— Что? Ты полезешь на гору сегодня вечером?

— Да, а почему тебя это беспокоит?

— Не знаю, там крутой подъем…

— О! Так ты забыл, что я прекрасная спортсменка!

— А ты, однако, изменилась! — заметил Жером, отодвигая стул. — Ну а я пойду навестить мадам Майар.

Он собирался встать, когда Мюрьель спросила:

— Кстати, ты не мог бы рассказать мне о ней в двух словах? Мне кажется, мадам Майар имеет какое-то отношение к проблеме Вероники.

— Наверное, но в разговорах, которые с ней веду, я не заметил ничего, что можно было бы связать со странным состоянием девушки. Мне кажется, мать Вероники в целом уравновешена и у нее разумные суждения.

— И ничего больше?

— О чем ты?

— Ну, я не знаю… Об их совместной жизни, о прошлом этой семьи… Что-нибудь в таком роде. Ведь ты, наверное, задавал ей подобные вопросы?

— Ты знаешь, это уже область врачебной тайны. Единственное, что я могу сказать, — их жизнь вполне обычна.

— Она говорила с тобой ровно, без запинки?

— Да, но почему ты спрашиваешь?

— Потому что это не очень совпадает с тем образом, который нам описал Мишель.

Жером поднялся.

— Послушай, Мишель — полицейский, я — врач. Даже ты стала бы разговаривать с нами по-разному.

— Верно, — призналась она, вставая.

Они обнялись.

— Ты по-прежнему такой же обаятельный, — прошептала Мюрьель, легонько погладив его щеку, когда они стояли на пороге.

Выйдя из клиники, она почувствовала, что эта встреча взволновала ее. Было странно, что Жером оказался таким формалистом. Создавалось впечатление, что энтузиазм, с которым он относился к ее работе в первые дни после ее приезда сюда, несколько поубавился.

Когда Мюрьель добралась до Лазаля, то увидела Мишеля в саду перед домом. Он расхаживал вдоль забора, тщательно изучая его. Несомненно, он пытался понять, каким образом незнакомец, стучавший в дверь, проник в имение.

— Что, инспектор, интересуетесь местными растениями?

— Нет, — рассмеялся Мишель, направляясь к ней, — я разглядывал стену…

Мюрьель изумленно посмотрела на него:

— Боитесь, что она обрушится?

— Нет, я восхищался реставрационными работами, которые провел Жером.

— И правда, все получилось замечательно. Но самое удивительное — это небольшая речка в нижней части сада. Прелестный уголок!

Они сели за стол на террасе. Стало немного прохладнее из-за легкого ветерка, который дул со стороны леса, расположенного к востоку от дома. Пряные запахи цветов напоминали о том, что стояло лето. Около бассейна в поисках влаги роились мушки.

Все еще находясь во власти неприятного ощущения после встречи с Антоненом, Мишель сидел молча. Он смотрел вдаль и барабанил пальцами по столу. Мюрьель украдкой наблюдала за ним. Не нужно было хорошо знать этого человека, чтобы заметить его озабоченность. В выражении лица инспектора появилось что-то детское. В первый раз со времени приезда Мюрьель уловила в образе закоренелого холостяка что-то очень личное. Он был более нетерпелив, чем желал показать, и, вероятно, довольно раздражителен. Внимательно рассмотрев черты его лица, Мюрьель сделала вывод, что они более утонченные, чем ей показалось сначала. Изучив его в профиль, она отметила, что нос у Мишеля прямой. Небольшие складки около глаз и рта указывали на привычку улыбаться, и это ей нравилось. И хотя инспектор напускал на себя строгий вид в присутствии Мюрьель, она поняла, что у него веселый и беззаботный характер.

Прервав наблюдение, она пошла за графином с водой и разлила ее по стаканам.

— Кажется, вы чем-то обеспокоены? — спросила Мюрьель, протянув стакан инспектору.

