Вторая причина сформулирована в книге В.Рапопорта и Ю.Геллера "Измена Родине": лучшие из командармов РККА были большевики. Большевизм таких людей, как Гамарник и Якир, "... не был ни напускным, ни вынужденным, как у многих кадровых военных. Якир свято верил в партийные идеалы. Для него интересы партии, дело построения социализма всегда стояли... впереди личных и профессиональных соображений. В этой идейной заряжённости, соединённой с альтруизмом, отсутствием карьерного честолюбия и глубокой порядочностью, следует искать источник силы и величия Якира."
      Вот кто противостоял Сталину. К сожалению, в армии эти идеалисты занимали слишком высокое положение и заслуженно были её кумирами. Без их зова ни подчинённые, ни даже равные им по званию и должности товарищи по службе ничего серьёзного предпринять не могли.
      Третья причина была в том, что, когда стали хватать военных и время действовать всё же пришло, Сталин с его кликой уже так вбил своё имя в бедные мыслью мозги вычищенного и до предела вымуштрованного населения, что попытка его смещения могла обернуться борьбой, и перед идеалистами становился вопрос, которым генсек и его подручные не задавались никогда: "Опять кровь на улицах?"
      Самая банальная, заставившая командармов признать несуществующую вину и позволившая генсеку расправиться с ними: тревога за семьи и нежелание подвергаться пыткам. Якир просто обменял свою жизнь на жизнь жены и сына и, видимо, нашёл способ заставить Сталина - против обыкновения - выполнить на сей раз обещание.
      Подробному разбору причин должно всё же предшествовать изложение фактов и сравнительный анализ методов Гитлера и Сталина. Но закончить главу надо ссылкой на Жукова. Как-никак, он выученником убиенных. Даже если бы их вклад в оборону страны ограничился воспитанием одного только Жукова, то и тогда они заслуживают пьедестала. Но в стране, где памятники ставят литературным героям, не помнят героев подлинных.
      Итак, то, что действительно написал Жуков, вернее, то, что он надиктовал, опубликовано лишь в 10-м издании его мемуаров, уже после падения империи. Эта многостраничная вставка содержит и тот эпизод, в котором коса мелькнула над головой самого Жукова. Если он уцелел, то не потому что не был виновен. Вайнер и Горячёв тоже были не виновны. "В вооруженных силах было арестовано большинство командующих войсками округов и флотов, членов военных советов, командиров корпусов, командиров и комиссаров соединений и частей... В стране создалась жуткая обстановка. Никто никому не доверял, люди стали бояться друг друга, избегать встреч и каких-либо разговоров, а если нужно было - старались говорить в присутствии третьих лиц-свидетелей. Развернулась небывалая клеветническая эпидемия. (Подчёркнуто мной. - П.М.) Клеветали зачастую на кристально честных людей, а иногда на своих близких друзей. И все это делалось из-за страха быть заподозренным в нелояльности. И эта жуткая обстановка продолжала накаляться".
      Комментарии излишни, и кусок из 10-го издания мемуаров приведен вот для чего:
      Во-первых, чтобы обратить внимание читателя на не свойственный маршалу, но несомненно принадлежащий ему эпитет "жуткая", применённый дважды в коротком абзаце и нигде не встречающийся в мемуарах, даже если речь идёт о войне.
      Во-вторых, чтобы дать понять одну из причин, по которым Жуков уцелел в чистке. Он вовремя понял, что надо запереть язык за зубами. (Вторая заключалась всё-таки в личном мужестве и неистовом желании жить: он яростно и умело защищался, когда коса занеслась над его головой).
      В-третьих, чтобы лишний раз показать, как отличается подлинное мнение Жукова от того, что было дозволено к публикации. А ведь подобным образом редактировалось не только то, что писалось, но и то, что мыслилось.
      9. Чудесная своевременность. Факты
      Когда открылся доступ к архивам, новые историки сделали три вещи.
