Рыцарь в потускневших доспехах

Прозрение Даллас было мучительным. Она не могла поверить в то, что может заинтересовать кинозвезду. Однажды она уже допустила ужаснейшую ошибку, вступив в связь с мужчиной. Но теперь за ее слабость будут расплачиваться не только она сама, но и четверо детей. Даллас не могла поверить тому, что Кристофер искренне любит их всех.

Она подошла к окну и подняла штору. Кристофер слонялся по своей яхте. На какую-то долю секунды ее охватил трепет при воспоминании об их ночи любви. Как, должно быть, он смеялся над ней! Она думала о том, как осталась у него на всю ночь. Ее потрясло то, как она праздновала свою любовь, и то, что делали с ней его многоопытные руки и рот. А сейчас она испытывала унижение от каждого поцелуя и каждого своего жаркого стона. Ему не пришлось насиловать ее: она сама слишком страстно хотела его. Несомненно, она для него не больше чем развлечение — до тех пор, пока не отдаст ему его дочь. Вероятно, отчасти он даже презирает ее. Стоун имел репутацию бездушного соблазнителя. Неужели он намеревается обвинить ее в неспособности воспитывать Стефи — из-за того, что она переспала с ним? Кофе натощак вызывал тошноту, и Даллас вылила его в раковину.

Прошлой ночью она чуть не заплакала, увидев кровь на щеке Чанса. Даллас взглянула на свои ногти, и ей безумно захотелось исцарапать Кристофера.

Нет. Она сжала обе руки так, чтобы спрятать ногти. Штора, которую она выпустила из рук, упала. Даллас принялась мыть посуду. Ее руки дрожали, и она разбила стакан. Даллас порезала палец о сверкающий осколок и уставилась на свою кровь, капающую на белый фарфор.

Нет, она не пойдет к нему. Останется дома, чтобы успокоиться. Дождется, пока он придет за ней. А затем станет такой же хитрой, как и он. Покажет ему: не один он умеет обманывать.

Даллас постаралась не оставаться одной в то утро. Услышав на крыльце шаги Кристофера, она крепко схватила Стефи, спрятавшись за ней, как за щитом.

Когда Даллас увидела через окно высокую фигуру Кристофера, она испытала смесь различных эмоций. Он колебался, словно ему тоже стало нелегко смотреть ей в глаза. Затем нетерпеливо открыл дверь.

Его лицо потемнело от предательского чувства вины. Он попытался улыбнуться, и Даллас почувствовала неловкость и напряженность, которые он старался скрыть.

Она тоже нервничала. Ее щеки полыхали, а лоб вспотел. Она стиснула руки, чтобы он не заметил, как они дрожат.

Он заметил.

Не ощущая чудовищного напряжения взрослых, Стефи ударила по странице своей книги, скомандовав:

— Читай.

Глубокий озабоченный голос Кристофера наполнил кухню:

— Что читают девочки — историю о Белом рыцаре?

— Нет, Чане! — вскричала Стефи. — О волке, который пришел в дом к козочкам, и они впустили его, а он съел их всех.

Совсем как у них. Даллас вперилась взором в иллюстрацию, изображавшую несчастных козочек.

Кристофер молчал.

— Дорогуша, ты уверена, что следует читать ребенку такую страшную историю? — спросил он наконец.

— Думаю, это хорошая подготовка к жизни. Его рот неодобрительно сжался.

— Мне нравится, — зазвенел голосок Стефи.

— Хорошо. — Он наклонился и захлопнул книжку. — Беги поиграй, — коротко приказал он.

Под изумленным взглядом Стефи его манеры и голос смягчились:

— Я хочу поговорить с твоей тетей. Как только ребенок оставил их, Кристофер, обнял Даллас.

