Хобо

Новый робот-автомат по продаже сигарет сразу стал популярным. У входа в подземку, где возвышалась его комичная фигура, всегда стояла толпа.

Худощавый, разбитного вида, в лихо заломленном котелке робот был сделан по образу и подобию профессионального бродяги — хобо, каким его рисуют «Семейный журнал» и прочие почтенные издания.

Хобо стоял в вызывающей позе, заложив руки в карманы, и слегка улыбался. Покупатель подходил, опускал пятицентовик в нагрудный карман робота и изо всех сил отвешивал ему оплеуху. Робот оставался неподвижным, лишь улыбка становилась шире. Чем сильнее была пощёчина, тем шире улыбка, раздвигавшая пластиковые щёки. Одновременно хобо вынимал руку из кармана и протягивал ударившему сигарету. Если удар оказывался недостаточным — вынималась левая рука с дешёвой трёхцентовой сигаретой «Лиссабон», если же оплеуха превосходила по силе определённую величину — правая рука бродяги протягивала счастливчику в два раза более дорогую сигарету «Кэмел».

Расчёты и эксперименты убедительно показали, что статистика была в пользу компании, выпустившей робота-хобо. Несмотря на то, что иные зеваки часами упражнялись в пощёчинах на механическом бродяге, сравнительно редко кому удавалось завоевать заветную «Кэмел».

На следующий день у входа в подземку стояло уже два механических хобо. Толпа отхлынула теперь ко второму, так как он был гораздо совершеннее первого: первый сносил оплеухи бесстрастно, и улыбка на его лице казалась как бы приклеенной, второй же после каждой пощёчины корчил такие уморительные рожи, что толпа покатывалась со смеху. Надо сказать, что второй робот был совершеннее первого ещё и в том отношении, что независимо от силы удара он стойко протягивал только левую руку с трёхцентовой сигаретой, хотя исправно поглощал пятицентовые монеты. Но толпа не роптала: небольшая надбавка вполне окупалась богатой мимикой и отличной актёрской игрой механического бродяги.

Приличный господин в шляпе, уже полчаса тщетно пытавшийся выколотить «Кэмел», вдруг побледнел и отошёл в сторону: ему показалось, что ещё одна оплеуха — и продавец сигарет развернётся и отвесит увесистую сдачу.

Итак, успех второго робота был полным.

В самый разгар веселья подъехала крытая полицейская машина, из которой выскочили долговязый бобби и суетливый толстяк, размахивающий руками.

— Это наглая подделка конкурентов, — повторял толстяк, семеня рядом с полицейскими, — фирма считает, что нарушены принципы свободного предпринимательства. Я случайно проезжал… — начинал он снова свой рассказ.

Полицейский, не слушая, подошёл ко второму роботу, привычно раздвигая толпу.

— Этот? — кивнул он.

— Да-да-да, — закивал толстяк подобно заведённому болванчику.

И тут произошло неожиданное… Улыбка сползла с лица робота, он побледнел и вдруг кинулся бежать, расталкивая встречных. Но полицейский был начеку. В три прыжка он нагнал бродягу и, наградив его внушительным тумаком в спину, схватил за шиворот профессиональным движением. Бродяга, поняв бессмысленность сопротивления, съёжился и сразу обмяк.

Полицейский подвёл продавца к машине и, втолкнув его внутрь, с силой захлопнул дверцу.

— Уже четвёртый сегодня, — мрачно проговорил он, садясь в кабину. — И до чего они изобретательные, эти хобо!..

Тайна лаборатории низких температур

— Нет, сэр, что ни говорите, а не пойман — не вор, — сказал человек довольно потрёпанного вида, продолжая интересный разговор, прерванный барменом, принёсшим новую бутылку. — Ещё когда я служил в Уэстерне, на моих глазах произошла довольно загадочная история. Конечно, эту историю можно было бы раздуть бог знает во что. Но начальство предпочло замять её, и это было, пожалуй, самое разумное, я хочу сказать, самое разумное с точки зрения начальства.

Впрочем, судите сами.

