Мы родились и выросли в атмосфере обожания вождя и ничего иного не знали, для нас это была данность жизни, привычная, как голубизна небес, и неизбежная, как смена дня ночью. Но установилось-то всё до нас, при поколении революционном, свергшем привычное и поставившем под сомнение не только голубизну небес, но даже веру в Бога. Перестать верить в Бога - и поверить в человека. Бесцельно спрашивать, как это случилось, ибо это случится на Земле ещё не раз. Одна из задач книги - дать хотя бы частичный ответ на вопрос о пассивности жертв чистки, включая тех, кто заранее предвидел роковой поворот событий.
      Съезд был самороспуском партии. Он показал, что главной её функцией стало любование вождём и славословие столь унизительное, что в перспективе истории на это больно глядеть. Существование партии уже не бессмысленным стало, оно стало вредным. Подчинение дисциплине сковало лучших её людей, тех, кто ещё мог влиять на ход событий. В бурном море сложнейших политических течений ХХ века кормчий повёл судно, сбросив за борт штурманов с их лоциями и обсервациями и не слушая вперёдсмотрящего. Тот, кто сразу после съезда не поставил своей целью убрать Сталина, - до того, как он начал серию открытых убийств, их можно было предвидеть, если мыслить бесстрашно и не прятать голову в песок, - тот, кто затем стерпел принятие чрезвычайного законодательства, обрёк себя своей участи.
      Несчастье-то в том, что не только себя. Но дальше они, осознав себя обречёнными, тогда уже не смотрели...
      Съезд показал, что партия покорна воле генсека и полна энтузиазма, которым, с его подачи, готова накачивать страну. И страна с армией, потенциально сильнейшей в мире, повиновалась вождю. Но армия ему нужна была агрессивная, готовая к захватам. А верхушка РККА в лице ведущих её командармов всё ещё руководствовалась идеей несокрушимой обороны. Это был последний рубеж неподчинения воле вождя, рубеж достаточно мощный, чтобы надеяться отсидеться за ним до какого-то неведомого удобного случая. Армия, последняя надежда пассивной оппозиции, стала последним оплотом независимого политико-стратегического мышления. И порядочности, по строгим международным меркам.
      И вот ведь ещё что: армия в лице её идеологического и стратегического руководства следовала прокламациям коварного сталинского правительства всерьез. Впрочем, нельзя исключать, что военные на самом верху, те, кто уничтожены были первыми, понимали удобство своего простодушия и серьёзного отношения к миролюбивым лозунгам и всяческим мирным инициативам. В такой позиции было то неоспоримое преимущество, что вождь никак не мог осудить её публично. Оборонительная поза армии воспевалась в стране и с международной точки зрения была неуязвима, а перевооружение её оправдано: если полезут, дать по зубам так, чтобы зубов не осталось.
      Такая армия вождю не была нужна. (Нужна ли она была стране, показала война.) Намерения Гитлера стали очевидны. Предстоял передел Европы, а он, вождь, оставался в стороне со своей миролюбивой армией, ведомой к тому же людьми, которые его самого всего лишь терпели и ждали удобного момента, чтобы сместить... От них надо было отделаться любой ценой, пусть даже ценой всей армии, если она так их чтит и к ним привязана. Притом поскорее, пока армия не осознала, что осталась последним бастионом и не стала действовать соответственно.
      Но для начала надо было освободиться от остатков так называемых порядочных людей в правительстве и от задавленных оппозиционеров. Не арестовать, арестованных освобождают и ставят во главе. Их надо убить. Убитых никуда уж не поставить, практической работы они не выполнят и массы за собой к указанной ими цели не поведут.
      Но для такой чистки ох какой нужен повод...