— А сейчас что не так? — Он воззрился на ее бледное лицо и нахмурился, словно был искренне озабочен. — Дорогая…

Ласка была так желанна и так прекрасна! Мышцы ее живота дернулись. О, как он хорош! И хорошо понимает это! Он чудовище. Но ее глупое сердце заколотилось. Почему она не могла устоять перед твердыней его мужественной груди? Даллас чувствовала, что вот-вот разрыдается. Ее рот слишком пересох, чтобы говорить; ее глаза затуманили подступившие слезы. Даллас отвернулась, чтобы Кристофер не увидел ее слез. Но он увидел и быстро выдохнул:

— Не плачь, Даллас. — Пауза. Его пальцы нежно гладили ее шею. — Я не могу вынести твоих слез. — Он поцеловал ее в лоб.

Ее решимость дать ему отпор была предательски поколеблена его поцелуем. Она отскочила от него;

— Не надо. Не сейчас. Могут войти дети. — Она кусала губы, удивляясь, как легко он лжет, если это так трудно дается ей.

— Хорошо. — В его голосе послышалась нотка раздражения. — Если ты уверена, что дело именно в детях.

— Уверена. — Она глубоко и с грустью вздохнула.

— В свое время придется сказать детям о нас.

— Нет! — ужаснулась она. Вопрос в его фальшивых карих глазах опалил ее.

Осторожно! И она продолжала уже спокойным голосом:

— Конечно же, мы скажем им. Но не сегодня. Для объяснения не будет достаточно времени: мне придется взять детей в город.

— Я поеду с тобой. Она бросилась к окну:

— Нет.

Его темный наблюдательный взгляд преследовал ее.

— Я никогда не видел тебя такой. Она засуетилась:

— Какой?

— Такой нервозной. Если это — чувство вины из-за последней ночи…

Да уж, насчет вины он специалист. Однако через мгновение ее глаза вспыхнули.

— Нет, дело не в чувстве вины!

— Тогда из-за чего? Она опустила глаза:

— Может быть, меня тревожит то, что ты думаешь обо мне.

— Я схожу по тебе с ума, — горячо заверил он, приблизившись и заключая ее в объятия.

Его лицо оставалось спокойным, а горячие темные глаза извергали огонь. Ее сердце бешено забилось. Он лжет. Манипулирует ею при помощи нежных взглядов и ласковых слов, а она так изголодалась по любви, что почти поверила ему.

— Ты не сможешь поехать, потому что я везу детей к моему брату, — объяснила она мягко, но дрожа.

— Понятно, — ответил он ровным голосом.

— Нет, ты не понял. — Она решительно коснулась его руки, заставив себя улыбнуться. Ее сердце застучало сильнее, когда она увидела, как ее ласка смягчила жесткость его черт.

Он отвел от шеи расплавленное золото ее длинных волос — так, чтобы его губы почувствовали там биение ее сердца. Она задохнулась, когда он поцеловал ее таким изумительным любовным поцелуем. Но затем велела себе не быть дурой, ведь он — актер.

И поспешно начала снова:

— Я собираюсь оставить их у Роберта на всю ночь, так что мы с тобой будем одни.

Его руки сжали ее талию, и он притянул ее ближе к себе. Голод в его бездонных глазах заставил ее задохнуться.

— У нас впереди целая ночь, Чане. Мы будем вдвоем.

— Я не могу ждать. — Он наклонился и поцеловал ее в ухо. Желание пробежало по ней при стремительном движении его влажного языка. — Ты когда-нибудь занималась любовью утром?

— Чане, нет. Сейчас нельзя. — Пауза. Она добавила более мягко:

— Но сегодня ночью я покажу тебе, как много значит для меня последняя ночь.

Он сказал хрипло:

— Жду не дождусь. — И заставил себя отпустить ее.

Она обернулась:

— Так же, как и я. Но она не ждала. Совсем.

Дневная жара спадала, и фиолетовое небо стало розовато-лиловым, когда Даллас вернулась из города. Она остановилась у дома, упаковала в джип вино, еду, транзистор, полотенца и шерстяное одеяло, а потом заехала за Чансом.

— Куда мы едем? — спросил он, целуя ее после того, как забрался в кабину.

Один поцелуй — и она таяла, никла к нему, трепеща каждой клеточкой своего тела.

— Снова на пляж, — удалось ей произнести. Она отстранилась от него. Ее била дрожь.

— Я схожу за плавками, — проговорил он.

