- Нина, ты не могла бы побыть внизу? У нас тут с ребятами должен состояться маленький разговор.
      - Может, я лучше поднимусь наверх? - удивленно вскинула брови Нина.
      - Думаю, нет смысла спорить, - Семен упрямо наклонил вперед голову. Тебе лучше побыть внизу.
      Нина вспыхнула и прикусила губу. Мы с Мишаней удивленно переглянулись. Внизу находились те самые кладовые, в одной из которых раньше сидел её муж, а в другой, дальней, лежал теперь на леднике Серега.
      Мишаня сделал шаг вперед, хотел возразить Семену, но Нина остановила его.
      - Не спорьте, Михаил. Я спущусь вниз. Хотя и сверху я никуда не делась бы, если это тебя беспокоит, Семен, - не удержалась она от последней реплики.
      И, гордо вскинув голову, пошла к лестнице в подвал.
      - Нина! - окликнул я её.
      Нина остановилась и оглянулась.
      - Ты что, с ума сошел! - подскочил я к Семену.
      Тот стоял, сжав губы.
      - Нам надо поговорить, - процедил он. - Мне самому неприятно, и я хотел бы думать, что ошибаюсь, хотя сам я уверен в своей правоте. Долго я вас не задержу. Пускай она побудет там. Если я окажусь не прав, я готов извиниться.
      - Не спорь, Абрикосов, - мягко остановила меня Нина. - Я спущусь... Не стоит сейчас ссориться из-за пустяков.
      И она, не дожидаясь ответа, простучала каблучками по ступеням в подвал.
      - Ты что, с ума сошел? - Мишаня покрутил пальцем у виска. - Нельзя же так обижать человека! Если ты её в чем подозреваешь, мог бы прямо и сказать. Мы все не очень-то вызываем доверие.
      - Я тебя понимаю, Мишаня, - неожиданно довольно мягко остановил его Семен. - Но и ты меня пойми. Она, конечно, тебе, можно сказать, жизнь спасла. Но не могу я в глаза ей говорить! Да, я её подозреваю. Более того, я почти уверен, что это она все устроила. Может, и не все, но... Вот смотрите сами...
      Когда устроили засаду на дороге, постреляли Володю с напарником, хотели же явно и вас убить. Не было в это время с нами только Нины.
      - Тебя тоже не было, - вставил между прочим Мишаня.
      - Я с машиной в луже сидел, не в моих силах все это провернуть. Да и вел я его сами знаете сколько. Как я мог мимо вас проехать в машине да ещё и засаду в кустах устроить, сами подумайте? Потом вспомните, как мы шефа в заложники брали. Кто знал, что пули в пулеметной ленте холостые?
      - Ну, не совсем холостые. Резиновые, - поправил Мишаня.
      - Какая разница? - отмахнулся Семен. - Кто про это знал? Ты, Мишаня, кого-нибудь предупреждал?
      - Да нет, - смущенно пожал он плечами. - Я не подумал тогда. Чего, мол, предупреждать, когда все едино прицельно стрелять не намеревались. Только я резиновыми зарядил не потому, что боялся, как бы она нечаянно по нас не стрельнула, а чтобы отдача поменьше была.
      - Допустим. Но стреляла-то она в нас! Во всех! Хотела как можно больше народа положить. Если бы не резиновые пули, где бы нас всех сейчас искали? И мне, и шефу, и Володе-телохранителю, и Абрикосову - всем бы досталось. Скажите, разве не так?
      - Но ведь все обошлось, - неуверенно возразил Мишаня.
      - Обошлось, - согласился Семен. - Но только потому, что она не подозревала, что в пулемете пули не настоящие. И чего ты молчишь, Мишаня? Я же тебя по Афгану знаю. Ты снайпер-пулеметчик.
      - Ну и что? - буркнул тот.
      - А то! Не мог ты так выставить пулемет, чтобы Нина хотя бы случайно в нас попала. Не мог же?
      - Не мог! - вздохнул Мишаня. - Да чтобы ствол опустить, стопор на сошках пришлось бы специально отворачивать. А завернул я его крепко.
