ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Уитни посмотрела на доктора с недоверием. — Нет, — сказала она тихо, — этого не может быть.

Доктор пожал плечами.

— Моя дорогая миссис Барон, нет ничего невозможного, неважно, какие меры предосторожности вы предпринимали.

— Может быть, вы ошибаетесь? Наверное, есть другие тесты?..

— Даже самый зеленый практикант смог бы диагностировать здоровую, нормальную беременность. Через семь месяцев вы и ваш муж станете счастливыми родителями.

— Мой муж — он знает? Вы сказали ему? Доктор кивнул.

— Конечно. Я разговаривал с ним прошлой ночью после того, как осмотрел вас. — Он взглянул на нее, защелкивая свой саквояж. — А теперь запомните: постельный режим на несколько дней, а после вы сможете возобновить нормальный образ жизни.

Нормальный образ жизни. Разве развод — это нормально для женщины, которая только что узнала, что беременна?

Доктор нахмурился.

— У вас есть какие-то вопросы, миссис Барон?

«Да, — подумала она. — О да». У нее было много вопросов, но на них нельзя найти ответы на дне этого маленького черного саквояжа.

— Нет, — сказала она, — никаких вопросов.

— Ну, тогда я ухожу. Ваш муж под дверью, ходит туда-сюда, как тигр в клетке. — Он улыбнулся. — Он горит желанием увидеть вас, и я не осуждаю его. Он очень беспокоится.

Уитни закрыла глаза, когда дверь захлопнулась. Она не могла представить беспокойство Алекса. Он только что собрался разводиться с женой, которая ему не нужна, а теперь оказалось, что она носит его ребенка.

Его ребенок. Она провела рукой по животу. Ребенок Алекса растет в ней. Те дикие сладкие ночи в его объятиях произвели новую жизнь.

Слезы стояли у нее в глазах. Эта ужасная беременность режет ей грудь, как ножом. В конце концов, останется доказательство той недели в Сан-Франциско. Ребенок, которого она не планировала, ребенок, которого никто не хочет…

Нет! Нет, это неправда. Она хочет этого ребенка. Он — ее, ее и Алекса. Он остался от того, что могло бы быть, но не произошло.

Дверь распахнулась, появился Алекс — вид у него был такой, как будто он не спал всю ночь. Под глазами темные круги, рубашка помята, но ей хватило и одного взгляда, чтобы прочесть на его лице, как он был расстроен. Она ожидала, что он будет зол, но тут было нечто другое. Он был похож… похож на змею, сжавшуюся кольцом и выжидающую, чтобы ужалить.

— Ну, — сказал он, — черт побери, это вносит некоторую неразбериху в ход вещей, не так ли?

— Нет, — сказала она спокойно, — не вносит. Ничего не изменилось.

Алекс подбоченился.

— Тебя не затруднит дать разъяснения?

— Доктор велел мне оставаться в постели несколько дней. Но как только я встану на ноги, я найду место…

— Место? — Голос его был нежен, как кошачье мурлыканье. — Какое еще место?

— Как-какое? Место, где жить. — Значит, ты собираешься оставить ребенка? — Да.

Он холодно улыбнулся.

— Давай все выясним. Ты собираешься уйти от меня, найти квартиру и родить ребенка?

— Верно, — сказала она спокойно, хотя никакого спокойствия она не чувствовала. Под одеялом руки ее были сжаты, а пальцы дрожали от волнения.

— А как ты собираешься зарабатывать на жизнь, пока это произойдет?

— Я не стану просить тебя ни о чем, если ты об этом хочешь меня…

— Отвечай на вопрос, — сказал он резко. — Тебе нужны будут деньги за квартиру, на еду, медицинское обслуживание. Где ты их возьмешь?

Уитни пожала плечами.

— Я… я найду работу. Поверь мне, тебе не нужно будет заботиться о моем содержании.

— Какую работу?