      12. Повод
      Кажется, этой главе суждено быть кратчайшей. Суть (и жуть) её смысла читателю, уже подготовленному к этому, представлена будет единственной фразой: нет в мировой истории страницы подлее, коварнее, кровавее по последствиям, чем задуманное и осуществлённое Сталиным убийство Кирова. Именно такая популярная фигура и нужна была тирану для разжигания всё ещё сырых дров всенародного остервенения и подозрения.
      Конечно, от политического деятеля не потребуешь быть совестью эпохи или эталоном благородства. Но ведь и в подлости есть мера.
      Не в сталинской. Его подлость была безмерна.
      13. Съезд как пролог
      Читатель уже понял, что кукушка из часов закуковала на XVII съезде. А обстоятельства были таковы:
      Когда Киров был секретарём Ленинградского обкома, Иона Якир в качестве члена ЦК, по просьбе Кирова, уделял внимание Ленинградскому военныму округу. Якир и Киров подружились - факт малоизвестный.
      Итак, в январе-феврале 1934 г. состоялся XVII съезд ВКП(б) - Съезд победителей. Всё шло парадно, гладко, но при голосовании против кандидатуры Кирова в состав ЦК было подано 17 голосов, а против Сталина 111 - известный факт{16}. У Кирова был человеческий облик, а за Сталиным, после ряда загадочных смертей, включая смерть участника врачебного консилиума В.М.Бехтерева, уже потянулась репутация страшного человека. Популярность Кирова росла. Было даже внесено предложение избрать его Первым Секретарём, что Киров решительно отверг. Сталин понял: ещё неведомо для себя самого подрос преемник. Дав самоотвод и восхваляя Сталина, не готовый к браздам власти Киров подписал себе смертный приговор.
      Летом того же года у Сталина произошёл конфликт с военными по поводу утечки за границу через посредство самого Сталина важной информации о реформе армии. Вероятно, он играл свою игру - устрашал Гитлера. Но не знал и не спросил, чем можно пользоваться для устрашения, а чем нет. В конфликт втянулись и штатские - В.Куйбышев, Предсовнаркома, и Серго Орджоникидзе, Наркоммаш, ближайший друг Сосо. На политбюро летом 1934 года Сталину задали вздрючку. Куйбышева конфликт буквально взбесил, и он резко осудил Сталина за вмешательство в дела, в которых тот ничего не смыслит. Возможно, этот рабочий эпизод не переносивший критики параноик-генсек воспринял как шаг к его смещению.
      Тем же летом Гитлер расправился с соперниками в партии и штурмовых отрядах (Штрассер, Рем и другие). Работа была грубая, и Сталин сделал заметку на память. Всё лето он общался с Кировым, афишируя свою с ним дружбу. В Сочи поехал на отдых - с собой взял. Всюду таскал, в шашки с ним играл, вино пил. А северянин Киров страдал от жары и мучился бессонницей.
      Летом 1934 года В.М.Примаков был переведен с должности зам. командующего войсками Северо-Кавказского округа на должность зам. командующего войсками Ленинградского округа. Вроде как повышение. Но Примаков не был фигурой, которую передвигали случайно. Волей Сталина его постоянно кидали с места на место, не давая засидеться и обрасти друзьями. Перевод в Ленинград во время, когда Николаева подстрекали к покушению, свидетельствует лишь об одном: Сталин желал, чтобы в момент убийства Кирова Примаков был как можно ближе к сцене и притом в значительной должности{17}.
      1 декабря 1934 года в коридоре Смольного Киров был убит натравленным на него неврастеником Николаевым (см. о подобном убийстве Котовского. Любопытно, много ли сторонников Сталина погибло по мотивам ревности?) По сравнению с ликвидацией Рема это убийство было почти ювелирной работой. Но о предыстории его и таинственном исчезновении свидетелей слухи ходили даже в наши переполненные вождём детские годы.
      Убив Кирова, вождь накалил обстановку и дал повод для принятия чрезвычайного законодательства "О мерах борьбы с врагами народа", каковое и принято было в тот же день, 1 декабря.
