— Мне тоже предлагали подвергнуться редактированию, — произнесла Фелиция, и голос ее задрожал от ненависти. — Но я заявила, что лучше умру, чем соглашусь на такое. Не представляю, как вы, люди, обладающие метапсихическими способностями, можете копаться в чужих мозгах и как вы терпите, что кто-нибудь другой читает ваши собственные тайные мысли. Ведь это ужасно — не иметь возможности побыть наедине с собой, укрыться от всех. Я бы не выдержала.
Элизабет мягко возразила:
— Все было не так, как ты говоришь, Фелиция. Что же касается чтения мыслей одних мета другими, то у разума существует много различных уровней. Мы называем их модами. Ты можешь мысленно обратиться ко многим людям на декламационной моде или мысленно беседовать с группой людей, находящихся на небольшом расстоянии от тебя, на разговорной моде. Но существует интимная, персональная мода, на которой тебя может воспринять только один человек. А кроме того, имеется множество сознательных и бессознательных слоев. Их можно защитить от вторжения извне или экранировать различными способами. Все метапсихологи овладевают такими приемами еще в юности. У нас, метапсихологов (я говорю о себе в прошлом), как и у тебя, есть сокровенные мысли. А наша телепатическая связь по существу — не что иное, как немая речь и передача зрительных образов. Ее можно сравнить с электронными аудиовизуальными устройствами — без электромагнитного излучения.
— Но так называемые «вдумчивые» редакторы проникают в самые сокровенные мысли человека, — возразила Фелиция.
— Это правда. Но при этом между метапсихологом и редактируемым всегда возникают отношения врач — пациент. Редактируемый сознательно дает добро редактору на проведение процедуры. Но даже в этом случае дисфункция может быть запрограммирована настолько основательно и глубоко, что терапевт окажется не в состоянии проникнуть сквозь нее независимо от готовности пациента к сотрудничеству.
— Понятно, — буркнул Стейн и припал к огромной кружке с пивом.
— Но я твердо знаю, что метапсихологи могут читать тайные мысли, — настаивала Фелиция. — Иногда тренер нашей команды приводил редакторов, чтобы те поработали с ребятами, у которых что-то не клеилось. И метапсихологи всегда безошибочно находили тех, у кого не ладилась игра. Не станешь же ты утверждать, будто эти несчастные ублюдки добровольно помогали проклятым ищейкам шарить у себя в мозгах и выискивать там нечто такое, от чего они сошли с резьбы?
— Человек, не прошедший специальную подготовку, не обладающий метапсихическими способностями, сам того не сознавая, выдает информацию на невербальном уровне. Если угодно, это что-то вроде мысленного бормотания. Тебе приходилось когда-нибудь стоять рядом с человеком, который разговаривает сам с собой, бормоча под нос? Когда человек испуган, разгневан, выполняет тяжелую работу или у него возникают сексуальные проблемы, он начинает мыслить вслух. И передаваемую им вовне информацию — мысленные образы, субзвуковую речь или эмоциональные порывы — иногда воспринимают даже те, кто не обладает метапсихическими способностями, Чем лучше редактор, тем больше информации он может извлечь из той сумасшедшей мешанины, которую передает во внешний мир человеческий мозг.
— А может ли обычный человек каким-нибудь образом защитить свой мозг от чтения мыслей?
— Разумеется, может. Пресечь поверхностное сканирование мозга несложно. Достаточно установить жесткий контроль над мысленно передаваемой информацией. Если вы подозреваете, что кто-нибудь намеревается глубоко проникнуть в ваш разум, думайте о чем-нибудь нейтральном, например попытайтесь мысленно представить себе большой черный квадрат. Или производите в уме какие-нибудь простые операции, когда вы не говорите вслух, например считайте снова и снова: «Раз, два, три, четыре», пойте про себя какую-нибудь песню. Это позволит вам заблокировать все усилия самого лучшего редактора.
