П. Н. Милюков, не познакомившись с существующей литературой, для своих характеристик пользуется запиской кап. Калашникова, которая была представлена ген. Гайде и напечатана в воспоминаниях этого чешского "генерала". Автор пользуется ею без критики, слепо доверяя источнику, который он считает очень ценным. Едва ли можно с этим согласиться без оговорок. Кто такой кап. Калашников? Бывший слесарь красноярских железнодорожных мастерских, числившийся в партии с. - р. с 1905 г. и неоднократно из нее исключавшийся, начальник осведомительного отдела ген. Гайды. В Иркутске он действует в полном контакте с эсерами - "левыми эсерами", по терминологии П. Н. Милюкова. В то время, как Политический Центр вел переговоры с коммунистами о совместном выступлении против колчаковского правительства, в военном повстанческом штабе были уже представители коммунистической партии. В дальнейшем кап. Калашников оказывается определенно в лагере большевиков.
      В действительности этот разведчик чешско-русского генерала был близок большевикам и раньше. В Иркутске дни приказ командовавшего "народно-революционной" армией 7 февраля 1920 г. начинался так: "Черная туча каппелевцев у красного Иркутска. .. Красная Российская армия {50} стремится на соединение с нами". В приказе штаба восточносибирской армии прямо говорится: "наш товарищ Калашников"... Очевидно, здесь сказывались не только влияния, как думает Милюков, контролировавшего кап. Калашникова большевицкого "комиссара-солдата" (Калашников не ужился с большевиками и позже попал также в эмиграцию.)...
      Никакой авторитет ген. Гайды не может заставить безоговорочно верить суждениям контрразведчика, с. - р. - большевика, - суждениям, современным событиям и находящимся в противоречии с тем, что рассказали уже для истории сами большевики... Наконец, слишком просто объяснение П. Н. Милюкова всего крестьянского движения в Сибири "произволом военных властей". Познакомившись с материалом, историк увидел бы, между прочим, что демагогия большевиков имела преимущественно успех среди неустроившегося переселенческого элемента, т. е. выступает социальный мотив. Мало того, сибирская "жакерия" носила подчас своеобразный характер междоусобных крестьянских столкновений примеры можно найти и у Колосова. Должен был бы П. Н. Милюков отметить, конечно, и последующий этап крестьянского партизанского движения в Сибири (1921 г.) - этап антибольшевицкий. Об этом автор просто умалчивает.
      При характеристике действий чешских легионеров в Сибири, П. Н. Милюков почти исключительно следует за мемуарами Гайды.
      Если бы автор познакомился с воспоминаниями ген. Болдырева, книгой Колосова и пр., он должен был бы изменить кое-что в своем изложении - и прежде всего утверждение, что перед переворотом 18 ноября чехи были главной военной силой на фронте.. Тогдашний командующий войсками устанавливает другое. Прочтя записки ген. Болдырева, П. Н. Милюков стал бы меньше верить и в непогрешимость тактики "темной н роковой фигуры" Гайды, по {51} выражению А. И. Деникина, и во всяком случае в непогрешимость его "весьма содержательных и убедительных" воспоминаний. Этот командир, действовавший то с Колчаком, то против Колчака, то с эсерами, то против них, свои "ультиматумы" предъявлял не только Верховному Правителю, но и ген. Болдыреву, при чем грозил при неисполнении требований двинуть войска и устроить в Омске такой порядок, что там "долго будут помнить" (Гайда при Болдыреве требовал устранения нач. штаба Сибирской армии ген. Белова в 48 часов; при Колчаке Гайда протестовал против "стратегической нелепости" приказов ген. Лебедева - и Милюков зачем то безоговорочно становится на сторону Гайды). При характеристике Гайды всегда вспоминаются слова полк. Пишона: "Мечется во все стороны и дерется растопыренными пальцами вместо кулака - хороший батальонный командир". Бар. Будберг характеризует "дикие выходки" Гайды, как "своеобразную атаманщину".