      Спешил Сталин, спешил, это было очевидно. Стало ясно, что так называемые законы заготовлены впрок.
      Вот уж это эшелоны власти встретили без благодушия. Чрезвычайное законодательство возбудило ужас. (По этим-то законам и судили командармов.) Однопартийцы потребовали объяснений. Снова выступил в общем послушный, как и все, воле вождя Куйбышев: кто подготовил законодательство? против кого? когда? заранее?
      Но тут Сталин с карательными органами - они после смерти Менжинского контролировались им всецело - задействовал без промедления и как-то совсем уж не стесняясь. 25 января 1935 года Куйбышев приехал домой из Совнаркома, принял присланное ему лекарство и умер.
      Как и Кирова, его пышно похоронили, кремировали, так же замуровали в Кремлевскую стену - чтобы наверняка и никаких чтоб самозванцев. Так же назвали его именем город (Самару на правом берегу Волги, где города традиционно носили женские имена). Так же характеризовали - верный ленинец, убеждённый большевик... Как и смерть Кирова, смерть Куйбышева была цинично использована убийцей для сведения счётов с личными врагами.
      Первыми в списке значились потенциальные вожди, величины, известные партии не менее Сталина, златоусты Зиновьев, Каменев, Бухарин и их товарищи.
      Но что значит - известные партии? Партию обновляли энергично и целенаправленно. Старых партийцев, политкаторжан, объявляли троцкистами и исключали. Либо отстраняли под благовидными предлогами от занимаемых постов и отправляли на заслуженный отдых. Их места занимали молодые карьеристы, осознавшие выгоды функционерства. Перманентный набор новых членов привел к тому, что партия в массе своей уже не знала истории движения и привыкла, что у кормила Сталин. Ко времени Дела военных Зиновьев и Каменев, а затем Бухарин и Рыков большинству членов партии не представлялись теми блистательными деятелями, какими были в зените славы. Да их и к трибуне теперь подпускали только каяться. Люди грамотные, они давно уже поняли, что контрреволюция победила, что Сталин держит в руках всю власть в стране, что жизни их и жизни членов их семей полностью в распоряжении тирана, что он сумеет не просто уничтожить их, но даже извлечёт из этого пользу. Этот спектакль он свяжет с возбуждением в трудящихся прямой надежды на последующее улучшение их жизни и быта, на бесперебойное снабжение хлебом и снижение розничных цен на промтовары.
      Представляется вероятным даже такое утверждение: пессимизм этих опальных деятелей роковым образом повлиял на последний потенциальный институт оппозиции: на армию.
      Уже в деле Зиновьева и Каменева, которых судили сперва в 1935-м (тогда их приговорили лишь к тюремному заключению) всплыло отравление Куйбышева и убийство Кирова. Тогда это вменялось им не впрямую, но являлось как бы следствием их деятельности. Вот что инкриминировалось им, желавшим всё ещё на законном основании сместить мерзавца, узурпировавшего власть. Инкриминировалось отравителем-интриганом.
      Вторично их судили в 1936-м и приговорили к смерти.
      В феврале 1937-го арестовали последних соратников Ленина - Бухарина и Рыкова. Их пока не расстреливали. Нельзя же убивать надежду. Если ни одной идеологической фигуры не останется в живых, армия может выдвинуть собственную. Этого допустить нельзя.
      Ликвидации последних оппозиционеров должно было предшествовать обезглавливание армии, уничтожение в ней потенциальных идеологических фигур.
      14. Что было у немцев
      У фюрера были свои трудности. Он был ефрейтор, солдат 1-й мировой войны. А повелевать стал генералами, людьми не только образованными, но в большинстве родовитыми. Пуще всего стесняла фюрера их обременёность предрассудками моральными догмами и всякими глупыми принципами.
