Виталий Григорьевич МЕЛЕНТЬЕВ
      33 марта. 2005 год
      ОГЛАВЛЕНИЕ
      Глава первая. Решение принято Глава вторая. Печальное начало Глава третья. В яме Глава четвёртая. Тузик Глава пятая. Неблагодарная скотина Глава шестая. Начало дружбы Глава седьмая. Встреча у реки Глава восьмая Электронка Глава, девятая Живое привидение Глава десятая Рыбий концерт Глава одиннадцатая. На пороге разгадки Глава двенадцатая. Во всем виноват зуб Глава тринадцатая. Вулкан на колесах Глава четырнадцатая. "Профессорская машина" Глава пятнадцатая. Механизированная учеба Глава шестнадцатая Биомеханика Глава семнадцатая. Новая роль старого знакомого Глава восемнадцатая Ученый совет Глава девятнадцатая. Что такое счастье? Глава двадцатая. Лунный рудник Глава двадцать первая. Взрывной комбайн Глава двадцать вторая. Почему разморозился Вася Глава двадцать третья Наказание маловеров Глава двадцать четвертая Бегство Тузика Глава двадцать пятая. Доисторическая жизнь Глава двадцать шестая. Пещерный бой Глава двадцать седьмая. После грозы Глава двадцать восьмая. От автора
      Глава первая
      РЕШЕНИЕ ПРИНЯТО
      Звезды сверкали ослепительно ярко. Окруженные лучистыми венчиками, они казались близкими и теплыми; мороз крепчал, и в воздухе плавал густой колючий туман. Электрические фонари, фары автомобилей, окна домов тускнели и расплывались желтоватыми пятнами. Под ногами свирепо и раскатисто скрипел снег. Искусно лавируя в путанице тропок, ученик шестого класса средней школы № 3 Вася Голубев то выходил на освещенное фонарем полукружие, то пропадал в тумане. Свернув в сторону, он перепрыгнул через торчащую из-под снега ограду палисадника, пригнулся, отодвинул в сторону доску забора и перевел дух - перед ним возвышалось четырехэтажное здание средней школы № 21. Вася с тоской посмотрел на такое знакомое, такое родное здание, покосился на пушистые маленькие кедры, которые посадил его пионерский отряд в прошлом году, и побежал вперед. В теплом вестибюле школы раздался звонок, и почти сейчас же огромное здание наполнилось шумом и громом: в средней школе окончились занятия. Вася пристроился в уголке около раздевалки, но здесь его заметила худая и вечно злая сторожиха тетя Поля. Она подозрительно посмотрела на Васю и спросила: - Опять драться пришел? Вася вытер нос и решил быть миролюбивым и добрым. - А зачем мне нужно драться? - очень мягко спросил он. - Этого я не знаю, - сказала тетя Поля и поджала губы. - Но только как ты здесь появляешься - так сейчас же драка. - Ну уж и "сейчас же"!.. - протянул польщенный Вася. - Конечно! В прошлую субботу дрался, в том месяце дрался. Сейчас опять? - А если они сами лезут? - Они к тебе в школу не ходят. - Какая вы странная, тетя Поля! - удивленно сказал Вася. - Вы хотели, чтобы и у нас в школе было такое же безобразие? - Хорошенькое дело! - воскликнула возмущенная тетя Поля. - Если б ты сюда не ходил, никакого безобразия и не было бы. Васе Голубеву совсем не нравился этот никчемный разговор, тем более что возле вешалки уже закипали споры. Мальчишки, стремительно врезаясь в очередь, отталкивали девчонок. Кто-то взвизгивал, кто-то кого-то звал, и никто не стоял на месте. Один только Вася, как привязанный, должен был выслушивать тети Полины наставления. Ему следовало бы тоже врезаться в очередь и свести кое-какие давние счеты со своими бывшими товарищами, а теперь врагами из шестого "Б". Но тетя Поля заметно повышала голос: - Чего ты с ними дерешься? Чего вы не поделили? Было много причин, по которым Вася не хотел ссориться с тетей Полей, и поэтому он как можно ласковее старался объяснить: - А что они задаются? Почему так получилось: и для физического кабинета мы все модели делали, и "Умелые руки" все вместе организовывали, а когда нас перевели в женскую школу, они все себе оставили? Разве это правильно? Почему они нам ничего не отдали? Ведь половину класса