Я выскочил на задний двор, побежал к обрыву, лег на живот и свесился вниз. К стоящей на краю сосне была привязана простыня, связанная узлом с одеялом. Я посветил вниз, но фонарик оказался слишком слабым, я ничего не мог рассмотреть, даже когда рядом со мной шлепнулся Мишаня и тоже принялся светить фонариком, стараясь попасть со мной в одну точку. Я решил спускаться по простыне, но меня остановила, буквально повиснув на рукаве, Нина.
      - Куда ты? Не пущу! Он мог оружие забрать! Он убьет тебя! Сергея уже убил и тебя убьет!!
      Семен побежал в дом и вернулся с мощным фонарем-прожектором, пошарили им по воде и увидели...
      Он лежал на страшных обломках, лицом вниз, тело его было в нескольких местах пробито штырями арматуры, по белой рубахе расползались кровавые пятна. Жестоко и страшно убив Серегу, он и сам погиб страшной смертью. Мы посчитали бессмысленным спускаться вниз ночью, тем более все и так совершенно ясно. Шеф пытался спуститься по связанным простыням и сорвался. Остаться после этого в живых у него не оставалось никаких шансов.
      Удрученные, потрясенные возвращались мы в дом. До утра никто не сомкнул глаз. Мы обмыли Серегу, переодели в чистое. Но нас поразил ровный, тонкий и в то же время очень глубокий, чуть не до позвоночника разрез на горле. Что это за оружие и откуда шеф мог его взять? Мы же его обыскивали. И тут я вспомнил на столике в подвале банку растворимого кофе.
      - Вот чем его убили! - сказал я вслух, показывая всем банку кофе.
      - Что, банкой? - ошарашенно спросил Семен.
      - Нет, - парировал я. - Банка целая. Серега, видно, пожалел шефа, принес ему банку кофе и чайник с кипятком. А шеф...
      Я принес новую банку, снял пластмассовую крышки, взялся за кольцо и легко оторвал защитную жестянку. В руке у меня оказался круглый, острый, как бритва, диск. Я огляделся, схватил старую газету, сложил несколько раз и с силой провел по ней жестяным колесиком. Газета развалилась на две ровные части, мне не понадобилось особых усилий. Итак, орудие убийства мы обнаружили, но легче от этого никому не стало. Мы сидели тихие и подавленные.
      - Что же теперь будет? - спросил заплаканная Нина. - Нам нужно найти мою сестру. Здесь что-то не так. Они её заставили, запугали!
      - Как мы найдем-то ее? Где? Позвоним Володе и спросим адрес? Он нас просто не поймет.
      - Как мы не догадались спросить у мужа. Припугнув как следует, мы бы заставили его все рассказать...
      - Он и так был напуган донельзя. Куда его еще-то запугивать?
      - Ага, напуган, - мрачно возразил Семен. - Так напуган, что хладнокровно перерезал горло Сереге.
      - И побежал не в сторону дороги, а к обрыву, и полез вниз в темноте, специально чтобы свернуть себе шею! - разозлился я. - И на что он, по-твоему, надеялся? Непонятно.
      - Там, внизу, есть возможность пройти вдоль берега, - тихо сказала Нина.
      - Это ночью-то? Что-то сомнительно. Впрочем, в таком состоянии он вряд ли сохранил способность рассуждать здраво.
      - Ладно, - махнул рукой Семен. - Это все разговоры в пользу бедных. И вообще пора кончать этот балаган. Никакие деньги не стоят наших жизней.
      - Но ваши жизни могут стоить таких денег, - возразил Мишаня. - Ты себя не кори за Серегу. Ты бы так же пошел, как и он, если бы мне или ему понадобилась помощь. И речь сегодня идет не только о твоей жизни, или его, или Абрикосова, но и о жизни Нины, и о твоей жене, детях.
      Это, конечно, сильный аргумент. Мы устало умолкли. И тут за окном громыхнуло. Потом ещё и ещё раз. Пошел сильный дождь, настоящий ливень, и не просто пошел, а рухнул вертикальной стеной, молнии старались расколоть землю. Казалось, даже природа ополчилась против нас. Видно, Госпожа Удача перешла в другую команду.
