Глава 1

Поначалу никто даже не догадывался о существовании прямой связи между загадочной смертью Дояла Т. Ренда и страшнейшим бедствием, грозившим основным зерновым районам Америки.

Нет, Доял Т. Ренд не был фермером. Он занимался генетикой, и пока что его главным достижением было открытие половых желез у тараканов. Он нашел способ прекращать деятельность этих желез, продуцировавших половые гормоны — феромоны, тем самым лишив тараканов на генетическом уровне способности к воспроизводству, что, несомненно, в конечном итоге привело бы к полному исчезновению тараканьего рода. Вопрос об установлении государственного контроля над человеческой рождаемостью и приростом народонаселения вызывал в обществе ожесточенные споры, в то время как и сторонники, и противники такого контроля, не задумываясь, вовсю пользовались новым средством контроля над рождаемостью тараканов. Судьба вредных насекомых не волновала никого. И меньше всего об этом задумывался сам Доял Т. Ренд, сказочно разбогатевший на своем изобретении.

Однажды, солнечным апрельским утром, он отправился в ресторан перекусить, забыв простую истину, что бесплатный сыр бывает только в мышеловках.

Если быть точнее, его убил не бесплатный сыр, а леденцы, раздаваемые как образец новой кондитерской продукции бесплатно.

Дело происходило в Нью-Йорке. Стоя на углу Бродвея и Седьмой авеню, Доял Т. Ренд никак не мог решить, куда же ему направиться. В тайский ресторан? А может, в китайский? Вообще-то больше всего ему хотелось сейчас корейского барбекю, но пришлось бы долго идти пешком или тратиться на такси, а Доял Т. Ренд был слишком скуп для этого.

И вот, пока он мысленно наслаждался корейским барбекью, до его слуха, как музыка, донеслись слова:

— Бесплатные леденцы! Новые леденцы! Пробуйте новые леденцы совершенно бесплатно!

Ренд обернулся на голос. Позади него стоял человек с переносным лотком, вроде тех, с которых когда-то девушки продавали сигареты. На нем была куртка болельщика какого-то спортивного клуба, но Доял Т. Ренд не разглядел, какого именно, поскольку спортом никогда особенно не увлекался. Сейчас его внимание было всецело поглощено леденцами — ведь их предлагали любому желающему!

— Бесплатно! Совершенно бесплатно! Пробуйте новые леденцы! — весело повторял разносчик. Лицо его скрывалось в тени козырька спортивной шапочки, а на глазах были зеркальные солнцезащитные очки переливчато-зеленого цвета.

Доял Т. Ренд шагнул к зазывале. Сначала им двигало простое любопытство, потом жадность. Еще бы — прямо у него на глазах прохожие брали леденцы, разворачивали их и аппетитно обсасывали! К тому же Доял Т. Ренд обожал все бесплатное. Если бы кто-нибудь предложил ему купить две банки щенячьего дерьма по цене одной, Ренд, не задумываясь, купил бы четыре да еще и радовался столь выгодной сделке.

— Мне один леденец, — буркнул он разносчику.

— Имейте в виду, леденцы из гуараны, — предупредил тот.

— Ну и что? Мне всего один.

— Они изготовлены из бразильской ягоды, которая, говорят, усиливает половое чувство. Впрочем, наша фирма вам этого не гарантирует.

— Какая разница, из чего они! Я хочу взять один на пробу, — нетерпеливо проговорил Доял Т. Ренд, потому что на ленч ему отводилось всего сорок пять минут. Впрочем, времени обычно вполне хватало — он по-волчьи заглатывал пищу и выскальзывал за дверь, прежде чем официантка успевала сообразить, что осталась без чаевых.

Лоток разносчика так и искрился от завернутых в целлофан прозрачных янтарных шариков. Взглянув на них внимательнее, Доял Т. Ренд почувствовал легкое разочарование. Он не любил такие леденцы, предпочитая им мягкую карамель или подушечки с начинкой. В крайнем случае, если он и покупал твердые леденцы, то обязательно с мягкой начинкой внутри. Впрочем, дареному коню в зубы не смотрят. Главное, что они совершенно бесплатные.

