Убийство из тюбика с кремом

— И что?

Опять пожатие плеч.

— Как ни странно, но без результата. Либо мальчик провалился сквозь землю, либо он достаточно умен и не стал дожидаться конца.

Как я и ожидала, в вечерних новостях мы увидели весь этот похоронный цирк. Останкино не пожалело эфирного времени, чтобы отобразить происки зарубежных фирм.

Смонтировали так, что начиналось все с того, как немец размазывает на себе весь этот крем, плавно переходило на конвульсии девочки и завершалось топтанием исков и образцов продукции. Изображение шло без звука и сопровождалось дикторскими комментариями. Мол, пускай буржуи и считают нас страной третьего мира, но то, что происходит, совершенно недопустимо. Диктор еще раз порекомендовал всем телезрителям ни в коем случае не пользоваться продукцией фирмы «Милена», а всем пострадавшим обратиться к ней с иском. Он сказал также, что сегодня группа энтузиастов образовала общество по защите прав потребителей от продукции фирмы «Милена».

— Интересно узнать, — пробурчал Ниро. — Кто же эти энтузиасты? Уж не наши ли дорогие юристы?

Он выключил телевизор, в котором заговорили про погоду, и потянулся к телефону.

В результате пятиминутных разговоров с тремя разными лицами он так и не выяснил, кто же является инициатором. Он разочарованно вздохнул и сказал, что сегодня еще слишком рано и никто ничего не знает.

В общем, денек выдался довольно неудачным. В завершение всего позвонил владелец фирмы «Милена» и осведомился у Ниро, как могло такое получиться? До Бонна, где расположен главный офис «Милены», вести с московской пресс-конференции долетели быстро.

Человечище хотел зарычать, что, не посоветовавшись с ним, тот дал добро на пресс-конференцию. Но взял себя в руки и спокойно рассказал, что ничего конкретного пока не известно, за исключением того, что продукцию фирмы «Милена» кто-то подделывает. Причем подделывает с явным намерением нанести ущерб тем, кто ей пользуется. И что на сегодняшний день это вся информация.

Услышав это, владелец пришел в неописуемую ярость и сказал Ниро, что это идиоту понятно. И что вся репутация Ниро высосана из пальца, если он не может узнать ничего больше.

Ниро не стал с ним спорить и повесил трубку. Обиженным тоном маленького ребенка он пересказал мне содержание разговора с владельцем фирмы. После чего отправился на кухню, соорудил неимоверных размеров сандвич из половины французской булки, разрезанной вдоль, наложил на нее вареное мясо, помидоры, колбасу, полил все это соусом и с остервенением начал поедать. Справился он быстро.

Ролланд, почуявший настроение своего хозяина, тихо поскуливал у его ног.

— Да, денек действительно выдался неудачным.

Я достала из буфета бутылочку «Шато д'Лафито» и пошла делать бутерброд себе. Немножко улучшив свое настроение, Ниро решил приготовить что-нибудь более кардинальное.

— Никогда не готовь еду в плохом настроении, особенно что-нибудь сложное, — проговорил он, открывая холодильник. — В самом крайнем случае возьми маленький кусочек мяса, насади его на вертел и зажарь. Или зажарь без вертела, — грустно добавил мой любимый.

Он стал наглядно показывать, как это надо делать.

— А картошку можно жарить при плохом настроении? — спросила я.

— Она получится отвратительной. Изготовление салата тоже было отвергнуто, но нарезать овощи мне милостиво поручили.

Еще одна бутылка «Шато д'Лафито», «крошечный» кусочек жареного мяса и немножко нарезанных овощей с салатной приправой немного улучшили настроение Ниро. Он отправился мерить шагами свой внутренний дворик, мы с Ролландом увязались за ним.

Прошло время. Посмотрев на часы, на которых было без пятнадцати двенадцать, Ниро с горьким вздохом сказал:

— Пошли спать, я очень надеюсь, что завтрашний день будет лучше…

Глава 9

ПОДРОБНОСТИ

К тому моменту, как я оторвала голову от подушки, мой ненаглядный уже вернулся домой весьма возбужденный.

