ГЛАВА 7

Кавалькада из десяти всадников, покинув замок, разбилась на пары. Во главе кавалькады ехали Крейн и его каптал, а двое солдат замыкали колонну. Солнце только что зашло. Колонна двигалась на восток под уклон (замок стоял на возвышенности) к тонувшей в сумерках Роно-Сенской долине.

Элизабет сидела в седле, закрыв глаза и сжимая в руках свободно отпущенные поводья. К счастью, халик был великолепно выезжен и не требовал от всадника никаких усилий, что позволило Элизабет полностью заняться другим: она слушала.

Она слушала, внимала… но не слышала тех звуков, которые доносились со всех сторон. Она не слышала треска цикад, кваканья лягушек в болотистых низинах, пения птиц, хохота гиен, вышедших на ночную охоту, не слышала голосов тихо переговаривавшихся между собой пленников. Элизабет напряженно ловила каждое слово, которое ей удавалось поймать с помощью вновь обретенных метапсихических способностей.

Мысленно она как бы раздвигала все шире горизонты своего восприятия. Так, еще чуть-чуть, хорошо! Ищи себе подобные умы, ищи тех, кто говорит, как ты, ищи других истинных людей (стыдись этого выражения, высокомерная особа, не способная ни на что, хотя на этот раз выражение «истинные люди» вполне приемлемо и потому простительно).

Слушай, слушай! Вновь обретенные метапсихические способности еще не полностью достигли активной формы, а послушать есть что. В кавалькаде особый интерес представляет разговор, который ведет тщательно охраняемый защитными барьерами экзотический разум Крейна с тупым и неразвитым капталом Зденко (оба участника разговора укрылись за мысленепроницаемой завесой, создаваемой ожерельем, но для нее, Элизабет, проникнуть сквозь завесу не составило труда); впрочем, не следует особо зарываться, ведь они могут заметить ее вмешательство. Элизабет бегло послушала Эйкена и еще двух пленников с серебряными ожерельями — мужчину по имени Раймо и женщину Сьюки, но их инфантильное барахтанье в несвязных и убогих мыслишках показалось ей смертельно скучным, как кажется признанному скрипачу-виртуозу беспомощное пиликанье начинающего. Элизабет не стала прислушиваться к тому, о чем размышляют стражи в серых ошейниках, пропустила бедного Стейна, который все еще был без сознания. А вот и Брайан. Разум его свободен, если не считать тех оков, которые он наложил на свой разум добровольно. Нет, здесь, в кавалькаде, слушать действительно нечего.

Попробуем узнать, что происходит в замке. Какой-то экзотический голос — неужели? Да, я явственно слышу — распевает песню. Серебристым ноткам вторит золотистое эхо. А вот прямо по курсу слышится нечто иное: ликование, нетерпение, предвкушение какого-то злого веселья, жестокость (оставь на время эти малоприятные материи). Попробуй послушать чуть дальше — на восток, север, северо-запад, юг. Настройся и восприми сгустки чужой мысли, золотистые бесформенные клубы, свидетельствующие о других искусственно усиленных экзотических разумах. Их мысли слишком многочисленны и расплывчаты, чтобы твой еще не окрепший разум, Элизабет, мог в них разобраться; их внутренние гармонии, причудливые пики и провалы странны и вместе с тем так напоминают метапсихические сети милого твоему сердцу Галактического Содружества, оставшегося там, в далеком будущем.

Вслушайся в аномалии, Элизабет! Тихое невнятное бормотание, свободный поток мыслей, прерываемый время от времени едкими замечаниями. Что это? Мысли представителей экзотической расы, не усиленные ожерельями, мысли обладателей подлинных метапсихических способностей? Где они? Кто это? Собранные данные не позволяют прийти к окончательному выводу, но их так много. Вслушайся в слабые отзвуки страха, боли, покорности и утраты, откуда бы и от кого бы они ни исходили. Сожми немного горизонты своего сверхчувственного восприятия, Элизабет, обойди источники неопознанных сигналов и двигайся дальше. Слушай, слушай!