Он повернулся к ней с легкой улыбкой на губах:

— Как вы догадались? Я всегда такой, когда мне не удается контролировать ситуацию. — Он рассказал о встрече с Антоненом, а затем заключил: — Очевидно, для людей, которых я встречал здесь до сих пор, молчание — привычная вещь. Хотел бы я знать, что за этим кроется…

Мюрьель пожала плечами:

— Часто всего лишь небольшие секреты. Может, для Антонсна это способ показать свою значительность.

— Нет, не думаю, — ответил Мишель, закуривая сигарету. — В его взгляде явно сквозил страх. И я уверен, это связано с нашим делом, так или иначе.

— С полицейскими не откровенничают, разве что по обязанности.

— Да, я знаю, но мне не хотелось давить на него. К тому же у меня нет на это права. Официально расследование не начато.

— Почему же не придать ему официальный характер?

— Для этого необходимы один или два новых аргумента, а их пока нет.

— А если мне поговорить с Антоненом? Женщина внушает больше доверия. Я могу между делом попросить его рассказать о легенде, связанной с мостом. К тому же мне и самой это интересно. Может, тогда он заговорит?

— Почему бы и нет? — неуверенно ответил Мишель. — Но Антонен совсем не глупый человек. Он знает, что мы живем в одном доме, и быстро поймет маневр.

— А вдруг, если я скажу ему правду на свой манер, что-нибудь да получится?

Мишель кивнул:

— О'кей! Посмотрим, что из этого выйдет.

Мюрьель посмотрела на часы.

— Боже мой! — воскликнула она. — Я должна подготовить оборудование, поехать на мост и сделать фотографии.

— Если хотите, могу поехать с вами.

Мюрьель недоверчиво взглянула на него:

— Я не скажу «нет», но опасаюсь вашего сарказма.

— Обещаю запрятать его поглубже и накрыть носовым платком.

Она поднялась.

— Тогда я согласна. Подождите меня здесь. Я буду готова через несколько минут.

По возвращении она предложила Мишелю поехать на ее машине, в которой было сложено необходимое оборудование. Мишель не стал спорить, и они тотчас тронулись в путь.

Мюрьель вела машину молча, размышляя о том, как удобнее всего сделать снимки. Мишель же, опустив боковое стекло, блаженно вдыхал теплый воздух, пропитанный запахами земли. Красное солнце уже садилось за горизонт, и постепенно начинало темнеть. Это было самое замечательное время дня, когда на людей и природу снисходит умиротворение и они готовятся к наступлению ночи.

Мишелю этот промежуточный час, когда наступали сумерки, казался блестящей иллюстрацией условий человеческого существования. Нечто вроде no man's land4, поразительный момент между сомнением и уверенностью.

Эти мысли незаметно увели Мишеля в детство. Он какое-то время жил в провинции, в Бургундии, где у его матери была фамильная усадьба среди полей, лесов и виноградников. В любое время он мог уходить из дома, свободно постигать тайны природы, а также ее суровые законы, познавать растительный, животный и людской мир, чарующий разнообразием и одновременно пугающий жестокостью. Он понял смысл жизни по-своему, хотя и в то время она не была такой уж безоблачной…

— И о чем же вы думаете? — вдруг спросила Мюрьель.

— Знаете, этот пейзаж и эти запахи напомнили мне детство.

— Я тоже люблю вспоминать о времени, когда была девочкой. Все казалось таким простым, не правда ли?

Мишель промолчал.

— Я сказала какую-то глупость? — забеспокоилась она.

Он улыбнулся:

— Нет! Просто мои мысли отличаются от ваших.

— Отчего же? Ваше детство не было счастливым?

— Вообще-то нет. Я сказал бы, скорее непростым. Я жил один с матерью, которая была и остается очень властной женщиной.

— А ваш отец?

— По официальной версии, он был антропологом и уехал на остров Борнео, не оставив адреса.

— Почему вы говорите об официальной версии?

— Это версия моей матери.

— А вы ей верите?