      К утру настроение у нас окончательно испортилось. Сумасшедший ливень никак не переставал, а, наоборот, даже усиливался. Тратить время на бесплодные ожидания становилось рискованным, и мы решили, что переносить операцию нельзя ни с коем случае, банковские служащие могли запаниковать и поставить в известность органы, и тогда все наше мероприятие превратится в сплошной кошмар.
      В Москву поехали Нина и Семен. Им предстояло забрать паспорта у Шпильмана, после этого Нина возвращалась сюда на электричке, а Семен звонил в банк и начинал игру. Он с помощью рации поведет машину с выкупом до съезда с кольцевой дороги, дальше перехватываем её мы с Мишаней, а Семен останется на дороге, чтобы в случае чего как можно дольше задержать преследователей, если все-таки сюда подключится милиция.
      Мы с Мишаней вступаем в переговоры с сопровождающими выкуп охранниками и, выбрав момент, ослепляем их специальной гранатой, чтобы обезоружить и взять деньги.
      После этого, если все получалось, в чем полной уверенности мы не испытывали, мы отзывали Семена, и он возвращался на дачу. Нина оказывает первую помощь, если окажутся раненые, затем мы быстренько сматывались.
      Мы проводили Нину и Семена, и потянулись часы томительного ожидания, ни с чем не сравнимые по степени мучительности.
      Нина приехала через четыре часа, до невообразимости заляпанная глиной и промокшая. Она привезла паспорта и сказала, что договорилась насчет Сереги на кладбище.
      - Зяма ничего не передавал? - спросил я.
      - Кто? - не поняла Нина.
      - Ну, Шпильман.
      - А он должен был что-то передать, кроме паспортов?
      - Нет, но, возможно, что-нибудь на словах? Вспомни!
      - Да вроде бы ничего особенного. Сказал, что за деньги не волнуется, что доверяет и все прочее.
      - И больше ничего?
      - Кажется, ничего. Хотя нет, ещё сказал, чтобы я передала Абрикосову, что работа Шпильмана стоит денег, чтобы ты не сомневался.
      - Именно так и сказал?
      - Ну, близко к тексту.
      - Ладно. Спасибо, Нина. Ты оставайся здесь, сохни, вскипяти горячей воды, шприцы на всякий случай и упакуй вещи.
      - Да вы же все собрали.
      - Ты свои собери, чтобы все было готово к отъезду.
      Она подошла ко мне. Не обращая внимания на Мишаню и на мое смущение, крепко обняла и сказала, глядя в глаза:
      - Это прозвучит банально, но тем не менее ты береги себя, ладно? Мне без тебя будет очень плохо. Я останусь совсем одна на этой огромной, пустой земле. Ты просто обязан вернуться. Понял?
      И она поцеловала меня. Потом подошла к Мишане.
      - Наклонитесь ко мне, Михаил. Я хочу поцеловать вас. Может, это хоть немного охранит вас от беды.
      Мишаня наклонился неуклюже, Нина чмокнула его в лоб, потом в щеку. Мишаня вконец засмущался, закашлял.
      Мы вышли под дождь, бегом до машины - и поехали к завершению, как мы надеялись, нашей эпопеи. Я поддел под рубашку пуленепробиваемый жилет, а на Мишаню жилеты не налезали. Он даже расстроился:
      - Что же у нас на малорослых жилеты только делают! Это же для спецназа, там же все силачи и великаны сплошные.
      Мы приехали намного раньше и ещё раз облазили все кусты вокруг места предполагаемого обмена денег на заложника, валявшегося в этот момент на жутких осколках под обрывом, омываемый волнами озера. Но мы старались не думать об этом, грустных мыслей нам и без того хватало.
      Мы сидели в машине, молчали, думали каждый о своем и ждали, когда зазвучит в потрескивающем эфире голос Семена.
      Тем временем Семен звонил по радиотелефону в банк.
      - Деньги готовы? - спросил он.
      - Готовы, - ответили кратко и четко.
