На линию огня
…Не такое нынче время,
Чтобы нянчиться с тобой!
Потяжеле будет бремя
Нам, товарищ дорогой.
Александр БлокИз Валдая командование бригады вернулось с боевым приказом штаба Северо-Западного фронта:
«…1. Командиру 1-й маневренной воздушно-десантной бригады, майору т. Тарасову и комиссару, ст. батальонному комиссару т. Мачихину в составе четырех отдельных батальонов, артминдивизиона, отдельных разведывательно-самокатной, саперно-подрывной, связи, зенитно-пулеметной рот в ночь на 3 марта с. г. с исходного положения поселок Выползово выйти в тыл противника…
2. Линию фронта перейти между пунктами Кневицы – Беглово, после чего сосредоточить силы бригады в районе отметок 60 и 64 западнее и юго-западнее болота Невий Мох.
…4. Боевой задачей МВДБ поставить:
Первое. Не обнаруживая себя преждевременными боевыми действиями, напасть на штаб 2-го АК противника в Добросли, разбить его и гарнизон, захватить штабные документы… Атаковать и разгромить аэродром в районе Демянска…
Второе. Выполнив первую задачу, приступить к нарушению связи, коммуникаций противника, двигаясь в направлении Игожево, Меглино, Тарасово, Бель на соединение со своими частями, по пути громить гарнизоны, склады, уничтожать живую силу, технику врага.
…7. На время рейда в тыл противника запас продовольствия на 10 суток и боеприпасы взять с собой в вещевые мешки, на волокуши и лошадей…
8. Связь держать при помощи радиостанций по специальному расписанию…»
* * *
Тишина. Мелкий снежок. Сосны в белых нарядах. Ветер роняет наземь с веток шапки снега.
Бойцы и командиры выстроены четырехгранником. Посередине – руководство бригады.
Одинаковые куртки, шапки, ватные брюки. У командно-политического состава – планшетки через плечо.
– Товарищи, выдвигаемся к передовым позициям, чтобы войти в тыл немецко-фашистских войск, окруженных под Демянском. Дело, товарищи, горячее, трудное. Очень трудное!.. Порой оно будет казаться невозможным. Лишения предстоят отчаянные. Все нужно будет победить! – Комиссар Мачихин обвел медленным взглядом замерший строй. – Еще не поздно, товарищи, если кто сомневается в своих силах, если кто чувствует себя неважно или не готов к боям в тылу врага, тот может заявить сейчас. Никто не посчитает его трусом или дезертиром. Мы оставим таких товарищей на базе обеспечения или направим в другой род войск. В этом нет ничего зазорного. Воевать с фашистом можно в любом месте…
Ветерок срывал с неба снежинки, овевал лица десантников. Похрустывал наст под сотнями ног – переминались люди в ожидании. И строевые команды, как грохот в сумерках:
– Кто сомневается – два шага вперед!
Никого!
Мачихин и Тарасов прошлись вдоль колонн.
Комбриг задержался:
– Прямой вопрос к вам, товарищи девушки!
Звонкий голос переводчицы Наташи Довгаль:
– Идем, как все, в тыл!
Комиссар Мачихин ждал ответа других девушек. Александр Ильич знал, что Наташа сердечно связана с младшим лейтенантом Митей Олешко, командиром пулеметчиков 1-го батальона, так что она ответила сердцем, а не разумом. И он снова напомнил о трудностях:
– Нелегко будет мужчинам. Женщинам – во сто крат!
– В бригаду мы пришли добровольно! За что же вы нас, товарищи командиры? И вы, товарищ комиссар? – Тоненький, обидчивый голос у Любы Манькиной. Переводчице 4-го отдельного парашютно-десантного батальона шел всего двадцатый год. В Ставрополе-на-Волге окончила курсы осенью 1941 года.
Врачи уже сказали свое слово: на базу обеспечения были отправлены больные и слабые парашютисты, а также специалисты, острая нужда в которых была именно здесь, во вторых эшелонах, а не в тылу врага. Девушки-переводчицы прошли медотбор успешно.
– Молодцы, десантники! – громко сказал комбриг.
Строй, наверное, с минуту помолчал. И единым дыхом:
– Служу Советскому Союзу!
Волна над лесом – снежок заструился с веток. Колыхнулись колонны. Поротно к месту расквартирования. Нагрузиться и – в поход!
По истечении многих и многих лет десантникам 1-й маневренной вспоминаются грозные дни сорок второго с особой остротой: все было впервые! И орудий гром. Близкий. И самолеты врага над головой. И первое крупное окружение противника. И тревожное ожидание: «Какой он, тыл фашиста?»
