Статья Джордана Сенсенбреннера

Торонто, Земля, 19 апреля 2236 года.

Сегодня, в день исторического торжества концерна «Оплот» над корпорацией «Галафарма», председатель правления «Оплота» Симон Айсберг, 88 лет, заявил: «Это счастливейший момент в моей жизни». После принесения поздравлений своей команде юристов председатель сделал сенсационное заявление:

– В течение последних нескольких лет «Оплот» стоял на грани краха, но с честью выдержал битву и получил мощный стимул к расширению. Мы выросли из узкопрофильной межзвездной корпорации в объединенный концерн – и все благодаря великолепной команде исполнителей, возглавляемой моей дочерью Евой Айсберг, старшим исполнительным директором «Оплота». Я горд, что мне выпала честь поспособствовать нашему возвышению, так же, как и тем, что являюсь одним из сооснователей «Оплота».

Оглядываясь назад, на времена, когда я, мой брат Ефан и наш партнер Дирк Вандерпост отправились в Шпору Персея в поисках удачи, могу со всей честностью заявить, что мы и мечтать не могли о таком дне, как сегодняшний.

Нам было довольно того, что наша крохотная звездная корпорация сводит концы с концами и успешно сопротивляется халукским и квастским пиратам.

Но времена меняются. Сейчас обе эти расы поддерживают с СПЧ торговые отношения. В Шпоре имеется 219 процветающих планет «Оплота», каждый месяц открываются новые, предназначенные для человеческой колонизации и экономического развития. Я краснею от радости при мысли, что дожил до такого дня.

Сейчас «Оплот» пережил величайший кризис и оказался на самой верхушке, и я принял решение, что пришла пора наконец отойти от руководства и дать дорогу молодой крови. Я хочу уволиться с должности председателя правления. На это место я прочу своего сына, Асаила Айсберга. Без его неоценимой помощи «Оплот» никогда бы не выстоял против «Галафармы». Без него мы никогда не выиграли бы этот процесс.

Я еще не сообщил Асе о своем решении, так что оно станет для него сюрпризом. Но я уверен в том, что он примет бразды правления – равно как и в том, что «Оплот» в будущем ожидает только процветание.

Далее следовало подробное описание моей разношерстной деятельности. Сенсенбреннер весьма бегло описывал мою карьеру дивизионного старшего инспектора в СМТ, где я принадлежал к сработанной группе храбрецов, занимавшихся отловом акул бизнеса, живущих под эгидой СПЧ. Напротив же, мое разжалование, увольнение из полиции и жизнь изгоя были прописаны на редкость детально. Джордан даже проинтервьюировал некоторых моих наиболее мстительных знакомых с планетки Стоп-Анкер: они красочно описали меня тех времен как вечно пьяного изгоя.

В историях о спасении Евы из рук похитителей и захвате Оливера Шнайдера в нелегальном рейде на планету квасттов Дагасатт акцент был сделан на то, как небрежно я отношусь к закону – к тому времени я был уже восстановлен в гражданстве. А вот о моей роли в разоблачении Алистера Драммонда статья умалчивала.

Потрясающий дар Кати Вандерпост – она передала мне свою долю акций «Оплота» – поднял меня на один уровень с ведущими политическими заправилами. Автор статьи представления не имел, почему я использовал почти весь огромный доход от материнского наследства на пользу неудачливой партии реверсионистов. (А я всего-навсего держал обещание, данное матери, – продолжать ее спонсорскую деятельность, покуда интересы партии совпадают с моими собственными юношескими идеалами, которых я держался еще в бытность свою полицейским.) Джордан признавал, что целых десять месяцев я поднимал изрядный шум, атакуя трусливый симбиоз Правления Содружества и Большого Бизнеса, пока процесс против «Галафармы» не отвлек меня от политики.

Статья кончалась размышлениями на тему того, какого курса я намерен придерживаться теперь.