      - Хорошо, выезжайте. В машину садится не более двух человек. Нас при передаче тоже будет двое. На крыше мусорного бака возле арки на выезде со двора банка лежит инструкция и радиотелефон. Дальнейшие разговоры только на выставленной там волне.
      И, не дожидаясь ответа, отключил телефон. Он бросил его на заднее сиденье, а рядом с собой положил коротковолновую рацию. Потом поехал к автозаправке на другом конце улицы, куда прибудут по вложенной в конверт инструкции сопровождающие банка. Семен хотел убедиться, что за ними нет хвоста.
      Он сразу узнал банковскую машину. В ней сидели двое. Того, что за рулем, он не знал, зато второй оказался не кто иной, как Володя, собственной персоной. Он явно жаждал реванша. Это несколько усложнило задачу, поскольку его поведение трудно прогнозировать. Семен велел по рации:
      - Можете не заходить на заправку. Поезжайте до конца улицы, сверните на Рязанский проспект, нажмите кнопку вызова, получите дальнейшие инструкции...
      Так, улица за улицей, он покатал их для начала по Москве, проверяя на предмет слежки, и провел с помощью рации на загородное шоссе, до проселочной дороги, ведущей в нашу сторону. Там уже мы сами "повели" их вслепую, не видя машины. Что самое хреновое, дождик не прекращался ни на минуту, уже начинали сгущаться сумерки.
      Мы стояли на небольшом мостике из шпал, примерно за триста метров перед ним дорога делала петлю и вела в объезд, чтобы через несколько десятков метров вернуться и нырнуть как раз под мостик. Вот тут мы и решили встретить своих оппонентов.
      Они подъезжали. Мы с Мишаней вышли из машины, проверили оружие. В случае перестрелки решили вести по Володе огонь на поражение, а его напарника постараться ранить в ноги. Отдадут деньги без боя - пускай катятся на здоровье. Хотя и жаль отпускать такого подлеца, как Володя, но не стрелять же в него, если он не вытащит оружие.
      На съезде дороги, внизу, дважды мигнули фары. Мишаня мигнул в ответ сверху фонариком и тут же отодвинулся, опасаясь выстрела на свет. Машина остановилась метрах в десяти от мостика, внизу. Хлопнула дверца. Володин голос окликнул:
      - Эй! Где вы там?
      Я подошел к краю дороги, наклонился над пологим откосом.
      - Здесь мы, здесь.
      Володя вытащил из машины свое грузное тело, покрутил головой, за ним вышел второй, с автоматом. Володя подошел поближе к откосу, его партнер остался у машины.
      Я проклинал дождь и ранние сумерки. В темных очках, плотно прилегающих к лицу, я почти ничего не видел, ориентируясь не столько по контурам фигур, сколько по головам.
      - Где деньги? - крикнул я Володе.
      - Здесь деньги, - ответил он.
      - Покажи!
      - Покажи им, - велел Володя напарнику, обернувшись к нему всем корпусом. Тот нырнул, согнувшись, в машину и выпрямился, держа в руках два чемоданчика.
      Я уже спускался по склону и сделал знак Мишане. Тот бросил гранату, я рванул вперед. Раздался сильный хлопок, меня обожгло светом даже через очки. Я увидел, как Володя схватился за глаза, его напарник выронил чемоданы и судорожно хватался за автомат, и тут же услышал грохот выстрелов...
      Я обернулся на Мишаню. Он падал, как в замедленной съемке, в этом слепящем, нереальном свете.
      ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
      По звуку я понял, что стреляют из автомата Калашникова. Огонь вели из кустов, почти в упор. При таком раскладе жилет защищал не больше чем бумага. Я споткнулся, и это спасло мне жизнь. Пули просвистели надо мной. Я скатился вниз и лежа открыл пальбу по кустам. Но оттуда уже не слышалось ни звука, все стихло. Я перекатился на всякий случай в кювет и окликнул Мишаню. Ответа не поступило. Как видно, его настигла-таки пуля.
      От машины тоже никто не отзывался. Я послушал еще, встал и медленно, выставив перед собой автомат, начал приближаться к машине. Стало совсем темно, но фонарик я зажигать не хотел, опасаясь наткнуться на пулю, поэтому споткнулся о Володю. Я наклонился, пощупал пульс. Он был мертвее мертвого. На лице и шее застывала липкая кровь. Он лежал лицом вниз, вывернув набок голову, спина прошита автоматной очередью. Жилет его не спас, да и не мог на таком расстоянии спасти!
