– Обязательно напишу.
На следующее утро Джемайна, полная решимости, снова вошла в кабинет Сары. Прежде чем она начала говорить, Сара перевела разговор на другую тему, будто чувствовала, что задумала Джемайна:
– Что произошло вчера, когда Элизабет посетила жену Уоррена? Надеюсь, Уоррен пришел сегодня утром на работу, хотя я его еще не видела, так как была очень занята.
Джемайна подробно рассказала обо всем.
Сара выглядела расстроенной.
– Бедный Уоррен! И его жена. Так не хотелось бы терять его, он очень ценный работник. Но думаю, он должен поступить, как сочтет нужным.
– Не знаю, что решил Уоррен. Он сказал, ему надо подумать.
– Печально, печально! – Сара покачала головой. – Ты принесла мне рукопись, Джемайна?
– Целых две. О мадам Роланд и об Абигейл Адаме. – Джемайна положила листы бумаги на стол.
– Быстро ты управилась с ними, должна сказать.
– У меня была на это причина. Я много работала, чтобы поскорее закончить их. – Джемайна села напротив, внимательно глядя на Сару. – Сара, помнишь письмо, которое я послала тебе перед отъездом из Нью-Йорка в Париж? Ты получила его?
Сара вздохнула, сложив руки на столе.
– Да, дорогая, я получила твое письмо.
– Ты ни разу не упомянула о нем после моего возвращения, поэтому я не была уверена.
– Не упоминала, потому что надеялась, ты передумаешь и твой пыл охладеет. Впрочем, я знала, что это маловероятно.
– Сара, необходимо разоблачить это зло. Я могу наняться на одну из фабрик Гилроя и собрать материал для серии статей.
– Полностью согласна, что это зло, которое должно быть публично осуждено. Но не в «Ледиз бук», Джемайна.
Сара покачала головой, весь вид ее говорил о крайнем раздражении.
– Джемайна, мы не касаемся подобных проблем. «Ледиз бук» – семейный журнал. Более того, он для женщин. Статьи, которые ты собираешься предложить, имеют социальную направленность и вызовут скандал. Мы не публикуем подобных материалов. Я уже не раз говорила тебе об этом! Тысячи наших читателей могут аннулировать подписку.
– Разве ты не говорила и то, что, публикуя острый материал вместо легких рассказов, мы можем расширить круг читателей?
Сара нахмурилась.
– Раньше я делала скидку на твою молодость и неопытность, Джемайна, – сурово предупредила она. – Но мое терпение истощается. Луис Гоуди и я уже много лет занимаемся издательским делом, и нам лучше известно, какие материалы нужны нашим читателям.
– Ты говорила, что надеешься на реализм в нашем журнале – правдивое отражение действительности! – воскликнула Джемайна.
– Я имела в виду всестороннюю объективность наших авторов в отражении действительности, а не критику с их стороны. Нам не нужны скандальные статьи, которые ты предлагаешь.
– Вернувшись из Парижа, я выяснила, что «Леджер», газета Оуэна, публиковала статьи о фабриках по пошиву одежды еще в 1836 году. Я могу дословно процитировать один из абзацев: Одежда массового пошива, материал которой стоит двадцать пять центов, а изготовление чуть больше, продается по три доллара. Это означает, что хозяева получают около пятисот процентов прибыли. В статье говорится, что те, кто эксплуатирует женский труд, наживают огромные состояния.
– «Леджер» – газета, а мы издаем журнал, – заметила Сара. – Читатели «Леджер» не наши читатели, Джемайна.
– Я также узнала, что ты, будучи редактором «Ледиз мэгэзин» в Бостоне, боролась с недобросовестными изготовителями дешевой одежды. И победила в этой борьбе!
– Вижу, ты преуспела в своих исследованиях, – сказала Сара с холодной улыбкой. – То, что ты говоришь, правда. Но правда и то, что я не использовала «Ледиз мэгэзин» для дискуссий. Свою борьбу я вела вне журнала.