      5 ноября 1937 года, уже после начала кровавой сечи в рядах РККА, состоялась встреча Гитлера с руководством вермахта. С 4:15 пополудня до 8:30 вечера в чрезвычайно узком составе обсуждались военные планы Германии. Присутствовали фюрер, заместитель министра иностранных дел фон Нейрат, генерал-полковник Геринг, адмирал Рёдер, военный министр генерал-фельдмаршал фон Бломберг, главнокомандующий сухопутными силами генерал-полковник фон Фритч и военный адъютант фюрера полковник Хоссбах, который вёл краткую запись беседы. Впервые перед высшим военным руководством Гитлер открыто высказал планы расширения жизненного пространства (Lebensraum) для германского народа.
      Фон Фритч адептом фюрера не был, а фон Бломберг его обожал. Впрочем, разница в оценке вождя не отразилась на отношении военных к его планам. Оба осмыслили уроки Первой мировой войны, оба стали приверженцами обороны и держались того мнения, что армия призвана защищать свои земли, а не посягать на чужие. Они не характеризовали планы поглощения Австрии и Чехословакии незаконными или преступными. Как солдаты, они понимали, что приглашены не для того, чтобы оценивать моральную сторону дела. Они предупредили, что в предстоящем конфликте Германии будет противостоять не одна Чехословакия, которая, кстати, тоже не должна быть недооценена, у неё хватит сил на первый, оборонительный этап войны. В войну несомненно вступит Франция, а с нею, конечно, и Англия. Для противостояния им Германия не обладает ни силами, ни ресурсами. Подготовка к такой войне - даже с сомнительным исходом - требует не менее десяти лет.
      Записи Хоссбаха свидетельствуют, что спор заострился, хотя шёл в основном между военными и Герингом. Гитлер занял позицию молчаливого слушателя и, очевидно, был поражён, что его широкие планы не встретили ни малейшей поддержки.
      Ему стало ясно, что военных надо менять.
      Мины и под Вернера фон Бломберга и под Фрейра фон Фритча были заложены, причём под фон Фритча уже давно. СС мечтал о собственных формированиях, фон Фритч с презрением отказывал в этом. Гиммлер, ещё в 1936-м наткнувшись на жулика, шантажировавшего какого-то отставного капитана рейхсвера, педераста, однофамильца генерала, предложил дело фюреру. Тогда Гитлер воспротивился и велел выбросить всё вон и забыть.
      А вдовец Бломберг в сентябре 1937 года на утренней прогулке в Тиргартене познакомился с милой молодой дамой. Совершенно случайно, конечно. (По другой версии дама была стенографисткой военного министра, но это кажется маловероятным в силу деталей, которые выяснятся чуть позже). Эдна Грюн была на тридцать лет моложе фельдмаршала, и ничего нет странного в том, что вдовец влюбился. 22 декабря, встретясь с Гитлером на похоронах генерала Людендорфа, Бломберг неофициально просил разрешения рейсх-канцлера жениться. Фюрер не только дал согласие, но даже предложил вместе с генерал-полковником Герингом быть свидетелем на церемонии бракосочетания, которое просил не откладывать (на фоне острой внешнеполитической ситуации тоже выглядит невинно, даже в сопоставлении с недавней и, конечно, не забытой ноябрьской стычкой). Бракосочетание состоялось 12 января 1938 года.
      И почти сразу начались анонимные звонки в штаб вермахта: хихикающие женские голоса выражали удовлетворение тем, что одна из них стала хозяйкой в доме военного министра. Оказалось, что Эдна Грюн - дама с прошлым. Она выросла в массажном салоне, содержательницей коего была её мамаша. Порнографические фотографии самой Эдны конфискованы и хранятся в полиции, она зарегистрирована, как проститутка, а в 1933-м даже произошёл скандал с клиентом, которого она якобы обобрала.