— Дорогая, я рад, что ты не можешь сейчас прочитать, что у меня на уме, — вмешался Эйкен Драм. — Тебя бы это привело в шок. Я настолько боюсь прохождения через врата времени, что мои красные кровяные клетки начинают темнеть на глазах! Я попытался отказаться от Изгнания и даже пообещал советнику, что исправлюсь, если разрешат остаться, но никто мне не верит.
— Не могу понять почему, — заметил Брайан.
Между тучами над холмами сверкнула красноватая молния, но докатившийся раскат грома был еле слышен и подобен глухому звуку барабана.
— А как твой воздушный шар, дорогая? — поинтересовался Эйкен у Элизабет. — Действует?
— Я отвергла теорию постройки воздушного шара из подручных материалов: оболочки из выделанной рыбьей кожи, корзины из прутьев и канатов из волокон древесной коры. Я провела тренировки, используя одну из моделей современных воздушных шаров.
Элизабет извлекла из своего рюкзака пакет размером в два больших кирпича.
— Если его надуть, он достигает в высоту пятиэтажного дома, у него двойная оболочка, и он полууправляемый. К тому же шар ярко-красного цвета, как мой костюм. Я прихватила с собой источник энергии. Он позволит мне без труда надуть шар. Разумеется, надолго его не хватит, но несколько недель полетного времени он вполне обеспечит, а когда источник иссякнет, я перейду на древесный уголь. Хватило бы подручного топлива, а потом я надеюсь найти каменный уголь.
— Дорогая! — воскликнул Эйкен, — держись за меня и мои геологические карты. Не прогадаешь!
Стейн презрительно расхохотался:
— Хотел бы я знать, как ты собираешься добывать уголек? Позовешь на помощь Белоснежку и семь гномов? Ближайшее месторождение каменного угля расположено километрах в ста к северу, около Ле-Крюзо или Монсо. Но дело не только в этом. Даже если тебе удастся добраться до залежей угля, как ты собираешься его вырубать?
— Полагаю, что за неделю-другую я придумаю что-нибудь! — самоуверенно заявил Эйкен.
— Залежи угля должны быть гораздо ближе, — заметил Клод Маевский. — Все эти ваши современные карты врут, Эйкен. Они показывают слои и отложения в том виде, в каком те существуют сегодня, в XXII веке, а не такими, какими те были шесть миллионов лет назад. По всему Центральному массиву тогда были разбросаны небольшие угольные бассейны, а в Сент-Этьене находилось крупное месторождение угля. В XX веке все они были уже разработаны. Но когда вы прибудете в плиоцен, то легко найдете один из таких небольших угольных бассейнов всего лишь в нескольких километрах к югу отсюда. Советую вам поискать вулкан, и вы непременно набредете на каменный уголь.
— А я настоятельно советую вам воздержаться от организации Плиоценовой угледобывающей компании с неограниченной ответственностью, пока хорошенько не обследуете всю территорию и не познакомитесь с обстановкой, — порекомендовал Эйкену Ричард с кислой миной. — У тех, кто заправляет добычей природных ресурсов, там, в плиоцене, могут быть свои представления о том, кому и как ими распоряжаться.
— Вполне возможно, — согласился Брайан.
— Мы могли бы попытаться убедить их поделиться с нами, — улыбнулась Фелиция. — Тем или иным способом.
— Или, чтобы избежать конфликта, переселиться на необитаемые территории, — предложила сестра Анна-Мария.
— Такое решение не в стиле Фелиции, — заметил Эйкен. — Ведь она ищет забав и развлечений, а до всего остального ей нет дела. Не правда ли, крошка?
Платиновые волосы окружали головку Лендри наподобие нимба. На ней был простой хитон — на этот раз белого цвета.
— Что мне нужно, то я и ищу, и, можешь быть уверен, непременно найду. А сейчас мне нужно еще выпить. Кто-нибудь хочет пойти со мной?
И Фелиция в сопровождении Стейна и Ричарда удалилась в бар.
— Эти двое напрасно теряют время. Ничего у них не получится, — пробормотал, глядя им вслед, старый палеонтолог.