Я знаю, среди широкой публики ходят довольно многочисленные слухи о страшных роботах, которых создаёт и воспитывает Уэстерн-компани. Могу отметить, что эти слухи, при всей своей бессмысленности, имеют, так сказать, реальную подоплёку.

Притом о многих вещах, которые происходят там, за толстыми стенами Уэстерна, публика не может и догадываться.

Да, так вот… Я хорошо помню день, когда в соседней лаборатории появился новый инженер. Звали его Алан Жантильи. Французская фамилия? Да, вероятно, он был француз. Во всяком случае, что-то в его облике было французское. Представьте себе молодого шатена с орлиным носом, в алом свитере, с длинными каштановыми волосами — и перед вами будет портрет Алана.

Здесь надо добавить, что внешний лоск и, я бы сказал, обаяние соединялись у нового инженера с совершенно невероятным упрямством. Ради того, чтобы настоять на своём, он мог пойти на что угодно.

Всё это я узнал впоследствии, когда увы! — было уже слишком поздно…

Алан Жантильи — мисс Шелла, секретарь шефа, дала ему прозвище «Каштан», которое прочно прилипло к новому инженеру, — Алан, говорю я, был назначен в лабораторию низких температур. Эту лабораторию отделяла от той, где работал я, лишь одна стенка, правда, полутораметровой толщины.

Низкотемпературщики отрабатывали в это время новый тип робота, который был заказан, по слухам, каким-то государственным ведомством. Этот робот… Как бы пояснить вам суть в двух словах… Вы знакомы с областью низких температур? Я имею в виду окрестность абсолютного нуля по Кельвину. Немного знакомы? Отлично. В таком случае вы, вероятно, знаете, что при сверхнизких температурах обычные запоминающие ячейки приобретают совершенно фантастические свойства. При микроскопических габаритах в такие ячейки может уместиться столько информации, что для её записи в обычных условиях понадобился бы целый небоскрёб размером со старый Эмпайр Стейтс Билдинг.

Альдор — так звали робота, о котором идёт речь — был буквально начинён информацией, но довольно своеобразной. Это были особые приметы лиц, которых Федеральное Бюро подозревало в подрывных намерениях. Любопытно, что блоки памяти были переданы в лабораторию низких температур под строжайшим секретом. И поверите, — я просто диву давался, глядя, как в течение нескольких месяцев информация с бесчисленных блоков памяти переписывается на один-единственный блок размером со спичечную коробку.

С самого начала Альдор невзлюбил, если можно так выразиться, нового сотрудника. Причём должен сказать, что нелюбовь эта была взаимной.

Не знаю, какие у Альдора были основания… Может быть, чьи-то особые приметы из его чудовищной памяти совпадали с чертами Алана? Может быть, и так. Я допускаю подобную мысль, но это, заметьте, только моё личное допущение.

Я сам видел однажды в приоткрытую дверь, как Алан двинул Альдора изо всей силы железной штангой по руке. Альдор и глазом не повёл, хотя по изменившемуся цвету его фотоэлементов я видел, что он испытывал сильнейшую боль.

Правда, и Альдор спуску не давал. Алан вечно жаловался, что робот ему не подчиняется. У меня даже составилось мнение, что Алан побаивается Альдора, хотя и не подаёт виду.

Вообще-то говоря, было чего бояться!

Здесь уместно описать Альдора. В отличие от большинства других роботов, похожих то на шар, то на шкаф, то вообще бог знает на что, Альдор был выполнен по образу и подобию человека. Именно таково было желание заказчика.

Просто жуть брала с непривычки, когда из глубины коридора показывался быстро шагающий навстречу детина двухметрового роста. Правда, он стандартно улыбался и предупредительно уступал дорогу. Но кто его знает, что у него было на уме! А ну как слегка тронет своей лапищей? Инженеры из соседнего отдела рассказывали мне, что когда Альдор ударяет в боксёрскую грушу, динамометр показывает, ни много, ни мало, — восемь тонн!.. И инженеры из нулёвки (так мы называли лабораторию низких температур) уверяли, что восемь тонн для Альдора — далеко не предел.

Всё радиохозяйство Альдора было упрятано в его грудной клетке, а манерно выгнутые ресницы представляли собой чувствительные антенны.