Она посмотрела на него.

— Это что, допрос? Я же говорю, что справлюсь. Он надменно задрал подбородок.

— Ты хочешь сказать, что твой папочка справится. Ты бросишься к Дж. Т., и он возьмет на себя заботу о тебе и моем ребенке.

Она тихо вздохнула.

— Алекс, пожалуйста, я устала.

— Это ты задумала? Твой отец будет растить моего сына?

На секунду эти слова порадовали ее сердце. «Мой ребенок, — сказал он, — мой сын». Но, взглянув ему в глаза, она поняла, что в его словах не было того смысла, который ее усталое сердце пыталось придать им.

— Ответь мне, Уитни.

— Я уже ответила. Тебе не нужно беспокоиться об этом ребенке.

Алекс быстро подошел к кровати. Он схватил ее за плечи и почти приподнял.

— Ты ошибаешься, — процедил он сквозь зубы. — То, что в твоем чреве, принадлежит мне. Я буду принимать решения об этом, и никто другой. Ты поняла?

Она понимала только, что он старается запугать ее. Все в нем было пугающим — от холодных, стальных ноток в голосе до давящих на ее плечи пальцев. Но ничего не выйдет — во всяком случае, в этот раз.

— Ты не сможешь воспрепятствовать мне родить этого ребенка, — сказала она спокойно.

— Ты думаешь, я этого хочу? — прошипел он. Она сглотнула.

— Я думала… я думала…

Он пристально посмотрел на нее… и неожиданно отпустил.

— Может быть, я и негодяй, — сказал он тихо. — Но я не такой сукин сын, как ты обо мне думаешь.

Уитни облизала губы.

— Значит, ты хочешь, чтобы у меня был ребенок?

Он широко улыбнулся.

— Мне неприятно разочаровывать тебя, моя дорогая женушка, но ответ будет «да». Я хочу этого ребенка. И я вовсе не намерен отдавать его — или ее — тебе и Дж. Т.

Пульс ее замедлился.

— Никакой суд не разрешит тебе опеки, — ответила она быстро. — И не важно, сколько у тебя денег.

Он отошел, распрямился и сунул руки в карманы.

— Ну, ну… Даже Уитни Тернер поняла, что за деньги нельзя купить всего. — Он тихо рассмеялся. — Не волнуйся, любовь моя. Я не намерен предоставлять тебе роскошь судебного побоища.

— Тогда о чем мы говорим? Алекс улыбнулся.

— Приготовься к еще одному разочарованию, моя дорогая. Никакого развода не будет.

Она уставилась на него в недоумении.

— Не будет развода?

— Правильно, не будет развода. Ни один из моих детей не будет расти, как вырос я. Ребенку нужны мать и отец — и дом, о котором я позаботился, а не этот… не этот мавзолей. — В изумлении она смотрела, как он развернулся и зашагал к двери. В последнюю секунду он остановился и повернулся к ней. — В это время на следующей неделе мы уже будем жить в доме, в котором и не пахнет Тернерами.

Уитни пристально смотрела на него, пытаясь осмыслить то, что он сказал.

— Подожди минутку, Алекс, подожди! — Она села и наклонилась вперед. — Ты не можешь принимать такие решения и… и…

Он засмеялся.

— Не могу? Я?

Дверь за ним затворилась. В изнеможении она упала на подушки и закрыла глаза.

Он был абсолютно прав. Он — Александр Барон и может делать все, черт его возьми, что хочет.

Он погорячился, сказав, что через неделю они съедут из дома Тернеров. Потребовался почти месяц, чтобы найти дом, который бы ему понравился, — современный дом, разместившийся в укромном местечке на холмах над Гонолулу. Несмотря на то что дом находился недалеко от города, он стоял в уединении, добраться до него можно было только вертолетом или по узкой, мощенной осколками скал проселочной дороге, которая змеей вилась из низины, петляя такими крутыми поворотами, что дух захватывало.