Если б они только знали…

– Пока я не могу ответить на ваш вопрос, – сказал я Сенсенбреннеру. – Мне нужно хорошенько подумать. Могу подарить вам только одну цитату: я не собираюсь делать ничего, что противоречило бы основным принципам партии реверсионистов, и также не желаю полностью забывать политику. – Я не удержался и добавил: – Возможно, под моим руководством концерн «Оплот» использует свою силу для проведения в жизнь реверсионистской философии.

– Но ведь… большинство реверсионистов проповедует жесткое ограничение политического влияния «Ста концернов» – что, говоря откровенно, разрушает галактическую структуру экономики!

Я рассмеялся.

– Я замечал, что некоторые зелоты нашей партии в самом деле придерживаются таких взглядов. Мой собственный взгляд на проблему не настолько радикален. Тем не менее уже около двух веков Большой Бизнес эксплуатирует звезды, по минимуму согласуясь с Содружеством. Я хотел бы в большей степени подчинить «Сто концернов» Совету. По большому счету – выборным представителям человечества. Пусть разумные расы, желающие торговых контактов с человечеством, подчиняются нашим условиям – к взаимной выгоде обеих сторон. Я могу понять претензии тех рас, чьи исконные планеты колонизированы человечеством, и готов помыслить над тем, как сделать подобное сотрудничество полезным для всех. И над урегулированием отношений, в том числе и торговых, с изначально враждебно относящимися к человечеству расами.

– Вы говорите о каллейни, о джору, йтата, а также квасттах, гражданин Айсберг? Или о халуках?

– Без комментариев.

– Вы в самом деле собираетесь проводить в жизнь реверсионистские принципы, будучи председателем «Оплота»?

– Если решу занять эту должность – да, я попробую. Мой покойный дядюшка, Ефан Айсберг, который был первым главой «Оплота», одним из первых предпринимателей во вселенной начал нанимать инопланетных работников на тех же условиях, что и людей, и за такую же плату. Я уверен, что только благодаря его политике «Оплот» добился процветания в Шпоре Персея, в то время как «Галафарма» и другие наши соперники потерпели там поражение и были вынуждены отступить.

– Но большинство экономистов и финансистов не верят, что такой подход докажет свою состоятельность в мирах Рукава Ориона, не говоря уж о Кольце Стрельца…

Я махнул пауку рукой, делая знак заткнуться.

– Да брось ты. Я не собираюсь с тобой спорить и обсуждать свои дела. Я же сказал, что толком не знаю своих дальнейших планов. Может, я и приму предложение отца и стану главой «Оплота». Может, просто займусь политикой и буду тусоваться с реверсионистами. Может, придумаю еще что-нибудь, совсем новое. Например, в данную минуту мне думается о маленькой уютной планетке, где никто не знает, как меня зовут. Процесс «Галафармы» меня утомил до предела. Симон не мог выбрать более неудачного времени для своего предложения. Прежде чем я определюсь, мне нужно основательно подумать.

– Как давно вы…

– Хватит, – оборвал я. – Интервью окончено.

Я развернул Билли и поехал вниз по тропинке. Высокие облака уже потеряли свой огненный цвет, на востоке загорались первые звезды.

Паук заковылял мне вслед, тщетно взывая:

– Гражданин Айсберг! Еще несколько слов! Когда вы планируете вернуться в Торонто? Не дадите ли вы «Газете» эксклюзивное интервью относительно своих политических предпочтений? Или обсудите новое направление политики «Оплота», которое концерн получит под вашим руко…

Я резко развернулся, поднял карабин и выстрелил от бедра, прострелив занудной машинке один из ее мерцающих глаз. Она взорвалась толстым клубком дыма и плазмы. Билли даже не моргнул.

А я поехал обратно на ранчо. Потому что чувствовал – отец вот-вот заявится домой.