Большая сила соединялась у Альдора с дьявольской ловкостью. Ему не было равных среди роботов — я уже не говорю: среди людей ни на кольцах, ни на перекладине, ни на гаревой дорожке. Голы он забивал прямо-таки с математической точностью, а бил так, что мяч однажды после пушечного удара прорвал сетку. Нет, сэр, капроновую.

Сначала отношения Алана и Альдора напоминали игру. Робот всё время старался сделать Алану какую-нибудь пакость: то калошу припрятать, то пятно посадить на брюки, то просто подножку поставить. Но Алан был начеку.

Всех нас забавляла эта комедия. Мог ли я думать, что она обернётся драмой?..

Однажды Алан вышел на минутку из лаборатории, оставив на столе записную книжку. Когда он вернулся, записной книжки на месте не было. Альдор с независимым видом стоял в углу возле шведской стенки, и лишь ресницы-антенны, как показалось Алану, подрагивали больше обычного.

Сколько Алан ни пытался, он ничего не смог добиться от робота. Альдор упорно отмалчивался, уподобившись вдруг глухонемому. Робот даже перенёс смиренно несколько сильных ударов разъярённого Алана.

Не знаю почему, но Алан дорожил своей записной книжкой, и потеря расстроила его.

— Завтра взрежу мерзавца автогеном, — сказал он мне вечером, садясь в ядовито-лимонный «бьюик». — Я убеждён, что записная книжка у него!

Я посторонился, и машина Алана с шумом выехала из гаража, сразу взяв скорость.

Тут я должен сказать, что слух у Альдора… О, сэр, его слуху мог бы позавидовать самый совершенный акустический аппарат.

…А назавтра случилось такое. Алан Жантильи исчез. Официальная версия гласила, что он не вышел утром на работу. Действительно, Алан имел иногда обыкновение пропадать куда-то дня на два, на три. Но прошло четыре дня, а Алан всё не появлялся.

Как-то к шефу в кабинет проводили молодую женщину с заплаканными глазами, которая долго добивалась приёма. Мисс Шелла шепнула мне, что это жена Алана Жантильи.

Вскоре после этого было назначено расследование. Странное это было расследование! Проходило оно за закрытыми дверями, а в комиссию входили только любимчики шефа да его приближённые.

Я хотел хоть одним глазком заглянуть в нулёвку, но ничего не вышло: у двери стоял часовой с автоматом и никого не впускал.

Лишь примерно через неделю я увидел Альдора. Он показался мне отяжелевшим и постаревшим, если можно так выразиться. Робот стоял у окна, пристально глядя вниз, на волнистую крышу гаража, поблёскивающую под неярким осенним солнцем. С бьющимся сердцем я остановился рядом и окинул Альдора внимательным взглядом. И хотите — верьте, хотите — нет, сэр, но я заметил на его шершавой пятерне несколько красных ворсинок, того же цвета, что и пуловер Алана.

Куда он мог девать Алана? Если бы я знал!.. А может, мне померещилось, и никаких ворсинок на ладони Альдора не было? Ведь я так волновался: мудрено ли ошибиться?.. Да и потом, стоило мне только заикнуться!.. Компания безжалостна. Она вездесуща, как спрут, и всесильна, как сам господь бог. А бедному Алану это всё равно б не помогло. Мне почему-то кажется, что вы не сыщик компании. Такой уж у меня выработался нюх на сыщиков, право!

Да, немало тайн хранит Уэстерн, чтоб ему пусто было! Доброй ночи, сэр.

Двадцатый старт

С невыразимой тоской смотрю я на серебристую звёздочку, ярко горящую в чёрном небе. Это «Изабелла». Час назад она стартовала с Нептуна курсом на Землю. Я смотрю, смотрю неуставая на серебристую звёздочку, не будучи в состоянии вытереть солёную влагу, застилающую глаза.

Я являюсь как бы составной частью Крониуса, точнее — его мозгом. Этот дрейфующий корабль полностью и практически мгновенно подчиняется моим командам. Но такое послушание досталось мне дорогой ценой. Всё тело моё изрезано, и тысячи электродов и датчиков жадно приникли к каждому нерву.