— О, они тебе не понадобятся. — Без усилий ей удалось сказать это, будто в предвкушении удовольствия. Она пробежала пальцами по его мускулистым рукам. Смесь страха и возбуждения обуяла ее.

Он неожиданно застонал, и она отдернула руку. Его темный тлеющий взгляд сосредоточился на ней, и она ощутила магнетическую силу его шарма. Ее щеки заалели. Он начал говорить что-то, но она не могла больше слушать его ложь и тотчас включила радио, чтобы не слышать его голоса.

Но его молчание оказалось даже хуже, чем голос. Он смотрел на все, что она делала, с таким вниманием, что она начала нервничать. С его интуицией он мог что-то заподозрить.

Она слишком сильно чувствовала его присутствие, хоть он и молчал. Не могла она забыть и о предыдущей ночи. Всякий раз, когда Даллас переводила взгляд на Кристофера, она вспоминала, как они лежали в песке и прибой накрывал их. Даллас думала о том, сколько миль они проехали, желая друг друга, и, разумеется, вспоминала и все остальное.

Когда Даллас подъехала к повороту на пляж, Кристофер положил руку ей на бедро. Его прикосновение воспламенило Даллас, и это потрясло ее. Она нажала на газ так, что джип крутануло; завизжали шины.

— Извини, — резко сказала она, когда его откинуло к дверце.

Даже сквозь загар было видно, что лицо его побледнело. Но он улыбнулся:

— Полегче. У нас впереди — целая ночь. Она выдавила из себя улыбку, хотя ее сердце переполнил страх. И повела машину быстрее прежнего.

Над заливом поднялась большая желтая луна.

Жесткий ритм музыки, бьющей из приемника, сливался с ударами ее пульса.

— Почему бы не остановиться здесь? — спросил он, когда они миновали несколько уединенных мест.

Джип пронесся мимо еще одного такого места в стремительном ритме рок-музыки и летящего из-под колес песка.

— Нет!

Его темный взгляд изучал ее, лицо же оставалось непроницаемым. Ее нервные пальцы вцепились в его руку.

— Я.., хочу ехать дальше того места, где мы останавливались прошлой ночью, — храбро сказала она, разыгрывая страсть.

— Делай как хочешь.

Мили проносились мимо так, что сверкающие волны слились в сплошную полосу, пока они не заехали настолько далеко, что уже не попадались другие машины. Дорога вдоль берега была ухабистой. Местами прибой касался дороги, так что Даллас приходилось ехать по воде.

— Разве ты не боишься, что твой джип заржавеет? — напомнил он.

— Наша ночь будет того стоить.

Прохладный сырой морской ветер обдувал ее. Дикая музыка грохотала вокруг нее. Чем дольше Даллас ехала, тем сильнее жаждала Кристофера. Но она оставила позади тридцатую милю, прежде чем набрала в легкие побольше воздуха для смелости и затормозила. Ее пальцы потянулись к ключу зажигания и замерли — пусть лучше ключи останутся.

Стояла дивная ночь. Луна окрасила воду и песок золотом. Бесконечный пляж и мерцающие волны окружали их. Мнилось: они одни в целом мире. Сердце Даллас билось в такт с глухим ревом прибоя. Она взглянула на Кристофера. Кажется, он расслабился и ни о чем не подозревает. Его руки двинулись к ее плечу и спустили бретельку купальника. Она откинула назад голову — так, чтобы его рот мог исследовать ее плечо, и он прижался в поцелуе к изгибу ее шеи.

Когда его умелый рот двигался по ее обнаженной коже, она испытывала странную смесь страха и возбуждения. Его большие теплые руки начали шарить по ней. Все его ласки пробуждали теплый поток чудесных ощущений, которые пугали ее.

Наконец его губы накрыли ее рот долгим поцелуем, подействовавшим как наркотик. Этот поцелуй ослаблял ее волю и напряжение мускулов. Она чувствовала свое сердце, колотящееся о ребра. Ее руки безвольно скользнули вокруг его шеи. Она не хотела желать его, но сильный первобытный инстинкт ослабил ее волю.