      Первая - документы стали фальсифицировать, сокращая и даже дополняя их, но не переставая ссылаться при этом на номера папок хранения. Вторая - вождя в 41-м наделили гением предусмотрительности и поставили в позу подготовки удара. Не успел, дескать. Третья - гипотезу заговора определили в факт.
      Поддавшись якобы документированным публикациям новых в жёлтой прессе, я и сам в первом издании этой книги обронил слово "заговор". Новым историкам хотелось верить в заговор, чтобы оправдать расправу Сталина с РККА. Мне хотелось верить в заговор, чтобы наделить командармов высоким порывом и хотя бы тем утешаться, что, злоумышляя против оседлавшего страну тирана, погибли они не зря.
      Увы, факты не дают этого сделать.
      Каковы же факты?
      К сожалению, краеугольная в теме убийства РККА книга В.Рапопорта и Ю.Геллера "Измена Родине" попала мне в руки уже после публикации первого издания моей книги. Привлечение этих российских историков начну банально, с цитирования: "РККА середины 30-х годов была великолепная, первоклассная армия. Лучшая в отечественной истории. На ту пору самая передовая армия Европы и, безусловно, самая думающая... Пусть ею, нередко беззастенчиво, пользовались политики, но все равно РККА больше любого другого института (тогдашнего СССР. - П.М.) несла в себе революционный дух: освобождение от вековых оков рабства, косности и невежества, стремление к безграничному совершенствованию, неудержимый оптимизм... В армии выросло новое поколение военных интеллигентов, которые брались за задачи высшей трудности и многие из них решали блестяще. Невозможно представить, чтобы РККА отдала Гитлеру половину страны".
      До чистки не было в мире желающих противостоять РККА. Это факт, подтвержденный как историей, так и военными атташе великих держав, наблюдавшими маневры 1935-1936 г.г.
      Напряжение висело в воздухе, и мирный статус Европы не обманывал командармов. Сподвижник Якира, писатель, командир одного из первых тяжелых дивизионов, чудом уцелевший лагерник, комбриг Илья Дубинский, которому вернули полковничье звание вместо генеральского, оставил пересказ выступления командарма перед бойцами округа: цель маневров - устрашение агрессора, выигрыш мира еще на два-три года. Время, нужное для перевооружения армии.
      Потому-то и выкладывал Якир перед ошеломленными наблюдателями новые и новые козыри, у него еще много имелось про запас того, что он держал в секрете, как то подводные переправы, осуществлявшиеся не только пехотой, но и танками (чего новые не могут не знать, но предпочитают помалкивать, дабы не пробуждать воспоминаний о кровью орошённых речных плацдармах Великой отечественной). Так что, демонстрируя новшества, Якир не блефовал, когда с хорошо разыгранным простодушием сокрушался, что не всё успел показать. Запугать, выиграть время и войти в такую форму, когда пугать уже не нужно будет, сами испугаются.
      Времени было в обрез, но ещё хватало.
      А вот будущего и вовсе не было.
      Говорят, доброе начало полдела откачало. Но дело так страшно, тема так болезненна, и нет чувства, будто что-то откачано. Фактов много, и все просятся на первое место.
      Вот был такой человек - Яков Охотников...
      Начнем всё же не с него.
      5 июля 1936 года был арестован комдив Дмитрий Шмидт (Давид Аронович Гутман), личность легендарная, начдив-2 корпуса Червонного казачества, затем, последовательно, начдив-7 (и в этом качестве командир Жукова, командовавшего у него полком. "Умница", - отзывается маршал о своём командире), Дикой дивизии горцев, а при аресте командир единственной тогда в Красной армии тяжелой танковой бригады. (На его-то место и назначен был И.В.Дубинский.) Гутман-Шмидт был человек той храбрости, какая изумляла даже видавших виды рубак Гражданской. Исключение Троцкого из партии в 1927 году привело его в бешенство. Он тогда командовал дивизией горцев и приехал на съезд, одетый в форму своей дивизии, в черкесске с газырями. В перерыве между заседаниями он отыскал Сталина и с жестом, словно доставал из воображаемых ножен саблю, сказал: "Смотри, Коба, уши отрежу!" Сталин побелел и - смолчал.