Джемайна бессильно откинулась назад на своем стуле.
– Не удастся, дорогая Джемайна. Мне нравится, что ты испытываешь сострадание к угнетенным, твой пыл и рвение, однако должна предупредить тебя: оставь эту тему для мужчин. Они преуспели в подобной журналистике. Это не для женщин, по крайней мере сейчас. Да я не сомневаюсь, что так же останется и в будущем.
– Но это неправильно! Женщины хотя бы должны получить такую возможность! Ведь ты сама, Сара, всегда защищала права женщин.
– Боюсь, ты неверно понимаешь меня. Я не защищаю права женщин на скандальные дела. Это феминистки открыто борются за равенство женщин во всех областях жизни, но я никогда не разделяла их взглядов. По-моему, такая борьба только вредит женственности. Не так давно я написала передовую статью, в которой выразила взгляд «Гоудиз ледиз бук» на проблемы женщин. – Сара сурово нахмурилась. – Хочу еще раз предупредить тебя. После случая с Эттой Гоуди держит тебя в редакции только из милости. Если до него дойдет то, что ты задумала, я ничем не смогу помочь, и тебе придется расстаться с нами.
Джемайна задумалась. Оуэн снова оказался прав, и это раздражало ее. Девушка была убеждена: если бы Сара позволила ей осуществить задуманное и статьи получились бы достаточно хорошими, редактор добилась бы у мистера Гоуди их публикации. Но теперь ясно, что Сара никогда не пойдет на это.
Джемайна оторвалась от своих мыслей, так как Сара снова заговорила.
– Я сказала, что надеюсь, мы в последний раз беседуем на эту тему.
– Да, Сара, – мрачно согласилась Джемайна.
– Превосходно! – Сара взяла рукописи. – Я почитаю.
Джемайна встала и направилась к двери.
Девушка остановилась и обернулась.
– Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, и очень сожалею. Когда ты станешь старше и мудрее, то поймешь: жизнь полна разочарований, больших и маленьких. Мы должны принимать ее, как повелел Бог, и терпеть.
Выйдя из кабинета, Джемайна снова почувствовала злость и решимость все же осуществить задуманный проект.
Занятая своими мыслями, она столкнулась с кем-то в коридоре и едва не упала, но тут ее подхватила пара сильных рук.
– Прошу прощения, Джемайна, – сказал Уоррен Баррикон. – Я чуть не сбил тебя.
– Я сама виновата, Уоррен. Совсем не вижу, куда иду.
Он посмотрел на нее серьезным взглядом.
– Я, направляюсь в кабинет мистера Гоуди. Прошлой ночью Элис и я обо всем переговорили и пришли к решению.
– Хочу последовать совету доктора Блэквел и увезти Элис в Нью-Мексико. Мы скопили немного денег. Думаю, их будет достаточно, чтобы организовать издание новой газеты в городе, где мы остановимся. Возможно, переезд не поможет Элис, но я должен воспользоваться шансом.
– О, уверена, все будет хорошо, Уоррен. – Джемайна улыбнулась. – Однако мы все будем скучать без тебя.
– Конечно, Уоррен, – заверила она, чувствуя угрызения совести.
– Знаю, что буду тосковать по тебе. Я никогда не забуду тебя, Джемайна. Ты будешь писать мне?
– Естественно. Напиши мне, когда устроитесь на новом месте, и мы будем регулярно переписываться. Мне очень интересно, как сложатся дела у тебя и твоей жены.
Казалось, Уоррен хотел сказать еще что-то. Затем покачал головой и только произнес:
– Я еще не прощаюсь, так как мы уедем через несколько дней.
Когда Хестер вернулась с работы домой, она обнаружила, что Джемайна упаковывает дорожную сумку.
– Я еду в Нью-Йорк с новым заданием редакции f – солгала Джемайна, глядя в глаза тети и моля Бога, чтобы она больше ни о чем не расспрашивала ее.