— Мне один, — настойчиво повторил Доял Т. Ренд.

Разносчик молча достал из кармана завернутый в целлофан леденец, почти такой же, как те, что грудой лежали на лотке, только чуть больше и более насыщенного цвета. Доял же не обратил на сей странный факт никакого внимания.

— Они с мятным привкусом? — поинтересовался Ренд, вспомнив, что не любит мятные конфеты.

— Нет, просто сладкие.

— Вообще-то я не любитель леденцов, — пробормотал Доял задумчиво.

— Наши вам обязательно понравятся.

— Что ж, посмотрим, — снова пробормотал Доял и, уже повернувшись, спросил: — А еще один можно?

— Положено только по одному образцу в руки.

— Ну, для моей секретарши. Она такая сладкоежка!

— Только один леденец в руки!

Недовольно пожав плечами, Доял Т. Ренд двинулся дальше, на ходу разворачивая янтарный шарик. Отведенные на ленч сорок пять минут неумолимо истекали, а он все еще не решил, где будет есть.

Наконец Ренд остановил свой выбор на тайском ресторанчике. Светофор мигнул зеленым, и Доял шагнул на проезжую часть, намереваясь перейти на другую сторону улицы. Думая о своем, он рассеянно сунул леденец в рот. Надо же, сладкий и совсем не приторный! Доял катал шарик во рту, наслаждаясь не столько приятным вкусом, сколько тем, что он достался ему совершенно бесплатно.

Он уже наполовину перешел улицу, когда вдруг решил раскусить леденец. А что, если у него внутри какая-нибудь начинка? Но едва Ренд вонзил зубы в твердый сладкий шарик, как его голова наполнилась непонятным жужжанием.

Причем жужжало не в ушах, а именно в голове! Сначала едва слышно, потом все сильнее и сильнее. Ренд даже на мгновение задумался — может, это и есть возбуждающее действие гуараны?

Жужжание все усиливалось, и Доял внезапно ослеп, все еще чувствуя на языке сладость леденца. Пошатнувшись, он шагнул вперед и внезапно рухнул ничком посреди пешеходного перехода.

Через несколько секунд светофор переключился, и фаланга нетерпеливых автомобилей рванулась вперед, разъяренно сигналя Доялу Т. Ренду, чтобы тот поднял свою ленивую задницу и поскорее убрался с перекрестка.

Однако лежавший и не думал подниматься, и машины стали одна за другой объезжать его неподвижное тело. Сначала очень осторожно, потом, по мере того как сзади напирали другие, довольно небрежно, чуть не наезжая на безвольно раскинутые руки и ноги.

Гудки разъяренных автомобилей привлекли внимание регулировщика Энди Фанкхаузера. Свирепо свистя в полицейский свисток, он поспешил к месту происшествия.

Офицер Фанкхаузер чуть было не наступил на тело Дояла Т. Ренда, выронив при этом изо рта свисток. Размахивая руками — указывая водителям, как следует объезжать место происшествия, — он в то же время вызвал по рации машину «Скорой помощи».

Через несколько минут на перекрестке появилась машина с красным крестом, оттуда выскочили двое в белых халатах.

— Я его не трогал, — бросил офицер Фанкхаузер, не спуская глаз с нетерпеливо и злобно гудевших автомобилей.

— Пьяный?

— Возможно, диабетическая кома.

Один из медиков опустился на колени.

— Эй, дружище, ты меня слышишь?

Поскольку лежавший ничком человек ничего не ответил, медики его перевернули.

По-прежнему не спуская глаз с одичавшего автомобильного стада и едва сдерживая напор этих механических зверей, Фанкхаузер вдруг услышал, как один из медиков выдохнул:

— Ого!

