Майн Рид

Уединенное жилище

I. Шапки долой!

В главном городе северных провинций Мексики и Чиуауа, расположенном среди голых степей, окаймленных цепями скал, происходила торжественная религиозная церемония – обычное явление в каждом мексиканском городе. В этой необычайно торжественной процессии, изображающей шествие Христа на Голгофу, принимали участие все сословия, не исключая войск. Для духовенства же она служила источником больших доходов, и оно, конечно, играло в ней главную роль.

В те времена в Чиуауа существовала лишь одна гостиница на американский лад, хотя она и размещалась в самой обычной деревянной постройке, так называемой посад (поиспански posads – дом и гостиница). Среди других приезжих в ней находился молодой американец из штата Кентукки по имени Франк Гамерсли. Своею красотою и телосложением он напоминал Аполлона. Его платье, манеры – все изобличало свободного и богатого джентльмена.

Когда и для чего он приехал сюда, никому не было известно.

Стоя возле гостиницы, он наблюдал за проходившей мимо процессией. По выражению его лица было ясно, что происходившее вокруг нисколько его не волновало и более того – наводило скуку. Колонна подъезда почти закрывала его, а потому ему показалось излишним снять шляпу. Американец, конечно, сделал бы это, если бы знал, что его могут увидеть, поскольку вовсе не хотел оскорбить чье бы то ни было религиозное чувство, а тем более фанатиков-мексиканцев, хотя он сам и был протестантом.

Вдруг он заметил обращенные на него угрожающие взгляды и услышал глухой, недовольный ропот проходившей толпы. Поняв в чем дело, американец попытался спрятаться за колонну, но было уже поздно. Его пронзил острый взгляд фанатика-офицера, ехавшего во главе отряда улан; через секунду тот был уже возле американца с саблей наголо.

– Долой шапку и на колени, негодяй! – воскликнул офицер. Но так как окрик его не возымел желаемого результата, он ударом сабли сбросил шапку с головы ослушника. Американец, чтобы не упасть, оперся о стену. Через секунду «негодяй» очнулся, выхватил револьвер и в следующее мгновение пуля прострелила бы голову дерзкого улана, если бы не вмешательство третьего участника драмы, остановившего руку Франка.

– Вы неправы, капитан Урага, – обратился незнакомец к улану. – Этот джентльмен приезжий и не знаком с обычаями страны.

– Достаточно было времени, чтобы познакомиться с ними и проникнуться уважением к святой Церкви! Но какое право имеете вы вмешиваться, полковник Миранда?

– Право человека, хозяина страны и старшего над вами!

– Ну, нет, тут вы ошибаетесь! Если бы мы были в Альбукерке, то я обязан был бы подчиниться вам, но не здесь, в Чиуауа.

– Так или иначе, но вы ответите за нанесенное оскорбление. Не воображайте, что ваш покровитель диктатор Санта-Ана сможет и в этом случае защитить вас. Вы, по-видимому, забыли, капитан Урага, что нынешнее правительство считает себя ответственным за непочтительное отношение к великой республике, гражданином которой, мне кажется, является этот молодой человек.

– Оставьте, полковник Миранда! – воскликнул офицер. – Проповедуйте кому-нибудь другому, а мне некогда вас слушать. Убирайтесь вы оба к черту!

Капитан пришпорил лошадь и вновь встал во главе отряда. Процессия продолжала медленно двигаться и скоро все забыли о происшедшем скандале. Франк со своим защитником скрылись в дверях гостиницы.

II. Друг в затруднении

Молодой американец был совершенно ошеломлен нанесенным ему оскорблением. Не зная, что предпринять, он обратился за помощью к своему новому знакомому, только что помешавшему ему стать убийцей.

– Что вам делать? – повторил тот. – По-моему, лучше всего оставить все происшедшее без последствий, если вы дорожите своей жизнью.

– Простите, сеньор, но это невозможно! Я американец и, получив удар, не могу оставить его без ответа! Как джентльмен, я потребую удовлетворения, и капитан Урага не осмелится отказать мне.

– Напротив, непременно откажет, под предлогом, что вы иностранец.

– Что же мне делать? Ведь я одинок здесь и…

– Ну, если вы настаиваете на своем, я помогу вам. В качестве вашего секунданта я отправлюсь к капитану Ураге, и в таком случае он не сможет не принять ваш вызов.

– Как мне вас благодарить! – воскликнул Франк.

– Не надо меня благодарить. Лучше скажите, насколько хорошо вы владеете шпагой?

– Достаточно, чтобы не бояться рискнуть своей жизнью.

– Отлично. Мы, мексиканцы, почему-то убеждены, что американцы очень слабо фехтуют, и этот трус Урага, конечно, выберет шпаги.

– И сильно разочаруется.

– Очень рад. А теперь я выслушаю ваши пожелания и отправлюсь к нему.

На следующий же день произошла дуэль на шпагах. Молодой американец показал себя превосходным фехтовальщиком; в результате он выбил у Ураги несколько передних зубов и сильно изуродовал ему щеку.

– Сеньор Гамерсли, – обратился к нему полковник Миранда, когда они после дуэли сидели в ресторане за стаканом вина, – могу я спросить вас, куда вы намерены отправиться отсюда?

– В город Санта-Фе, столицу Новой Мексики, а оттуда обратно в Соединенные Штаты с каким-нибудь возвращающимся караваном.

– А когда именно?

– Да мне все равно.

– А я советую вам поехать немедленно.

– Но почему же, полковник Миранда?

– Потому что, оставаясь здесь, вы ежеминутно рискуете своей жизнью. Вы не знаете капитана Урагу! Несмотря на мундир, он, в сущности, просто-напросто разбойник, сальтеадор. В Мексике очень легко за самую ничтожную сумму найти наемного убийцу. А он никогда не простит вам, что вы его изуродовали. Теперь понятно?

– Но что же я должен сделать?

– То же, что и я – немедленно отсюда уехать. Мне предстоит ехать по делам в Альбукерке, вы можете отправиться со мной. У меня есть охрана и я предлагаю вам воспользоваться ею.

– И снова я не знаю, как благодарить вас.

– Довольно, сеньор, у нас нет времени. Кто знает, не подстерегают ли нас где-нибудь за углом наемные убийцы. Укладывайтесь! За два часа до захода солнца мы должны выехать.

И действительно, через некоторое время группа всадников выехала из ворот Чиуауа, направляясь к Санта-Фе.

III. Полковник Миранда

Прошло шесть недель. На веранде похожего на замок дома, расположенного в предместье города Альбукерке, стояли полковник Миранда и Франк Гамерсли. После трехнедельного утомительного путешествия американец с удовольствием воспользовался радушным гостеприимством своего нового друга, командира гарнизона, стоящего здесь для защиты города от нападений индейцев. Дом Миранды находился в его огромном родовом поместье, вдоль которого протекала Рио-Браво-дель-Норте. Эту местность окаймляла цепь гор Сьерра-Роза. Сам гарнизон находился на расстоянии полуверсты от города.

Полковник был еще очень молод и неженат, так что в доме не было ни женщин, ни детей. В зале висел портрет молоденькой сестры Миранды, иногда приезжавшей к нему погостить. Франк часто поглядывал на этот портрет и каждый раз его охватывало желание познакомиться с оригиналом.

– Итак, сеньор Франциско, завтра вы покидаете меня? – проговорил Миранда.

– Приходится, полковник. Я и так еле поспею к каравану, выходящему послезавтра из Санта-Фе.

– Грустно мне расставаться с вами. Ведь я здесь совершенно одинок и кроме доктора Просперо ни с кем не встречаюсь вне службы. Конечно, знакомые у меня есть, даже среди индейцев, которые, узнав, сколько у меня под командой людей, с каждым днем становятся все более дерзкими. Но, повторяю, это дела служебные. Сейчас меня утешает лишь мысль о скором приезде сестры. Если бы вы знали, сколько оживления этот прелестный ребенок вносит в мою жизнь! Я бы был счастлив, если бы вы познакомились с ней.

– Я уверен, что ваше желание сбудется, – улыбнулся Франк.