перевели? Половину! Значит, должны были половину и отдать. А теперь еще и задаются: "В вашей третьей школе только слюнявчики вышивают!" Вы же, тетя Поля, сами знаете. Разве мы работали хуже, чем они? Разве не мы парты чинили? Разве не я пробки вставлял? Меня за что перевели к девчонкам? Говорили: "Вот у Голубева выдумки и фантазии много, он там работу "Умелых рук" наладит". А что получилось? Инструмент весь у себя оставили, материалов ни крошечки не дали. Это - по правилу? Да еще дразнятся: "Иголки с нитками у вас остались - вот и стройте атомные электростанции". А сами - построили? Даже модель высотного здания и ту закончить не смогли! А еще задаются! Тетя Поля поняла, что попала в затруднительное положение. Она пожевала тонкими губами и, подозрительно заглянув в глаза Васи, неуверенно сказала: - Все равно драться не резон. - "Не резон"! Пускай не задаются! Если вы хотите знать, наша школа еще загремит. Еще они к нам на экскурсию будут приходить! Тетя Поля уже лет десять работала в 21-й (в прошлом мужской) школе. Она была уверена, что лучше этой школы нет не только в городе, но, наверно, и в области, и поэтому немного обиделась. - "На экскурсию"! - передразнила она Васю. - Драчунами любоваться? В это время совсем рядом начался хорошо известный всем школьникам отрывистый, но захватывающий разговор. - Ты чего? - А ты чего? - Да я ничего, а вот ты чего? - А чего ты лезешь? А то вот как дам... - Был тут один такой смелый, да его в женскую школу перевели. Тетя Поля быстро обернулась. Ленька Шатров и Женька Маслов легонько подталкивали друг друга и приподнимались на цыпочки. Вася немедленно воспользовался изменением обстановки и, юркнув в сторону, точным, отработанным двойным приемом - концом пальцев и ладонью - ударил в плечо Женьку и сбил его с ног. Женька Маслов - бывший Васин товарищ по кружку "Умелые руки", а теперь самый отъявленный враг, упал на проходивших школьников. Они оттолкнули его, и Женька, как мячик, стал переходить из рук в руки. Полюбовавшись поражением врага, Вася пропал в общей сутолоке и вскоре протиснулся к самой вешалке. Смуглый, подтянутый, в очень опрятном форменном костюме подросток пригладил свои черные, зачесанные на пробор волосы, едва заметно улыбнулся и спросил у Васи: - Пришел? - Конечно. Слово - закон! - ответил Вася. - Ладно. Пошли, - тщательно застегивая все пуговицы на пальто, отозвался мальчик. Они выбрались из толчеи и вышли на улицу. Морозный воздух сразу обжег лица. Ребята подняли воротники теплых пальто и зашагали по затянутым туманом улицам. Вася первым нарушил молчание и мрачно сказал: - Завтра или никогда. Понял, Саша? - Понял. - Пойдешь? - Голос у Васи дрогнул. Верный товарищ и сосед по квартире Саша Мыльников опять слегка усмехнулся и ответил: - Я все-таки не совсем понимаю, для чего это нужно? - Но ты друг? - Понятно... - Так неужели ты не понимаешь, что если мы найдем мамонтовый зуб, то к нам будут ходить на экскурсии со всех школ! - А почему не в музей? - спросил Саша. - Ну, видишь ли... Ведь с этого мы и начнем создавать свой музей. Школьного музея нет еще ни в одной школе. - Это ценная мысль, - солидно сказал Саша. - А ты как думал? - сдерживая гордость, ответил Вася. - Но я не совсем верю в этот зуб... в то, что нам удастся найти его. - Ты удивительный человек! - Вася забежал чуть вперед и повернулся к Саше. - Ты никому и ничему не хочешь верить. Ведь сколько раз и твой отец и мой говорили: на старых разрезах, где они выкопали два мамонтовых зуба, остался еще один. Им не хотелось вырубать его из вечной мерзлоты. А мы вырубим! Нам захочется! - Ну, я понимаю... - Саша остановился. - Ты хочешь, чтобы твоя школа загремела. Но ведь моя школа уже гремит. - Но ты друг? - остановился Вася, в упор глядя на Сашу. - Понятно... - уже не так уверенно, как прежде, ответил Саша и задумался. - Я тебе так скажу! Если мы найдем два мамонтовых зуба, один