И, может быть, Грили тоже все это не так уж и нравилось, поскольку сразу после смерти жены — Дора в то время уже была замужем — Грили сбежал в Панаму и принялся, как узнала Мэйвити, за изучение водолазного дела. Все были потрясены. Кто же знал, что все эти годы Грили Урзи был снедаем таким странным и необычным стремлением?

Что ж, он благополучно жил в Центральной Америке, занимаясь подводными восстановительными работами на Панамском канале, а Дора с Ральфом были счастливы на своей ферме и продолжали вести свой бизнес на утиле. «И я тоже счастлива, — подумала Мэйвити, — жаль только, что Лу больше нет, что он так рано покинул меня». Она старательно избегала слова «одиночество», запрятав его поглубже, где оно не сможет беспокоить ее. Она знала, что скоро будет ворчать на заполонивших ее дом родственников, мечтая об одиночестве — нет, лучше сказать, об уединении.

«Всегда недовольна. Вот в чем моя беда. Возможно, у каждого существует эта проблема, всегда что-то человека не устраивает. Интересно, что нас ждет в ином мире — будем ли мы там действительно вечно счастливы?»

Выехала она заранее, так что в ее распоряжении оставалась еще уйма времени. Поэтому она неторопливо катила к аэропорту, наслаждаясь по дороге чудесным видом на обступавшие до рогу холмы, которые были покрыты густыми лесами стремящихся к небу сосен и кипарисов. Утро стояло ясное, хотя в не больших лощинах между холмами все еще лежал туман. Впереди, у подножия холмов, туман расступался, обнажая обширную плешь аэропорта, один край которого упирался в лес, а другой подходил прямо к жилым домам.

Грили тоже хотел поехать, и Мэйвити даже успела бы заскочить за ним, но в машине было слишком мало места, и ему пришлось остаться дома: старый «Жук» не выдержал бы еще одного пассажира и гору чемоданов. Впрочем, хотя Дора с Ральфом и приезжали с таким количеством багажа, Мэйвити никогда не видела, чтобы они носили что-нибудь кроме джинсов с футболкой или хлопчатобумажным джемпером, на которых непременно красовалась какая-нибудь дурацкая яркая надпись. Да и телосложением они отличались могучим. Более того, каждый раз, когда Дора с Ральфом приезжали в гости, Мэйвити казалось, что они еще немножко увеличились в объеме, расползаясь, словно дрожжевое тесто.

Но людьми они были милыми, и она уж как-нибудь сумеет запихнуть их в машину. Возможно, к их следующему визиту она обзаведется более просторным домом с тремя прекрасными спальнями: одна будет на первом этаже для нее самой, а две на верху — для гостей. Впрочем, дом не должен быть очень большим — слишком много возни с уборкой. Может, удастся присмотреть подходящее местечко повыше, в холмах. Ей бы только подкопить немного денег.

Она иногда спрашивала себя, почему Вильма не пытается увеличить свою пенсию, прибегнув к услугам мистера Джергена. Она порой не понимала Вильму и считала, что долгие годы работы в полиции офицером по надзору за условно осужденными и выпущенными досрочно полностью отучили Вильму доверять людям. Вильма могла положиться на своих близких друзей, но не слишком верила остальным.

Свернув с шоссе к аэропорту, Мэйвити медленно проехала мимо стеклянных дверей небольшого терминала, но ставить машину перед ним не решилась. Тут выпишут штраф в тот же миг, как закончатся отведенные пятнадцать минут; можно подумать, девушка-контролер поджидает в засаде прямо за углом, норовя во что бы то ни стало выполнить свою норму. Проехав вниз по склону немного дальше, она добралась до кратковременной стоянки, заперла машину и бодрым маршем отправилась назад по крутому склону.