День он начал с того, что отправился к своим знакомым на Петровку.

— Да, все именно так было и задумано, — сказал Ниро.

— О чем ты? — сонно пробормотала я, снова зарываясь в подушку.

— Да о вчерашнем убийстве, соня. И вообще, пора подниматься, лентяйка ты этакая. Я уже пол-Москвы объездил, а ты все дрыхнешь.

— Я уже… — вяло проборбо… пробормо… тала я и спустила ноги на пол.

Сделав над собой поистине титаническое усилие, я протопала в ванную. У меня иногда бывают дни, когда встать для меня целая проблема. Однако пятнадцать минут под душем, жутко горячим, приводят меня в относительно человеческое состояние. И я почти могу прямо-таки по-человечески обсуждать любые проблемы, включая и вчерашнее убийство. Да, день вчера был жуткий. Слава Богу, что я не криминалист и в моей жизни такие дни редкость.

Не обнаружив Ниро в спальне, я спустилась в кухонный зал. Мой любимый старательно готовил что-то для меня, бедной, обоспавшейся, и для себя, конечно. Пахло очень вкусно…

— Ну так вот, — сказал он, когда я немного насытилась. — Все так специально и было задумано. Это я о вчерашнем убийстве, — пояснил он, памятуя мой недавний вопрос. — Паша сказал мне, что в этом креме была прямо-таки лошадиная доза стрихнина, то есть такая, что, если принять вовнутрь, не одна лошадь, а целая конюшня отбросила бы копыта. Однако, учитывая, что крем мажут на себя, а не употребляют внутрь, все было рассчитано достаточно правильно. Да! Остатки крема показали, что это явно кустарная работа.

— Ммм… — — промычала я с набитым ртом. — Это как? — выдавила я из себя, когда мне удалось проглотить кусок.

— Ну, — Ниро задумался, — это выглядело приблизительно так. Некто господин Икс, которого мы так старательно ищем и который, по-видимому, уже причинил кучу неприятностей большому количеству народа, достаточно хорошо знаком с химией. Он взял стрихнин, залил его какой-то жидкостью, состав которой пока уточняется, и тщательно все перемешал. Потом дал отстояться. И полученный насыщенный раствор стрихнина слил с оставшегося остатка. Таким образом, он получил жидкость, содержащую максимальное количество стрихнина. После этого взял крем из тюбика, а тюбики у «Милены» пластиковые и следов употребления на них не заметно, и долил туда эту жидкость. Получилась масса, по внешнему виду и запаху практически не отличающаяся от исходного крема. Возможно, чуть более жидкая, но ведь в тюбике не видно. Хотя этот господин Икс мог также использовать какой-нибудь наполнитель, типа очень тонко размолотого мела, для того чтобы вернуть получившемуся снадобью его первоначальную консистенцию. Они сейчас это уточняют, но вообще-то это не имеет никакого значения. Получившуюся убийственную смесь наш господин Икс влил, наверняка шприцем, в тюбик и завинтил его. Все.

— А похоже на?.. — вырвалось у меня.

— Ты имеешь в виду?.. — Ниро наконец заметил, что я его внимательно слушаю. — Да, если это не один и тот же человек, то, во всяком случае, похоже, чертовски похоже. Ну так вот, все образцы на столике были нашпигованы приблизительно таким же убийственным содержанием. Все было рассчитано так, что человек, который демонстрировал бы продукцию, окочурился бы через минуту-другую после начала демонстрации прямо на глазах господ журналистов, репортеров и телевизионщиков.

— Достойная реклама фирме, — вырвалось у меня. — Когда на пресс-конференции, посвященной качеству продукции, представитель фирмы на глазах журналистов погибает от демонстрации своей продукции. После этого фирму можно считать похороненной заживо. Даже не смешно!