      - Вот видишь, - устало махнул рукой Семен. - И потом, кто нас с Абрикосовым ночью вырубил и деньги унес? Ты, Мишаня, в отключке был после чистки, так или нет?
      Мишаня скромно опустил глаза.
      - Ну, это кто-то и со стороны мог, - возразил я.
      - Как же, конечно! Стал бы кто-нибудь дожидаться, пока ты из дома выйдешь. И откуда человек со стороны узнает, что делают другие в доме? И куда деньги можно унести так быстро? Это уже не два чемоданчика. На себе далеко не упрешь, а машины мы не слышали.
      - Где же тогда деньги? - подскочил вдруг Мишаня.
      - Где-то здесь, неподалеку. Лес большой, - пожал плечами Семен. - А может, и в доме где. Мало ли тут мест, куда их запрятать можно!
      Вот это, пожалуй, был самый сильный козырь в его рассуждениях. Я тоже сломал голову, соображая, куда делись деньги. И тоже с самого начала сомневался, что их унесли далеко от дома. Конечно, могли оставить машину в лесу, но слишком велик риск ночью бегать по чащобе в поисках спрятанной машины с тяжеленными мешками. Да и заблудиться ничего не стоит.
      - А при чем тогда сестра-близняшка? - вспомнил я.
      - Насчет сестры не знаю, тут много версий можно выстроить. То ли она в отместку своему мужу игру затеяла. То ли на пару с сестрой, а может, и сестра её свои интересы преследовала. Трудно сказать. Но похоже, муж о чем-то догадался, пока в подвале сидел, возможно, пригрозил ей разоблачением, если она, например, не отпустит его и не вернет деньги. А Серега, видно, застукал её, когда она мужа убивала, и...
      - Почему ты решил, что мужа она убила? Он же с веревки сорвался, ты сам видел, - остановил его я.
      - Как он сорвался, никто не видел, - парировал Семен. - А он и не срывался. Его просто-напросто столкнули.
      - Ну, это ты совсем уж... - неуверенно протянул Мишаня.
      - А вот это вы видели? - Семен вышел в прихожую и принес связанные простыни и одеяло. - Это я снял с сосны, когда вы уехали.
      - Ну и что? - не понял я.
      - А вот что!
      И он потянул за простыню: она легко, без усилий соскользнула с одеяла. Узлы были завязаны совсем неумело.
      - Поняли? Никто по этой связке спуститься никуда не смог бы. И не спускался. Она подвела его к обрыву и просто столкнула, сделала, возможно, вид, что хочет спустить его на веревке.
      - А зачем же Серегу тогда?
      - Может, он её застукал за этим, может, догадался о чем.
      А скорее всего, они вместе с шефом его порешили. Тем более крышечка от кофе, конечно, зверски острая штука, острее бритвы, возможно, но только не крышечкой его убили. Крышечкой горло так глубоко не разрежешь.
      Тут он тоже оказался прав.
      - С Мишаней я в Афгане вместе воевал. Он меня из-под огня вынес, сказал Семен. - Да и вообще. Там много на чем проверяют людей на прочность. С тобой, Абрикосов, мы вместе в переделку попали в банке. Нас шеф подставил, расписку взял. Так кто же остается? Думайте. Решайте. Я все сказал.
      Мы задумались. Молчание повисло долгое и тягостное. Никто не хотел соглашаться с таким на первый взгляд очевидным.
      - Не знаю, - отозвался я наконец. - Может, это все и похоже на правду, но я не могу поверить. Думайте обо мне все что угодно.
      - Ты в неё просто влюблен, - вздохнул Семен.
      - Я не влюблен в нее, - заступился Мишаня, - но мне тоже не верится. И он упрямо выставил вперед крупную голову, словно бодаться собрался. - По крайней мере надо её выслушать.
      - Да вы сами подумайте, что она может сказать? Ждете, что она разрыдается и выложит все как есть? Если она такое провернула, то у неё железный характер и нервы тоже.
      - Нет, я решительно против таких обвинений, - я стиснул кулаки. - Так мы черт-те до чего можем договориться.
      - Действительно, Сеня, что-то ты слишком, - поддержал меня Мишаня.
      - Возможно. Но пусть пока посидит в подвале.