– Но когда же?

– Я должен закупить товар в Америке, а потом вернусь сюда, чтобы обменять его на мексиканское золото.

– Значит, вы хотите стать степным купцом?

– Да, для этого я и приехал сюда. Итак, если все пойдет хорошо, то не пройдет и года, как я вернусь обратно.

– Я радуюсь надежде вновь увидеть вас, а теперь позвольте дать вам совет друга: будьте осторожны, не думайте, что опасны одни краснокожие. Вспомните о капитане Ураге, который несравненно хуже, чем вы себе это представляете. Я его хорошо знаю: он в полном смысле слова разбойник. Вы удивляетесь, что он в то же время может быть офицером? Это простой результат неустойчивости нашей политики. Но я лично этого все-таки понять не могу, так как глубоко убежден, что он в конце концов окажется предателем. Впрочем, это объясняется тем, что здесь замешана сильная власть, действующая исподтишка; это наше духовенство! Урага является одним из послушнейших орудий в его руках и беспрекословно исполняет все самые низкие и бесчестные требования. А когда наступит время для нового пронунсиаменто против нашей независимости, Урага будет одним из первых содействовать этому, он будет среди самых ярых изменников! И когда я подумаю, что этот негодяй добивается руки моей сестры…

При этих словах Гамерсли пожалел, что не убил Урагу тогда на дуэли.

– Но, полковник, разве это возможно?

– Пока я жив, конечно, нет. Но в сложившейся ситуации, я ежечасно рискую быть убитым и тогда моя бедная сестра…

– Я скоро вернусь, – сказал Франк, как бы успокаивая Миранду. – С весенним караваном не получится, но есть другая дорога, которой можно пользоваться в любое время года. Во всяком случае я заблаговременно напишу вам. Если же у вас произойдут какие-либо политические перевороты и вам придется бежать, то я думаю, не к чему говорить, что в Америке вы всегда найдете друга и дом…

Они молча протянули друг другу руки и улыбнулись.

На следующее утро Гамерсли попрощался со своим другом и направился в столицу Новой Мексики. Его сопровождал отряд драгун, который по приказу Миранды должен был защищать американца в случае нападения краснокожих.

IV. Пронунсиаменто

Четверть века тому назад индейцы племени навахо наводили ужас на жителей Новой Мексики. Они нападали на города, стреляли в людей на улицах, прокалывали их своими пиками, разоряли магазины, хватали женщин и увозили в свои далекие степи.

Когда Мексикой управлял диктатор и тиран Санта-Ана, в степях у индейцев можно было видеть большое количество пленных женщин, оторванных от своих семей и силой взятых похитителями в жены, а еще чаще в наложницы и рабыни. Дети белых росли вместе с детьми краснокожих и, достигнув зрелости, теряли всякую связь с прошлым и с цивилизацией, превращаясь в таких же дикарей, как и их повелители.

В описываемое нами время положение вещей со дня на день ухудшалось, и когда полковник Миранда был назначен командующим войсками в Альбукерке, ситуация обострилась до предела. Не только этому городку, но и столице Санта-Фе грозили постоянные нашествия краснокожих разбойников. К племени навахо присоединились апачи с юга и команчи из восточных степей, расположенных вдоль Рио-Браво-дель-Норте. Ни одного уцелевшего селения, ни одной колонии не осталось там! И роскошные крупные поместья, и скромные ранчо – все было одинаково безжалостно разорено. Лишь в городах, обнесенных каменными стенами, могли укрыться белые и индейцы, обращенные в христианство, хотя и там не было полной безопасности, даже и в самом Альбукерке.

Полковник Миранда, старавшийся всеми силами защитить вверенный ему округ, обратился к правительству с просьбой прислать ему на помощь войска. Его просьба была выполнена, в город вошел отряд улан под предводительством капитана Ураги, о чем полковник узнал к своему великому неудовольствию. Но последний, казалось, не думал о происшедшем между ними столкновении, держал себя по-товарищески и в то же время почтительно.

Они почти постоянно были заняты преследованием индейцев, и некоторое время их личная жизнь текла вполне спокойно.

Но так как сестра Миранды была уже у него, то полковник временами очень беспокоился о ее судьбе и его волновало ухаживание Ураги, которого он не имел возможности не принимать у себя.

Вдруг стали носиться слухи, что тиран Санта-Ана вновь захватывает власть в свои руки. Капитан Урага стал чрезвычайно самоуверен, даже дерзок, так что полковнику Миранде пришлось попросить его больше не являться к нему в дом в качестве знакомого.

– Да, Адель, – сказал он однажды, обращаясь к сестре, – Урага не должен бывать у нас. Я знаю причину его нахального поведения: духовенство вновь одерживает верх. Горе нашей стране, если оно окончательно победит, да и нам также!

Крепко обняв сестру, полковник сел на лошадь и поскакал в гарнизон произвести смотр войск. Подъехав к площади, он с удивлением увидел, что войска не выстроились к его встрече. Чем ближе полковник подъезжал, тем более странное зрелище открывалось перед ним. Гарнизон был в полном смятении: солдаты бросались во все стороны, издавая мятежные крики, между которыми особенно выделялись восклицания: «Да здравствует Санта-Ана!», «Да здравствует генерал Армио!», «Да здравствует полковник Урага!».

Не было сомнения, что произошел бунт. Старое правительство, которому служил Миранда, сменилось новым.

Обнажив саблю, полковник ринулся в ряды восставших против него солдат. Несколько человек, остававшихся верными свергнутому правительству, последовали за ним. Началась перестрелка, раздались выстрелы, лязг оружия. Послышались предсмертные крики, стоны раненых. Ранен был и полковник Миранда.

Через десять минут все было кончено. Бывший командующий войсками был арестован, а капитан Урага, теперь уже полковник, занял его место.

В то же время всюду распространялись слухи, что дон Антонио Лопес де Санта-Ана назначен диктатором Мексики, а его приверженец Мануэль Армио – губернатором Санта-Фе.

V. Почему он не возвращается?

– Что задержало Валериана? Почему он не возвращается? – беспрестанно повторяла Адель, ожидая возвращения брата со смотра.

Наступил уже вечер, а его все не было. Бедная Адель не находила себе места и поминутно выбегала на веранду, прислушиваясь к малейшему шороху. Чтобы отвлечься от преследовавших ее страшных мыслей, она стала смотреть на фотографию иностранца, которого так полюбил ее брат. Это был портрет Франка, подаренный им Миранде в день отъезда. Когда Адель вглядывалась в этот портрет, в ее сердце происходило нечто схожее с тем чувством, которым был охвачен Франк, разглядывавший ее изображение… Мечты Адель были прерваны звуком шагов.

– Наконец-то, Валериан! – вскрикнула она, выбегая на веранду. Внезапно девушка остановилась и со страхом закричала: – Это не Валериан! Божья Матерь, где же он?

Перед ней стоял бледный рабочий, еле переводивший дух.

– Сеньорита, я пришел с дурными вестями. Произошел бунт в войсках. Изменники одержали верх и ваш брат ранен и взят в плен.

Адель молча выслушала страшное сообщение и сейчас же послала гонцов в город, а сама стала молиться.

В полночь Миранда вернулся в сопровождении своего друга полкового врача. Они торопились, точно за ними гнались. Да оно так и было. Едва успев собраться, забрав самых верных людей, брат и сестра покинули вместе с другом-доктором отчий дом, который очень скоро захватил полковник Урага.

К счастью беглецов, Урага был до такой степени пьян, что ничего не соображал. И лишь на следующее утро, когда они уже были в безопасности, он пришел в себя и зарычал, как в припадке безумия. Полковник Миранда разбил две самые дорогие его мечты: он помешал отомстить ненавистному человеку и помог бежать женщине, которую Урага страстно любил.

VI. Осажденные

Беспредельная песчаная равнина под лучами восходящего солнца отливала красно-желтым отблеском. На северной стороне она прерывалась цепью холмов, а на южной – скалами, поднимавшимися стеной на высоту нескольких сот метров, и совершенно заслонявшими горизонт.

