Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Орлиный мост

ModernLib.Net / Триллеры / Мазо Жак / Орлиный мост - Чтение (стр. 9)
Автор: Мазо Жак
Жанр: Триллеры

 

 


— Слушаю вас, — сказал доктор, не приглашая Мишеля войти в дом.

Инспектор уселся на ступеньки.

— Извините, я не люблю кричать издалека. Я хотел бы расспросить вас о несчастном случае, произошедшем пятнадцать лет назад…

— Почему не о Всемирном потопе? — с презрением произнес Полен.

Мишель постарался сохранить спокойствие, но внутри у него все кипело. Еще несколько ответов такого рода, и ему, возможно, придется сменить тон.

— Понимаю ваше недовольство, доктор, но у меня не было времени вас предупредить о своем визите… Если хотите, я согласен вас принять в жандармерии Алеса.

Полен внимательно на него посмотрел.

— Я не склонен терять на это время. О чем пойдет речь?

— Я хочу, чтобы вы рассказали мне о Тома Дювале.

— О Тома? Но ведь он давно умер!

— Да, так говорят, но некоторые новые факты заставляют нас думать, что все было иначе.

— Странно!

— Мы могли бы об этом побеседовать? — предложил Мишель, жестом указав на вход в дом.

После некоторых колебаний доктор пригласил его войти.

Гостиная оказалась просторной комнатой, обставленной в старинном духе. По мнению Мишеля, здесь было слишком много мебели и безделушек, и из-за смешения различных стилей отсутствовала гармония. Комната скорее напоминала склад антиквариата, чем жилое помещение.

Он сел на диван XIX века с прямой спинкой, Полен расположился напротив в клубном кресле.

— Я вас слушаю, — высокомерно бросил доктор.

Мишель перечислил причины, которые повлияли на повторное возбуждение дела. В заключение он сделал вывод относительно возможной связи между убийством Эмиля и смертью Тома.

Полен слушал его внимательно, не перебивая. Он ни разу не отвел своих голубых глаз. Взгляд был очень ясный, но на удивление невыразительный. «Этот человек, — подумал Мишель, — несомненно, циничен, расчетлив и умеет скрывать эмоции».

— Это увлекательно, — заключил Полен, — но я думаю, ваши предположения — плод фантазии полицейского, а не отражение действительности. Я не понимаю, в чем может состоять связь, которую вы ищете между насильственной смертью старого человека в Лазале и гибелью Тома, произошедшей пятнадцать лет назад. Но, в конце концов, это ваши проблемы. Чтобы ответить на ваш вопрос, скажу: Тома действительно наложил на себя руки. В этом нет сомнения. Я сам осматривал его труп по просьбе Элен Дюваль.

— Скажите, как произошла трагедия?

— Люди, гулявшие в тех местах, нашли тело и, я думаю, сообщили жандармам. В то время как те осуществляли все необходимые формальности, я присоединился к ним по настойчивой просьбе Элен. Поскольку я был согласен с моим тогдашним коллегой из полиции относительно причины смерти, тело было увезено в Кальвиак для организации похорон.

— Где похоронен Тома?

— Нигде. Он был кремирован.

— А где урна?

— Об этом я ничего не знаю. Надо спросить у Элен.

— А вы не помните, были ли гематомы на теле Тома?

— Нет. Но, возможно, это записано в полицейском отчете.

— В том-то и дело, что нет. К тому же фотографии, находящиеся в деле, очень красноречивы. — Мишель вынул их из папки, которую привез с собой. Полен посмотрел на них не моргнув глазом и отдал Мишелю.

— Не знаю… Возможно, он катился по земле и оцарапался о камни…

Мишель протянул ему другой снимок, где был изображен лежащий под мостом Тома, а вокруг тела была разбросана одежда.

— Посмотрите внимательно. Вас ничто не удивляет?

Полен пристально посмотрел на фотографию.

— Нет!

— А расположение одежды?

— Да, ну и что?