— Да, — протянул Ниро. — Единственное, что они не учли, так это внучку вахтера, которая стащила один из тюбиков с кремом. И так эффектно рассчитанная кончина прямо на сцене не состоялась. Вообще-то получилось, как они задумали, с той только разницей, что представление было за кулисами, а не на сцене. И жертвой пал не представитель фирмы, а совершенно невинная девчонка. Он замолчал.

— Хотелось бы мне знать, что они еще выкинут. Сначала косметика, которая вызывала экзему, потом «ожоговая», которая сожгла лица и руки еще сотни людей. Теперь она уже просто убивает…

— Убийство из тюбика с кремом, — пробормотал Ниро.

Я молча покачала головой:

— Хорошее название для детективного романа. Только, увы, это не роман, а вполне реальная жизнь. И девчонка, которая виновата лишь в том, что стащила крема на два доллара, уже поплатилась жизнью. А еще сотни людей, которые виноваты лишь в том, что купили продукцию весьма уважаемой фирмы, поплатились здоровьем за чьи-то непонятные игры.

— Да чего уж там. — Ниро расхаживал взад и вперед, — Игры-то вполне очевидны. — Он посмотрел на часы. — Сейчас мы узнаем что-то новое.

Подтверждая его слова, прозвучал дверной звонок.

Молодого человека, который появился в дверях, Ниро представил как Филиппа, или герцога Орлеанского. Я так и не поняла, то ли это какая-то шутка или, может быть, агентурная кличка. Во всяком случае, Ниро ничего не объяснил и на протяжении всего разговора обращался к нему как к Филиппу. Вновь прибывший спросил разрешения все рассказывать при мне и стал делать подробный отчет о деятельности двух молодых юристов за вчерашний день.

Как я поняла, Филипп возглавлял группу из четырех человек, которая была приставлена Ниро к обоим юристам. Из вчерашнего отчета вырисовывалась забавная картинка.

Юрист постарше, тот, кто уже успел начудить в своей жизни и вылететь из коллегии адвокатов, вел достаточно шикарный образ жизни. Проведя около подъезда представительства время до шести вечера и обработав еще одиннадцать клиентов, ребята разошлись. Старший отправился к своей любовнице. Тут Филипп как бы сделал ремарку и дал краткую характеристику женщине, к которой отправился старший юрист. Это была довольно известная путана, славящаяся среди себе подобных тем, что тратила колоссальные деньги на уход за собой, своей квартирой и собакой, которую обожала гораздо больше, чем всех окружающих ее людей. Живя в сверхфешенебельной квартире на Новом Арбате, она потребляла в месяц такое количество денег, какое ее товаркам по профессии при экономном расходовании хватило бы на всю жизнь.

Последнее время, как рассказывал Филипп, около трех месяцев, она не принимала клиентов, а проводила время практически исключительно со старшим из этих двух ребят.

— Судя по всему, — вставила я, — это влетело ему в изрядную копейку.

— Да уж, — ответил Филипп. — Учитывая, что она зарабатывала от полутысячи до тысячи долларов в день, я не думаю, что она обходится нашему другу дешевле. Вряд ли здесь идет речь о горячей любви…

— И как же они проводят время? — Я не унималась.

— Не знаю, как они обычно проводят время, — улыбнулся Филипп. — Но могу совершенно точно сказать, как они его провели вчера. Поужинав в недавно открытом «Максиме», они отправились в казино «Габриелла», тоже достаточно шикарное заведение, где успешно просадили полторы штуки баксов.

— Прямо так и просадили, — вырвалось у меня. — Сразу?

— Нет. — Филипп опять улыбнулся. — Сначала они выиграли около четырех тысяч, ну а потом все проиграли, включая и то, что у нашего друга было с собой. Потом отправились к юной леди домой, где и провели остаток времени. Не могу сказать точно, что они там делали, но предполагаю!

Улыбка вновь появилась на его лице.

— Мы сможем узнать, о чем они разговаривали? — спросил Ниро.

— За вчерашний день только кусками, — ответил Филипп. — В основном из «Максима» и «Габриеллы». А сегодня с часов трех дня, — он поглядел на часы, — сплошную запись с квартиры.