— Его необходимо будет отремонтировать и покрыть заново, — заявил Алекс, — когда закончится сезон дождей.

Уитни не сомневалась, что при других обстоятельствах ей понравилось бы это место. Дом был просторным и полон воздуха и прекрасно обставлен — Алекс умудрился убедить самые лучшие магазины на островах поставить все, что ему было необходимо, чуть ли не за один день. Вокруг было много разных пристроек: гараж, который вмещал «блейзер» и, если Алекс был дома, «рэнджровер»; конюшня для пары арабских скакунов и зимний сад. Овальный бассейн блестел за домом, как голубая жемчужина, вокруг был разбит сад с живописными тропическими цветами невообразимой расцветки и разнообразных сортов.

В усадьбе было полно слуг. Алекс нанял экономку, повара, горничную, садовника, конюха и шофера. Он решил, что Уитни не должна готовить обеды, стелить постель, копаться в саду, ездить на лошадях и не должна никуда ездить на машине одна.

— Что же мне остается делать тогда? — требовательно спросила она.

Он одарил ее короткой улыбкой.

— Ты должна заботиться о моем ребенке. Бесполезно было говорить, что с ребенком и так все в порядке. Доктор сказал, что она совершенно здорова, но, видимо, Алекс был убежден, что здоровье у нее хрупкое. Не то чтобы он волновался за нее — не нужно было быть очень сообразительной, чтобы понять, что им движет беспокойство о благополучии младенца.

Временами она чувствовала уколы ревности к этому не родившемуся еще ребенку. Как может Алекс питать такую любовь к нему и быть совершенно равнодушным к ней? Но эти моменты были непродолжительными. Она тоже любила этого младенца — он был зачат если не в любви, то в радости. И в этом было некоторое утешение.

Алекс редко бывал дома. «Прибыльный» сезон в Сан-Франциско был в полном разгаре: она полагала, что он был занят тем, что появлялся то тут, то там. И кроме всего прочего, у него появилась новая секретарша, которую она никогда не видела. Но однажды она услышала мягкий голос женщины и ее хрипловатый смех, когда та ответила Уитни по телефону, и ледяная рука сжала ее сердце. Неужели Алекс так быстро нашел кого-то, кто заменил ее в его объятиях?

Он сказал, что развода не будет. Но ведь он не клялся ей в верности, и у нее не было причины ожидать ее. Их брак закончен. Они были двумя чужими людьми, которые носили одну и ту же фамилию. И если она все еще безнадежно любит своего мужа, что это может изменить?

Уитни понимала, что жить таким образом невозможно. И такая жизнь была бы ужасной и для ребенка. Детям нужна не только мать, им нужны оба родителя. Им нужна любовь — кто лучше ее знает об этом? Она пыталась сказать это Алексу, но он был несгибаем. Он не любил ее, она ему была не нужна — но он ее никогда не отпустит.

«Эта жизнь запуталась, как лабиринт, — думала Уитни поздним солнечным осенним утром, медленно бродя по саду. — Должен же быть какой-нибудь выход, но где он?»

Она быстро себя одернула. Ей нужно чем-то заняться: если она этого не сделает, то сойдет с ума. Прогулки верхом отпадали — Алекс считал их слишком требующими усилий и распорядился, чтобы ей не давали лошадей. А если она попытается работать на цветочных клумбах в саду, то садовник, также выполняющий инструкции Алекса, вежливо, но твердо положит этому конец.

Тогда остается поездка в город. Там есть магазин, в котором продается приданое для новорожденных, расшитое вышивкой ручной работы, туда она ездила на прошлой неделе, но…

Но и это отпадало. «Блейзер» требовал ремонта. Шофер вчера здорово перепугался, когда тормоза чуть было не отказали. Он договорился отправить автомобиль в ремонт в конце недели, и до тех пор она была лишена транспорта.