— Вам не кажется странным, что одежда расположена вокруг трупа таким образом, будто кто-то положил ее туда после смерти Тома?

Полен вернул Мишелю снимки.

— Быть может, вы правы. Но это было так давно, что я не помню всех деталей.

— Вы знали жертву?

— Да, я часто обедал и ужинал у Дювалей.

— В таком случае вы тоже задавались вопросом вместе с другими членами семьи, почему парень совершил самоубийство?

— Вы знаете, Тома находился в депрессии, к тому же был очень чувствителен. В таких условиях достаточно пустяка…

— Хорошо. Но что оказалось этим пустяком?

Полен пожал плечами:

— Не имею понятия. Я был близким другом Элен и Бернара, а не их детей. Да я к этому и не стремился — дети меня раздражают.

— Предположим, Тома на самом деле совершил самоубийство. Но почему на Орлином мосту?

Доктор усмехнулся:

— Вы думаете, когда человек решает покончить с жизнью, он выбирает место?

— Да, возможно. Самоубийство — это своего рода спектакль, который необходим отчаявшемуся человеку, чтобы привлечь внимание. Кстати, преступление тоже…

Мишель встретился взглядом с Поленом. Тот казался удивленным и встревоженным одновременно.

— Я знаю Орлиный мост. Но я не в состоянии объяснить, почему Тома выбрал это место.

Мишель почувствовал, что Полен сознательно уходит от ответа. Скользкий как угорь! Мишель решил сменить тему:

— В то время когда вы еще работали, у вас был консультационный кабинет?

— Да. Здесь же.

— У вас были пациенты?

— Да.

— А в Лазале?

— Вероятно, тоже, но я не помню. Нужно просмотреть архив. Но я почти уверен, что нет.

— Жаль. А я думал, вашими пациентами были Эмиль Массар или Антонен Думерг, хозяин кафе в Лазале.

— Почему?

— Хотелось бы ознакомиться с историями их болезней.

— Для этого вам надо обратиться к другим докторам, которые здесь работают. В Лазале есть доктор Моруа, он должен знать, кто кого лечит… — Полен сделал акцент на этой фразе, и его лицо приняло лукавое выражение.

Мишель ответил ему улыбкой и продолжил:

— Вы по-прежнему близкий друг Элен Дюваль?

— Да, насколько это возможно. Элен восхитительная женщина.

— Через кого вы познакомились с семьей Дюваль, через нее или через Бернара?

Полен выпрямился. Казалось, ему все труднее было скрывать раздражение.

— Послушайте, инспектор, ваши вопросы меня не задевают, если они профессиональны и помогают вашему расследованию. Но теперь я вижу, что вы отклоняетесь от ваших прямых обязанностей, поскольку то, о чем вы спрашиваете, касается моей личной жизни. И я даже начинаю думать, не являюсь ли подозреваемым…

— Ну что вы, успокойтесь! Мне и в голову такое не приходило, просто иногда в начале расследования возникает небольшая путаница…

— Хорошо, я спокоен! В таком случае вы должны знать, что я познакомился с Элен раньше ее мужа. Наши семьи, издавна жившие в этих местах, всегда общались. Но, предугадывая ваш вопрос, скажу, что я никогда не был любовником Элен. Нас связывает другое.

— И что же это?

— Определенное восприятие жизни, общие вкусы и интересы, типичные для нашего светского общества.

— То есть?

— Мы происходим из старинного рода протестантов этой провинции, и нас объединяет сама история.

— Интересно, ведь именно Эмиль…

— Кто это?

— Эмиль Массар, жертва…

— Ах да, я забыл!

— Он мне много рассказывал о тайном протестантском обществе, целые века существовавшем в этой провинции.

— Ничего не знаю об этом, но расскажите мне! — с иронией воскликнул Полен. — Мне интересно, куда может завести людей воображение.