будет твой, великодушно и в то же время очень дипломатично сказал Вася. - Так как? Пойдешь со мной? Саша покосился на него и промолчал. Конечно, Вася друг, но помогать ему доставать зуб и, значит, давать ему возможность обставить 21-ю школу - дело не простое. Хотя почему, собственно, там не может быть двух зубов? Ведь известно, что в ледяном панцире вечной мерзлоты, покрывающей огромные северные пространства Сибири, находили не только мамонтовые зубы. На столе у Сашиного отца лежит нож для разрезания бумаги, сделанный из мамонтовых клыков - бивней. Это подарок искусных чукотских косторезов. Почему же в старых разрезах, в которых геологи искали какой-то важный минерал, не может быть не только мамонтовых зубов, но и бивней? И Вася и Саша недаром сыновья геологов они знают, что необыкновенная сибирская земля хранит в себе еще и не такие тайны. - Ладно, - сказал Саша и решительно двинулся вперед. - Я пойду. Но с условием: если мы найдем что-нибудь, все пополам. Хорошо? - А если будет только один зуб? - Гм... Тогда так. В своем музее ты напишешь: "Найден совместно с пионером двадцать первой школы". Ладно? Вася долго молчал. Выхода у него не было. До старых разрезов - километров десять. Идти туда одному страшновато. Да и с кем же идти, если не со старым товарищем? Вместе они переезжали из города в город, когда их отцов, работающих в одной геологоразведочной партии, переводили в новый район. Всегда учились в одной школе и сидели на одной парте. И не их вина, что им пришлось расстаться. Когда мужские и женские школы стали соединять, Сашу оставили, а Васю Голубева перевели. Все, кто знал Васю, не очень удивлялись этому. Он с головой погружался во всякие общественные затеи, был душой совета дружины, отлично рисовал и вечно что-нибудь мастерил: то ультракоротковолновый приемник, то модель паровой машины, то электрическую мясорубку. Понятно, что времени для домашних заданий у него было немного. Но даже и то время, которое все-таки оставалось у него, он использовал для занятий в секции юных боксеров, осваивания лыж, коньков и особых беговых санок, к которым он приспособил парус и они могли катиться по замерзшей реке, как лодка. Словом, преуспевая почти везде, Вася Голубев получал иногда не только тройки, но и, к своему величайшему удивлению, даже двойки. Как они прорывались в тетради, для него оставалось страшной тайной. Саша Мыльников был человеком спокойным, уравновешенным и не очень спешил выполнять пионерские задания. Возиться со строительством моделей он не любил и собственных изобретений не имел. Но зато он любил спорт и стихи. Однако это не мешало домашним занятиям, и Саша был одним из лучших учеников класса. Видимо, за все это Сашу очень уважала Васина мама, и с этим, к сожалению, приходилось считаться, потому что, когда Вася собирался уйти из дому в одиночку, это было одно, но, когда он предупреждал, что уходит с Сашей, совсем другое. В первом случае мама обязательно читала долгие и нудные наставления и иногда просто не отпускала, а во втором даже слова не говорила. Понятно, что, если Саша не согласится с Васиным предложением, нечего и думать о походе за мамонтовым зубом: одного мама все равно не отпустит. Поэтому волей-неволей пришлось соглашаться. - Хорошо! Напишем: "Найден совместно с пионером двадцать первой школы". - Александром Мыльниковым? - Александром Мыльниковым, - покорно согласился Вася, стараясь не очень сердиться. - Ладно. Я пойду. - Тогда так. Ты берешь топорик и спички. Я возьму лопату и немного керосину, чтобы разжечь костер и растопить мерзлоту. Нужно взять хлеба и консервов. - Консервы я возьму, - решил Саша. - У нас есть. Когда собираемся? - В восемь утра ты зайдешь за мной. - Почему я - за тобой? - Ну, видишь ли... мама... - Ага, ну понятно. Значит, все? - Все! И будь спокоен - мамонтов зуб у нас будет! - Конечно, - почему-то не совсем уверенно сказал Саша.
