— О чем вы говорите? — воскликнула она. — Я хочу знать, о чем вы говорите и почему меня разглядываете.
— Я же говорил, — сказал Рыжебородый, переходя на английский. Он расхохотался, запрокинув свою львиную голову. — С такими женщинами тебе еще не приходилось иметь дела.
Колючие глаза Калима возбужденно заблестели, и он ответил на ломаном английском:
— Бриллиант, бесподобный бриллиант. Я бы с радостью отдал все, что имею, чтобы оказаться на месте того мужчины, которому выпадет счастье заняться ее воспитанием. — Он с сожалением вздохнул. — Так чего бы ты хотел от меня, Барбаросса?
— Пусть она останется у тебя на несколько недель, пока я буду ждать ответа от бея Абдуллы. Мой гонец уже отправился в Константину.
— Я буду счастлив выполнить твою просьбу, — великодушно согласился Калим, снова перейдя на арабский. — Но, если Абдулла откажется от нее, я советую тебе предложить ее правителю Алжира. Он человек с большим аппетитом и всегда будет рад сделать новое приобретение для своего гарема. Особенно он любит блондинок. Он обладает несметными богатствами, и ты внакладе не останешься.
— Благодарю тебя, мой друг, — задумчиво проговорил Рыжебородый. — Я последую твоему совету, если Абдулла откажется. А теперь я должен тебя покинуть. И снова выйти в море. Уже несколько месяцев добычи нам достается все меньше, а команда все больше ворчит. Деньги за эту женщину частично возместят нам потерю шхуны и ее груза, но этого недостаточно, чтобы заткнуть им глотки надолго. Через месяц я вернусь с ответом от Абдуллы.
— Оставляй женщину и не беспокойся о ней. Я прослежу, чтобы ей…
— Что он говорит? — вмешалась в разговор Криста. — Кто этот человек и почему я здесь? Вы собираетесь связаться с моим отцом?
Рыжебородый в гневе сверкнул на нее глазами:
— Замолчи, женщина! О чем мы говорим, тебя не касается. Ты моя пленница, и я поступлю с тобой как захочу.
Калим полностью одобрял ответ Рыжебородого и заметил по-английски:
— Эта женщина не умеет себя вести. Хочешь, в твое отсутствие я научу ее повиновению?
— Ты собираешься оставить меня с этим человеком? Я требую, чтобы мне объяснили, что происходит.
— Ты требуешь? — взревел Рыжебородый. Он сгорал от стыда, потому что Калим стал свидетелем величайшего для мужчины унижения: эта женщина, казалось, ни в грош его не ставила. — Ты не в том положении, чтобы чего-то требовать. Ты будешь повиноваться мне. А в мое отсутствие — Калиму.
— Почему я должна ему повиноваться? — возразила Криста. — Даже отец не требовал от меня безоговорочного послушания. А ты просто презренный…
На эту фразу Криста получила ответ, к которому не была готова: Рыжебородый с размаху ударил ее по лицу. Она опрокинулась на пол, ударившись затылком об пол. Несколько мгновений она сопротивлялась, но на нее неумолимо накатывалась тьма обморока. Глядя в искаженное злобой лицо Рыжебородого, Криста успела пожалеть, что еще тогда, на корабле, ей не хватило смелости расстаться с жизнью. Потом все исчезло.
— Отнесите ее на женскую половину, — приказал Калим слуге. — Пусть Селима позаботится о нашей гостье. Передай, что эта женщина ей не соперница.
— Оставляю эту суку на твое попечение, — сказал Рыжебородый, устремив на Калима тяжелый взгляд. — И надеюсь найти ее в нынешнем состоянии, когда вернусь.
— Положись на меня, Барбаросса. Неужели ты думаешь, что кто-нибудь осмелится нанести оскорбление такому человеку, как ты?
— Тогда я тебя покидаю.
— Разве ты не останешься разделить со мной трапезу и вкусить других, более изысканных наслаждений? Моя Селима почтет за честь доставить тебе удовольствие.
