Глава 13

Мишель и Мюрьель решили не проводить вечер дома. Им хотелось выйти на свежий воздух и поговорить о странном поведении друга.

Мишель предложил пообедать в ресторане «Сов», куда уже приглашал его Жером. Это было недалеко, да и само место представлялось удобным для сокровенных разговоров. Они ехали молча до въезда в город. Пересекая главную улицу, перекинулись несколькими фразами относительно красоты домов и очарования старинных улочек, но мысли обоих были заняты другим.

В ресторане Мишель предложил выбрать отдаленный столик рядом с парапетом, откуда открывался вид на долину Видурль. Здесь было красиво и прохладно.

Они сделали заказ, затем Мишель начал разговор о том, что тревожило их обоих.

— Меня шокировало поведение Жерома. Он вел себя не только странно, но и подозрительно…

Мюрьель смотрела на него, не говоря ни слова. Так она давала понять, что разделяет его мнение.

— Слишком много противоречий, — продолжил Мишель. — В начале расследования Жером был сама энергия! Он приставал ко мне, чтобы я заинтересовался случаем с Тома, пригласил тебя для изучения феномена Вероники. В течение нескольких дней он с интересом следил за ходом наших исследований, а затем, без видимой причины, начал критиковать твою работу. Теперь же ему на нас наплевать, и он считает, что мы параноики!

— Верно. Я тоже пришла к таким выводам. И несмотря на то что хорошо его знаю, я, как и ты, не могу объяснить, почему его поведение изменилось. Похоже, Жером чего-то боится.

— Чего?

— Поди узнай! Чего-то, что ставит его в затруднительное положение и может помешать карьере…

Они молчали, пока им ставили на стол закуски, потом Мишель спросил:

— Каким образом?

— Я думаю, ему угрожают. Не забывай, он в самом центре этого дела. Он лечит Веронику, он вовлек нас в это расследование, у него сложились определенные отношения с Элен, Пьером, Тома, Поленом, Эмилем, Антоненом… и, вероятно, со многими другими, о ком мы еще ничего не знаем. Этого достаточно, чтобы вызвать чье-либо неудовольствие.

— Можешь ли ты сказать, что он ведет себя подозрительно?

— Нет, я не стала бы выражаться так категорично. Однако у меня есть серьезные сомнения на его счет.

— Это нелепо! Жером прямой, бесхитростный парень. Конечно, он немного помешан на своей работе, но я никогда не думал, что он способен причинить кому-то зло.

— Вероятно, он виноват, но косвенно…

— Не понимаю.

— Представь себе, что он знает больше, но не хочет этого показать, а настоящие преступники давят на него. Что ему остается делать, кроме как подчиниться им и затормозить наше расследование, насколько это возможно?..

— В таком случае зачем он нас позвал?

— Это легко объяснить. Вначале Жером влез в это дело, не отдавая себе отчета в последствиях. Будучи энтузиастом, он позвал тебя на помощь. Он знал, что случай с Вероникой особенный и заинтересует тебя. К тому же, возможно, ему захотелось увидеться с тобой, и он использовал случай.

— Не понимаю, к чему ты клонишь?

— Сначала вселение духа в Веронику никого не волновало. В клинике ее бы лечили от шизофрении или чего-нибудь еще. Она бы оставалась при закрытых дверях, и о ней бы все забыли. Но именно Жером заварил эту кашу. Призвав нас для расследования, он посеял панику среди тех, у кого нечиста совесть. Но поскольку это разумные люди, они дают нам возможность продвинуться в расследовании, чтобы потом эффективнее нам противостоять. К тому же, в той или иной мере, они в курсе наших расследований благодаря Жерому…

— Ты думаешь, это Ноэми?

— Она или кто-нибудь другой.

— Кто тебе сказал, что в команде Жерома нет доносчика?

— А что касается твоих исследований?

— Неизвестно! Может, это полицейский, информированный Вердье, или Вердье собственной персоной?

Мюрьель съела несколько листиков салата и отложила вилку. Ей больше не хотелось есть.

— Не думаю, что Жером непосредственно замешан в этом деле, — сказала она.

— Я так не говорил. Но он, вероятно, замешан в нем против своей воли. Когда стало ясно, что мы приближаемся к разгадке, ему начали угрожать, чтобы заставить нас прекратить поиски.

— Тебя послушать — так это настоящий заговор.