— Их обоих, — встряла я.

— Ну, конечно. — Филипп Удивленно посмотрел на меня.

— Удовлетворительно, — пробормотал Ниро. — Но мне нужно, по возможности, полное досье на эту парочку.

— Я уже работаю в этом направлении, — опять улыбнулся Филипп.

Такого улыбчивого молодого человека я давно уже не встречала. Мне казалось, что люди, посвятившие себя слежению за другими им подобными, должны быть более серьезными.

— А второй наш друг? — спросил Ниро.

— Ну… — протянул Филипп. — Здесь все выглядит иначе. — Он живет со своими родителями в двухкомнатной квартире в Бескудникове. Если он не дома, то приблизительно каждый час бегает в телефонную будку и отзванивается своей мамочке с подробным докладом, что он делал в последние полчаса и что со здоровьем у него все в порядке. С этой целью карманы его набиты телефонными жетонами, и он очень нервничает, когда пропускает контрольное время. Судя по всему, мамуля устраивает изрядную взбучку, когда сынок пропускает очередной звонок. Вчера это случилось дважды, и оба раза он изрядно оправдывался. Так что, с вероятностью девяносто девять процентов, во время от нуля минут каждого часа до нуля пяти минут вы найдете его в обществе телефонной трубки. Вчера он пропустил эту сессию только дважды. Первый раз они обрабатывали клиента, и мальчишка не мог отойти. Причем, — улыбка вновь появилась на лице Филиппа, — мальчишка переживал гораздо больше из-за того, что он опаздывает позвонить мамочке, чем из-за того, заполучат они того клиента или нет. А ведь каждый клиент для них — это предполагаемые сотни тысяч долларов.

— Маменькин сынок, — прокомментировала я.

— Похоже, старший вертит младшим, как хочет, — сказал Ниро задумчиво.

— Да он просто его использует, — это уже я.

— По-видимому, так, — подтвердил Филипп. — Во всяком случае, младший нужен старшему для того, чтобы иметь возможность официально вести дело в суде. Ведь старшему путь в судебный зал заказан…

— А младшего писали?.. — Ниро налил себе еще кофе.

— Вчера нет. — Филипп покаянно помотал головой, — Сегодня постараемся.

— Может быть, тебе налить кофе? — спохватился Ниро.

— Да я бы и съел чего-нибудь, — ответил Филипп, вновь улыбаясь.

Теперь уже и Ниро улыбнулся в ответ:

— Ева, ты сможешь что-нибудь приготовить? А мы на пять минут уединимся.

Они направились в кабинет, я — на кухню.

Я задумчиво стала готовить яичницу. Причем так задумчиво, что яичница получилась тоже, как бы это сказать, задумчивой…

Если представление было рассчитано таким образом, что многоуважаемый представитель фирмы «Милена» должен был окочуриться непосредственно на сцене, в присутствии журналистов, значит, кто-то хочет на этом сильно заработать, рассуждала я сама с собой. Ведь вряд ли убивают кого-либо просто так. Это довольно хлопотное занятие. Получается, что некто не просто хочет заработать на товарах, похожих на товары «Милены», или под видом ее торговой марки, а желает дискредитировать эту фирму, делая все, чтобы отвадить от нее покупателя. Либо, я подумала опять о юристах, хочет очень сильно заработать на исках с этой фирмы. Надо бы постараться узнать об этих ребятишках побольше. Услышав запах горелого, я спохватилась и сняла яичницу с плиты.

Филипп спустился на кухню. Ниро уже не .было видно.

— Замечательная яичница, — пробормотал он, глядя на дымящуюся сковородку, — Еще немножко кофе, — он подмигнул мне, — и я буду опять человеком. Когда целый день не ешь, — пробормотал он с набитым ртом, — еда возвышает…

— А где Ниро?

— Он там факс от немца принимает. Они там ему какое-то жуткое уведомление прислали — множество страниц, а проходит плохо.