Уитни вздохнула. Ну, тогда она пойдет и искупается. Плаванье — хорошее упражнение. Даже Алекс не сможет поставить ей это в вину.

Она пошла в дом, в свою комнату. Торопливо сняла свое легкое хлопковое платье и белье. Проходя мимо зеркала, она увидела свое отражение, остановилась, повернулась и стала себя внимательно рассматривать.

Теперь ее тело и в самом деле изменилось. Груди стали более полными, живот округлился, а в лице и в выражении глаз появилась какая-то мягкость, которой не было прежде. Она улыбнулась и прижала руки к животу. Этот ребенок начнет вскоре шевелиться — так сказал доктор. Она не могла дождаться, когда же это произойдет.

Улыбка ее увяла. Алекс никогда не почувствует, как он будет шевелиться в ее чреве. Для этого нужно, чтобы он по крайней мере прикоснулся к ней. А насколько она понимала, он никогда больше не захочет это сделать. Он и так едва смотрит на нее. Она замечала, как изменялось его лицо, когда он думал, что она не видит его, — как будто… как будто он смотрел на что-то, чего не хотел видеть вовсе.

— Уитни? Прости, что побеспокоил тебя, но… Она задохнулась и резко повернулась к двери спальни как раз в тот момент, когда Алекс вошел в комнату. Он замолчал, не договорив, окинул ее взглядом с головы до ног, потом сверкнул улыбкой и отвернулся.

— Что за чертовщина, что ты делаешь в таком виде?

Глаза ее наполнились слезами.

— Тебя никто не просил сюда входить, — сказала она. Руки ее тряслись, когда она натягивала на себя джинсы и хлопковую майку. — Неужели тебя так и не научили стучать в дверь?

Он пожал плечами и с шумом выдохнул.

— Ты права. Извини.

— Ладно, — сказала она через минуту. — Я одета. Теперь можешь поворачиваться.

Когда он повернулся, она сидела перед трюмо, расчесывая волосы. Он смотрел на нее некоторое время, а потом слегка покашлял.

— Я вернулся с материка на день раньше.

— Да. Вижу. — Голос ее был отрывистым и резким, и она молилась, чтобы в нем не было слышно печали, которую она чувствовала. О Господи! Это выражение на его лице, когда он увидел ее! Какой безобразной нашел он ее, какой отталкивающей!

— Я собираюсь полететь в Нью-Йорк на несколько дней.

Она дернула расческу, запутавшуюся в волосах.

— Ну и? Почему ты мне это говоришь? Он вздохнул.

— Послушай, я приехал сюда не ссориться. Я просто хотел сказать тебе, что уеду на некоторое время. Возможно, на неделю. Если я тебе понадоблюсь…

— Я знаю. Позвонить тебе в офис и сказать секретарше.

— Моя секретарша едет со мной. Уитни закрыла глаза.

— Я… я понимаю.

— Ты можешь найти меня в «Валдорф Тауэре». Она кивнула.

— Хорошо.

— Просто позвони и спроси меня. Или миссис Пальмер…

Она резко повернулась к нему.

— Я же сказала: хорошо, Алекс. Я поняла, где ты будешь и что с тобой будет твоя секретарша. — Голос ее дрожал и прерывался, и она задержала дыхание, пока не набралась уверенности, что сможет говорить дальше. — Что-нибудь еще?

Алекс внимательно посмотрел на нее, и губы его скривились.

— Нет, — резко сказал он. — Нет, черт возьми, больше ничего. До свидания, Уитни.

Она подождала, пока за ним закроется дверь, а потом спрятала лицо в ладонях. Так больше нельзя, она должна сказать ему раз и навсегда. Алекс волновался о ее физическом состоянии, но не обращал ни малейшего внимания на ее нравственные страдания. Она хотела освободиться от всех этих переживаний, но не могла. А ведь ей нужно думать о ребенке.

Она высморкалась, потом поднялась на ноги.