      
      Глава вторая
      ПЕЧАЛЬНОЕ НАЧАЛО
      Всякую маму надо знать. Свою маму Вася Голубев знал очень хорошо. Когда он сказал, что собирается на дальние разрезы, она возмутилась: - Это что еще за глупости? Мороз под тридцать, вот-вот начнутся весенние метели, а он собрался в сопки! Никуда я тебя не пущу! Вася вздохнул, отвел в сторону свой совершенно чистые, безгрешные глаза и сокрушенно сказал: - Вот всегда так: одному нельзя. Договоришься с Сашкой - опять нельзя. Сиди дома, а все ребята уходят на лыжах. Он повернулся и пошел к своей кровати, стараясь идти как можно расслабленнее, слегка подрагивая плечами. Могло даже показаться, что он плачет. Мама сейчас же спросила: - Ты собираешься с Сашей Мыльниковым? - Конечно! Мама ушла, и Вася немедленно юркнул в кладовую. Здесь он нашел пустую бутылку, поднатужился и приподнял бидон. Подумав, он опустил бидон, сделал из бумаги воронку - такую, какую делали на уроках физики, - и через нее налил керосин. Бутылку он поставил у двери. Потом открыл шкаф, вынул буханку хлеба, отрезал половину и, завернув в газету, тоже положил у двери под старым пальто. Только после этого он прошел за свой столик и раскрыл тетрадь и учебник. В эту минуту вошла мама. - Ну хорошо, - сказала она уже поспокойней. - Я разрешаю тебе идти на лыжную прогулку, но ты должен сегодня же сделать все уроки и дать мне честное пионерское слово, что не будешь задерживаться. Вася был совершенно спокоен - он знал, что иначе быть не может, и поэтому не очень обрадовался маминым словам. - Ты же видишь - я уже учу, - даже как будто недовольно ответил он и добавил: - Честное пионерское, я не буду задерживаться. Он выучил уроки, приготовил лыжи и рюкзак, проверил одежду: на шубе не хватало пуговицы. Очень хотелось спать, но Вася заставил себя пришить пуговицу: всякий уважающий себя спортсмен, а тем более путешественник обязан уметь все делать сам. Папа всегда говорит: лучше сделать все дома, чем потом мучиться в дороге. Заснул он гораздо позже обычного и утром едва поднялся. Спросонья пошел зачем-то в кабинет отца, потом вернулся и едва сообразил, что и как нужно надеть. Вася умылся, и постепенно сон стал проходить. Он позавтракал, положил в рюкзак приготовленный матерью бутерброд, надел шубу. Едва часы пробили восемь, в дверь постучали, и в коридор вошел снаряженный в дальнюю экспедицию Саша Мыльников. Опасаясь, как бы мама не передумала, Вася юркнул за дверь, но сейчас же вспомнил, что керосин и хлеб он забыл. Саша насмешливо выслушал товарища: - Растеряха! Подожди. Он спокойно вошел в коридор, взял из-под пальто бутылку и хлеб и вышел. - Тоже мне, придумал - прятать хлеб рядом с керосином! Никогда как следует не подумаешь! Ты и по алгебре поэтому отстаешь - не умеешь думать. На улицах еще горели фонари, но туман исчезал. На востоке небо уже тронул рассвет, и оно чуть-чуть зазеленело. Ветер обжигал морозом лица. По снегу прокатился язычок поземки. Мальчики стали на лыжи и быстро, по уже проложенным лыжням, прошли еще пустынные улицы города. Справа остались сияющие в темноте корпуса рудника и обогатительной фабрики. Слева холодным синеватым светом лучились скаты стеклянной крыши - огромной теплицы. К ней от фабрики тянулся теплопровод. Снег над ним вытаял, и темная земля курчавилась легким парком, кое-где виднелись темно-зеленые стрелки травы. Теплица освещалась лампами дневного света - под ними овощи вызревали быстрее. В небе прошумел самолет, а рядом на шоссе, вдоль которого высились мачты