— В другой раз, Калим, — с сожалением вздохнул Рыжебородый. В действительности Криста разбудила в нем желание, которое требовало выхода, но времени у него было в обрез. За пиратами охотились французы, англичане и даже американцы, и кораблю было небезопасно задерживаться в любом порту. — Вот когда я вернусь, я с великой благодарностью воспользуюсь твоим гостеприимством, так же как и нежным вниманием Селимы.
Криста шевельнулась, с наслаждением ощутив прохладу свежего морского ветра, ласкавшего ее горячее тело. Она медленно открыла глаза и увидела склоненное над ней ласковое лицо.
— О, они голубые, — произнес мягкий мелодичный голос, в котором звучало удовлетворение, — Я сразу сказала, что они голубые. — Кристе приходилось вслушиваться, чтобы разобрать ломаный английский, на котором говорила эта удивительно красивая женщина. — Меня зовут Селима.
— Селима, — повторила Криста, приподнимаясь на кушетке, — Где я?
— Ты в серале, в доме Калима.
— В серале?
— На женской половине, — объяснила Селима, не сразу подыскав нужное слово.
Криста не могла оторвать глаз от лица Селимы, она думала, что ей никогда не доводилось видеть более красивую женщину. Ее темные, подведенные сурьмой глаза, казалось, занимали половину лица. Маленький прямой нос над полными чувственными губами подчеркивал высокие скулы и лебединую шею. Обнаженные руки с длинными тонкими пальцами двигались с естественной грацией, которой можно было только позавидовать. На ней было полупрозрачное одеяние, не столько скрывавшее, сколько выставлявшее напоказ ее точеное тело. Криста долго прожила в Тунисе, но женщины, с которыми ей приходилось иметь дело, всегда были скромно одеты в глухие платья, а наряд Селимы, по ее мнению, был уместен только в гареме.
— Вы жена Калима? — наивно спросила Криста. Серебристый смех заполнил маленькую комнату.
— Я одна из его наложниц. Нас в серале четверо, и ты скоро со всеми познакомишься. А жены у Калима нет.
Криста вспыхнула и смущенно опустила глаза. Сколько она ни жила на Востоке, никак не могла свыкнуться с его обычаями.
— Извините, — неуверенно пробормотала она. Селима ласково улыбнулась.
— Извиняться не за что. Мы счастливы. Калим не жесток, и он прекрасный любовник. Мы здесь считаем, что нам повезло. Нас ведь могли послать в один из его других домов.
— У него несколько домов? — с недоумением пробормотала Криста.
— Калим — хозяин домов, куда мужчины приходят, чтобы удовлетворить желание с красивыми женщинами, которых покупают специально для этого.
Криста в ужасе отшатнулась. Неужели Рыжебородый продал ее Калиму и она попадет в бордель? Она знала, что и у берберов, и у арабов блондинки особенно ценятся, и мысль о том, что ей суждено стать объектом их необузданного желания, вызывала в ней ярость.
Казалось, Селима почувствовала, о чем она думает, и одной фразой развеяла ее страхи:
— Ты не предназначена для такого места. У Барбароссы другие планы на твой счет. Ты слишком хороша для того, чтобы быть продажной женщиной или наложницей какого-нибудь мелкого шейха. Как тебя зовут?
— Криста. Криста Хортон.
— Ты очень красивая, Криста, — с восхищением сказала Селима. — Твои волосы… Таких я никогда еще не видела. Не серебряные и не золотые, а что-то среднее.
Криста не могла не улыбнуться в ответ на простодушную искренность Селимы.
— Ты тоже прелестна, Селима. Калим — счастливчик. А остальные его… женщины так же хороши, как ты?
— Ты скоро сама сможешь об этом судить, — улыбнулась Селима.
— Где ты научилась говорить по-английски? — спросила Криста.
— Несколько лет назад Калим привел в сераль англичанку. Она была блондинкой, и тоже очень красивой. Ее привезли с корабля, который захватили пираты. Калим взял ее к себе в наложницы, но она не захотела смириться со своей участью. Она провела здесь несколько месяцев и немного обучила меня английскому.