Вот! Мимолетный контакт с севера. Чья-то мысль меркнет, словно съеживается, при легчайшем соприкосновении с твоей мыслью. Кто это? Тану? Усиленный сигнал человека с метапсихическими способностями? На запрос не отвечает. Сигнал дружеский, взывает о помощи, но ответа я не слышу… Может быть, тебе померещилось, Элизабет?

Продолжай слушать! Звучи, вся Земля! Отзовитесь, братья и сестры по разуму! Существует ли какая-нибудь метапсихическая функция, присущая только людям, о которой не знают представители экзотической расы? Ответьте Элизабет Орм. Передача мыслей на расстоянии, редактирование разума… Я ищу, надеюсь, молюсь… Ответьте!

Ореол планеты. Эманации низших форм жизни. Еле слышный мысленный шепот обычных людей, не обладающих метапсихическими способностями. Приглушенные мысли тану и их прислужников в ошейниках. Несвязное мысленное бормотание, доносящееся с другой стороны Земли, ускользающее и неуловимое, как сон, который никак не удается вспомнить. Что это — подлинные мысли или реверберация? Реальность или воображение? Ищи, Элизабет, находи и теряй. Жди и знай, что ничего нет и не будет. Земля молчит — она нема.

Выйди за пределы ореола, Элизабет, и прослушай диапазон мощного рева зашедшего Солнца и утонченные арпеджио звезд, близких и далеких, вокруг которых обращаются их собственные планеты со своей жизнью. Может быть, на других планетах нет существ, наделенных метапсихическими способностями? Нужно попытаться вызвать на связь расу лилмиков, хрупких на вид носителей необычайных талантов и способностей, тогда, в далеком будущем, это была древняя раса… Впрочем, если судить по тому, что мне известно о лилмиках, они еще не появились. Попробуй вызвать крондаков, наших братьев по разуму, несмотря на их уродливые тела… Но нет, их раса еще находится в эмбриональном состоянии так же, как гии, полтроянцы и эти ужасные грубые симбиари. Живая Вселенная еще не воссоединилась в Целое, разум еще прикован к материи. Галактическое Содружество еще переживает период младенчества, и Благословенная Алмазная Маска еще не успела родиться. Никто не отвечает. Молчание.

Элизабет прекратила поиск.

Ее глаза были неотступно устремлены на руки, на символ профессии — бриллиантовое кольцо, которое насмешливо мерцало, испуская едва заметное свечение. Банальные мысленные образы, словно морские волны, набегали на мозг Элизабет и снова отступали. Ничем не защищенное субречевое мышление солдата Билли, у которого никак не идут из головы женские чары престарелой, но все еще крепкой хозяйки таверны в местечке под названием Рония. Мысли другого стража, Сеюн Куна, поглощены пари, которое он намеревался заключить по поводу исхода какого-то состязания. Появление Стейна могло изменить шансы на выигрыш. Каптал посылал в эфир волны боли: у него под мышкой вскочил фурункул, о который терлась нагрудная пластина его легкого панциря. Стейн, по-видимому, спал, успокоенный надетым на него серым ошейником. Эйкен и женщина по имени Сьюки поставили грубый, но эффективный экран, защищая от подслушивания какие-то тайные переговоры. Не иначе как эти двое неугомонных что-то задумали. Крейн погружен в разговор с антропологом: обсуждалась эволюция общества тану с того момента, когда начали действовать врата времени.

Элизабет поставила свой мыслезащитный экран, чтобы под его покровом, непроницаемым, как маска ее святого покровителя, оставшегося в далеком будущем, предаться грустным мыслям. Когда экран был поставлен, Элизабет дала волю накопившейся в ней горечи и ярости. Она искала забвения от одиночества и горечи тяжелой утраты, а обрела и то и другое, только в новой, измененной форме. Убаюканная воспоминаниями, как бы объятая пламенем утрат, Элизабет незаметно для себя задремала. При ярком свете плиоценовых звезд ее лицо дышало спокойствием, как лики античных статуй, и разум был столь же непроницаемым.