      П. Н. Милюков разделяет всецело стратегические планы Гайды. Мы их не будем разбирать. План Гайды якобы состоял в соединении с ген. Деникиным. По изложению Милюкова, вслед за "весьма убедительными" воспоминаниями Гайды, выходит так, что план был отвергнут из-за честолюбивых соображений Колчака. Гайда приводит якобы подлинные его слова: "кто первым придет в Москву, тот будет господином положения" (стр. 129). П. Н. Милюков от себя добавляет:
      "pyccкие источники так же, как и последующие события, подтверждают правильность его (т. е. Гайды) точки зрения". Здесь кроется, однако, существенное недоразумение - русские источники не подтверждают как раз правильности изложения дела в мемуарах Гайды. Косвенное подтверждение можно, правда, найти в воспоминаниях ген. Будберга, при чем последний оговаривается, что этому не верит ("злые языки шопотом шипят"). Поэтому ссылаться на бар. Будберга, как это делает Милюков, совершенно невозможно. Pyccкие источники говорят, что согласие на северное направление {52} было дано под влиянием ген. Нокса. "Реакционер и карьерист" ген. Сахаров как раз отстаивал движение на юг.
      (Ген. Сахаров, проделавший, между прочим, сибирский ледяной поход, выпустил в 1923 г. книгу "Белая Сибирь". П. Н. Милюков ее игнорирует в силу, очевидно, реакционности взглядов ген. Сахарова. Между тем, книга при некоторой наивности политических взглядов автора, производит хорошее впечатление своей прямотой. Ген. Сахаров определенно утверждает, что Гайда всегда отстаивал идею движения на Вятку, набрасывая широкие перспективы соединения с Архангельском и занятия Москвы. Ген. Нокс убежден был, что в половине июня Гайда будет в Москве. Чтобы понять положение вещей, достаточно припомнить более раннюю телеграмму Вологодского Директории от 25 сентября. Она гласила, между прочим: "помощь союзников обеспечена в случае назначения командующим ген. Гайды. Американцы заявили, что помогают чехам ... Назначение Гайды свяжет Америку, обеспечит наши интересы". Естественно, что и Сахарову и Лебедеву было трудно в таких условиях отстаивать поддержку "волжского фронта".).
      Напомним, что А. И. Деникин, с своей стороны, подчеркивает и лояльность и честность в отношении себя сибирского Верховного Правителя. Сахаров передает слова Колчака, выражавшие надежду на то, что именно Деникин возьмет Москву. Был момент, когда Колчак, узнав об успехах Деникина от прибывшей в Омск делегации с юга, хотел отказаться от прерогатив "верховного правителя". Нет, словам Гайды-мемуариста без критики доверять нельзя (Подобные суждения отзывают тем памфлетом г. Завойко, о котором упоминает в V т. своих "Очерков" А. И. Деникин.). В записках ген. Болдырева историк может найти немало материала для характеристики "демократичности" Гайды, его участия во владивостокском перевороте и т. д. Одним словом, облик сибирского "героя" сильно поблек бы в изложении П. Н. Милюкова при ознакомлении с другими "русскими" источниками...
      ( дополнение ; ldn-knigi:
      http://www.lenta.cz/0104/14gajda.htm
      Властелин Сибири
      стал вождем чехословацких фашистов
      владимир врангель / русская чехия
      53 года назад, 15 апреля 1948 года, в своем пражском доме тихо скончался опальный вождь чехословацких фашистов Радола Гайда. Проводить в последний путь одного из наиболее противоречивых персонажей чешской истории пришли только самые близкие люди. Его могила на Ольшанском кладбище быстро заросла бурьяном. И сегодня о генерале предпочитают не вспоминать. Между тем было время, когда имя Радолы Гайды знали далеко за пределами Чехословакии, а на огромном пространстве от Волги до Владивостока его величали не иначе, как Властелин Сибири. В ту пору нашему герою едва исполнилось 26 лет.
      загадочная юность
      Первые 25 лет биографии будущего генерала окутаны плотной пеленой домыслов и загадок. Достоверно известно только, что Рудольф Гейдл, ставший впоследствии Радолой Гайдой, родился 14 февраля 1892 года в портовом городке Котор на территории нынешней Черногории. Еще известно, что он был старшим из пяти детей Яна и Анны Гейдлов, и вскоре после рождения первенца все семейство перебралось на родину отца в Моравию. Дальше начинается сплошная череда неувязок. Непонятно, где учился маленький Рудольф, и учился ли вообще. Непонятно, как попал на воинскую службу. Документов об окончании гимназии в моравском городке Кийов не сохранилось, как, впрочем, и подтверждений об обучении в Лозанне и Париже. Установлено лишь, что в 1913 году 21-летний Радола Гайда осел в албанском городишке Скадар, женился на Зорке Пироновой и даже обзавелся собственной лавкой хозтоваров. Успешной торговле и тихой семейной жизни помешала первая мировая война.