Энди еще ни разу не приходилось слышать ничего подобного от врачей «Скорой помощи». Уж эти-то навидались в жизни всякого, чем их там удивишь? Фанкхаузер, ничуть не заинтересовавшись, бросил взгляд на лежавшее рядом человеческое тело.

И тотчас вздрогнул, будто его ударили хлыстом.

Жертву перевернули на спину, и теперь прямо ему в лицо светило яркое апрельское солнце, что в Нью-Йорке бывает очень редко. На месте глаз у несчастного зияли ярко-красные отверстия. Ни крови, ни глазных яблок — ничего! Просто красные глазницы, в которых по замыслу природы должны были находиться человеческие глаза.

— Господи, где же его глаза? — растерянно пробормотал один из медиков.

И тут рот мертвеца — а в том, что этот человек мертв, не оставалось никаких сомнений — открылся, и все присутствовавшие с изумлением увидели, что во рту у него не оказалось ни языка, ни каких-либо других органов.

— Смахивает на убийство, — пробормотал, заикаясь, другой медик.

— Черт побери! — воскликнул Фанкхаузер, поняв, что теперь ему придется вызывать полицию и санитарную машину для перевозки трупа в морг, а сдерживать напор гудящих монстров при помощи одного лишь свистка и поднятых рук становилось все труднее и труднее.

— Наверное, бандитская разборка, — высказал свое предположение Энди, когда на месте происшествия появились детективы из отдела убийств.

— С чего вы взяли? — спросил один из них, аф-роамериканец, в то время как второй, белый, склонился над трупом.

— Парню вырезали глаза и язык! Какие еще нужны доказательства?

Детектив недоверчиво хмыкнул:

— Это домыслы, а мы обычно опираемся на факты.

— Разве не факт, что у бедняги нет ни глаз, ни языка? Не растаяли же они от жары сами собой!

— Факт, да не тот, — буркнул детектив и, обернувшись к напарнику, спросил: — Гарри, что там у тебя?

— Надо поскорее сфотографировать парня в разных ракурсах и убрать его с дороги, пока нас всех не передавили!

На это ушло целых полчаса. Тело жертвы тщательно сфотографировали, а контур обвели специальной устойчивой к стиранию краской, чтобы автомобильные шины его не повредили. Санитары машины судебно-медицинской экспертизы уложили труп на носилки и двинулись к фургону. Стоило им попытаться сунуть носилки в фургон, как безглазая голова дернулась, и из левого уха тотчас потекла какая-то розовато-серая вязкая масса, в которой бывалые полицейские сразу узнали мозговое вещество.

— О Господи!...

Носилки тут же снова поставили на землю. Вокруг собрались все присутствовавшие на месте происшествия.

— Но мозги не бывают такими жидкими, разве не так? — пробормотал Фанкхаузер.

— Интересно, как давно умер этот бедолага? — вслух поинтересовался один из медиков.

На ощупь труп был еще теплым: видимо, с момента смерти прошло не более часа.

— Да, мозги не бывают такими жидкими, — задумчиво повторил один из детективов.

Собравшиеся молча разглядывали вытекавшую из уха жертвы розовато-серую, похожую на густой заварной крем массу.

Один из медиков опустился на колени и посветил ручным фонариком в правое ухо трупа.

— Что видно? — завороженно спросил Фанкхаузер. Он страстно мечтал когда-то поступить на службу в отдел расследования убийств, но, к сожалению, не хватало образования.

— Отойдите в сторону! — рявкнул медик и, когда Энди послушно отодвинулся, ахнул от изумления.

— Что там?

— Я вижу все насквозь! Через правое ухо видно все, что творится слева!

— Разве такое возможно?

— Да, возможно, если у бедняги полый череп!

С трудом поднявшись на ноги, медик велел санитарам погрузить труп в машину и увезти его в судебный морг.

Фанкхаузер, провожая взглядом исчезавшее в чреве труповозки тело, недоуменно пробормотал:

— И зачем им понадобилось буквально вышибать мозги из этого несчастного?...