– Ты становишься путешественницей. Позволь помочь тебе. Ты никогда не умела как следует уложить вещи.
Глава 21
Жизнь в Нью-Йорке кипела, и Джемайна почувствовала здесь прилив энергии. Она сняла номер в отеле, затем отправилась по имеющемуся у нее адресу искать дом Мэриголд Тайлер. Девушка надеялась, что эта женщина все еще живет там. Она намеревалась воспользоваться помощью Мэриголд для осуществления задуманного.
Адрес указывал на район меблированных комнат, недалеко от Хестер-стрит. Здание находилось в жалком состоянии. Внутри было темно, пахло не очень свежими продуктами и еще чем-то неопределенным. Уверенность Джемайны поколебалась, когда ей пришлось продвигаться по мрачному коридору.
Комната Мэриголд была расположена на третьем этаже, и Джемайна осторожно поднималась по темной лестнице. Где-то в середине подъема она споткнулась и упала на колени. Потребовалось все ее мужество, чтобы подняться на ноги и продолжить путь.
Наконец после, казалось, бесконечных поисков она нашла нужную дверь. Джемайна дважды постучалась и услышала шаркающие шаги. Дверь со скрипом отворилась, и она увидела усталое лицо Мэриголд Тайлер. Женщина смотрела на гостью, не узнавая ее. В комнате заплакал ребенок.
– Миссис Тайлер? – обратилась к ней Джемайна. – Вы помните меня, Джемайну Бенедикт?
– Кто вы? – Вдруг лицо женщины просветлело. – О, да! Вы та самая леди, которая посочувствовала мне, когда мистер Гилрой вытолкал меня из своей мастерской.
– Могу я войти?
Мэриголд, немного поколебавшись, отступила назад, держа дверь открытой, и Джемайна вошла. В квартире имелась только одна комната со скудной мебелью. В углу стояла небольшая плита, служившая одновременно и для обогрева, и для приготовления пищи. На единственной кровати лежали два маленьких ребенка. Приглядевшись, Джемайна увидела приподнявшуюся взъерошенную голову и испуганные глаза, устремленные на нее.
Мэриголд беспомощно развела руками:
– Прошу прощения за беспорядок, но я только недавно пришла с работы, к тому же один из малышей опять заболел.
– Ради Бога, не надо извиняться. Я вообще не представляю, как вы управляетесь со всем этим. – Джемайна была поражена нищетой и убожеством меблированных комнат. В помещении скопилась многолетняя грязь, которую невозможно, казалось, выгрести, даже если и были бы на это деньги и время.
Мэриголд убрала одежду с одного из стульев и жестом предложила Джемайне сесть.
– У меня есть чай, если хотите, мисс Бенедикт. Он не крепкий, но это лучшее, что я могу себе позволить.
– Пожалуйста, зовите меня просто Джемайна, Мэриголд. И я хотела бы выпить чаю, спасибо.
Несколько минут спустя они сидели напротив друг друга и пили чай.
– Вы говорите, что работаете? – спросила Джемайна. – Теперь, конечно, не у Лестера Гилроя?
Мэриголд покачала головой:
– О нет. Но человек, у которого я работаю, ничуть не лучше. Плата за работу та же, хотя мастер не такой вредный, как Берт Конрой.
Джемайна сделала глоток чая.
– Мэриголд, могу я быть уверена, что вы сохраните в секрете то, что я вам сейчас скажу?
– Конечно, мисс… Джемайна. Никогда еще никто не был так добр ко мне, как вы.
– Кажется, я говорила, что работаю журналисткой. Так вот, я здесь, чтобы помочь вам. Конечно, не сразу, но я намерена написать ряд статей и рассказать об ужасных условиях, которые приходится терпеть работницам, изготавливающим одежду. Когда статьи будут опубликованы, я уверена, общественность поднимет шум и потребует изменения условий.
Мэриголд смотрела на нее с сомнением, а Джемайна продолжала:
– Чтобы достичь поставленной цели, мне необходимы ваше доверие и помощь.