      Наивные люди, они думали его образумить...
      Но всё началось ещё задолго до этого.
      История - это поиск причинно-следственных связей. А излагать придётся чудеса. Да не просто чудеса, а сплошным потоком. Или, если ссылка на чудеса не пройдёт, то работа будет задана целому поколению историков. И даже не одному поколению.
      Основной источник радости любого тирана - уход из жизни неугодных. В 20-х годах подобравшегося к власти гнилозубого человечка судьба стала одаривать такими именно подарками.
      Первое чудо произошло в Тифлисе июльским днем 1922 г. Сорокалетний велосипедист Симон Тер-Петросян{12}, известный также по кличке Камо, попал под автомобиль, их в тогдашнем Тифлисе с десяток было, да так удачно, сразу насмерть. Очень он много знал о новом генсеке, много, как никто. Вместе Тифлисский банк брали, первое мокрое дело вождя. Знал о связях с охранкой. И, зная так много, оплошал. А ведь подлинный был супермен, террорист, тренирован, как спецназовец, в туза стрелял, всегда готов к засадам, к отпору. Уму непостижимо. Такой подарок, уж такой подарок... Утверждают, что генсек в это время был в Тифлисе. Впрочем, так ли уж это необходимо? Разве что на встречу вызвать и точно знать, когда будет идти-ехать и где.
      Второй подарок был Эфраим Склянский, по должности зам. председателя РВС республики, начальник Штаба РККА. По профессии военный врач. По одаренности военный гений. Вся его канцелярия находилась в его голове. Он в Революционно-Военном Совете один выполнял всю работу по координации действий фронтов Гражданской войны. В 1924-м убрали из РВС его председателя Троцкого, а с ним и Склянского. Прожил 33 года и утонул летом 1925-го в Пенсильвании во время служебной командировки. Чудо. Ушёл серьёзный претендент. Так что, если вдруг, не приведи, конечно, бог, случись что с Фрунзе, хоть и неловко, но всё же можно толкать на пост Главвоенмора своего карманного Клима Ворошилова.
      Вот бы выяснить, чьей волей понесло Склянского в такую даль... Зачем? Умел он плавать? Кто был назначен в спутники? Кто потащил его купаться? Кто утопил?
      Впрочем, на эти вопросы ещё можно ответить.
      Склянский простился с жизнью 27 августа 1925 года. Спустя два месяца без двух дней за ним последовал Фрунзе, Главвоенмор. Как он не хотел идти на эту операцию{13}...
      Путь креатуре Сталина расчищался грубо, заметно.
      6 ноября 1925 года Ворошилов стал Главвоенмором после ожесточённого торга. Умение торговаться всегда было сильной стороной Сталина. Прошёл кандидат, ничтожность которого устраивала обе стороны. (Генсек тогда ещё не был всесилен.)
      Подарок. И факт. И какой!
      Как армии было видеть это и терпеть?
      (Втискиваю, хоть и несовместимо по масштабу, зато своевременно: 6 августа 1925 года убит своим адъютантом командир дислоцированного на Украине 2-го кавкопуса Григорий Котовский, человек-легенда, Робин Гуд юга России, соратник Якира по героическому походу Южной группы войск. Рука этого храбреца была легка на подъём, а череда странных смертей в РККА начинается именно его убийством. Из ревности. Не чудо, но крайне своевременное нечудо. Неприручаемый был тип, со страстью к справедливости, не исключавшей и персонального террора.)
      Третьим чудом стал Феликс Дзержинский. Ну, не он сам, а смерть его, очень своевременная. Этот человек был принципиален, потому опасен. И вдруг умер, надо же такому случиться. 20 июля 1926 года. Под этот столп партии Сталину было не подкопаться, разве убить. Конечно, Сталин сделал бы и это, но Дзержинский вдруг возьми да и умри сам. Чудо!