Между этими скалами и ближайшими холмами были видны шесть больших фургонов, поставленные в круг. В середине этого круга находились пятнадцать человек и пять лошадей. Но лишь десять человек были живы, остальные мертвыми лежали между колес повозок. Трех лошадей постигла та же участь. Все вокруг носило следы ужасного кровопролития.

В полукилометре от этого каравана на той же песчаной равнине расположились другие люди и лошади. Их полунагие, коричневые тела, головные уборы из перьев ясно говорили, что это индейцы, недавно напавшие на белых путешественников.

Еще при восходе солнца двести индейцев напали на проходивший караван, вполне уверенные, что захватят его сразу. Но ожидания их не оправдались, и индейцы решили окружить караван на таком расстоянии, чтобы выстрелы осажденных не достигали их. Сами же они следили за каждым жестом, каждым движением белых, наподобие длинной змеи, которая обернулась вокруг своей жертвы и готова ежесекундно задушить ее.

– Вальтер, – обратился Гамерсли к хозяину каравана, своему другу, старому техасскому фермеру, – кто это, команчи?

– Да, – ответил Вальтер на ломаном английском языке, – и притом одна из самых страшных шаек, шайка Лизарда. Наверняка он замышляет что-то против нас.

– Не попробовать ли нам прорваться через их цепь? – продолжал Франк.

– Но вы забываете, что у нас всего две лошади. Как же спасутся остальные?

– Вы правы, Вальтер, их нельзя покинуть для спасения наших жизней. Будем бороться до последней возможности, а если погибнем, то все вместе!

Не успел Гамерсли произнести эти слова, как краснокожие вскочили на коней, держа в руках луки и чем-то обмотанные стрелы. И прежде чем осажденные успели что-либо предпринять, на них со всех сторон посыпались ярко пылавшие стрелы.

Индейцы, прячась за своих лошадей, оставляя незащищенными лишь руку и ногу, приближались до расстояния, откуда стрелы попадали в цель, и вновь быстро отъезжали.

– Братья, к оружию! – скомандовал Вальтер. – Цельтесь хорошенько, чтобы не тратить даром зарядов!

Пока Вальтер распоряжался, в воздухе блеснула горящая стрела и, взвившись, как огненная ракета, упала, дымясь, шагах в двадцати от центра каравана.

Увлекшиеся краснокожие забыли всякие предосторожности и все теснее и теснее замыкали круг, пока их стрелы одна за другой не посыпались целым дождем сверкающих ракет на крыши фургонов с товарами.

Многие из дикарей падали, пронзенные пулями белых, но сейчас же их заменяли другие, из задних рядов. Вскоре над белыми полотняными крышами фургонов показались огромные клубы дыма и пламя мало-помалу распространилось по всему каравану.

Но осажденные в пылу боя не отдавали себе отчета в том, что происходит. Они принимали этот зловещий дым за пороховой. Наконец они поняли, в чем дело.

– Мы горим, братцы! – первый воскликнул Вальтер.

– Что нам делать, что нам делать? – закричали все.

– Ничего другого, – ответил Гамерсли, – как продолжать бороться до последней возможности!

VII. Нож, пистолет и меч

Едва Франк произнес эти слова, как все фургоны заволок густой дым. Не имея даже воды, чтобы бороться с огнем, белые решили засыпать его песком и, вынув из фургона лопаты, деятельно принялись за работу. Но не долго они могли продолжать ее; краснокожие, ободренные своим успехом, все теснее стягивались вокруг каравана. Пришлось вновь взяться за ружья. Несмотря на сильный дым, белые хорошо видели краснокожих, бесстрашно приближавшихся к ним. Карабины, не переставая, стреляли, и земля покрывалась трупами дикарей. Но вот настал критический момент. Казалось, что краснокожие во что бы то ни стало решили победить и взять в трофей скальпы белых! Кругом все пылало и заволакивало дымом. Что было делать белым? Неужели сдаться?

Никогда! Не даром Гамерсли произнес: «Умрем как граждане свободной страны, а не по-собачьи!»

А положение белых становилось все более безнадежным. Это уже не была первоначальная борьба на расстоянии, но отчаянная, безжалостная бойня, грозившая перейти в рукопашную.

Из десяти белых ни один не был выбит из строя. Их озлобление было сильнее страха и удесятеряло силы.

Дикари вплотную окружили фургоны, влезали на колеса, старались проникнуть внутрь через малейшее отверстие. Белые заменили ружья пистолетами и, стреляя без перерыва, укладывали одного краснокожего за другим. Все время осады Франк своей храбростью и неустрашимостью воодушевлял товарищей. Сражаясь как лев, он, казалось, одновременно находился повсюду, бросаясь с отвагой на врагов. Но все было напрасно: силы были слишком неравны. Мало-помалу большинство его товарищей были убиты, и возбуждение Гамерсли сменилось отчаянием. Но и тут он не струсил, не подумал о бегстве. Гамерсли только что пронзил своим кривым ножом трех краснокожих и нетерпеливо выискивал четвертую жертву, как вдруг перед ними предстала огромная фигура Вальтера.

– Мертвая скотина! – с презрением оттолкнул он ногой труп индейца. – Франк, и с нами то же будет, если мы…

– Если мы что, Вальтер?

– Если мы не бежим, – скороговоркой и глухо проговорил тот.

– Это невозможно! – воскликнул Гамерсли.

– Нет, Франк, возможность есть. Из товарищей никого не осталось и своей гибелью мы не воскресим их. А оставшись живыми, отомстим этим негодяям. Вы видите этих двух лошадей? Идите же, Франк, скорее, пока не поздно!

Гамерсли продолжал сомневаться. Тем временем Вальтеру удалось несколько раздвинуть связанные вместе фургоны.

– Идите, Франк, скорее, – продолжал уговаривать его Вальтер. – Садитесь на лошадь и следуйте за мной. Если вам и не удастся бежать, то лучше пасть сраженным в поле, чем как барсук в капкане. Ну же, Франк! Спасение сейчас или никогда!

Почти не понимая, что он делает, молодой американец вскочил на лошадь, и через несколько мгновений они неслись во весь опор по усыпанной желтым песком равнине.

Как только Франк и Вальтер покинули караван, сраженье прекратилось. Краснокожие, не встречая сопротивления, соскочили с лошадей, перелезли через фургоны и стали прикалывать своими длинными пиками всякого, подававшего признаки жизни. Во время этого жестокого издевательства над уже мертвыми людьми среди краснокожих показались два странных человека. Индейцы по одежде и цвету кожи, они тем не менее, казалось, принадлежали к более цивилизованной расе. Говорили они на чистом мексиканско-испанском наречии.

Они сошли с лошадей и внимательно рассматривали трупы белых. Тот, который казался старшим, произнес с отчаянием:

– Черт возьми! Его нет между убитыми, а между тем этот караван несомненно его. Неужели ему опять удалось улизнуть? Неужели я даром совершил все это путешествие?

– Но взгляните на все эти богатства, – утешал его спутник, – и тогда вы убедитесь, что время не потрачено даром.

– Что мне эти шелка и бархат! Я был бы согласен отдать все богатства мира за его скальп. Но где же он? – с отчаянием повторял человек. «А вдруг он бежал?» – с испугом спросил он себя. И как бы в ответ на его вопрос, вдалеке послышался крик, который обычно издает неприятель, убегающий от преследования.

Подняв голову в направлении этого странного крика, старший из незнакомцев увидел приблизительно на расстоянии двух километров удалявшихся всадников. Краснокожие, только что заметившие беглецов, быстро садились на коней, чтобы погнаться за ними.

– Ты еще жив, но скоро умрешь! – все сильнее и сильнее вонзая шпоры в бока бедного животного, шептал странный индеец, убедившись, что один из бежавших именно тот, кого он жаждал найти среди трупов.

VIII. Покинутый конь

Решившись на этот отчаянный шаг, Вальтер действовал по заранее намеченному плану. До сих пор все шло благополучно, и они, окутанные облаками пыли, направлялись к скалам, молчаливые, как приведения. Подъехав к их основанию, путники должны были изменить направление, так как высокая обрывистая скала преграждала им путь. Не только лошади не могли бы взобраться на нее, но и для кошки такая задача была бы не под силу.