— Алекс, — позвала она. Босиком она сбежала вниз по ступеням. — Алекс, когда ты вернешься из Нью-Йорка…

В прихожей было пусто. Она распахнула дверь и выскочила на подъездную дорожку. «Рэнджровер» все еще стоял у входа. Значит, он не уехал. Но где же он?

Садовник пропалывал розы, которые росли вдоль подъездной дорожки.

— Ито, вы не видели мистера Барона? Мужчина кивнул.

— Да, миссис. Он только что уехал. Уитни нахмурилась.

— Как это уехал? Его автомобиль еще тут.

— Мистер Барон велел сказать Джону, чтобы он посмотрел его. Он говорит, что шина спустила.

Шина спустила. Да, вот тут, проколотая покрышка. Но если Алекс оставил «рэнджровер»…

Она почувствовала, как ледяная рука сжимает горло.

— Ито? Мой муж — он что, взял «блейзер»? Старик улыбнулся.

— Да, миссис. Он взял вашу машину. «Блейзер»… «блейзер» с неисправными тормозами… Алекс доедет до первого крутого поворота, поставит ногу на тормоз, и, вместо того чтобы затормозить, машина станет набирать скорость, пока не съедет с дороги, медленно переворачиваясь, а потом упадет вниз на скалы…

— О Господи!

Уитни побежала за дом к конюшне. Ее дыхание, казалось, было таким же громким, как стук сердца.

— Пожалуйста, — шептала она. — О пожалуйста, пусть ничего не случится с Алексом!

Ее конь тихо заржал, когда она набросила на него уздечку и мундштук, а потом вывела из конюшни.

— Пошли, — говорила она, — пошли, Абдулла, давай, мальчик.

Прошло несколько лет с тех пор, как она ездила верхом без седла, но она схватилась за длинную развевающуюся гриву и без колебаний взгромоздилась на спину лошади, вонзив пятки ей в бока. Перепуганное животное сделало несколько неуверенных шагов вперед, и Уитни, натягивая вожжи, наклонилась низко, к его шее и ударила его ногами снова.

Конь рысью помчался из конюшни и выбежал на дорогу. Уитни слышала, как садовник звал ее, слышала испуганные крики конюха, а потом все, что она могла слышать, был свист ветра в ушах.

Позднее, когда Уитни пыталась воссоздать все, что случилось дальше, она могла вспомнить только какие-то обрывки. Она вспоминала дорогу, извивающуюся впереди, солнце, отражающееся от автомобиля Алекса, первый крутой поворот, ожидающий на некотором расстоянии, как свернувшееся тело спящей змеи. Она вспоминала, как смотрела на окруженный изгородью луг, который расстилался параллельно дороге, как раз перед этим ужасным поворотом, вспомнила, как она направила коня в мягкую траву в этом отчаянном соревновании со временем.

Она наклонилась и прямо в ухо приказала:

— Давай! Тебе нужно это сделать, мальчик.

Она помнила, как перелетела через изгородь, услышала скрип тормозов, испуганное ржание лошади-и все, только блаженная темнота вокруг.

Она спала, и во сне Алекс крепко держал ее. Он говорил с ней, он просил ее открыть глаза и посмотреть на него.

— Пожалуйста, любимая, — говорил он, — пожалуйста.

Она вздохнула и глубже зарылась в тепло его рук. Голос — голос Алекса — продолжал призывать ее проснуться. Но она не хотела. Если она сделает это, удивительный сон закончится. Она откроет глаза-и окажется одна, как всегда. Алекса не будет рядом.

— Уитни, посмотри на меня. Давай, любимая. Открой глаза.

Вздохнув, она выполнила его просьбу и обнаружила себя в какой-то комнате — в ее комнате. В постели. Но это был не сон. Алекс и в самом деле был рядом. И он обнимал ее.

Неожиданно воспоминания нахлынули на нее. Автомобиль, дорога, лошадь…

Она начала испуганно отбиваться.