— Называй как хочешь. Но я уверен, что дело касается нескольких людей, объединенных общим интересом. Колдовство, семейные тайны, идеологические, политические, экономические причины…

— А какое отношение имеет к этому Жером?

— Если в двух словах, думаю, он слишком много знает, что ставит его в зависимость от наших противников.

— Хорошо, но почему он никогда не подвергался колдовству, как мы?

— Это не имеет смысла. Если он делает то, что от него требуют, нет необходимости его убирать! Для других он — великолепный троянский конь. Зачем же лишать себя такого сокровища?

Мюрьель замолчала. Представлять себе, что Жером имел отношение к делу, было невыносимо. Дружеские чувства, которые она питала к нему, и ее собственные выводы не позволяли обвинять его.

— Не думаю, что мы имеем дело с религиозной сектой, разве что с двумя или тремя лицами. Именно они и проделывают эти трюки и обладают исключительными способностями, которые используют исключительно для реализации враждебных намерений.

— Не забывай, что в каждой секте выполняются одни и те же ритуалы, связанные с религией и с прошлым, к тому же иногда деньги являются ведущим мотивом.

— Возможно. Но ничего такого я не вижу в нашем расследовании. Это всего лишь домыслы.

— Верно.

— Во всяком случае, — повторила Мюрьель, — Жером не способен ни на что плохое.

Мишель не настаивал. Он не собирался говорить ей о том, что хороший полицейский должен забывать о чувствах и выдвигать гипотезы, основываясь только на фактах и их взаимосвязи. Что касается Жерома, существовали некоторые подозрительные моменты. Несмотря на беспокойство, он не подвергался никаким нападкам. Но он мог быть в курсе всего того, что касалось расследования и опытов Мюрьель, поддерживать отношения со всеми участниками трагедии, воздействовать на состояние здоровья Вероники и Антонена и, что хуже всего, убить Эмиля. Ведь вечером, в день убийства, Жерома не было дома!

Конечно, это было слишком серьезное обвинение, чтобы обсуждать его с Мюрьель. Мишель пообещал себе, что отныне будет контролировать все свои слова. И если надо будет проверить Жерома, он сделает это без огласки.

Видя, что Мюрьель сильно огорчена, Мишель погладил ее по руке.

— Извини, что был так прямолинеен, но это часть моей работы.

— Знаю, — ответила она, отодвигаясь, — но ведь ты тоже не безгрешен. Жером и твой друг! Нет, я бы не хотела быть полицейским.

Мишель попытался оправдаться. Слова Мюрьель задели его.

— Если я и выдвигаю эти гипотезы, то для того, чтобы доказать его невиновность.

— Не понимаю.

— Задаваясь вопросом относительно его поведения, я сам же на него отвечаю и доказываю непричастность Жерома.

Эти аргументы не убедили Мюрьель, и она замолчала. На самом деле она злилась на весь белый свет: прежде всего на Мишеля, чьи рассуждения хотя и раздражали ее, во многом были обоснованны; на Жерома, потому что не одобряла его поведения и не во всем доверяла ему; на себя наконец, поскольку в такой ситуации проявлялись и ее личные привязанности: с одной стороны, повышенная сентиментальность к Жерому, с другой — слишком осторожная позиция по отношению к Мишелю, ведь ей приходилось скрывать, что ее безудержно влечет к нему. Это было слишком сложно и мучительно. Уж лучше бы поскорее лечь спать!

— Я хотела бы вернуться, — предложила она, допив кофе. — Лучший способ признать невиновность Жерома — это поговорить с ним.

— А вот это будет ошибкой, — возразил Мишель. — Если предположить, что преступник — или преступники — загнал его в угол, то он окажется в еще более затруднительном положении.

Мюрьель не могла не согласиться с Мишелем.

— В таком случае я должна интенсивнее работать с Тома. Совершенно очевидно, что он знает правду.

Мишель кивнул, но в глубине души вовсе не был с этим согласен. По его мнению, правда могла выйти наружу лишь в результате разговора с живыми, а не с умершими. Для этого нужно было заставить их говорить, поймав на каком-нибудь противоречии. Это он и попытается завтра сделать при встрече с Пьером и Матильдой.

Оплатив счет, они сели в машину. Во время поездки старания Мишеля заинтересовать разговором Мюрьель ни к чему не привели. Прижав лоб к стеклу, она всю дорогу до Лазаля молчала.