«В начале марта 1942 года нас подвезли на автомашинах к небольшому лесу возле сгоревшей деревни, – пишет из Соликамска Петр Черепов. – Целый день подгоняли лыжи, проверяли оружие, а кто хотел, мог наполнять мешки продовольствием. Масло, колбаса, консервы, концентраты выдавались без нормы. Ребята предпочитали патроны и гранаты. К вечеру привезли маскхалаты. И ночь ушла на обмундировку. Пешим строем двинулись к линии фронта. Километров 15 протопали по дороге во вьюгу. Потом – на лыжи и по целине. В лес глубже. Ночь была морозная.
4-й отдельный батальон сперва не потревожил немцев – такой приказ был. И наши командиры строго следили за этим. Да разве же за каждым уследишь, если своего ума нет у человека?.. Учили ведь почти полгода, а сунулись в дело…»
Не сговариваясь, об этом же сообщает из Висима Иван Норицын:
«Прошли мы линию фронта, как говорится, без сучка, без задоринки. Разведчики наши крепко потрудились. И наказ был крутой: не курить, не жечь костры, не стрелять ни в коем случае. Все делалось, чтобы не открыться фрицам!
Отаборились в лесу на дневку. Ихние самолеты над нами так и снуют. Низко, черти, едва по макушкам елок не скребут днищами. Больше транспортники и корректировщики. Нас, чувствуется, не обнаруживают. И нашелся в батальоне нетерпеливец, я назвал бы его дураком, захотел сбить из винтовки самолет.
Бах! Бах! Бах!
А масло застыло, и затвор СВТ заело. Была такая скорострельная винтовка Токарева – одна беда.
Самолет, разумеется, и крылом не качнул. Ему хоть бы хны. А на заметку, видать, летчик взял. Не успели мы углубиться в чащу, как над нами ихний бомбардировщик. Извольте бриться, товарищи десантники! Круг сперва сделал. Нам видно было, как летчик головой вертел, высматривая нас. Потом, как горох, посыпались бомбы.
Бух! Бух! Бух! И без осечки, не то что СВТ. Держись, Иван, за землю. Полосовали нас, считай, до обеда. Один улетит – другой тут как тут!
Комбат, капитан Вдовин, метал гром и молнии. Уполномоченный особого отдела Сафонов тянулся к нагану – в расход! Говорили ребята, что виновника демаскировки едва не расстреляли. Заступничество комиссара Куклина спасло парня».
О настроении десантников в том переходе свидетельствует бывший шофер Яков Катаев:
«На автомашинах в половине дня миновали Крестцы. Небольшой снегопад. Ехали всю ночь. Под утро прибыли в деревню Веретейка. Ее только что освободили наши: дымились остатки изб, валялись на снегу трупы немецких вояк…
Пешим строем двинулись в лес. Попалась на пути испепеленная деревенька – одни печи да голые черные трубы. Жутко – ни души, ни дома, ни собаки. Смрад. И злость закипает в сердце. Вьюжило здорово. Слева чернел обвалившийся сарай. Нам сказали: «Там немецкий дот». Юлит буран белый. Белые маскхалаты. Глубокая ночь. Жутковато: мы на походной тропе, в строю, дистанция десять шагов друг от друга, а враг насидел место, выделил ориентиры. Ну-к, жахнет из пулемета! Идем вперед – куда ж деться?!»
* * *
Характерный для комиссара бригады эпизод передает в своем письме бывший начальник особого отдела из города Овруча Житомирской области Борис Иосифович Гриншпун:
«Перед вводом бригады в «котел» была включена наша разведка в работу. Из роты Павла Федуловича Малеева. Нужно было точно установить места прохода через боевые порядки 202-й стрелковой дивизии, разузнать систему вражеской обороны, связаться с армейскими разведчиками…
И тут ко мне прибегает связной от командира бригады. Глаза – по ложке: «Военком пропал, Мачихин!» А дело-то на пороге фронта. Мало ли… Диверсанты и лазутчики немцев шарили по ближним тылам советских частей – заволнуешься!..
Обыскали стоянки батальонов, Мачихин любил бывать среди рядовых. Осмотрели дома и сараи. Нет комиссара! Нет его ординарца. «Сообщать или не сообщать в штаб фронта?» – спрашивает комбриг Н.Е. Тарасов.
И еще одна новость: исчез и секретарь партийной комиссии бригады Иван Семенович Басалык! За голову хватается теперь начальник политотдела Ф.П. Дранищев.