      - Ты, Сеня, смотри, не забывай про Афган. Неужели он тебя ничему не научил? А здесь не война. Из-за денег я никого в обиду не дам, - поднялся во весь свой рост Мишаня.
      - При чем здесь Афган? Тоже мне, вспомнил! Да я не предлагаю устраивать самосуды. Просто для нашего спокойствия пусть посидит под замком. Это не карцер, условия там нормальные. Не хуже, чем наверху. Я даже согласен не предъявлять ей обвинений, не устраивать разборок. Но следить друг за другом у нас нет ни сил, ни времени. Предложим ей вернуть деньги. Вернет - хорошо, не вернет - пусть остается на её совести.
      - Или ещё на чьей-то.
      - Да мне уже все равно! - почти выкрикнул Семен. - У меня в конце концов жена и двое детей. Я сам по уши в дерьме. Мне сейчас важнее паспорта и билеты. А разборки можно и на потом оставить. Но неприятностей мне вполне достаточно. И сюрпризов тоже. Сегодня найдут Ухина, и начнется огромный шмон. Район, конечно, большой, но и деньги в банке пропали немалые. Дольше чем на ночь оставаться здесь нельзя.
      Я хотел добавить, что если найдут сегодня, то и на ночь нельзя. Ухин с ножом в сердце да ещё и машина с расстрелянными служащими банка... Если начнут поиски, живыми нас не выпустят. Пойдет просто охота на убийц. Мы попали в прескверную историю.
      Но я промолчал. Боялся излишне волновать моих друзей. Сейчас малейшее обострение могло отразиться на Нине.
      Семена мы решили отправить за билетами, которые заказал в авиасалоне Шпильман. Мы собрали все деньги в доме, какие смогли найти. Я молча добавил приличную сумму в валюте, которую обнаружил вместе с пакетом у Зямы в тайнике. Все настолько устали, что не поинтересовались происхождением этих денег.
      Мишаня отправился к Нине объяснить ситуацию, у меня бы язык не повернулся объяснить ей такое. Он вернулся быстро и бросил, стараясь не смотреть мне в глаза:
      - Она просила тебя подойти. Хочет поговорить, - Мишаня хотел что-то добавить, но передумал.
      - Ты только поосторожней, - предостерег меня Семен. - Женщины - народ коварный.
      И тут же замолчал, получив тычка от Мишани.
      Я спустился к Нине. Она сидела за столиком в той же кладовке, где совсем недавно находился её муж. Я потоптался на пороге, не зная, с чего начать и что вообще говорить.
      - Пожалуйста, молчи! - опередила она меня.
      Я с некоторым облегчением пожал плечами, но все же посчитал нужным для себя спросить:
      - Почему?
      Глупее, наверное, ничего нельзя придумать. На бледном лице Нины промелькнула тень улыбки.
      - Посиди со мной, - попросила она тихо. - Я не стану допытываться, веришь ты мне или нет. Не хочу, чтобы ты врал или произносил слова, о которых, может, всю жизнь потом жалеть будешь. Я очень устала. Я же все-таки не такой могучий солдат, как вы.
      - Что я могу для тебя сделать? - срывающимся голосом спросил я.
      - Ничего, - она прикрыла глаза и покачала головой. - Расскажи мне все сначала, только очень подробно. Все, что за это время произошло.
      - Хорошо, только зачем тебе?
      - Я же ничего не знаю. Я все время находилась в стороне. Мне говорили что-то делать, и я делала, часто даже не понимая, зачем. Расскажи мне все. Я могу что-то увидеть по-другому. Ведь я - женщина.
      - Ну и что? - удивился я.
      - Ничего, - она улыбнулась. - Просто женщины многое видят совсем иначе, чем мужчины.
      И я рассказал. Все - с того самого дня, как шеф вызвал меня к себе, без утайки, без тени сомнения, правильно ли я поступаю. Даже про мертвого Зяму. Рассказал, глядя ей в глаза, наполняющиеся слезами.
      - Господи! - помотала она головой. - Какая жуть! Нас втянули в страшную историю.
      - Ну, ты что-то новое поняла? - с робкой надеждой поинтересовался я.
