– Чо? Чо ты сказал?

– А ты думал, что один такой умный?

Из дневника старшей медицинской сестры Светланы Горбуновой. Эпилог.

Серпантин горной дороги становится все круче. Серый асфальт с белым пунктиром разметки (откуда она здесь взялась?), ровный, как зеркало, кренится под углом в сторону обрыва.

Ноги, как по льду, начинают скользить к краю пропасти. Я изо всех сил стараюсь удержаться. Медленно, шаг за шагом, двигаюсь к повороту. За ним, я знаю, перевал, спуск – там ровная дорога, там будет легче.

Как удалось быстро проскочить опасное место тем двоим, в милицейских плащах? Они совсем недавно были рядом со мной, а теперь уже почти скрылись из вида. Я спешу изо всех сил, боюсь оторваться от этой пары и остаться один. Хочу их догнать, хотя не знаю, что это за люди.

Один из впереди идущих поворачивает назад голову, сдвигает на затылок серую фуражку с красным околышком (откуда в Афгане наши менты?) и хитро подмигивает:

– А ты думал, что один такой умный?

Картузов? Что он делает в Афгане, тем более в этой форме?

Мишка, словно прочитав мои мысли, добавляет:

– Это не Афганистан, Андрей. Это Союз. Мы теперь в Союзе воюем…

Его спутник тоже поворачивается в мою сторону. Гарагян?!

– Дурак я был, – говорит он мне, – от войны хотел убежать. Просто жить, никому не мешая. А война за мной пришла. Не живу я теперь в Баку, Андрюха. Теперь армяне в Баку не живут…

– А как же Ленка? – кричу я ему.

Гарагян в ответ грустно и обреченно улыбается. Вдруг вижу, что это не Гарагян вовсе, а «дух», которого я убил прошлой весной в Красном ущелье.

«Дух» вскидывает к плечу автомат, я рву свой… Выпускаю очередь, но она не приносит врагу никакого вреда. Я жму и жму на спусковой крючок, АКС выплевывает пули со звуком детской тарахтелки, и не могу понять, куда они деваются: душман только смеется в ответ.

Ствол его «калаша» медленно, но неумолимо поднимается до уровня моей груди.

– Мишка, помоги! – кричу, нет, молю я Картузова.

Но он в ответ только кривит лицо в той же жалкой гарагяновской улыбке. Может, он не понимает происходящего?

– Патроны давай, у меня холостые!!! – ору в полный голос, – Патроны!!!

Кто-то хватает меня сзади за плечо. Окружили?! Я взмахиваю правой рукой, чтобы заехать локтем в лицо противника. Локоть проваливается в пустоту, но меня по-прежнему крепко держат.

… – Андрей, проснись! Андрей!!!

– Фу, ч-черт…

Темнота палаты, голос Светланы.

Ее халат маячит надо мной.

– Ну, ты как, проснулся?

Несколько минут лежу молча, вытянувшись на койке. Говорить не хочется.

Света осторожно присаживается рядом. Прохладной ладонью вытирает мой взмокший лоб.

Серый, по-городскому размеченный асфальт, красные горы, глумливое лицо «духа» и страх от чувства собственной беспомощности потихоньку уходят назад, в темноту, в небытие, в прошлое. Туда, откуда они явились.

– Пойдем ко мне на пост, – говорит Светлана, – Чайку попьешь, успокоишься. Ты так орал, что чуть всю палату не разбудил.

– Ее разбудишь… – шепчу виновато, – Здесь только мой подручный из Новосиба. Остальных же выписали из-за тифа. Ты же знаешь… А мой «патрон» так умаялся, что его пушкой не разбудишь…

Я не спешу принять ее предложение – хочется еще мгновение протянуть удовольствие ощущения нежной женской ладони на разгоряченном лице. Светлана, словно догадываясь об этом, не торопится убирать руку.

Прошло мгновение, еще одно…

– Отошел от своих кошмаров? – Света говорит нарочито суховато, отнимая ладонь, словно хочет реабилитироваться за свою ласку. – Вставай, я пойду чай поставлю.