В три часа ночи Мишель еще не спал. После размолвки с Жеромом и бурной дискуссии с Мюрьель он был опустошён и взволнован. Масса вопросов, касающихся Жерома, прокручивалась у него в сознании, причем ни на один из них он не мог ответить с полной уверенностью.

Это казалось трудным еще и потому, что в его рассуждения вклинивались воспоминания. То были трудные совместно прожитые годы, когда еще студентами они жили в одной квартире и имели общих друзей. Потом следовали встречи в Марселе, в Париже или где-то еще, когда жизнь и их собственные планы отдалили их друг от друга.

Он вспомнил также о времени, когда Жером жил с Натали. Это многое изменило в их отношениях. Они стали меньше встречаться, реже звонить друг другу, но тем не менее поддерживали связь.

Однако как только Мишель узнал о гибели Натали, он тут же примчался поддержать Жерома, попытаться вернуть ему радость жизни… Тут инспектор вспомнил о романе Натали «Круг», лежавшем на ночном столике. Зная, что ему не удастся заснуть, он зажег свет и принялся за чтение.

Мюрьель тоже не спалось. Взбудораженная словами Мишеля, она старалась сформулировать аргументы, доказывающие невиновность Жерома. И делала это с большим рвением, так как предположения Мишеля казались ей отчасти оправданными. Она убеждала себя, что Жером не был таким, каким видел его Мишель. Он не мог войти в сатанинскую секту, посещать колдунов, еще менее — был способен убивать, ведь он такой безобидный! Доказательство: выбранная им профессия, психиатрия. Здесь ему не приходилось сталкиваться с физическими страданиями других людей.

И наконец, когда-то Жером и она любили друг друга. Значит, он не мог оказаться чудовищем. Безусловно, это были доводы эмоционального порядка, но для Мюрьель они имели силу доказательства. Это помогло ей успокоиться. Если бы потребовалось, она приложила бы неимоверные усилия, чтобы снять с Жерома подозрение вопреки всему и даже вопреки ему самому. Поэтому она будет продолжать поиски, основываясь на одном очевидном факте: Вероника говорила голосом духа, который утверждал, что он Тома. Несмотря на то что последний давал очень неполную информацию и ей будет трудно приблизиться к истине, его заявления определенно имеют какую-то логику, которую она обязательно поймет! В течение некоторого времени Мюрьель повторяла высказывания Тома, ломала голову над каждым словом, пытаясь придать фразе хоть какой-нибудь смысл. Потом она оставила это занятие. Она знала, что слова Тома имели чисто символическое значение.

Засыпая, Мюрьель думала о Мишеле. Мечтала о близости с ним. Желала его… Ей больше не было страшно, она чувствовала себя защищенной… Веселая… Легкая… Счастливая…

Мюрьель заснула очень быстро, хотя первые проблески рассвета уже начали проникать в ее комнату.

На следующее утро Мишель потягивал кофе, когда в кухне появился Жером, всем своим видом демонстрировавший, что спешит. Невнятно пробормотав утреннее приветствие, он налил себе кофе и выпил его стоя.

Мишель наблюдал за ним украдкой. Судя по осунувшемуся лицу и нахмуренному виду, он плохо спал ночью. Мишелю было интересно знать, где друг провел вечер, но он не осмеливался об этом спросить, настолько напряженным тот выглядел.

Инспектор принял равнодушный вид и сконцентрировался на планах на день. Его основная задача сводилась к тому, чтобы найти способ выявить виновного или виновных. И немедленно. Это дело начало слишком осложнять жизнь в доме…

Покончив с кофе, он пошел в гостиную звонить Матильде и Пьеру.

Застав последнего, инспектор сообщил ему о намерении нанести им визит в первой половине дня. Пьер сослался на неотложное дело. Раздосадованный Мишель не оставил ему выбора: или его примут в доме, или Пьер получит повестку в жандармерию.

Когда он повесил трубку, к нему подошла Мюрьель с сумкой на плече.

— Я еду в клинику. Попробую еще раз войти в контакт с духом Тома. Я предупредила Жерома, и он согласился.

— Как он тебе?

— Неважно.

— Он что-нибудь рассказал?

— Нет.

В этот момент они услышали, как Жером выругался в дверях. Они поспешили к нему.

— Вы видели это? — воскликнул Жером, показывая на дверь, где внутри круга была нарисована белая пентаграмма. — Невероятно!

— Ну и что? — пошутил Мишель. — Это наш сатанист развлекается!

— Считаешь, это смешно? — возразил Жером, которого все больше охватывала паника. — Я терпеть этого не могу! Ужас!