Я был почти уверен, что Симон приедет в сопровождении Евы – для большей убедительности. Но когда примерно через час я добрался до дома, то нашел Симона в одиночестве, в большой гостиной полностью отстроенного главного особняка. Он стоял у камина, глядя, как ярко горят дрова, и потягивал свой любимый бурбон с содовой. За его спиной, на резном кофейном столике, с экрана поблескивал логотип «Уличной газеты». Видно, последний номер. Я полагал, что там уже есть мое интервью с Сенсенбреннером.

Симон мрачно кивнул, но не сказал ни слова, когда я вошел через открытую французскую дверь, весь покрытый дорожной пылью.

Я сбросил старую ковбойскую шляпу и ветровку и прошел к бару с напитками. Не соблазнившись ни «Мейкерс-Марком», ни «Хиршем», ни одной из ядовитых смесей, до которых столь охоч мой отец, я взялся за свою любимую огненную воду – «Джек Дэниеле». Совсем чуть-чуть, чтобы показать кое-кому, что я не вернулся к прежней жизни алкоголика. Проглотив виски, я вытащил из бокового ящика банку пива, опустился на кожаную кушетку перед очагом и начал стаскивать ботинки.

Симон стоял и созерцал меня из-под полуопущенных век. Волосы у него были светло-русыми, с тем же «вдовьим мысиком» на лбу, что и у меня. От него же я унаследовал тонкий аристократический нос и большие губы с опущенными уголками, которые имели свойство подниматься в широчайшей улыбке. Симон извлекал все возможные достижения из современной медицинской науки и генной инженерии, чтобы выглядеть моложе своих лет, и часто производил впечатление недюжинной физической силы.

Но только не сегодня.

Он был одет в небрежный полуформенный костюм, сильно отличавшийся от его обычных одеяний богатого ранчера, сшитых на заказ. Возможно, одежда была призвана подчеркнуть особенный характер визита. Симон выглядел усталым и больным, а черная ткань одежды подчеркивала нездоровую бледность его кожи. Я вспомнил, как меня слегка ошарашил возраст отца, указанный в нынешней статье. Люди, включая и меня, часто забывали, как на самом деле стар Симон Айсберг.

– Я уехал в разгар победного банкета в башне «Оплота», – сказал он наконец. Голос его звучал немногим слишком громко. – И все произносили тосты в твою честь – даже парни, которые писали кипятком, когда мы с Еви назначили тебя ответственным за процесс. Теперь вся команда в один голос повторяет, что без твоего руководства мы бы никогда не справились. Поздравления – в порядке вещей.

К черту их, папаша, подумал я – но промолчал. Он продолжал:

– Ты работал лучше всех – и победил. А теперь появилась еще одна работа для тебя…

Он прервался на миг, как будто позволяя мне вставить свою реплику.

Ну, уж нет, старый ты стервятник. На этот раз мы играем по правилам Адика.

Я наконец избавился от ботинок и уложил ноги на низкий столик, отпил большой глоток пива, устраиваясь на кушетке так, чтобы ноги располагались хотя бы на уровне плеч.

– Я удивлен, что Еви не прилетела с тобой.

– Вердикт, вынесенный так быстро, застал ее врасплох. Она в четырехдневной отлучке, в области Шпоры, и не хочет возвращаться, пока не закончит дела с расширением копей на Кравате. Зед, по общему мнению, не способен справиться с этим самостоятельно, так что она решила заняться всем лично. Она вернется в Торонто, когда шум утихнет, и поможет тебе и остальным директорам подготовить прошения о компенсации.

– Сэм Ямамото и Марси Киров вполне способны разобраться с этим – да и со всей остальной постсудебной писаниной. Я добыл для тебя твой чертов вердикт. Не заставляй меня вылезать на сцену и раскланиваться после представления.

Долгое молчание, прерываемое только дальними криками сов. Двери, выводящие на патио, все еще оставались открыты, и ноздри щекотал запах глицинии столетней давности, которая росла над канавкой для барбекю. Взрыв, почти целиком разрушивший особняк, чудом помиловал глицинию – как и большую часть садовых растений.