В судебном морге Манхэттена по содержимому найденного в кармане пиджака бумажника установили, что доставленный при жизни носил имя Дояла Т. Ренда.

Старший судмедэксперт Лемюэль Квирк сделал рентгеновский снимок черепа и определил, что в нем не осталось никаких мягких тканей, включая мозг и мягкое небо. Отсутствовали также эпифиз, щитовидная железа, носовые полости и весь наружный слуховой канал, не говоря уже о языке.

При вскрытии в желудке была обнаружена некая непереваренная масса, при виде которой Квирк побелел как полотно.

— Будь я проклят, если это не человеческий мозг! — пробормотал он.

Помощник, едва взглянув на вскрытое тело, закрыл ладонью рот и выбежал из анатомического театра. Слышно было, как его рвало в коридоре «на подступах» к туалету.

Квирк извлек из желудка все содержимое, взвесил его и принялся исследовать при помощи скальпеля.

Несомненно, это был человеческий мозг! Только жидкий, словно протухшее яйцо, и смешанный с красноватыми кусочками того, что при жизни было роговицей человеческих глаз. Сердце у Квирка так и оборвалось от ужаса.

— Но как?...

Зайдя с другой стороны, судмедэксперт открыл рот трупа и посветил в глотку специальным фонариком.

— Мягкое небо отсутствует... что ж, вполне возможно, — пробормотал он.

Каким-то неведомым образом глаза и прочие мягкие ткани головы погибшего были превращены в полужидкую кашицу и сквозь естественные отверстия стекли по пищеводу в желудок. Следовало предположить, что все это произошло за несколько секунд до смерти или же непосредственно в момент ее наступления. Биологически все весьма логично и потому понятно.

И тем не менее совершенно невероятно! Как мог человеческий мозг превратиться в кашицу и стечь по пищеводу?! Совершенно невозможная вещь!

Если только это не было результатом воздействия какого-то нового страшного способа убийства людей.

Глава 2

Его звали Римо, и он совсем не походил на живое воплощение неотвратимости наказания за совершенное преступление, хотя на самом деле именно таким и был.

Когда Римо сошел с трапа самолета, приземлившегося в Сараево, у него был вид типичного американского туриста. Впрочем, в бывшую Югославию уже давно никакие туристы не приезжали. В эту разоренную гражданской войной страну вообще никто уже не приезжал. Напротив, все старались отсюда выбраться. Пожар этнической розни превратил страну в кромешный ад. И теперь бывшие еще вчера добрыми соседями взахлеб обвиняли друг друга в геноциде, этноциде, намеренном уничтожении мужчин, женщин, детей и прочих зверствах.

Одетый в полувоенную форму мужчина направил Римо на таможенный контроль.

— Где я могу найти такси? — поинтересовался Римо.

— После таможенного досмотра багажа вам покажут, где находится стоянка такси.

— У меня нет багажа.

— Что? Нет багажа?

— Я путешествую налегке, — беспечно отозвался Римо. На нем, как всегда, были серые слаксы, белоснежная рубашка-поло и кожаные итальянские мокасины на босу ногу.

— В таком случае пройдемте со мной.

— Нет, — мягко возразил Римо. — Мне надо срочно поймать такси.

— Зачем?

— Чем скорее мне удастся уехать из аэропорта, тем скорее я вернусь.

Человек в форме окинул собеседника недовольным взглядом.

— И когда же вы покидаете Боснию-Герцеговину, сэр?

— В четыре тридцать.

— Так вы прилетели в Сараево всего на четыре часа? Интересно, что вас сюда привело?

— Я здесь по делу, — коротко ответил Римо.

— Вы журналист?

— Нет.

— Наблюдатель ООН?

— Насколько мне известно, наблюдателей ООН сюда больше не пускают.

— Да, но они так и норовят пролезть, — многозначительно произнес мужчина.