Поиск длился до полуночи, безрезультатно. Решили утром назавтра поставить в известность штаб Северо-Западного фронта. И сон не шел. И тревога не утихала. Командир бригады бушевал: «Еще делом не занимались, а уже ЧП!..»
Проясняет эпизод бывший фронтовой разведчик Виктор Аркадьевич Храмцов, кандидат технических наук из Москвы:
«В начале января 1942 года меня, замполитрука разведывательного взвода 42-го стрелкового полка 180-й стрелковой дивизии, неожиданно вызвали в штаб. Там проводили в землянку полковника Ивана Ильича Миссана, командира дивизии. «Если отправим вас в тыл противника с радистом?» – спросил он. «Необходимо, то я готов!»
И я оказался в разведотделе штаба Северо-Западного фронта. Назначение принял я с двояким чувством: хотелось увидеть тыл немца, но жаль было расставаться с ребятами. Но война не признает желаний – приказ!..
Месяца полтора обучался приемам ведения разведки в тылу неприятеля. Со мною – Саша Щегольков, радист. Вместе попали как приданные от штаба фронта в 1-ю маневренную воздушно-десантную бригаду. От начальника разведки бригады Ф.И. Тоценко получили приказ войти в состав передового отряда. Разведчиками командовал, как помню, младший лейтенант Виктор Петрович Журавлев. Он прибыл в бригаду из 201-й ВДБ – опытный десантник, побывавший в боевой обстановке. Нам с Сашей было как-то спокойнее от сознания того, что командует группой не новичок на фронте. У человека 39 прыжков с парашютом! Прыжков на позиции врага!..
Шли по просеке плотной цепочкой. Примерно через час нас догнал посыльный от Журавлева. По санной дороге прошел небольшой отряд противника. Лыжню нашу обнаружили, но не свернули с нее. Что делать?.. Посыльного вернули с приказом вести наблюдение.
Через некоторое время меня позвали к старшему. Под густой елью несколько человек склонились над картой, освещая ее ручными фонариками. Капюшоны маскхалатов были опущены, и я увидел тускло поблескивающие «шпалы» старшего – комиссар бригады! Моему удивлению не было предела: военком Мачихин в передовом отряде! Здесь же оказался и И.С. Басалык из политотдела.
Александр Ильич приказал мне связаться по радио со штабом бригады. Переговорив, военком распорядился вернуться всему отряду. Путь бригаде был проложен. Вышли на линию огня…»
* * *
Сквозь призму времени видят теперь десантники свой поход, но и сегодня они с горечью думают и говорят о первых просчетах и огрехах.
Сильные морозы встретили их в тылу немцев. Сначала они превышали тридцать градусов. Затем температура резко менялась: днем – оттепель, ночью – крепкие морозы. В глубоком снегу, а он доходил до 80 – 100 сантиметров, обувь и одежда сильно намокали. Отдыхали люди под открытым небом или в скороспелых шалашиках, слепленных из елового лапника. Костерки скудные – в ход шел сухой спирт-паста. Бойцы были утомлены переходами, засыпали в любом положении, и нередко огонь добирался до них – тлело обмундирование, а человек не ощущал этого. В мокрых валенках нередко отмерзали ноги. Даже старший адъютант, нач. штаба 1-го отдельного парашютно-десантного батальона К.Т. Пшеничный, так обгорел у костра, что впоследствии его вынуждены были эвакуировать из тыла в Выползово.
Как эхо тех дней, письмо В.А. Храмцова: «В первые дни нахождения в тылу немцев не раз приходилось сталкиваться с военной безграмотностью десантников. Опыта не было: не знали, когда нагнуться, когда можно идти во весь рост под пулями, не ведали, как по звуку угадать, где упадет мина. Азбука давалась с трудом, и платили за ее освоение жизнями.
На памяти такой случай. Переходили какую-то речушку, каких в Демянском районе тьма-тьмущая. Ночь светлая. Трассирующие пули немцев цветными пунктирами чертят небо. Тут нужна быстрота. Необстрелянные десантники залегли в снег на середине русла – и ни с места. Я шел с радистом Сашей Щегольковым. Впереди разведчики В.П. Журавлева. Намереваемся перемахнуть на ту сторону речки. Окликает комиссар бригады А.И. Мачихин: «Помогите выводить дурней из-под обстрела!» Под густым огнем фашистов бегаем по льду, поднимаем оробевших парашютистов. «Бегом в мертвую зону!» – командовал Мачихин, размахивая пистолетом. Комиссар бригады уже на той стороне речки горько вздыхал: «Как учили! А тут наука… Черт бы ее побрал, такую науку!»