      Я пошел в сторону второго. Он еле заметно шевелился и издавал какие-то звуки, я склонился над ним и вдруг ощутил на своей шее чьи-то сильные руки, нажимавшие мне на сонную артерию. И тут я полетел куда-то...
      Улетел я недалеко. Очнулся там же, где упал, лежа в обнимку с напарником Володи, уже не подававшим признаков жизни. А надо мной склонился бледный Мишаня.
      - Ты жив? - обрадовался я.
      - Относительно, - Мишаня, морщась, улыбнулся.
      Тут я заметил большое кровавое пятно у него на плече.
      - Ерунда, - отмахнулся он, заметив мой испуганный взгляд. - Только сознание потерял. А с тобой что?
      - Я-то целехонек.
      - А чего лежал?
      - Меня кто-то вырубил, когда я пытался ребят проверить, - я кивнул на распростертые под дождем трупы.
      - Что с ними?
      - Им уже не поможешь. Погоди! А где чемоданы?!
      Мишаня зажег фонарь, осматриваясь.
      - Выключи, а то шмальнет из кустов...
      - Не шмальнет, - возразил Мишаня. - Если бы в кустах кто сидел до сих пор, давно бы нас в решето превратил. И чего ему рассиживаться, когда он что хотел взял, да и был таков.
      И в самом деле: чемоданы с миллионом долларов исчезли. Что ему оставалось делать в кустах?
      - И что дальше? - спросил Мишаня.
      - Для начала давай перевяжем тебя, а потом подумаем.
      Мы нашли в Володиной машине аптечку, и я, как умел, перевязал Мишаню. Рана оказалась сквозная, неопасная, хотя крови он потерял много. Я попробовал связаться по рации с Семеном, но он находился где-то в мертвой зоне. Или погода мешала эфиру. В микрофоне в ответ на все мои отчаянные вызовы только треск раздавался.
      Мишаня помог мне загрузить в машину тела убитых и поплелся наверх, в нашей машине посидеть, а я, взяв фонарь, полез в кусты, слабо надеясь найти разгадку.
      Чуда не произошло. Пошло прахом все, что мы так тщательно задумали и просчитали, ради чего рисковали жизнями, ради чего погиб Серега. Все полетело в тартарары. Я лазил по мокрым кустам, чертыхаясь и уже ни на что не надеясь, когда наткнулся на валявшиеся на земле чемоданы. Они лежали далеко друг от друга и - увы - пустые. Еще бы! Стал бы тот, кто хладнокровно расстрелял в лесу четверых, бросать миллион долларов. А то, что он оставил чемоданы, говорило о его подготовленности и профессионализме. В чемоданах вполне могли установить датчик, по которому их легко найти.
      Но самое худшее во всем этом, как ни странно, заключалось не в потере денег. Тут обнаруживалось нечто пострашнее. Ведь такую засаду мог устроить только кто-то из нас! Или кто-то, кто находился в сговоре с одним из нас. И никак иначе. Ни Володя, ни любой другой служащий банка не знали заранее места встречи и, следовательно, никого не мог известить. И это был не налет проследивших за машиной людей, а заранее спланированная засада, хорошо подготовленная. При этом, я абсолютно убежден, мы с Мишаней остались живы совершенно случайно.
      Я вышел обратно на дорогу с чемоданами в руках. Попытался ещё раз связаться с Семеном: на этот раз удалось. Семен отозвался взволнованным голосом, он явно беспокоился.
      - Что у тебе с рацией? - спросил я его.
      - Наверное, стоял далеко. Я уже начал нервничать, думал, дай поближе подъеду, и застрял, пришлось машину вытаскивать, еле вылез из лужи. Что у вас?
      - Плохо у нас.
      - А что случилось?! Что-то с Мишаней? Вы ранены?
      - Все в порядке, Мишаня немного ранен. Давай скорей приезжай, здесь все расскажу.