— Я не имею никакого отношения к ООН. Если бы мне выпала доля защищать безопасность страны, я не позволил бы банде вооруженных головорезов одержать верх!

Распорядитель вздрогнул и решительно произнес:

— Следуйте за мной, сэр!

— Иду, но только к стоянке такси. В противном случае мотай-ка отсюда подобру-поздорову!

— Мотать? Что мотать? — переспросил мужчина, как видно, плохо знавший современный американский сленг. Собственно, Римо тоже владел им не в совершенстве.

— Мотай себя самого на кактус. Да так и ходи потом, — мрачно буркнул Римо.

Югослав — Римо не мог наверняка сказать, был ли это серб, хорват или босниец, — видимо, не знал, что такое кактус, но тем не менее обиделся.

— Повторяю, следуйте за мной! — сказал он ледяным тоном.

— Ну ладно, на сей раз будь по-твоему, — примирительно фыркнул Римо. В конце концов в Сараево он прилетел не для того, чтобы вступать в конфликт с местными властями, а чтобы расправиться с неким человеком по кличке Черная Шляпа.

— Сюда, сэр, — проговорил югослав тоном, не терпящим возражений, и двинулся первым.

В комнате таможенного досмотра Римо попросили сесть на стул и показать содержимое карманов.

Он спокойно выложил бумажник с тремя сотнями американских долларов, удостоверение личности на имя Римо Новака и сложенную вчетверо вырезку из «Бостон Глоб». Римо надеялся, что деньги полностью завладеют вниманием таможенников, но просчитался. Один из сербов развернул статью под заголовком «Преступник остался безнаказанным».

— Что это? — спросил он.

Какого черта! Похоже, таможенники и не собирались отпускать Римо, а ему непременно надо было успеть к обратному рейсу.

— Это и есть та самая причина, которая привела меня сюда, в Сараево, — бесстрастно проговорил задержанный.

— Так вы все-таки журналист?

— Нет, я ассасин.

— Кто, простите?

— Я прилетел сюда, чтобы разделаться с одним из военных преступников, чье имя стоит в списке ООН.

— Значит, это фото списка разыскиваемых ООН военных преступников?

— Именно так, — согласно кивнул Римо.

— Быть не может!

— Может, — поправил Римо.

— Но эти списки расклеены по всей бывшей Югославии. Фотографии преступников крайне нечеткие — практически видны только общие контуры. А описания внешности и вовсе смехотворны. Вот, например, вы только послушайте! «Боско Бодер, рост 183 см, водитель такси в Сараево».

— Вы его знаете? — поинтересовался Римо.

— Да под это описание подходит практически любой серб, работающий водителем такси и обладающий соответствующим ростом!

— Но мне нужен не любой, а именно тот, чье имя указано в списке военных преступников.

— А зачем? — насторожился один из таможенников, всем своим видом сильно смахивавший на заправского палача. Его широкий лоб пересекал огромный багровый шрам. Римо тут же вспомнил, что третьим в списке значился серб, служивший охранником в концлагере, и его особой приметой считался большой шрам от виска к виску.

— Вас, случайно, зовут не Яромир Юркович? — спросил Римо.

— Нет, я вовсе не Юркович! — поспешно воскликнул бандит со шрамом.

— А если и Юркович, тогда что? — продолжал любопытствовать первый таможенник.

— Тогда он мне тоже нужен.

В тот же миг мужчина со шрамом, приблизившись, положил свои тяжелые руки на плечи Римо. Тот изо всех сил подавлял в себе желание, сопротивляясь, нанести мощный контрудар. Он просто хлопнул по рукам, лежавшим у него на плечах.

Яромир испустил душераздирающий крик, перешедший затем в звериный вой. Обманчиво легким хлопком Римо раздробил ему пальцы обеих рук.