      В книге Геллера и Раппопорта об обстоятельствах его смерти сказано следующее: "Согласно объявленному диагнозу, он умер от разрыва сердца прямо на заседании ЦК, в ходе которого дважды вступал в яростный спор с Каменевым и Пятаковым. При знакомстве с текстами речей вызывает удивление незначительность предмета дискуссии. Казалось бы, тяжело больному человеку не было необходимости повторно брать слово по столь ординарному поводу. Рассказывают, что Сталин намеренно подливал масла в огонь, чтобы затянуть заседание. Наконец, Дзержинский рухнул на глазах боевых соратников..."
      Вот подарок так подарок...
      Мы никогда не узнаем подоплеки случайностей в списке, который радовал генсека ещё до начала массового террора. Список продлился гибелью в авиакатастрофе ещё одного друга справедливости - комкора Яна Фабрициуса (четыре ордена Красного Знамени за Гражданскую войну, но несколько сдержаннее Котовского). Эта катастрофа летом 1929-го не была ли репетицией катастрофы с работниками Штаба РККА? А убийство из ревности потенциального террориста Котовского не репетицией ли убийства Кирова было? И сколько незамеченных устранений потенциальных мстителей на уровне ниже Котовского предшествовало устранению Фрунзе?
      Иной подумает: автор нагнетает события сенсационности ради. Это не так. Ненависть к Сталину не заслоняет автору глаз, он вполне понимает, что некоторые из происшедших событий были случайны. Но такое обилие случайностей не случайно. Эта книга не что иное, как завещание старшего молодым коллегам, которые к тому же, может статься, будут удачливее и получат доступ к письмам или документам, подтверждающим или опровергающим подозрения.
      Обилие сталинских удач побуждает сомневаться даже в естественности смерти Свердлова. Противник необоримый, Свердлов знал Сталина, как никто, еще по Туруханской ссылке. Ссыльные в унынии и бездеятельности делаются куда разговорчивее и прозрачнее, и Сталин там раскрылся, после чего Свердлов до конца жизни его не замечал.
      Как терпела армия Ворошилова?
      А как стерпела почти открытое убийство популярного Фрунзе? После революционного кровопускания руки не тянулись к оружию, дела хотелось решать парламентскими путями.
      И все же 7 ноября 1927 года, в день 10-летия Октября, что-то произошло. Прямо на трибуне мавзолея. В этот день ожидалась параллельная демонстрация троцкистов, и жизни вождей, помимо чекистов, должны были охранять слушатели военных академий. Так объясняют Раппопорт и Геллер.
      Кем было принято такое решение? Сталиным? ЧК? Академиями? Путаница при параллельном исполнении обязанностей чревата неожиданностями.
      Вот как описано всё это в книге Рапопорта и Геллера, трактующих происшедшее как недоразумение.
      Утром 7 ноября 1927 года начальник академии им. Фрунзе Р.П.Эйдеман (одна из восьми жертв процесса командармов) вручил слушателям академии спецпропуска. Запомним имена героев: Яков Охотников (вот это имя!), Владимир Петенко, Аркадий Геллер. На территорию Кремля они прошли спокойно, но у калитки туннеля, ведущего на трибуну, стоял телохранитель-грузин, там пропуска академии силы уже не имели. Парни отшвырнули телохранителя и выскочили на трибуну. Охрана кинулась на них.
      Отличное начало для подлинного дела. Но... "Вырвавшийся Охотников подскочил к Сталину, которого счел виновником всей этой провокационной неразберихи (Правильно! Но какой именно?.. - П.М.) и кулаком (Ну вот, нашел чем... - П.М.) ударил его по затылку. В последнее мгновенье (перед чем?) телохранитель выставил нож - стрелять было нельзя - и ранил Охотникова в руку. Вмешательство присутствовавших военных погасило вспышку".