— Эмиль говорил, что оно возникло в эпоху религиозных войн. Протестанты тогда боялись католиков и, чтобы защитить себя, якобы создали здесь тайное общество, причем его члены были в каждой деревне. По его словам, тайное общество брало на себя ответственность за исчезновения людей, убийства, доносы во время войн, в особенности во время последней. Он говорил о том, что после периода бездействия оно вновь появилось в восьмидесятых годах по неизвестной причине, и если в округе начинали твориться странные вещи, все приписывалось ему.

— Какая забавная история! А у тайного общества не было названия?

— Нет!

— Очевидно… Послушайте, инспектор! — сказал доктор, раздвинув ноги и облокотившись на ручки кресла. — Я думаю, мы уклонились от вашего дела. У этой истории нет ни конца, ни начала. Если бы такое общество существовало, я бы непременно об этом знал. — После этой реплики он встал. — Разрешите мне закончить наш разговор, полагаю, мы все сказали друг другу. Меня ждет работа.

Мишель тоже встал.

— А вы разве не на пенсии?

— Вы правы. Но я занимаюсь имением, а это требует очень много времени.

— Понимаю.

Полен проводил Мишеля до крыльца и пожал руку.

— Если вам будут необходимы другие сведения, я к вашим услугам.

— Спасибо, доктор. Кстати, забыл спросить у вас кое-что еще…

— Пожалуйста…

— А от чего умер Бернар Дюваль?

— От сердечного приступа.

— У себя дома?

— Да.

— Вас вызвала Элен?

— Верно, но, к сожалению, я приехал слишком поздно.

— Жаль…

— Да… Это был чудесный человек, — заключил Полен с напускной грустью.

Когда собеседник Мишеля скрылся в доме, он невольно залюбовался ротондой из гравия, которую окаймлял газон, а также платановой аллеей, расположенной как раз напротив. Весь ансамбль состоял из строгих геометрических форм. Все было ясно, четко, как ответы доктора на его вопросы. Но Мишель считал, что они были не совсем искренни и начисто лишены воображения.

Окинув взглядом в последний раз входную дверь дома, он сел в машину.

В 12 часов 30 минут Мюрьель уже стучала в дверь к Ноэми Майар. Ноэми открыла ей и пригласила войти. Судя по озабоченному виду и суетливым движениям, мадам Майар нервничала. Женщины расположились в гостиной. Сложив руки на коленях, Ноэми попыталась улыбнуться, но ее взгляд выражал одновременно недоверие и страх.

— Вы хотели меня видеть?

— Да. Прежде я хотела бы сообщить вам хорошую новость. Вероника… то есть Тома сегодня утром заговорил…

— И что она… то есть он сказал?

— Минуту, я все записала. — Она вынула небольшой блокнот из кармана. — «Бежать… Мост… Дьявол… Завтра на рассвете… Шарль… Козыри — пики… Люблю… Люблю… Но…».

— Боже мой! — воскликнула Ноэми.

— Что такое?

— Ничего, ничего! Просто я крайне удивлена, что кто-то говорит посредством моей дочери…

— И правда, это удивительно, — согласилась Мюрьель. — Пожалуй, даже страшновато. Признаюсь, когда я услышала этот голос, мне стало жутко…

Ноэми явно было не по себе, она то и дело смыкала и размыкала руки. Мюрьель продолжала:

— Интересно и то, что можно сравнить эти слова духа с тем, что он сказал несколько дней назад…

— Вот как? — удивилась Ноэми. — А разве он… она уже говорила?

— Да. Я об этом не упоминала, чтобы не беспокоить. — Она снова посмотрела в свои записи. — Он сказал: «Козыри — пики… Я — пас… Я завтра на заре, когда светлеют дали, отправлюсь в путь… Только не мост! Нет! Нет! Только не мост! Только не это…»

Ноэми вдруг резко поднялась.

— Извините, я сейчас приду.

Она исчезла в другой комнате.

Ее волнение не ускользнуло от Мюрьель. Это показалось ей любопытным.