      С началом боевых действий Радола Гайда вернулся в Австро-Венгрию и был призван на военную службу. Летом 1915 года он оказался в Сараево, а уже в сентябре у местечка Вишеград был взят в плен черногорскими соединениями. Каким-то загадочным образом Гайде удалось избежать лагеря для военнопленных, а в конце осени 1915 года он уже числился офицером черногорской армии. Поговаривали, что он сам сдался неприятелю и сам попросился добровольцем в их армию. Благо, местные диалекты Радола освоил еще перед войной.
      Повоевать на стороне Черногории ему удалось всего несколько месяцев. К началу 1916 года карликовая армия практически прекратила свое существование. Перед Гайдой открылась не очень заманчивая перспектива австрийского плена с последующим судом за дезертирство и измену. По законам военного времени ему светила вышка. На этом в биографии нашего героя можно было бы поставить точку, если бы на помощь ему не подоспели русские. Позднее сам Гайда так рассказывал об этой счастливой встрече: "Начальник русской санитарной миссии полковник Чабриков выдал мне форму русского врача и новые документы, в которых я был назван сотрудником русской миссии, возвращавшимся на родину". Таким образом, весной 1916 года 24-летний Радола Гайда оказался в России.
      от капитана к генералу
      Первые несколько месяцев юный чех воевал на стороне России в составе Сербского корпуса. Попасть туда опять же, помогло знание югославских наречий. Только в конце 1916 года он попросился в Чехословацкий легион. 30 января 1917 года Гайда был назначен младшим офицером 4-й роты 2-го стрелкового полка в чине штабс-капитана, который он получил, судя по всему, не совсем законно во время "бегства" из Сербии в Россию.
      Во второй половине июня удачливый офицер уже получил должность временного командира 1-го батальона полка. Новое назначение позволило ему несколько дней спустя проявить героизм в знаменитом сражении у Зборова. В решающий момент 25-летний штабс-капитан принял на себя командование всем южным направлением и повел солдат в бой. Настоящий командующий подразделениями на этом участке, русский подполковник Зембалевский, не смог отдать приказ к наступлению, поскольку был мертвецки пьян. В результате успешной атакой на позиции противника у Зборова командовали два молодых чешских офицера - Станислав Чечек на севере и Радола Гайда на юге. Через неделю Гайда снова отличился в боях с немцами у деревеньки Волосовки.
      Русское командование по достоинству оценило доблесть молодого штабс-капитана. 12 июля 1917 года он был повышен до звания капитана и назначен командиром своего полка, став первым чехом, занявшим столь высокий пост в русской армии. Кроме того, за проявленный героизм ему пожаловали орден святого Георгия четвертой степени. Награду герою лично вручил председатель Временного правительства Александр Керенский.
      Большевистский переворот Гайда встретил в военном госпитале. Скорее всего, речь шла о дипломатической болезни, ибо чехословацкое командование стало живо интересоваться не совсем чистым прошлым капитана перед тем как перебросить его вместе с другими легионерами во Францию. В госпитале Радола Гайда отпраздновал свое 26-летие, а сразу после "выздоровления", 28 марта 1918 года, он был назначен командиром 7-го Татранского стрелкового полка.
      Чехословацкие соединения в это время двигались в сторону Владивостока, чтобы оттуда морем вернуться на родину. Отдельные части были разметаны вдоль Транссибирской магистрали от Челябинска до Иркутска. Продвижение на восток шло очень медленно. Советские власти предъявляли все новые и новые требования, да и союзники не спешили с предоставлением кораблей для перевозки многотысячной армии.
      В мае 1918-го на съезде чехословацкого войска в Челябинске было принято решение выбираться из сложившийся ситуации самостоятельно, полагаясь только на собственные силы. Присутствовавший на съезде капитан Гайда получил в свое распоряжение все чехословацкие эшелоны от Ново-Николаевска (ныне Новосибирск) до Иркутска, то есть на отрезке более двух тысяч километров.
      Поводом для вооруженного выступления послужило нападение на чешский состав в Красноярске 22 мая. По приказу Гайды войска перешли к активным действиям. Три дня спустя был захвачен Мариинск, через неделю Ново-Николаевск. На штурм этого города с 60-тысячным населением ушло всего 40 минут.