Молниеносным прыжком очутившись перед Юрковичем, Римо ударил его в челюсть, которая тут же сломалась и, если бы не синеватая небритая кожа подбородка, выскочила бы изо рта прямо на пол. Яромир попытался что-то сказать, но язык, лишившись привычной опоры, повис, как у собаки. Серб застонал от боли, не в силах двинуть сломанной нижней челюстью. Из углов оставшегося открытым рта потекла слюна.

В комнате на несколько секунд воцарилось напряженное молчание, потом офицеры схватились за оружие, висевшее у каждого на поясе. Римо понял, что пора защищаться. Вращаясь вокруг своей оси, словно детский волчок, он стал разить негодяев направо и налево. Во все стороны полетели оторванные руки и ноги. Центробежная сила удваивала эффект молниеносных движений Римо. Железными пальцами левой руки он в мгновение ока лишил глаз одного из нападавших и сдавил правой рукой горло другого. Третий получил чудовищный удар между ног: острая боль пронзила все его тело и навсегда отключила мозг.

Когда все четыре смертельно покалеченных серба со стонами повалились на пол, Римо втайне даже порадовался, что задержался в аэропорту.

Когда в бывшей Югославии на почве межэтнической розни разразилась гражданская война, Римо, как и большинство американцев, поначалу никак не мог разобраться, кто есть кто. Если бы русские объявили войну Канаде, то спустя какое-то время Римо знал бы, как отличить врага. Вторгнись Германия, например, на территорию Франции, у Римо и вовсе не было бы никаких сомнений относительно того, как отличить немцев от французов. Или напади Корея на Японию, Римо был бы кровно заинтересован участвовать в подобном конфликте.

Но он не имел ни малейшего представления о том, кто такой босниец. Слово «хорват» тоже не имело для него никакого смысла. Да окажись в бакалейном магазине полка, забитая пакетами с надписью «хорваты», Римо бы ничуть не удивился. Собственно говоря, почему бы этим «хорватам» не продаваться в бакалее? Так продолжалось до тех пор, пока телеведущие новостей не стали добавлять к существительному «босниец» определение «мусульманского вероисповедания». Тогда Римо мысленно встал на сторону сербов, потому что мусульмане-террористы то и дело устраивали взрывы среди мирного населения. Впрочем, когда на телеэкранах замелькали кадры с замученными и до крайней степени истощенными боснийцами, находящимися в сербских концлагерях, Римо решил, что по-настоящему «плохими ребятами» в балканском конфликте были все-таки сербы.

Вплоть до сегодняшнего дня Римо так и не имел ясного представления о том, кто такие боснийцы и как они выглядят. Но зато твердо знал, что сербы — сволочи.

Что же касается миротворческих сил ООН, то Римо не питал к ним никакого уважения. Они хороши лишь там, где всерьез не стреляют. На охраняемых ими территориях гибли массы мирных людей, а миротворцы лишь беспомощно разводили руками.

В конфликт наконец вмешалась НАТО, но и тогда ситуация нисколько не улучшилась, поскольку конфискованное оружие снова попадало в руки сербам, и те опять разжигали вооруженные конфликты.

Приказ о розыске и аресте военных преступников всеми игнорировался. В бывшей Югославии военные преступники считались чуть ли не национальными героями, и никто даже не пытался их арестовать, чтобы не нарушить хрупкое перемирие, подписанное в Дейтоне, штат Огайо.

По мнению Римо, мир, во время которого военные преступники разгуливают на свободе, нельзя было назвать настоящим.

Очевидно, такого же мнения придерживались и наверху.

— Отправляйтесь в Сараево, — сказал ему в один прекрасный день доктор Харолд В. Смит, его непосредственный начальник, — и разберись с генералом Танко.

— Будет сделано, — с готовностью отозвался профессиональный ассасин.

В данном случае он действовал как исполнитель неофициального приговора, вынесенного правительством США.

Суть задания заключалась в том, чтобы навсегда успокоить самого крупного военного преступника в надежде на то, что остальные в страхе успокоятся сами или на худой конец сдадутся на милость властей.