Но что им оставалось делать? Скоро волей-неволей придется выехать из полосы до сих пор скрывавшего их дыма. Раздумывать было некогда; путники повернули налево и понеслись в прозрачном, чистом воздухе равнины, под яркими лучами солнца.

Но им от этого не было легче. По доносившимся до них крикам и стрельбе, они поняли, что за ними гонятся, и скоро увидели преследующую их шайку разбойников. Всадники могли надеяться на своих лошадей, но, к несчастью, новая скала преградила им путь, а дикари были совсем близко.

– Франк, обнажите саблю и подъезжайте ближе ко мне! Живые или мертвые, но вместе!

Лошади летели, как стрелы, но все было напрасно, дикари настигали их, окружая со всех сторон. Наконец ружья прицелились, тетивы натянулись, сабли обнажились. Не было сомнения, что смерть стояла за плечами беглецов.

– Мы погибли, Вальтер, – сказал Франк.

– Еще неизвестно, – ответил тот, орлиным взором оглядывая скалу.

Красная песчано-каменная скала, шероховатая и неприступная, поднималась на высоту тысяча пятьсот метров. С первого взгляда она, казалось, не могла представить для них никакой защиты. Вальтер, не спуская со скалы глаз, что-то припоминал.

– Должно быть, это и есть то самое место, – прошептал он, наконец. – Клянусь Богом, я не ошибся! – прибавил он торжественно и, повернув круто лошадь на скалу, пригласил Франка следовать за ним.

Гамерсли повиновался. Вскоре они добрались до довольно широкой расщелины в горе, идущей от основания до вершины.

– Оставьте свою лошадь, Франк. Здесь достаточно одной и пусть это будет моя. Жаль бедное животное, но делать нечего: нам надо иметь какую-нибудь защиту. Скорее, Франк, не то эти негодяи настигнут нас.

Как ни жаль было Франку расставаться со своим скакуном, но пришлось покориться необходимости, тем более, что совсем уже близко слышались крики и выстрелы. Можно было даже видеть вспыхивающее на солнце оружие…

Гамерсли подошел к Вальтеру, который держал свою лошадь под уздцы и старался заставить ее войти в расщелину скалы. Животное противилось, как бы предчувствуя грозившую ему смерть.

– Идите вверх, – сказал Вальтер Франку, – и скорее. Возьмите и мое ружье и зарядите оба, пока я осмотрю конец ущелья.

Вальтер вступил в ущелье вслед за Гамерсли, с огромными усилиями таща за собой лошадь. Наконец, он втащил ее. Когда животное очутилось в тесном помещении, плотно сжатое с двух сторон каменными стенами, Вальтер с выражением глубокой жалости вынул из ножен свой кривой нож, лезвие которого было липко от человеческой крови. В одно мгновение он всадил его в шею лошади; густой струёй хлынула кровь. Животное напрягло последние силы, захрапело и после двух-трех судорожных подергиваний безжизненно вытянулось, не спуская полного упрека взгляда со своего господина.

– Это было неизбежно! – сказал Вальтер, оборачиваясь к товарищу. – Ружья готовы?

Гамерсли молча передал ему заряженное ружье.

– Если нам придется долго пробыть здесь, – обратился Франк к товарищу, – то мы рискуем погибнуть от голода и жажды.

– Мы не останемся здесь больше двадцати минут. Не думайте, Франк, что я залез в эту дыру, как загнанный заяц; я знаю, что из этого ущелья есть сзади выход. И как только мы напустим в глаза этих разбойников пыли, мы сейчас же уйдем через него.

В это время Вальтер, стоя на коленях за убитой лошадью, производил над ней какие-то манипуляции.

– Ну, – сказал он, вставая, – посмотрите: я положил таким образом ружье, куртку и шляпу, что можно побожиться – за лошадью лежит человек, готовый защищаться. А теперь идемте скорее, Франк, и если только негодяи попадутся на эту удочку, мы будем спасены.

IX. Спуск в темноту

Пройдя шагов двадцать от входа в ущелье, Вальтер сказал:

– Я не нашел никакого выхода, Франк, и нам надо спуститься в это углубление. Посмотрите, вот оно.

Подойдя к указанному месту, Гамерсли увидел нечто вроде мрачной пещеры между огромными камнями. Она спускалась прямо вниз и имела неправильную круглую форму, несколько напоминавшую отверстие колодца, отчасти закрытое плитой. Но как было решиться спуститься туда? В такую тьму! И, наконец, смогут ли они сделать это?

Вальтер взял маленький камень и бросил его вниз. Прошло много времени, пока он, ударяясь то об одну, то о другую каменную стену, упал на дно. По звуку падения камня беглецы поняли, что в этом колодце есть выступы, которые могут служить им ступенями. Не теряя времени, они начали спускаться в воронкообразное углубление.

Медленно и молча, подобно призракам, опускались они и, наконец, скрылись в царившем внизу мраке. К счастью, поперечник колодца был не очень широк, и наши беглецы были в состоянии поддерживать себя, держась за противоположные стены.

Продвигались они крайне медленно и осторожно. Друзья понимали, что одно неправильное, неловкое движение – и они полетят в бездонную пропасть. Ожидая ежесекундно появления врагов возле колодца, они решили спуститься лишь на столько, чтобы их не было видно сверху, так как несмотря на все предосторожности, они при спуске производили шум, чем боялись выдать себя.

Приблизительно на глубине девяноста метров беглецы обнаружили выступ, достаточный, чтобы поместиться на нем вдвоем. Не прошло и нескольких минут, как их опасения оправдались: они услышали крики и хохот дикарей и поняли, что человек шесть стоят у самого отверстия колодца. Друзья даже могли разглядеть при слабом свете наверху колодца их головные уборы из перьев. Вдруг в отверстие полетел камень, Вальтер, вероятно, ожидавший чего-нибудь подобного, заранее съежился и как мог прижался к стене. Камень проскользнул, не задев ни того, ни другого, и упал в бездонную глубину.

За ним последовал другой, третий и наконец четвертый, сильно ударивший Франка в грудь.

– Быть может, – с ужасом прошептал он, – им удастся столкнуть большой обломок скалы, который раздавит нас?

Опасаясь этого, беглецы начали искать спасения от каменного дождя. Вдруг Гамерсли с радостью нащупал сбоку горизонтальное отверстие, куда они моментально скрылись.

Скоро индейцы перестали бросать камни, и наступила полнейшая тишина. Вероятно, утомленные и довольные, они решили вернуться в свои степи; так, по крайней мере, думал Гамерсли, но Вальтер был другого мнения.

– Не утешайте себя напрасно этой надеждой, – сказал он. – Не таков Лизард. Индейцы не уйдут отсюда, пока мы не вылезем из колодца, пока не выкурят нас. Посмотрите-ка, разве я не прав?

Франк вытянул шею и поднял глаза: в отверстии наверху показался огонь и дым. Вслед за этим они увидели, что вниз летят сухие травы, что заставило их глубже вползти в отверстие. Часть трав зацепилась на выступе, остальные упали в бездну.

Через минуту колодец наполнился удушливым дымом – это горели сухие стебли одного растения, растущего на Мексиканском плоскогорье, хорошо известного своим одуряющим дымом. Вальтер сразу узнал его.

– Если мы не прекратим доступ дыма к нам, – сказал он, – мы пропали. Снимите вашу куртку и мы завесим отверстие в наше углубление.

В одно мгновение куртка была повешена и благодаря ее особому покрою им удалось вполне закрыть отверстие.

X. Заживо погребенные

В продолжение часа беглецы придерживали руками, ногами и головами эту импровизированную занавеску. Однако несмотря на это, дым понемногу просачивался к ним, сильно разъедая глаза, проникая в рот и нос. Друзья геройски выносили эти мучения, всячески сдерживая кашель, чтобы не выдать своего присутствия.