Ожидая возвращения Ноэми, она стала рассматривать комнату. Тут было уютно, светло и чисто. Тем не менее почти полное отсутствие картин, ваз и прочих милых вещиц указывало на некую отстраненность от реальной жизни. Внезапно внимание Мюрьель привлекла мандала, висевшая на стене. Появилось странное ощущение, словно какая-то сила притягивала ее к центру картины. Мюрьель пыталась сопротивляться — напрасно! Чем больше она смотрела на рисунок, тем отчетливее становилось впечатление, что она теряет контроль над собой. Ее охватила смутная тревога, в сознании вдруг стали возникать бессвязные сцены насилия, будто она приняла вещество, вызывающее галлюцинации.

В то же время она почувствовала, как на нее накатила волна ненависти, неведомая ей прежде. Сердце учащенно забилось, и ее охватил панический страх.

Мюрьель старалась вернуть себе душевное равновесие, но поняла, что находится под воздействием кого-то или чего-то. Словно околдованная невидимой силой, она стала терять свое «я», но все-таки смогла поднести руку к глазам и перевести взгляд на букет сухих цветов, стоявших на камине.

Ей стало легче, хотя сердце по-прежнему неистово колотилось в груди. Мюрьель с трудом поднялась, подошла к балконной двери и приоткрыла ее. Свежий воздух пошел ей на пользу.

Едва она пришла в себя, как появилась Ноэми.

— Простите, что задержалась…

— Ничего страшного, — сказала Мюрьель, решив не упоминать о том, что с ней произошло. — Мы остановились на словах вашей дочери, то есть на словах Тома. Как вы думаете, что они означают?

Ноэми отвела взгляд. Мюрьель украдкой наблюдала за ней. Казалось, Ноэми была здесь и одновременно далеко отсюда.

— Ничего! — в конце концов ответила она. — Они мне ни о чем не напоминают.

— И даже имя Шарль?

— Нет. Я не знаю никакого Шарля.

— Извините мою настойчивость, но я бы хотела, чтобы мы поговорили о вашей семье, в частности, об отце Вероники.

Ноэми повернулась к Мюрьель. Ее взгляд был так печален, будто она вот-вот могла расплакаться. Тем не менее очень быстро женщина пришла в себя, ей почти удалось улыбнуться.

— Поговорить об отце? Но я не знаю, что с ним стало. Это было так давно… Я встретилась с ним, когда была студенткой. Но он мгновенно исчез, узнав, что я жду ребенка.

— Вы никогда не пытались его разыскать?

Ноэми заколебалась:

— Нет. Ну конечно, нет! Зачем? Мужчину, который уходит при таких обстоятельствах, удержать невозможно.

— А Вероника страдала от отсутствия отца?

— Думаю, да. Все страдают от этого.

— Вы правы, — согласилась Мюрьель, думая об Эндрю. — Вы с ней никогда об этом не говорили?

— Нет. Вероника слишком целомудренна и не могла на это согласиться…

Мюрьель молчала, удивившись, что мать и дочь, настолько близкие друг другу, никогда не говорили на эту тему. У нее с сыном все было наоборот: каждый день Эндрю вспоминал об отце и задавал вопросы, ответа на которые не существовало.

Понимая, что молчание затянулось, Мюрьель продолжила:

— Я полагаю, это событие обострило повышенную чувствительность Вероники. Вот чем можно объяснить тот факт, что она стала медиумом и вошла в контакт с умершим…

— Возможно, вы и правы, но все это выше моего понимания. В то же время мне хотелось бы лучше понять, чем вы занимаетесь.

Обрадованная неожиданным интересом Ноэми к своей работе, Мюрьель принялась рассказывать о новом проекте и делах, которые она уже распутала. Затем она упомянула о наблюдениях, сделанных на мосту, и злоключениях, которые за этим последовали.

Легкая тень омрачила лицо Ноэми:

— Сожалею, что так получилось…

— О, не беспокойтесь. Я умею защищаться.

— Надеюсь, но меня это так пугает…

— Почему?