Учитывая, что в этот момент он уплетал яичницу, это звучало примерно так: «Аи еу прии… лали аакс».

Поняв, что нельзя мучить человека, когда он ест, я замолчала и приготовила еще чашечку кофе.

Когда Филипп ушел, я стала допытываться у Ниро, о чем они секретничали.

— Ну, во-первых, надо заплатить человеку, а ему получать деньги в твоем присутствии неудобно, во-вторых, мне его надо снабдить кой-какой аппаратурой.

Я вспомнила про склад всяческих штуковин у Ниро в кабинете.

— Ну а поскольку это не совсем вписывается в рамки действующего законодательства, то лучше это делать с глазу на глаз. Так что, в случае чего, ты ни о чем даже не подозреваешь. —

Он почесал подбородок. — Кроме того, мне надо было дать ему некоторые инструкции.

Я помолчала. Подумала, надо ли мне обидеться, что он делает что-то без меня, и решила, что не стоит. В конце концов, в словах Hиро была своя логика.

— Ну, как ты думаешь? — спросила я. — Какую же роль здесь играют ребятишки?

— Ты о юристах или наружном наблюдении? — не понял Ниро.

— О юристах, конечно.

Ниро молчал и вертел в руках свои любимые шарики.

— Ты же понимаешь, что реальных фактов у нас мало. Так что можно только строить предположения с той или иной степенью вероятности.

— Но, любовь моя, — подлизывалась я к нему. — Ты же такой умный, ты же такой мудрый, просвети глупую женщину!

— Хотел бы я, чтобы все женщины были такими же глупыми, как ты. — Он улыбнулся. — . Хотя нет, скорее наоборот, не хотел бы. Иначе с вами, подругами, было бы так трудно иметь дело. А так…

— Понятно, понятно, — поспешно прервала я его. — Чем женщина глупее, тем с ней проще.

— Ну, — протянул Ниро. — Я не хочу, конечно, цитировать господина Жириновского, но здесь можно процитировать и других авторов.

— Ладно, ладно, — прервала я его, заметив, что дискуссия уходит сильно в сторону. — Это мы все слышали. Такты все-таки просвети глупую женщину.

— Ты же большинство фактов и так знаешь. Мы имеем двух юристов. Одного более или менее выраженного проходимца, другого маменькиного ребенка.

— Сынка, ты хотел сказать?

— Да-да, — поправился Ниро. — Маменькиного сынка. Так их можно и называть. Аферу в той или иной форме явно придумал «проходимец». Дальше он использует «сынка» для того, чтобы осуществлять законную часть операции. Он вертит «сынком» как хочет. Каким образом, я пока не знаю, но это достаточно очевидно. Что мы знаем, кроме этого?

— Ну, — я задумалась, — «проходимец» тратит большие деньги на свою подружку, а «сынок» часто звонит своей мамочке.

— Информация о том, что «сынок» часто звонит мамочке, не такая уж важная, хотя очень четко очерчивает психологический портрет «сынка». И это впоследствии нам может сильно пригодиться. А вот данные о том, что «проходимец» живет с подружкой на широкую ногу, гораздо более важны. По подсчетам Филиппа получается, что он спустил за последних три месяца от сорока пяти до девяноста тысяч на свою спутницу. А если он с ней расплачивается по ее прежним ставкам, ну скажем, тысяч… семьдесят, наверно.

— А если она воспылала к нему большой любовью?

— Даже если и так, — ответил Ниро, размышляя. — Хотя я в этом сильно сомневаюсь, но ужины в «Максиме» и игра в «Габриелле» все равно требуют больших денег. Так что в любом случае нашему «проходимцу» нужны большие средства. И более того, не только необходимы, но он их и имеет. Потому что три месяца в обществе такой подруги нельзя жить только обещаниями. Большую часть денег приходится выкладывать сразу, и наличными. Получается, что наш приятель за последних три месяца где-то разжился весьма изрядной суммой денег. А учитывая, что все проблемы с косметикой начались месяц назад…

— А разве не неделю? — удивилась я.