      Жаль.
      В эссе "Апология Якира", опубликованном в 1999 г. в нью-йоркской "Интересной газете", этот поступок молодых командиров я интерпретировал как покушение. Теперь уже так не думаю. Но, даже будь это покушение, как ни трагичен был для страны и народа срыв его, описание сцены нельзя читать без смеха. Стоит лишь представить ситуацию до этого удара кулаком по шее вождя, предмета столь рьяной, совместной с чекистами, охраны, от агрессивного появления на трибуне деревянного тогда мавзолея трёх командиров, по дороге сломавших калитку, перелезать друг за другом было долго, могли помешать добраться до любимого вождя, а уж так хотелось, он зарезал их слишком независимого наркома и далекий Пишпек назвал его именем, это у вождя потом стало забавой - называть города именами устранённых, дабы новости с мест тоже звучали победами: Котовск, Ленинград, Свердловск, Фрунзе, Дзержинск и Днепродзержинск, покорный, но неуместно популярный Киров (Кировоград, Кировобад, Кировакан, Кировск...), Куйбышев, Орджоникидзе...
      Описание Рапопорта и Геллера комично тем, что исходит из концепции рьяных служак. Если так, то - да, чрезмерное усердие, и субъект сугубой охраны, на который пылинке не дозволено упасть, получает подзатыльник. Но уже ходит из рук в руки повесть Пильняка. Имена не названы, но так всё прозрачно. Несомненно физическое устранение Фрунзе, в академии имени которого учатся молодые командиры. И они достигли цели. Так не кулаками же! И шашками на трибуне не развернёшься...
      Без пистолетов в руках - значит, не покушение. Парни действовали как любители. Их начальник комкор Эйдеман тоже. Не обсуждали? Избегали слов? Единомышленники понимают друг друга без слов? Вот так и поняли.
      Никто из этих, с позволения сказать, тираноубийц, не был близок Сталину. Охотников и вовсе был человеком Якира, помощником по героическому походу 45-й дивизии. Они и лично были близки.
      Ну и что, причастен Якир? Где доказательства?
      Впрочем, Сталину не нужны были доказательства. Ему хватало подозрений. Доказательств, когда надо, он добивался признаниями вины.
      Впечатление такое, словно вождя решили пугнуть. Пугнуть уголовника, какая неосторожность... Кто? Вряд ли Якир. Он был умница, реалист. Участвуй он в обсуждении, он предложил бы идти до конца. И нашел бы средства.
      А ведь до убийства Фрунзе военные вообще не шли дальше снисходительного презрения к Сосо в том кругу, где военные таланты вождя котировались по подлинной их стоимости. И, хоть после устранения Фрунзе прошло уже два года, акция молодых командиров, сторонников Троцкого в качестве альтернативы Сталину (тут надо вспомнить о не так давно зачитанном на съезде завещании Ленина), была скорее всего предприятием келейным и осуществлялась в уверенности, что за это хулиганство их, если и будут судить, то не сурово. Сталин не всесилен, а за ними - армия.
      Не подумали они о том, что будет, если за ними не станет армии. Такое в двадцатые и впрямь трудно было предположить.
      Словом, лицо вождя не так ещё было отчетливо, а Якир не был троцкистом, как Охотников и Шмидт. Он был, если можно так выразиться, гамарниковцем, то есть человеком идеи, а не личности. Он сознавал недостатки всех потенциальных лидеров и не желал нового тура борьбы за власть, так как на революционном опыте убедился, что в России достижение политических целей, даже не вполне отчётливых, не считается с кровью. И потом, тогда он ещё верил в коллегиальность.
      А вождь почуял дуновение смерти столь отчётливо, что с ним в тот же день, 7 ноября, произошел психический срыв. Второй такой срыв произошел 22 июня 1941 года.
      Лечить первый вызваны были два медицинских светила страны - Юдин и Бехтерев. Диагноз Бехтерева - паранойя - стоил ему жизни{14}.