Время от времени до них долетал шелест падающих пучков сухих трав. Скоро все смолкло: вероятно, индейцы посчитали, что достигли цели. Если бы беглецам не удалось скрыться в боковом гроте, они давно бы задохнулись.

Во время наступившей тишины несчастные жертвы дикарей совершенно не могли дать себе отчета в том, что происходит наверху.

Вдруг раздался невообразимый шум, поднялись крики, сразу прерванные падением чего-то огромного, как будто часть скалы оборвалась и упала. Наступила тишина, напоминавшая безмолвие смерти. Казалось, что жестокосердие мучителей было наказано падением огромной глыбы утеса, задавившей их.

Некоторое время беглецы молчали. Наконец Вальтер приподнял куртку и выглянул.

Хотя все было тихо, и они не сомневались, что индейцы, наконец, ушли, тем не менее он подождал некоторое время и только тогда решился вылезть из грота на выступ и посмотреть вверх.

– Что это, – прошептал Вальтер, обернувшись к Франку, – неужели уже наступила ночь?

– Не думаю… Но почему вы это спрашиваете, Вальтер?

– Потому что я не вижу полосы света наверху. Куда же она могла деться? Не дым же заволок ее?

Гамерсли тоже вылез из грота. В конце концов Вальтеру удалось подняться до верха колодца и Франк услышал слова, вселившие ужас в его сердце.

– Они замуровали нас! Они навалили на отверстие плиту, которая закрывала только его часть! Франк, все пропало, мы заживо погребены!

После того, как краснокожие завалили камнем отверстие, они не долго пробыли здесь: уж слишком не терпелось им возвратиться к каравану и разделить между собой захваченную добычу.

Лишь один из них остался у колодца и, когда остальные удалились, он влез на плиту, наваленную на колодец и, нагнувшись, приложил к ней ухо.

Некоторое время он пробыл в таком положении, наконец, поднялся с удовлетворенной улыбкой и произнес вполголоса:

– Они оба там, в этом не может быть сомнения, и, конечно, давно погибли. Я убежден, что его спутник не кто иной, как полковник Миранда. Это письмо достаточно подтверждает мое предположение. Вот оно:

«Дорогой полковник Миранда! Наконец я могу исполнить данное вам обещание. Мое коммерческое предприятие на полном ходу, и я нахожусь, можно сказать, накануне выхода моего каравана. Он не велик, в нем не более шести фургонов, но зато качество товара обратно пропорционально его количеству и предназначается исключительно для вашей аристократии. Я намерен выехать из пограничного города Ван-Бюрена, в штате Арканзас, и направиться новой дорогой, недавно проложенной в ваших мексиканских степях. Она идет частью вдоль реки Канады и огибает большую степь Льяно-Эстокадо. Если меня ничто не задержит, то я буду в Новой Мексике в середине ноября, когда и надеюсь возобновить наши дружеские отношения. Посылаю это письмо с караваном, отправляющимся в Санта-Фе, и надеюсь, что вы его благополучно получите.

Остаюсь, дорогой Миранда, ваш благодарный друг

Френсис Гамерсли».

Вероятно, читатели узнали в индейце, радующемся смерти Франка и Миранды, капитана Урагу.

– Чем отблагодарить мне молодца Лизарда за оказанную услугу, – передачу этого письма? Если бы не его помощь, я бы не наслаждался теперь сознанием, что оба моих злейших врага лежат мертвыми на дне этого колодца!..

Внезапно лицо Ураги омрачилось.

– Их нет, они сметены с моего пути, но она, где она? Притом, быть может, второй – вовсе не полковник Миранда? Тогда где же он?

С этими словами Урага сошел с плиты, с отвращением взглянул, выйдя из ущелья, на лежащую в стороне несчастную лошадь Вальтера и, быстро вскочив на ожидавшего его коня, погнался за своими товарищами.

XI. Освобождение

Действительно, Вальтер был прав: они заживо погребены. Теперь для них стало понятно, чем был вызван страшный грохот. Это не было случайное падение обломка скалы, как они предполагали раньше; это было необычайное по своей жестокости действие: огромная плита общими усилиями была сдвинута, приподнята и навалена на колодец.

– Все кончено! – произнес Вальтер.

– Нет, не думаю, – возразил Гамерсли.

– Как же вы предполагаете спастись?

– Я вам сейчас расскажу мой план, а пока передайте мне, пожалуйста, нож, он лежит сзади вас. Все зависит от породы камня, окружающего нас, – объяснил Франк. – И если он окажется мягким, то ничего не будет стоить под наваленной плитой проделать отверстие достаточной величины, чтобы пролезть через него.

Последовало непродолжительное молчание, во время которого был слышен звенящий звук ножа, ударяющегося о камень. Это Франк пробовал его долбить.

– Песочный или известковый! – радостно воскликнул он. – Теперь надо проверить плиту, которой они нас завалили. Вы, быть может, помните ее размеры?

– О, она огромная! Я думаю, не меньше трех метров в диаметре. Я даже удивлен, как они могли сдвинуть ее.

– Если бы только сообразить, где начать, – задумчиво проговорил Франк. – Ведь в этом мраке приходится работать наугад. Однако, нечего терять время на разговоры, надо немедленно приступать к работе!

Взяв нож, Гамерсли полез наверх. По многочисленным обломкам, рассыпающимся сверху, Вальтер с радостью понял, что работа товарища идет успешно. Ему самому хотелось принять в ней участие и облегчить труд Франка, но тот не уступал своего места. Около часу Вальтер прождал в полнейшем молчании, время от времени нетерпеливо посматривая вверх, но, конечно, в окружающей тьме ничего не видел. Если бы у них была еда и вода, они не беспокоились бы сильно – рано или поздно они достигли бы цели. Однако не было ни крохи хлеба, ни глотка воды, поэтому надо было торопиться.

Вальтер продолжал стоять на выступе, погруженный в эти грустные размышления, когда вдруг увидел нечто, вырвавшее из его души крик безумной радости. Это был слабый луч света, проскользнувший под огромной плитой, где работал Гамерсли. Франк, обрадованный так же, как и его товарищ, прекратил работу, не спуская глаз с серебряного луча, весело отражавшегося на его лице. Эта ли полоска света, которого он не надеялся, быть может, больше увидеть, сделала его неподвижным и безмолвным? Нет, Франк заметил что-то другое, что изменило его прежнее намерение.

– Вы видите эту полосу света? – спросил он у Вальтера. – Нам потребовалось бы слишком много времени, чтобы проделать проход в этой толстой плите. Я только что заметил кое-что, что может избавить нас от этой тяжелой, а главное, медленно продвигающейся работы.

– Что вы подразумеваете? – спросил Вальтер.

– Заметили ли вы, что вокруг нас полно дыма?

– Да, Франк, заметил. Мои глаза достаточно страдают от него.

– Как только я просверлил щель, – продолжал Гамерсли, – через которую проникла эта полоска света, я сейчас же заметил, что дым с большой скоростью устремился в это отверстие. Это служит несомненным доказательством, что внизу также есть отверстие, через которое проходит воздух. Кто знает, может, оно достаточно велико, чтобы дать нам возможность выбраться из нашей могилы? Надо спуститься на самое дно колодца и осмотреть его.

Беглецы немедленно начали спускаться. Все шло благополучно, так как диаметр колодца оставался таким же, как и вверху. Но чем ниже они спускались, тем шире становился колодец, так что не было никакой возможности держаться за его стены. Вскоре положение стало не только опасным, но безвыходным: выступы, служившие им ступенями, пропали. Что было делать?.. Беглецы могли или возвращаться назад или прыгать вниз. Но как решиться на подобный прыжок, ведь не было известно, на каком расстоянии от них находилось дно: то ли на расстоянии тридцати метров, то ли трехсот…

Вальтер снял пороховницу и бросил ее вниз. При падении не последовало ни малейшего шума, будто она упала на что-то мягкое. Видимо, на дне лежала сухая трава, набросанная индейцами, которая и заглушила шум упавшей пороховницы.

Решившись, Вальтер собрался с духом и прыгнул.

– Франк, – послышался его радостный голос, – не бойтесь, прыгайте, здесь не больше двух метров!