высоковольтной передачи, метались снопы света - в тайгу шли машины. За шоссе начался подъем, потом спуск - и снова подъем. Мальчики шли молча. Плечи побаливали - рюкзаки тяжелели. Лыжня пропала, и пришлось остановиться. Саша осмотрелся и сказал: - По-моему, мы взяли левее. - Почему ты так думаешь? - Когда я ездил к папе, сопка была левее нас, а теперь она правее. Они осмотрелись уже внимательней, и Вася предложил вначале найти с помощью Полярной звезды север, а потом уж разобраться, куда они едут. Но ни ковшика Большой Медведицы, ни обычно яркой, голубоватой Полярной звезды не было. И тут только ребята заметили, что небо потемнело и стало низким, ветер налетал чаще и злее, вокруг как будто все помрачнело. На сердце стало тревожно. Вася поежился и согласился, что они действительно, кажется, взяли левее. Мальчики свернули в сторону и вскоре начали новый подъем. Ветер трепал лыжников по-настоящему. По снегу неслась поземка, и седые космы ее то и дело пересекали лыжню. Ребята упрямо шли вперед, на ходу поправляя съезжающие рюкзаки. Почти на самом перевале небо стало светлеть. Даль прояснилась, показались темная стена тайги и горные склоны, у подножия которых геологи нашли зуб мамонта. К этим сопкам вело широкое и совершенно ровное плоскогорье. На нем не было ни бугорка, ни впадинки, как на простыне, которую тщательно выгладили огромным и тяжелым утюгом... Перед спуском на плоскогорье ребята остановились, поправили рюкзаки и проверили лыжные крепления. Вася долго любовался равниной, дальней грядой темных сопок и наконец сказал: - А ты знаешь, Саша, когда смотришь отсюда, сверху, начинаешь верить, что в наших местах действительно когда-то путешествовали ледники. Ведь это, конечно, они сделали равнину? - Какую еще равнину? - покровительственно спросил Саша. - Это называется распадок. - Ну, в географии распадка ты не найдешь, - возразил Вася. - Это равнина, выглаженная ледником. Он спускался вон с тех гор, но наткнулся здесь на гряду сопок и повернул чуть на юг. И потом уж пополз дальше. - Как ты легко делаешь открытия! - заметил Саша. - Такие сопки, как эти, ледникам не препятствие. Ты знаешь, что их толщина достигала нескольких километров? Они все сметали на своем пути. А ты - сопки! - Ну и что ж? Все равно сопки могли помешать им. А почему же эта равнина такая ровная? Конечно, ее пробили, а потом разгладили могучие ледники. Саша промолчал. Он не любил признавать себя побежденным. А Вася продолжал: - Видишь, ты какой - не знаешь, а говоришь. Вот потому в наших местах и осталась вечная мерзлота, что здесь очень долго ползали ледники. - Эх ты, открыватель! - протянул Саша. - Разве ледники в этом виноваты? А ты знаешь, что еще никто по-настоящему не знает, почему образовалась эта самая мерзлота? Ты знаешь, что целая четверть земного шара покрыта вечной мерзлотой? И что кое-где она то возникает, то пропадает? В одних местах держится год или два, а в других - тысячелетия? Ну, ты это знаешь? Вася этого не знал. - Молчишь? Учиться надо, а ты вечно со всякими затеями лезешь! назидательно сказал Саша. Вася невольно посмотрел на него, чтобы не ошибиться: ему показалось, что говорит это не Саша, а мама или классная руководительница. Но так наставительно, скучно и сварливо говорил именно Саша - вечный отличник, совершенно правильный парень, который никогда не ошибается и которому всегда все верят. И это почему-то обидело Васю. Он посопел, потер свой слегка вздернутый, в мелких веснушках нос и сердито сказал: - Ты все выучил! За