– Как ты догадался, где я? – спросил я наконец.

– Узнал от ушлого репортера «Уличной газеты». Он обнаружил тебя с помощью сателлита «Большой глаз» три дня назад. Он надеялся добыть от тебя интервью касательно твоей стратегии ведения юридических дел. Да ты, похоже, не слишком-то старался спрятаться, если поехал сюда. Сразу после того, как я сделал свое заявление на пресс-конференции, журналюга от меня ни на шаг не отходил. Сказал, что попытается войти в контакт с тобой здесь, на Небесном ранчо. Я пожелал ему удачи в преодолении силового защитного купола. Но, как я вижу теперь, ему это удалось.

– Меня выследил его Паук-Шпион, стоило мне случайно выехать за наши границы сегодня вечером. Я даже подарил ему пару-тройку цитат для интервью, прежде чем размазать его по скале своей «Финнилой». Он, понимаешь ли, начал высказывать свое мнение.

– Черт подери, Аса! Какой смысл в том, чтобы настраивать против себя представителей прессы? Это же не какая-нибудь бульварная газетенка…

– Вопрос в том, – заявил я, подаваясь вперед и глядя ему прямо в глаза, – какого черта ты решил пригласить меня в верхушку «Оплота» посредством прессы, вместо того, чтобы сделать это в личном разговоре? Ты что, в самом деле думаешь, что от такого предложения не отказываются?

– Скорее, мне хотелось посмотреть, как на это отреагируют «Сто концернов», – сказал хитрый старый ублюдок. – В особенности Адам Станиславский и его ребята из «Макродура». После слияния с «Галой» «Оплот» будет нуждаться в них, как никогда. Я хотел провести в жизнь идею с твоим назначением, пока твоя репутация еще вовсю сверкает.

– То есть пока я не успел опять искупаться в выгребной яме, вернувшись в политику? А как насчет того, что я все еще под подозрением в совершении уголовных преступлений? Олли Шнайдер вполне готов поднять встречный иск против их сфабрикованного обвинения, но до того, как суд его рассмотрит, пройдет целая вечность.

– Пустяки, мальчик мой. Даже если мы не сможем доказать твоей полной невиновности, любой, у кого есть капля мозгов, сообразит, что «Гала» тебя оклеветала, боясь, что ты используешь свое служебное положение сотрудника СМТ, чтобы их опрокинуть. А что до твоих крайне левых политических взглядов, стоит тебе хоть немного сдать позиции…

Я спустил ноги со стола и вскочил, вторгаясь в личное пространство Симона, покуда мы не оказались нос к носу перед камином.

– Позволь сказать тебе кое-что, Симон, – тихо начал я. – Я по-прежнему придерживаюсь реверсионистских взглядов. И не собираюсь, как ты выражаешься, сдавать позиций ни на йоту – вне зависимости от того, что я решу относительно «Оплота». И с халукской ситуацией я тоже намерен разобраться.

– Как? Послать еще несколько угрожающих писем в прессу, пугая разрывом торгового соглашения? – Он презрительно фыркнул. – Ну ладно, давай, будет много толку. Дело-то сделано, «Оплот» состоит в Халукском Синдикате.

– Эти скользкие халукские сволочи нас всех дурачат, – взвился я. – Притворяются, что отказались от своей захватнической политики! Да они уже осаждают Совет просьбами предоставить им побольше планет «Оплота», да поскорее.

Симон пожал плечами и отпил немного виски.

– Пока инопланетяне дают хорошую цену в сверхтяжелых элементах, пожалуй, они будут получать, что хотят.

Я начал терять терпение.