Мэриголд выглядела смущенной.
– Была бы рада помочь, но что я могу?
– Во-первых, мне нужно получить несколько уроков шитья. – Джемайна улыбнулась. – Я немного училась шить дома, но этого недостаточно.
На лице женщины отразился ужас.
– Неужели такая прекрасная леди, как вы, хочет стать швеей!
– Вы должны помочь мне научиться шить так, чтобы я не отличалась от остальных работниц. – Джемайна тщательно продумала все до мелочей. Она сможет написать свои статьи более правдиво, если поговорит с женщинами и детьми, работающими в мастерских. Но прежде она должна постичь самую суть их жизни, ощутить тяжесть их ужасного труда. Поэтому какое-то время ей необходимо пожить и поработать среди них. – Когда я попрошусь на работу к Лестеру Гилрою, надо, чтобы он увидел во мне еще одну несчастную женщину, подобную вам, Мэриголд.
– К мистеру Гилрою? – Мэриголд испуганно отшатнулась от нее. – Нет, Джемайна, умоляю вас не делать этого! Это очень опасный человек. Если Гилрой узнает, кто вы, он способен сделать все что угодно. В других мастерских на Хестер-стрит тоже будут недовольны, если узнают, чем вы занимаетесь, но там вам по крайней мере не причинят вреда.
– О, думаю, маловероятно, что Гилрой причинит мне физический вред. Кроме того, надеюсь, что он не разоблачит меня. Я буду для него просто еще одной работницей. К тому же проработаю у него не больше двух недель.
Мэриголд посмотрела на одежду Джемайны.
– В таком наряде он никогда не возьмет вас в швеи.
– Я переоденусь. Надеюсь, вы покажете мне, как нужно одеться, чтобы не выделяться среди остальных? – Она наклонилась вперед. – Ведь вы поможете мне, Мэриголд? Я знаю, у вас мало времени, но если вы посвятите мне несколько вечеров и, может быть, воскресенье… Я не рассчитываю стать мастерицей, способной зарабатывать себе на жизнь шитьем, но думаю продержаться в мастерской некоторое время. О… вы не будете учить меня бесплатно, я хорошо заплачу!
При упоминании о деньгах лицо Мэриголд просветлело.
– Могу я получить деньги сейчас, чтобы пригласить врача для маленькой Молли?
– Конечно. – Джемайна открыла сумочку и протянула Мэриголд деньги, которые та приняла без всякого стеснения.
– О, спасибо, Джемайна! Вероятно, вы посланы к нам Богом. Не знаю, как благодарить вас.
Джемайна улыбнулась и похлопала женщину по руке.
– Вы можете отблагодарить меня так, как я просила. На эту ночь я остановилась в отеле, но мне нужно жилье, подобное этому. Вы не знаете, есть ли здесь свободная комната?
– Да, как раз рядом со мной. Она стоит один доллар в неделю. Но вы уверены, что хотите поселиться здесь? Это слишком жалкое место для такой изысканной леди.
– Мэриголд, вы должны перестать думать обо мне как о леди, – заявила Джемайна строгим голосом. – По меньшей мере недели три я – одна из работниц, и вы должны думать обо мне соответствующим образом. Если я не смогу перевоплотиться, то потерплю неудачу с самого начала.
Джемайна сняла комнату рядом с комнатой Мэриголд и переехала в нее. Она не стала обращаться к владельцу дома как леди, чтобы не вызвать у него подозрений. С помощью Мэриголд Джемайна купила два комплекта подержанной одежды с заплатками, какую обычно носили работницы швейных мастерских.
Комната, которую она сняла, имела жалкий вид. Обстановка была убогой, а ужасно неудобная кровать кишела тараканами и блохами. В помещении имелось всего лишь одно маленькое окошко, через которое почти не поступал воздух, отчего здесь всегда было душно.