— Нет, — ответил Ниро. — Первые ласточки попали в магазины уже месяц назад. Но — в небольших количествах. Ты же сама забрала накладные в магазинах. Так что, в общем, все сходится.

— Но почему люди молчали?

— Молчали… ты забыла, сколько лажи продается сейчас в стране.

— Но тогда зачем?

— Думаю, чтобы подготовить случай в кафе. Об этом-то узнали во всех концах. И те, кто уже пострадал от фальсифицированной «Милены», наверное, были первыми, кто пришел к представительству требовать возмещения. Правда, — он опять задумался, — если наш «проходимец» крутит это все сам, то он может только рассчитывать получить большие деньги. А откуда он брал в предыдущие три месяца, непонятно.

— Ну, может быть, — я тоже стала размышлять, — он раньше себе сделал запасы на черный день и теперь в преддверии получения больших денег он их спокойно транжирит.

— Это вариант, — ответил Ниро. — А может быть и другой. Что он влюбился в подружку и начал придумывать эту аферу, чтобы иметь возможность платить ей.

— Или, — перебила я его, — это вообще ее идея.

— Что же, — согласился Ниро, — и это может быть. То есть видишь, — продолжал дальше он, расхаживая по комнате, — мы сейчас можем только гадать, предполагать, не более того. Точно так же можно предположить, что есть некий босс, который поручил «проходимцу» выполнение этой операции, и платит ему те самые деньги. Которые «проходимец», в свою очередь, усрешно платит своей подружке.

— Да, — расстроилась я, — вариантов куча…

Глава 10

ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОДРОБНОСТЕЙ

Зазвонил телефон, и Ниро снял трубку.

— Снова факс, — сказал он и пошел в кабинет, а я, подождав, пока он дойдет, положила трубку здесь, в гостиной.

С обиженным видом мой любимый вернулся в гостиную:

— Немцы передают дело исключительно официальным органам. А меня просят прекратить заниматься расследованием. И передать всю имеющуюся у меня информацию, если, как они пишут, я такой располагаю, хотя они в этом очень сильно сомневаются, официальным представителям власти, которые будут расследовать дело об убийстве этой девочки с помощью продукции фирмы.

— Вот это да, — вырвалось у меня, — новость так уж новость!

— А ты говоришь, расследовать, расследовать, — проворчал Ниро. — Вот как можно быть частным детективом, если тебе не только не дают расследовать дело, но и всячески обижают по дороге, называют идиотом и прочими нехорошими словами, упорно сомневаются в твоей умственной полноценности, я уж не говорю о том, что денег за это платить уж точно не собираются.

— Ну, знаешь, — вырвалось у меня, — сомневаться в твоей умственной полноценности может только самый клинический идиот. По-видимому, они таковыми и являются. Ну а что касается, чтобы прекратить расследование, то я бы на твоем месте… — Тут я прервала себя. — А ты-то сам что собираешься делать?

Ниро замолчал и отправился в кабинет.

Я подумала, что он за своими любимыми шариками, и не ошиблась. Он вернулся, не, проронил ни слова и только ходил по комнате. Из его руки неслось знакомое курлыканье.

— Ты знаешь, — он вдруг стал необычно серьезным, — я ведь не зарабатываю себе этим на жизнь. — Он снова замолчал. — Так что не имеет особого значения, заплатят мне или нет. И уж тем более сколько.

Я слушала затаив дыхание. Мне было жутко интересно, что он скажет дальше.

— В конце концов, когда люди разводят рыбок, не всегда собираются на этом зарабатывать. Они делают, потому что им это интересно. Может, и у меня та же ситуация. Это вроде игры в шахматы. Кто-то делает ход, и я делаю ход. Кто-то строит комбинацию, и я строю комбинацию… Ловушки, рокировки, ложные атаки, защиты — все те же шахматы…

— Только вместо шахматных фигур живые люди, — пробормотала я.

Похоже, он меня не услышал.