— Не знаю, — сказала Ноэми, как если бы говорила сама с собой. — Колдовство… Темные силы… Оккультизм. Это может причинить очень много зла…

— Я знаю. Вплоть до смерти. Несколько дней назад это случилось с Эмилем Массаром…

Ноэми выпрямилась.

— Вы знали Эмиля Массара? — спросила Мюрьель.

— Нет! Нет! Честно, я не…

Такой ответ удивил Мюрьель. Она стала рассказывать о предполагаемых обстоятельствах преступления, внимательно наблюдая за собеседницей. С каждой минутой Ноэми волновалась все сильнее. Однако и на этот раз ей удалось овладеть собой.

— Но это все же не объясняет вашего интереса к моей дочери, — заметила Ноэми с некоторой досадой, когда Мюрьель замолчала.

— Меня пригласил доктор Моруа…

— Это он вас вызвал?

— Да, а что?

— Ничего, просто я этого не знала.

— Как только приехала, я поняла, что Вероника обладает удивительными способностями медиума. Вот почему я и начала исследовательскую работу. Но для успеха мне нужна ваша помощь.

— А вы уверены в успехе?

— Да, если у меня будет максимум информации о вашей дочери и о вас.

— Что вы еще хотите знать?

— Мне самой это пока не вполне ясно. Но если мы поговорим о вашей жизни, это мне поможет.

Ноэми растерянно посмотрела на нее.

— Я не знаю, что вам сказать… Я веду обычную жизнь. Родилась в этом городе. Окончила лицей. Затем отправилась изучать иностранные языки в университет Монпелье. С тех пор я занимаюсь переводами для международных организаций.

— Вы любите свою работу?

— Нет. Просто раньше она позволяла мне иметь свободный график и ухаживать за Вероникой.

— У вас никогда не было спутника жизни, который мог повлиять на вашу дочь?

Ноэми покачала головой, потом неожиданно повернулась к мандале. В ее взгляде промелькнул испуг, затем выражение лица изменилось, и она успокоилась. У Мюрьель появилась уверенность, что за матерью Вероники наблюдают.

— Никогда не видела ничего более красивого, — сказала она, указывая на картину. — У нее есть особое значение?

— Не знаю! — резко ответила Ноэми. — Я ничего не понимаю в этом искусстве.

Следя за тем, как беспокойно Ноэми вертится в кресле, Мюрьель поняла, что начинает ей надоедать.

— Не буду вас больше задерживать. Если вас не затруднит, возьмите запись слов Тома. Если вам придет в голову какая-либо мысль о том, с чем они могут быть связаны, обязательно сообщите мне!

— Хорошо…

— Хотела вам сказать, что теперь я по-другому построю поиски. Вместо того чтобы обращаться к Веронике, я буду разговаривать с духом. К тому же у меня есть идея заставить Веронику писать под гипнозом. Быть может, тогда дух лучше проявит себя?

— Желаю удачи. Спасибо за визит. А с Вероникой поступайте так, как сочтете нужным, при одном условии: обо всем сообщайте доктору Моруа.

— О! Не беспокойтесь! Он в курсе. Я живу в его доме.

— Вот как?

— Да, мы старые друзья. Он меня пригласил и предложил остановиться у него.

Они встали. Мюрьель собиралась покинуть гостиную, когда ее взгляд упал на настенные часы над камином. Они показывали 10 часов 20 минут.

— Не обращайте внимания, — сказала Ноэми — они давно сломаны… Очень давно.

Мюрьель пожала ей руку и вышла. Она дошла до конца аллеи. Неизвестно почему, но история с часами не выходила у нее из головы.

Обернувшись, она увидела Ноэми, которая стояла на крыльце и смотрела ей вслед.

Глава 11

Покинув доктора Полена, Мишель поехал в Лазаль, чтобы еще раз провести тщательный обыск в доме Эмиля. Ему почему-то казалось, что какая-то важная деталь упущена.

Стояла прекрасная погода. Благодаря утреннему ветру жара досаждала меньше, что не могло не радовать.

В дороге Мишель снова проанализировал имеющиеся факты.