— Да. Хотя иногда сомневаюсь в том, что она говорила правду. Я не думаю, что мой отец захотел уехать. Просто у него не было другого выхода. Моя мать из тех женщин, от которых надо держаться подальше, — она слишком подавляет других.

— Так же произошло и с вами?

— Возможно…

Они замолчали. Автомобильная дорога заканчивалась, и им пришлось выйти из машины и добираться пешком до подножия моста по тропинке, идущей по склону горы.

Переход был длинным и утомительным из-за крутого подъема, камней, которые выскальзывали из-под ног, а также из-за тяжелой ноши. Каждый нес на спине по рюкзаку, к тому же вместе они тащили чемоданчик, небольшой, но довольно увесистый.

Они не разговаривали, прежде всего чтобы сэкономить силы и прислушаться к тишине. Иногда они останавливались, чтобы полюбоваться пейзажем, который все еще таял в тумане наступающих сумерек, в то время как на горизонте небо, полыхавшее от последних лучей солнца и покрытое большими прозрачными облаками, быстро теряло краски.

Наконец началось восхождение до покатого уступа. Добравшись до его вершины, они отдышались и направились к мосту, еще более прекрасному в сумерках. На западном склоне горы камни сверкали с такой силой, что, казалось, хотели возвратить весь свет, накопленный в течение дня.

Они зачарованно смотрели на этот пейзаж, потом Мюрьель позвала Мишеля подойти к той точке на парапете моста, которую отметила при помощи небольших камешков.

Но искали они напрасно — горка из мелких камешков исчезла.

— Вероятно, туристы, — предположила она. — Наверное, лучше было сделать пометку на самом камне.

— Возможно… У вас есть другой ориентир?

— Да. Внизу.

Они спустились под арку моста. Но и там камней не было.

— Странные туристы, — пробормотал Мишель. — На парапете кто-то мог побывать, но зачем ему надо было спускаться с моста туда, где нет ничего интересного? Это странно.

— И какие из этого можно сделать выводы?

— Думаю, кто-то наблюдал за вами, когда вы делали отметки, и уничтожил их преднамеренно.

— Если даже и так, это глупо, потому что я все там сфотографировала, и, что бы он ни сделал, уничтожить места скопления энергии невозможно.

Они поднялись на мост, отыскали необходимое место на парапете, и Мюрьель вынула из чемоданчика странную коробочку.

— Что это? — спросил Мишель.

— Если в двух словах, то портативная камера, приспособленная для съемки всех видов местности. К ней подсоединен автоматический фотоаппарат с объективом высочайшего качества и саморегулирующейся диафрагмой, к тому же снабженный сверхчувствительной пленкой. — Она открыла коробочку и осторожно положила ее на парапет немного ниже того места, которое ее интересовало. — Благодаря источнику питания, который я закрепила чуть в стороне, я смогу освещать синим светом дно коробки и выявлять таким образом энергетические сгустки. Это одновременно и очень просто, и очень эффективно. Таким методом пользуются и в ваших лабораториях для выявления отпечатков пальцев на некоторых предметах.

Когда устройство было собрано, Мюрьель осветила дно коробки, сделала несколько снимков, а потом повторила эту операцию, сдвигая коробку то вправо, то влево.

Отойдя на несколько шагов, Мишель курил сигарету и любовался пейзажем, который теперь навевал грусть.

Контуры близлежащих холмов постепенно теряли очертания — неотвратимо приближалась ночь.

Когда Мюрьель закончила эксперименты, он помог ей собрать оборудование и отнести его под мост, где она тоже сделала несколько фотографий.

Становилось темно, и он стал ее поторапливать.

— Давайте поспешим, ведь скоро наступит ночь, и тогда спуск будет не из приятных.

— Я закончила. К тому же я все предусмотрела. — Она вынула из рюкзака два мощных фонаря и отдала один Мишелю. — Теперь в путь. Сейчас у меня есть все, чтобы доказать свои предположения. Тома упал не туда, куда должен был… Если он действительно свалился с моста.