      Я отправил Мишаню на нашей машине на дачу, поскорее обрабатывать рану, а сам остался дожидаться Семена. Тот приехал не так быстро, как я рассчитывал. Он остановил машину, подошел к изрешеченному пулями банковскому автомобилю, присвистнул, заглянул на заднее сиденье, где лежали Володя с водителем, и покачал головой.
      - Кто стрелять начал? - спросил он.
      Вид у Семена был жалкий - по уши заляпан грязью, мокрый, явно немало усилий приложил, вытаскивая свой "жигуль". К тому же он сильно замерз, даже лицо посинело. Я сунул ему фляжку со спиртом:
      - На, глотни. Ты словно выкупался.
      - Попробовал бы сам вытащить в одиночку машину в такую погодку! огрызнулся он. - Думал, все, брошу её сейчас вообще на хрен да к вам пешком пойду. Еще со связью что-то...
      - Погода, видно, - показал я глазами на затянутое мглою небо, откуда щедро сыпались дождь, громы и молнии.
      - А у вас-то что случилось? И где Мишаня?
      Я только горестно махнул рукой и рассказал, что произошло. Семен выслушал внимательно, ничего не сказал, но, видно, расстроился и сник. Наверное, его мучили те же вопросы и сомнения, что и меня. И так же, как я, он не решался высказать их вслух.
      - Что делать? - кивнул он на машину с трупами.
      - Надо пока отогнать подальше, - предложил я. - Могли туда напихать разных датчиков, маячков... Они же, наверное, должны были периодически выходить на связь, с минуты на минуту их начнут искать.
      Я сел за руль банковской машины, Семен поехал в "жигуленке" следом. Потом ведь придется на чем-то мне вернуться.
      Мы отогнали машину по проселкам, сворачивая и петляя, пока не забрались так далеко, что еле-еле потом нашли обратную дорогу. Машину с трупами загнали в кустарник, густо раскинувшийся недалеко от заброшенной деревни, возле совсем заросшей травой старой дороги. Если в машине нет маячков, то найдут её не раньше чем через два-три дня. Мы закидали её сверху наломанными тут же ветками, полюбовались на свою работу и остались довольны.
      До самой дачи ехали молча, ни один не решился заговорить. По дороге мы едва не заплутали, долго выбирались и наконец почти уже под утро добрались до дому.
      Мы припарковали грязную, забрызганную до самой крыши машину, приняли горячий душ, переоделись, и когда спустились вниз, нас уже ждал накрытый стол, за которым сидели Мишаня, бледный, как полотно, с перевязанным плечом, без рубахи, и Нина. Она сразу налила нам горячего супа.
      Мишаня разлил по стаканам водку. Мы выпили молча и налегли на еду. Спиртное и горячий суп разогнали кровь, согрели изнутри. Но никто так и не заговорил. Ну хорошо, надо же кому-то сказать вслух о том, что не давало нам покоя. И сказал я.
      - Мы сейчас об одном думаем. Что среди нас есть один, который играет в свои личные игры. И мы все это предполагаем. Никто ведь не знал о месте передачи денег...
      - Но никто и в засаде не мог оказаться, - возразил Мишаня.
      - Мог, - сухо возразил Семен. - Или я, или Нина. Ты ведь именно это хотел сказать, а?
      Он поднял на меня взгляд. Я пожал плечами.
      - Это не я, это ты сам сказал.
      - Я сказал то, о чем ты подумал. Конечно, ты не подозреваешь Нину. Ее ты сразу исключил, а?
      - Никого я не подозреваю и никого не исключал! - рассердился я.
      - А вы не допускаете, что есть ещё кто-то? - спросил вдруг Мишаня.
      Мы уставились на него вопросительно.
      - Чего вы на меня-то смотрите? Может, кто-то как раз и надеется, что мы вцепимся друг другу в глотки и порвем один другого.
      - Объясни! - потребовал Семен. - Я что-то недопонял.
      - И объясню. Мы сразу бросились искать виновных среди нас. А ведь могло случится и так, что кто-то чисто случайно поставил в известность неведомого нам напарника или просто знакомого. А мог и Володя взять с собой третьего, который незаметно выбрался из машины и под шумок пострелял всех. Вернее, думал, что всех... А так что мы можем доказать-то, кивая друг на друга.