      Второй срыв вождя лечила своей кровью вся страна.
       
      10. Великий вождь и учитель
      Представим ход его мыслей.
      Он прибирал к рукам власть, а она начинается с полиции и армии.
      С полицией было несложно. Для полицейских ищеек глава партии делался хозяином автоматически. К тому же они не обладали ни популярностью героев Гражданской войны, ни присущим военным чувством собственного достоинства, расправляться с ними в случае нужды было легче.
      Но в армии назначение Ворошилова не прибавило Сталину авторитета. Гражданская война создала имена столь громкие, что носителям их приходилось улыбаться даже вопреки желанию. Бойцы, воевавшие под их началом, разнесли их славу по стране и продолжали ширить её и творить легенды о своих командирах, а заодно и о себе. Лишь сочетание с их славой могло создать славу вождю, собственной у него не было, её предстояло придумать.
      Оседлать армию было не просто.
      Что ж, непримиримые погибнут случайно, другие уйдут по возрасту, третьих надо перевести на гражданскую работу и убрать потом, незаметно. Кого-то раскидать по заграничным миссиям, поближе к линии огня, подальше от Москвы. Если выживут, связи с единомышленниками всё равно ослабнут. Кого-то купить, кого-то повязать женщиной, кого-то рассорить. В этом хорошо помогает повышение не по заслугам. И вообще, больше выдвигать молодых и в Гражданской войне не прославившихся...
      Военные гадали о его причастности к смертям, но ему-то гадать не надо было, он знал. И не только о прошлых, но и о грядущих. Вполне здоровые служки социализма трудились вокруг, а он уже знал, кто из них и сколько проживёт. Список был - и вот пополнился участием молодых!
      Уже давно вождь не знал пощады и не ждал её, готовя то, что замыслил. Но покушение теперь, когда армия в руках своего человека!..
      С усиленной охраной пришло некоторое спокойствие, и он, с присущей ему холодной яростью, сказал себе: "Военные нужны поглупее и попослушнее. Значит, сделать вид, что веришь в ведомственное недоразумение, улыбаться и ждать, ждать, пока можно будет уже не сажать - убивать! Перебить всех, кто мешает абсолютной власти над армией. Чтоб от одного имени трепетали".
      Не тогда ли он задумал убить кого-то из соратников, того, кто будет всех популярней? То-то славно: приблизить соперника, представить лучшим другом, такими именно словами скорбеть о нём после убийства, приписанного тем, кого наметил перебить, имея теперь уже повод для жесточайшего террора.
      Наверно, тогда он и задумал это. Жутко, но логично. Ему нужна была не просто власть, но власть абсолютная. Командармы должны быть послушны, как темники Чингиз-хану, как сардары шаху Аббасу. Навытяжку стоять будут!
      А военные, не любя Сталина, всё же обрадовались нежданным добродушием. Обрадовались, что всё обошлось, что Охотников, Петенко, Геллер{15} завершили образование в академии, заняли свои командные должности и работают на благо РККА и общего дела.
      Ведь они были люди. И уставали от вражды.
      Но не он. Он знал, на что идёт, и чётко определил последовательность.
      Сперва завладеть полицейским аппаратом. Любой ценой. Удачная, вся будто сама по себе и у всех на глазах смерть Дзержинского диктует тихое отравление интеллектуала-наркомана Менжинского и назначение на его место аптекаря Ягоды. Сделать так, чтобы устранение противников не надо было оправдывать идеологией. Чтобы устранение кого угодно вообще не надо было оправдывать. А с армией не спешить, благо, во главе свой, карманный нарком. Создавать себе военную славу, чтобы постепенно встать вровень, а там и над всеми этими легендарными по их заслугам в Гражданской войне. Ворошилов первую статью напишет, а там и другие, из них верный круг формироваться будет, кадры Московского округа в первую очередь...