— Бедная Фелиция, — проговорила Амери. — Как иронично звучит ее имя, ведь «фелиция» по латыни означает «счастливая», а бедняга так несчастна. Ее агрессивность — не более чем средство защиты, нечто вроде хоккейных доспехов.
— А под защитной оболочкой Фелиция, по-вашему, просто изнывает от любви? — спросила Элизабет с почти закрывшимися глазами и слабой улыбкой. — Боюсь, что вы заблуждаетесь, сестра. Она нуждается в молитве, как никто другой, в этом вы совершенно правы. Но душа у нее чернее черной дыры!
— А ее глаза! Она же готова съесть ими любого заживо, — добавил Эйкен. — И вокруг нее ощущается какая-то чертовщина.
— Она не испытывает к мужчинам даже обычного здорового интереса, — произнес « задумчивости Клод Маевский. — Но что вокруг нее какая-то чертовщина, это точно! Она словно проклята.
— Клод, говорить так — цинично и жестоко! — воскликнула сестра Анна-Мария. — Вы же ничего не знаете о прошлом бедной девочки, о том, что покалечило ее душу. Вы говорите о ней так, будто она какое-то чудовище, а вся ее вина в том, что бедняжку никто и никогда не учил, как надо любить.
Анна-Мария глубоко вздохнула.
— Я не только монахиня, но и медик. Одно из моих послушаний — оказывать помощь страждущим. Не знаю, в моих ли силах помочь Фелиции, но постараюсь сделать все, что от меня зависит, чтобы облегчить ее участь.
Порыв ветра подхватил накидку Анны-Марии, но она нетерпеливо укротила свое одеяние одним движением сильной руки.
— Не засиживайтесь слишком поздно, завтра нас ждет нелегкий день.
Анна-Мария сбежала по ступеням террасы и скрылась в темноте сада.
— Сестричке приспичило помолиться на дорогу, — хихикнул Эйкен.
— Заткнись! — резко оборвал его Клод и добавил уже более спокойным тоном: — Думай, когда говоришь, парень! У нас и без тебя проблем хватает.
Клод посмотрел на небо. Тьму разрезала длинная молния. Послышались отдаленные раскаты грома.
— Гроза приближается. Мне пора спать. Хотел бы я знать, что сулит нам это предзнаменование?
Клод ушел. На террасе остались Элизабет, Эйкен и Брайан. Все смотрели вслед старому палеонтологу. Три мощных раската грома, последовавшие один за другим, придали всему происходящему некую театральность, создав почти комический эффект. Но никто из оставшихся не улыбнулся.
— Я никогда не говорила тебе, Эйкен, — решилась наконец прервать молчание Элизабет, — как мне нравится твой костюм. Ты был прав. Здесь, в «Приюте», ни у кого нет такого красивого костюма.
Эйкен принялся щелкать пальцами и выбивать ритм каблуками, изображая танцора в стиле фламенко. Отблески молний отражались на его костюме. Казалось, что тот был сшит из сверкающей золототканой парчи, хотя в действительности ткань была соткана из бисусса — выделений бисуссовой железы франконианского моллюска, застывающих в прочные нити, которыми моллюск прикрепляется к какой-нибудь опоре. Такая ткань, стоившая немалых денег, славилась по всей Галактике за красоту и прочность. На рукавах и брючинах костюма было нашито множество накладных карманов. Карманы покрывали также грудь, плечи и бедра, а самый большой карман, открывавшийся не сверху, а снизу, был на спине. Карманы были в сверкавших золотом сапогах Эйкена, на его широком поясе. Даже на золотой шляпе с полями, изящно приподнятыми особым изгибом справа, множество мелких карманов украшало ленту на тулье. И каждый карман, большой или маленький, топорщился от находившегося в нем какого-то орудия или инструмента. Эйкен Драм был чем-то вроде передвижной мастерской или лавочки хозяйственных товаров в образе золотого идола.
— Король Артур с первого же взгляда стал бы величать тебя сэром Хозяином, — сказала Элизабет, пояснив Брайану: — Эйкен планирует стать чем-то вроде янки при дворе короля Артура плиоценовой эпохи.