      9 июня, проведя успешную операцию в западном направлении, отряды капитана Гайды встретились у станции Татарская с частями Челябинской группировки полковника Войцеховского. 20 июня под натиском объединенных войск пал Красноярск, а 11 июля - Иркутск. За несколько дней до этого Радола Гайда стал полковником.
      1 сентября 1918 года, разбив оборону противника в районе байкальских тоннелей, отряды полковника Гайды соединились на станции Оловянная с частями Владивостокской группировки. На западном фронте к этому времени уже были взяты Самара и Екатеринбург. Таким образом, под контроль чехословацких легионеров перешла вся Транссибирская магистраль от Волги до Владивостока.
      Большую часть Сибири освободили от большевиков именно части под командованием Радолы Гайды. Этот выдающийся успех не остался без внимания. 2 сентября 1918 года, то есть через день после победы у Оловянной, 26-летний полковник стал генералом. К этому времени его имя уже было одним из самых популярных в Сибири. На службу в его войска записывались даже элитные царские офицеры.
      во главе белой армии
      26 сентября 1918 года генерал Гайда получил новое назначение. Он стал командующим 2-й стрелковой дивизии, воевавшей против Красной Армии на Урале. Штаб генерала переехал в Екатеринбург. В отличие от Поволжья, где большевики достаточно успешно теснили чехов, уральские соединения перешли в наступление. В ноябре 1918 года в условиях жесточайшей уральской зимы Радола Гайда провел свою, быть может, самую блестящую операцию. 24 декабря была захвачена Пермь. Противник понес огромные потери: 20 тысяч человек пленными, 5 тысяч вагонов, тысячу пулеметов и 60 орудий. В закованном льдом пермском порту осталась вся Камская флотилия.
      За штурм Перми молодой военачальник был удостоен ордена святого Георгия третьей степени, став единственным чехом в истории, награжденным двумя степенями этой высшей воинской награды Российской Империи. А уже через несколько дней, с разрешения генерала Штефаника, Радола Гайда покинул чехословацкие войска, чтобы 1 января 1919 года заступить в должность командующего Сибирской армией адмирала Колчака. Под его начало перешли 40 тысяч русских солдат и офицеров.
      В течение зимы генерал провел несколько успешных операций на подступах к Вятке и Ижевску, однако вскоре вынужден был отойти и занять оборонительные позиции на перевалах Уральских гор. Его лучшие части были срочно переброшены в распоряжение генерала Ханжина, где готовилось решающее наступление на Уфу и Стерлитамак. В апреле 1919 года Западная армия генерала Ханжина потерпела сокрушительное поражение в Башкирии. Наступление колчаковцев захлебнулось.
      В конце мая достигло апогея противостояние Гайды и начальника штаба Колчака генерала Лебедя, которого командующий Сибирской армии обвинил в поражении Ханжина. Поначалу Колчак принял сторону Гайды, определив под его начало еще и Западную армию. Однако вскоре, под давлением русских генералов, не желавших подчиняться приказаниям молодого чеха, адмирал отказался от этого решения. Оскорбленный Радола Гайда подал прошение об отставке, которая была принята 7 июля 1919 года.
      Примерно в это же время состоялся последний разговор Гайды и Верховного правителя. Адмирал пытался остудить пыл чешского генерала: "Вы не понимаете русской специфики. От Вас этого никто и не требует. Вы сами прекрасно знаете, что не имеете даже военного образования для командования армией". Гайда парировал: "Могу Вам на это сказать, Ваше превосходительство, что несмотря на это, я прошел практическую школу, от солдата и командира роты до командующего армией. О моем образовании Вы знали и раньше, тем не менее, сочли возможным уговаривать генерала Штефаника, чтобы он позволил мне возглавить Вашу армию. С тем же успехом могу сказать, что Ваше образование касается исключительно морской службы, а не сухопутной. Вы тоже не имеете теоретических понятий о командовании армиями, и, тем более, об управлении целой империей. Смею заверить, между руководством несколькими кораблями и империей есть очень большая разница". На этом бывшие соратники расстались.