      До поры он заигрывал с армейским руководством и спешно истреблял политических противников. Времени у него было в обрез, и он, конечно, допускал ошибки. Но они сходили ему с рук.
      Почему?
      Кратко эти причины уже перечислены, кроме одной, самой главной: Сталин уже наработал культ и усилиями прессы, целиком подвластной партаппарату, успел представить себя по крайней мере в одном качестве - наследника Ленина, самого верного и любимого его ученика. Культ Ленина стал главной задачей прессы и радио. Именно с этой целью проведена была невероятно дорогостоящая и так оправдавшая себя радиофикация страны, своими проводами проникшая с ежедневной промывкой мозгов в самые глухие углы, куда вели хоть какие-то дороги. "Все мы люди, управляемые по радио" - горькая эта поговорка известна людям моего поколения. Решающее значение имело создание областных и районных радиокомитетов, работавших под бдительным оком партаппарата и вещавших многократно в течение каждого божьего дня так, что имя Сталина повторялось рядом с именем основателя государства Ленина в примитивных на первый взгляд сочетаниях типа "... под знаменем Ленина-Сталина" или "ленинско-сталинская практика", а затем, после опубликования ужимок его ума, уже и "...ленинско-сталинская теория".
      В этой связи понятно высказывание Бухарина, относящееся ещё к 1928 году: "Это Чингиз-хан. Он всех нас передушит." Можно понять обречённость противников Сталина перед лицом миллионной партии, самозабвенно скандировавшей его имя, можно понять угнетённость не только политиков, но и военных. Эта угнетённость усиливалась сознанием того, что царская охранка была школой для трудных подростков по сравнению с новым р-р-революционным институтом ВЧК, а революция, после всех принесенных на её алтарь жертв, банально завершается контрреволюцией, и они не находят точки опоры, чтобы противостоять этому. Личный террор? А потом?
      (Ах, как не надо было тогда думать о том, что потом...)
      Апатия военных, помимо осознания Сталина как жуткого противника, помимо традиционного для легитимных режимов (генсек изощрялся и преуспел в том, чтобы представить режим своей власти волеизъявлением партийного большинства) и нежелания армии вмешиваться в дела, не относящееся к обороне, дополнительно объясняется тем, что военные устали от политической возни и трескучих революционных фраз, от всего этого братства отрядов летучего пролетарского гнева против ярма эксплуататоров. Они устали от крови Гражданской войны и своего участия в ней. Можно лишь пытаться представить муки совести Якира за его участие в расказачивании Дона. Не исключено, что они обессилили его, когда пришло время решений и бездействие означало смерть. Быть может, думал он не столько о том, что выполнял тогда свой революционный долг, сколько о том, чем обернулась революция, и это лишало его воли к жизни. Жизнью его была революция и построение идеального социализма, этому он посвятил жизнь и за это, сжав зубы, шёл через хаос Гражданской войны. Ибо насилие и ужас её были безмерны.
      Кто из военных первым повернул голову в сторону своей страны?
      Якир. В коллективизацию он, единственный среди военных полный член ЦК, обратился к Сталину с просьбой смягчить положение голодающих крестьян Украины.
      Надо помнить, что была коллективизация для Сталина. Он озлился. Отказать он не посмел, но посоветовал Якиру больше заниматься военными делами.
      Поздно Якир спохватился. Поздно. Слишком было поздно. Повторяю ещё и ещё, ибо основой России, нравственной и экономической, хоть и подорванной революцией, но все ещё живой, было крестьянское хозяйство. Уничтожив его, Сталин оставил Россию без моральной основы.
      После раскулачивания, рассорившего крестьянство, коллективизации, морально его растлившей, и убийственного голода, раздавившего его и физически, и сознанием полного бессилия перед властью, управление страной нормальными методами стало невозможно. Выход был один - в диктатуру. Сталин это понимал, потому и осуществлял так бестрепетно.