О первых экзаменах в тылу немцев написал и врач Н.В. Попов:
«Из деревни Веретейка наш Первый батальон на лыжах прорвался через линию фронта, и тут нас обнаружили два «мессера».
– Воздух!
Батальон залег. Самолеты фашистов с бреющего полета палили по лыжникам. Лежишь в снегу беззащитный. Рядом с тобой возникают в сугробах дырки в пять сантиметров. Хватит по ноге или руке – поминай как звали! И первые раненые. Первые жертвы. Закипала злость в душе. Суровели характеры парашютистов. Налет ненужной лихости, который замечался сначала, быстро исчезал – предметные уроки войны усваивались моментально. То, что в Зуевке считалось трудным, теперь могло показаться светлым воспоминанием. Понять опасность человеку – значит лично, собственным ухом услышать «чмок», когда пуля впивается в дерево, и синичье «цвеньк», когда пролетает мимо.
Пересекли зимник. Откуда-то бил пулемет. Пули посвистывали над головами. Били, может быть, и не в нас. Десантники озирались, пригибались, суетились… Выходит, там, в Зуевке, в Монино, в Выползово, море по колено. А тут, на огневой черте, особый счет!..
В перелеске обнаружили немецкие кабели связи. Комбат И.И. Жук приказал:
– Пережечь!
Бойцы из роты Ивана Мокеевича Охоты зажгли термитные шарики и попортили ими линии. Куски кабеля стаскивали в лес – связь выводилась из строя капитально. В деле и страх забывался.
По лесу двигались на лыжах очень медленно. Особенно трудно было тем, кто тащил груз: мины, взрывчатку, плиты, станковые пулеметы… Волокуши цеплялись за кустарник, деревья, ломались напрочь. Беспомощными становились парашютисты в случае поломки лыж…»
«Наш взвод под командой В.Ф. Пархаева был в боевом охранении. В это время батальон пересекал торную дорогу, – пишет П.М. Черепов. – Нам приходилось быть впереди колонны, и с нами все время находился комиссар М.С. Куклин. На лесной поляне в чащобе встретились оборванные красноармейцы. Их было 7 человек. Оружия у них не было, кроме одного топора.
Комиссар расспросил их, кто они и откуда. А они, как малые дети, плакали. Очень худые, почти босые. Четверо суток минуло, как они убежали с заготовок дров. Грызли сыромятные ремни, жевали почки березы и пробирались к своим, к линии фронта.
Под Демянском есть топкое Попово болото, у сенобазы начинается. Мох и лишайник – ничего больше не растет. Там 16 подземных бункеров. Без окон. Без дверей. В них – пленные красноармейцы и командиры. Сотни и тысячи. Умирают, мертвых штабеля… Стаскивают крючками в угол лагеря. Гоняют пленных до Чичилова со снарядными ящиками на плечах, с патронами. Кто падает, пристреливают.
– Поделитесь едой, товарищи, помогите теплыми вещами! – распорядился Михаил Сергеевич.
У нас было запасное белье, теплые подшлемники, даже рукавицы кое у кого. По-братски ссудили. На курево набросились – страсть!
К нам подошли комбат А.Д. Вдовий и начальник штаба батальона Н.А. Оборин. С ними трое в гражданском. Позднее мы узнали – партизаны. Они расспрашивали пленных о лагере, о немецких укреплениях, об аэродроме, что действовал в Глебовщине под Демянском…
– Сопроводите товарищей к месту перехода! – приказал Вдовин нашему командиру взвода».
* * *
Штаб бригады и сопутствующие ему подразделения временно расположились в двух километрах южнее деревни Норы. Командиры, комиссары, политработники осмысливали боевые стычки, поведение лыжников внутри котла, в особых условиях, ночные вылазки и результаты разведок, причины первых потерь.
Трудности, возникавшие на каждом шагу, были много острее и серьезнее, чем предусматривалось в плане использования парашютистов за линией фронта. Нарушен график движения колонн в заданный район, а значит, и начало главной боевой операции. Болота, топи, густой лес – шесть-семь километров в сутки!.. Не слышно было и 204-й ВДБ, которая должна была входить в тыл восточнее десантников 1-й маневренной.
Мачихин и Тарасов с болью читали шифровку из штаба Северо-Западного фронта: «Ускорьте движение заданный район!» И еще с большей горечью подписывали ответ: «Движение крайне затруднено. Снег, густой цепкий лес. Темп движения – 10 километров в сутки». А ведь это в два раза медленнее задуманного. Это потеря внезапности, на которую строили расчет в Валдае в штабе фронта. И эта маленькая натяжка насчет десяти километров, как утешение себе и некоторое успокоение для штаба.