Гамерсли повиновался, и через секунду они стояли на дне своей тюрьмы, среди сгоревшей травы.

XII. Наконец-то!

Очутившись наконец на твердой почве, беглецы прежде всего постарались выбраться из кучи камней, накиданных индейцами, и начали на ощупь искать выход. Но не долго пришлось им играть в жмурки. Вдруг они увидели свет, проникавший через боковую галерею, около которой они стояли. Сначала слабый, по мере приближения к нему он становился все ярче и скоро засиял, как светильник. Идя в направлении света, беглецы подошли к отверстию, достаточно большому, чтобы пролезть сквозь него и попасть на свет Божий. Несмотря на то что у них были ножи, пистолеты и одно ружье, они опасались выйти, хоть это и не представило бы особенного затруднения: они боялись вновь попасть в руки индейцев. Не было сомнения, что те еще не покинули места битвы, что доказывали доносившиеся до Франка и Вальтера крики, гиканье, хохот.

Однако надо было решаться уходить, так как оставаться здесь было также небезопасно. Кроме того, друзьям слишком не терпелось покинуть место, где они столько настрадались.

– Как нам быть? – спросил Франк. – Дождаться ночи?

– Нет, – ответил Вальтер, – ночью опасно идти. Сейчас полнолуние, а индейцы обладают зоркостью орлов. Придется подождать, пока они не уйдут.

Однако, судя по доносившимся звукам, индейцы и не думали уезжать, а наши друзья, не имея больше сил оставаться на дне этой могилы, все-таки решили выбраться из нее.

Проскользнув через отверстие, они попали в небольшую лощину, по которой стали быстро подниматься.

Скоро голоса индейцев смолкли, и друзья более спокойно проделали свой путь по все больше и больше расширяющейся расщелине скалы, давшей, наконец, им возможность посмотреть, что происходит в степи.

Они увидели краснокожих, большинство из которых были совершенно пьяны.

– Хотя они и пьяны, но все лучше быть подальше от них. Поторопимся, Франк, – сказал Вальтер, – кто знает, что им взбредет в голову.

– Конечно, – согласился Франк, и они быстро пошли вперед.

Наконец, им удалось достигнуть вершины скалы. Над их головами расстилался беспредельный небесный свод, а вокруг них царила тишина смерти, тишина сердца пустыни!

XIII. В пустыне

Скала, на крутую вершину которой нашим беглецам удалось взобраться с таким трудом, составляла часть целой горной цепи, окаймляющей знаменитую равнину Льяно-Эстокадо.

Ни Франк, ни Вальтер не имели ни малейшего представления о местности, в которой они находились, и о направлении, которого они должны держаться. Они были поглощены единственной мыслью – возможно дальше уйти от своих врагов.

Достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться, что на этой беспредельной равнине защитой может быть лишь огромное расстояние. На всем пространстве, которое мог окинуть их взор, не было видно ни одного дерева, ни одного кустика. Хотя и не было ни малейших следов погони, беглецов охватил страх, и они только утешали себя мыслью, что на лошадях их врагам не взобраться на такую скалу. Если же индейцы будут преследовать их пешком, сомнений быть не могло – победа окажется на стороне краснокожих.

Внезапно Вальтер обратил внимание, что Франк как-то странно ступает. Присмотревшись к нему внимательнее, он заметил, что американец сильно хромает и штаны его залиты кровью. Вскоре и сам Франк начал жаловаться на сильную боль в ноге и только тогда заметил кровь на своей одежде.

Пришлось остановиться, чтобы посмотреть, в чем дело. Оказалось, что он ранен в левое бедро – пуля прошла насквозь. Пребывая в возбужденном состоянии, Франк не заметил ни крови, ни боли.

– Я не могу больше идти, Вальтер, – сказал он вдруг слабым голосом. – Если к нам приблизятся краснокожие, спасайтесь сами, а обо мне не заботьтесь.

– Никогда я не оставлю вас, Франк, никогда! – с чувством ответил Вальтер. – Попробуйте сделать несколько шагов.

– Я не могу сделать ни одного шага.

– Ну и не надо. Только не стойте так, чтобы вас было видно на расстоянии мили. Ложитесь на землю.

И когда они легли, прижавшись к земле, на далеком расстоянии, которое можно было окинуть взглядом, ничего не выступало на поверхности равнины, как на поверхности заснувшего океана. Спустились сумерки, и как только наступила полная тьма, беглецы решились подняться.

– Франк, – спросил Вальтер, – стало ли вам лучше? Вы можете идти?

– Сколько хотите, – ответил американец. – Мне кажется, я могу идти бесконечно, не зная усталости.

– Я рад слышать это, мой друг! Если только нам удастся уйти на несколько миль от индейцев, мы можем надеяться на спасение. Ну что же, идем?

И с этими словами Вальтер двинулся вперед, но не быстрым, привычным ему шагом, а приноравливаясь к медленному ходу своего раненого товарища.

XIV. Деревья-карлики

Ориентируясь по звездам, беглецы шли крайне медленно. Несмотря на кажущееся улучшение здоровья, Гамерсли с трудом мог передвигаться. Да и спешить было не к чему, так как еще вся ночь была впереди.

Франка охватывала все усиливающаяся слабость, и он с радостью увидел, что они подошли к лесу, где могли спокойно отдохнуть, не рискуя быть замеченными. Этот лес можно было увидеть лишь за милю, так как деревья, низкорослые дубы, не поднимались выше тридцати пяти сантиметров. Но тридцати пяти сантиметров вполне достаточно, чтоб скрыть лежащего человека, тем более, когда эти деревья-лилипуты растут так близко одно от другого, как густая сорная трава. Эта мысль ободрила наших друзей, и они решились остановиться здесь, чтобы отдохнуть.

– Если все будет благополучно, – сказал Вальтер, – мы можем остаться здесь до рассвета.

И они растянулись на тонких стволах и ветвях карликовых деревьев, послуживших мягким ложем для их измученных тел.

Вальтер как смог перевязал рану Гамерсли и друзья скоро заснули. Но сон молодого купца был тревожным. Перед ним вставали страшные картины пережитого за последние дни, и своими частыми криками Франк будил товарища; если бы не это, Вальтер спал бы крепким сном. Для него не ново было засыпать под гиканье и крики дикарей. В течение десяти лет он принадлежал к техасским фермерам, этой удивительной организации, начавшей свое существование с того времени, как Стефан Аустин основал первую колонию на земле «Далекая Звезда». Несмотря на частые пробуждения, Вальтер каждый раз снова быстро засыпал крепчайшим сном, храпя, как аллигатор. Но как только заря забрезжила над верхушками дубов, он вскочил на ноги, стряхнул со своих широких плеч росу, как вспугнутая собака, и стал внимательно разглядывать своего раненого товарища.

– Не вставайте пока, Франк. Нам не следует выходить из леса, пока мы не убедимся, что вокруг спокойно. Как вы себя чувствуете?

– Я слаб как вода, Вальтер. Но все же я хочу попробовать пройтись немного.

– Хорошо, двинемся, только очень медленно. Мы должны держать путь в направлении Брасо. Если мы и встретим на пути индейцев, то только команчей, несравненно менее страшных, чем краснокожие, с которыми мы только что имели дело. Знаете, Франк, мне часто приходилось видеть дикарей и общаться с ними, но я никогда не видел подобных этим. Вам ничего не показалось странным?

– Для меня все казалось особенным и странным, Вальтер. Но чем именно они отличаются от других краснокожих, я, право, не могу понять.

– А я очень понимаю! Разве вы не обратили внимания, что между ними были двое или трое бородатых?

– Да, заметил, но не придал этому никакого значения, тем более, что это довольно обычное явление среди команчей да и у других племен Мексики. Многие из них метисы, рожденные от белых женщин, и кроме того, между ними встречаются совершенно белые, без малейшей примеси крови краснокожих. Это вероотступники, отверженцы цивилизованных стран, скрывающиеся от кары закона.

– Быть может, вы и правы, Франк. Однако солнце уж высоко, и я думаю, нам пора двинуться в путь.

