– А что она ответила? – спросил Филип начиная чувствовать неловкость по мере того, как лейтенант продолжал свой рассказ.

– Она сказала, чтобы я занимался своими делами и что она не собирается возвращаться к вам.

– Черт возьми! – воскликнул Филип. – Вы хотите сказать, что она предпочла остаться с шайкой контрабандистов, чем вернуться ко мне, своему мужу?

Лейтенант Грей кивнул в знак согласия, и Филип растерянно замолчал.

– Капитан Стоун вернулся с Баратарии на неделю раньше вас, – вмешался генерал Джексон, обращаясь к лейтенанту. – Как вы думаете, почему он нам не сообщил о мадам Сент-Сир? Ему что, не нужны пять тысяч долларов?

– Кто такой капитан Стоун? – спросил Филип.

– Наш офицер, которому я поручил доставить письма Жану Лафиту и проверить лояльность Лафита по отношению к Соединенным Штатам, – ответил Джексон. – Он хороший офицер. Я недавно отправил его в другую экспедицию – в Натчез, чтобы раздобыть ружейные кремни и боеприпасы.

– Капитан Стоун и ваша жена очень... гм... подружились, – вставил лейтенант Грей.

– Поосторожнее с намеками, лейтенант, – строгим тоном предупредил Джексон.

– Простите, сэр, – произнес лейтенант без всякого раскаяния в голосе, – но я считаю, что мистер Сент-Сир должен знать факты.

– Продолжайте, лейтенант, – сказал Филип напряженным голосом.

– Я наблюдал, как они встречались каждый вечер и вместе гуляли по берегу. Они казались очень... близкими друзьями, если вы меня понимаете.

Филип изо всех сил старался не обращать внимания на явный намек лейтенанта.

– Вы сказали, что капитан Стоун уехал с Баратарии на неделю раньше вас, – сказал Филип. – А что делала моя жена после этого?

– Я ее после этого не видел. Мистер Лафит и его любовница сказали мне, что она заболела и должна лежать в постели. Я уехал через неделю, не встретив ее больше.

– Простите меня за эти дотошные вопросы, но мне многое непонятно, – сказал Филип. – А когда вы только что приехали на Баратарию, она выглядела здоровой?

– Да, она была вполне здорова и прекрасно выглядела. Она очень красивая женщина. При мне никто не говорил, каким образом она оказалась у Лафита и в каком состоянии она была тогда. На мой взгляд, с ней все было в порядке.

– Тут может быть только одно объяснение, – вмешался генерал Джексон. – Море выбросило ее на берег Баратарии, и Лафит или кто-то из его людей нашел ее. Вашей жене очень повезло, что она вообще осталась жива. Пережить шторм – это не что поразительное, но то, что она оказалась гостьей Лафита, а не пленницей, это вообще чудо. Правда, – продолжал он задумчиво, – Лафит в последнее время старается вести себя как можно лучше. Он хочет получить полное помилование и освобождение из тюрьмы для своего брата и соратников в обмен на помощь в борьбе с англичанами.

– Вы можете мне рассказать еще что-нибудь, лейтенант? – спросил Филип.

– Нет, сэр.

– Как вы думаете, моя жена до сих пор на Баратарии?

– Думаю, да, сэр.

– Спасибо, лейтенант, вы мне очень помогли. Сегодня вечером вас будут ждать на моем корабле

«Стремительный», и я распоряжусь, чтобы вы получили вознаграждение.

Глаза лейтенанта Грея заблестели при упоминании желанной награды.

– Обязательно приду, – сказал он, с трудом сдерживая ликование. Убедившись, что расспросы окончены, он отдал честь генералу Джексону и вышел.

– Что вы собираетесь теперь делать, Сент-Сир? – спросил Джексон, когда они остались одни.

– Поеду на Баратарию за женой, – не колеблясь, ответил Филип.

– Вы не найдете дорогу, – сказал Джексон. – Баратарию невозможно отыскать без местного проводника.

– Значит, я найду проводника, – сказал Филип упрямо.

– Я смогу вам помочь, – предложил Джек сон. – Я не знаю, почему ваша жена так поступила, и спрашивать не буду, но, если вы настаиваете на поездке на Баратарию, я попрошу вас выполнить для меня одно поручение. Взамен я помогу вам найти проводника, который доставит вас в этот форт.

– У меня есть некоторый опыт доставки документов, – улыбнулся Филип. – С удовольствием выполню ваше поручение.

– Хорошо! Вы уже показали себя надежным курьером, знаю, что и на этот раз вы меня не подведете.

– Скажите, что я должен делать, генерал?

– Вы знаете бар «Дом абсента»?

– Слышал о нем.

– Это место встречи людей Лафита. Завтра утром отправляйтесь в «Дом абсента» и спросите Доменика Ю. Скажите, что я вас прислал. Он будет знать, почему вы там, и поможет вам добраться до Баратарии.

– Вам нужен ответ на ваши письма? – спросил Филип.

– Нет, не нужен. Губернатор Клерборн согласился отпустить Пьера Лафита, брата Жана, из тюрьмы вместе с их товарищами и даровал им полное помилование.

– Вы считаете, что можете доверять Лафиту?

– Я думаю, он сделает все, что в его силах, чтобы помешать британцам захватить Новый Орлеан, – убежденно ответил генерал Джексон.

В полдень следующего дня Филип уже был в пути на Баратарию.

А еще через несколько часов Жан Лафит принял Филиппа в главном зале большого дома.

– Я Жан Лафит, – сказал он с легким поклоном. – А вы?..

– Филип Сент-Сир, – ответил Филип. Если это имя что-то говорило Лафиту, то он не подал

виду.

– Как я понял, вы мне кое-что привезли, месье Сент-Сир.

– Да, это так, – ответил Филип, доставая из кармана куртки пакет, переданный генералом Джексоном.

Лафит вскрыл пакет, быстро пробежал взглядом страницы, и довольная улыбка появилась на его лице.

– Прекрасно! – воскликнул он. – Генерал Джексон человек слова, и он не пожалеет, что доверился Жану Лафиту! Вместе мы разобьем англичан. – Потом он повернулся к Филиппу: – Благодарю вас, месье Сент-Сир. Ответа не нужно. Моего брата Пьера и моих людей освобождают из тюрьмы, и будет объявлено о полном помиловании. Скажите вашему доброму генералу, что он не пожалеет. Что касается вас, Сент-Сир, сегодня вы мой гость, а завтра утром мои люди проводят вас в Новый Орлеан.

Получалось, что Филиппу объявили, что он свободен. Но у него были другие намерения.

– Я прибыл на Баратарию не только с поручением от генерала Джексона, но и по собственным делам, – быстро сказал он, пока Лафит не ушел. – Как я понимаю, моя жена находится на вашем острове.

Лафит внимательно изучал красивого, взволнованного мужчину, которого Габби покинула ради другого. Он неплохо разбирался в людях и буквально с первого взгляда почувствовал, что такой человек никак не мог совершить хладнокровное убийство, и уж тем более убийство собственной жены. Что-то здесь было не так. В глубине души Жан решил, что Сент-Сир заслуживает объяснения.

– Вашей жены больше нет на Баратарии, месье Сент-Сир, – сказал он, пристально наблюдая за реакцией собеседника. Видимо, эта реакция его удовлетворила, потому что он продолжал: – Мы нашли ее в тяжелом состоянии, без чувств, израненную, на нашем берегу. Моя Мари сама ухаживала за ней, выходила ее, и они стали подругами. Я предложил ей убежище на моем острове.

С непроницаемым лицом Филип спросил:

– Почему она решила остаться на Баратарии после того, как поправилась? Разве она не знала, что ее считали погибшей?

– Я не расспрашивал ее, месье. Видимо, у нее были свои причины, чтобы не сообщать вам о своем спасении. – Лафит пожал плечами. – Честно говоря, я был слишком занят более неотложными делами. И знаю только то, что сказала мне Мари, а я поклялся хранить это в тайне.

– Можно мне поговорить с вашей женщиной?

– Это невозможно, к сожалению. Мари сейчас в Новом Орлеане, гостит у сестры.

– Пожалуйста, капитан Лафит, я должен найти свою жену, – умолял Филип. – Вы не знаете, куда она поехала с Баратарии? Я уверен, как только я найду ее, мы преодолеем наши разногласия.

Что-то в его голосе заставило Жана поверить.

– Я не знаю, где сейчас ваша жена, и может быть, даже если вы отыщете ее, будет слишком поздно, но могу вам сказать, что она покинула Баратарию две недели назад вместе с капитаном Стоуном, одним из офицеров, присланных Джексоном.

– Капитан Стоун! – Филип чувствовал себя так, как если бы его ударили в живот. – Вы хотите

сказать, что они любовники? Что она была с ним все это время?

– Месье Сент-Сир, – попытался утешить его Лафит. – На Баратарии у нас каждый выбирает себе того, кого хочет, но откровенно говоря, мне не кажется, что они были любовниками в то время, когда жили здесь на острове. А уж что случилось потом, мне неизвестно. – Он опять достал письма генерала Джексона. – Больше мне нечего вам сказать, и у меня много срочных дел, – сказал он и попрощался с Филиппом.

На следующий день Филип опять сидел в маленьком кабинете генерала Джексона. Тут же находился лейтенант Грей. Филип передал генералу устное послание Лафита и добавил, что Габби уже не на Баратарии, а в Новом Орлеане, и вдруг заметил самодовольную улыбку на лице лейтенанта Грея.

– Простите, что прерываю вас, сэр, – вмешался лейтенант. – Вчера, после того как я ушел отсюда, я видел вашу жену. Она была на рынке, переодетая мальчиком. Когда она поняла, что я узнал ее, она скрылась в толпе.

– Неужели она на все готова, чтобы скрыться от меня! – воскликнул Филип. – Вы не пытались догнать ее?

– Да, сэр. Я и двое солдат погнались за ней и почти поймали ее, когда ее сшибла проезжая карета.

– Боже мой! – закричал Филип, вскочив со стула. – Она не пострадала? Где она сейчас?

– Я... она... я не знаю, – сознался лейтенант Грей, облизывая пересохшие губы. – Карета остановилась, и, прежде чем я смог протолкаться сквозь толпу, пассажир и возница занесли ее внутрь и уехали.

«Неужели Габби похитили? Или, наоборот, кто-то пришел ей на помощь?» – взволнованно подумал Филип.

– А вы узнали пассажира в карете?

– Я никогда его раньше не видел, но, судя по виду, он из состоятельных господ.

– Может быть, этот господин отвез вашу жену в квартиру капитана Стоуна? – сказал генерал Джексон. – Я знаю, что он снимает квартиру неподалеку, на Королевской улице.

– Благодарю, генерал, я тотчас же туда отправлюсь, – сказал Филип, повернувшись к выходу.

– Одну минуточку, – прервал его Джексон таким серьезным голосом, что Филип замер на месте. – Я не говорил об этом, потому что не думал, что это имеет отношение к исчезновению вашей жены, но теперь вижу, что это может быть важно для вас.

Все внимание Филиппа было устремлено на Джексона.

– Капитан Стоун погиб. Он со своим отрядом вез вниз по реке на баржах закупленную амуницию и кремни из Натчеза, когда на них напали индейцы из племени чокто, поджидавшие их в прибрежных зарослях на каноэ, – сказал Джексон.

– А я думал, что здешние индейцы на вашей стороне, – произнес Филип, пораженный сообщением генерала Джексона.

– Большей частью так оно и есть. Но британские агенты переманили многих. Подозреваю, что и тут без них не обошлось. Они каким-то образом пронюхали об экспедиции Стоуна и хотели помешать перевозке амуниции. Капрал, переживший нападение, рассказал, что резней руководил белый человек, возможно, английский агент. Я потерял не только отличного офицера, но еще десять рядовых и столь нужное нам вооружение.

Усталость и горечь на лице Джексона вызвали у Филиппа сочувствие к этому худому, высокому воину, на плечах которого лежала такая ответственность.

– Я должен разыскать свою жену, – заявил Филип. – Теперь, когда капитана Стоуна нет, она осталась одна в городе. Она очень молода и не знает, как уберечься от опасностей. Если мне повезет, я найду ее на квартире капитана Стоуна. А если нет... – На его лице тоже были заметны следы забот и волнений, когда он думал о множестве опасностей, которые могут подстерегать одинокую женщину в таком городе, как Новый Орлеан.

Удача отвернулась от Филиппа. Бывшая хозяйка капитана Стоуна из дома на Королевской улице рассказала, что капитан отказался от квартиры две недели назад и не оставил адреса, куда он переезжает. Она даже не могла сказать, был ли он один или с дамой. Оставалось надеяться на помощь команды «Стремительного» в прочесывании Старого квартала в поисках нового жилья капитана Стоуна.

Прошла неделя, прежде чем первый помощник Мерсье наткнулся на апартаменты Патальба и выяснил, что некий капитан Стоун с женой занимал комнаты на втором этаже. По словам квартирной хозяйки, капитан отсутствовал уже три недели, а его жена почти две, хотя за жилье было заплачено до конца месяца. Выслушав доклад Мерсье, Филип сразу бросился на улицу Шартр, чтобы расспросить хозяйку, но, к сожалению, ничего нового не узнал. Он уговорил пустить его в квартиру, но, хотя Филип и нашел кое-что из женской одежды, не было никаких доказательств пребывания здесь Габби. Филип щедро вознаградил хозяйку и вернулся на «Стремительный» в смятении.

Выходило, что Габби нарушила брачные обеты и открыто жила с капитаном Стоуном! Филиппу невыносимо было думать, что она была в объятиях другого мужчины, отвечала ему со свойственной ей пылкостью и отдавала этому человеку то, что по праву принадлежало Филиппу. Эти мысли сводили Филиппа с ума. А что, если она носит ребенка от своего любовника? Он сжал кулаки так, что костяшки пальцев побелели. Если он ее разыщет, сможет ли он простить? – спрашивал он себя, не зная ответа.

Поздно ночью Филип расхаживал взад и вперед по каюте, пытаясь разобраться в своих мыслях. Что бы Габби ни сделала, она все равно была ему нужна. Все ее поступки, даже нежелание возвращаться к нему, были вызваны им самим. Он должен был понять с самого начала, что она совсем не похожа на Сесили. Теперь он понимал, что вел себя с ней слишком сурово, был непреклонным и надменным, да, черт возьми, он вел себя как ревнивый дурак, а не как любящий муж с молодой женой, чей единственный недостаток был в том, что она оказалась упрямой. Если он разыщет ее, сможет ли стать таким мужем, какого она заслуживала, сможет ли помешать своей ревнивой и властной натуре погубить Габби? Что он почувствует, когда будет держать ее в объятиях и знать, что другой мужчина обладал этим сладостным телом и познал ее пылкую страсть? Филип ударил кулаком по переборке и выругался, почувствовав боль в руке. Он лег спать, так ничего не решив толком, за исключением того, что перевернет весь город, чтобы разыскать жену. Филип был уверен, что когда-нибудь она вернется на улицу Шартр и он будет там ожидать ее.

Габби провела в доме сестры Марселя почти две недели и все это время никуда не выходила, кроме маленького садика во дворе. От Марселя известий не было. Жаловаться ей было не на что, потому что Пито с Лизеттой хорошо о ней заботились, но после оживленных прогулок на Баратарии в обществе Мари она не могла больше выносить Такую скуку. Она истощила скудный запас книг, а Пито с Лизеттой оказались плохими собеседниками. Вскоре Габби начала волноваться, что Роб вернется из поездки и не застанет ее, хотя она обещала дождаться его. Почти месяц прошел со дня его отъезда в Натчез, и она понимала, что должна сообщить ему, что находится в безопасности. Она подумывала было о том, чтобы послать Пито с запиской, но решила, что недостаточно ему доверяет. В конце концов Габби решилась – вновь переоделась мальчиком, никем не замеченная, выскользнула из дома. Если она не застанет Роба в квартире, то оставит записку и быстро вернется, прежде чем кто-нибудь ее хватится. Тогда Роб будет знать, где ее найти.

Улицы, как обычно, были заполнены народом, и никто не обращал внимания на стройного паренька, который шел, опустив голову. Габби без приключений добралась до апартаментов Патальба и поднялась по железной лестнице. Своим ключом она отперла дверь, но, к своему разочарованию, не заметила ни одежды, ни вещей Роба, а комнаты были сырыми и пыльными. Габби испытала какое-то нехорошее предчувствие, как будто пустые комнаты таили угрозу. Она подошла к столу, чтобы написать записку Робу, стараясь не смотреть на кровать, где они однажды испытали счастье в объятиях друг друга.

Неожиданно послышался слабый шум, и дверь стала открываться.

– Роб! – радостно воскликнула Габби.

– Здравствуй, Габриэль, – тихо произнес Филип. – Я тебя давно жду.

– Филип! Это ты! Но как... как ты узнал, где я? – От неожиданности она растерялась.

– Я узнал, что капитан Стоун с «женой» сняли здесь квартиру, – ответил он, запнувшись на слове«жена».

Габби вздрогнула, но решила не отступать.

– Полагаю, ты разговаривал с лейтенантом Греем?

– Да, а также с Жаном Лафитом, когда ездил на Баратарию.

– Ты ездил на Баратарию? – охнула Габби изумленно, пытаясь представить себе, что подумал Жан, когда Филип Сент-Сир появился и стал разыскивать свою заблудшую жену.

– Да. Но я опоздал. Лафит сказал мне, что ты уже уехала с капитаном Стоуном. Неужели ты настолько любишь этого капитана, что готова пренебречь своими брачными обетами? – горько спросил Филип.

– Роб добрейший и сердечнейший человек из всех, кого я знаю, – резко ответила Габби. – А что я видела от тебя, кроме жестокости и высокомерия?

– Я спросил тебя, любишь ли ты его, Габби? – повторил Филип более мягко.

– Не знаю, Филип, – ответила она, избегая его взгляда. Его гранитно-серые глаза пронизывали ее до глубины души. – Но Роб любит меня и просил стать его женой.

– Это невозможно! Ты моя жена.

– Существует такая вещь, как развод. Это трудно, но возможно, – отозвалась она.

– Габби, – начал Филип таким тоном, какого она раньше от него не слышала, – ни слова больше. Ты должна кое-что узнать.

– Что бы ты ни говорил, ничто не изменит моего мнения о тебе или о Робе.

– Он умер, Габби. Твой Роб умер.

Такой удар невозможно смягчить, подумал Филип, увидев, как кровь отхлынула от щек Габби. Она должна узнать правду. С тревожным возгласом Филип рванулся вперед и успел подхватить Габби прежде, чем она упала на пол. Он осторожно положил ее на кровать, впервые обратив внимание на ее обтягивающие брюки и на холмики грудей под рубашкой.

Габби медленно возвращалась из небытия в мир печали. Милый, добрый Роб умер. Никогда больше она не увидит его веселые голубые глаза, не услышит его заразительный смех. Слезы выступили на ее глазах, когда она вспомнила их последние минуты нежности перед разлукой.

– Капитан Стоун был твоим любовником! – услышала она обвиняющий голос Филиппа. – Боже мой, Габби, что с тобою сталось? Где та девочка, которая собиралась посвятить свою жизнь Господу нашему?

– Та девочка вышла замуж за тебя, Филип, и больше никогда не была прежней, – ответила Габби без всякого выражения. – Скажи, как умер Роб?

Филип рассказал ей то, что ему было известно, и Габби тихо плакала, чувствуя себя такой одинокой, как никогда в жизни.

Тронутый ее слезами, Филип сел на край кровати и разгладил влажные волосы на лбу.

– Я не верю, что ты по-настоящему любила его, Габби. Но все это теперь не имеет значения. Ты понимаешь? Он умер, а я все еще твой муж. – Габби затихла. – Неужели мы не можем начать заново? Наверно, я был тебе не совсем безразличен, раз ты спасла мне жизнь. Я... ты мне очень дорога, моя милая. И... я по-прежнему хочу тебя.

Недоверие на ее лице сменилось изумлением. Филип просит почти невозможного. Ведь ей придется всю жизнь прожить в страхе. Она сомневалась, что Филип скоро забудет то, что Роб был ее любовником. Даже если забудет, то никогда не простит. Так и она не может забыть о Сесили и простить его за убийство.

– А что потом? Ты задушишь меня, как свою первую жену, когда твою душу источит мысль о том, что другой мужчина обладал мною? – спросила g Габби не в силах сдержаться.

– Габби! – воскликнул Филип, побледнев. —

Откуда ты взяла, что я задушил Сесили? Как ты могла поверить, что я способен на такой чудовищный поступок?

– Ты сам мне сказал, что убил свою жену, – ответила Габби. – А Марсель рассказал, что ее нашли задушенной. Что еще я могла подумать?

– Марсель! – Филип с горечью сплюнул, произнеся это имя. – Ну разумеется, он с радостью извратил мои слова в своих низменных целях. Черт возьми! – вдруг выругался Филип, когда до него дошло, что думала про него Габби все это время. – Так ты решила, что станешь следующей жертвой?

Габби молчала, и Филип понял, что угадал. Габби не хотела возвращаться к нему, опасаясь за свою жизнь. Ну и глупцом же он был!

– Послушай меня, милая, – сказал он серьезно. – Я не убивал Сесили своими руками. Я просто считал себя виноватым в ее смерти и до сих пор так считаю.

– Но... я не понимаю.

– Пожалуйста, выслушай меня, а потом суди сама, – произнес Филип с мольбой в голосе. – Я встретил Сесили, когда вернулся на Мартинику из Франции, где провел десять лет, получая образование. Вернулся, когда получил известие о смерти отца. Поместье Бельфонтен принадлежало мне, так же как и большая плантация сахарного тростника. Я упорно работал три года и, пожалуй, был чересчур серьезным молодым человеком, потому что редко участвовал в веселой светской жизни Сен-Пьера в отличие от моего доброго друга и соседа Марселя Дюваля. Однажды он познакомил меня с Сесили, и вся моя жизнь в одночасье переменилась.

На всей Мартинике не было другой такой красавицы, и я влюбился в ее красоту, а также в ее жизнелюбие и веселый нрав. Она любила флиртовать и постоянно находилась в окружении поклонников, которые осыпали ее комплиментами и кидались наперегонки выполнять малейшее ее желание. Я настойчиво ее преследовал, и, судя по ее поведению в те редкие моменты, когда мы оставались наедине, мне казалось, что наши чувства взаимны. Я сделал ей предложение, но она мне отказала, заявив, что она еще не готова к благоразумной семейной жизни, да еще в таком далеком месте, как Бельфонтен.

Но я не согласился с ее решением. Страсть к ней захватила меня, как болезнь. Марсель предупреждал меня, что я ей не пара, позднее я догадался, что он просто ревновал. Наконец в отчаянии я пошел к отцу Сесили и попросил ее руки. Старик ни о чем так не мечтал, как о том, чтобы непокорная дочь вышла за меня замуж. У меня было большое состояние, и я считался прекрасной партией для любой девушки на острове. Отец переживал, что Сесили никогда не найдет себе жениха по вкусу. Вдвоем мы надавили на нее и убедили выйти за меня замуж, но только после того, как я пообещал ей, что мы будем жить в Сен-Пьере. Я ни в чем не мог ей отказать.

Филип уже давно встал и расхаживал по комнате.

– Продолжай, Филип, – сказала мягко Габби.

– Мы были безумно счастливы, по крайней мере я, несмотря на то, что она отказалась от моего предложения провести медовый месяц в морском путешествии на «Стремительном». Сесили заявила, что умрет со скуки на корабле. Я часто уезжал по делам. Сесили в мое отсутствие была вольна жить в свое удовольствие, и я никогда ее ни о чем не расспрашивал. Она тратила деньги с такой ужасающей скоростью, что я в конце концов был вынужден поговорить с ней, и это была наша первая серьезная ссора.

Мы прожили в Сен-Пьере почти год, когда я получил срочное донесение от управляющего. В нем сообщалось, что пожар уничтожил западную часть тростниковой плантации, включая установку по изготовлению рома, и меня срочно вызывают в Бельфонтен, чтобы поправить дела. Когда я объявил Сесили, что нам придется поехать на плантацию на неопределенное время, она плакала, спорила и протестовала, но в конце концов вынуждена была уехать со мной. Вот тогда-то и начались серьезные проблемы.

Филип пристально посмотрел на Габби, как бы прося ее понять то, что произошло затем.

– С первого дня нашего пребывания в Бельфонтене Сесили отказала мне в близости. А я, как влюбленный глупец, находил для нее оправдания и говорил себе, что она привыкнет и вскоре вернется в супружескую постель. Тем более одно можно было сказать о Сесили – она была исключительно страстной женщиной, и я был уверен, что зов плоти вскоре пересилит ее детские капризы.

– И что, твои ожидания оправдались? – спросила Габби. Она легко могла себе вообразить капризную красавицу Сесили, которую обожал Филип.

– Все наоборот, – сознался он, и воспоминания омрачили его лицо. – Она почти перестала со мной разговаривать. А потом я совершил нечто, что невольно ускорило ее смерть. Я обратился за утешением к Амали и в ее объятиях нашел то, в чем мне отказывала жена.

– Твоя любовница!

– Да, но она стала моей любовницей только тогда, когда Сесили отказалась быть мне женой. Я обратился к Амали за утешением. Я мужчина, Габби, – сказал он, как будто это все объясняло. – Когда Амали щедро предложила мне то, в

чем отказывала Сесили, я принял ее дар и в ее объятиях смог забыть, хотя бы на время, отчаяние, которое я испытывал из-за постоянных отказов Сесили.

– А кто такая эта Амали? – спросила Габби, в которой пересилило любопытство.

– Она дочь тетушки Луизы, моей домоправительницы, и Жерара – он моя правая рука на плантации. Они оба принадлежат мне, так же, как и Амали, и все трое всю жизнь прожили в Бельфонтене. Амали невероятно красива и притягательна, – добавил он, предвосхищая следующий вопрос Габби.

– Она негритянка? – спросила Габби, раскрыв глаза от изумления. Не может же Филип спать с черной рабыней!

– Цветная лишь на одну восьмую, и кожа у нее не темнее, чем у кого-нибудь из нас.

Габби обдумала его слова, вспомнила Мари, любовницу Лафита, и потом спросила:

– А как Сесили относилась к тому, что у тебя есть любовница?

– В один прекрасный день она взяла карету и исчезла. Я обыскал всю плантацию, и, когда наступила ночь, а она не вернулась, я немедленно отправился в Сен-Пьер, рассчитывая найти ее в своем городском доме. Но там ее не было, и вообще нигде в Сен-Пьере ее не было. Через неделю я вернулся в Бельфонтен в смятении, решив порвать с Амали, как только Сесили вернется. В конце концов, Сесили была моей женой и когда-нибудь стала бы матерью моих наследников, она была гораздо важнее для меня, чем кто-либо. Я все еще безумно любил ее и был уверен, что разрыв между нами может быть преодолен, пускай мне придется пообещать ей вернуться в Сен-Пьер, как только я наведу порядок на плантации.

– И что, она вернулась? – Габби была полностью поглощена его рассказом.

– Нет, – сказал Филип печально, – я не получал от нее никаких известий до тех пор, пока через пару недель в Бельфонтен не приехали сестры Марселя Дюваля и не рассказали мне, что Сесили живет в Ле Шато, поместье Марселя. Он запретил им сообщать мне об этом, но, по-видимому, моя свое нравная жена непозволительно по-хозяйски вела себя в их доме. По словам сестер Дюваль, она стала раздавать приказы слугам и своими требованиями поставила все в доме вверх дном. Поэтому, рискнув вызвать недовольство брата, они приехали ко мне, чтобы я забрал свою капризную жену. Нечего и говорить, что я поехал за ней немедленно.