      В деле явно было участие Геринга, мечтавшего о посте военного министра. Он же оживил ранее отвергнутые Гитлером инсинуации против фон Фритча. В жарком споре 5 ноября фон Фритч назвал взгляды Геринга дилетантскими, и рейхсминистр пылал местью. Да и Гитлер рвал и метал: его подставили, он опозорен, Бломберг обязан разойтись и подать в отставку, это провокация, это удар в него, в фюрера германского народа. И Фритч тоже, пусть уходят оба!
      Они все большие актёры, эти политики...
      Фон Фритчу устроили очную ставку с уголовником, и тот сказал: "Это он!" Фон Фритч ответил, что видит этого господина впервые. Гитлер не поверил главнокомандующему сухопутными силами, ему выгоднее было поверить подонку{18}. Фон Фритч потребовал суда чести, это ультимативный орган германской армии. Гиммлера, устроившего спектакль с уголовником, он вызвал на дуэль, но вызов так и не был передан секундантом, генералом фон Рунштедтом, который сохранил бумагу у себя, как сувенир: армия не желала унизить себя до дуэли главнокомандующего с гестаповцем.
      Бломберг на аудиенции у фюрера, представ перед лицом необходимости как отставки, так и развода, развестись с женой отказался наотрез. Поняв, что скомпрометированный Бломберг всё равно уйдёт, Гитлер сбавил тон и даже посулил фельдмаршалу, что его снова призовут под знамёна, когда это потребуется рейху. С тем растроганный Бломберг и убыл - с полной пенсией и ста пятидесятью тысячами марок, с женой и детьми куда-то в Италию, где и затерялся, к счастью для него, его след.
      Дело Фритча тянулось. Суд чести под председательством Геринга в марте 1938 года признал Фритча полностью невиновным, но успешный аншлюс Австрии повернул к этому времени вопрос о руководстве вермахтом так, что Гитлер безопасно для себя отказался вернуть Фритча на пост главнокомандующего сухопутными силами. Он ещё в феврале, когда Бломберг и Фритч были освобождены от постов "по состоянию здоровья", Верховным Главнокомандующим назначил себя. Пост военного министра был ликвидирован. Вместе с Бломбергом и Фритчем ещё 14 высших генералов вермахта были уволены, а на их место поставлены более молодые коллеги, конечно, обрадованные назначением и тем самым привязанные к новому главнокомандующему.
      Так окончился гитлеровский переворот в армии.
      В июне, после неадекватной реабилитации фон Фритча, немало генералов заявили о желании подать в отставку. Новый командующий сухопутными силами вермахта генерал-полковник фон Браухич уговорил их не делать этого. Война с Чехословакией у порога, сказал он, вы не смеете уклониться от долга. Да и Фритч полагал так же. Во главе артиллерийского полка он участвовал в Польской кампании и был убит. Есть основания полагать, что он искал смерти.
      Несколько слов об участниках драмы, о тех, кто ушёл, и о тех, кто выжил, чтобы ещё сыграть свою роль в истории.
      Сразу по смещении фон Фритча Гитлер предложил его пост заместителю Фритча генерал-полковнику Людвигу Беку. Бек заявил, что отказывается занять пост, так как верит в невиновность своего командира. В связи с Судетским кризисом генерал-полковник Бек подал в отставку, не желая участвовать, как он заявил, в уничтожении своей страны. Впоследствии оппозиционеры именно его планировали поставить во главе государства по устранении Гитлера.
      20 июля 1944 года генерал-полковник Бек застрелился после неудачного покушения, совершённого фон Штауффенбергом.
      Для сравнительных жизнеописаний, подобных плутарховым, подходящую пару представили бы следующие две фигуры: генерал-полковник вермахта Фрейр Вернер фон Фритч и командарм первого ранга РККА Иона Эммануилович Якир. Как и Якир, фон Фритч был человеком чести и долга. Честь для германского офицера старой школы была дороже жизни. Слишком поздно фон Фритч понял гнусную роль, которую играл Гитлер в его деле. Было абсурдом верить подонку, которого умертвили впоследствии, и не верить фон Фритчу. Но сам фон Фритч верил в искренность Гитлера - до самого этого эпизода. "Это было не просто признаком хорошего воспитания, - замечает в книге о германском сопротивлении Питер Хоффманн, это было наивностью". Это замечание отзовётся болью в каждом, кто понимает трагедию лучших людей РККА, связанных долгом подчинения, честью, да и сознанием безвыходности своего положения.