Надо действовать мгновенно, а то она будет просто неспособна действовать. Даллас высвободилась из его объятий:

— Давай искупаемся.

— Я прежде постелил бы одеяло на песок, — сказал он.

Ее сердце учащенно билось.

— Не сейчас. — Она коснулась его горячей щеки своей ладонью. — Почему бы нам сперва не нагулять аппетит?

— Милая, я уже умираю от голода. Даллас посмотрела на него из-под опущенных ресниц.

— Хочу обнимать тебя в воде, — прошептала она. — Чтобы ощутить волны вокруг наших разгоряченных тел. Это моя фантазия.

Даллас начала стягивать с себя одежду. Кристофер перевел дыхание. Он колебался лишь мгновение, затем мягко и осторожно помог ей. Она бросила рубашку на заднее сиденье. Ее пальцы споткнулись у застежки бюстгальтера. Кристофер снял с себя рубашку "и небрежно бросил ее поверх одежды Даллас.

Его обнаженный загорелый торс светился. Пульс Даллас тревожно забился. Кристофер выглядел мощным и полным сил, как первобытный вождь дикарей. Она подумала о том, что собирается с ним сделать, и внутренний голос предупредил ее, что с мужчиной, подобным ему, небезопасно заходить столь далеко.

Его темные голодные глаза наблюдали, как она расстегивает лифчик. Но вот она сняла его. Кристофер молниеносно расшнуровал ботинки, пока Даллас развязывала сандалеты. Они быстро бросили на заднее сиденье и обувь. Затем она развязала пояс на шортах. Он смотрел, как она приспустила с бедер желтый хлопок шорт и тонкие трусики. Потом нервно потянула их ниже. Его глаза горели, оставляя огненный след на ее голом теле. С подавленным стоном он сбросил с себя последнюю одежду.

На нее его нагота произвела не меньшее впечатление. Вид его худого мускулистого тела, мерцающего в ночи, потряс ее. Перед ней стоял опасный самец, но выражение лица у него оставалось нежным.

Она любила его. Больше всего на свете ей хотелось снова познать экстаз от близости с ним. Она все смотрела и смотрела на него, мысли и чувства боролись в ней. Может быть, она.., заблуждается на его счет?

Нет. Он сделал из нее дуру.

— Милая, что случилось?

Во рту у нее пересохло. Она глубоко вздохнула:

— Да ничего, — и виновато отвела глаза.

— Не бойся, — мягко прошептал он.

— Я не боюсь, — удалось ей произнести слабеющим голосом. Но, едва он попытался неуверенно коснуться ее, побежала от него прочь.

Он устремился за ней, настиг у самой воды и потянул за собой в пенящиеся волны. Вода оказалась холодной, а его рот — горячим, и она была так же готова уступить ему, как прежде. От каждого его поцелуя страстное содрогание проходило сверху вниз по ее позвоночнику. Она уже готова была капитулировать, когда он прошептал:

— Пошли на одеяло?

Она кивнула в оцепенении.

Он сделал гримасу, от которой она пришла в восторг. Его рот вздрогнул. Он еще раз поцеловал ее, а затем бросился в волну, чтобы ополоснуться.

Секунду она смотрела на него, не желая больше сыграть с ним злую шутку, хотя и презирала себя за колебания. Сейчас или никогда! Времени для раздумий не оставалось. Когда он повернулся к ней, она уже мчалась к джипу. Он окликнул ее, но она побежала еще быстрее.

Ракушки врезались в ее голые ступни, и она вскрикивала от боли. Но шаги, стучавшие сзади, заставляли ее бежать.

Она ворвалась в джип, чуть дыша. Повернула ключ зажигания и нажала на акселератор.

Ничего не произошло.

Он приближался. Прибой ревел. Все, что она слышала, — хриплое дыхание Кристофера. Она снова покрутила ключом зажигания. Все, что она чувствовала, были глухие удары его бегущих ног, взрывающих песок.

Она неистово крутила ключом.

Он схватился за дверную ручку:

— Какого черта ты делаешь? Мотор завелся.

Он ударил по окну, но джип уже тронулся с места.

— Даллас!