Несомненно, что все люди, которых он допрашивал, каждый по-своему, пытались что-то скрыть, используя одну и ту же тактику: говорить, но по сути ничего не сказать или сказать, но как можно меньше.

Будь то Элен, Ноэми, а теперь еще и Полен — никто не хотел говорить правды. Антонен отмалчивался, пока его не свалил недуг. Пьер, брат Тома, явно избегал разговора. Сам же Эмиль говорил лишь намеками, пока не замолчал навеки. Наконец, Вероника — она одолжила свой голос духу, а это, хотя и символически, тоже означало молчание.

И только Тома, умерший пятнадцать лет назад, оказался самым откровенным и честным, опровергнув ложь о своем так называемом самоубийстве!

Молчание… Это слово не шокировало Мишеля. Он привык к нему еще в детстве, когда жил в Бургундии. Для инспектора молчание было естественной сущностью жизни на земле. В молчании разыгрывались драмы, в молчании скрывалась нищета, зарождались любовь и ненависть. Оставалось лишь найти, что скрывалось за этим молчанием.

Подъехав к дому Эмиля, Мишель не мог не испытать чувства сожаления, к которому примешивалось ощущение вины за случившееся. В какой-то мере он считал себя ответственным за смерть этого человека.

Это ощущение еще более усилилось, когда инспектор увидел, что печати на комнатах сорваны и здесь уже кто-то побывал. Посетителю было все равно, узнают об этом или нет, так как он оставил множество следов.

Мишель подосадовал на себя, что не взялся за поиски сразу после того, как унесли тело. Однако его неожиданный приход мог принести плоды. Безусловно, неизвестный искал что-то, что могло его скомпрометировать.

Сначала Мишель прошелся по двум комнатам, обращая внимание на стены, мебель и предметы, которыми пользовался Эмиль. Он хотел прежде всего почувствовать, в какой обстановке жил этот человек, и тогда, быть может, понять, почему его убили.

Старик существовал очень скромно. Минимум посуды в стенном шкафу, почти никаких бытовых электроприборов, маленькая газовая плита с двумя конфорками, на одной из которых все еще стояла кастрюлька для варки кофе, потускневшая, с отбитой эмалью.

В комнате, в шкафу было кое-что из нижнего белья, сорочки с потертыми воротничками, бесформенные свитера и около десятка простыней. В платяном шкафу висел лишь старый серый костюм, сильно поношенный. Вероятно, Эмиль надевал его в самые торжественные дни своей жизни.

Через несколько минут Мишель уже сидел за кухонным столом напротив почерневшего камина.

Он представил себе, как Эмиль, расположившись на этом месте, смотрит на танцующее пламя огня в камине, медленными глотками потягивая кофе. О чем он думал? Как жил? Кого любил? Какие воспоминания были ему дороги?

Ничто в этом доме не указывало на сколько-нибудь примечательное прошлое. Никаких следов личной жизни, кроме свадебной фотографии. Никаких видимых свидетельств дружеских привязанностей, любви к путешествиям, особых художественных пристрастий. Ничего…

Досадуя на отсутствие фактов, Мишель решил поискать тайники. Начал он с комнаты. Вытащил все вещи из шкафов, прощупал стены, потолок, пол. Исследовал кровать, пытаясь найти потайные места или незаметные ниши. По-прежнему пусто.

Осматривая оконный проем, инспектор обнаружил, что на каждой секции стены, где крепилась дверная рама, имелась закругленная царапина.

На всякий случай он постучал вдоль и поперек по деревянному подоконнику, который служил внутренней опорой рамы. Сначала звук был глухим, потом стал более отчетливым.

Разволновавшись из-за находки, Мишель попробовал приподнять доску. Она сразу поддалась, и он увидел отверстие, проделанное в стене.

В глубине лежал большой конверт. Мишель осторожно вскрыл его. Там оказались: пятифранковая монета, на которой был выгравирован крест, конская подкова, странным образом закругленная и сомкнутая, и два листка бумаги, на которых кто-то нацарапал несколько строчек.