— Так что я продолжу партию. Вне зависимости от того, заплатят мне или нет. Ну уж, а коли они просят меня передать всю информацию милиции, хотя и пишут в скобках, что сильно сомневаются, что я обладаю такой информацией. Что ж, сделаю вид, что они правы, и что я идиот, и такой информации у меня нет, — закончил он.

— А вместо того, чтобы снимать с доски, их попросту убивают, — продолжала бубнить я.

— О чем это ты? — удивился Ниро.

— Да это я о своем, о девичьем, — отмахнулась я. — Любовь моя! Какие же все-таки вы, мужчины, странные!!! — Я пнула в него тапочек. — Для вас вся жизнь — это игра, шахматы, люди, все едино…

Ниро разобиделся.

— Знаешь что, Рыжик! — возмутился он. — Ты сама меня во все это втравила, а теперь обижаешь! Говоришь, игра, шахматы. А что ты прикажешь мне делать, когда какой-то говорящий немецкий кот называет меня идиотом?

Мало того, что говорящий, так еще и факсы шлющий! Проглотить это и приготовить говядину, — он махнул рукой в сторону кухни, — я, конечно, могу, — продолжал он. — Но ты же сама первая будешь считать меня мягкотелым болваном! А я не могу себе этого позволить…

— Любовь моя, — я обвила руками его шею, — ну какой же ты болван, даже мягкотелый… Это одна большая не правда… Колоссальная не правда. Конец дискуссии мягко перешел в спальню…

Вечер этого же дня застал нас усердно размышляющими. Мы развалились на удобных креслах в тиши внутреннего дворика и наслаждались бутылочкой «Вдовы Клико». Шампанское пенилось, пузырьки медленно поднимались к поверхности. Ниро рассматривал свой бокал на просвет. Сквозь него казалось, что в каждом пузырьке воздуха, поднимавшемся со дна бокала, заключен свой маленький огонек.

— И что же у нас получается? — наконец произнес он. — Сначала было все замечательно. Меня попросили помочь, ссылаясь на уважаемых людей. Очень сильно просили. В случае удачи, или вообще при условии моей работы, обещали как следует заплатить. Поддавшись на твои уговоры, — он искоса взглянул на меня, —

Я согласился на эту авантюру. И что же мы имеем теперь? Меня называют идиотом практически в глаза!!! Сомневаются, что я могу сделать что-нибудь вообще. Ну уж об оплате, я так понимаю, вопрос просто не стоит.

Он обиженно замолчал.

Я судорожно соображала, что бы такое ему сказать, чтобы подбодрить его. Но пока я безуспешно искала ответ в своей сегодня не слишком хорошо соображавшей голове, мой любимый вдруг принял решение самостоятельно.

— А ты знаешь, — вдруг молвил он, — и черт с ними. Все равно надо это дело доделать. В конце концов, мне уже самому интересно, откуда здесь ноги растут. Может, оно так даже и лучше. Я не буду им отвечать на их презренные выходки, — он усмехнулся, — а тихо доделаю все до конца. И разберусь, кто же все-таки подсыпает в эту косметику всякую дрянь. Получится — замечательно! Мы утрем им нос…

— Ну, а не получится? — Я подражала его интонации. — Так мы смело можем сделать вид, что обиделись и ничего не делали.

Мой любимый искоса посмотрел на меня.

— Женская логика, — крякнул он, но отрицать моих слов не стал.

— А как же быть с милицией? — робко спросила я.

Он, не очень понимая, взглянул на меня:

— По просьбе фирмы мы расскажем им то, что, по мнению наших уважаемых нанимателей, мы можем знать на сегодняшний момент. То есть практически ничего такого, чего бы они сами не знали.

Он поднял бокал и залпом его осушил. Я пригубила из своего бокала.

— А что же ты собираешься делать? На самом деле? — поинтересовалась я.

— Гляди, — он снова наполнил свой бокал, — что у нас есть реального. Первое — два мальчика, которые явно заинтересованы в том, чтобы количество исков в фирму «Милена» росло подобно снежному кому.