Она взглянула в дикую ярость его глаз и нажала на газ. Он отступил, когда джип рванулся вперед.

Она слышала его яростные крики и, остановившись на безопасном расстоянии от него, опустила стекло и высунулась.

— Желаю приятной ночи. Как говорят в Калифорнии — наслаждайтесь.., мистер Стоун!

— Даллас! Подожди! Я объясню!

— Нет!

— Ты не можешь оставить меня в таком виде — без денег и даже без одежды!

— В самом деле. — Она бросила ему полотенце. — Это больше того, что ты заслуживаешь!

— Даллас!

Она нажала на акселератор. Брызнувший из-под шин песок засыпал полотенце.

Проехав с милю, она остановилась, чтобы одеться.

Глава 11

Через соленые брызги на ветровом стекле Даллас различила очертания своего дома и ресторана рядом.

Вернуться и забрать его.

Ее зубы злобно погрузились в нижнюю губу. Она дернула руль, набрала скорость и свернула на подъездную аллею. Затем ловко выпрыгнула из машины и, не выгрузив вещи, направилась прямо в ресторан, на работу. Если Оскар с Пеппер и заметили что-то неладное, они не задавали ей вопросов.

Когда Даллас выключила музыкальный автомат и заперла дверь за последним посетителем, было уже поздно. Она рухнула в спальне на кровать, даже не выключив свет. Изнуренная до того, что не могла заснуть, она лежала в одежде, уставившись на горящие лампы.

Тысячу раз она порывалась ехать обратно за Чансом. И тысячу раз останавливала себя. То, что она сделала с ним, чепуха по сравнению с тем", как он поступил с ней. Но на рассвете она пошла к его яхте, почти надеясь, что он окажется там.

Его не было.

Яхта тихо стояла у причала, и Даллас взошла на нее. Ее мучило столько вопросов о нем! Вероятно, здесь она сможет найти на них ответы. Даллас осторожно открыла люк и спустилась в полумрак каюты.

В одном из ящиков она обнаружила сценарий “Тигра-6”. Она положила его назад, на другие сценарии. В другом ящике она нашла его одежду или, вернее, его маскарадные костюмы: ковбойские рубахи, джинсы, огромные пряжки ремней. Она сердито, с усилием задвинула ящик с мешаниной джинсов и пряжек. В последнем ящике Даллас увидела большой конверт со своими фотографиями и фотографиями своей семьи, а также отпечатанные на машинке отчеты о ней. Плюс письма от адвоката Кристофера, что сделало его замысел чудовищно ясным. Ее обдало холодом, когда она читала документы.

У Даллас жгло в глазах. Трясущимися руками она швырнула все обратно в ящик. У нее не оставалось сомнений: все, что ему было нужно, — это забрать Стефи. Как всегда, Даллас так стремилась найти любовь, что безрассудно переспала с мужчиной, который просто хотел воспользоваться ее слабостью. Она видела только то, что хотела видеть, и верила в то, во что хотела верить.

С тяжелым сердцем Даллас вернулась в дом и позвонила Роберту, предупредив только о том, что приедет за детьми позже. Он стал спорить с ней — даже после того, как она сказала ему, что у нее крайне важные обстоятельства. Тогда он начал расспрашивать ее о Чансе.

— Не сейчас.

— Дети только о нем и говорят. Послушать их, он превосходный парень.

— Возможно, тебе так показалось.

— Дети рвутся домой. Я мог бы их сам привезти…

— Нет! То есть не сейчас.

— Я хочу познакомиться с этим парнем.

— Нет!

— Даллас…

Она повесила трубку.

Даллас хотела выяснить отношения с Кристофером сама, без детей и Роберта.

Утро тянулось и тянулось, и вопреки своей злости на Кристофера она забеспокоилась: не случилось ли с ним что-нибудь ужасное. Со странной смесью страха и облегчения она увидела, как он вылезает из помятого синего пикапа возле ресторана.

Кристофер выглядел предельно изможденным. Он ежился при каждом шаге по колючей каменистой дороге, ноги у него кровоточили.

Не то чтобы она считала его побежденным. Но все-таки надеялась, что он сразу пойдет к ней домой.