— …Корабль не мог знать, что это Солнце вскоре вступит в продолжительный период нестабильности, начало которому положил взрыв соседней сверхновой. За сотни лет нашего прибытия до конца срока беременности доживал лишь один из тридцати зачатых, а из числа родившихся только половина были нормальны. По человеческим меркам мы живем долго, но, если не удастся каким-то образом справиться с постигшим нас бедствием, нам грозит полное вымирание.

— А почему вы не снялись с места и не покинули негостеприимную планету?

— Видите ли, Корабль был живым организмом, и он героически погиб, доставив нас на Землю и совершив беспримерный в истории расы межгалактический прыжок… Нет, покинуть Землю мы не могли. Следовало найти другое решение. Корабль и его Супруга избрали Землю для нас по двум причинам: совместимости нашей плазмы с плазмой рамапитеков — высшей формы жизни, характерной для земных условий. Используя ожерелья (мы называем их «торквесы»), нам удалось подчинить себе рамапитеков.

— Вы хотите сказать — поработить их?

— К чему такой термин, несущий в себе негативную оценку, Брайан? Разве вы, люди, когда-нибудь говорите о том, что поработили шимпанзе или китов? Рамапитеки едва ли обладают более развитым интеллектом, чем шимпанзе или киты. Может быть, вам хотелось, чтобы мы согласились на прозябание в культуре каменного века? Мы прибыли на Землю по своей доброй воле с тем, чтобы вести древний образ жизни, который оказался под запретом на планетах нашей Галактики. Но мы отнюдь не собирались питаться корнями и ягодами и жить в пещерах.

— Итак, вы превратили рамапитеков в своих слуг и зажили припеваючи, пока не грянул гром. И тогда ваши специалисты по генной инженерии, как я догадываюсь, нашли рамапитекам новое применение.

— Не сравнивайте вашу технологию с нашей, Брайан. На последней стадии нашего существования как расы мы были плохими специалистами во всем — будь то генная инженерия или что-нибудь другое. Все, на что мы оказались способны, — это превратить самок рамапитеков в колыбели для вынашивания наших оплодотворенных яйцеклеток. В результате процент выживаемости слегка увеличился, но не настолько, чтобы мы могли говорить о том, что угроза вырождения нашей расы миновала. Теперь вы понимаете, что прибытие к нам путешественников во времени, генетически совместимых с нашей расой и обладающих практически полным иммунитетом к воздействию космической радиации, было воспринято нами как акт провидения.

— Понятно. Все же вы должны признать, что преимущества от встречи путешественников во времени с представителями вашей расы носят односторонний характер.

— А вы в этом уверены? Позвольте напомнить, сколько неудачников, потерпевших в вашем мире крушение на своем жизненном пути, приняли решение отправиться в Изгнание. Нам, тану, есть что предложить им. Если же они к тому же обладают скрытыми метапсихическими функциями, то предлагаемое нами превосходит их самые смелые ожидания. А взамен мы требуем немногого.

Элизабет явственно ощутила какой-то стук.

Прекрати.

Тук-тук-тук.

Убирайся.

Тук. Тук-тук. На помощь. Скорее.

Перестань дурачиться, как дитя, Эйкен.

ТУК!

Ты, как надоедливое насекомое, Эйкен. Приставай к кому-нибудь другому.

Тук-тук! Проклятье, Элизабет, эта дура угробит Стейна.

Элизабет медленно повернулась в седле и посмотрела на всадника, ехавшего с ней рядом. Разум Эйкена издавал недовольное ворчание, но она, не обращая на него внимания, сосредоточилась на женской фигуре в темных ниспадающих одеждах. Сьюки. Напряженное лицо с высокими скулами и курносым носом. Темно-синие глаза, посаженные слишком близко для того, чтобы лицо было красивым, выражали ужас.