– И вам это только нравится, тебе и другим концернам синдиката! А что такого, бизнес как бизнес. Легко охотиться за прибылью, не давая себе труда заглядывать вперед. Ведь никто даже не представляет, до каких пределов халуки намерены расширять свои владения! Сколько их там, в их родной Грозди, желает переселиться в Млечный Путь? Мы не знаем! Они не пускают к себе визитеров, а нарушителей границ распыляют. И знания всего вашего синдиката о намерениях халуков не стоят и крысиной задницы – а вас это не заботит, покуда торговля идет неплохо.

– За этим призваны следить Зональный патруль и СМД. В полномочия синдиката не входит контролировать все действия суверенной инопланетной расы.

– Именно, – согласился я. – Так что, возможно, за ними следует приглядеть кому-нибудь другому.

В глазах Симона мелькнуло нечто, похожее на тревогу.

– Какой идиот за это возьмется? Не хочешь же ты сказать…

– Неужели ты забыл делишки халуков? – заорал я. Симон моргнул и отступил на шаг. – Они выбросили меня на ту проклятую комету! Помогали убийцам Драммонда! Похищали колонистов с планет «Оплота» и использовали их как рабов и как лабораторных крыс! А как насчет халукских полуклонов на Дагасатте? Халуки производили в своих лабораториях фальшивых людей, чтобы шпионить за нами, и никто не озаботился узнать – зачем.

– Понятно же – индустриальный шпионаж, – защищался Симон. – Хотели просочиться в «Оплот» и в «Галу», зачем бы еще? Они охотились за нашим генным вирусом РD32:С2. Шпионы-полуклоны добывали для них формулы. А теперь они могут приобрести препарат совершенно легально, на открытом рынке «Оплота», так что полуклонирование потеряло всякий смысл.

– Ты в самом деле так думаешь?

– Да, черт возьми, я так думаю! – Он яростно смотрел на мой ухмыляющийся рот. – А ты? Что думаешь ты? Что синемордые хотят посадить своих поддельных людишек во все земные правительства? До сих пор считаешь, что они замышляют гребаную войну?

– У нас есть немало вещей, которые нужны халукам, – кроме РD32:С2. Зачем им подбирать крохи, да не просто подбирать, а покупать за огромную цену, если можно то же самое получить бесплатно? А вместе с тем – и lebensraum[2] в неограниченных количествах?

– Бред сивой кобылы, – хмыкнул Симон.

– Они ненавидят человечество и боятся его с тех самых пор, как мы явились в Шпору Персея, чтобы вылечить их от завоевательской лихорадки. Им нужна наша технология, превосходящая их собственную, и они завидуют нашей способности оставаться активными в течение круглого года. Подобный уклад мыслей не изменится оттого, что кто-то подписал пару договоров два года назад.

– Разве это первый случай в истории, когда заклятые враги обмениваются поцелуем дружбы? – резонно возразил Симон. – Эй, да возьми для примера хоть нас с тобой! В прошлом халуки вели себя агрессивно, не спорю. Но теперь они сожалеют о том и стараются компенсировать ущерб. Они согласились заплатить компенсацию семьям похищенных инженеров и жертв клонирования. Заплатили «Оплоту» за пользование информацией и за ущерб, причиненный на Кравате.

– И это, ты полагаешь, их полностью очистило? Я полагаю, ты не обращаешь внимания на то, как миллионы халуков наводняют Шпору Персея. Пятнадцать новых Т-2 миров, предоставленных им Советом в прошлом году, уже трещат по швам.

Он, наконец, опустошил свой бокал.

– Они по всем правилам заплатили за планеты, принадлежащие «Оплоту». Так что же тут плохого?

– Если их политика долговременной экспансии включает в себя обзаведение военными базами в области Млечного Пути, – сказал я тихо, – то я вижу тут немало плохого.

– Никто не верит, что они в самом деле замышляют войну! Никто, кроме тебя, сын. А у тебя нет никаких доказательств.

Я перечислил кое-что из того, что расценивал как доказательства.