…Это произошло давно. Я был тогда молод и работал инженером в Уэстерн-компани. Думаю, что эта компания не требует дополнительной рекомендации. Надо сказать, что в то время семью мою (а я довольно рано успел обзавестись семьёй) начала преследовать длинная цепь неприятностей. Начать с того, что во время манёвров с какого-то реактивного истребителя упал стабилизатор подвесной ракеты и разрушил коттедж, в котором мы жили. По счастливой случайности жены в этот момент не было дома — она относила дочурку на обязательную противолучевую прививку. Короче говоря, мы остались, в чём стояли. Пришлось мне брать у компании ссуду, хотя это и было связано с варварскими процентами. Плата за квартиру стала съедать чуть не половину заработка, и нам приходилось отказывать себе в самом необходимом. Затем пришла ещё горшая беда. Несмотря на все прививки, дочка всё-таки заболела лучевой болезнью. Знаете, ведь детский организм гораздо восприимчивей к радиации, чем взрослый… Плата за лечение… В общем, положение наше стало критическим.

И тут вызывает меня шеф и говорит:

— Я слышал, Гилмор, у вас финансовые затруднения?

— Небольшие, сэр.

— Гм, небольшие… — он переложил перед собой какие-то папки и продолжал. — А не хотели бы вы получать больше, Гилмор? Ну, скажем, раз в тридцать.

— На тридцать, сэр? — переспросил я. Мне показалось, что я ослышался.

— В тридцать раз. Курите, — он пододвинул мне богатую коробку, — сигары неплохие. Итак?

— Разумеется, сэр, — пробормотал я, — но… что я должен для этого делать?

— Сейчас объясню. Видите ли… Вы ведь хорошо знакомы с теорией интерференции биотоков?

— Это моя узкая специальность, сэр, — отвечал я, тщетно стараясь понять, куда клонит шеф. И тут он предложил мне такое…

— Фирма предполагает приступить к разработке кибернетических систем, в которые можно целиком вживлять человеческий организм. В основном нас интересует вживление мозга. Как вам известно, уже установлено, что после обработки соответствующими реактивами человеческий мозг оказывается гораздо более мобильным, он в тысячи раз быстрее, чем обычно, реагирует на воздействия внешней среды, что должно приблизить его к лучшим образцам электронного мозга. С другой стороны, человеческий мозг стоит куда дешевле электронного… Впрочем, это вам неинтересно. В общем, компания предполагает провести длительный эксперимент по части, так сказать, сращивания человеческого мозга с киберсистемой. Как вы, наверно, уже догадались, Учёный совет концерна остановился на вашей кандидатуре: биотоки вашего мозга оказались наиболее рельефными. Для удачи эксперимента необходима полная изоляция системы «мозг — механизм» от земных воздействий. Поэтому эксперимент переносится в космос, на транснептуновую орбиту. Мы вас врастим в механизм и забросим на трассу. Ну, конечно, кожу вам придётся немного попортить… — шеф деланно засмеялся.

Я молча кивнул. Жуткие опыты с животными по сращиванию я наблюдал, да и проводил не один десяток раз, а такое зрелище, если его хоть раз увидишь, не забудешь до Страшного суда.

— Передатчики будут сообщать нам ежедневно информацию о том, как проходит опыт. Вы будете, разумеется, неподвижны внутри системы. Что касается питания, — оно будет искусственным. Вот, собственно, всё.

— А… сколько продлится опыт? — спросил я. В глубине души я, заранее согласившись, боялся, что шеф назовёт какую-нибудь мизерную цифру вроде трёх месяцев или полугода, я же мечтал хотя бы о двух годах. Тогда можно было бы не только расплатиться со всеми долгами, но и положить приличную сумму на текущий счёт. Больше двух лет, как я знал, продолжать эксперимент по сращиванию опасно. В одном из опытов, длившихся три года, собака так срослась с киберсистемой, что поистине невозможно было разобрать, где кончается собака и начинается система. Когда биологи всё же попытались отделить собаку, поднялся такой страшный визг и лай, что в конце-концов начальник сектора распорядился отправить всю систему в умертвитель.

Всё это вихрем пронеслось у меня в голове.