— А что с ней случилось потом? — с запинкой проговорила Криста, боясь услышать ответ.
— Калиму надоело ее упрямство, и он отослал ее в одно из своих заведений. С тех пор я ее не видела.
По спине Кристы пробежал холодок.
— Как это жестоко!
— Вовсе нет, — Селима энергично замотала головой. — Ведь ей ничто не мешало остаться здесь. Она была бы сыта до конца жизни. Что ж тут ужасного? Может ли женщина рассчитывать на что-либо лучшее?
«Неужели Селима действительно говорит, что думает?» — с недоумением спрашивала себя Криста.
— Ты просто не понимаешь англичанок, — произнесла она наконец, стараясь говорить как можно мягче, чтобы не обидеть Селиму. — Мы рождаемся не для того, чтобы жить в изоляции от мира за стенами сераля. И в нашей стране у каждого мужчины есть только одна женщина.
— Правда: Анна говорила об этом, но я ей не верила. Разве может одна женщина удовлетворить мужчину? Вот Калиму для того, чтобы он был счастлив, нужны четыре. И когда я увидела, как он на тебя смотрит, я поняла, что он с радостью взял бы и тебя. Но Барбаросса дал понять, что в его отсутствие никто не должен к тебе прикасаться. Ты будешь нашей гостьей. А теперь скажи мне, — добавила Селима, понизив голос до шепота, — Барбаросса хороший любовник? Наверное, он неутомим. Правда, меня немного пугают его размеры, но я знаю, что, если бы Калим предложил меня ему, он сумел бы до ставить мне большое удовольствие.
Слова Селимы поразили Кристу. Неужели в этих краях женщины только и думают, что о плотской страсти и чувственных удовольствиях?
Ответ не заставил себя ждать.
— В Алжире женщину с самого детства обучают, как доставлять удовольствие мужчине. Мы изучаем все приемы любовной игры. Чем больше удовольствия мы доставляем хозяину, тем лучше он с нами обращается. Отец продал меня Калиму для публичного дома, когда мне было двенадцать. Но Калим в своей мудрости увидел, что мое лицо и еще неразвившаяся фигура многое обещают, и оставил меня для себя. В отличие от многих мужчин, которым нравятся несозревшие девушки, он ждал, пока мне не исполнится пятнадцать, и только тогда в первый раз взял в постель.
— Отец тебя продал? — выдохнула ошеломленная Криста.
Селима небрежно пожала плечами.
— Так часто делается. Мы были бедны, а ртов в семье было много. Из всех сестер я обещала стать самой красивой.
— Как жалко, что все так случилось, — сочувственно проговорила Криста.
— А мне не жалко. Какое будущее ждало меня в нашей деревушке? Крестьянская жизнь? Забота о жестоком муже и куче ребятишек? Мне повезло гораздо больше, чем моим братьям и сестрам.
— Да, я понимаю, — выдавила из себя Криста. Но, по правде говоря, объяснения Селимы ни в чем ее не убедили. Криста не считала, что делить мужчину с другими — это идеальное положение для женщины. Так же, как и жить за высокими стенами в вечной праздности и знать, что ты нужна только для удовольствия.
— Идем, Криста, — пригласила Селима, взяв ее за руку. — Калим приказал, чтобы за тобой хорошо ухаживали и чтобы ты не скучала. Хочешь искупаться? Остальные женщины очень хотят тебя увидеть.
Криста кивнула и подумала, что ванна будет как нельзя более кстати. Она последовала за Селимой в большое помещение под открытым небом с бассейном в центре. Вокруг бассейна расположились три молодые женщины, в той или иной степени обнаженные, им прислуживали несколько женщин постарше. Когда появилась Криста, беззаботный щебет разом смолк, и на нее уставились три пары любопытных глаз. Криста остановилась, рассматривая женщин с тем же вниманием, с каким они изучали ее, и слушала, как Селима называет ей каждую по имени.