Первую ночь Джемайна вообще не спала из-за духоты и тревожных мыслей, роившихся в голове. Утром она уже почти решила отказаться от своих планов, во всяком случае, от взятой на себя роли. Затем подумала о тысячах женщин и детей, которые не только живут в таких квартирах, но при этом еще и работают по двенадцать и более часов в день. Джемайна знала: если она сдастся сейчас, то ей придется всю оставшуюся жизнь укорять себя за малодушие.
Всю следующую неделю Джемайна проводила дни с детишками Мэриголд, приглядывая за ними, пока мать находилась на работе. Девушка предложила заплатить Мэриголд, чтобы та могла оставаться дома в течение недели, но женщина с ужасом отказалась от предложения.
– Если я не появлюсь на работе целую неделю, то потеряю ее, – объяснила она. – А потом что я буду делать, когда вы уедете?
Мэриголд продолжала ходить на работу каждый день, а Джемайна поближе познакомилась с ее детьми. Старшему, Роберту, было семь лет. Его так назвали в честь отца, с гордостью сообщила Мэриголд. Молли исполнилось пять. Деньги Джемайны пошли на несколько визитов врача, и теперь малышка чувствовала себя хорошо. Однако оба ребенка выглядели недокормленными и бледными из-за постоянного пребывания в помещении. Днем Джемайна выводила их погулять, покупала им сладости. Девушка очень привязалась к детишкам и представить себе не могла, что же с ними будет дальше. Неужели, когда они подрастут, им придется работать на фабрике, как их матери?
Она мало чем могла им помочь. Уезжая из Нью-Йорка, Джемайна могла бы дать Мэриголд немного денег, но это лишь временно облегчило бы ее жизнь. Самое лучшее все же написать злободневные статьи, чтобы возбудить общественное мнение. Тогда, возможно, что-нибудь изменится и будущее Роберта и Молли будет не таким мрачным.
Проводя много времени с детьми, Джемайна стала задумываться о материнстве. В ней проснулась необычайная любовь к малышам, о которой она даже не подозревала.
Интересно, а как Оуэн относится к детям? Она вспомнила, как он беспокоился, что однажды их сын может узнать о незаконном происхождении отца.
Девушка проводила вечера в комнате Мэриголд. Они вместе ужинали, причем продукты обычно покупала Джемайна. Затем, когда дети укладывались спать, Мэриголд учила ее шить рубашки, которые выпускал Лестер Гилрой.
Вскоре Джемайна поняла, какая это трудная, утомительная работа, совсем не похожая на знакомый ей мелкий ремонт одежды или перешивание пуговиц. Ее пальцы, исколотые иголкой, сильно болели. Однако она продолжала учение и вскоре стала если не настоящей мастерицей, то по крайней мере швеей, способной продержаться на работе хотя бы неделю.
Наконец обе женщины решили, что Джемайна готова к испытанию. Утром в понедельник второй недели пребывания в Нью-Йорке она отправилась наниматься на работу в мастерскую Лестера Гилроя. Девушка старалась успокоить себя и Мэриголд, хотя ужасно волновалась. Выдержит ли она все это? Не узнает ли ее Гилрой?
К счастью, она не встретилась с хозяином, так как его не было в мастерской, когда она пришла наниматься на работу. Вместо него ей пришлось иметь дело с Бертом Конроем, низкорослым, плотным мужчиной с лохматыми бакенбардами, который хрипло кашлял.
Было только начало седьмого, а женщины уже склонились над своими рабочими столами, пальцы их проворно порхали над шитьем. В помещении было жарко и душно, и Джемайна засомневалась, сможет ли выдержать такие условия. Но тут же, напомнив себе, ради чего она здесь, сказала:
– Милостивый сэр, я ищу работу. Я очень нуждаюсь в ней.
Конрой молча изучал ее некоторое время своими проницательными карими глазами. С помощью Мэриголд Джемайна постаралась принять самый непривлекательный вид. Волосы ее полностью закрывала косынка, поношенное платье скрывало фигуру. Мэриголд предупредила, что Конрой охотится за миловидными девушками, поглаживая и пощипывая их, и они вынуждены терпеть унижение, иначе рискуют быть уволенными.