      Ну какой здравомыслящий администратор возьмёт власть в стране, где ликвидированы основы общества и товарных отношений? Это же путь в уголовщину! На этом этапе Сталин оторвался от соперников. Только другой тиран, готовый продолжать репрессии - а иного пути не было, раскулаченные ещё не все вымерли, и уж они, прекратись репрессии, покатили бы назад, мстя за страшные муки и потери, - только другой тиран мог пожелать сменить этого и властвовать на крови. - Такого не нашлось.
      Судьбоносный поворот крестьянства стал переломным в судьбе страны. Военные упустили тот момент, когда их поддержали бы десятки миллионов.
      Так же прохлопали свой момент и генералы рейхсвера в 1933 году, за что немцы уплатили свою цену...
      Или жизни миллионов не стоили жизни вождей? Жизни тружеников, их детишек-младенцев, их стариков, отработавших целую жизнь от зори до зори в зной и стужу и умерших от зноя, стужи и голода в теплушках или бараках или погребенных под развалинами своих прекрасных городов, не стоили жизни захребетников, которые никогда не трудились и ничего не зарабатывали?
      Настало время определиться в понятиях. "История не имеет сослагательного наклонения?" Прошлое неотменяемо, но история имеет сослагательное наклонение, и наклонено оно в будущее. Именно поэтому мы не только смеем моделировать прошлое, но обязаны делать это, инкрустируя его поступками, которым желательно было свершиться - и которые не свершились. Речь идёт не только о выдающихся деятелях, они у всех на виду и поведение их вынужденно. Речь идёт о любом гражданине, осознавшем деспотизм деспота, имевшем доступ к нему - и не поднявшем на него руку. Это осуждение жертв террора, особенно болезненно потому, что участь их продолжает жечь душу. Осуждение за то, что они позволили закласть себя, тогда как любые потери в свержении тирана были бы в тысячи раз меньше потерь от его правления.
      Впрочем, куда мы несёмся? Ведь ещё остаётся последний, но законный случай сместить некоронованного государя и спасти страну от слишком дорогих его услуг. Впереди XVII съезд ВКП(б) и возможность избавиться от генсека путём голосования. Для этого одно лишь и нужно: трезвая оценка достижений. Коллективизацию и индустриализацию увидеть и с точки зрения их реальности, и с точки зрения их стоимости. Белое увидеть белым, чёрное чёрным. Ещё не разверзлась пропасть, отделяющая Россию от остального мира. Ещё возможна остановка дальнейшего кровопускания в стране и реабилитация её в глазах других стран. Чистки и военные потери ещё за горизонтом, но кормчие умеют заглянуть за горизонт, не так ли?
      11. Опрокинутый мир. Cъезд победителей
      XVII съезд ВКП(б) - величайший позор той партии на все времена. Плюрализм и коллективность начисто отсутствовали в ней уже тогда. Не в меру заботясь о дисциплине, партия с самого почти начала стала орудием единоличной власти. А смещение лидера бесцельно там, где нет плюрализма.
      XVII съезд показал это с позорной наглядностью.
      Делегатов, свежеиспеченных партийцев из провинции, ждала столичная сытость и незнакомый им гостиничный комфорт. Их кормили и развлекали, их приветствовали и обслуживали так, что они сразу по прибытии почувствовали себя нужными, остро причастными делу, на которое их созвали: праздновать победу социализма, одобрить путь, по которому они к этой победе пришли и по которому пойдут в будущем. Путь, устланный костьми миллионов лучших людей России, пытавшихся этому пути препятствовать. Но в том-то и дело, что на съезде доминировали те, кто этого даже не сознавал и восторженным ревом глушил все голоса. Они не прозвучали, что не удивительно. Пышный приём с самого начала настроил делегатов голосовать за всё, что угодно, даже недослушав, лишь бы это исходило от адептов Сталина. Порядок отбора делегатов изначально оставил в меньшинстве тех, кто мог использовать трибуну в деловых целях. Сталин позаботился о том, чтобы этого не случилось.