Желтый круг настольной лампы на белой скатерти, запах индийского чая, бутерброды на «гражданской» тарелочке, расписанной веселыми цветочками. Домашний уют. Это уже было месяц назад…

– Помнишь, мы с тобой вот также сидели и спорили о любви и ненависти, – говорит она, – Тогда мы оказались по разные стороны баррикад, так и не смогли согласиться друг с другом. А жизнь все равно свела нас вместе…

Помнишь тот случай, когда ребята из терапии разбирались с Гарагяном, и я дала им ключ, чтобы они его наказали? А до этого – да и после, я не раз проводила воспитательные беседы с Леной, чтобы доказать ей, кто на самом деле ее возлюбленный. Она не слушала меня…

И, наверное, правильно делала. Мы – и ты, и я, все – слишком ожесточились, чтобы понимать любовь без какой-нибудь привязки: общественного мнения, благосостояния родителей, долга… Да мало ли чего!

– Я не понимаю, о чем ты…

– Сегодня ночью Гарагян сбежал с гарнизонной «губы» и примчался к своей ненаглядной. Я дала им ключ от ординаторской, – Света рассмеялась, – Видимо, мне по жизни суждено служить ключницей: открывать и закрывать двери, помогать кому-то… Ты удивлен, что я так сделала? Пусть! Пусть у них будет ночь настоящей любви, свободной от всяких дурацких условностей! Утром Ваган сам сдаться в комендатуру.

… Ты бы так смог?! – она вскинула на меня свои серые глаза, пронзительно сверкнувшие за кругом электрического света, – Вряд ли. Сказал бы, что это блажь, глупость – из-за бабы идти под трибунал, калечить себе жизнь. Не Вагана на кичу сажать надо, Андрей, а нас, разучившихся любить по-настоящему, несущих в этот мир ущербность. Да, мы страдаем от этого, но что толку? Знал бы ты, как я завидую этой дуре Ленке…

Она помолчала.

… – Ладно, Протасов, хватит лирики… Завтра срочно выписывайся из госпиталя. Судя по симптомам, твой помощник подхватил тиф. Я подходила к нему ночью – у него жар. Если не хочешь быть следующим – двигай отсюда.

– А кто больных кормить будет?

– Из ходячих наберем. Не твоя печаль. Завтра ваш веселый доктор Махмудов приезжает – вот и дуй с ним отсюда в полк. Все! Допивай свой чай и иди спать!

– Свет…

– Спать, я сказала!

Я встал, шагнул к двери.

Светлана, не глядя, взяла мою руку:

– Андрюш… Ты не обижайся. Я же старая, почти на десять лет тебя старше. Изъезженная кобыла. А у тебя все впереди… Вернешься домой, найдешь нормальную, с невывихнутыми мозгами девчонку…

Я опустился перед ней на корточки, посмотрел прямо в глаза:

– Ты веришь, что мне нужна с невывихнутыми? Простая, как пять копеек, прозрачная, как стекло? Такая, когда смотришь ей в глаза, а видишь противоположную стену? Что я с ней буду делать: ей мозги вывихивать или себе вправлять? Меня мои устраивают.

– Она медленно опустила мою руку:

– Иди, Андрей…

Я вышел на крыльцо.

Звезд в черноте неба не было видно. Заволокло тучами, наверное. Теплый вечер фамильярно мазнул ладошкой по лицу, сыпанул мелким дождем. Запахло влажной, просыпающейся землей. Скоро здесь будет весна.

Так же, как в маленьком дворе города моего детства на Урале, я прижался спиной к шершавой спине дома и полной грудью вдохнул будоражащий запах. Еще и еще…

От души, как куски засохшей грязи, отваливалось нечто, что помогало мне выжить, но сейчас мешает жить.

Я вдыхал полной грудью запах просыпающейся земли. Самый настоящий из тех, что приходилось когда-либо чувствовать. Запах жизни, запах любви.

– Это ты, Андрей? – на крыльце появилась стройная фигура в белом.

– Я, Свет…

– Пойдем ко мне, Андрюш… Молчи! Пойдем.

Ярославль – Душанбе – Москва – Ярославль

1993—2003 г.г.