Наконец Конрой спросил своим грубым голосом: – У тебя есть опыт изготовления мужских рубашек?
– Нет, сэр, – робко ответила Джемайна. Мэриголд объяснила ей, что Гилрой предпочитает нанимать неопытных работниц, так как в этом случае он платит меньше за каждую рубашку, а если изделие новой работницы не отвечает стандарту, он легко избавляется от нее. – Но я училась шить у своей матери в Бостоне.
– Это совсем другое дело, – сказал Конрой, кашляя ей прямо в лицо. – Здесь очень тяжелая работа, и если мы сочтем, что ты работаешь недостаточно хорошо, ты немедленно окажешься на улице. У нас нет места бездельницам.
– Я хорошая работница, сэр, – произнесла Джемайна с мольбой в голосе, хотя испытывала желание дать пощечину этому головорезу. – Я нуждаюсь в работе. Пожалуйста, сэр.
– Ты знаешь, мы платим сдельно. Если будешь работать медленно, много не заработаешь. – Он кашлянул. – Ученицы получают десять центов за рубашку.
Джемайна почувствовала закипающий внутри гнев. Она знала, что Конрой рассчитывал на ее неопытность. Обычная цена за рубашку даже в самых худших мастерских составляла двадцать пять центов, что само по себе было очень мало. Она постаралась скрыть свои чувства.
– Это устраивает тебя, девушка? Джемайна проглотила подступивший к горлу ком.
– Да, сэр.
– Как тебя зовут?
– Ида Морган, сэр.
– Хорошо, Ида. У нас как раз есть свободный стол. Ты принесла ножницы и наперсток?
– Нет, сэр. Я не знала…
– Все наши швеи должны иметь свои инструменты, – предупредил он ворчливым голосом. – Я раздобуду для тебя ножницы и наперсток, но ты должна будешь заплатить за них из своего заработка. А теперь пойдем, Ида.
Он подвел ее к свободному столу. Джемайна вынуждена была потеснить двух женщин, которые работали локоть к локтю за соседним столом. Никто из работниц в комнате не поднял головы, чтобы посмотреть на Джемайну, когда она вошла в мастерскую. Узкий стул, предназначенный ей, был жестким, с прямой спинкой.
Через минуту Конрой вернулся с кипой деталей раскроенных рубашек. Кроме этого, он принес ножницы, наперсток, две иголки и нитки.
– Поначалу мы выдаем иглы, Ида, но если ты сломаешь иголку, то новую получишь за свой счет. От тебя требуется сшить детали рубашек. Пуговицы будет пришивать другая работница.
Как только Конрой ушел, одна из женщин заговорила с Джемайной. Она сказала, не отрываясь от работы и не поворачивая головы:
– Их иглы легко ломаются, поэтому они не требуют от нас приобретения собственных.
Джемайна взглянула на нее. Это была женщина средних лет с усталым, каким-то помятым лицом, ее тонкие пальцы умело орудовали иголкой.
– Не смотри на меня, милочка, – предостерегла женщина тем же глухим голосом. – Если этот негодяй Конрой заметит, он сразу выкинет тебя на улицу. Здесь существует правило смотреть только на свою работу и никуда больше. Конрой не обращает внимания на разговоры, если они не мешают работе. Скоро ты научишься работать и разговаривать одновременно. Меня зовут Мэй Картер.
– А я. – Ида Морган. – Джемайна взяла иголку с ниткой и начала шить.
– Мне жаль тебя, Ида, если ты вынуждена взяться за такую ужасную работу.
– Как долго ты работаешь здесь?
– Уже два года.
Джемайна осторожно делала стежки на рубашке.
– Если здесь так плохо, почему ты продолжаешь работать?
– Все очень просто объясняется, милочка. – Проворные пальцы женщины ни на секунду не останавливались, она делала стежок за стежком. – Я должна кормить прикованного к постели мужа.