Однако он не шел.

Миновал самый долгий час в ее жизни. Даллас искусала губы до крови.

Она не могла больше оставаться в неведении и отправилась к нему.

Даллас увидела Кристофера на яхте якобы беспечно спящим на подушках. При звуке ее шагов его веки тут же поднялись. Его волосы были по-прежнему длинными и каштановыми, но знаменитые глаза стали пронзительно-голубыми.

Глазами Тигра.

Увидев ее, он ничего не сказал. Хотя ее сердце заколотилось, она решила не показывать ему своего страха. Он поднялся и наклонился, чтобы подтянуть яхту ближе к причалу и чтобы она могла ступить на борт.

Кристофер молчал. Наконец она не выдержала:

— Хватит так смотреть на меня!

— Как?

— Так, будто я виновата.

— А ты чувствуешь себя виноватой? — Холодные голубые глаза сверлили ее.

— Такой вопрос может задать сумасшедший актер, который провел слишком много времени у психоаналитика.

— Я никогда не раскисал. Она покраснела:

— Еще успеешь.

— Верно. Твоими молитвами.

— Виновата тут не я.

Его лицо приобрело холодное выражение, притягивавшее ее даже тогда, когда внушало неприязнь.

— Правильно. Я — чудовище, а ты — ангел. Черное и белое. Может быть, для тебя жизнь чересчур проста, ангел.

Она запустила пальцы в свои растрепанные волосы. Увидела на полу грязные пятна крови — его следы. Представила долгий путь по ракушкам, песку, а где и осколкам битого стекла, который он проделал. И увидела тени у него под глазами.

— Ангел! — злобно повторил он. — Я не жду от тебя доброты.

— Не беспокойся! Я не испытываю к тебе никаких чувств. Ты хуже того, что пишут о тебе все газеты!

Кристофер по-прежнему буравил ее ледяным взглядом.

— Поэтому я и не буду трудиться, оправдываясь. Ограниченные люди всегда верят в то, во что хотят верить. Для них не имеет значения, правы они или нет.

— Хватит пытаться изобразить меня стервой!

— Ты отказываешь мне даже в том, чтобы видеть моего ребенка. Ты оставила меня за тридцать миль отсюда, на берегу, без ботинок или клочка одежды. А сама отправилась домой и спала там сном младенца. Ты рылась в моих вещах.

— Ты использовал меня, — обвинила она его. Он откинулся на подушки:

— Ты так настроена против меня, что даже не хочешь выслушать.

— Ты лгал мне.

— У меня не было выбора. — Его лицо было бескровным, как у статуи. — Ты лишила меня выбора.

— Зачем ты овладел мною? — Слезы потекли по ее щекам. — Может, я смогла бы простить тебе все остальное, если бы не это. — Даллас спрятала лицо в ладони: она не могла допустить, чтобы он видел ее слезы.

— Я вовсе не горжусь тем, что сделал. Даллас залилась краской стыда:

— Так же, как и я.

— Если бы я смог сделать так, чтобы этого не было, я бы сделал.

— Я тоже.

— Но я не мог договориться с Робертом. Он требовал все больше денег за Стефи. Каждый раз, когда я соглашался на его условия, он назначал новую сумму. А когда я пытался связаться с тобой, ничего не получалось. Я приехал сюда посмотреть: что же здесь происходит?

— Тебе удалось и кое-что еще. Ты завоевал доверие детей и мое доверие при помощи лжи. Притворился, что любишь нас.

— Я и в самом деле люблю вас.

Страсть в его голосе послала в нее новые волны желания. Она почувствовала себя еще более пристыженной, чем когда-либо. Как могла она хотеть верить ему?

— Все было игрой, лицедейством — новой ролью для тебя.

— Нет.

Она подняла глаза, слезы лились по ее щекам.

— Я хочу, чтобы ты уехал. Его ледяной взгляд изучал ее.

— Это не так просто. Она встала:

— А для меня просто. Теперь я ненавижу тебя.

На мгновенье ей показалось, что она увидела огромную обиду в его глазах — такую же, как и ее собственная. У нее появилось странное ощущение, что она глубоко ранила его.