      Гитлер подчинил себе вермахт уже после того, как Сталин решил проблему оседлания РККА по-своему - так же грязно, как Гитлер, но ещё и кроваво. Оба преступника шли след в след друг за другом.
      15. РККА и ее убийца
      Жуков необоснованность репрессий в своих мемуарах подкрепляет ещё и высоким процентом командиров-пролетариев, выходцев из рабочих и крестьян, а также большевизацией армии. С позиции Сталина это вряд ли играло роль, и положение в армии он считал катастрофическим не потому что "70 процентов комсостава рабочие и крестьяне", но 30 процентов комсостава не рабочие и крестьяне или "более половины командиров коммунисты и комсомольцы", но половина не коммунисты и комсомольцы. Катастрофическим положение было потому, что верхний эшелон армейского руководства не был предан ему лично. Там немало было людей, служившие не Сталину, а стране. Людей, умевших мыслить. Разумеется, это и были самые авторитетные в армии люди.
      Такие ему не были нужны.
      Он уже обладал единоличной властью. Но понимал, что на захватническую войну толкнуть командармов будет нелегко. Их мировоззрение отточилось в ходе Гражданской войны. Естественно, это было оборонительное мировоззрение. Мыслящая верхушка РККА, именно та, которую любили и которой верили бойцы, считала, что строительство на своей земле куда перспективнее захвата чужой. Из соображений международного престижа Сталин о крахе капитализма вынужден был говорить лишь как о результате войны, которую сами же капиталисты и развяжут. Руки его были таким образом связаны, и наступательных настроений в армии насаждать он не мог. Политработники и командиры легально воспитывали армию в духе несокрушимой обороны, а Сталин, скрипя зубами, вынужденно терпел это, подозревая, что и командармы терпят его лишь до поры, пока он верен кредо Чужой земли мы не хотим, своей и пяди не дадим. За этой чертой их послушание могло завершиться.
      А он стоял у черты. Хищники рвали мир на куски. Япония свирепствовала в Азии, Гитлер в Европе, Муссолини в Африке, а он через головы своих миролюбивых командармов не мог даже подобраться к столу, за которым сговаривались о разделе планеты. (До утра 22 июня 1941 года он так и не понял, что Гитлер не желал делиться.) Чтобы добраться до стола, эти головы, этих гуманистов-интернационалистов надо было убрать. А заодно их друзей. А заодно всех, кто не поверит их виновности.
      На этом выстроилась массовость репрессий.
      Гитлер, захватив власть, не стал рассчитываться со всеми. Из массы социал-демократов и коммунистов в лагерях смерти он уморил одиннадцать тысяч функционеров. Остальные не осрамили германскую доблесть в "стальных когортах" вермахта. Там они гибли, а не в лагерях смерти. И в плен сдаваться не спешили: ведь фюрер сразу повязал их кровавой порукой и в глазах русских сделал всех на одно лицо. Он с самого начала повернул войну так, что сделал германский народ заложником. Творя то, что творили на просторах России, немцы обречены были драться насмерть. И убеждённые нацисты и их убеждённые противники. Так и дрались. Кому хотелось допустить в опрятные германские городки досыта напоенного ненавистью российского солдата...
      Одиннадцать тысяч уничтоженных Гитлером врагов нацизма никоим образом не должны противопоставляться миллионам сталинским жертв. Для обоих люди были материалом. Гитлер умерщвлял так же бестрепетно, но вдохновляясь иными критериями. Будучи весьма преувеличенного мнения о своих полководческих способностях, что и привело блицкриг к провалу, капрал тем не менее понимал: не любого назначишь полководцем, не любого даже выучишь, и действовал осмотрительно.