– Уно: они были крайне неразборчивы в средствах, добывая РD32:С2, чтобы победить свой алломорфизм. Дос: они отказали людям в доступе на свои планеты или колонии в Шпоре. Трес: их родные планеты в Грозди жутко перенаселены. И если они продолжат борьбу с алломорфизмом и добьются того, что половина их народа не будет пребывать в спячке в любое время года, им понадобится больше места! Ты хоть примерно представляешь, сколько первоклассных транспортных средств они накупили у «Бодаскона» за последние пару лет? Почти три сотни! И это еще не считая космических кораблей, которые они строят на собственные средства, копируя человеческую технологию.

– Это ты называешь доказательствами? Они и ослиной мочи не стоят!

– Хорошо, я найду другие. Которые даже тупицы из Совета не смогут проигнорировать. Не думай, что я не работал в этом направлении! А теперь, когда процесс «Галы» закончился, могу себе позволить вплотную заняться халуками.

Симон повернулся ко мне спиной и устремился к бару. Открыв новую бутылку бурбона, наполнил свой бокал – на этот раз и не подумав добавить воды. Потом двинулся к французским дверям.

– Давай выйдем ненадолго. Мне нужен свежий воздух, а тебе будет не вредно остыть.

Я неохотно поплелся за ним, захватив с собой пиво. Плиты патио были очень холодны, с запада дул резкий ветер. Газовые фонарики предусмотрительно зажглись, едва наступила темнота, и их мягкий свет озарял орошаемую лужайку, сады вокруг и дороги, ведущие к остальным строениям. Главный особняк стоял на холме, отсюда открывался роскошный вид на горы, со всех сторон окружающие ранчо. Сейчас, в безлунную ночь, небеса сияли бесчисленными звездами. Широкой полосой мерцал Млечный Путь. Шпора Персея на окраине галактики, в 14 тысячах световых лет от Солнечной системы, виднелась на севере, если хорошо приглядеться. Но крохотная Гроздь халуков, расположенная еще на 17 тысяч световых лет дальше от самого края Шпоры, скрывалась в облаках космической пыли. Никто и не знал о ее существовании, покуда человеческие исследователи не пробрались за Черную Пропасть.

Мой отец испустил вздох – слишком короткий, чтобы быть полностью показным.

– Черт, какое же небо красивое. Никогда не устаю смотреть на звезды в горах.

– А я устаю, – ровно отозвался я, – когда приходится стоять босиком на холодном камне.

Он невесело усмехнулся. Повисло долгое молчание, за время которого Симон немало понизил уровень убойного пойла в бокале, а я допил свое пиво. Голос его был слегка хриплым, когда он сказал:

– Аса, ты в самом деле так сильно меня ненавидишь? Так, что готов оставить «Оплот» в минуту нужды, только чтобы сравнять счеты со своим стариком?

– Я не ненавижу тебя, Симон. Просто у нас с тобой разные приоритеты. И так всегда было. Когда-то давно ты пытался навязать мне свои. Когда я взбунтовался, ты махнул на меня рукой… пока тебе отчаянно не понадобилась моя помощь.

– И то правда. Ты повел себя как герой – и даже не один раз. Я тебе обязан жизнью.

– Тогда оставь все, как есть. – Я не мог до конца изгнать горечь из своего голоса. – Это неправда, что «Оплот» во мне нуждается. Ева проделала огромную работу в качестве исполнительного директора за последние три года. Она заново сформировала правление и достигла полного согласия с финансистами «Макродура». Нет причин думать, что она со своей командой не сможет провести слияние с «Галой». Конечно, если ты продолжишь свою деятельность председателя и будешь делиться с ней опытом. В «Галафарме» как таковой, в ее структуре нет ничего особенно скверного, что пришлось бы менять. Ты это прекрасно знаешь. Алистер Драммонд страдал манией величия и был подлецом, но это не мешало ему быть гениальным бизнесменом. И он был совершенно прав, считая, что слияние «Оплота» и «Галафармы» крайне выгодно. Все, что придется сделать Еве, – это выбрать из зерен несколько плевел и интегрировать правление «Галы» в правление «Оплота».