      - Доказать ничего не можем, - угрюмо согласился Семен. - А дальше-то что делать, по-вашему, а?
      - А вот что! - резко сказал я. - Если мы начнем сейчас искать виноватых и предателей, это может кончится стрельбой. Но кто от этой самой стрельбы пострадает - виноватый или правый, - это большой вопрос.
      - И что ты предлагаешь?
      - А я предлагаю вот что. Если мы просто разойдемся и забудем обо всем, это будет несправедливо. Мы остались без денег... По крайней мере большинство из нас, насколько я понимаю... Так вот. Если мы не заплатим за паспорта, их можно просто-напросто выкинуть. Зяма не простит никому и зря рисковать не станет, сообщит куда надо, и дело с концом. Значит, придется добывать деньги. И добывать всем вместе. Но по-другому.
      - Ты о чем? - изумился Мишаня.
      - Это он все о броневике. Ты что, забыл? - криво усмехнулся Семен.
      - С ума спятил!! Да там теперь такие меры предосторожности примут, ты и близко не подойдешь!
      - Подойдем. Нам другого не остается. Мы в ловушке. Теперь на нас ещё и Володя с напарником повисли мертвые.
      - И как ты собираешься это сделать?
      - Не я собираюсь, дорогой ты мой, а мы собираемся. МЫ!
      - Хорошо, - примирительно поднял ладонь Семен. - Мы собираемся. Но как, просвети нас, пожалуйста.
      - Да так же, как сначала планировали. Только в другом месте. Я съезжу и узнаю, где. Вы все должны оставаться вместе, в одной комнате. Все средства связи собрать и запереть. Понял, Семен?
      - Ну да, конечно! - язвительно усмехнулся Мишаня, поднимаясь из-за стола. - Мы, значит, тут взаперти, а он, понимаешь, в Москву! А если не в Москву он? Если он раздумает по дороге да и махнет с чемоданчиком денег в другую сторону?
      - Не поедет он в другую сторону, Мишаня, - твердо сказал Семен. - Я ручаюсь за него. Этого тебе достаточно?
      - Этого, Семен, мне достаточно, - сник Мишаня, потеряв весь свой боевой пыл.
      - Поезжай, - хмуро сказал Семен. - Ты прав. К сожалению, другого выхода у нас нет. Без денег мы погибли. Это теперь только вопрос времени. И тот, кто взял этот проклятый миллион, либо вернет его, либо пойдет вместе с нами на смертельный риск.
      Мне не понравилось, как он при этом посмотрел на Нину. Но я не имел права даже одернуть его. Мы все сейчас оказались в одинаковом положении.
      Не прощаясь, я встал из-за стола, накинул куртку и вышел под непрекращающийся дождь. На улице было скверно, на душе тоже.
      Дождь шлепал за мной по пятам до самой Москвы. Почти на въезде в город мне пришлось сильно поволноваться, когда меня тормознули без видимой причины на посту ГАИ. Но подошедший сержант взглянул на мои документы мельком и вежливо предложил вымыть машину, прежде чем въехать в город. Я с облегчением вздохнул, поскольку под сиденьем у меня лежал автомат, съехал с дороги к небольшому пруду, где и выполнил совет постового.
      И в городе дождик плелся за мной, как приставучая дворняжка, то затихая, то начинаясь с новой силой. Я довольно быстро навел все нужные справки, заодно удалось выяснить, что пока по поводу похищения человека и пропажи денег, посланных на выкуп, сведений в милиции не поступало. Значит, банк чего-то выжидал или вел собственное расследование.
      Это давало какие-то шансы на успех, пусть и небольшие сравнительно. Если, конечно, не запущена информация по внутренним банковским каналам. Тогда службы банков работают в режиме номер один, и мы практически обречены на неудачу. Слишком мало у нас сил. И слишком серьезные обвинения нависали над нами, чтобы затевать ещё одну перестрелку.
      У меня что-то стало муторно на сердце, и я поехал к Зяме, тем более у меня к нему имелось дело.