— Тебе, сынок, даже не понадобится солнечное затмение, как у Марка Твена, чтобы привлечь к себе внимание, — признал антрополог. — Один твой костюмчик взбудоражит всю округу. Но не слишком ли он бросается в глаза? Ведь может случиться так, что тебе придется тайком обследовать местность.
— В большом кармане на спине у меня на этот случай есть пончо-хамелеон.
Брайан рассмеялся.
— Я вижу, Мерлину не помогут его заклинания, раз у тебя есть пончо-невидимка.
Эйкен, не отрывая глаз, следил, за тем, как сиявшие вдали огни Лиона меркли и исчезали по мере того, как гроза, приближаясь, затягивала долину пеленой дождя.
— В романе Твена коннектикутскому янки приходилось все время бороться с кознями Мерлина. Современная технология против колдовства. Наука против суеверий и предрассудков Темных веков. Я не очень хорошо помню содержание книги. Я прочитал ее в возрасте примерно тринадцати лет на Дальриаде. Помню, что Твен сильно разочаровал меня. На мой вкус в романе слишком много места уделялось пространным рассуждениям и слишком мало действия. Я даже не помню, чем все кончилось. Совершенно вылетело из головы! Нужно заказать компьютеру перечитать мне Твена, когда я буду спать.
Эйкен подмигнул Брайану и Элизабет.
— Но учтите, я честолюбив! И рассчитываю в плиоцене стать кое-кем повыше сэра Хозяина!
С этими словами Эйкен удалился.
— И осталось их двое, — меланхолично заметил Брайан.
Элизабет допивала свой «Реми Мартин». Она многим напоминала Варю — такая же спокойная и интеллигентная, но все ставни всегда наглухо закрыты. От нее исходило дружелюбие, но не было и намека на секс.
— Если я правильно понимаю, то вы, Брай, не собираетесь долго оставаться с Зеленой Группой. Верно? — спросила Элизабет. — Я сужу по тому, что все остальные за эти пять дней нашли себе партнера, которому они доверяют, — все, кроме вас.
— Вы не очень ошиблись, Элизабет. Вот что значат метапсихические способности. Простите, что я спрашиваю об этом, но вы их действительно утратили?
— Не утратила, — мягко поправила Элизабет. — Метапсихические способности вполне могли сохраниться. Просто после мозговой травмы я впала в то, что у нас принято называть латентным состоянием. Мои метапсихические функции существуют, но в скрытом виде, они недоступны, замурованы в правом полушарии моего мозга. Некоторые люди рождаются с латентными метапсихическими функциями, так сказать, функциями, обнесенными со всех сторон неперелазными стенами. Другие рождаются с активными, или, как принято говорить, оперантными метапсихическими функциями. Они в полной мере владеют всеми функциями своего мозга, в особенности если еще в детские годы получили надлежащую подготовку. Ситуация с метапсихическими функциями очень напоминает ту, с которой мы сталкиваемся в связи с изучением детьми иностранных языков. Перевести латентов в оперантов удается лишь в очень редких случаях. Мой случай совершенно иного рода. От моего собственного головного мозга едва ли сохранилось несколько чайных ложечек серого вещества. Все остальное было регенерировано. Этого оказалось достаточно, чтобы восстановить все высшие функции мозга, снова вдохнуть в меня душу, а специалист вернул мне память. Но по какой-то неизвестной причине метапсихическая оперантность редко выдерживает серьезную мозговую травму.
— Если вам неприятно говорить об этом, можете не отвечать на мой вопрос, но позвольте все же спросить: что с вами случилось, Элизабет?
— Во время полета на «яйце» мы с мужем попали на Денали в смерч. Денали — крохотная необычайно уютная планета с самым ужасным климатом во всей Галактике. Лоуренс, так звали моего мужа, погиб, а я была буквально разбита на кусочки, но врачам удалось меня регенерировать. Восстановились все функции, кроме метапсихических.