Она толкнула стеклянную дверь и вошла — маленькая сухонькая фигурка в белой униформе, прямая как струна, с блика ми утреннего солнца на седых кудряшках. Может, Мэйвити и выглядела немного растрепанной, но она была в лучшей форме, чем многие женщины вполовину моложе нее. Преодолев крутой подъем, она даже не запыхалась. И ей не нужно было платить за занятия на дорогих тренажерах — наоборот, это ей платили деньги за физзарядку, которую она выполняла прямо на рабочем месте, подметая, оттирая и наводя блеск.

Грили был похож на нее — худощавый и подтянутый, как тренированная гончая. А Дора оказалась совсем иной, телосложением она пошла в мать. Пышная, говорил Грили. К счастью, отцовский крутой нрав она тоже не унаследовала.

Местный аэропорт был маленьким, поэтому большинство рейсов приходилось на местные авиакомпании. Впрочем, взлетно-посадочная полоса могла бы принять и «Боинг-737», если бы кто-нибудь решил организовать отсюда прямую линию, но ни кто этого не делал.

Пройдя через вестибюль к воротам зоны прилета, она увидела, что все три застекленных зала ожидания пусты. Слева от нее, за стойкой «Дельты», стоял одинокий клерк; он, не мигая, смотрел в пустоту и, похоже, спал.

Справа от нее, в более просторном главном зале ожидания, коротали время всего три человека; они расположились на длинном ряду кресел, обтянутых потрескавшейся кожей. Двое мужчин, обмякнув, дремали: возможно, дорога отняла у них всю ночь, или они всю ночь прождали здесь, съежившись на потертых сиденьях. Третьего мужчину из-за колонны было почти не видно, только ноги. Судя по его расслабленной позе, он тоже спал.

Она было подумала о чашечке кофе, но, сверив свои часы с теми, что висели в аэропорту, отказалась от этой затеи: времени оставалось немного, к тому же кофе здесь был дорогим и не стоил ни подъема по лестнице, ни требуемых за него полутора баксов. У Вильмы кофе лучше. Кроме того, за завтраком она наелась под завязку и для еще одной чашки кофе просто не было места.

Устроившись в середине ряда соединенных друг с другом кресел так, чтобы увидеть прилетающий самолет, она постаралась найти местечко подальше от переполненных пепельниц, откуда разило мерзким запахом окурков. После недели с курившим прямо в доме Грили она не переносила даже вида сигарет. Мало было запаха от кота, так еще и табак, и в результате ее дом вонял, как дешевая забегаловка.

Она, конечно, могла бы повесить в гостиной одну из табличек типа «Спасибо, что не курите». Но Грили не обратит на это никакого внимания. А попытайся она выставить его курить на улицу, так он закатил бы настоящий скандал. Наверное, чтобы избавиться от табачной и кошачьей вони, придется просто сжечь дом до основания.

В любом другом месте, кроме Молена-Пойнт, домик Мэйвити сочли бы просто лачугой — размером чуть больше трейлера, с плоской крышей и обшитыми вагонкой стенами, в типичном для Калифорнии стиле. Но в оживленном приморском городке он представлял собой немалую ценность. Конечно, думала Мэйвити, это все из-за высоких цен на землю. Прибрежные участки стоили особенно дорого, хотя залив в этих местах был грязным и вонючим.

Глядя на карту Молена-Пойнт, можно было подумать, что ее дом выходит на широкий песчаный пляж. На самом деле ее участок представлял собой клочок земли на заболоченной полоске между заливом и рекой. Конечно, песок там тоже кое-где попадался в виде — отдельных заплаток, к тому же густо поросших осокой. Болото время от времени затоплялось. Все дома вдоль берега приходилось строить на сваях, а в плохую погоду нужно было держать под рукой тазы и ведра. Нижняя часть дома была покрыта пятнами какой-то черноватой слизи, и как ни смывала, как ни терла их Мэйвити, они только становились темнее.