– Все у тебя так просто на словах – на деле оно куда труднее. Твоя сестра – выдающийся исполнительный директор, и за краткое время она далеко продвинулась. Но по меркам концернов она – начинающий, она еще не привыкла плавать в глубокой воде, наравне с огромными акулами. Она хочет видеть тебя в «Оплоте» не меньше, чем я.

– Сомневаюсь.

Симон взглянул на меня с выражением, долженствующим изображать мягкий укор.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты же читал мое интервью этому Сенсенбреннеру. Думаю, Ева его уже тоже прочла. Думаешь, я просто дразнил парня, когда говорил про реверсионистские принципы – что если я займу место в правлении «Оплота», принесу их с собой?

Симон не ответил.

– Пойдем внутрь, – сказал я. – У меня ноги мерзнут – что для тебя, черт побери, не новость, – и я еще не ужинал. Звездные дали не вдохновляют меня так, как им положено.

Он пошел следом и затворил за собой французскую дверь.

– Я бы и сам не отказался перекусить. Сейчас скажу Розалии.

– Мне, пожалуйста, чилийский конкарн и большой салат. Она знает какой.

– А я бы удовлетворился креветками и овечьим сыром из Навахо, да немного сальсы.

Симон связался с кухаркой через старомодную систему двусторонней связи. Домашняя робототехника всегда считалась табу в предыдущем главном особняке Небесного ранчо, потому что моя покойная мать, Катя, считала, что роботы лишают людей работы и все больше вторгаются в частную жизнь. Когда Симон восстанавливал особняк после взрыва, он сохранил все его прежние особенности.

Я стоял у очага и грел ноги, отказавшись от предложенного Симоном виски и предпочтя еще одну банку пива. Потом мы уселись по обе стороны стола, друг напротив друга, в ожидании ужина.

– Значит, ты и впрямь имел это в виду, – испытующе сказал Симон. – Ты угрожал разрушить всю межпланетную политику «Оплота», став его председателем?

– Почему же разрушить? Я бы сказал, внести необходимые поправки. Например, жители преиндустриальных планет, подвергнутых людской колонизации, должны иметь право на работу в большем количестве сфер. Они заслуживают уважительного обращения. Плюс к тому – ввести бесплатное образование для аборигенов отсталых миров, субсидируемое колонистами. Этого требует элементарная справедливость – и так считаю не я один.

– Проклятие, Аса, это же просто непрактично! Требуется не один год, чтобы новая открытая планета начала приносить прибыль. А как насчет наших партнеров из «Макродура»? Думаешь, они просто отойдут в сторонку и позволят тебе выпотрошить их кошельки на свои безумные проекты? И что будет, если аборигены наших новых, экс-галафармовских планет в Рукаве Ориона захотят всех тех же преимуществ, что в мирах Персея?

– Тогда они их получат. В разумном количестве и скорее всего не сразу. Сначала – образование, потом – партнерство.

– Не получится! Когда межпланетная коммерция только начинала развиваться, некоторые слабоумные мечтатели пробовали организовать человеческо-инопланетянские кооперативы и тому подобное дерьмо. Аборигены немедленно набрались наглости и попытались оттяпать от общего пирога все больший и больший кусок. Людям-благотворителям пришлось разбираться с кучей забастовок. Преиндустриальные ублюдки не заслуживают человеческого обращения! У них и разума-то нет как такового. Некоторые так и застряли в общинном или феодальном строе и полагаются только на железные кулаки. У других имеются идиотские обычаи, мешающие какой бы то ни было дисциплине. И большинство вообще не понимает, что такое свободное предпринимательство!

– Я и не говорю, что усовершенствование дается легко. Такая политика вряд ли годится для совсем уж отсталых народов. Но если я стану председателем «Оплота», членам правления придется принять мой образ действий.

– Даже если они разрушат концерн до основания?