— Успокойся, — сказал Алекс, прижимая ее к себе. — Все хорошо.

— Мой ребенок?

— С ребенком все в порядке. Уитни положила голову ему на грудь.

— Я… я боялась, что не успею, — прошептала она.

Она почувствовала, как неожиданно напряглось его тело.

— И ты, черт побери, еще чуть-чуть — и не успела бы. — Рука его схватила ее за плечо, и он отодвинул ее на вытянутую руку. — Что это за фокусы ты выделываешь, черт побери? Разве я не говорил, чтобы ты не прогуливалась верхом?

Слезы застилали ей глаза, и она заморгала.

— Я была не на прогулке. Я пыталась остановить тебя. В автомобиле… тормоза…

— Ты понимаешь, что могло бы произойти? Она судорожно сглотнула.

— Я… я не думала, Алекс. Времени не было.

— Ты никогда ни о чем не думаешь. В этом-то вся твоя беда, Уитни. Ты делаешь, что только тебе в голову взбредет, и…

Рыдания вырвались у нее.

— Не брани меня, — попросила она прерывающимся шепотом. — Пожалуйста, не надо. Я понимаю, что ты сердишься, потому что я подвергала ребенка опасности, но, клянусь, я этого не хотела. Но… но мне нужно было остановить тебя. Я была должна…

— Ты могла бы умереть, ты понимаешь это? — Он прижал ее крепче к себе. — Но, если бы ты… если бы ты… — Он издал стон, и неожиданно голос его стал хриплым от боли. — Если бы ты погибла, — сказал он, — я умер бы тоже.

Казалось, что время остановилось. Она слышала ровное биение его сердца у своего уха, слышала голоса птиц, доносящиеся из сада, и тогда Алекс приподнял ее подбородок. Глаза его были темными и нежными, с тем внутренним светом, о каком она так часто вспоминала.

— Почему ты рисковала своей жизнью из-за меня?

— Потому что… потому что…

— Скажи мне, любимая.

Любимая. Он назвал ее любимой. Осмелится ли она сказать ему? Нет. Она не может — но что она теряет от этого? Свою гордость — да, но что значит гордость, если забрезжила надежда?

Было гораздо легче вскочить на спину арабского скакуна и нестись со скоростью ветра, но наконец Уитни собрала все свое мужество и произнесла те слова, которые столько лет так мучительно хотела произнести.

— Потому что я люблю тебя, — сказала она тихо.

Алекс притянул ее лицо к себе и целовал ее снова и снова, пока ее губы не стали мягкими и нежными.

— Если бы ты только знала, сколько долгих лет я ждал, чтобы услышать от тебя зги слова, — прошептал он. — Ты была моей первой — и с тех пор единственной — любовью.

Сердце ее наполнилось радостью, такой большой, что трудно было перенести. Но что-то сдерживало ее. Она хотела бы верить ему. Но, но…

— Если бы ты любил меня девять лет назад, — сказала она нерешительно, — ты не причинил бы мне… не причинил бы мне такой боли.

Он вздохнул, отводя в сторону волосы с ее висков.

— Я полагаю, что слишком многого ждал от тебя, но я не знал, что тебе было всего шестнадцать лет. Если бы я знал это, то не стал бы просить тебя оставить отца и убежать со мной.

Уитни отодвинулась и уставилась на него.

— О чем ты говоришь? Ты меня никогда об этом не просил.

— Конечно же, просил. Я попросил экономку передать тебе записку. Я сказал ей, что это срочно.

Уитни покачала головой.

— Я больше не видела Эммы. Ее уже не было в доме, когда на следующее утро я спустилась вниз. Отец сказал, что ей нельзя было доверять.

Алекс зажмурился, как от боли, а потом снова открыл глаза.

— А я ждал и ждал рядом с конюшней всю следующую ночь. Но ты так и не пришла.