Элизабет проникла в разум Сьюки, не спрашивая ее разрешения, и сразу же оценила ситуацию, предоставив Эйкену и подъехавшему позже Крейну беспомощно наблюдать извне за ее действиями. Сьюки оказалась в тисках разъяренного разума Стейна. Ее слабый разум был почти подавлен интеллектуальной мощью раненого викинга. Картина происшествия стала абсолютно ясна Элизабет. Сьюки — потенциально сильный латентный редактор, и надетое на нее серебряное ожерелье перевело ее метапсихические способности из скрытой формы в активную. Подстрекаемая Эйкеном, Сьюки решила испробовать свои новые метапсихические способности, проникнув в сознание Стейна. Кажущаяся беспомощность спящего гиганта неудержимо манила ее. Проскользнув через низкий защитный барьер, создаваемый серым ошейником, который Крейн отрегулировал так, чтобы успокоить впавшего в неистовство викинга и заблокировать остаточные болевые импульсы, поступающие в мозг от заживающих ран, Сьюки увидела, в каком жалком состоянии находится подсознание Стейна: старые психические травмы, ущерб, нанесенный его самооценке вновь открывшимися обстоятельствами и многое другое, что заявляло о себе невнятным журчанием темного потока подавляемого насилия.

Искуситель нашептывал Сьюки: то, к чему ее подстрекал Эйкен, находило полное понимание с ее стороны. И она начала безнадежно некомпетентное редактирование сознания Стейна в полной уверенности, что может помочь ему. Но дикий зверь, таившийся в помраченном от боли сознании викинга, внезапно проснулся и напал на Сьюки за ее непрошеное вмешательство. И теперь Сьюки и Стейн сошлись в единоборстве психических энергий, таившем смертельную опасность для них обоих. Если антагонизм не удастся каким-то образом разрешить, то исходом его может быть полная деградация личности для Стейна и неизлечимое слабоумие для Сьюки.

Элизабет мысленно призвала на помощь Крейна, а сама как бы воспарила на крыльях своего разума над замершей в конвульсиях парой и напрягла свою способность к редактированию. Разум Сьюки был бесцеремонно извлечен из тисков яростного разума Стейна и передан Крейну, который легко вывел Сьюки из транса и с уважением, к которому примешивалось еще какое-то чувство, принялся наблюдать за тем, как Элизабет ликвидирует последствия вторжения Сьюки в мозг Стейна.

Элизабет сняла сдерживающие ограничения, остановила беспорядочное клокотание психического вихря, утихомирила всплески ярости. Она осторожно, одно за другим, перебрала все повреждения, нанесенные структуре мозга Стейна неумелым вмешательством Сьюки, исправила и восстановила прежние связи. Сводя вместе края зияющих ран, приставляя друг к другу оторванные части, она с великой нежностью проделывала одну деликатную операцию за другой, чтобы началось исцеление мозга и — как следствие — восстановление эго Стейна. Она обнаруживала в его сознании не только новые, но и застарелые психические травмы, причинявшие боль, которая пронзала ее. Уменьшила чувство унижения и отверженности. Чудовище-отец стал мягче и проникся сочувствием, мать-возлюбленная утратила некоторые свои любовные изыски. Стейн задышал ровнее, исцеление началось.

Элизабет осторожно вышла из его сознания.

Кавалькада остановилась. Всадники тесно сгрудились вокруг Элизабет. Только теперь она почувствовала свежесть ночного воздуха и зябко поежилась. Крейн снял с себя мягкий красно-белый плащ и накинул ей на плечи.

— Элизабет, все было сделано просто великолепно. Никто из нас, даже величайший из тану лорд Дионкет, не смог бы проделать лучше.

— Не вполне, — заставила себя произнести Элизабет. — Мне не удалось помочь Стейну до конца. У него слишком сильная воля, и он сопротивляется. У меня больше нет сил…

Крейн прикоснулся к своему золотому ожерелью.