– Я сделаю все, чтобы этого не произошло. Однако да, я действительно готов пойти на риск, надеясь, что пример «Оплота» распространится и на другие концерны из «Сотни». Если ты, или Ева, или совет директоров считаете, что ничего не получится – забудьте обо мне. Оставайся председателем сам. А я употреблю все силы на то, чтобы провести реверсионистские идеи в жизнь другими путями.

Я откинулся в кресле, ожидая бури – мешанины лести и угроз, с помощью которых Симон шантажировал меня в прошлом. Но он сказал только:

– Сын, я больше не могу быть председателем. Я больше не гожусь для такой работы. Я слишком стар.

Я не сдержал недоверчивого смешка.

– Да ты здоров, как бык! Тебя еще лет на двадцать хватит. Тонкие губы его тронула легкая печальная улыбка.

– Физически – да, со мной все в порядке. Я постарел внутри головы. Устал. Утратил всякий энтузиазм. Иногда это случается со всеми… Но я достаточно умен, чтобы понять – у меня все в прошлом, пришло время уступить дорогу. «Оплот» получит нового председателя – тем или иным путем. Ева не хочет принимать на себя подобную ответственность. Ни Гюнтер Экерт, ни Калеб Миллстоун. Им нравится на прежних местах. Если ты тоже откажешься, может быть, придется назначить Эллингтона или еще кого-то из верхушки «Макродура», потому что они владеют почти двадцатью процентами наших общих акций.

– Черт, – пробормотал я – должно быть, потому, что не нашел других слов.

– Адаму Станиславскому ты нравишься, – продолжал Симон. – Эллингтону – тоже. Большинство крупных шишек «Макродура» восхитилось тем, как ты умело провел дело против «Галы». – Он прищурился и смотрел вдаль. – Конечно, так было до твоего дурацкого сегодняшнего интервью в «Газете» – со всеми этими видеоэффектами, на фоне аризонского заката и с карабином в руке, просто как Вьятт-чертов-Ирп. Теперь одному Богу известно, что о тебе думают директора «Макродура».

– Репортер мог выпустить наш разговор в виде ролика?

Я был вне себя. Согласно старой дурацкой традиции, консервативные органы печати вроде «Газеты» выпускали свои новости в формате «только для чтения», а сенсационные видеоклипы оставались прерогативой желтой прессы.

– Охо-хо, – протянул Симон, кивая на кофейный столик, где поблескивал логотип. – Если хочешь, можешь посмотреть. Из тебя получился заправский ковбой, сынок.

– Вот крысы! – Я совершенно не хотел смотреть их гнусный ролик. Джордан Сенсенбреннер в итоге все-таки посмеялся последним. – Похоже, на этот раз я сам себе прострелил ногу. Извини. Вот расплата за мой идиотизм. Придется мне теперь улаживать отношения с «Макродуром».

– Тогда делай это скорее.

С лица Симона исчез последний след злорадства, и оно стало очень усталым.

– Я завтра же еду в Торонто, – ответил я. – И даю зарок: больше никаких импровизированных интервью, по крайней мере, пока я не решу, что делать с твоим предложением.

– Тебе лучше бы решить как можно скорее, черт возьми.

– Я не собираюсь сбежать, папа. Уж это-то ты должен про меня знать. – Глаза его странно блеснули, когда я употребил такое непривычное обращение. – Когда я давал это интервью, то был уверен, что откажусь. А теперь… – Я покачал головой. – Ты все еще хочешь меня назначить, после того, что я сказал о своих намерениях?

– Я вижу, что ты будешь пытаться провести в жизнь реверсионистскую политику. Но уверен, что ты не втопчешь «Оплот» в грязь только ради донкихотской философской идеи. Черт, может, ты и прав, а «Сто концернов» – нет! Порой случаются странные вещи.

– Мне нужно время на размышление, – настаивал я. – У меня есть планы в политике, которые будет трудно воплотить, если я займусь бизнесом.