Первый листок гласил: «Во имя всемогущего Господа, во имя пяти ран нашего распятого Христа-великомученика прекрати меня преследовать! Во имя Бога я желаю этого и приказываю тебе исчезнуть! Уходи! Убирайся туда, откуда пришел, и оставайся там навсегда!» На втором Мишель обнаружил текст молитвы «Отче наш», написанной на латыни в обратном порядке. Очевидно, речь шла о колдовстве. Он сложил все в конверт и продолжил поиски на кухне.

Очень скоро Мишель понял, что не найдет больше ничего, и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Именно в этот момент его внимание привлекли две соломинки, зажатые между двумя камнями у дверной рамы. Он копнул поглубже в промежутке между ними и вынул крест, сделанный из двух палочек, сплетенных из соломы в форме косичек, а также еще одну пятифранковую монету с выгравированным на ней крестом.

Не понимая значения находок, Мишель не стал теряться в догадках — лучше расспросить об этом Мюрьель, когда они встретятся.

Терраса, на которой Мюрьель пила кофе, была переполнена. Расположенная на тротуаре центральной улицы Алеса, она давала возможность греться на солнышке и наблюдать за людьми. Одним из любимых занятий Мюрьель было выделить из толпы мужчину или женщину, потом, подметив особенности одежды, походки, манеры держаться, определить их образ жизни. Но сейчас, продолжая вспоминать о разговоре с Ноэми, она не обращала внимания на прохожих.

От этой встречи у нее осталось двойственное чувство — сострадания и подозрительности. Создавалось впечатление, что в этой женщине поразительно сочетались искренность и скрытность, причем одно было невозможно отделить от другого.

Но больше всего заинтересовала Мюрьель, безусловно, мандала. Она все еще находилась под впечатлением от страха, вспоминая о всевидящем глазе, который словно пригвождал ее к месту, завладевал вниманием и парализовывал волю.

Это напомнило ей гипноз. Мюрьель не понимала, как это происходило, но картина являлась средством для передачи мыслей на расстоянии, причем существовал один или несколько человек, которые генерировали эти мысли.

Если это так, то Ноэми находилась под постоянным воздействием этих колдовских сил, что объясняло ее колебания, приблизительные ответы и страх.

Конечно, эта гипотеза была довольно шаткой. Тем не менее чем больше Мюрьель думала о ней, тем более правдоподобной она казалась. Особенно если представить себе мужчину или женщину, обладающих подобными способностями, а Мюрьель уже сталкивалась с такими случаями в Соединенных Штатах. Это не радовало. Одни люди могли ввести в заблуждение других, привести их к краху или заставить совершать поступки, противоречащие их воле. Даже такие, как самоубийство.

Гипотеза оккультного влияния становилась еще более правдоподобной, так как у Мюрьель крепла уверенность, что в этой истории не обошлось без колдовства. Предупреждения, которые получили они с Мишелем, и другие странные события, свидетелями которых они стали, не могли быть объяснены иначе как вмешательством одного или нескольких посторонних лиц, обладающих и использующих во зло свои паранормальные способности.

Понимая, что пока не в состоянии выстроить какую-либо аргументированную версию, Мюрьель задалась вопросом о загадочном Шарле, имя которого было произнесено духом.

Среди людей, с которыми она встречалась или о которых шла речь, не было ни одного Шарля! Даже Ноэми казалась искренней, утверждая, что не знает такого человека. Для Мюрьель это была настоящая головоломка! Она не могла оставить без внимания эту информацию.

Позже, устав задавать себе вопросы без ответов, она решила насладиться солнцем и ни о чем не думать. В конце концов, никто не запрещал ей немного позагорать! Тем более у нее был еще целый час до встречи с Жеромом — друг обещал отвезти ее в Лазаль.