      - Возможно, - ответила она, ласково погладив меня по руке. - Но мне необходимо ещё немного подумать. Не хочу ошибаться. А ты иди, тебя ждут. Не волнуйся за меня. Ты себя побереги.
      Я засмущался, хотел поцеловать её, но нас разделял стол, обходить его показалось мне как-то нелепо, и я, потоптавшись, пошел к лестнице, ведущей наверх. Решил, что Нине сейчас не до моих объятий.
      - Подожди секундочку! - раздалось у меня за спиной.
      Я замер, почему-то боясь пошевелиться и повернуть голову. Прошуршали легкие шаги, и сзади шею мне обвили руки. Я ощутил нежный поцелуй, её грудь, коснувшуюся моей спины. Она прижалась, словно хотела скрыться во мне, спрятаться внутри.
      И вдруг я вздрогнул. В этот момент я кое-что понял! Нина - не убийца. Ее сильные и ловкие пальцы гладили меня по голове, ерошили волосы, а я вспоминал другие пальцы. Когда на нас с Семеном ночью напали, меня прижали к себе одной рукой, а второй надавили на сонную артерию. И это были руки мужчины! И прижимался ко мне со спины тоже мужчина! Какой же я идиот!
      Я поспешно высвободился и побежал наверх. Там ждал Мишаня, встретивший меня молчаливым вопросом. Я пожал плечами и спросил его:
      - Семен ещё не уехал?
      - Да нет, что-то с машиной возится.
      - Хорошо, - кивнул я. - Ты попроси его, чтобы без меня не уезжал, мне тоже в Москву надо.
      - А тебе-то зачем? - удивился Мишаня.
      Но я уже взбежал на второй этаж. В комнате, где мы спали с Серегой, я достал свои шмотки и переоделся. Второпях зацепил стул возле Серегиной кровати. Оттуда посыпались справочники, которые он с таким удовольствием читал. Я поднял их, переложил на стол. И тут мне в глаза бросилась закладка в одной из книжек в мягкой обложке. Это оказался справочник для поступающих в вузы.
      Я открыл на месте закладки, ничего не понял и закрыл, но тут же опять раскрыл и принялся водить пальцем по строчкам. Высших художественных и художественно-промышленных институтов в городе Павловске никогда не было и нет! Я так и сел на кровать с книжкой в руке. Вот это удар! Не из-за этой ли находки погиб Серега?
      Я сидел, как ухватом по голове стукнутый. Только-только показалось, что все встает на места, и вот те здрасьте!
      Снизу меня позвали. Я отложил книжку, решив пока помалкивать, переварить сначала самому. Я провел ладонями по лицу, откликнулся и спустился.
      Семен ждал, явно недовольный моим решением ехать вместе.
      - Ты что, не доверяешь мне? - спросил он меня в упор.
      - Я тебе доверяю и, в отличие от тебя, всем остальным тоже. А поехать мне нужно не для того, чтобы тебя контролировать. Я к одному знакомому толкнусь, вдруг пароль узнаю на посты, на случай, если операция "перехват" началась.
      Семен сконфузился, пробормотал что-то в извинение и кивнул. Я пошел за ним к двери.
      Ехали молча. Со всеми нами что-то происходило. Мы стали относиться друг к другу по-другому. Возможно, сказывалось огромное физическое и психическое напряжение. Мы действительно пережили такое, что крутым чикагским гангстерам из кинобоевиков и не снилось. Правда, у них и деньги украденные никто не воровал. Но это ведь не Чикаго, это как-никак матушка-Россия.
      Когда подъезжали к месту, где убили Ухина, я постарался в ту сторону не смотреть. Но автомобиль милицейский в озере увидел.
      До Москвы доехали мигом, несколько успокоившись. Да и на постах ГАИ, расположенных на подступах к городу, особого ажиотажа не наблюдалось. Видно, тревогу ещё не забили. Пока время работало на нас. Вопрос - надолго ли?