      Подъехав к его подъезду, я поднял голову. На подоконнике у него ничего не стояло. Значит, там гости. Он всегда что-то ставил на окно, когда один дома оставался, и снимал, если кто-то приходил. Но я торопился и решил все равно зайти, не дожидаться.
      Я поднялся и позвонил. Но во всей этой несуразно огромной квартире, объединенной из четырех, никто не отзывался. Я удивился. Зяма никогда не ошибался с условным знаком. Я долго трезвонил, с тем же результатом. Топтался-топтался у дверей, наконец отыскал в подъезде кусок проволоки, открыл нехитрый замок. Я всегда удивлялся беспечности Зямы. У него водились какие-никакие денежки, и об этом знали чуть не все в Москве, а он запирал двери на дешевые замки и отпирал, никогда не спрашивая "кто там".
      Я осторожно вошел в прихожую. В квартире стояла нехорошая тишина.
      Я старый опер, и по спине у меня побежали мурашки. Мне хорошо известно, что может означать такая тишина. И, к своему ужасу, я не ошибся. В одной из дальних комнат на шатком стуле сидел, свесив голову на грудь, старенький Зяма. Его чистая белая рубаха была разорвана, на груди виднелись следы ожогов, порезы. Руки связаны за спиной. На лице кровоподтеки. Очевидно, сильно его били, пытаясь что-то узнать. Судя по разгрому в комнате, не узнали, и пришлось им искать самим. А с правой стороны шеи старого Зямы торчал широкий нож, безжалостно вогнутый по самую рукоять.
      Я осторожно обошел тело, стараясь ни к чему не прикасаться. Аккуратно переступая через разбросанные в ярости предметы, я подошел к этажерке, отодвинул её в сторону, присел на корточки и ножом подцепил паркет. Тут же поднялась целая плитка, открыв небольшое отверстие. Я запустил туда руку, пошарил и вытащил пакет, аккуратно перевязанный и довольно емкий. Под шнурок, стягивающий этот пакет, было подсунуто письмо. Я подошел к окну и сел на табуретку читать письмо, может быть, самое последнее в жизни старого еврея Зямы, который имел четверых детей в заграницах и которого все четверо звали туда жить. Да он и сам мог уехать, слава Богу, было на что спокойно стареть и растить внуков. Но он остался на своей не всегда любившей его родине, не на исторической, а на той, где родился. Остался для того, чтобы помогать попадавшим в беду странным, взбалмошным, шальным русским и без которых очень скучал бы в уютных заграницах.
      Почему-то я вспомнил и Серегу, лежащего на леднике. Мишаня рассказал мне, что Серега распродал все свое имущество, даже квартиру, пытаясь спасти израненного в Афгане друга. Друг все-таки умер, а Серега с тех пор перебивался Бог знает где, пока ему не позволили жить в котельной, где он и работал.
      Мы просто обязаны остаться живыми! За это заплатили уже своими неповторимыми и единственными жизнями Серега и Зиновий Шпильман, о котором забывали, когда все было в порядке, и вспоминали, когда требовалась помощь.
      Сидел я недолго. Встал, подошел к серванту, где стояла начатая бутылка коньяка - слабость Зямы, налил, поглядел на свет и выпил. Потом набрал номер по телефону и сказал:
      - Дежурный? Труп мужчины пожилого возраста, следы насилия, смерть наступила около суток назад. Кто говорит? - на мгновение я задумался, потом произнес: - Прохожий.
      И повесил трубку. Я знал, что поверят и приедут. Не мог я оставить его так, одного, в пустой огромной квартире, привязанного к стулу. Я дождался в машине в конце переулка, пока не прибыла оперативная машина, потом отправился по своим делам.
      Дождь, словно отплакав по Сереге и Зяме, внезапно прекратился. Я вызвал по рации дачу. Голос Семена ответил сразу.
      - Приезжайте, - резко сказал я. - Жду вас через два часа на том месте, где встречали Нину. Со всем снаряжением. Через три часа операция.
      - Ты с ума сошел? А как же приготовиться?