Но очень скоро она заметила, что не получает того удовольствия от солнца, на которое надеялась. Можно было бы списать это на слишком шумную обстановку, сильную жару, но в глубине души она знала, и уже давно, что ненавидит наслаждаться чем-либо в одиночку, не имея возможности разделить свою радость с любимым человеком. Хотя это было банально, но от того не менее мучительно: она страдала от одиночества. Все чаще и чаще она испытывала необходимость почувствовать руку друга на своем плече, высказаться о наболевшем и услышать слова утешения. Короче, ей хотелось встретить настоящего мужчину. Но вот незадача! Как говорил ее отец, настоящего мужчину не так просто найти. После разрыва с мужем, не считая нескольких коротких и незначительных встреч, она ни разу не влюблялась. Размышляя о мужчинах, которые могли бы ей понравиться, она, естественно, принялась думать о Мишеле. Но долго на этой мысли она не задержалась. Хотя у этого человека были и шарм, и незаурядный ум, Мюрьель ни на секунду не могла представить себя вместе с ним.

Мишель уже давно был дома и перелистывал какие-то книги в библиотеке, когда приехали Мюрьель и Жером. Он спустился к ним, держа в руках книгу.

— Как ты мне и посоветовал, — обратился он к Жерому, — я взял почитать роман Натали.

— Да? Какой?

— «Круг»… Ты его читал?

— Нет еще. Он был опубликован как раз незадолго до несчастного случая, и, признаюсь, у меня сердце не лежало…

Чтобы поменять тему разговора, Мишель спросил Жерома, как прошел день.

— Уф! — ответил тот. — Как обычно. Все те же неврозы, психозы и другие виды депрессии.

— Кстати, — поинтересовалась Мюрьель, — как здоровье Антонена?

— Хорошо, насколько это возможно. Он все еще пребывает в прострации. Тем не менее все жизненно важные органы функционируют нормально. Он находится под наблюдением, но, боюсь, мы не сможем ему помочь. Все проведенные тесты дали отрицательные результаты.

Теперь настала очередь Мюрьель рассказать о своем визите к Ноэми. Потом она вставила в видеомагнитофон кассету, где был записан ее разговор с духом Тома, и прокомментировала отснятый материал.

Если это произвело заметное впечатление на Мишеля, то Жером казался явно раздосадованным. Как только кассета закончилась, он тут же произнес ироничным тоном:

— Извини, но я все более скептически начинаю относиться к твоим исследованиям и, признаюсь, уже жалею, что пригласил тебя сюда.

— Почему? — спросила Мюрьель обиженно.

— Я считаю, и мои коллеги с этим согласны, что все эти разговоры с духом Тома только ухудшают состояние Вероники. Она страдает не от вселения духа, а от психического расстройства, очень серьезного и трудноизлечимого.

— Я не понимаю! — вспыхнула Мюрьель. — Когда ты мне позвонил, то был так оптимистично настроен, говорил, что мой подход позволит по-новому взглянуть и на традиционные методы лечения. Если ты хочешь, чтобы я уехала, то это нетрудно… Я смогу это сделать даже завтра утром, — добавила она голосом, изменившимся от возмущения, — если ты только дашь мне время собрать вещи.

И Мюрьель ушла к себе в комнату, сильно хлопнув дверью.

Не произнося ни слова, Мишель пытался установить взаимосвязь между противоречивым поведением своего друга и событиями последних дней. Ему казалось невозможным отнести все на счет усталости или сентиментальных проблем. Конечно, у Жерома и Мюрьель была связь. Но это в прошлом. И со времени ее приезда — а Мишель был в этом уверен — между ними ничего не было. Нет, у этого конфликта другие причины…

Он посмотрел на Жерома, сидевшего на диване. У того было упрямое выражение лица, а взгляд он устремил вдаль. Мишель попытался заговорить с другом:

— Извини, но я тоже не понимаю, почему ты…

— Нечего тут понимать! — отрезал Жером. — Просто я совершил ошибку, пригласив ее сюда. Доказательство — вся моя бригада врачей беспрестанно повторяет мне, что Мюрьель замедляет или даже усложняет выздоровление Вероники.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17