Жейда — женщина восточного типа, прелестная и хрупкая, как орхидея. Наружные уголки огромных темных глаз приподнимались к вискам, кожа напоминала полу распустившийся цветок магнолии, а прямые черные волосы спускались до талии, как широкая атласная лента.
Беба, негритянка, была похожа на статуэтку из полированного черного дерева. Черные курчавые волосы облаком обрамляли лицо, подобного которому Криста никогда не видела. Оно притягивало взгляд, завораживало: бархатные глаза, точеный нос, широкие, мясистые губы. Беба была высокой, гибкой и двигалась с безотчетной животной грацией.
Четвертая наложница Калима, черкешенка Алита, казалась почти девочкой. Золотые кудри обрамляли невинное полудетское лицо, но еще не развившаяся фигура обещала формы более пышные, чем у трех остальных женщин. Кроме Селимы, никто не говорил по-английски, но все три женщины с удовольствием объяснялись с Кристой с помощью восклицаний, жестов и приветливых улыбок. Селима уже предупредила их, что Криста не угрожает их положению в доме Калима, потому что не предназначена для постели хозяина.
Криста купалась в бассейне с наслаждением, в котором стеснялась себе признаться, а потом одна из прислуживающих женщин сделала ей массаж: благоуханное масло впитывалось в кожу, делая ее гладкой и свежей, как у ребенка. Криста даже с аппетитом поела, попробовав каждое новое, необычное блюдо. Все пять женщин ели вместе, а Селима переводила вопросы и ответы.
Криста пыталась отказаться, когда после купания ей дали наряд, ничем не отличавшийся от того, что было на четырех наложницах. Однако, когда стало ясно, что ни на что другое рассчитывать не приходится, она неохотно облачилась в шальвары из тонкого переливчато-голубого шелка с серебряной нитью. На лодыжках и бедрах ткань была стянута завязками из тесьмы, расшитой бисером цвета темного вина и серебряными шариками. Выше бедер тело Кристы оставалось практически обнаженным, не считая крошечного болеро без рукавов из цветастого шелка, расшитого серебром, которое только-только закрывало ее груди. В качестве завершающего штриха ее серебристые волосы убрали назад и перевязали пунцовой лентой. Когда все было закончено, женщины окружили Кристу и долго рассматривали ее, издавая возгласы восхищения и хлопая в ладоши.
Когда настало время расходиться по своим комнатам, к юной Алите подошел слуга, что-то шепнул ей на ухо, потом сразу же удалился. По широкой улыбке, озарившей лицо Алиты, Криста поняла, что черкешенке выпала честь услаждать Калима этой ночью. Она лениво подумала о том, как Калим решает, какую из женщин взять в постель, — вытягивает соломинку или пользуется каким-нибудь другим способом.
Хотя в последующие дни Криста не испытывала недостатка в обществе, ее одолевала скука. В конце концов, сколько можно чистить перышки и вести пустые разговоры? Сколько можно сплетничать и плескаться в бассейне? Сидя у воды обнаженной или полуодетой, Криста все время испытывала неловкость, потому что ее не покидало ощущение присутствия кого-то постороннего. Но как она ни приглядывалась, она не видела никого, кроме женщин Калима и их слуг. Криста пыталась справиться с этим странным чувством, но оно не покидало ее.
Наконец Селима нашла прекрасный способ бороться с одуряющей скукой. Она начала учить Кристу арабскому языку и одновременно совершенствовала свой английский. Потом и остальные женщины стали принимать участие в этой забаве, и в скором времени в их разговорах слышалась то арабская, то английская речь. Криста поняла, что всех четырех женщин природа наделила острым умом, только у них не было возможности его развить.
Неделя шла за неделей, и все это время Криста строила планы побега, надеялась, что когда-нибудь ей представится возможность привести их в исполнение, К несчастью, этого не случалось. Даже в тюрьме ее не сторожили бы столь бдительно, как охраняли женскую половину дома Калима. Казалось, только во сне она оставалась без присмотра.
В конце месяца Криста обнаружила, что она неплохо освоила арабский и что стала жертвой какого-то странного недуга.