— Ну же! — сказал Мишель спокойным тоном. — Ничего страшного. Это безобидная угроза. Если тебя это впечатляет, ты что-то недоговариваешь.

— Скажешь тоже… — пробормотал Жером, поворачиваясь, чтобы уйти.

Мишель схватил его за руку.

— Послушай меня! Если ты хоть что-нибудь знаешь и если у тебя есть хоть какое-нибудь сомнение, ты должен об этом сообщить.

Жером вырвался.

— Мне нечего сказать!

Потом он сел в машину и уехал.

Некоторое время спустя Мишель добрался до Пьера и Матильды. Поскольку было довольно прохладно, он ехал с поднятыми стеклами и размышлял о поведении Жерома, желая уловить в нем хоть какой-нибудь смысл и тем самым снять с друга подозрения. Но чем больше инспектор над этим думал, тем меньше доказательств невиновности Жерома у него оставалось. Когда он ставил машину перед домом, на пороге появился Пьер.

— Сожалею, инспектор, но у меня очень мало времени для…

— Мы потратим столько времени, сколько нужно, — прервал его Мишель совершенно хладнокровно.

Пьер промолчал, но его свирепый взгляд был достаточно красноречив. Направляясь в кабинет, они встретили Матильду.

— Здравствуйте, инспектор! Так вы больше не желаете меня видеть? — спросила она, явно кокетничая.

— Наоборот! Я не только намереваюсь поскорее с вами встретиться, но к тому же наедине…

— Какая радость! — откликнулась она.

Встретившись с ней взглядом, Мишель понял: ее спокойствие показное, на самом деле она испугалась… Из этого он сделал вывод, что Матильда не во всем доверяла мужу. Неудивительно. Стоило лишь заметить его неуверенную походку и бегающие глазки, как становилось ясно, что этот человек не обладал ни большим умом, ни хладнокровием.

Они расположились в кабинете. Судя по тому, как хаотично была расставлена мебель и в каком беспорядке находились безделушки, бумаги, старинные книги и предметы, кабинет служил также и складом. Запах воска, старой бумаги и холодного табака был настолько тошнотворным, что Мишель поспешил закурить сигарету.

— Извините за беспорядок, — сказал Пьер, — но все это должно пройти экспертизу.

Заметив симпатичную лампу в виде тюльпана и представив ее у себя дома, Мишель не удержался и спросил цену. К несчастью, она оказалась слишком высокой, чтобы он мог себе это позволить.

— Вы действительно брат Тома? — начал инспектор без всякого вступления.

Пьер удивленно посмотрел на него:

— Да, конечно. А почему вы об этом спрашиваете?

— Потому что вы не похожи! Хотя это и не преступление.

Он вынул фотографию Тома, которую носил с собой, и протянул ее Пьеру. Рассматривая ее, последний нахмурился, потом вернул.

— Действительно, я на него не очень похож… Он был значительно красивее.

— Вы с ним ладили?

Пьер слабо улыбнулся:

— Иногда — да, иногда — нет…

— Думаю, его смерть глубоко потрясла вас, особенно когда вы узнали, что это самоубийство.

— Конечно! Но…

— Что?

— Да так, ничего.

— Как это произошло?

— Туристы обнаружили его тело у Орлиного моста. Приехали жандармы, составили протокол и привезли тело в дом.

— Доктор Полен был с вами?

Пьер поколебался, потом ответил:

— Да…

— Вы уверены?

— Уверен. Если мне не изменяет память, Полен участвовал в составлении протокола вместе с судмедэкспертом из жандармерии.

Почувствовав неловкость, он стал крутить в руках какую-то статуэтку, взяв ее со стола. Глядя прямо в глаза Пьеру, Мишель вьщержал длительную паузу, затем спросил:

— Почему его кремировали, а вашего отца похоронили на кладбище?

— Мне объяснили, что такова была воля Тома.

— Кто объяснил?

— Мама.

— Это вас не шокировало?

— Нет, поскольку он так пожелал.

— Но вы об этом никогда не слышали?

— Нет.

— Это странно. Судя по тому, что сказала мне ваша мать, вы были неразлучны?

— Да, можно сказать и так.

— Кажется, вы в этом не очень уверены.

— Нет-нет, это правда. Мы почти не расставались.

— В таком случае вы, я полагаю, знали, есть ли у него подружка?

Пьер поднял голову, стараясь избежать взгляда Мишеля.