— Будь осторожна. Не заводи меня слишком далеко, — предупредил он. — Я не лгал тебе о своих чувствах. В моих поцелуях не было фальши.

— Не правда…

— Ничего фальшивого и в том, как я занимался с тобой любовью. Я жаждал тебя тогда.., как жажду тебя и сейчас.

Ее пальцы нервно мяли подол рубашки; ладони стали влажными.

— Я.., не могу поверить тебе, — прошептала она. Его нежные слова заставляли ее кровь течь быстрее, словно жидкий огонь. — Я не могу…

— Тогда поверь этому, дурочка.

Она бросилась в сторону, но он был быстрее. Он схватил ее; его руки обняли ее. Ее ноги были тесно прижаты его каменно-твердыми бедрами. Его губы обрушились на нее; его язык властно бродил внутри ее рта.

Все барьеры между ними исчезли в жару опустошительного поцелуя. Она подчинилась его рукам и губам. Минуту она кружилась в темном вихре его огненной страсти, желая его так же непреложно, как воздуха и самой жизни. Но в следующую минуту уже неистово царапала его, стремясь высвободиться.

Он отпустил ее.

Она бессильно прислонилась к борту. Он увидел кровь на ее губах и, испугавшись, что причинил ей боль, нежно коснулся ее губ пальцем. Она резко дернула головой.

— Так можно работать в кино, но не в реальной жизни, — горько заметила она. — Интересно, известно ли тебе о существующем различии?

Его темное лицо побледнело.

— Мне жаль, что пришлось обмануть тебя.

— Так, значит, все в порядке? Он сжал руки в кулаки:

— Нет, черт побери.

— На сей раз ты в чем-то прав.

Где-то вдалеке хлопнула дверца автомобиля. Никто из них не слышал мягких, осторожных шагов приближающейся маленькой девочки. Никто из них не видел, как она остановилась и присела за ящиком на палубе, услышав их сердитые голоса.

— Даллас, послушай меня. Не уподобляйся всем прочим. Ты не знаешь, что это за ад — жить как в аквариуме. Не суди меня по тому, что пишет бульварная пресса. Писаки, не знающие меня, фальсифицируют то, что я делаю и что чувствую. Я не такой. Несколько последних недель были исключительными, настоящими — впервые за долгое-долгое время. Я не притворяюсь: я действительно привязался к тебе и твоим детям. Я родился в сумасшедшей среде киношников. Даже не могу передать тебе, как это было ужасно. Родители жили как герои мыльных опер и преуспевали — напоказ. Боролись за опеку надо мной в бесконечных баталиях, и когда один из них выигрывал, он тут же переставал замечать меня.

Кристофер немного помолчал.

— Милая, моя жизнь всегда походила на цирк, кошмарную карнавальную скачку. Женитьба на Маргарите — из этой серии. Она никогда не хотела меня — она хотела Голливуд: романтики, денег, — но ничего из этого не сделало ее счастливой. Ничего из этого не сделало счастливым и меня. Это все нереально. Реальна только ты, Даллас. Дети — реальны, не одна Стефи, но все они: Патрик, Ренни и Дженни. Впервые я, почувствовал себя частью настоящей семьи.

Когда он заговорил, Даллас смотрела в сторону, на темную воду, не желая слушать, так как слишком боялась ему поверить. Слезы стояли в ее глазах, и каждое ласковое или печальное слово Кристофера находило отклик в ее сердце. Знал ли он, как страстно она хотела верить ему? И страдала — потому что не могла?

— За свою речь ты заслуживаешь награды Академии, — удалось произнести ей наконец сдавленным ледяным голосом.

— К черту, Даллас. Я говорю тебе правду. Что бы сделала ты на моем месте? У тебя мой ребенок!

Что-то случилось на причале, и он быстро взглянул туда:

— Что это?

Даллас посмотрела в сторону причала:

— Вероятно, что-то перевернуло ветром.

— Я потерял ход мысли. — Он пробежал руками по волосам.

— У меня твой ребенок, — настойчиво напомнила ему Даллас.