— Хорошо! — пробормотал Мишель, не силясь понять, что бы это могло значить.

Они возвращались прежней дорогой и довольно быстро дошли до машины. Мишель пребывал в благодушном расположении духа, ему хотелось поесть и выкурить хорошую сигарету, маленькими глотками потягивая коньяк.

Мюрьель включила стартер — никакого эффекта! Мотор не заводился.

— Проклятие! — воскликнул Мишель, сильно раздосадованный. — Такое всегда происходит в самый неподходящий момент. Откройте капот, я посмотрю, что там.

— Я в этом ничего не понимаю, — призналась встревоженная Мюрьель.

Мишель осмотрел мотор при помощи фонаря. На это не потребовалось много времени — приводной ремень был перерезан!

— Ну что?

— Привод перерезан…

Судя по всему, кто-то следил за ними и хотел задержать их в этом месте! Это не предвещало ничего хорошего.

На холмы опустилась темнота, а Мишель, как и Мюрьель, совершенно не знал этих мест. К тому же при нем не было оружия и мобильный телефон он оставил у Жерома.

Она подошла к нему.

— Эта поломка могла произойти внезапно, сама собой, без причины?

— Внезапно можно только насморк подхватить.

— Ничего нельзя поделать?

— Только если доставить машину в мастерскую!

— Черт! Придется возвращаться пешком.

— У вас нет мобильного?

— Нет. Терпеть его не могу!

— Ничего не поделаешь. Придется идти назад пешком.

— Я думаю, стоит взять с собой ваш хитрый чемоданчик. Вдруг здесь появятся любопытные туристы…

— Даже в закрытой машине нельзя его оставить?

— Конечно, нет! Ведь стекла легко бьются.

— Странно, вы так пессимистически настроены к людям. Вас послушать, так здесь опаснее, чем в предместье, где я жила еще девчонкой!

Мишель ничего не ответил и решил вынуть чемоданчик из чехла. Он предложил нести его на плече, а Мюрьель попросил идти впереди и освещать дорогу.

После того как она закрыла машину, они отправились в путь. Стараясь ничем не выдать тревоги, Мишель внутренне собрался. В то же время он почти испытывал удовольствие: у него появились доказательства, что за ними идет слежка и кто-то пытается помешать им продолжать следствие.

Ничего не зная о его догадках, Мюрьель шла впереди, и ее забавляла мысль о нелепости ночной прогулки.

— Странно, мне всегда казалось, что в подобной ситуации я должна испытывать страх. Шелест листьев, неизвестные звуки… Это напоминает сказку о Белоснежке, которая потерялась в лесу. Заметьте, я нахожусь в другой ситуации! Меня сопровождает прекрасный принц… Вы любили мультфильмы Уолта Диснея, когда были мальчишкой?

Мишель едва заметно кивнул — он совершенно не был склонен предаваться высоким понятиям, надо было думать о том, как защититься в случае неожиданного нападения. Они находились на враждебной территории, вдалеке от всякой цивилизации. Мишель был уверен, что кто-то видел, как они фотографировали мост, а это могло быть опасно.

В этот момент где-то поблизости, справа от него, послышался звук падающих камешков, выдавая чье-то присутствие. Он направил луч фонаря в ту сторону, но увидел лишь деревья и кустарники.

— Все нормально? — забеспокоилась Мюрьель. — Чемоданчик не очень тяжелый?

— Нет-нет!

— Можем остановиться, если хотите.

— Нет! Лучше идти вперед.

Мишель вновь услышал шум падающих камней, а также звук шагов. Он не понимал, где это происходило, но казалось, что где-то рядом. Направляя вперед луч фонаря, он вздрогнул, заметив чуть правее два сверкающих глаза. Мишель остановился. Это была собака.

— Что случилось? — спросила Мюрьель.

— Ничего, бродячий пес. Он меня здорово напугал!

— Ну, если он вас смущает, бросьте в него горсть камней.

Они собрались продолжить путь, когда собака зарычала.