      В августе 1919 года Радола Гайда отбыл во Владивосток. В ноябре он попытался поднять мятеж против Колчака. Восстание было жестоко подавлено. Генерала спасло от расправы только поручительство чехословацкого командования, пообещавшего, что он немедленно оставит Россию. 28 ноября 1919 года бывший Властелин Сибири навсегда покинул российскую землю на палубе парохода "Пенза". Ему шел 28-й год.
      В Чехословакии легендарного генерала не особенно ждали. Почти год он находился не у дел, целиком посвятив себя сочинению мемуаров. Вскоре Радола Гайда был назначен командующим 11-й пешей дивизией в Кошицах, а в 1924 году стал первым заместителем начальника генерального штаба. С этой должности началось его стремительное падение.
      опала и забвение
      В 1928 году во время поездки по Уралу Владимир Маяковский сочинил коротенький стишок о местах, где "порол Пепеляев, свирепствовал Гайда, орлом клевался Верховный Колчак". Таким образом, чехословацкий генерал стал единственным чехом, увековеченным в стихах великого пролетарского поэта. Сам Радола Гайда к тому времени был обвинен в шпионаже в пользу Советской России, и, по личному распоряжению президента Масарика, лишен всех званий и жалования.
      Оставшись без работы, Гайда ударился в политику и вскоре стал лидером чехословацких фашистов.
      Он неоднократно избирается депутатом парламента, предпринимает многочисленные попытки организовать путч, несколько раз арестовывается, но в результате все же остается на свободе. Во время нацистской оккупации генерал практически отходит от активной жизни. Несмотря на это, вскоре после освобождения Чехословакии от фашистов его вновь арестовают и обвиняют в сотрудничестве с оккупантами.
      4 мая 1947 года суд приговорил Гайду к двум годам заключения, а, поскольку большую часть этого срока он уже отсидел, через восемь дней после вынесения приговора опальный военачальник вышел на свободу. В свои 56 лет выглядел он, однако, как 80-летний старец. Оно и неудивительно: событий его бурной биографии с лихвой хватило бы на десяток жизней.
      На свободе генерал засел было за второй том воспоминаний, но не успел написать и главы. Через 11 месяцев после освобождения Радола Гайда скончался.
      Ордена Радолы Гайды
      За время своей не очень долгой, но бурной военной карьеры генерал Гайда удостоился целого ряда высших государственных наград Российской Империи. Он был награжден орденом святой Анны с мечом 1-й, 2-й и 3-й степени, орденом святого Станислава с мечом 1-й и 2-й степени, орденом святого Георгия 3-й и 4-й степени, орденом святого Владимира с мечом 4-й степени, знаком отличия военного ордена для офицеров. Кроме того, Радола Гайда был отмечен чехословацким военным крестом и чехословацким орденом Сокола, а также государственными наградами Сербии, Польши, Великобритании, Франции, Италии и Румынии. - дополнение ; ldn-knigi)
      Я уже указывал, что некоторые ссылки П. Н. Милюкова носят только формальный характер. Вот яркий пример. На стр. 17 имеется примечание: "относительно московских политических организаций в 1918-19 г. г. интересные материалы {53} опубликованы в сборниках "На Чужой Стороне". И дальше идет указание на воспоминания В. А. Мякотина о "Союзе Возрождения", мои о деле "Тактического Центра" и т. д. Между тем, в тексте абсолютно не видно, чтобы автор использовал указанные материалы. Они настолько чужды сознанию Милюкова, что он предпочитает излагать соглашение, к которому пришли в Москве летом 1918 г. "Союз Возрождения" и "Национальный Центр" - т. е. соглашение русских общественных организаций - по иностранному источнику: по имевшейся у Милюкова копии "вербальной ноты" Нуланса, которому "примирительные формы" "очевидно, - говорит автор - были "сообщены левыми партиями". "Даже судя по ним, видно - добавляет П. Н. Милюков - что в соглашении было много недоговоренного". Жаль, что Милюков не воспользовался текстом Мякотина, где соглашение изложено совершенно точно - и не только по воспоминаниям, но по сохранившейся копии оригинала, имевшейся у меня. П. Н. Милюков на основании "вербальной ноты", неизвестно кем доставленной, изображает "соглашение, которое якобы сводилось к тому, что "Учредительное Собрание старого состава соберется, но только на два-три заседания и без большевицких членов, в каком-нибудь городе Восточной России, чтобы дать санкцию власти временной, но сильной и способной к действию, как напр., военной диктатуре или триумвирату" (41). Если в первой половине мемуаристы непосредственные участники соглашения, друг другу до некоторой степени противоречат, то нет уже никаких сомнений в том, что никакого "или" в соглашении быть не могло: на "военной диктатуре" соглашения не было, иначе совершенно бессмысленными оказались бы дальнейшие споры о возможной форме временной государственной власти, которые велись на Ясском совещании и в Одессе и которые, в конце концов, привели к полному расхождению на юге общественных деятелей - представителей "Союза Возрождения", "Национального Центра", {54} "Совета Государственного Объединения", "Союза городов и земств". Ни о какой "диктатуре" не упоминает, конечно, Н. И. Астров, излагая в своей статье "Ясское совещание" ("Голос Минувшего", 1926, № 3) ту же "вербальную ноту Нуланса".
