим в кресле, в ящике, который плывет где-то у берегов Кубы. Сидим и грезим. А здесь нас нет.
      - А там? Если ящик захлестнет волной.
      - Генератор, как я полагаю, работает на электрической энергии. Морская вода замкнет схему, генератор выключится, и мы очнемся, только уже в воде.
      - Но утонуть, умереть, повредиться здесь нам никак нельзя. Даже в воображении.
      - Это я уже поняла. Страшновато, конечно, - век уж очень опасный. Ни тебе "скорой помощи", ни милиции. Месткома - и того нет. А если мы кресло потеряем?
      - Тогда так и останемся здесь, - перешел на шутку Клим. - Будем жить. Женимся. Пойдут у нас высококультурные дети, гены, все-таки...
      - Гены... женимся... Ты соображаешь, что говоришь?
      - А ты соображаешь, что я шучу?
      - Шуточки у него...
      - А что, надеюсь, у тебя там мужа нет?.. Ну, ладно, ладно, успокойся. Не буду я на тебе жениться, я же твой брат все-таки.
      Найду себе мулаточку, черненькую, пухленькую... ласковую. Не такую злюку. А тебя выдам замуж за пирата Моргана. Тем более он уже не пират, а почтенный лорд. Не помню вот только, живой он или нет...
      Дверь в каюту приоткрылась без стука. Просунулась лохматая голова матроса.
      - Что? - переспросил Клим. - Сейчас придем! Ника, капитану Кихосу опять плохо.
      - А почему он зовет нас?
      - А кого ему еще звать? "Скорой помощи", как ты сама сказала, в этом веке нет, на корабле - тем более. Да что "скорая помощь", у них на кораблях, уверен, простой валерианки не падешь.
      - Чем мы ему поможем?..
      - Опять ром?
      Рому больше нельзя. Этот приступ, наверное, рецидив после той порции.
      - Рецидив?.. Слушай, а ты как в медицине, хоть сколько-нибудь?..
      - Я - нет. У меня папа - заслуженный врач республики.
      - Что ты говоришь? Тогда ты здесь, по меньшей мере - кандидат медицинских наук. Пошли. Если капитан Кихос умрет - осложнений у нас, чувствую, прибавится.
      3
      Капитан Кихос лежал на постели, закинув голову на подушку. Лицо его опять было синюшным, глаза закрыты. Дышал он тяжело и с хрипом. Сознание он уже потерял. Как ни малы были познания Ники, она понимала - нужно что-то делать, иначе капитан Кихос этого приступа не переживет.
      В каюте находились трое его помощников. Двое из них курили трубки.
      - Дымят, дьяволы! - выразилась Ника. - Клим, открой пошире окошки. Я буду втолковывать этим дубам основные правила неотложной помощи при сердечных приступах. А ты мне помоги.
      - Основные правила?.. Что ж, давай втолковывай.
      На табурете возле кровати капитана сидел пожилой моряк с пышными бакенбардами. По тому, как он сидел, а двое других стояли. Ника рассудила, что он здесь старший, и начала воспитание с него. Тем более, что трубка у него была размером с кулак и дымила, как старинный паровоз.
      Ника постучала пальцем по трубке и отрицательно покачала головой.
      - Ноу!
      Она сказала по-английски, хотя с таким же успехом могла сказать и по-русски. Чернобородый моряк даже не взглянул на нее. Он только передвинул трубку в зубах и, озабоченно посматривая на капитана, выпустил клуб дыма прямо в лицо Нике. И тогда она просто выдернула трубку из его зубов и выбросила за окно.
      Чернобородый оторопело моргнул.
      Дерзость поступка вначале даже не уложилась в его сознании. Он ничего не понял. А когда понял, то его лицо тут же стало багроветь, и Клим подумал, что на корабле может появиться еще один сердечный больной. На всякий случай он подвинулся поближе. Чернобородый моряк вскочил. Клим ласково, но крепко взял его под руку.
      - Климент Джексон, - представился он. - Слушатель духовной академии.
      Клим не имел представления, есть в Глазго духовная академия или нет, рассчитывая, что моряку сейчас придется сообразить, кто с ним говорит и как ему нужно отвечать.
      - Пабло Винценто, - несколько оторопело отозвался он. - Второй помощник капитана.
      - Сеньор Винценто, - продолжал Клим. - Надеюсь, вы не хотите принести вред капитану Кихосу?
      - Какой вред... о чем вы?
      - Я так и думал. Конечно, вы уже догадались, что свежий воздух сейчас - лучшее лекарство бедному капитану. И вы правы - вам и вашим товарищам лучше всего покинуть каюту и там, на палубе, помолиться святой деве, чтобы она проявила милосердие к несчастному больному. А моя сестра тем временем попробует помочь ему.
      Пока Клим говорил. Ника расстегнула рубашку капитана, приложила ухо к его груди. Сердито махнула рукой на присутствующих, показывая, что они ей мешают. И так же, как и на "Аркебузе", ее уверенные действия произвели впечатление на неискушенных моряков. Они послушно вышли из каюты. Последним ушел старший помощник. Клим вежливо проводил его и закрыл дверь.
      Капитан Кихос не открывал глаз, лицо его из синего стало уже багровым.
      - Как бы не отдал Богу душу, - сказал Клим. - Что будем делать?
      - Попробую пустить ему кровь - старинное средство из семнадцатого века. Других лекарств нет.
      - А ты умеешь?
      - С утра только этим и занимаюсь.
      - Ладно, не пугай меня, а то убегу. Я серьезно.
      - Во всяком случае, я читала, как это делается.
      - Где читала? У отца в справочнике?
      - В своей библиотеке, у Стивенсона. В "Острове сокровищ". Помнишь, как доктор Ливси приводил в чувство пирата Билли Бонса?
      - Вообще-то, помню...
      - Подай мне свой нож. И налей в стакан чего покрепче.
      - Ты... хочешь выпить?