- Дай!
      Я бросил ему деньги. Он высыпал сумку на пол и поджег бумажки.
      - Зачем? - вяло поинтересовался я.
      - Они злые.
      Я ничего не сказал. Подобрал пистолет, выбросил пустую обойму, проверил ствол и, только убедившись, что он разряжен, сунул его за пояс. Потом то же самое проделал ещё с одним валявшимся на полу пистолетом.
      - Ты чего это? - немного испугано спросил Манхэттен.
      - Пойду в казаков-разбойников играть. Укокошу кого-нибудь понарошку...
      - А тебя... - Манхэттен осекся.
      Он молча нашел себе пару пистолетов и встал рядом со мной.
      - Я тоже пойду... сыграю.
      - Пойдем, - согласился я.
      Не мог я отказать другу детства.
      - Эй! Мы выходим!
      Нам ответили:
      - По одному и с поднятыми руками!
      - Черта с два, - тихо ответил Манхэттен.
      Мы обнялись и вышли за порог. Нас встретила настороженная цепь, ощетинившимися стволами.
      - Руки поднимите!
      - Ага! - почти радостно закричал Манхэттен. - Щас!
      - Давай! - скомандовал я.
      Мы выхватили наши разряженные пистолеты и, выбросив обе руки вперед, закричали:
      - Бах! бах! бах!..
      И тут же загремели очереди...
      Я лежал на земле, кровь толчками вытекала из груди. Я слышал свое свистящее дыхание. Жизнь покидала меня. Кто-то подбежал, что-то спрашивал, тормошил, я ничего не чувствовал. Боли не было. Я думал, что будет больно. Я куда-то проваливался, опять выныривал и опять проваливался. Когда я очнулся в последний раз, меня укладывали на носилки. Я хотел сказать, что не надо. Мне стало больно. Но тут я увидел Манхэттена. Он был весь в крови и что-то искал кровавыми пальцами в брюках. Когда к нему подошел кто-то из молоденьких милиционеров, Алик протянул ему в окровавленной руке какую-то бумажку.
      Милиционер машинально взял её, брезгливо развернул. Это были двадцать долларов.
      - Зачем? - спросил мент. - Зачем это?
      - Купи себе Манхэттен... - прошептал Алик мертвеющими губами...