вечную мерзлоту ставлю вечную пятерку. Но только ты тоже многого не знаешь. - Чего же я не знаю? - еще не решив, обижаться или принять похвалу как должное, спросил Саша. - А вот чего ты не знаешь! Мы за чем идем? За мамонтовым зубом. А какое животное мамонт? Ледниковое. Растаяли ледники - исчезли и мамонты. Значит, жили они только там, где были ледники. - Это еще не доказано, - неуверенно возразил Саша. - "Не доказано"! Ты вот не знаешь, что у нас найдено тридцать целеньких, замерзших в ледниках мамонтов. - Ну, уж и тридцать! Так сразу целую мамонтовую ферму и нашли? Ты еще скажи, что их доисторические люди разводили. - Ты не смейся. Доисторические люди мамонтов не разводили. Нашли их у нас именно в тех местах, где когда-то были ледники, а на их месте образовалась вечная мерзлота. - Ну вот! То в ледниках нашли, то в вечной мерзлоте. Тебя никак не поймешь. - Ты не придирайся. Были ледники, а стала вечная мерзлота. - Ну вот мы с тобой тоже идем над вечной мерзлотой - так что ж, по-твоему, и здесь можно найти замерзшего мамонта? - А почему нельзя? Ну почему? Ведь зубы мамонтовые находят? А почему не мог здесь какой-нибудь мамонт замерзнуть? Теперь пришла очередь сопеть Саше. Он потер свой прямой нос, покривил красивые яркие губы, пытаясь улыбнуться как можно независимей, но ответить на Васины "почему" не мог. Вася это сразу понял и решил закрепить свою победу. - Так что ты не задавайся своими пятерками! - хитро улыбнулся он. - И давай не спорить. Поехали! Он оттолкнулся палками и помчался вниз, наискось пересекая склон сопки. Лыжи неслись все быстрее и быстрее, но встречного ветра Вася почти не чувствовал, потому что ему в бок бил все крепнущий юго-восточный ветер. Вася лихо мчался точно на север. Изредка ему приходилось объезжать снежные наметы и гольцы - большие камни, выступающие на поверхности сопки, исковерканные северными ветрами низкорослые деревца и кусты удивительного растения - багульника. Он растет только на северных и восточных склонах сопок и начинает цвести в любое время, лишь бы была вода и тепло. С лыжных прогулок ребята обязательно привозили домой охапки промерзших, хрупких прутьев багульника и ставили их в воду. Через неделю на прутьях набухали почки, а еще через неделю, обычно ночью, багульниковая метла превращалась в пышный, точно окутанный ласковым туманом розовато-фиолетовый букет. Недаром эвенки, кочующие охотники и оленеводы тайги называют багульник солнечным цветком. Он встречает северное раннее солнце и купается в первых его лучах, а потом, заслоненный с юга склонами сопок и гор, пылает своими красивыми, как утренняя заря, цветами в прохладной и влажной тени. Чуть не наткнувшись на куст такого багульника, Вася резко наклонился, сжался в комок и, вздымая лыжами вихри снега, промчался мимо. Он даже вспотел от неожиданного напряжения, но, сознавая, что искусно избежал опасности, улыбнулся. Вдруг он почувствовал, что лыжи потеряли опору и он несется куда-то вниз. На лицо, за воротник и даже за отвороты варежек посыпался колючий, холодный снег. Наконец Вася стукнулся обо что-то твердое, угловатое, услышал треск сломанных лыж и палок и упал на бок. Он попытался еще встать, но левую ногу пронзила острая боль, и он присел. Его лихорадило, во рту пересохло от страха и неожиданности. Понимая, что он провалился в какую-то яму и повредил ногу, Вася испугался всерьез: теперь-то наверняка ему попадет от матери, а Сашка, конечно, воспользуется его беспомощностью, и мамонтовый зуб окажется в 21-й школе.