Она не задумывалась о цене своей недвижимости, пока Винтроп Джерген не указал ей, какой дорогой может быть эта земля. Он объяснил, сколько денег можно было бы получить, заложив ее, в том случае, если Мэйвити надумает более активно делать инвестиции. Но при мысли о закладе ее одолевали сомнения. Она боялась того, что может случиться, хотя наверняка не случилось бы ничего.

Мэйвити очень любила вид, который открывался с ее крыльца; она любила и это болото, и морских птиц — крачек, чаек, пеликанов. Земля чуть выше ее дома — там, где вдоль дороги через долину располагались дорогие дома, где возвышалась на холме старая испанская миссия, — была ценной собственностью. Мэйвити любила перезвон колоколов, созывающих людей к воскресной службе.

Дора утверждала, что эти колокола мешают ей спать. Невелика беда — южане все равно рано встают, чтобы пойти в церковь. Они всегда спешили к мессе, хотя и не были католиками. Ральф говорил, что душе полезно некоторое разнообразие.

Громкоговоритель прокашлялся и хрипло объявил о прибытии рейса из Лос-Анджелеса. Мэйвити поднялась, прошла в зал №3 и остановилась у окна. И взлетно-посадочная полоса, и небо по-прежнему были пусты.

Она уже давно не видела Дору и Ральфа, хотя в последнее время они не раз подолгу разговаривали по телефону. Теперь, когда Грили подумывал о возвращении в Калифорнию, она предполагала, что и Слудеры могли бы решиться переехать сюда, на побережье; можно было обосноваться и подальше от берега, где земля стоила дешевле. Мэйвити полагала, что после ужасного финансового краха, который постиг Дору и Ральфа в прошлом году, у них было туговато с деньгами. Единственной же причиной, почему она могла позволить себе жить здесь, было то, что они с Лу купили свой домик почти сорок лет назад, когда цены на участки у болота были ничтожными. Тогда этот дом, называвшийся рыбацкой хижиной, обошелся им всего в пару тысяч.

Она похоронила Лу на городском кладбище Молена-Пойнт в апреле тринадцать лет назад. Приходилось признаться, пусть даже только самой себе, что ей действительно было одиноко — одиноко и иногда страшно.

Что ж, возможно, не ей одной было одиноко. Прежде чем Ральф заказал билеты на самолет, Дора четыре раза в неделю звонила ей, и это были долгие разговоры, словно и сама Дора нуждалась в родных. Племянница удивила ее, решив направиться в эти края; в то время еще не было известно, приедет ли Грили. Обычно он сам назначал даты встреч, причем задолго до на меченного срока, подгадывая, когда он будет свободен от работы.

Маленький двухмоторный самолет внезапно яркой точкой появился в голубом небе. Прижавшись к стеклу, Мэйвити наблюдала, как самолет садится, как он катится, приближаясь, по рулевой дорожке, как дрожит воздух, отбрасываемый турбинами, как самолет поворачивает и подъезжает к зданию терминала. Она смотрела, как двое мужчин толкают металлический трап на колесиках к двери самолета, как к борту подъезжает багажная тележка; она все стояла и ждала. Салона первого класса в таких самолетах нет, так что Дора и Ральф вполне могли появиться первыми.

Ожидая родных, она не заметила, что худощавый узколицый мужчина за колонной передвинулся, чтобы лучше видеть самолет. У него было бледное, словно восковое лицо, русые волосы, собранные в хвост, и светло-карие глаза; коричневые вельветовые штаны и того же цвета рубашка-поло были сильно помяты, а башмаки из кожзаменителя надеты прямо на голые ноги.