— Я могу усилить защитное поле, создаваемое серым ожерельем Стейна. А когда мы прибудем сегодня в Ронию, ему окажут более серьезную помощь. Через несколько дней он выздоровеет.

Стейн, остававшийся безгласным и недвижимым, пока над ним производили метапсихические операции, глубоко вздохнул. Двое солдат спешились и, подойдя к его халикотерию, отрегулировали заднюю луку седла так, что она превратилась в спинку кресла.

— Теперь он не свалится, — заметил Крейн, — а потом мы устроим его поудобнее. Но нам пора двигаться дальше.

— Не объяснит ли кто-нибудь мне, что здесь происходит? — возмущенно спросил Брайан. Не имея ожерелья, он пропустил большую часть происходившего.

Высокий худой человек с волосами, похожими на паклю, и с восточным внешним обликом указал пальцем на Эйкена Драма:

— Спросите у него. Он заварил всю эту кашу.

Эйкен ухмыльнулся и принялся крутить свое серебряное ожерелье. Внезапно из темноты вылетели какие-то белые мошки и принялись кружить над головой Сьюки, образовав некое подобие нимба.

— Пусть вокруг нашей крошки немного покружатся мошки! — весело воскликнул Эйкен.

— Прекратить! — командным голосом приказал Крейн.

Мошки тотчас же улетели.

Крейн с плохо скрытой угрозой обратился к Эйкену:

— Сьюки была лишь орудием, а вы подстрекателем. Ради того, чтобы позабавиться, вы подвергли своего друга и неопытную женщину смертельной опасности.

На лице Эйкена не отразилось и тени раскаяния:

— А мне она показалась достаточно сильной. Никто ее не заставлял лезть к Стейну.

В разговор вмешалась Сьюки. В ее голосе звучала упрямая уверенность в собственной правоте:

— Я ничего плохого не сделала, хотела только помочь. Бедняжка, он так страдал! А вам до него и дела не было!

— Здесь не место и не время производить сложное редактирование, — сурово прервал ее Крейн — В более подходящей обстановке Стейну будет оказана необходимая помощь.

— Я не понял, — переспросил Брайан. — Скажите мне прямо, эта женщина пыталась изменить мозг Стейна?

— Она хотела оказать Стейну помощь, — пояснила Элизабет. — Я думаю, что Эйкен подговорил ее испытать новые метапсихические способности, как он испробовал свои собственные. Она поддалась на уговоры, но по неопытности не справилась.

— Перестаньте говорить обо мне так, словно я малое дитя! — воскликнула Сьюки. — У меня уже прорезались зубки. Я не имела в виду ничего дурного.

Человек с волосами, похожими на паклю, носивший серебряное ожерелье, громко расхохотался:

— Она не имела в виду ничего дурного! Она хотела только хорошего! Когда-нибудь эти слова станут эпитафией всего человечества. Даже мадам Гудериан, будь она трижды проклята, не имела в виду ничего дурного, отправляя людей в этот ад.

— Мир, в который вы прибыли, — возразил Крейн, — станет для вас адом, только если вы сделаете его адом. А теперь нам пора в путь. Элизабет, постарайтесь растолковать Сьюки кое-что о ее новых способностях. По крайней мере посоветуйте воздержаться от неосторожных поступков до тех пор, пока она не установит, что в ее силах, а что недоступно.

— Попробую.

Эйкен подъехал вплотную к надувшейся Сьюки и по-братски похлопал ее по плечу:

— Выше нос, дорогуша! Сейчас известная в прошлом мастерица по промыванию мозгов преподаст тебе краткий курс, и ты сможешь попрактиковаться на мне! Ручаюсь, что я тебя не съем! А пока ты будешь спрямлять всякие там извивы в моем бесконечно испорченном умишке, мы оба, ты и я, отлично проведем время!