— И потеря их настолько невыносима… — начал было Брайан, но тут же обругал себя и извинился перед Элизабет.
Та была, как всегда, невозмутима.
— Человеку, не обладающему метапсихическими способностями, трудно себе представить масштабы потери. Вообразите, что вы оглохли, онемели и ослепли. Представьте, что вы парализованы и неподвижны, лишились половых органов и страшно изуродованы. Так вот, если все эти беды сложить вместе, то и тогда вы не получите полного представления о том, что теряете, утрачивая метапсихические функции. И горечь утраты особенно велика оттого, что некогда вы владели этим безмерным богатством… Но ведь и вас не миновала утрата, Брай. Может быть, поэтому вы лучше, чем кто-либо другой, поймете, что я ощущаю.
— Утрата?.. То, что я потерял, можно назвать и так. Когда я думаю о Мерси, логика теряет всякий смысл.
— А где вы намереваетесь искать ее? Что вы намерены предпринять, если вам не удастся разыскать ее путем расспросов?
— Я могу полагаться только на интуицию. Сначала я попробую посетить Арморику из-за ее бретонских предков, затем Альбион. Лодка нужна мне потому, что я не знаю, каким был Ла-Манш в тот период, в который мы прибудем, — сушей или морским проливом. В начале плиоцена уровень моря претерпевал довольно причудливые колебания. Но куда бы ни отправилась Мерси, я все равно найду ее.
«Интересно, а что найду я на своем красивом воздушном шаре, — подумала Элизабет. — И какое это имеет значение? Будет ли мир Изгнания более пустынным, чем сегодняшний мир?
Если бы у меня и Лоуренса были дети… Но рождение ребенка осложнило бы работу, и мы тогда согласились, что нам вполне достаточно любить друг друга, помогать друг другу во всем, словом, жить так, как живут почти все люди, наделенные метапсихическими способностями. Мы знали, что, когда наступит неизбежное и один из нас уйдет, останется Единство, мириады умов во всем Галактическом Содружестве.
Если бы у нас были… «
Первые капли дождя забарабанили по листьям платанов. Бело-голубые вспышки молний озаряли мертвенным светом всю долину, а раскаты грома, казалось, грозили пошатнуть горы. Брайан схватил Элизабет за руку, и они успели вбежать в главный салон за какие-то мгновенья до того, как хлынул ливень.
ГЛАВА 19
Солнце еще не взошло, и предрассветный воздух был холоден и свеж. Тучи торопливо плыли на юг, словно боясь опоздать на свидание со Средиземным морем. По долине Роны клочьями плыл туман. В камине главного салона потрескивал огонь. Все члены Зеленой Группы, позавтракав у себя в номерах, собрались теперь в салоне. Каждый прихватил с собой только самое необходимое из того, что намеревался взять в новую жизнь, и оделся соответственно выбранной роли. (Остальной багаж путешественников был уже доставлен к вратам времени: ящик «Выборовой» — для Клода, ящик виски — для Брайана, запас пряностей, дрожжей и соды — для Ричарда, бочка пива — для Стейна, шоколадные конфеты с ликером — для Элизабет, большая картина с изображением святого Себастьяна — для Анны-Марии.) Ричард и Стейн перешептывались, уставившись на огонь. Анна-Мария со слабой улыбкой перебирала деревянные четки, свисавшие с ее пояса. Остальные стояли порознь, ожидая, когда все начнется.
Ровно в пять часов в салон по ступеням из мезонина спустился советник Мишима и торжественно всех приветствовал.
— Прошу вас следовать со мной.
Путешественники, захватив свои вещи, покинули салон, пересекли террасу и спустились в сад. На дорожках, выложенных каменными плитами, еще не высохли лужи после вчерашнего ливня. Кусты роз стояли взъерошенные и растрепанные бурей.