      Глава третья
      В ЯМЕ
      В снегу на дне ямы, куда он попал, Вася барахтался всего несколько секунд, но ему показалось, что прошло много времени. Он очень спешил освободиться от рюкзака и лыжных обломков. Наконец ему удалось с трудом встать на ноги. - Нужно думать логически. Не надо спешить, - стараясь успокоиться, шептал Вася. "Думать логически" - любимое отцовское выражение. Рассказывая о своих приключениях во время скитаний с поисковыми партиями на Севере, самые интересные места он начинал так: "Тогда я решил успокоиться и думать логически". Оказывается, если человек умеет думать логически, то он обязательно найдет выход из любого, самого трудного положения. По крайней мере, отец всегда находил и всегда оказывался победителем. Вася осмотрелся. Вверху, метрах в двух - трех над Васиной головой, в нависшем над ямой сугробе, виднелось отверстие. Через него лился неверный утренний свет, едва освещая просторную, с неровными стенами пещеру. Пахло сыростью, тленом и чем-то очень странным - как будто бы паленой шерстью. Когда глаза привыкли к темноте, Вася разглядел в стенах пещеры прослойки льда, следы кирки, пятна сажи. Видно, золотоискатели жгли здесь костры, стараясь растопить вечную мерзлоту. Но порода оказалась неподходящей бедной золотом, и они бросили эту глубокую яму-шурф. Яму занесло снегом, и вот Вася провалился в нее, как в западню. Вверху зашуршали лыжи и раздался сдавленный от волнения Сашин голос. - Вася! Вася Голубев! - кричал Саша, как будто на этой заснеженной сопке бегало с десяток Вась и среди них только один - Голубев. - Здесь я, - нехотя откликнулся Вася, но, подумав, что Саша не услышит его и уедет дальше, испугался и закричал: - Саша! Саша! Я здесь! Я провалился... Серенькое небо загородила Сашина голова. Когда Саша убедился, что Вася жив и почти невредим, он рассердился: - Обязательно с каким-нибудь приключением! Ну как тебя угораздило? - Ладно, брось, - мрачно ответил Вася. - Помоги лучше выбраться. Обсудив положение, решили, что двух связанных за ремни лыжных палок будет вполне достаточно, для того чтобы с их помощью выкарабкаться из ямы. Но при первой же попытке ремни оборвались, и Вася грохнулся на больную ногу. Саша связал палки поясным ремнем. Дело пошло лучше. Вася поднялся на полметра, но дело застопорилось. Саша решил помочь и потащил палки на себя, поскользнулся и, сам чуть не угодив в яму, обрушил кучи снега. Вася долго отряхивался, а когда поднял голову, то увидел, что отверстие вверху стало побольше. Палки связали снова, и Вася дотянулся почти до половины ямы. Саша кряхтел, сопел и помогал сам себе, приговаривая: - Так... Еще разочек... Еще... Так... Оставалось всего несколько сантиметров - и одна палка оказалась бы на поверхности, а половина Васиного пути пройдена. Но Саша слишком увлекся, перехватил палку и приналег на нее, как на рычаг. Палка не выдержала. Раздался треск, и Вася опять кубарем полетел вниз. Неудача и усталость подействовали на обоих удручающе. Они сидели молча один наверху, другой внизу - и ничего не могли придумать. - Остается одно, - несмело сказал Саша: - идти за помощью. - Нет! Ни в коем случае! - испугался Вася. Это значило, что все узнают о его тайне, о его неудаче. Но это еще куда ни шло... А вот если узнает мама... Нет, надо попробовать еще раз. Они пробовали несколько раз, пока Вася в сердцах не крикнул: - Чего ты все время снег сыплешь? И так за воротом полно. - Ты знаешь, Вася... знаешь, - дрогнувшим голосом ответил Саша, кажется, начинается метель. Они опять замолчали. Вася посмотрел вверх. Над ним неслись снежинки. Края ямы как будто сблизились, отверстие стало меньше - снег заметал ее. Дело принимало серьезный оборот, и он решил: - Ладно, спеши домой. Успеешь? - Постараюсь, - несмело ответил Саша. - Мы слишком долго возились. - Все равно нужно спешить. - Хорошо... Но у меня всего одна палка. Ты это учитывай. - Ладно. Но ты спеши! И, слушай, оставь мне консервы. - Да. И топорик. Ты пока что подруби стенки ступеньками. Будет легче вылезать. - Об этом нужно было думать раньше - вскипел Вася - Пятерочник несчастный! Тебе бы только стишки писать... А я вот сиди! Если бы мы сразу подрубили стенки, я бы уже выкарабкался. - Почему же ты об этом не подумал? - Ведь топорик-то у тебя? Саша вздохнул и извиняющимся, примирительным тоном сказал: - Ну, я пойду... Ты тут не очень волнуйся. Хорошо? Вася не ответил. Хотя будущее не обещало ему ничего приятного, он решил быть твердым, смелым и стойким. В яме было холодно и пахло чем-то паленым. Вася поел мороженого хлеба с мороженой колбасой - бутерброды уже успели промерзнуть, консервы он поленился открыть - и заел обед сыпучим, колющимся снегом. - Рассуждая логически, - вздохнул Вася, - на Северном полюсе и то живут лучше. Там у них и палатки, и радио, даже артисты в гости приезжают. И, потом, спальные мешки. Залезешь в них - и спи при любом морозе. Он выбрал местечко в уголке, свернулся клубочком, подложил под голову рюкзак и решил немного отдохнуть. Метель завывала сильней, а дыра темнела и темнела. Снег через нее сыпался реже, и наконец все стихло - метель снова затянула сугробом яму-шурф. Но Вася этого не заметил, как и не вспомнил, что не посоветовал Саше отметить яму снаружи - ведь метель могла замести лыжню. Он не думал об этом, потому что спал. Очень плохо ложиться спать поздно, даже готовясь к поискам мамонтового зуба.