      В центре я вышел из машины, договорившись встретиться с Семеном в кафешке, где мы когда-то встречались с Ниной. Условились о времени и разошлись. Вернее, я-то пошел, а он поехал. На такси и на метро я съездил в два ДЭЗа, располагавшиеся в разных концах Москвы, потом, после долгих раздумий, поехал на квартиру к Семенуи провел почти полчаса во дворе. А в условленное время я сидел в кафешке и ждал Семена. И едва не дождался неприятностей.
      Если бы милицейская машина подъехала с выключенной сиреной, кто знает, как все для меня закончилось бы. Сирену же я услышал за квартал и сразу забеспокоился. Обостренным чутьем угадал, что это за мной.
      Я быстро вышел из кафе, но не через основной вход, из которого попал бы в почти глухой двор, куда вели только одни ворота, выходящие на проезжую часть, откуда приближался автомобиль с сиреной, а через кухню. Шагал я настолько уверенно, что никто и не подумал задать вопрос, почему это я шляюсь по служебным помещениям. Я втянул носом вкусные запахи кухни, свернул в узкий коридор и оказался на заднем дворе, где стояли мусорные баки. Осторожно выглянув за угол здания, я обнаружил, что перед воротами стоит не одна, а две милицейские машины. Рядом маячила фигура милиционера в кожанке с автоматом.
      Я огляделся. Маленький дворик заканчивался глухой кирпичной стеной метра в два высотой. Не найдя ничего лучше, я потихоньку, стараясь не шуметь, подкатил мусорный контейнер к стене. И чертыхаясь на себя за лень, из-за которой набрал лишние весьма солидные килограммы, я с большим трудом вскарабкался на контейнер, подтянулся и перевалился через забор, как... не скажу что. Вот тут-то и раздался грохот неимоверный. Оказывается, прямо подо мной валялась сваленная в кучу старая жесть, которую сверху я принял за груду тряпья. Удовольствия я получил море!
      Свиста, криков, воя сирен и даже предупредительных выстрелов было не меньше. Набегался я до полного изнеможения. Стоя в каком-то темном подъезде, едва переводя дух, вспомнил дурацкую рекламу и подумал:
      "Мне бы такую батарейку!"
      Но, слава Богу, меня не догнали. Вот так, с перепугу, и бегать опять начнешь. После такого шумного фейерверка возвращаться и ждать Семена в оговоренном месте не имело смысла. Я ругал себя последними словами, что не оговорил запасной вариант встречи.
      Как выбраться ночью за город, я не имел представления. Уже стемнело. Я шагал по улицам и раздумывал. Попав в сложнейшую ситуацию, я и своих друзей поставил в затруднительное положение. Им надо уходить, оставить дачу и подтягиваться поближе к Москве, а они теперь начнут гадать, что со мной стряслось, да еще, не дай Бог, станут меня дожидаться. Я сам не заметил, как пришел к дому Семена. Остановился под окнами, стал вглядываться, и на секунду мне показалось, что там промелькнул слабый луч фонарика.
      "Может, Семен зачем-то вернулся?"
      Умом я понимал, что такого не может быть, но ноги уже несли меня сами вверх по лестнице. Я не думал о риске попасть в засаду. Сегодня меня словно кто-то за руку вел. И после случая в кафе я полностью доверился этому невидимке.
      Остановившись около дверей, я приложил ухо и долго прислушивался, потом достал из кармана отмычки и принялся осторожно ковыряться с замком. Поддался он на удивление легко. Я прикрыл за собой дверь, задернул в комнате шторы, накинул на настольную лампу одеяло и включил.
      В полумраке ожил уют небогатого семейного гнездышка. Хотя все в этом доме стремилось к тому, чтобы имитировать достаток. В серванте блестела гранями посуда из поддельного хрусталя. На стенах висели репродукции в рамках - искусные копии, а не фотографии. На тахте и на диванчике лежали дешевые гонконгские пледы с яркими драконами.
      Я прошелся вдоль стен, внимательно рассматривая застекленные, в рамочках грамоты и дипломы. Когда я раньше забегал к Семену в гости - а было это всего раза два, особой дружбы до этих событий мы с ним не водили, - я на награды внимания не обращал, у меня самого грамот - впору стены оклеивать. А теперь две из этих бумажек под стеклом очень даже меня заинтерисовали. Одна - грамота банка Семену за безупречную службу, а вторая - Светкин диплом. Я снял их со стены и понес к лампе.