– Но почему здесь, в этих ужасных условиях? Существует ведь много других мастерских.
– Большинство из них платит за день или за неделю. Я же предпочитаю сдельную работу. Я шью быстрее всех на Хестер-стрит, – объяснила Мэй Картер с явной гордостью. – Гилрой знает это и потому платит мне за каждую рубашку на десять центов больше, чем остальным. В любой другой мастерской я не буду получать дополнительную плату. В мастерских с дневной или недельной оплатой не производят такого количества рубашек в день, как у Гилроя на сдельной. Конечно, здесь ужасные условия, но и в других мастерских не лучше. Поскольку Гилрой не хочет потерять меня, Конрой относится ко мне снисходительно. Ты должна быть осторожной с ним. Он не пропускает хорошеньких девушек.
– Не думаю, чтобы это способствовало росту производительности труда.
Мэй тихо рассмеялась.
– Он пристает к работницам, когда Гилроя нет поблизости.
– Гилрой? Это хозяин?
– Лестер Гилрой, да. У него несколько мастерских на этой улице, поэтому он приходит и уходит. Гилрой не особенно беспокоит нас, чтобы не мешать работе. Тем не менее он способен, как и Конрой, ущипнуть за задницу.
Джемайна израсходовала нитку в иголке и начала вдевать другую.
– Не трать на это время, милочка. – Мэй повысила голос. – Билли, иголку!
В ту же минуту около стола Джемайны появился мальчик не более семи или восьми лет, худой, с огромными голубыми глазами на бледном истощенном лице. Мальчик взял иглу, которую Джемайна положила на стол, и ловко вдел в нее нитку.
После того как он ушел, Джемайна посочувствовала:
– Бедный малыш. Он выглядит полуголодным. Мэй пожала плечами:
– Возможно. Но это лучше, чем быть совсем голодным. По крайней мере здесь он зарабатывает себе на жизнь. Иначе в одно прекрасное утро его нашли бы мертвым на дороге.
Джемайна украдкой оглядела мастерскую.
– А что делать, если кому-то захочется в туалет.
– В задней части помещения есть уборная.
– Я не видела, чтобы кто-нибудь покидал свое рабочее место, пока нахожусь здесь.
– Они не осмеливаются просить разрешения у Конроя, – коротко усмехнулась Мэй. – Ждут перерыва на ленч.
– Это же ужасно! – воскликнула Джемайна. – Как можно терпеть, особенно пожилым женщинам?
– Да. Но до этого никому нет дела.
Затем они помолчали, пока Джемайна переваривала эту информацию, размышляя, включить ли ее в будущую публикацию. Ей потребовался час, чтобы закончить рубашку. Девушка заметила, что Мэй сделала за это время две.
Джемайна со вздохом отложила готовую рубашку в сторону.
– Одна наконец готова.
Она начала подбирать детали для другой, но Мэй сказала:
– Не надо, Ида. Ты должна позвать Конроя, чтобы тот проверил рубашку, прежде чем начинать другую. Возможно, тебе придется доработать эту.
Джемайна позвала:
– Мистер Конрой, я закончила рубашку! Конрой подошел.
– Слишком долго. – Он взял рубашку, потянул за рукава, за бока и наконец проворчал: – Будем считать готовой. Но тебе надо ускорить темп, девушка, иначе до конца дня ты не заработаешь даже на ножницы и наперсток.
Когда он ушел, Джемайна заметила:
– Он не стал проверять твои рубашки, Мэй.
– В этом нет необходимости. Он знает, бесполезно тратить время, чтобы разорвать мои швы.
Вскоре пальцы Джемайны разболелись от уколов иглы, а спина и ноги – от долгого сидения склонившись над столом. Тусклый свет проникал через узкие подвальные окна, и в помещении царил полумрак, отчего глаза были в постоянном напряжении. Джемайна чувствовала сухость во рту и жжение в пояснице, несколько раз у нее затуманивались глаза, и она ничего не видела.