Медленно и с усилием поднялся Гамерсли и, понимая, что оставаться здесь, значит обречь себя на неизбежную смерть, пересилил одолевающую его слабость, стараясь не отставать от своего верного товарища.

Уже четвертый день бродили наши измученные путешественники по бесплодной равнине Льяно-Эстокадо.

Они шли очень медленно, так как Гамерсли постепенно терял свои силы. Его товарищ тоже шел уже не так бодро, и оба они были изнурены мучительной жаждой; а солнце безжалостно жгло их своими палящими лучами. Уже несколько дней они ничего не ели, кроме сверчков, пойманных в степи лягушек да изредка попадавшихся плодов кактуса.

К концу четвертого дня беглецы были так истощены и слабы, что больше походили на привидения, чем на живых людей. Все меньше и меньше оставалось у них надежды на спасение и не раз они мысленно прощались со всем, что было дорого их сердцу. Франк все больше слабел и наконец сказал:

– Вальтер, я не в силах сделать и шагу. Я горю и не стою на ногах…

Охотник также приостановился, видя, что положение товарища серьезно.

– Оставьте меня, – продолжал Франк, – и постарайтесь спастись сами. Я все равно умру. Оставьте, оставьте меня, Вальтер.

– Никогда! – твердо ответил охотник.

– Но вы должны, Вальтер, подумать о себе! Зачем губить две жизни вместо одной? Вы можете спасти себя. Возьмите ружье и идите, друг мой!..

– Я не оставлю вас, Франк, я уже сказал вам это. Сейчас я убью эту птицу, которая летит над нашими головами, и мы подкрепим свои силы, хоть и не очень-то приятно есть хищника. Но еще неприятнее умереть с голоду.

Грянул выстрел, и коршун, описав два круга, упал к ногам охотника.

– Теперь, Франк, – сказал он, поднимая птицу, – надо развести небольшой костер и поджарить ее. А после того, как мы поедим, я отправлюсь на поиски воды.

Часа через два Вальтер зарядил ружье, положил его на плечо и, собираясь уйти, сказал Франку, беспомощно сидевшему на земле:

– К рассвету я вернусь обратно и принесу с собой воду и дичь, а вы не меняйте места, оставайтесь возле этой юкки, чтобы я сразу нашел вас. Ну, до свиданья, Франк!

Оставшись один, Гамерсли тяжело растянулся под тенью юкки, защищавшей его от жгучих лучей южного солнца.

XV. Охотница

– Лолита, еще немного усилий, дорогая! Еще две-три мили и ты опустишь свой бархатный розовый язычок в мягкую душистую траву и освежишь разгоряченные копыта в хрустальной холодной воде речки. Надо торопиться, милая, чтобы нас не застала ночь, а то нас разорвут дикие звери. Вперед!

Лолита, к которой так ласково обращались, был светло-гнедой пони-мустанг, с белой гривой и таким же хвостом. А говорила а ней поразительной красоты девушка лет около двадцати. По обычаям Мексики она сидела на лошади по-мужски. На ней была до верху застегнутая бархатная курточка, наполовину закрытая перекинутым через плечо тончайшей шерсти шарфом. Вышитая юбка, обшитая золотой бахромой, падала на высокие сапоги со шпорами. На голове у нее была мягкая фетровая шляпа с золотым шнурком вокруг тульи и крылом цапли с левой стороны. По посадке и по ружью ее можно было принять за безбородого юношу, если бы длинные, спускающиеся змеями по плечам косы, тонкие женственные черты лица, нежная кожа и маленькие с точеными пальчиками руки не являлись явными признаками ее пола.

Рядом бежали две легавые собаки, а на спине лошади лежали две антилопы – трофеи удачной охоты.

Послушный словам своей госпожи, мустанг быстро побежал. Через несколько минут перед ними пролетела птица, и так близко, что коснулась крыльями морды Лолиты. Молодая наездница брезгливо отшатнулась.

Эта птица была из породы ястребов. Очень быстро она присоединилась к целой стае таких же птиц, паривших так высоко, что казались небольшими пятнышками. Они описывали круги над каким-то местом, как будто над добычей, к которой не решались спуститься. Девушка обратила на это внимание. Чуть погодя некоторые птицы стали опускаться ниже. Они садились на макушки деревьев-лилипутов, образующих густой, сплошной лес. Хорошо знакомая с жизнью пустыни, девушка сразу же поняла, что лишь какая-нибудь добыча могла привлечь этих хищных птиц.

– Быть может, там лежит кто-нибудь еще живой, – сказала она самой себе. – Я никогда без ужаса не могу видеть этих мерзких птиц и без жалости думать о их бедных жертвах. Ну, Лолита, проедем-ка еще немного, чтобы посмотреть, в чем дело.

Проехав с милю, мустанг вдруг шарахнулся в испуге в сторону. Девушка увидела в яркой зеленой листве юкки черного мертвого ястреба, проколотого острой иглой растения.

– Вот в чем дело, – успокоившись, сказала она. – Я совсем напрасно заставила Лолиту сделать крюк. Конечно, не что иное, как эта мертвая птица привлекла всю стаю этих ястребов. Это было бы любопытное открытие, и оно могло крайне заинтересовать нашего естествоиспытателя, милого доктора Просперо. Не остаться ли мне для наблюдений?

Несколько секунд девушка пребывала в нерешительности, но вдруг собаки подняли страшный лай. Конечно, не запах дохлой птицы мог вызвать подобный переполох.

– Вероятно, это раненый волк или медведь, – подумала вслух наездница.

Но в ту же минуту она убедилась, что ошибалась. Среди неистового лая она ясно различила человеческий голос, и в то же самое время человеческая голова и руки показались над иглами юкки. В руке блеснул длинный нож.

XVI. Тубо!..

Несмотря на внешнее спокойствие, молодая охотница очень испугалась. Первой ее мыслью было повернуть лошадь и ускакать. Но сознание, что этот человек совершенно один, что на лице его нет ни выражения злобы, ни жестокости, остановило ее. Приблизившись к юкке, девушка легко соскочила на землю и с хлыстом в руках принялась усмирять собак.

– Тубо! Молчать! Сюда! Разве вы не видите, что это не индеец, а белый, да еще, кажется, и раненый? Ваше счастье, кабальеро, что вы обладаете такой белой кожей, – обратилась она к Гамерсли, – а то вряд ли бы мне удалось защитить вас от собак.

Франк был ошеломлен красотой девушки и не спускал с нее очарованного взора. Ему казалось, что это лишь плод его болезненной фантазии. Вдруг его возбуждение сменилось смертельной слабостью, и чтобы не упасть, Франк должен был схватиться за юкку.

– Вам нехорошо, сеньор? – увидев его бледность, девушка испугалась. – Вы истощены голодом и жаждой?

– Да, сеньора, я несколько дней не ел и не пил.

Она быстро открыла фляжку, висевшую у нее через плечо.

– Прежде всего выпейте коньяку с водой… Вот так!.. А теперь съешьте кусочек этой лепешки. К сожалению, это все, что у меня осталось!

Проглотив несколько глотков коньяку и съев кусочек лепешки, Франк почувствовал, как к нему возвращаются силы.

– Теперь вы сможете ехать? – спросила девушка.

– Не только ехать, но и идти, – бодро ответил Франк.

– Садитесь на мою Лолиту, а я пойду пешком. Здесь недалеко.

– Но я не могу уйти отсюда, – проговорил Франк.

– Почему? – удивилась она. – Остаться здесь – значит погибнуть.

– Я не один. Мой товарищ отправился на поиски воды. Я должен подождать его, а то он не поймет, что случилось.

– Ну, это легко устроить. Возьмите бумагу и карандаш и напишите вашему товарищу, что вы отправились на юг, на шесть миль отсюда. Пусть он ждет, пока вы не пришлете за ним.

Не долго думая, Гамерсли написал записку, в которой сообщил все, что сказала ему девушка, прибавив от себя слова: «Меня спас Ангел».