      Для метода П. Н. Милюкова пользования источниками очень характерен и такой пример. Беру его в виде исключения из первого тома исследования П. Н. Милюкова, где в главе шестой автор резюмирует содержание не напечатанной еще главы из выпуска его "Истории второй революции". П. Н. Милюков говорит, что в ожидании опубликования архивных данных глава эта составлена на основании корреспонденций из провинции, печатавшихся в газетах того времени, главным образом, в "Русском Слове" и "Русских Ведомостях": "к комплектам этих газет я и отсылаю читателя". "Сводка о положении дел в провинции за март-май 1917 г., сделанная канцелярией Гос. Думы, по отчетам департаментов - добавляет автор - напечатана в "Красном Архиве", т. XX". Здесь опечатка - упомянутая сводка помещена не в XX книге "Кр. Архива", а в XV. Но дело в том, что материалы, имеющиеся в сводке, коренным образом противоречат тому, что говорит П. Н. Милюков и что он хочет иллюстрировать ссылкой на сводку Государственной Думы. Построение Милюкова отмечает планомерный рост аграрных волнений в деревне в первый период революции. Автор иллюстрирует это данными, заимствованными из газеты "Рабочий" (Это был орган большевиков, заменивший закрытый "Пролетарий".), которые были напечатаны 25 августа: в первой половине марта 3 волнения, во второй половине марта 9; апрель: 52-111; май 175-337; июнь 391-464; июль 481-288. Своего максимума разложение провинции достигает тогда, когда в деревню влилась струя вооруженных солдат с фронта. Развитие аграрных волнений идет постепенно и последовательно в связи с двусмысленностью в {55} отношении правительства к аграрному "правотворчеству, пропагандировавшемуся Черновым и нашедшему благодарную почву в настроении крестьян".
      Не так однако все просто, как это кажется историку гражданской войны. Делая ссылку на сводку депутатов Государственной Думы, историк должен был пояснить противоречие, которое усмотрит читатель, если действительно вздумает обратиться к XV книге "Красного Архива". Сводка составлена заведывавшим отчетно-делегатским отделом П. Романовым и приходит к таким выводам: "В заключение можно сказать, что первый революционный период взбаламученного моря к концу 3-го месяца приблизительно закончился, ломка произошла, и произошла замена старых форм новыми. Через большие потери, через неурядицу, темноту и отсутствие необходимых культурных сил дело все-таки идет, и организация новой жизни налаживается. В следующем обзоре можно дать уже картину устоявшейся воды государственной жизни, если в наше время можно надеяться, что она устроится". Этот "мрачный", по выражению Романова, отчет отмечает между прочим, что "большой процент эксцессов обыкновенно падает преимущественно на те районы, где население слишком мало осведомлено о сущности и размерах переворота". Отчет отмечает и то, что "за всё три месяца революции в деревне не было ни одного случая применения вооруженной силы для подавления крайних выступлений крестьян".