      Долго изучал, потом взгляд мой привлекла пухлая телефонная книжка: удивили её габариты. Я придвинул её и веером пролистал страницы. Они все оказались заполнены телефонами! Многие были черканы-перечерканы и записаны снова. Хозяева телефонов меняли адреса и города. Я заглянул на первую страничку, и мне все стало ясно. Там значилось: "Детский дом".
      Значит, эти телефоны собирались многие годы. Я вдруг вспомнил о том, как Света упоминала о детдомовсой дружбе и взаимовыручке, и принялся листать блокнот, отыскивая московские номера.
      После некоторых колебаний я позвонил Геннадию и сказал, что я друг Семена и Светы и что Семен посоветовал в случае необходимости обратиться за помощью к кому-нибудь из детдомовких и оставил телефоны. И заискивающе выразил восхищение дружбой бывших воспитанников.
      Геннадий особого энтузиазма по поводу моего звонка не проявил. На лесть мою он тоже не отреагировал, заметив, что почему-то Семен и Света вспоминают о взаимовыручке, только когда это требуется им самим. Я попробовал извиниться и вежливо ретироваться, но Геннадий деловито осведомился, куда ему подъехать и не могу ли я изложить суть просьбы по телефону. Я промямлил, что мне необходимо срочно попасть за город, а моя машина безнадежно сломалась и я не могу ехать через вокзалы, полные милиции... Все остальное, сказал я, при встрече.
      Геннадий иронично хмыкнул: если это какие-то сомнительные мероприятия, он сразу уедет. Мы условились о месте, он велел, через полчаса встречать синие "Жигули" и, не слушая моих междометий, повесил трубку.
      Приехал он минута в минуту. И не один. Рядом сидела женщина, выглядевшая явно можно своих лет. Геннадий тоже казался моложе Семена.
      - Это моя жена, Оля - представил он приветливо улыбнувшуюся женщину, протянувшую мне через спинку сиденья смуглую ладонь. - Ни в какую не хотела меня одного отпускать, пришлось взять с собой. Ты не против?
      Он оказался простым и открытым парнем, впрочем, как и его супруга, которая извинилась за своего мужа, так отозвавшегося о Свете и Семене.
      - А что я сказал не так? - обиделся Геннадий. - Они почему-то всегда звонят, когда попадают в какие-то истории. Помнишь, у Семена были финансовые неприятности на службе? А потом квартиру они покупали. Потом у Светы тоже что-то с деньгами произошло. Так они всех на ноги поставили, им каждый помог. Светку, можно сказать, за уши вытащили. А как Николай тяжело заболел и ему потребовалось операцию за границей делать срочно, так все откликнулись, а Света с Семеном - молчок.
      - Гена! - воскликнула Оля. - Как тебе не стыдно? Да мало ли какие обстоятельства у них могли быть!
      - А! - отмахнулся Геннадий. - У них всегда обстоятельства. А когда Вера деньги казеные потеряла? А когда Смирновым собирали все кто сколько мог, у них жулики квартиру обокрали... А, да что там...
      Он замолчал. Сердито сопел. Оля спросила меня:
      - А вы давно Семена знаете?
      - Да я его совсем почти не знаю, - вполне искренне ответил я. - По службе немного. Потом мы в одну неприятную историю вместе с ним попали.
      Я тут же прикусил язык, но супруги сделали вид, что не обратили внимания на мои слова. Не стали у меня ничего выспрашивать, только поинтересовались, куда мне попасть нужно. Геннадий, услышав, присвистнул.
      - Знаешь, мне туда сегодня не с руки мотаться. Я утром должен одну работу успеть сделать, я машины ремонтирую...
      Я тут же принялся извиняться и полез из машины, но Геннадий поймал меня за рукав:
      - Ты куда, чудак-человек? Если я сам не могу, это ещё ничего не значит. Ты на мотоцикле гоняешь?
      - Ну, как сказать, - замялся я, поскольку давно не пытался оседлать железного коня.
      - Ну ладно, - засмеялся Геннадий. - А как насчет "Запорожца"? С ним справишься?