— И ты уже их начал прорабатывать.

— Да, ты же при этом присутствовала. Завтра с утра мы будем иметь не только новую информацию о том, что они делали, но, надеюсь, запись всех их разговоров. — Он задумался и опять стал пристально смотреть сквозь свой бокал на огонь. — Я надеюсь, — снова повторил он. — Сильно надеюсь…

— Ты же не отдашь это в милицию.

— Нет, — ответ был коротким.

— А что, есть еще какие-то варианты? — оживилась я, — мы же вроде с тобой рассматривали только этот?

— Помнишь, немец как-то обронил в разговоре, — мой любимый был уже в нормальном настроении, — что к нему приходили наши отечественные бандиты и предлагали свои услуги по «охране».

— Да, — стала припоминать я.

— Ну так вот, — Ниро отпил из своего бокала, — немец тогда сказал, что он не только отказался от этих услуг, но и навел на них милицию.

— Ну он же сказал, — я стала припоминать:

— «Все закончилось благополучно, они достаточно мирно поговорили и разошлись». Он еще и добавил: «Что с тех пор все было в порядке».

Мой любимый снова отпил из своего бокала.

— Ну а что, если дело этим не кончилось? Уж очень не любят эти ребятишки, когда их сводят с милицией. Обычно они это расценивают как «предательство» со стороны потенциальной жертвы.

— Ну это же бред, — удивилась я.

— Бред, конечно, — согласился Ниро. — Но обычно это расценивается именно так.

— Да…

— Так что можно смело предположить, что в несчастиях фирмы вполне замешаны ребятишки, которые тогда «обиделись» на реакцию московского представительства немецкой фирмы. И, сделав вид, что все в порядке, теперь тихо гадят им в карман.

— Но ведь… это же глупо… — у меня не хватало слов, чтобы выразить мысль.

— Почему ты так думаешь, Рыжик?

— Но ведь это… — моя мысль наконец сформировалась, — это же не экономично, что ли?

— Почему, — возразил Ниро, — они же теперь могут рассказывать своим будущим клиентам, что вот была такая фирма, которая отказалась с ними сотрудничать. И вот каков результат. Они эту фирму вполне успешно разорили.

— Но для того, чтобы это говорить, нужны какие-то доказательства?

— Доказательства чего? — не понял Ниро. — Все газеты только об этом и пишут. И радио, и телевизор бубнят не переставая! Нет, не доказательства того, что фирма разорилась, — он пытался подобрать слова, чтобы объяснить мне, казалось бы, такую понятную для него вещь, — а что именно они в этом виноваты? Точнее, не так… не то чтобы виноваты, а что именно они вызвали разорение этой фирмы?

Ниро опять задумался, продолжая рассматривать свой бокал на просвет. Потом снова поднял его и сделал еще один большой глоток. Увидев, что бутылка опустела, он поднялся и отправился на кухню за следующей.

Я терпеливо ждала.

Вернувшись с бутылкой охлажденного шампанского, он откупорил ее и наполнил свой бокал.

— В том, что ты говоришь, есть доля здравого смысла, — наконец молвил он, — Но в то же время, — он опять установил бокал на уровне глаз, — эта публика просто сообщает что-то, не сильно утруждая себя доказательствами. А это уже дело клиента — верить или не верить.

— Клиента?

— Ну, если хочешь, жертвы!

— То есть ты считаешь, что жертва должна решать, правда ли то, что ей сообщили. С твоих слов получается, что приходит ко мне какой-нибудь Петя и говорит: «Во! Видели, вчера Останкинская башня упала? Ее директор мне не заплатил, так ведь я ее порушил за это! Так что, не будешь платить мне, я тебя тоже порушу?»

— Ну, в общем, да… — Ниро смотрел на меня вполне серьезно. — Особенно если ты действительно знаешь, что Останкинская башня свалилась не в результате землетрясения, а в результате диверсии какой-нибудь темной личности.