      - Мы давно уже все обсудили. Собраться и приехать как раз два часа. Ну, два десять, два пятнадцать.
      - И где ты наметил операцию?
      - А это уж, извини, скажу на месте, не раньше.
      - Хорошо, - после долгого размышления отозвался Семен. - Мы выезжаем. Прибудем вовремя, если машина не подведет.
      - Не должна подвести, - жестко сказал я. - Не имеет права.
      - Очень её интересует твое мнение, - буркнул Семен.
      - Зато тебя интересует судьба твоей жены и детей. Поэтому я на тебя надеюсь.
      - Я постараюсь, - отозвался он уже более собранно и решительно.
      Я выключил рацию и поехал к своему дому. Я понимал, никак мне нельзя там показываться, но мне позарез нужно было домой. Просто очень. И я рискнул. Бог меня миловал. Засады не оказалось, хотя на квартире явно побывали. Но все необходимое осталось на своих местах.
      ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
      Мои "соучастники" прибыли вовремя. Через два часа пять минут. У нас осталось достаточно времени, чтобы ещё раз все обговорить. Мы выехали на двух машинах. Я - впереди, показывал дорогу. На развилке Каширского и Варшавского шоссе я посигналил, останавливаясь на обочине. Подозвал к себе Семена, сказал, чтобы они пока подождали меня, а сам свернул на Каширское, проехал мимо одного двора и заглянул.
      Броневик грузили под присмотром охранников в синей форме, вооруженных автоматами. Охранников двое. Водитель в кабине. Мешки носили ребята из охраны банка, с пистолетами на боку. Вели все себя спокойно, как люди, привыкшие делать повседневную работу.
      Вернувшись, я оставил машину на другой стороне шоссе, перебежал дорогу и, подсев к нашим, велел Семену:
      - Давай прямо, там я скажу, и поскорее, уже грузятся. На обратном пути здесь поменяем машину.
      Семен вышел, немного не доезжая, я сменил его за рулем, высадил Мишаню у самых ворот нужного нам двора. Машину отвел чуть дальше, приказав Нине, как только раздастся первый выстрел, сдать назад и остановиться точно напротив ворот, чтобы мы могли либо отойти под её прикрытием, либо уйти на ней, не теряя драгоценных секунд. Все остальные роли распределили заранее.
      Первым пошел Мишаня. Как самому приметному, ему надлежало отвлечь внимание от нас.
      Начали мы вовремя. Погрузка как раз закончилась, что-то ещё оформляли в сопроводительных документах. Водитель уже потихоньку запустил мотор своей чудовищной черепахи, охрана сидела внутри, снаружи оставался только старший охранник и служащий банка, они разговаривали.
      Мишаня направился к ним не очень трезвой походкой.
      - Мужики! - понизив голос и оглядываясь, спросил он у двинувшегося навстречу ему охранника. - Где тут сортир есть, а? Напился, понимаешь, пивка, а куда слить, ну никак не найду. Прямо сил нет никаких!
      Он мялся, жался, при этом так естественно и с такой простодушной и виноватой физиономией, что видавшие виды охранник и служащий прониклись к нему сочувствием, покровительственно пояснив:
      - Ты, мужик, вообще-то лучше топай отсюда побыстрее, здесь банк, деньги перевозят.
      - Да как топать-то?! - чуть не заплакал Мишаня. - У меня уже в горле плещется! Сейчас через уши польется!
      - Да черт с ним! - проникся служащий. - Пускай бежит в угол двора, там за дерево встанет, не видно будет.
      - Только мухой, мужик, мухой! - подогнал вслед охранник.
      - Я сейчас! Я мигом! - радостно отозвался Мишаня.
      А тут и мы подоспели. Тут уже другое кино началось. Мишаня за шиворот схватил шофера и выбросил из кабины, тот даже за дверцу не успел уцепится. Семен наставил на охранника и служащего автомат, уложил лицом вниз, быстро и ловко разоружил всех троих, включая шофера. Мишаня подскочил к банку, подхватил играючи здоровенную бочку с краской, стоявшую рядом с подъездом и приготовленную, как видно, для ремонта, и подпер ею двери. То же самое он проделал ещё с двумя бочками.