Балконы главной гостиницы выходили в сад. Несколько лиц, смутно различимых сквозь стеклянные двери балконов, наблюдали за путешественниками, как они сами наблюдали за предрассветными процессиями из восьми человек, предводительствуемых советником. Они видели цыган и казаков, кочевников из пустынь Аравии и буров, полинезийцев с головными уборами из перьев и воинов с луками, мечами и копьями-ассегаями, баварцев в кожаных штанах до колен, бородатых пророков в белых одеждах, бритоголовых буддийских монахов, первопоселенцев Дикого Запада в широкополых шляпах, ковбоев, фетишистов в жалких гротескных нарядах и практичных людей в ковбойках, джинсах и тропических шлемах. В предрассветной мгле путешественники направлялись через сад к старинному, увитому диким виноградом домику, стоявшему под сенью шелковиц.
Кружевные занавески мадам Гудериан еще висели на окнах, а у входа в горшках, вкопанных в грунт, еще цвели розовая и белая герани, посаженные ею. Восемь гостей и советник вошли в домик, и дверь закрылась за ними. Через полчаса дверь отворилась, и из домика вышел только один советник.
Брайан Гренфелл стоял позади советника Мишимы, когда тот отпирал старомодным бронзовым ключом домик профессора Гудериана. Большой рыжий кот сидел в укромном месте под кустами, глядя на группу сардоническими золотистыми глазами. Заходя в домик, Гренфелл оглянулся и кивнул коту на прощанье. Много вам довелось видеть нашего брата, мсье Кот! А сколько было таких, кто в последний момент чувствовал себя выжатым, одураченным и усталым, как чувствую себя сейчас я, но все же продолжали упорно стремиться в неизвестность. Вот и я иду к вратам смерти в практичном тропическом снаряжении, с рюкзаком, набитым всякими нужными мелочами и продуктами с высоким содержанием белка, с альпенштоком со стальным наконечником и ножом с выбрасывающимся лезвием в левом рукаве, с портретом Мерси и ее досье в нагрудном кармане. Вот я спускаюсь в глубокий погреб…
Стейну Ольсону в дверях пришлось наклонить голову и двигаться осторожно, чтобы не задеть маятника старинных настенных часов мадам Гудериан, не сбросить какую-нибудь хрупкую безделушку с полочки или не повредить рогами своего шлема хрустальные канделябры. Соблюдать молчание становилось для Стейна все труднее. Что-то внутри его неудержимо расширялось и настоятельно требовало выхода в крике, в зверином реве, в оглушительном раскате смеха. Ему неудержимо хотелось выкинуть что-нибудь такое, отчего все остальные члены группы отшатнулись бы, как от внезапно отворившегося зева раскаленной добела печи. Он чувствовал, что его тело под волчьей шкурой наливается мужеством, его ногам не терпелось пуститься в бег или совершать прыжки, мышцы рук непроизвольно напряглись, готовые разить врага боевым топором или копьем с наконечником из витредура, которым он пополнил свой арсенал. Скоро! Теперь уже совсем недолго! Наконец-то развяжется узел, так долго стягивавший его изнутри! Огонь, пылающий в крови, воплотится в героические поступки! Распиравшая Стейна радость была так велика, что ему стоило огромных усилий удержаться от ее внешних проявлений…
Ричард Форхес осторожно спускался в погреб вслед за Стейном. Его ноги в тяжелых морских сапогах с отворотами неуклюже ступали по истертым ступеням. У него все более крепло решение: как только группа минует врата времени и произведет первую рекогносцировку местности, переобуться в более удобные спортивные туфли, благо он предусмотрительно сунул их в рюкзак. Удобства превыше всего, роль потом! Секрет успеха, внушал себе Форхес, состоит в том, чтобы как можно быстрее разобраться в структуре местной власти, не привлекая к себе внимания, опереться на неимущих и создать подходящую базу. А когда он наладит винокуренное производство (Стейн и, возможно, Лендри помогут ему удержать местных от вмешательства в его дела), у него появится солидная финансовая основа и возможность оказывать влияние на политику. В предвкушении будущих успехов Ричард улыбнулся и поправил лямки рюкзака. Разве джентльмены удачи не становились всевластными правителями или, если угодно, королями в начальный период завоевания Америки? Все эти Жаны Лафитты, Кровавые Морганы и даже сам Черная Борода? А как вам нравится Ричард Форхес, король Баратарии? При этой мысли Ричард громко рассмеялся, совершенно позабыв, что его костюм был не только пиратским, но и обычной одеждой мореплавателя…