      - Ну, с этой техникой, наверное, справлюсь, - более уверенно сказал я. - Там хотя бы колеса четыре.
      - Значит, сделаем так... "Запорожец" - это наша с Олей машина. Она стоит в гараже, как раз недалеко от нужного тебе шоссе. На гараж поближе денег не хватило. Мы тебя туда подкинем, возьмешь машину, а как управишься - позвонишь, я к вечеру заберу. Годится тебе такой вариант?
      Мне сейчас все годилось. Я стал совать Геннадию в залог паспорт, имевшиеся в кармане деньги, но он с негодованием все отверг.
      - Человеку в беде помочь - это святое, - пресек он все мои попытки.
      - Но вы же меня совсем не знаете! - поразился я.
      - Почему не знаем? - усмехнулась Оля. - Мы же ехали вместе в машине. И потом хороший человек всегда виден.
      Слов у меня не нашлось. Мы заехали на самую окраину Москвы, где на продуваемом всеми ветрами пустыре стояла горстка гаражей за дырявым бетонным забором. Мы прервали дорожный разговор, который в основном вели Оля и Гена, рассказывая истории из детдомовской жизни, о своих троих детишках. Я с удовольствием слушал. Меня они вопросами не мучили, и на том спасибо, врать им ужасно не хотелось.
      Гена выгнал из гаража свой видавший виды "Запорожец".
      - Семейный! - гордо сказал хозяин, хлопнув его дружески по капоту.
      Курносый автомобильчик закачался, а я почему-то подумал, что мотоцикл не так уж и сложен в обращении. Но Гена уже вручил мне ключи и даже вынес из гаража запасную канистру бензина: дорога-то неблизкая.
      Я растроганно попрощался с этой чудесной парой, с простыми и симпатичными людьми, к которым я за какие-то полчаса прикипел сердцем и узнал о них почти все, настолько они были открыты. Я стал усиленно благодарить их за помощь и доверие, на что Геннадий хлопнул меня по плечу и сказал:
      - Ладно, брат, давай рули. На том свете угольками сочтемся. Ты, значит, звони. Ну, бывай!
      И я поехал в сгущающиеся сумерки, полный нежности к этим светлым людям и беспокойства по поводу того, что меня ожидает на даче. Я почему-то вспоминал все время Нину, её лицо, волосы, руки...
      ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
      Я так задумался, что проскочил поворот к даче. И к счастью. Сегодня меня действительно кто-то вел. Когда я хотел вернуться, то заметил подальше несколько машин милиции, над лугом летал вертолет, высвечивая место гибели Ухина. А мне навстречу медленно ехал трейлер, тащивший прошитую пулями машину банка. Перед трейлером крутила мигалками милицейская машина, сзади две Машины "Скорой помощи" и спецперевозка. Замыкали шествие несколько машин и автобусов с милицией.
      Я ехал в потоке замедливших движение машин, их подгоняли суровые регулировщики.
      "Ну, завтра здесь начнется такой тарарам!" - пронеслось у меня в голове.
      Но сейчас мне надо как-то пробираться к своим. Я, конечно, мог плюнуть и ринуться мимо постов, но это было чревато. Я напрягся и вспомнил, что с дорогой, ведущей к даче, сливалась ещё одна, которая выскакивала из леса слева. Значит...
      Я проехал дальше по шоссе, свернул направо, значительно удалившись от вертолета и постов. Правда, какое-то время он служил мне хорошим ориентиром, но потом я стал беспокоиться, не заметил ли он сверху свет фар в стороне от интересующей их дороги и мою одинокую маленькую машину. Но вертолету, как видно, было не до нее. Вскоре он и вовсе погасил прожектор и исчез, видно, улетел на базу, да и вряд ли стали бы затевать поиски ночью.
      Значит, до утра у нас есть время, и мы должны вырваться, пока облава не захлестнула нас петлей. Я нервничал, потому что двигался интуитивно, почти на ощупь, петлял, пару раз ухнул в ямы, из которых с трудом выбрался. Нет, ребята, все-таки "Запорожец" - это танк! Не зря его прозвали еврейским броневиком. Он кряхтел, сопел, стонал, но вез исправно.