— Ох, Алекс, я бы пришла, если бы только знала, что нужна тебе. Я бы пошла за тобой на край земли… — Она замолчала. — Но… но ты ведь не мог меня ждать — во всяком случае, после того, как ты взял деньги у моего отца.

Он нахмурился.

— Какие деньги?

— Двадцать пять тысяч долларов. Деньги, которые ты потребовал за то, чтобы больше никогда со мной не встречаться…

— Что?!

Шок, который был в этом коротком единственном слове, будто взорвался и эхом отдался в комнате. Уитни посмотрела в глаза своему мужу и внезапно поняла, что в то давно минувшее лето случилось нечто большее, чем то, что произошло с ними, ужаснее, чем кто-либо из них мог вообразить.

— Алекс, — теперь уже она обхватила его лицо руками и заглянула в глаза, — мой отец сказал, что ты устроил все так, чтобы он застал тебя при попытке соблазнить меня той ночью.

— Господи Иисусе! И ты поверила ему?

— Ты же поверил тому, что я не хочу бежать с тобой?

Последовало молчание, и тогда Алекс взял ее руки в свои.

— Послушай меня, — сказал он яростно. — Я любил тебя. Вот почему я не мог овладеть тобой в конюшне — дьявол, я понимал, что ты заслуживаешь большего, нежели постель из сена. Я хотел, чтобы все было по-честному.

— О, Алекс…

— Я сказал твоему отцу, что хочу просить тебя стать моей женой. И он — он рассмеялся, Уитни. Он сказал, что ты просто играешь в игры, что ты не выйдешь замуж ни за кого, разве что за человека с луны. Он сказал, что, к несчастью, у тебя есть наклонности баловаться с прислугой…

— Это неправда! Ты должен был понять, что он лгал.

— Я не поверил ему — тогда. Но на следующую ночь, когда я ждал и ждал…

Уитни подняла лицо и прижала в поцелуе губы к его рту.

— О, любимый мой, — прошептала она. — Мы столько лет истратили впустую.

Алекс обнял ее крепче.

— Когда я узнал, что «Тернер Энтерпрайзиз» терпит крах, я сказал себе — вот шанс отомстить, и он был слишком сладок, чтобы упустить его. Но я пытался обмануть самого себя. Я просто ждал удобного случая встретиться с тобой снова — и понял это, как только увидел тебя.

— День; когда ты сделал мне предложение, был похож на сон, — сказала она тихо. — И потом, та неделя в Сан-Франциско, я была так счастлива, но затем, когда мы приехали в хижину на Тахоэ, я начала думать о… о причинах, по которым ты решил жениться на мне, и я понимала, что слишком люблю тебя, чтобы продолжать притворяться. Вот поэтому я наговорила тебе эти ужасные вещи о том, почему больше не хочу и не могу любить тебя.

Алекс вздохнул.

— Я думал, что ты меня ненавидишь. Я говорил себе, что мне нужно тебя отпустить, — и тогда оказалось, что ты беременна. Бог меня простит, но это была единственная возможность удержать тебя.

Уитни повернула к нему лицо, и они поцеловались. Когда поцелуй закончился, она коснулась рукой его щеки.

— Алекс? Твоя… твоя секретарша очень хорошенькая?

Алекс ухмыльнулся.

— Как же это понимать, миссис Барон, вы ревнуете?

— Просто скажи, так ли это?

— Да. И внуки ее думают точно так же. Брови Уитни поползли вверх.

— Ее внуки? — Улыбка заиграла на ее губах. — И в самом деле, — сказала она и рассмеялась, — внуки ее, да?

Алекс улыбнулся.

— Она говорит, что внуки — это замечательное открытие. — Он коснулся пальцем губ Уитни. — И если она права, может быть, появление маленького Барона-Тернера смягчит сердце Дж. Т.

Уитни вздохнула и обвила руками шею мужа.