В аэропорту Сараево Римо увидел испещренные пулевыми отверстиями стекла и другие страшные свидетельства долгой гражданской войны, которая полностью разрушила когда-то полуцивилизованную страну, ставшую ныне и вовсе дикой.

Стоянку такси он отыскал довольно быстро. Все автомобили были выкрашены в зеленый цвет и выглядели так, словно их подобрали где-то на свалке. Поглядывая на газетную вырезку, Римо переходил от одного водителя к другому и беспрестанно спрашивал:

— Тебя случайно не Боско зовут?

Четвертый по счету ответил:

— Ну я Боско, а что?

— Отвези меня к генералу Танко.

— У тебя к нему дело?

— Он сказал, что ты отвезешь меня к нему домой, — солгал Римо.

— Ну садись, отвезу тебя к Танко.

Поездка произвела на Римо гнетущее впечатление. Бросались в глаза разбомбленные здания, потоки нечистот из разрушенных канализационных труб и прочие последствия военных действий. Все мирное сообщество постоянно твердило о своей готовности участвовать в возрождении страны, но, пока все три враждующие стороны держали друг друга за глотку, никто не решался вкладывать деньги в эту крысиную нору, в которую превратили Югославию ее жители. Мирные люди поэтому по-прежнему жили в мерзкой нищете и убожестве.

— Ты привез наркотики? — спросил Боско.

— Я привез самый сильный из всех существующих наркотиков.

— Героин, да?

— Нет, не героин. Он называется «смерть».

— Смерть? Видать, искусственный наркотик, да?

— Наркотик очень сильный, — отозвался Римо. — Один прием, и тебе уже никогда не захочется проснуться.

— Дашь мне попробовать, ладно?

— Ты просто читаешь мои мысли, — ответил Римо, и его тонкие губы растянулись в жестокой улыбке.

С виду Римо вряд ли казался очень сильным человеком. Он был очень жилистым, среднего роста и обычного телосложения. Необычными были только широкие запястья, они словно бы принадлежали гораздо более крупному мужчине. На жилистых руках канатами проступали связки.

Когда-то Римо был морским пехотинцем и воевал во Вьетнаме, но он выглядел моложе своего возраста. Не походил он и на полицейского, хотя ему пришлось поработать в полиции Нью-Йорка. И уж конечно, в Римо невозможно было распознать опаснейшую машину для убийства, хотя на самом деле он именно такой машиной и был. Римо был мастером Синанджу — искусства, послужившего первоисточником всех боевых искусств и самого опасного из всех. Синанджу практиковалось исключительно главой корейского дома ассасинов, происходившего из расположенной в Северной Корее деревушки Синанджу.

На протяжении пяти тысячелетий Дом Синанджу воплощал силу и мощь родной страны. Теперь же секреты Синанджу, с помощью которых обычный человек превращался в совершенную машину для убийства, впервые попали в руки не корейца, а американца и служили целям США. Одну из них сейчас и стремился достичь Римо.

Дом генерала Танко находился на окраине и был в отличном состоянии — никаких пулевых отверстий, абсолютно целые стекла в окнах, свежевыкрашенные стены. Прежде этот дом принадлежал одному врачу-мусульманину, чья кровь теперь навечно впиталась в дерево входной двери, перед которой его расстреляли. Свежая краска скрыла кровавые следы расправы.

Такси подкатило к дому по гравиевой дорожке и остановилось у самого входа. Водитель повернулся к Римо и обнажил в улыбке крупные желтые зубы.

— Так ты угостишь меня «смертью»?

И тут он увидел глаза Римо, темные и невероятно глубоко посаженные. В последний миг своей жизни Боско подумал, что лицо пассажира похоже на лик смерти. И так оно и было.

Римо резко ударил основанием ладони прямо по широкому носу Боско. Хрящ тотчас сместился, громко хрустнули кости черепа. Мозг Боско пронзили острые осколки.