      Я не специалист в этих вопросах и за специальной литературой не слежу. Но все же, думается, что едва ли прав П. Н. Милюков, когда в книге, вышедшей в 1927 г., опирается только на газетные сообщения в ожидании опубликования архивных данных. Нельзя, напр., не обратить внимания на то, что в общих исторических журналах кое-какие архивные данные были уже опубликованы. Раз П. Н. Милюков пользуется XV томом "Красного Архива", то почему ему избегать предшествующей книги этого журнала, где между прочим {56} опубликованы некоторые архивный данные по интересующему нас вопросу - там напечатаны материалы по аграрному движению в 1917 году по документам главного земельного комитета. Картограмма главного земельного комитета относится к июлю и дает довольно наглядное представление о том, как шло аграрное движение в различных губерниях Европейской России. По количеству случаев крестьянских волнений все губернии разбиты на шесть групп: 10 волнений в 10 губерниях; 10-21 в семи; 25-50 в тринадцати; свыше 100 в пяти. "Очагом крестьянского движения сделались в центральных земледельческих районах Рязанская, Курская, Тамбовская, Тульская и Воронежская губ.; в средневолжском - Казанская, Самарская, Симбирская и Пензенская губ.; в приозерно-западных губерниях - Псковская, Могилевская, Минская. От этих очагов крестьянское движение по направлению на север, восток и юг падает и интенсивность его слабеет". Небольшая статистическая справка по Орловской губ., которая на картограмме отнесена к группе губерний, где было 51-75 случаев крестьянских волнений, дает нам понятие о числовых соотношениях между различными видами беспорядков. Движение носило широкий массовый характер; из 504 анкет, полученных из разных мест видно, что движение было в 377 случаях и на 73 % захватило всю губернию. Беспорядки вспыхнули главным образом в апреле, на который падает свыше 50 % всех волнений. Из различных видов волнений наибольшее распространение получило: самовольный выгон скота весной 44 %, захват владельческих лугов и земли под яровой посев 36 %. Слабее шли крестьянские беспорядки наиболее активного характера: удаление и арест владельцев и приказчиков имений (28 %) разгром и разбор имения (13 %) и захват имения в полном виде (4 %)".
      Во всяком случае, эти данные расходятся с характеристикой П. Н. Милюкова роли земельных комитетов: они в конечном результате давали итог положительный в смысле {57} введения стихийного аграрного движения в русло хотя бы некоторой "законности". В 1927 г. в серии "Архив октябрьской революции" был издан том материалов, посвященных "крестьянскому движению 1917 г." - этим материалом П. Н. Милюков, конечно, хронологически не мог воспользоваться для своей работы. Здесь напечатаны сведения, поступившие в главное управление по делам милиции "о выдающихся происшествиях, правонарушениях и общем положении на местах за март-октябрь 1917 г.". В сущности, материалы выходят из рамок чисто крестьянского движения. Они очень интересны. Разбор не входит в мою задачу, и я отмечу лишь выводы, к которым пришли комментаторы материалов. Они указывают, что апрель-июль "дают невиданный в истории пример развертывания крестьянской борьбы за землю в условиях своеобразной легальности". Вместе с тем "природа этого движения определяется не разгромами. Во все эти месяцы преобладают своеобразные, в истории невиданные способы "мирной" борьбы с помещиком, вытекающие из крестьянского доверия к буржуазии и правительству буржуазии". "Существенно то, - продолжают комментаторы материалов - что стихийное доверие к буржуазии определяло преобладание в эти месяцы таких форм движения, которые по крестьянскому пониманию не противоречили законам и намерениям правительства". Должен отметить комментатор и то, что в августе "буржуазии удалось достигнуть некоторых дальнейших успехов в подавлении движения, и число имений, охваченных движением, уменьшилось, на 33 % против июльского".
      Материалы эти требуют еще изучения. Повторяю, что они очень интересны и во многом изменяют обычные представления о крестьянском движении в месяцы февральской революции.
      {58}
      V. "НЕТОЧНОСТИ".
      Делая свое сообщение о книге П. Н. Милюкова в парижском академическом союзе, я указал, между прочим, что могу отметить в тексте более 85 различных "неточностей". Для исторического исследования, притом исследования, вышедшего из-под пера всеми признанного историка, это не мало и во всяком случае свидетельствует об излишней спешности, проявленной в работе. Мои слова вызвали иронические замечания со стороны автора отчета о моем докладе в "Последних Новостях". Не хочу быть голословным и в дополнение к уже сказанному, не повторяя сделанных замечаний, укажу еще на ряд "неточностей" разного характера, отмеченных мною при более или менее внимательном чтении второго тома исследования П. Н. Милюкова, т. е. на страницах, посвященных гражданской войне. И бесспорно, что по совокупности число "неточностей" значительно превысит указанную выше примерную цифру.
      Стр. 1. Неверно, что в конце гражданской войны тактика вооруженной борьбы с большевиками сосредоточилась исключительно в "белых" армиях с откровенно реакционными стремлениями" (забыто партизанство).