7
Однажды она проснулась ранним сияющим утром и почувствовала странные спазмы в желудке. Решив, что это скоро пройдет само собой, она ничего не сказала о своем недомогании Селиме. И действительно, через несколько часов она уже чувствовала себя совершенно здоровой. На следующий день повторилось то же самое, но на этот раз ее стошнило. В комнате гут же появилась Селима в сопровождении служанки.
— Что с тобой, Криста, тебе плохо? — встревоженно спросила Селима. — Давно это с тобой?
— Второй день, — беспечно ответила Криста. — Это быстро проходит, так что беспокоиться не о чем.
Селима задумчиво прищурила темные глаза и окинула внимательным взглядом стройную фигуру Кристы.
— Ты скажешь мне, если это повторится? — попросила она, начиная догадываться о странной болезни англичанки.
— Конечно. Но это нестрашно, скоро пройдет. Но приступы тошноты продолжались каждый день в течение недели, и тогда Криста забеспокоилась и рассказала об этом Селиме, которая тут же сообщила о недуге Кристы своему господину.
— Англичанка заболела? — встревожился Калим. — Ты советовалась с моим лекарем? Селима, я доверил тебе нашу гостью и надеялся, что с ней ничего не случится.
— Я не виновата в болезни Кристы, — возразила Селима. — Я родилась в большой семье и хорошо знакома с такими недомоганиями. Криста просто носит ребенка.
Из уст Калима посыпались проклятия, Селима сжалась от страха. Калим на нее сердится? Неужели он ее накажет:
— Барбаросса будет в ярости, если, вернувшись, он обнаружит, что она беременна, — сказал Калим, немного остыв. — Она знает, что с ней происходит?
— Нет, господин. Англичанка совсем неопытна в этом вопросе.
— Это хорошо! Я сделаю то, что будет лучше всего для Барбароссы. Он собирается разбогатеть с ее помощью, но ребенок снизит цену. Как только врач подтвердит, что она беременна, он получит указание избавить ее от этой ноши. Лишь семя нового господина должно произрастать в ее лоне.
— А может, она понесла от Барбароссы? Не он ли должен решать, что делать? — осмелилась проговорить Селима.
— Ты слишком много болтаешь! — вскричал Калим и наотмашь ударил ее по лицу, хотя обычно он не поднимал руку на Селиму. — Твое дело — ухаживать за англичанкой. Не пора ли тебе попробовать бастинадо, может, это научит тебя послушанию?
— Нет, господин, не надо, — взмолилась Селима, бросаясь к ногам Калима.
Это орудие наказания было поистине изобретением самого дьявола. Бастинадо причиняло чудовищную боль, не оставляя следов на нежной коже провинившихся наложниц или ценных рабов. Удары толстой деревянной палкой наносились по подошвам, это было настолько больно, что наказанный иногда по нескольку дней не мог ходить, но кожа при этом оставалась в целости и сохранности. Селима дрожала при одном упоминании о бастинадо.
— Тогда иди, — властным тоном бросил Калим. — Иди, пока я не вышел из себя. И доложи мне сразу, как только лекарь осмотрит девушку.
Селима испустила вздох облегчения и, не заставляя себя просить дважды, поспешила прочь. Она знала, что Калим дорожит ею, но, когда дело касалось его авторитета в доме, он не ведал жалости.
Врач Калима, старик с непроницаемым выражением лица, осмотрел недоумевающую Кристу, а потом стал задавать вопросы. Криста, хотя и думала, что он суется не в свое дело, из вежливости заставила себя на них ответить. Наконец он объявил, что у нее нет никакой серьезной болезни, и удалился, а Криста проводила его возмущенным взглядом. Подобный диагноз она могла поставить и сама.
Этим вечером Кристе подали необыкновенно вкусный шербет, она хвалила освежающий напиток и удивлялась, почему Селима сидит, потупив глаза, и как будто через силу поддерживает разговор и улыбается.