Схватив безжизненное тело за волосы, Римо уложил труп на переднее сиденье.

Выйдя из машины, пассажир уверенным шагом двинулся к двери. Вот так, прямо средь бела дня, ассасин явился в дом своей жертвы.

В ожидании ответа на свой требовательный стук Римо изобразил на лице вежливую гримасу коммивояжера.

Дверь открылась. На пороге показался сам генерал Танко. У него были черные глаза и лицо забияки. На нем была военная сербская форма с расшитыми золотом галунами. Генералу Танко очень нравилось носить эту парадную форму, словно он гордился теми тысячами невинных людей, которые пали от его рук.

— Генерал Танко?

— Да, Танко. А ты кто?

— Я к вам по поручению американской комиссии по неофициальным санкциям.

— Санкциям?

— Мы подвергаем санкциям таких людей, как вы. И мне приятно сообщить вам, что в этом месяце именно вы будете подвергнуты санкции... на смерть.

— Абсурд какой-то! Это государства и страны можно подвергнуть санкциям, а не отдельных людей! Это же нечеловечно!

— Вы хотели сказать «бесчеловечно»?

— Вот именно! Бесчеловечно! Не говоря уже о том, что совершенно неэтично! Да как ты смел явиться ко мне с какими-то санкциями?!

— Мы пытались ввести санкции против вашей страны, — сказал Римо. — Но она настолько обнищала, что дальше уже некуда. Поэтому дядя Сэм в своей нескончаемой мудрости решил привлечь к ответственности персонально вас!

— Но у меня тоже есть свои права!

— Права есть у всех, — вежливо согласился Римо.

— Вот именно! У всех!

— Кроме тех невинных, которых вы замучили насмерть.

— Я не палач! Я серб!

— В данном случае это одно и то же. А теперь выйдите ко мне из своего чудесного дома, который достался вам после очередного убийства невинного человека, и мы приступим к делу.

Генерал Танко недоуменно захлопал глазами:

— К какому делу?

— Я прочту вам лекцию о том, как нужно вести себя в обществе.

Танко снова заморгал, а потом презрительно улыбнулся:

— Ты будешь читать мне лекцию?

— Да, о том, что такое хорошее поведение.

— Ты? Ты сам будешь мне читать лекцию?

— Ага, — подтвердил Римо.

— Ты? Тощий недокормленный америкашка? Ты смеешь приказывать великому Танко, грозе всей Сребреницы?!

Откинув назад черноволосую голову, генерал Танко громко расхохотался.

Бац!!!

Больше ждать Римо не мог. Его доконало слово «недокормленный». Так его еще никто не называл! И вовсе он не был недокормленным, просто у него совсем не было жира. Да, он выглядел худощавым и не слишком мускулистым, зато мог лишить жизни генерала Танко одним движением руки. Что он и сделал, не раздумывая ни секунды.

Ребром ладони Римо нанес мощный удар по передним зубам преступника. Мститель так рассчитал угол, что все передние зубы полностью вошли в верхнюю челюсть, и половина головы Танко, хрустнув, как спелый ананас, полетела на землю.

Нижняя челюсть вместе с языком осталась торчать на шее, все еще подрагивая, словно от смеха.

Римо втолкнул агонизирующее тело в дом и захлопнул дверь.

Вернувшись к такси, Римо перекинул труп Боско на заднее сиденье, затем уселся за руль и помчался в аэропорт Сараево.

Он ехал и радостно насвистывал. С его помощью мир стал чуть-чуть спокойнее и безопаснее. К тому же он прекрасно успевает на обратный рейс.

Глава 3

Слух о внезапно свершившейся казни над генералом Танко из боснийско-сербской армии достиг Сараево, а потом и всех европейских столиц и Вашингтона через тридцать минут после того, как было найдено его обезглавленное тело.

Одним из первых это сообщение получил доктор Харолд В. Смит в Нью-Йорке. Оно было кратким:

Сараево (агентство Ассошиэйтед Пресс).