      Но Сталин не был и капралом. Выдвижение кадров в СССР, весь этот формальный анкетный подбор, говорит скорее об обратном. Вождю от исполнителей нужна была прежде всего личная преданность. Да и то, по использовании знавшие слишком много подлежали уничтожению независимо от ранга. РККА не устраивала вождя именно в плане личной преданности, так как творцом её (как и творцом Октябрьского переворота, как и творцом Брестского мира, и профсоюзов, и оживления железных дорог, и многих иных дел) был Троцкий. Одного этого Сталину хватало, чтобы ненавидеть армию и подозревать, что она состоит из ставленников Троцкого (за исключением партизан Первой Конной.)
      Гражданская война не обогатила Сталина военным опытом, но развратила ещё больше вседозволенностью так называемой революционной законности. Уж это он постиг. С Царицина начинаются его комиссарские подвиги. Первые жертвы сталинских репрессий - царские офицеры на службе РККА. Он грузил их на баржи и топил в Волге. Грамотные военные мешали партизанщине. Сталина и Клима Ворошилова из Царицина пришлось убрать и восстанавливать положение отчаянными усилиями. Этого вождь никогда не забыл Троцкому и Склянскому{19}.
      Убыль кадров в Гражданскую войну вынудила прибегнуть к сталинскому комиссарству на Южном фронте, где он, при желании, мог бы выучиться хоть азам военного дела у полковника царской службы и будущего маршала Егорова. Но Егоров сильным характером не обладал, о сталинской практике в Царицыне, служа и там под началом Сталина, знал не понаслышке и, как офицер царской армии, попросту боялся этого монстра. В спорных случаях он оставлял Сталина перед лицом Троцкого, председателя РВС, а тот обладал достаточной властью, чтобы заставить выполнять свои приказы.
      Последний класс своей военной церковно-приходской школы Сталин прошёл в Первой Конной, где самодурство его расцвело до степени неподчинения приказам по фронту и споспешествовало (чтобы не сказать больше) провалу наступления на Варшаву. Сталинский дилетантизм органично вписывался в партизанщину слесаря Ворошилова и едва грамотного вахмистра Будённого. О Будённом же Жуков написал, что он "...умел разговаривать с бойцами и командирами. Конечно, занятий, учений или штабных игр с личным составом он сам не проводил. (Конечно! Каково? - П.М.) Но ему этого в вину никто не ставил".
      Сколько здесь всего, в этой фразе... Особенно, если учесть, что написана она ещё при жизни заслуженного коневода (кстати, пережившего Жукова). А ведь речь идёт о том, кто стал маршалом в обгон не ставших маршалами Уборевиче и Якире, Вацетисе и Каменеве (двое последних были главнокомандующими в Гражданской войне).
      К Будённому вернёмся, когда начнутся кровавые игры Отечественной войны. Маршал, не способный провести штабной игры, назначен был руководить стратегическими направлениями - Юго-Западным (и, особенно, Резервным фронтом) в 1941-м и Южным в 1942-м, неизменно с гибельными результатами.
      Пока обратимся к присвоению первых маршальских званий. Почему именно Ворошилов(Будённый(Тухачевский(Егоров(Блюхер?
      Но сперва всё же надо хоть кратко напомнить о методах и этапах восхождения Сталина.
      * * *
      В отличие от Сталина-интригана, Сталин-политик ничего особо выдающегося из себя не представлял. Это показано было ещё Эрнстом Генри (псевдоним журналиста С.Н.Ростовского, писавшего на международные темы). После публикации книги Эренбурга "Люди, годы, жизнь" сделалась, как говорили романисты прошлого, неловкая пауза: все ждали обещанных Эренбургом откровений о Сталине. Или, как минимум, оценки сталинской деятельности. Эренбург с его громадным талантом публициста мог попытаться это сделать. Он даже из единичных разговоров выжимал в своих "Годах" гораздые результаты.