      Мне, как показалось, удалось-таки выбраться к нашей дороге, по моим представлениям, она вот-вот должна появится. Фары давали свет совсем неяркий, и приходилось напрягать глаза до боли.
      Кустарник встал стеной перед носом совсем внезапно. Я завернул руль, но машину уже понесло. Она проломила кусты и пошла юзом к открывшемуся за ним обрыву. Я давил на тормоз, крутил баранку, но бесполезно. Машина продолжала двигаться по скользкой глине и мокрой траве. Обрыв неотвратимо приближался. "Запорожец" завис над ним боком, качаясь, как пьяный. Я распахнул двери и, прежде чем автомобиль полетел в темноту обрыва, успел выброситься.
      Я упал плашмя на крутой склон и зацепился руками за траву. Но меня почему-то со страшной силой тащило вниз. Я с ужасом видел, что машина медленно сползает, выворачивая с корнем попадавшиеся на пути кусты. А я зацепился брюками за что-то внутри! Еще секунду-две - и я полечу, подминаемый тяжестью железа.
      Я дико заорал и изо всех сил дернул ногу. Кажется, я оторвал здоровенный клок от штанов, зато освободился! Дергаясь, я уже сполз на склон, и теперь все мои попытки удержаться за траву не приводили к успеху.
      Лететь пришлось с большой высоты и далеко. А ещё темно и неприятно. Когда я упал, то оказалось ещё и весьма больно. Я даже на миг потерял сознание.
      Очнувшись, я по шуму воды догадался, что где-то рядом ручей. И почти не ошибся. Но не ручей, а тот самый водоем, на который мы смотрели с обрыва около нашей дачи. Мне ещё повезло, я удачно упал. После четвертой попытки залезть и очередного падения я понял, что альпинистом я не рожден, тем более скалолазом. А поскольку к полетам я тоже плохо приспособлен, то прекратил тщетные попытки забраться вверх.
      Я сел и стал думать. У ног плескалась вода. Я порылся в бардачке машины, лежавшей вверх колесами, докопался до фонарика и включил.
      При его свете мне удалось обнаружить вдоль водоема узкую-узкую тропинку, пролегавшую между камнями и колдобинами, намытыми ветками и корягами, ведшую, как мне казалось, в сторону нашей дачи. Но под обрывом. Ночью по такой тропинке со слабым фонариком не пройти - ноги переломаешь. И я придумал: вылил канистру бензина на безнадежно искореженную машину и поджег. Машину, увы, не спасти и так, а мне хоть какой-то свет.
      И тут я разозлился по-настоящему. Я шагал избитый, ободранный, обворованный, потеряв таких хороших друзей, угробив чужой автомобиль, единственную, может быть, ценность двух замечательных людей, шагал и чувствовал, что чаша моего терпения переполнилась.
      - Все! - бормотал я. - Все, сволочь! Кто бы ты ни был - я достану тебя! Я назло тебе не сдохну! Я права такого не имею! Слишком по крупному я задолжал. Слышишь, ты!! - заорал я невидимому врагу, который так жестоко играет со мной. - Я у многих людей в долгу. Я должен машину Гене и Ольге, которые не станут требовать её возвращения, я должен жизни Сереге, Зяме Шпильману, лейтенанту Ухину и Володиному напарнику! Я не могу оживить их. Нет! Но я могу отдать им твою жизнь, подлая ты сволочь! И я тебя достану!..
      Я шел по берегу, терся плечом об отвесную стену обрыва, намочил ноги в воде, но ничего это не замечал. Мне все теперь было до фонаря. Все, кроме желания убить. Я много раз в жизни попадал в переделки. В меня не раз стреляли, и мне приходилось стрелять, но никогда ещё я не хотел так по-настоящему убить кого-то.
      И тут я услышал в темноте с озера слабое тарахтение лодочного мотора. Я выключил фонарик и прислушался. Вроде все стихло. Может, показалось? Я до боли всматривался в черную воду, прижимаясь спиной к скале. Обрыв заворачивал, "Запорожец" догорал, и свет его не достигал этой части берега.