— Нет, он никогда не говорил о своей личной жизни.

— Тем не менее ваша жена предположила, что именно любовная драма могла стать причиной его самоубийства. К тому же бригадир Кастеллан, который в то время вел расследование, сказал мне, что Тома встречался с кем-то.

— Без сомнения, это так! — ответил Пьер. — У него было несколько девушек. Ведь он казался таким красивым, таким умным! Он всегда мог ответить на любой вопрос, расположить к себе кого угодно, даже саму свирепую собаку.

Вероятно, осознав, что погорячился, Пьер замолчал. Мишель посмотрел на него и перехватил его взгляд.

— А ведь вы не любили брата, не так ли?

Пьер занервничал еще больше и стал быстрее крутить статуэтку в руках.

— Ничего подобного я не говорил. Да, иногда мне действовало на нервы, что он такой замечательный. Пусть так! Но это не означает, что я его не любил.

— Тома действительно никогда не рассказывал вам о своих любовных приключениях?

— Нет!

— Вернемся к дню его самоубийства. Где вы находились в тот момент?

— У матери. Туда и пришли полицейские, чтобы сообщить нам о случившемся…

— И что вы тогда сделали?

— Конечно, мы направились к месту трагедии!

Для того чтобы выбить собеседника из равновесия, Мишель снова замолчал и огляделся, любуясь старинными часами, висящими над камином, и картинами на стенах. Милые безделушки, которые украшают жилище.

— Это мне понятно, — продолжил Мишель. — Однако что-то меня все-таки смущает в самоубийстве вашего брата…

Он открыл «Дело» и протянул Пьеру фотографии Тома, сделанные сразу после гибели. Тот взглянул на них и тотчас вернул обратно, словно они обожгли ему пальцы.

— Вас ничто не удивляет? — поинтересовался Мишель.

— Нет.

— Посмотрите внимательно, — попросил инспектор, вновь обращая внимание Пьера на снимки.

— Я уже посмотрел!

— Тогда как вы объясните синяки на теле и странное расположение одежды вокруг трупа?

— Не имею понятия, — ответил Пьер, взяв несколько бумаг, лежавших на столе. Достав пачку сигарет, он закурил и выпустил длинную струйку дыма.

Почувствовав его возрастающую напряженность, Мишель продолжил допрос нейтральным тоном:

— Это странно… Если бы мне сказали, что Тома был избит или боролся до того, как броситься в бездну, я бы не удивился. Так же, как если бы мне сказали, что его одежду разложили вокруг него уже после падения…

Пьер скорее жевал сигарету, нежели курил. Он оглядывался по сторонам, словно искал помощи. Зазвонил телефон. Он с облегчением поднял трубку:

— Да… Нет… Да… Иду. — Он закончил разговор и встал. — Извините, инспектор, моей жене необходима помощь, чтобы решить проблему с клиентом.

Он уже положил руку на ручку двери, но Мишель приказал ему остаться.

— Это допрос, месье. Ваш клиент подождет. К тому же я не задержу вас надолго.

Пьер заколебался, потом неохотно подчинился. Обшлагом рукава он вытер пот, струившийся по его лицу.

— Среди ваших коллекций я увидел предметы, имеющие отношение к колдовству. Это ваше увлечение?

— Да… То есть нет. Это случайно. Покупая разрозненные предметы у моих клиентов, я решил объединить их по определенным признакам. Есть любители, которые приобретают такие вещи.

Мишель вспомнил, что Пьер убеждал его в обратном во время первой встречи.

— Некоторые предметы попали к вам от колдунов, живущих в этих местах?

— Не знаю. Я просто этого не помню.

— Хорошо, а есть ли клиенты, которые называют себя колдунами и покупают эти предметы?

— Вы думаете, что колдун так легко выдает себя?

Мишель поднялся. Пьер, окончательно сбитый с толку, вздохнул с облегчением:

— Это все?

— Да. Как видите, ничего страшного. Но, вероятно, мне придется вернуться в ближайшие дни и задать вам еще пару вопросов… Вас это не затруднит?

— Конечно, нет, — ответил Пьер. — Я в вашем распоряжении.

По возвращении, пересекая выставочный зал, они снова столкнулись с Матильдой, которая изучала нормандский шкаф.

— Ваш клиент ушел, ничего не купив? — с иронией спросил Мишель. — Искренне сожалею.

Женщина удивленно посмотрела на него, потом нашлась с ответом: