Габби никогда не общалась с такими мужчинами, как Марсель. Его приветливость и хорошие манеры резко контрастировали с мрачным видом Филиппа. Габби сразу почувствовала к нему симпатию, хотя и понимала, что с ее стороны слишком смело беседовать с незнакомым мужчиной.

– Месье? – переспросила она, ожидая, что он докончит прерванную фразу. Но, так как он ничего не говорил, она спросила:

– У вас тоже были дела во Франции, месье Дюваль?

– Зовите меня Марсель, в конце концов, я ваш ближайший сосед на Мартинике. Что касается вашего вопроса, то да, я только что закончил устройство брачного договора между моей сестрой и наследником дома Боннаров. – Он сделал паузу, видимо ожидая от нее поздравлений по поводу столь удачного альянса. Но при этих словах Габби подумала о своем собственном браке, который также устроили родственники, и о том, какой страх и ненависть она испытывала к своему мужу. Ее фиалковые глаза потемнели, на лбу собрались морщинки, и она молча устремила свой взор на бесконечную ширь воды.

– Вы взволнованны, дорогая! – воскликнул Марсель, заметив ее мрачное выражение лица. – В чем дело? Я могу вам помочь? Молодая жена в свадебном путешествии должна быть настолько влюбленной, что никакие несчастья не могут ее затронуть.

– Любовь? – горько повторила Габби. – Пожалуйста, месье Дюваль, не говорите со мной о любви. Вы не понимаете.

Марсель был поражен враждебностью, которая звучала в голосе Габби. Похоже, новобрачная не в восторге от своего мужа, подумал он, и испытал злорадное удовлетворение. Он бы половину своего состояния отдал, чтобы обладать такой женщиной, как малютка Габби. Ее задумчивые, бархатные глаза могут растопить самое холодное сердце, даже такое, как у Филиппа, сказал себе Марсель, продолжая наблюдать за ней. Хотя на вид ей было лет семнадцать-восемнадцать, стройная, гибкая фигура была уже не детской, а вполне сформировавшейся. Его взгляд все время возвращался к ее полным, чувственным губам, которые, казалось, таили в себе обещание страсти, которую ему очень хотелось бы разбудить.

Все время, пока Марсель изучал Габби, она наблюдала за ним из-под опущенных ресниц. То, что она разглядела, ей понравилось. Он был высокий, но не излучал такую первозданную силу, как Филип. На вид ему было лет тридцать с небольшим, но его живые, ярко-зеленые глаза делали его моложе. Небольшие усики и точеные, аристократические черты лица придавали ему изысканный вид. Вьющиеся каштановые волосы и мягкие, чувственные губы придавали ему достаточно оригинальности, чтобы не казаться чересчур слащавым.

Вдруг сообразив, что они молчат, Марсель заговорил первым.

– Мадам Сент-Сир, – сказал он серьезно, – не знаю, что вас тревожит, но я хочу быть вашим другом.

Габби собиралась поблагодарить его, но заметила мужа, направлявшегося к ним быстрыми шагами. Она испуганно отступила, увидев враждебность во взгляде Филиппа.

– В ваши привычки входят беседы с незнакомыми мужчинами, мадам? – спросил он отрывисто,

с трудом сдерживая гнев.

– Ты несправедлив, Сент-Сир, – вмешался Марсель. – Виноват только я. Я представился твоей очаровательной жене. Ты же не можешь требовать, чтобы она меня проигнорировала в такой ситуации.

– С твоей стороны это дерзость, Дюваль, учитывая, что ты знаешь, что я о тебе думаю, – резко ответил Филип. – Держись подальше от моей жены. Она молода и неопытна. Не хочу, чтобы ее компрометировали такие люди, как ты.

– Я завидую тебе, мой друг, – улыбнулся Марсель, намеренно не замечая оскорбления. – Если бы у меня была такая жена, я бы тоже ревновал. – Потом он поклонился Габби: – Мадам Сент-Сир, для меня было большим удовольствием с вами побеседовать.

Кипя от гнева, Филип наблюдал, как Марсель непринужденной походкой удалился прочь.

Прощальные слова Марселя почему-то расстроили Филиппа. Ревновать? Неужели он чувствует ревность? Не может быть! Он просто хочет защитить Габби от Марселя.

– Ну, моя дорогая... – начал он голосом, полным сарказма, затем больно схватил ее за локоть и силой повел в каюту, продолжая: – Значит, ты ничему не научилась у святых сестер? Отныне ты не должна принимать знаки внимания посторонних мужчин. Дюваль не такой человек, с которым можно шутки шутить.

– Ты тоже, – отозвалась Габби, расстроенная несправедливым обвинением. – Что плохого, если я побеседовала с человеком, с которым ты дружишь? Мы единственные пассажиры на «Стремительном» и наверняка будем часто видеться.

– Дюваль мне не друг, и тебе тоже! – взорвался Филип.

– Значит, я не имею права заводить друзей? Должна сидеть взаперти, а ты будешь выводить меня и демонстрировать, когда пожелаешь.

– Я буду выбирать тебе друзей! – ответил Филип.

Красные пятна гнева выступили на щеках Габби, и она горделиво подняла голову.

– Я сама выбираю своих друзей, – отважно заявила она.

Филип сделал шаг вперед, но быстро отступил, вспомнив слова Марселя. Неужели он ревнует? Может быть, он так разъярился, увидев ее с Марселем, не только оттого, что хочет защитить ее? Он прищурился. Вид Габби, грудь которой высоко вздымалась от негодования, глаза сверкали, заставил его кровь быстрее бежать по жилам. Хотя он не одобрял ее неповиновения, он восхищался ее отвагой. Не в силах сдерживаться, он резко притянул ее к себе, лаская ее сильными, требовательными руками, которые удивительно нежно прикасались к ней.

Габби узнала огонь желания в его глазах и сразу же разгадала его намерения.

– Пожалуйста, Филип, только не это, – молила она. – Всего несколько часов назад ты... мы...

– Несколько часов могут показаться целой вечностью, когда такое обольстительное создание, как ты, воспламеняет мои чувства, – произнес он хриплым от желания голосом.

«Что же это за женщина?» – спрашивал себя Филип, чувствуя, как его тело откликается на ее близость. Она была неискушенна в обычаях света и в то же время бесконечно возбуждала его. Ее учили послушанию, но вся ее натура противилась чужой власти. Она дразнила и дерзила ему, а он желал ее с силой всепожирающей страсти. Когда он заговорил, у нее мурашки побежали по телу.

– Я всегда буду хотеть тебя, моя малышка, хотя бы для того, чтобы доказать тебе, что ты принадлежишь мне, что я единственный мужчина, который наделен правом обладать тобой, где и когда мне захочется, независимо от того, сколько ты флиртуешь с другими.

– Но, Филип, – запротестовала Габби, – я не... – Он не дал ей договорить и закрыл рот поцелуем.

Несмотря на слабое сопротивление Габби, он очень быстро раздел ее, разделся сам и отнес ее в постель. К своему огорчению, она почувствовала, что его пылкие ласки и поцелуи начинают вызывать непонятную реакцию в ее теле. Когда он остановился, она испытала какое-то странное разочарование, как будто ей хотелось чего-то еще. Ей потребовались все силы, чтобы бороться с безумными ощущениями, которые он в ней вызывал. Мотая головой из стороны в сторону, она подавляла стоны, готовые сорваться с ее уст. Наконец Филип бросился на нее и глубоко вошел в ее плоть, которая противилась этому.

Когда боль от его мощного вторжения утихла.

Габби широко открыла глаза, вдруг испытав приятные ощущения во всем теле. Она очень старалась не дать Филиппу понять, что испытывала то-то помимо отвращения и что он вызвал в ней какой-то отклик. , Она чуть не задохнулась, удерживаясь от возгласов наслаждения, которые рвались из ее горла, и все это время она презирала себя за то, что движения Филиппа вызывали в ней бесстыдное желание. Никогда она не позволит себе получать удовольствие от того, что делает с ней Филип. Внезапно его тело напряглось, и пик наслаждения наступил, а Габби вздохнула с облегчением.

Во время этой пытки Габби сердилась на пламя, грозившее поглотить ее, когда неудержимая потребность ее тела едва не преодолела диктаты разума. Теперь, когда Филип отпустил ее, она испытала сожаление, как если бы находилась на краю открытия и остановилась, не совершив его. Габби вздохнула, отчасти из-за угрызений совести, но главным образом из чувства облегчения. Облегчение было вызвано тем, что это все наконец прекратилось и она не должна больше бороться с телом Филиппа и своим собственным.

– Почему ты вздыхаешь, малышка? – спросил Филип, который наблюдал за сменой настроений на ее лице. – Скажи мне правду, ведь в этот паз тебе не было больно, как я и обещал?

– Да, – неохотно подтвердила она, – но ты никогда не добьешься, чтобы я желала тебя или наслаждалась тем, что ты называешь занятием любовью.

В последующие дни Филип продолжал почти каждую ночь овладевать своей женой и подолгу пытался добиться от нее отклика, пока наконец, рассердившись, не брал ее грубо, разъяренный ее холодностью. Хотя от его ласк у Габби внутри все таяло, она изо всех сил стремилась оставаться неподвижной. В глубине души она чувствовала, что если поддастся его страсти, то уже не сможет управлять ситуацией. Было очевидно, что его самомнение страдает, так как он гордился своими талантами любовника. Инстинктивно она чувствовала, что ее отклик на его ласки будет ему приятен, а ей не хотелось доставлять ему удовольствие. Габби сама удивлялась своим мыслям. Робкая, неопытная девушка проделала большой путь за эти несколько недель.

Спустя несколько дней Габби снова встретила Марселя Дюваля. Со времени их первой встречи он старался избегать ее, чтобы не вызвать гнев Филиппа. Хотя они обедали за одним столом, но проходило это в напряженном молчании, причем Филип каждый раз хмурился, стоило Марселю лишь бросить взгляд в сторону Габби. Габби понятия не имела, чем вызвана ненависть Филиппа к Марселю. Она знала только, что чувствовала родственную душу в этом человеке, предложившем ей дружбу, которую она боялась принять.

Зеленые глаза Марселя загорелись, когда он увидел Габби, стоявшую у борта. Легкий бриз развевал юбки вокруг ее стройных ног, а серебристые локоны растрепались по лицу. Он не смог противиться желанию подойти к ней, и, когда показал ей стаю дельфинов, восторг в ее глазах тронул его: больше, чем он ожидал.

– Как удачно, что вы одна, – прошептал он! многозначительно, еле слышным из-за ветра голосом. – Ваш муж ревностно вас охраняет, моя дорогая. – Габби покраснела, что ей очень шло, и подумала, что ее собеседник сильно ошибается насчет Филиппа, но ничего не сказала и перевела взгляд на резвящихся дельфинов. Вскоре добродушный смех Марселя присоединился к ее переливчатому смеху, который был так же заразителен, как и ее красота.

Габби понимала, что, если муж застанет ее наедине с Марселем, последствия будут неприятные, но ей так не хватало общества, а Филип со своими приступами мрачного настроения уж никак не мог ей этого возместить.

– До чего они забавны, правда, месье Дюваль ? – воскликнула Габби, показывая на играющих дельфинов.

– Очень, – ответил он, не сводя глаз с ее лица и думая, как легко доставить ей удовольствие. – Но вы обещали называть меня Марсель, помните?

– Тогда вы должны называть меня Габби.

Сам того не замечая, Марсель подошел так близко, что шелковистые пряди ее волос коснулись его лица, будто хрупкие крылья бабочки. Марселю показалось естественным обхватить рукой ее миниатюрную талию, когда они наклонялись друг к Другу, чтобы лучше расслышать слова, заглушаемые ветром. Они были так увлечены беседой, что не заметили Филиппа, который издали наблюдал за ними, сжав кулаки, а глаза его блестели стальным блеском. Как Филип ни старался, он не мог отделаться от мысли, что все это уже происходило раньше.

Парочка у бортика не делала попыток разойтись. Филип отметил дерзкий жест Марселя и то, с какой готовностью приняла его Габби. Он вдруг резко развернулся и пошел в сторону своей каюты.

Прошло несколько минут, прежде чем Габби почувствовала, что объятие Марселя стало чересчур настойчивым. Она резко отодвинулась, расстроенная его дерзостью и тем, что сама это допустила.

– Я должна идти, Марсель, – сказала она слегка дрожащим голосом. – Страшно подумать, что сделает Филип, если застанет нас вместе, да еще в таком виде.

– Вы дрожите, дорогая, – сказал Марсель, пристально наблюдая за ней. – Неужели вы так боитесь своего мужа? Он плохо с вами обращается? Расскажите мне, если он посмеет хоть как-то обидеть вас, я вызову его на дуэль и...

Габби побледнела. Вражда мужа и Марселя была слишком очевидной, и усугублять ее не следовало.

– О нет, Марсель, – сказала она, – просто... я хочу сказать... наш брак устроили мои родители, и я еще не совсем к нему привыкла. Но ваша дружба много для меня значит.

– Габби, милая, я всегда буду вашим другом. Я был бы больше чем другом, если бы вы это позволили, – сказал он многозначительно. – Если когда-нибудь вам потребуется моя помощь, вам стоит только попросить. – Он взял ее маленькую ручку, поднес к губам и поцеловал ей ладонь.

Смысл его слов не ускользнул от Габби, она резко отдернула руку и поспешила в каюту, испытывая бурю чувств. Она ругала себя за то, что вела себя как молоденькая девушка, за которой впервые ухаживает красивый мужчина.

Габби вошла в полумрак каюты, сердце ее сильно билось, щеки пылали, глаза блестели. Она на секунду прислонилась спиной к двери, стараясь взять себя в руки. Она не заметила Филиппа, который сидел за маленьким столиком с рюмкой бренди в руке, а перед ним стояла наполовину опустошенная бутылка. День, который с утра был солнечным, вдруг превратился в пасмурный, сильный шквал появился на горизонте; надвигалась буря, не менее сильная, чем та, что бушевала в сердце Филиппа.

Внезапно она почувствовала устремленный на нее холодный взгляд мужа, она вздрогнула, он же поднял рюмку, пародируя приветственный жест, с усмешкой, в которой не было веселья. Филип неуверенно встал, и Габби с упавшим сердцем поняла, что он пьян.

– Хотел бы я знать, мадам, – заговорил он, неразборчиво произнося слова, – может быть, вам больше понравилось бы заниматься любовью с Марселем Дювалем? Со мной это занятие вызывает у вас лишь презрение. Может быть, я внушаю вам отвращение, или вам больше нравятся мужчины, которые так и норовят взять чужое?

Габби повернулась, чтобы спастись бегством, но Филип шагнул вперед, одной рукой схватившись за дверь, а другой резко швырнул ее в глубь комнаты. Габби пролетела к противоположной стене, где ударилась о перегородку и сползла на пол, как тряпичная кукла. Едва сохраняя сознание, она испуганно смотрела, как Филип запирает дверь и кладет ключ в карман, а потом поворачивается и с недоумением глядит на нее.

Нетвердыми шагами он подошел и нагнулся, чтобы помочь ей встать. Габби, сжавшись, попыталась отстраниться, и Филип замахнулся, но, быстро осознав, что безумная ярость толкает его на поступок, о котором он впоследствии пожалеет, опустил руку.

– Почему ты так со мной поступаешь, Филип? – жалобно спросила она.

– Ты еще спрашиваешь! – отозвался он с горящими от гнева глазами. – Ночь за ночью ты лежишь возле меня, холодная и бесстрастная, и тем не менее принимаешь объятия мужчины, с которым едва знакома.

У Габби сердце ушло в пятки, когда она поняла, что Филип видел их с Марселем на палубе.

– Ты забываешь, – храбро ответила она, – что ты мне тоже мало знаком, и проявлял ко мне лишь безразличие и жестокость все то недолгое время, что мы провели вместе. По крайней мере, Mapсель добр и внимателен.

– Ты плохо знаешь Марселя, если думаешь, что у него на уме только дружба, – прорычал Филип.

Оттолкнув руку Филиппа, Габби встала.

– Не дотрагивайся до меня! – закричала она.

– А Дювалю можно до тебя дотрагиваться? Я убью его прежде, чем он тебя совратит.

– Почему ты его так ненавидишь?

Вопрос застал его врасплох, но он не отвел взгляда и произнес всего одно слово:

– Сесили.

– Кто такая Сесили? – Это имя ничего Габби не значило.

Хотя мозг Филиппа был затуманен бренди, он знал, что не готов пока рассказать Габби о Сесили. Вместо этого он сказал:

– Ты не поймаешь меня в ловушку своими расспросами, Габби. Сесили не имеет к тебе никакого отношения.

Потом его затуманенный взгляд упал на вырез ее платья, который расстегнулся во время их стычки, соблазнительно приоткрыв молочно-белую грудь.

Вспышка желания была мгновенной, и он хрипло приказал:

– Сними одежду.

Габби никак не отреагировала на его команду, продолжая молча стоять.

– Ты слышишь меня, малышка? – повторил н. – Сними одежду. Или я сорву ее сам с твоего

восхитительного, бесчувственного тела.

Габби как-то обреченно подняла дрожащие руки и стала расстегивать застежки.

– Не так мрачно, – язвительно засмеялся Филип, – просто представь себе, что я Марсель.

Габби напряглась, чувствуя горечь во рту. Его жестокие слова и грязные обвинения потрясли ее. Ей хотелось ударить его, но ее удерживал страх.

– Быстрее, – сказал он, налил в рюмку еще бренди и одним движением опрокинул ее, продолжая жадно пожирать жену глазами, пока она один за другим снимала с себя предметы своего туалета.

– Сегодня, моя дорогая, ты поймешь, что такое рай, – пообещал он свистящим шепотом. – Я не позволю тебе подавлять свою природную страстность под маской холодности. Когда я с тобой за кончу, ты и помыслить не сможешь ни о каком другом мужчине.

Без видимых усилий Филип поднял ее с груды сброшенных одежд, отнес на кровать и, быстро раздевшись, нырнул к ней в постель. Габби задрожала, вдруг осознав, что ветер усилился и качка на корабле стала заметно сильнее. Хотя уже стемнело, зарницы молний освещали каюту, а в небе слышались раскаты грома.

Габби лежала неподвижно и смотрела, как глаза Филиппа превратились в серые бархатистые озера, а руки удивительно нежно прикасались к ее коже. Изо всех сил она сопротивлялась ощущениям, которые грозили поглотить ее, потому что понимала, что если уступит, то уже не сможет презирать мужа за то, что он берет ее силой. Когда Филип заключил ее в объятия и она ощутила его горячее, жаждущее тело, ей показалось, что молния пронзила ее до самых глубин. И при этом он был нежен. Никогда еще она не чувствовала в нем столько нежности. Его страстный поцелуй был долгим и глубоким, и, когда он оторвался от нее, ей захотелось, чтобы он продолжил. Его губы прочертили дорожку по нежной шее до кончика груди, где его жаркий язык ласкал пульсирующий сосок, прежде чем перейти к впадине ее живота. Ее тело дрожало, внутри расцветали маленькие зернышки ощущений, и волны желания накатывали на нее. Нечто неведомое толкало ее вперед, побуждая узнать смысл мощной силы, которая пульсировала внутри ее.

– Не противься, милая, – прошептал Филип с улыбкой, в которой не осталось и следа от хмеля. – Нет большего удовольствия, чем удовольствие плоти. – Потом его губы оказались там, где им было не место, они дразнили, покусывали, пробовали ее на вкус, и Габби испытала невероятный восторг, чувствуя, как вибрирует какое-то тайное место внутри ее, а его пытливые губы погружали ее в пучину наслаждения.

– Филип, – молила она, как в бреду, – пощади меня.

Но пощады не было. Каждый мускул ее тела был напряжен, как проволока, когда она устремилась к истине, которую так долго отвергала, которой так долго боялась. Все ощущения времени и пространства исчезли, и миллионы звезд зажглись в ее олове, а она, бессильная перед напором чувств, взлетала все выше и выше, туда, где буря гремела за стенами каюты.

Когда Габби затихла, Филип приподнялся и прошептал ей на ухо:

– Это было для тебя, милая, а теперь моя очередь.

Она выдохнула, когда он вошел в нее, двигаясь мощными толчками, пока Габби опять не ощутила теплую волну возбуждения. Ее глаза потрясение открылись, она была охвачена смятением. Неужели он снова ведет ее к этой вершине страсти и повторится чувственный восторг, который она испытала всего несколько мгновений назад? А потом все мысли покинули ее, когда она слилась с Филиппом в их нескончаемом полете.

Габби плыла в облаке тихого блаженства, слыша только возгласы Филиппа в тот момент, когда он достиг завершения. Перед тем как погрузиться в сон, она чувствовала себя умиротворенной. Краткая торжествующая улыбка промелькнула на лице Филиппа перед тем, как он, в свою очередь, погрузился в сон, не слыша ни бушующего шторма, ни рокочущего моря вокруг.

Буря бушевала три дня. Это не был настоящий ураган, но тем не менее шторм был внушительным. Все это время Габби не выходила из каюты, а Филип выходил всего пару раз, чтобы проверить состояние корабля. Время ничего не значило для любовников, которые провели его в объятиях друг друга, и качка корабля стала колыбелью их страсти.

Иногда Филип нежно ласкал ее, доставляя ей невероятное удовольствие. Временами его яростный пыл увлекал ее в вихре страсти, такой всепоглощающей, что она оставалась измученной и опустошенной. А иногда они просто лежали рядом, соприкасаясь телами, и этого было достаточно.

Невинной, неопытной, воспитанной в монастыре девственницы больше не существовало. Теперь 3 она превратилась в женщину, которая очень много j узнала о любви и познала тысячи способов дарить и получать наслаждение. Но ни разу Филип ни одним словом не дал ей понять, что она представляет для него нечто большее, чем сосуд для удовлетворения вожделения. Он по-прежнему оставался для нее загадкой. Почему Филип так с ней обращается? Как ? бы они ни были близки, ей не удавалось пробиться : сквозь его холодную сдержанность. Всегда какая-то s его часть была от нее скрыта, даже в минуты наивысшего блаженства. Иногда Габби ненавидела его, так же как и свое предательское тело. Филип ни разу не произнес ни одного слова любви, и уголки его губ изгибались в той же торжествующей улыбке всякий раз, когда она кричала от удовольствия.