      Эренбург этого не сделал. Обошёлся общими фразами. Не мудрено. После осуждения культа Сталина на 20-м и 22-м съездах начался откат, и затрагивать эту тему стало боязно тому, кто желал опубликовать итоговую книгу своей жизни.
      Тогда оценку Сталину, как мог, дал Эрнст Генри. В "Открытом письме", широко разошедшемся в Самиздате, он упрекнул Эренбурга в уклонении от темы и перечислил девять известных просчётов Сталина-политика, любого из которых в демократической стране было бы довольно, чтобы допустивший их деятель навсегда сошёл со сцены. В частности, существенно то, что именно его усилиями Гитлер пришёл к власти, так как Сталин обозвал германских социал-демократов "социал-фашистами" и запретил коммунистам любое сотрудничество с ними. Таким-то образом Гитлер и получил при голосовании большинство, а там сразу уничтожил и тех, и других..
      Здесь не место говорить о других просчётах Сталина. С точки зрения достижения своих целей (и новых историков) просчётов он и не допустил, так как никаких целей не преследовал, кроме одной: оседлания страны и укрепления режима личной деспотии. Великий Сталин - это им самим созданный кровавый миф. Великий полководец, великий государственный деятель, корифей наук... Смешно.
      Но великий интриган Джугашвили - это правда и это совсем нэ смешно. Интриган взобрался на вершину государственной власти и получил возможность действовать там по-азиатски в масштабах, неведомых европейской истории. Восточная непроницаемость и вкус к коварству в сочетании с широчайшим социальным движением дали уникальный по уродству сплав. Всё, что Сталин ни делал, он делал для создания образа вождя. В потребностях был скромен, в средствах неразборчив. Надо выдвинуться - что ж, и мокрое дело годится. Восхождение начал с убийства инкассаторов не из корысти. Утолением нужд вечно пустой партийной кассы обратил на себя внимание руководства социал-демократов, чего и добивался.
      Введенный в ЦК, он переключается на дело опасное, но не чреватое опасностью для жизни - издание нелегальной газеты. (Он же и выдал охранке эту великолепно упрятанную типографию).
      Не останавливаясь на всех этапах его восхождения, отметим лишь партийную кличку, её он, известный дотоле под разными именами, закрепил не ранее того, как уверовал в Ленина. Именно Ленин, понял он звериным своим чутьём, а не Плеханов, не Мартов, не Аксельрод станет лидером партии у власти. Джугашвили исчез, явился Сталин, верный ученик, несгибаемый ленинец, вилявший незаметно и на очень уж опасных виражах, например, когда решался вопрос о вооружённом захвате власти или о "похабном" Брестском мире, и Ленин сам на время оставался в меньшинстве.
      Нетрудно представить ухмылки и ядовитые реплики в кулуарах съездов и конференций по поводу созвучия имён учителя и ученика. Но учителю было не до того, а ученик был низколобый уголовник. Он уже назначил себя в наследники и не забывал обид, он их складировал - до поры. Власть потому ему и досталась, что несравненно более интеллектуальные соперники в борьбе за власть его и в расчёт не принимали. Им и в голову не приходило, что он ими манипулирует. Полагали, что он за них цепляется, чтобы хоть в секретариате ЦК удержаться. А секретариат - это что? Клерки, машинистки. Сталин - начальник секретарей, архивариус партии.
      Архивариус варил свою архикашу и превращал секретариат в Секретариат, в грозный орган власти.
      Потом он принёс клятву на похоронах Ленина. Как отнеслись к этому другие? Да так, спокойно. Ритуал. Красивые слова, они привыкли к красивостям, сами грешили.