Когда Криста ушла в свою комнату, она обнаружила, что не может заснуть. Она впала в какое-то странное состояние: словно грезила наяву. Ей казалось, что она в объятиях Марка, она чувствовала на губах его поцелуи, ощущала его плоть в своем теле, иллюзия наслаждения была так сильна, что она застонала. «Где ты, любимый, жив ли ты? — шептала она в темноте. — Ты ищешь меня?» Ее сердце знало, что он жив и что когда-нибудь он найдет ее. Только эта мысль и не давала ей сойти с ума, давала ей силы встречать каждый новый день. Марк столько раз говорил ей, что им суждено судьбою быть вместе, что надежда укрепилась в ее душе и поддерживала ее. Наконец она заснула.
Но среди ночи Криста проснулась от мучительной рези в животе и тошноты. Жгучая боль приступами терзала ее внутренности, заставляя кричать. «Что произошло?» — думала она в кратких перерывах между приступами. Может быть, ее отравили и теперь она должна умереть за стенами сераля вдали от близких, вдали от возлюбленного.
На крик Кристы в комнату сразу же вбежала Селима, следом за ней лекарь и несколько служанок. Позднее Кристе не раз приходило в голову, что они, должно быть, стояли под дверью, ожидая сигнала. Но в тот момент она была рада их появлению и с благодарностью приняла из рук врача чашу с каким-то лекарством. Боль вскоре утихла, и Криста погрузилась в глубокий сон без сновидений, который обычно дает сильное снотворное.
Когда солнечный луч коснулся век, Криста повернула голову, чтобы уклониться от яркого света. Потом она слабо застонала, не в силах выбраться из оплетавшего ее серого кокона беспамятства.
— Криста, очнись, — прозвучал мягкий голос.
Криста с трудом открыла глаза, попыталась сосредоточить взгляд на лице, которое словно плавало в воздухе.
— Селима, — проговорила она, не узнавая собственного голоса, который звучал резко и хрипло. — Что со мной случилось?
Селима помедлила в нерешительности, но потом заговорила:
— Ты была больна. Очень больна. Но слава Аллаху, ты уже выздоравливаешь. Так сказал лекарь Калима, а он ученый человек.
— Но какая это болезнь? Меня отравили?
— Что ты, конечно, нет. Просто я совсем не сведуща в искусстве врачевания и потому не запомнила, как называл врач твою болезнь. — Селима пожала плечами. — Но какая разница теперь, когда ты поправилась?
— Я… я думаю, ты права, Селима. Мне действительно намного лучше. Сколько дней длилась болезнь?
— Три дня. — Селима не добавила при этом, что большую часть времени из этих трех дней Криста провела в бессознательном состоянии, вызванном сильным снотворным.
— Боже мой! Значит, болезнь была тяжелой. Ты уверена, что я поправлюсь?
Селима кивнула:
— Так сказал врач. Ты голодна? Мне кажется, тебе лучше встать с постели и немного подвигаться, чтобы силы начали к тебе возвращаться. Можешь дойти до бассейна?
— Как ни странно, я действительно хочу есть, — призналась Криста, с трудом переставляя ноги. Ей казалось, что все ее тело избито и словно налито свинцом.
С помощью Селимы и одной из служанок Кристе удалось добраться до бассейна, где ее омыли в воде, а потом обнаженной положили на стол, чтобы как следует помассировать. Вдруг все ее тело напряглось. Кристу вновь охватило отчетливое ощущение, что на нее кто-то смотрит. Оглядевшись по сторонам, Криста увидела, что в зале нет никого, кроме нее, Селимы и служанок, но неприятное ощущение не проходило. По всей видимости, Селима не испытывала ничего подобного: она весело и беззаботно плескалась в воде. Потом старуха служанка приступила к целебной процедуре, и напряженное тело Кристы расслабилось, она забыла обо всем, радуясь тому, что боль отступает, а все ее тело оживает и наполняется силой.
— Почему она такая бледная? — спросил Рыжебородый. Он и Калим тайно наблюдали за тем, что происходит в купальне. С тех пор, как он оставил Кристу у Калима, прошло почти четыре недели, и Барбаросса заметил, что Криста похудела.