      Глава четвертая
      ТУЗИК
      Первое, что услышал Вася Голубев, был рев. То жалобный, то злобный, то умоляющий. Трубный, необычайно громкий рев. Потом Вася почувствовал, что земля колышется и на лицо сыплются влажные комочки и что вокруг очень тепло, даже жарко; вспотевшее тело сковано такой удивительной слабостью и истомой, что, кажется, не то что пошевелиться, а даже открыть глаза и то не хватит сил. Оценив все эти ощущения, вспомнив, что там, наверху, над ямой началась метель, он с ужасом подумал: "Замерзаю". Ведь все замерзающие обязательно согревались перед смертью, страшно хотели спать и не могли даже открыть глаза. Об этом он читал много раз. Но Вася не хотел замерзать. Он собрал все свое мужество, всю силу воли и, стиснув зубы так, что один, коренной, зуб с дуплом даже заныл, заставил себя открыть глаза и попытался подняться. Глаза открылись с трудом, как будто ресницы были склеены чем-то липким, тягучим. А когда он все-таки открыл их, то прежде всего удивился. Над ним было подернутое дымкой высокое небо. Края ямы-шурфа осели. Она казалась теперь не такой уж глубокой. И нигде - ни в небе, ни на краях ямы, ни в самой яме - никаких признаков снега, или изморози, или хотя бы спутников вечной мерзлоты - ледяных прожилок в стенах. Стены ямы высохли, на краях росла трава, кусты багульника, и вниз заглядывали пушистые, как гусята, сероватые цветы - махровики. В яму все время врывался сухой, будто от утюга горячий воздух. С каждым дуновением этого необычайного ветерка Вася ощущал, что в нем крепнут силы. В это время над ним опять раздался отчаянный рев, и та стена, к которой он лежал, прислонившись головой, закачалась. На лицо упала оттаявшая земля. Вася оглянулся и увидел, что справа, в самом углу, топчется огромная, как бревно, волосатая, с костяными наростами на ступне, определенно живая нога. Не помня себя Вася вскочил и отпрыгнул в противоположный конец ямы. Это спасло его, потому что почти сейчас же над ним метнулась темная змея. Прыжок отнял последние силы. Ноги подкашивались, в горле пересохло, сердце стучало медленно и глухо. Вася не выдержал и присел. Он рассматривал стену, у которой ложился спать, и удивлялся все больше и больше. Перед ним стоял удивительный, мохнатый слон. Вернее, не весь слон, а только одна его половинка, как у расклеившегося картонного елочного слоненка. Вторая половина и спина скрывались в толще еще не оттаявшей вечной мерзлоты, которая открылась после того, как со стены ямы-шурфа отвалился слой влажной, холодной земли. Живая половинка слона, которую Вася сначала принял за стену, была не только огромна, но еще и беспокойна. Задняя нога все время ворочалась, бок, поросший густой бурой шерстью, от которой и сейчас все еще пахло паленым, тяжко вздымался. Черный морщинистый хобот то взлетал вверх и становился торчком, то бессильно падал на желтоватый сломанный бивень. Даже четырехклассник мог бы сразу определить, что перед Васей стоял оживший, но все еще скованный вечной мерзлотой доисторический житель ледникового периода - мохнатый мамонт. Разглядывая своего соседа, Вася увидел маленький, свирепо ворочающийся сизовато-карий глаз. Он неотрывно следил за Васей, но вдруг померк, и из него скатилась большая желтая слеза. Она скользнула по ресничкам и повисла на грубых волосах. Мамонт плакал. Он опять поднял хобот и затрубил жалобно, призывно, точно жалуясь на свою удивительную судьбу или выпрашивая помощи и защиты.