Наполовину скрытый колонной Трои Хоук следил за Мэйвити с самого ее приезда в аэропорт, и сейчас, наблюдая за высадкой пассажиров, он улыбнулся, когда Дора и Ральф грузно спустились по металлическим ступеням и направились по бетонке к зданию. На футболке Доры красовался огромный розовый персик, над которым значилось: «Персик из Джорджии», а надпись на футболке Ральфа сообщала всему миру, что ее обладатель — фанат «Бульдогов Джорджии». Когда они во шли в застекленный зал, Хоук снова отгородился газетой. Эти здоровяки радостно ворвались в зал и едва не задушили в объятиях щупленькую Мэйвити. Он продолжал держать перед собой развернутую газету, когда все трое подошли к ленте транспортера и остановились в ожидании своего багажа, продолжая оживленно переговариваться. Хоук явился в аэропорт на сорок пять минут раньше Мэйвити. Оставив машину на долговременной стоянке, он некоторое время околачивался в сувенирной лавке, почитывая иллюстрированные журналы, пока не увидел, как старенький «Фольксваген» проехал мимо главного входа в терминал и направился к парковке. Хоук проследил, как она поднялась на холм такой знакомой — быстрой и решительной — походкой и прошла в стеклянную дверь, чтобы изучить надписи на табло.

Багаж еще не разгрузили — двое носильщиков перебрасывали его из багажной тележки на транспортер. Слудерам потребовалось некоторое время, чтобы отыскать свои чемоданы, которых мало-помалу набралась целая гора. Хоук наблюдал, как Мэйвити и пара толстяков поволокли весь этот груз через вестибюль к главному выходу, где Дора и Ральф остались караулить свои пожитки, а Мэйвити отправилась за машиной, чтобы подогнать ее к погрузочной зоне. Он изрядно позабавился, наблюдая за их стараниями разместить все эти баулы в салоне и багажнике. Они трижды все перекладывали, прежде чем смогли наконец закрыть двери. Дора уселась впереди, взгромоздив на колени громадный тюк. Ральф на заднем сиденье оказался погребен под тремя чемоданами. И только когда он увидел, как «Фольксваген» отъехал и направился к шоссе, узколицый покинул терминал, не торопясь, пошел к своей машине и двинулся в сторону Молена-Пойнт.

Автомобильчик Мэйвити был так перегружен, что ей казалось, сплющенные пружины уже никогда не распрямятся, а отъезжая от терминала, она была уверена, что глушитель волочится по бетонке. Отправляясь в аэропорт, она вытащила из машины всю свою хозяйственную амуницию — ведра, щетки, швабры, пару современных пылесосов и старый вертикальный «Гувер», а также коробку с моющими растворами, пластиковыми скребками для окон и тряпками — и оставила под гаражным навесом, надеясь, что кот все это не описает.

Дора сидела рядом, вдавленная в сиденье здоровенным тюком в холщовом мешке. Сверху на нем покоилась еще и подушка, с которой Дора никогда не расставалась, утверждая, что ни на чем другом спать не может. Доступ к коробке передач преграждало тесно прижатое к ней бедро Доры, а ее рука лежала на рычаге переключения скоростей — судя по всему, по шоссе им придется тащиться исключительно малым ходом.

— А где Грили? — спросил Ральф, оглядывая салон, словно ждал, что его тесть вот-вот материализуется, выглянув из-под какого-нибудь чемодана.

— Он очень хотел вас увидеть, — сказала Мэйвити. — Жаль, что в машине мало места.

— Долго еще до дома? — нервно поинтересовалась Дора. — Мне нужно было зайти в туалет.

— Десять минут, — соврала Мэйвити, сократив время вдвое. — Ты вспомни, уже совсем немного. Можешь потерпеть.

— Есть тут поблизости «Бургер Кинг» или «Макдоналдс»? Мы могли бы там сбегать.

Мэйвити покорно свернула с автострады на боковую дорожку и терпеливо дожидалась, пока племянница сходит в «Макдоналдс». Вернувшись, Дора принесла белый бумажный пакет, который был украшен фирменной эмблемой — золотыми арками — и пах гамбургерами и луком. Втиснувшись на прежнее место, она передала Ральфу двойной гамбургер в промокшей от горчицы бумаге, а сама зажала между коленями громадный бумажный стакан.