Декоративные панели скрывали маленькую комнатку, из которой Калим часто наблюдал, как его женщины купаются и проводят время в купальне. Конечно, женщины знали о существовании потайного окошечка и нарочно принимали соблазнительные позы, чтобы привлечь внимание своего господина и заставить его выбрать себя на грядущую ночь. Но Кристе никто не удосужился об этом сообщить, и она даже не могла себе представить, что Калим каждый день видит ее обнаженной.
— Она болела, — небрежно заметил Калим, разглядывая стройное белое тело, соблазнительно раскинувшееся перед его взором.
Глаза Рыжебородого угрожающе сузились.
— Я оставил ее на твое попечение, Калим. Как это могло случиться? У нее не только испортился цвет лица, она еще и похудела. Абдулла будет недоволен. Он отвалил кучу денег за право обладать наложницей своего брата. Что за болезнь у нее была?
— Этой болезнью рано или поздно заболевает каждая женщина, — сухо ответил Калим. — Она носила ребенка.
— Что?! — разгневанно вскричал Рыжебородый. — Это никуда не годится! С этим надо немедленно что-то сделать. Абдулла послал своих янычар, чтобы они сопровождали караван в Константину. Сейчас они стоят лагерем за городскими воротами. Я не думаю, что мне удастся отложить отъезд. Но я не хочу навлечь на себя гнев Абдуллы, прислав ему женщину, которая ждет ребенка от другого мужчины.
— Барбаросса, откладывать отъезд нет нужды, — последовал незамедлительный ответ. — Я предугадал твои пожелания и велел избавить ее от ребенка.
— Это правда? Калим кивнул.
— Ты ведь хотел именно этого? Врач сказал, что она уже совсем оправилась. Посмотри сам, у нее вполне здоровый вид.
Рыжебородый почувствовал укол какого-то давно забытого чувства, но тут же прогнал его от себя.
— Калим, друг мой, ты поступил правильно. Мы не могли допустить, чтобы она предстала перед Абдуллой беременной. А она знает о том, что произошло?
— Знает только, что была больна. Селима говорит, что для своего возраста англичанка поразительно наивна.
— Вот и хорошо, — пробормотал Рыжебородый себе под нос. — Может статься, она родит сына от Абдуллы. Она ведь может рожать, правда?
— Конечно. Мой лекарь говорит, что это здоровая и плодовитая женщина, а он один из лучших наших врачей. Она еще родит своему господину много детей.
Рыжебородый алчным взглядом пожирал обнаженное тело Кристы и не находил в нем никаких недостатков. Он проклинал себя за то, что в свое время не насладился ею, поддавшись минутной слабости. Но теперь было поздно. Абдулла пришел в восторг, узнав, что Ахмед скорее всего погиб, но в не меньший восторг его привела мысль о том, что он будет обладать женщиной, которая вызвала столь сильные чувства у его брата.
Рыжебородый получил изрядное вознаграждение за сообщение о принце Ахмеде, а за новую наложницу Абдулла отвалил небывалую сумму. Команда «Рыжей ведьмы» наконец перестанет роптать, когда получит свою долю. И все же свалившееся на него богатство не умаляло сожаления о том, что он так и не изведал наслаждения с этой женщиной. Увы, Криста теперь принадлежала Абдулле, а Хаджи, капитан янычар, ждал за городскими воротами, держа деньги наготове, чтобы передать их в обмен на прекрасную пленницу.
— Нравится ли тебе моя Селима? — спросил Калим, когда смуглая, небольшого роста женщина вышла из воды, подобно Венере.
Рыжебородый неохотно отвел взгляд от Кристы и обратил внимание на Селиму. Ее миниатюрное тело поражало совершенством форм, капли воды лениво скатывались с упругих грудей, которые были как раз такого размера, чтобы заполнить собою мужскую ладонь, крупные ярко-розовые соски вызывающе торчали кверху, привлекая внимание. Треугольный холм между бедрами был гладко выбрит, и, когда взгляд Рыжебородого скользнул по нему, он облизнул губы в предвкушении наслаждения.