Когда я приехал в Ле Шато и встретился с Сесили, она отказалась ехать со мной. Мне было ясно, что они с Марселем любовники, хотя оба отрицали это. Сестры Дюваль не могли ни подтвердить, ни опровергнуть мои подозрения. Марсель же, считавшийся моим другом, настаивал на том, что просто предложил Сесили приют. В конце концов я заставил Сесили вернуться в Бельфонтен. – Филип перестал ходить по комнате и опять сел на кровать рядом с Габби. – Я поклялся Сесили, что Амали ничего для меня не значит, но она лишь засмеялась и сказала, что я могу завести дюжину любовниц, если мне хочется. Она по-прежнему отказывала мне в близости и говорила, что, если бы у нее была возможность, она бы покинула меня. Тогда я понял, что должен принять решительные меры, или я ее потеряю. Днем я поручил моим людям неотступно следить за ней, а ночи сам проводил с ней, принуждая ее спать со мной. Я решил, что если она забеременеет, ее отношение ко мне и к Бельфонтену изменится и она снова станет любящей и страстной женщиной, на которой я женился. С помощью грубой силы я преодолел ее слабые протесты в попытке зачать ребенка. Я чувствовал ее нарастающую враждебность, но после того, как я преодолел ее сопротивление, она смирилась с моим вниманием.

Габби вспомнила, как она сама уступила Филиппу, и ей было понятно, каким он мог быть непреклонным в достижении поставленной цели.

– Через удивительно короткое время Сесили объявила мне, что ждет ребенка. Я поверил ей, только когда доктор подтвердил это. Я был счастлив от того, что мои мечты о ее беременности так быстро осуществились. Как я и надеялся, Сесили восприняла предстоящее материнство очень хорошо и стала удивительно милой и ласковой. Это было похоже на чудо. Я сказал Жерару, что следить за ней больше не надо, пусть делает что хочет. Я даже пообещал ей, что после рождения ребенка половину времени мы будем проводить в городе.

– Если вы были так счастливы, почему она умерла?

– Оказалось, что я был единственный, кто испытывал счастье. Однажды ночью, сразу после того, как мы занимались любовью, Сесили объявила, что больше никогда не будет со мной в постели как жена. Она обвинила меня в эгоизме, в том, что я не обращаю внимания на ее чувства. Сказала, что мое присутствие ее душит и что она собирается уехать от меня и жить в Сен-Пьере. Я ошибался, решив, что это обычная вспышка, свойственная беременным женщинам. В ответ я засмеялся и сказал, что она говорит глупости и что на следующее утро все будет выглядеть по-другому.

Сесили в ярости вскочила с кровати. Никогда в жизни я не видел ее такой взбешенной, она как будто обезумела.

Филип замолчал, и пауза показалась зловещей. Габби протянула руку и дотронулась до его плеча. Это прикосновение придало ему сил, он прокашлялся и продолжал:

– Она сказала мне... что в дураках остался я сам, что ребенок, которого она ждет, не мой... что он от Марселя.

– О нет! – воскликнула Габби, всем сердцем ощутив его боль.

– Меня как громом поразило. Я даже не мог пошевелиться, чтобы удержать ее, когда она выбежала из комнаты. В конце концов, куда она могла деться посреди ночи? Я недооценил ее отчаянную решимость навсегда покинуть меня и Бельфонтен. Она взяла лошадь из конюшни, прежде чем я сообразил, что она делает. Только услышав стук копыт, я очнулся от столбняка и последовал за ней. По направлению тропы в банановых зарослях, по которой она поехала, я понял, что она направляется в Ле Шато, к Марселю. Я был вне себя от страха. Банановые заросли вообще опасное место для прогулок, а ночью риск возрастал в тысячи раз. К тому же Сесили опередила меня минут на пять, пока я стоял как пригвожденный.