Снова выбравшись на шоссе, Мэйвити порадовалась, что по случаю воскресенья движение на автостраде не слишком оживленное. Она чувствовала себя сардинкой в консервной банке и старалась сосредоточиться на влетавшем в окошко прохладном ветре, наполненном ароматами сосен и океана. Дорога свернула к Молена-Пойнт, и впереди раскинулся широкий океанский простор, сиявший солнечными бликами. Эта картина не много подняла ей настроение, и она почти забыла о тесноте в машине. Но когда автомобиль съехал с автострады и оказался в черте города, Дора сказала:

— Мне страшно хочется посмотреть, где ты работаешь, — на тот дом, где идет ремонт. Мы не могли бы туда заехать? — Доре всегда было интересно все, что связано с жильем.

— Мы можем вернуться, — сказала Мэйвити. — После того как выгрузим вещи. Или все вчетвером съездим туда сегодня вечером после ужина.

Мэйвити поняла, что если в ближайшее время не выберется из переполненной машины, у нее начнется приступ нервной дрожи, а после этого она всегда чувствовала себя совершенно раз битой.

Дора скривила разочарованную гримасу.

— А как насчет завтра утром? — поспешно сказала Мэйвити. — Вы с Ральфом и Грили могли бы подбросить меня на работу и заодно посмотреть на этот дом — хотя там пока только груды пиломатериалов и стеновых панелей. А потом вы можете взять машину на целый день, найти хорошее местечко для ланча и заехать за мной к пяти. Как тебе план?

Во время их приездов Мэйвити редко предлагала свою машину, поскольку автомобиль ей требовался для работы, и она знала, что Дора не устоит.

Дора кивнула, хотя разочарование все еще тянуло вниз ее пухлые щеки. Мэйвити надеялась, что ей удастся завтра быстренько показать им дом, чтобы ни у кого не путаться под ногами. Казалось, Дора твердо намерена ознакомиться с ходом строительства, а если Дора что-то вбила себе в голову, то отвлечь ее от этого было невозможно.

Добравшись до дома, они обнаружили Грили на кухне, он жарил курицу. Он налил дочери и зятю выпить, и вся троица расположилась в легких креслах на лужайке, глядя на залив, болтая и подшучивая друг над другом; они оставались там, пока Дора с Ральфом не почувствовали голод.

За ужином Дора не вспоминала о своем желании посмотреть дом, но в понедельник утром они с Ральфом поднялись пораньше и принялись собираться, то и дело натыкаясь на Мэйвити, которая пыталась умыться и одеться.

Оказавшись на месте, они настояли на том, чтобы заглянуть в каждую комнату, отвлекли от работы обоих плотников, поболтали с Перл Энн и Чарли, которые старательно крепили на стену лист гипсокартона, — одним словом, ухитрились затормозить всю работу, и неизвестно, когда бы это кончилось, если бы Перл Энн, открывая банку растворителя, случайно не плеснула немного на Дору. Пришлось ей вместе с Ральфом отправиться к машине, чтобы переодеться.

Мэйвити удивилась, что Дора, казалось, избегала открытого пространства патио, стараясь не выходить за пределы крытой дорожки, или держалась внутри помещения, часто поглядывая из окна наружу. Казалось, она не хочет, чтобы ее увидели, хотя других жильцов, кроме мистера Джергена, в доме не было, а в его окнах свет не горел — возможно, и его самого тоже не было дома. Может быть, у Доры появился интерес к ландшафтному проектированию, вот она и выглядывала то и дело во двор? Наверное, здесь когда-то росли и садовые растения, и кусты, а теперь, должно быть, патио напоминало Доре сухую прошлогоднюю стернь.

Но несмотря на все Дорины странности, все-таки хорошо, что она смогла отвлечься от своих неприятностей — Слудеры сейчас переживали не лучшие времена. Мэйвити полагала, что стоит быть немного снисходительнее к раздражающим манерам племянницы.