К полудню жара в мастерской стала невыносимой, хотя два окна были открыты. В неподвижном воздухе летали крошечные частички ткани, попадая в глаза, нос и вызывая зуд.
На лбу у Джемайны выступил пот, который стекал на глаза, затрудняя работу. Она вытирала его пальцами, раздраженно ворча.
Обратившись к Мэй, Джемайна спросила:
– Неужели они не могут прибавить света?
– Масляные лампы стоят денег, милочка. Конрой говорит, что если не можешь шить при Божьем свете, то следует заняться чем-нибудь другим. Правда, зимой он зажигает одну или две лампы.
– Мне кажется, здесь при таком освещении можно быстро потерять зрение.
– Верно, милочка. Так и случилось с женщиной, которая работала раньше за твоим столом. Ее зрение настолько испортилось, что она больше не могла орудовать иглой.
– Что же будет с ней?
– Думаю, попадет в приют, – предположила Мэй, пожав плечами. – Если ее возьмут.
Прежде чем Джемайна успела ответить, зазвонил звонок. Вздрогнув, она обернулась и увидела Берта Конроя.
– Что это, пожар? – поинтересовалась она.
– Нет. – Мэй поднялась из-за стола. – Перерыв на ленч. Нам отводится двадцать минут.
– А где вы едите?
– Приносим кое-что с собой. У нас нет денег на ресторан. Ты захватила ленч?
– Нет, я не подумала об этом. Не могу есть в такой жаре и среди этих запахов. – Джемайна увидела, как и другие швеи встали. – Неужели здесь можно принимать пищу?
Мэй засмеялась:
– В теплые дни мы обычно едим на ступеньках лестницы снаружи, а зимой – здесь. Что касается жары и запахов, ты скоро привыкнешь.
Джемайна заметила, что многие женщины направились в заднюю часть помещения и образовали очередь в туалет. Джемайна и Мэй решили подождать и вышли наружу. Усевшись рядом с Мэй на ступеньках, Джемайна увидела Берта Конроя, направлявшегося вверх по улице.
– Куда идет мистер Конрой? – спросила она.
– О, он питается в хорошем ресторане, – ответила Мэй. – И слава Богу, Ида! Эти двадцать минут – единственное время, когда Конрой не присматривает за нами.
Джемайна заметила, что женщины с радостью воспользовались отсутствием мастера. Они болтали друг с другом, жалуясь на Лестера Гилроя и Берта Конроя. Девушка незаметно прислушивалась к их разговорам. Как ей хотелось сейчас же взяться за перо и бумагу! Но придется все запомнить. Работницы выражали недовольство низкой заработной платой, тяжелыми условиями труда и склонностью Конроя приставать к женщинам помоложе.
Прежде чем истекли двадцать минут, Джемайна прошептала Мэй:
– Я слышала все, о чем вы здесь говорили. Почему бы вам не пожаловаться кому-нибудь, а не друг другу?
Мэй недоверчиво посмотрела на нее:
– Кому? Копрою или Гилрою? Кое-кто пытался сделать это и оказался за дверью, не успев вымолвить и слово.
– Может быть, обратиться к властям?
– Некоторые обращались, по жалобы всегда возвращались назад к Гилрою. – Мэй усмехнулась. – Властям наплевать на стоны, раздающиеся на Хестер-стрит.
Разговор был прерван появлением Берта Конроя, который неожиданно возник на верхней ступеньке лестницы. Его тень упала на Джемайну, отчего девушка, несмотря на жару, ощутила холод.
Конрой резко хлопнул в ладоши:. – Пора возвращаться к работе, леди! Вы уже достаточно побездельничали.
* * *
Джемайна не помнила, чтобы когда-либо так уставала. В этот вечер, возвращаясь домой, она едва передвигала ноги, и лестница на третий этаж показалась ей бесконечной.
Она вошла к себе в комнату, умылась холодной водой и переоделась. Затем вошла в соседнюю квартиру. Мэриголд уже была дома и готовила ужин.