Фелиция Лендри внимательно наблюдала за тем, как советник Мишима возился со сложным механизмом запора на дверях погреба. Наконец дверь широко распахнулась, и они вошли в отсек старого винохранилища, сырой и затхлый, едва ощутимо попахивавший озоном. Фелиция уставилась на «беседку», так непохожую на дверь, ведущую на свободу, и еще крепче прижала свой новый арбалет к груди. Ее била дрожь, подташнивало, и она изо всех сил сдерживалась, чтобы в последний момент не опозорить себя проявлением слабости. Впервые за всю жизнь с самого раннего детства глаза Фелиции наполнились слезами…
— Как я уже имел честь объявить вам, — нарушил тишину советник Мишима, — мы транслируем вас в два приема группами по четыре человека. Остальной багаж прибудет вслед за вами через пять минут. Будьте внимательны и постарайтесь вынести его из области действия тау-поля. А теперь я покорнейше прошу первую группу занять места…
Элизабет Орм, не испытывая никаких эмоций, наблюдала за тем, как Брайан, Стейн, Ричард и Фелиция вошли в тесное пространство, окруженное металлической решеткой, и замерли. «У всех есть свои планы, — подумала она, — у всех, кроме меня. Все преследуют какую-то цель — трогательную, смешную или сумасбродную. Я же намереваюсь проплыть над миром Изгнания на своем ярко-красном воздушном шаре, вглядываясь сверху в людей и животных, вслушиваясь в свист ветра и пение птиц, вдыхая цветочную пыльцу и смолистый аромат лесов, запах дымка от костра на равнине. Я спущусь на землю только после того, как почувствую, что и планета подо мной и я сама реальны. Если бы это было возможно… «
Мишима повернул выключатель, и «беседку» со всех сторон закрыли зеркальные стенки. Эйкен Драм в своем золотом костюме, сверкающем и переливающемся, отбрасывающем сотни отблесков на стены и потолок погреба, инстинктивно шагнул вперед.
— Черт побери! Неужели это все? Даже лампы не мигнули!
Драм принялся рассматривать силовые кабели, подобно виноградной лозе выходившие из плотно утрамбованного земляного пола и скрывавшиеся в потолке погреба. Мишима предостерег Эйкена, чтобы тот ничего не трогал. Эйкен сделал в ответ успокаивающий жест. Но ему не терпелось рассмотреть все поближе. Система зеркал приводилась в действие едва заметно двигавшимся механизмом. В узлах решетки немеркнущим светом, как бы с большого расстояния сияли точки.
— Сколько времени потребуется, чтобы транслировать людей отсюда туда? — спросил Эйкен и тотчас же поправился: — То есть я хотел сказать из «сейчас» в «тогда»?
— Теоретически трансляция происходит мгновенно, — ответил Мишима. — Мы поддерживаем поле в течение нескольких минут, чтобы дать возможность путешественникам во времени в полной безопасности покинуть сферу действия тау-поля. И я должен с гордостью сообщить вам: за все четыре года, что мы продолжаем дело, начатое мадам Гудериан, у нас не было ни одного несчастного случая.
— Я хотел бы взять с собой в Изгнание еще одну вещь, — заявил Эйкен. — Не могли бы вы, советник, дать мне описание и чертеж этого устройства?
Не говоря ни слова, Мишима отпер дубовый секретер и достал небольшую книжечку. По его виду было ясно, что отбывающие в плиоцен не в первый раз обращаются к нему с подобной просьбой. Эйкен торжествующе поцеловал книжечку и сунул ее в большой карман под правым коленом своего ослепительного костюма.
Мишима шагнул к пульту управления и включил поле. Зеркальные стенки исчезли. «Беседка» была пуста.