— Пойдемте дальше, может, она успокоится!

Но животное не отставало, ворча все сильнее. Мюрьель разволновалась:

— Что нам делать?

— Не знаю. Пойдем дальше и будем на нее поглядывать.

Однако вскоре с другой стороны показалась еще одна собака, и она тоже рычала. Мюрьель приблизилась к своему спутнику.

— На этот раз мне действительно страшно, — прошептала она.

— Все это не случайно — объяснил Мишель.

— Как это?

— Собаки выдрессированы, это очевидно. Иначе они бы уже давно на нас напали. Они только хотят испугать нас.

— Вы так думаете?

— Скорее всего так и есть, но я хотел бы быть в этом уверен!

На повороте они увидели огни Лазаля, светящиеся в долине. Это было одновременно и успокаивающее и пугающее ощущение. «Пожалуй, — подумал Мишель, — если чему-то суждено случиться, то это произойдет сейчас».

Собаки приблизились к ним. Путники остановились, глядя на животных и освещая их фонарями. Это оказались доберманы.

Как учили в полиции на курсах по самообороне, Мишель осторожно поставил чемоданчик на землю, чтобы освободить руки для защиты. Дрожа при мысли, что эти животные могут вцепиться ей в горло, Мюрьель схватила его за руку. Собаки сделали еще шаг навстречу.

Со всей возможной осторожностью Мюрьель и Мишель отступили назад и обошли их. Собаки по-прежнему следили за ними, не нападая. Мишель взял Мюрьель за руку.

— Будьте осторожны! Не отводите от них взгляда и пойдемте по направлению к склону. Если они не двинутся с места, значит, они нас отпускают.

Случилось так, как он и сказал. Им удалось уйти — собаки перестали их преследовать. Затем Мюрьель и Мишель спустились по дороге, ведущей к деревне, думая только о том, что сумели добраться до жилища Жерома целыми и невредимыми.

За несколько метров до дома они замедлили шаг и разомкнули руки.

— Боже мой, как же я испугалась! — призналась Мюрьель. — Я вся покрылась холодным потом.

— Мне было не лучше, — сказал Мишель. — Поторопимся, а то мало ли что еще может случиться.

Когда они вошли в дом, Жером поспешил им навстречу:

— Где вас черти носят?! Я уже думал звонить в жандармерию!

По выражению лиц друзей он понял, что произошло нечто серьезное.

Мишель и Мюрьель рухнули на диван.

— Будь любезен, — попросила Жерома молодая женщина, — налей нам виски и дай перевести дух.

После того как они молча выпили виски, Мишель поведал, что с ними приключилось.

— Невероятно! — поразился Жером. — Я никогда ни о чем подобном не слышал. Такого в этих краях не бывало!

— Возможно! Но это начинает действовать мне на нервы, — сказал Мишель. — На этот раз и речи не может быть о шутке или чьем-то желании нас слегка напугать. Это была преднамеренная агрессия. Могу предположить, что, занимаясь делом Тома, мы влипли куда больше, чем ожидали.

— Во всяком случае, я потеряла свой чемоданчик! — пожаловалась Мюрьель. — Это катастрофа! Мало того, что потребуется масса времени, чтобы собрать такой же, так я осталась еще и без фотоснимков.

— Да, это отвратительно, — согласился Мишель, — но меня, во всяком случае, согревает мысль, что методы нашей работы кого-то пугают. Продолжайте работать как и раньше, особенно с Вероникой, а что до меня, то я меняю свою тактику.

— Ты хочешь официального открытия дела? — спросил Жером.

— Зачем? Ни один следователь не начнет расследования из-за каких-то стуков в дверь, перерезанного ремня или двух агрессивных собак. Мы имеем дело с большими хитрецами…

— Хорошо! — подытожил Жером, вставая. — Думаю, после этих переживаний вам очень хочется есть. Пойду поищу какие-нибудь консервы. А вы, дорогие мои, отдыхайте, я позабочусь обо всем сам.