— Верно. — Пауза. — Я не мог просто отступиться и оставить ее здесь. Если бы ты знала, кто я, ты бы вышвырнула меня за дверь в первый же день. И я бы никогда не познакомился ни с кем из вас.

— По крайней мере я бы знала, с кем имею дело. С подлецом. — Она запнулась. — Я ненавижу тебя. Ты — подлейшее существо, которое я когда-либо встречала. Мне все равно — даже если ты отец Стефи. Я хочу, чтобы ты уехал.

Его лицо дернулось.

— Если бы только это было так просто…

— Ты улизнул от ее матери семь лет назад. Почему бы тебе не сделать этого сейчас?

— Ты даже не пытаешься понять ситуацию с Маргаритой. Я сходил по ней с ума, но наша связь сломала обе наши жизни. Я не знал о ребенке, когда оставил ее. Тем более не узнал о нем, когда вернулся к ней. Она слишком боялась потерять меня снова, чтобы сказать правду. Думала, что сможет забыть о ребенке и жить как прежде. Но ложь глодала ее и разрушила все надежды на нашу честную совместную жизнь. В ту же минуту, как я узнал о Стефи, я приехал сюда.

У Даллас больно стучало в висках.

— Мы жили просто прекрасно до твоего приезда.

— Допустим. А что ты скажешь о прогулочке Стефи по причалу в первую мою ночь здесь? Что скажешь о сумятице в ее головке и о том, как она всего боялась? Думаю, она привязалась ко мне.

— Потому что не знает тебя по-настоящему. Ты не тот, за кого себя выдаешь, — проговорила Даллас. — Я читала о тебе ужасные вещи.

— Хотелось бы мне, чтобы все это была не правда.

— Все эти женщины…

— Я раскаялся. Я сошел с ума после гибели Салли. Те женщины ничего не значили для меня.

— Сомневаюсь, что они относились к близости с тобой так же беспечно, как ты.

— С тобой все по-другому.

Она пристально смотрела на него, отчасти веря ему. Он казался таким искренним! Почему теперь ей так трудно убедить себя в том, что он — чудовище? Почему, несмотря на все свои чары, после всего сказанного им он выглядел обычным человеком, со всеми человеческими слабостями и горестями? Она вспомнила ребенка, которого отдала, и многолетнюю муку мыслей о нем. Как могла она винить его за желание найти собственную дочь?

Но когда он сделал к ней шаг, чтобы обнять, она отшатнулась, покачав головой:

— Не смей приближаться ко мне!

— Ладно, — согласился он. — Возьмем тебя измором, раз ты так хочешь.

— Я ничего не хочу от вас, мистер Стоун.

— Я не уеду отсюда без того, за чем приехал. На причале послышался короткий испуганный вскрик, а затем все смолкло.

— Что это? — спросил Кристофер.

— Похоже на Стефи.

Он выпрыгнул из яхты. За ящиком они обнаружили Белую Лошадку, выброшенную и забытую.

Роберт привез детей, несмотря на ее просьбу.

— Стефи? — тихо прошептал Кристофер.

— Должно быть, она слышала наш разговор.

— Если с ней что-нибудь случилось, я никогда не прощу себе! Ты же сказала, что дети — у твоего брата?

— Я думала, они там.

Кристофер опустился на колени и поднял Белую Лошадку:

— Белая Лошадка стояла у бассейна в день, когда погибла Салли. Это все, что от нее осталось.

Невыносимая боль в мрачном, испуганном голосе Кристофера поразила Даллас в самое сердце. Вся ее злость улетучилась. Не подумав, она коснулась его руки и сказала мягко:

— Со Стефи все в порядке. Она просто расстроилась. С ней иногда бывает такое. Мы найдем ее.

Его рука крепко сжала ее руку.

— Конечно, мы найдем ее.

— Здесь нет твоей вины, — сказала она. Для нее уже не имело значения то, что она ненавидела его за былые проступки. Он любил Стефи так же, как и она. Пусть он лгал ей и использовал ее из-за своей любви к дочке. Пусть он бывал грубым и ужасным. Наверное, она даже ненавидела его.