— Очень хороша, — искренне признал Рыжебородый. — Ты счастливец, Калим. Такая женщина под стать самому Аллаху.
Калим расцвел радушной улыбкой.
— Селима весьма сведуща в науке любви. И хотя она мала ростом, а ты… человек внушительных размеров, это не препятствие. Нынешней ночью она твоя, и ты можешь испытать с ней все известные тебе виды наслаждения. Если, конечно, ты не предпочитаешь провести ночь с рабыней Кристой. Несомненно, ты не раз делил с ней ложе до того, как привезти ко мне, и, может быть, хочешь обладать ею в этот последний раз.
Щеки Рыжебородого вспыхнули. Он не собирался признаваться Калиму в том, что ни разу не обладал Кристой, хотя она вызывала в нем сильное желание. Это могло испортить его репутацию хладнокровного насильника и убийцы, самого жестокого из пиратов, когда-либо бороздивших воды Средиземного моря.
— Пусть Абдулла объезжает эту кобылку. Кроме того, она для меня слишком слаба. Мне нужна женщина столь же ненасытная в любви, как и я.
— Тогда Селима как раз для тебя, — решил Калим. — Я пришлю ее к тебе сегодня. А сейчас мы разделим с тобой трапезу, и ты расскажешь, какие новости принес твой гонец из Константины. Ходят слухи, что в горах и пустыне неспокойно.
— Мой человек — его имя Рамир — слышал в деревнях о могущественном шейхе, которого его приспешники зовут Пустынный Ястреб. Никто не знает, откуда он появился и возглавил племена, известные своей воинственностью. Это туареги — не утомимые кочевники. Они передвигаются на боевых верблюдах, и их все боятся. До недавнего времени они нападали в основном на караваны с товарами для Абдуллы и его двора.
За обедом мужчины продолжали говорить о загадочном шейхе, который уже причинил немало неприятностей Абдулле. Абдулла выслал отряд янычар на его поиски, но вскоре обнаружилось, что бандиты ничем не уступают этим прославленным воинам. Туареги всегда были самым воинственным из племен Сахары, но они признали власть мудрого бея Халида ибн-Селима, уважали его и заключили с ним мир. После его смерти, когда Абдулла захватил власть, туареги перестали соблюдать этот неписаный договор, потому что не питали и тени уважения к новому правителю.
— А твой человек сам видал этого великого шейха? — с интересом спросил Калим. — Правда ли, что он такой бесстрашный воин, как говорят?
— Рамир видел издалека, как туареги стояли строем на холме и наблюдали за караваном, в котором он ехал. Но они не напали — зная, по-видимому, что караван небогатый.
— А их предводителя он тоже видел?
— Наверное, нет, — задумчиво проговорил Рыжебородый. — Хотя Рамир говорил, что один человек выделялся среди остальных. Лицо у него было замотано темно-синим шарфом, как не носят туареги, и он сидел на арабском жеребце. А одет он был не в темную плотную одежду туарегов, а в снежно-белую, которая развевалась на ветру. Потом он него люди исчезли так же бесшумно, как и появились. Хотелось бы мне быть там, чтобы увидеть все это собственными глазами.
Калим хмыкнул, подумав о том, что уж он-то совершенно не хочет иметь дела ни с Пустынным Ястребом, ни с туарегами. Все знали, что эти кровожадные погонщики боевых верблюдов разоряли цветущие оазисы, превращая их в пустыню. Они славились жестокостью, умением ориентироваться в пустыне и выслеживать врага, не знали равных в бою на длинных обоюдоострых мечах и наводили ужас на местных жителей.
После еды перед Калимом и Рыжебородым появились шесть танцовщиц, укутанные в прозрачные шали, которые почти не скрывали их соблазнительных форм. Когда танец завершился впечатляющим финалом — каждая из девушек сбросила с себя последнюю оставшуюся часть одежды, и взору двух мужчин предстали полностью обнаженные тела, блестевшие от пота, — Рыжебородый уже был полностью подготовлен к встрече с Селимой.