— Все благополучно прошли врата времени. Теперь остальные также могут войти в «беседку».
Клод Маевский поднял свой двадцатикилограммовый рюкзак и вошел в установку первым. «Ты совсем спятил, старый», — сказал он себе и улыбнулся, подумав, что именно эти слова произнесла бы Жен. Повинуясь внезапному порыву, он извлек из кармана рюкзака резную шкатулку из Закопане. Неужели за вратами его ждет самый настоящий плиоценовый мир, милая моя девочка? Или все происходящее лишь чья-то дурацкая шутка и из этой зеркальной клетки мы прямиком отправимся в царство смерти? О Жен, не покидай меня. Будь повсюду со мной…
Сестра Анна-Мария Роккаро последней вошла в «беседку». Виновато улыбаясь, она попыталась втиснуться рядом с Эйкеном Драмом, чувствуя, как твердые инструменты в многочисленных карманах его сверкающего костюма впиваются ей в тело. Эйкен был почти на голову меньше ростом, чем она, почти такой же маленький, как Фелиция, но далеко не такой ранимый. «Он-то выживет, этот Эйкен Драм. Выжили бы остальные! Матерь Божия, услышь мою молитву! Пресвятая Владычица моя Богородица, святыми Твоими и всесильными мольбами отринь от меня, смиренной и недостойной рабы Твоей, уныние, забвение, неразумие, нерадение и все скверные, лукавые и хулительные помышления от окаянного сердца моего и от помраченного ума моего; и погаси пламень страстей моих, ибо нища я и окаянна. И избавь меня от многих и лютых воспоминаний и предприятий; и от всех действий злых освободи меня. Благословенна Ты от всех родов, и славится пречистое имя Твое во веки веков. Аминь».
Мишима повернул выключатель.
Мгновенная боль трансляции пронзила всех, кто находился в «беседке», и они погрузились в серое марево. Не дыша, с переставшим биться сердцем, они как бы повисли в пустоте, вопия в полном молчании от боли. Столь же внезапно все почувствовали через мгновение тепло и, открыв глаза, обнаружили, что находятся в ослепительном сине-зеленом сиянии. Чьи-то руки подхватили их, голоса настойчиво торопили покинуть сверкающую площадку, которая мгновение назад была «беседкой», и отойти в сторону, подгоняли, чтобы все успели выйти из опасной зоны и вступили в Изгнание прежде, чем произойдет обращение поля.
Часть вторая. ВХОЖДЕНИЕ
ГЛАВА 1
— Давай сюда, парень. Так, хорошо. Отойди немного в сторонку. Мы стражи у врат времени. Мы здесь для того, чтобы помогать вновь прибывшим. То, что ты сейчас немного не в себе, нормально, так и должно быть. Это быстро пройдет. Отдохни, и мы тронемся в путь. С благополучным прибытием в Изгнание! С тобой все в порядке, слышишь? Сейчас мы все отправимся в «Надвратный замок». Там ты отдохнешь. Мы потолкуем и ответим на все вопросы. Пошли.
Боль отступила, и снова вернулась ясность восприятия. Сначала Брайан слышал только назойливый голос и видел ослепительно яркий свет. Он сознавал, что кто-то держит его за правую кисть и предплечье, но кто это был, оставалось неясно — какая-то расплывчатая фигура, на которой он никак не мог остановить свой взгляд. Кто-то другой принялся пылесосом чистить его одежду. Усилием воли Брайан заставил себя сделать первый шаг и, взглянув на собственные ноги, вдруг увидел их вполне отчетливо, обутые в башмаки из грубой свиной кожи на рубчатой подошве. Сначала ноги ступали по влажному граниту, потом — по толстому дерну, с едва проклюнувшейся или недавно посеянной травой. Вот он зашагал по каким-то мелким цветам, похожим на гвоздики. Бабочка с полосатыми, как у зебры, крыльями — то ли парусник, то ли махаон — неподвижно замерла на стебле, усыпанном каплями росы.