Молодая охотница взяла у него записку и посмотрела на написанное, как бы заинтересовавшись незнакомым языком. Промелькнувшая на ее губах улыбка, казалось, говорила, что она догадалась, что в ней написано. Не говоря ни слова, девушка подошла к юкке и нанизала бумажку на иглу.

– Теперь, сеньор, садитесь на лошадь и едем.

Франк пробовал протестовать, но вновь охватившая его слабость заставила его повиноваться.

– Ну, Лолита, ступай ровно и мягко, иначе ты не получишь обещанного лакомства!

С этими словами девушка вышла из густой поросли леса. За ней на Лолите ехал Гамерсли, а рядом бежали собаки.

XVII. Друзья или враги?

«Кто она? Откуда? Куда ведет?» – эти мысли не давали покоя Гамерсли.

– Теперь недалеко до ранчо, – нарушила молчание девушка. – У нас вы отдохнете.

Все сомнения и опасения молодого человека рассеялись при звуках этого нежного, чарующего слух голоса.

– Теперь я возьму Лолиту под уздцы, – продолжала она, – а вы отпустите совсем поводья.

Девушка круто повернула направо, где почти отвесная тропинка устремлялась вниз, и стала бесстрашно спускаться. Франку не оставалось ничего другого, как лечь спиной на лошадь и протянуть вперед ноги. Он оставался в таком положении, не произнеся ни слова, не решаясь посмотреть вниз, пока не почувствовал, что лошадь вновь едет по ровному месту и не услышал слова девушки, что опасность миновала.

– Молодец, Лолита! – похлопала она пони.

У Гамерсли опять все перепуталось в голове. Самые странные картины, мысли, фантазии – все переплелось, и ему показалось, что он теряет сознание. И на этот раз он не ошибся. Волнения, долгие страдания, потеря крови и сил, лишь временно восстановленные возбуждением, вызванным загадочным появлением этой красавицы, все сменилось упадком сил и нервной горячкой, которая привела его к полной потере сознания.

Сквозь пелену он понял, что въехал во двор, осененный деревьями, защищавшими его своей густой листвой от солнца; различил лица нескольких людей, окруживших его; услышал голос своей хорошенькой проводницы:

– Валериан! Возьмите Лолиту!

Последнее, что запомнил Франк, – к нему кто-то подошел, но для чего – чтобы помочь ему или чтобы убить – он не понял. Прежде чем до него дотронулись, все уплыло из сознания Франка, и смерть, казалось, взглянула ему в лицо.

Через несколько часов после отъезда Франка Вальтер вернулся на прежнее место. В руках у него была фляжка с водой, через богатырские плечи был переброшен убитый олень. Довольный и веселый подходил Вальтер к месту, где оставил своего товарища, но, не обнаружив его, страшно перепугался. Самые безотрадные и страшные предположения охватили его.

– Милосердное Небо! – воскликнул охотник, увидев целую стаю коршунов над юккой. – Неужели это они над ним?..

Не в силах вымолвить ужасную мысль, он машинально теребил деревцо, как бы требуя от него ответа.

Но если не бездыханное тело его друга привлекло этих хищников? Что могло быть их добычей?

– Бедный мой Франк, почему я не погиб вместе с тобой? – сокрушался Вальтер.

Вдруг его глаза остановились на белевшем между зеленью юкки клочке бумаги. Вальтер бросился к нему, сорвал, и сердце его затрепетало от радости, когда он прочел написанные знакомым почерком Франка слова: «Меня спас Ангел». Охотник даже не стал читать дальше, пока не прокричал три раза «ура», разнесшееся на несколько миль кругом. Успокоенный, он прочел письмо от начала до конца.

– «Меня спас Ангел», – повторил в восторге Вальтер. – Я уверен, этот ангел явился в лице женщины! Теперь я должен подкрепиться и, не теряя времени, отправиться в путь.

Покончив со своим «подкреплением», охотник встал и пошел по указанному в письме направлению, время от времени поглядывая на следы копыт Лолиты.

XVIII. Среди друзей

Если находившийся в полузабытье Франк думал, что попал в руки врагов, он ошибался. Его окружали шесть человек вместе с юной охотницей: двое мужчин, явно испанцы, двое слуг индейцев и молодая индианка. Трудно было решить, чем занимается старший из испанцев, седой, худощавый человек в очках. Младший также вызывал интерес. Все в нем изобличало джентльмена, а между тем на нем был военный мундир низшего чина. Ясно было только то, что он приходится братом спасительнице Франка, потому что она обратилась к нему с просьбой помочь раненому. Подхватив упавшего без сознания раненого, молодой испанец был несказанно поражен, узнав в нем своего старого знакомого. Как вы уже догадались, это был полковник Миранда.

– Доктор, – обратился он к стоящему рядом старику в очках, – неужели он умер? Умоляю вас, спасите его!

Но доктор пока еще не мог сказать ничего определенного. Больного бережно внесли в дом и уложили на постель. С волнением Миранда обратился к сестре, чтобы она рассказала, где нашла раненого, и тут же сообщил, что это его старый друг.

Всю ночь напролет у постели Франка дежурили все трое – Миранда, его сестра и старый доктор.

Они знали имя больного, но при каких обстоятельствах он был ранен, почему попал сюда, оставалось для них тайной. Они должны были терпеливо ждать его выздоровления, чтобы получить ответы на все интересовавшие их вопросы.

На следующий день, около полудня, послышался бешеный лай собак, и сидевшие возле больного увидели входившего во двор человека. Это было удивительно, ведь уже многие месяцы ни одна душа не показывалась близ их уединенного жилища. Выбирая место жительства, они учитывали, что ближайший населенный пункт находится на расстоянии нескольких сотен миль.

Незнакомец, кроме того, поразил их своим мощным телосложением.

Юная охотница сразу поняла, что это и есть тот самый «верный и преданный друг», о котором говорил Франк. Не говоря ни слова, она вышла из комнаты, подошла к незнакомцу, схватила его огромную руку своей маленькой рукой и, вернувшись вместе с ним, подвела его к кровати больного. «Меня спас Ангел», – подумал Вальтер, – разве я не был прав, говоря, что ангел обратится в женщину!»

XIX. Уединенное ранчо

Жилище, в которое так неожиданно попал Франк, а вслед за ним и его товарищ, было крайне своеобразное, очень грубой архитектуры, носящее в Мексике название ранчо. Такого рода жилища строятся из самого разнообразного материала, в зависимости от местности. В жарких низменных областях Мексики их сооружают обычно из бамбука, с крышей из пальмовых ветвей; на местах более возвышенных, на плоскогорьях – из необожженного кирпича… На склонах лесистых гор они имеют вид бревенчатых построек, хотя во многом отличаются от деревянных жилищ Северо-Американских Штатов.

Ранчо, о котором здесь идет речь, было совершенно не похоже на все перечисленные. Стены его были сложены из каменных плит, а крыто оно было камышом, добытым на недалеко расположенном небольшом озере. В доме было три комнаты и кухня. В стоящем позади ранчо сарае было устроено жилище для двух рабочих и ясли для уже знакомой нам Лолиты. Все это вместе взятое было более чем простым жилищем и, конечно, не могло служить домом для большой барыни, тем более для ангела.

Как только Вальтер переступил порог ранчо, эта мысль пришла ему в голову. Но ему некогда было останавливаться на каких бы то ни было размышлениях, так как он самым деятельным образом ухаживал за раненым, который все еще не приходил в сознание. Охотник был в полном восторге от радушных хозяев и когда узнал, что Франк хорошо знает молодого испанца, то в свою очередь рассказал ему все, что с ними случилось с момента нападения индейцев на их караван. Его слушали с большим вниманием и охотник заметил, что когда он с похвалой говорил о храбрости Франка, глаза ангела сияли.

Целыми днями Вальтер вместе с молодой охотницей ухаживал за раненым и нередко он ловил ее взгляд, полный любви, устремленный на его друга.

Но у него не было времени слишком долго останавливаться на этом: все его внимание, все его тайные мысли были сосредоточены на молоденькой хорошенькой индианке, служанке Адели. И чем больше Вальтер узнавал ее, тем чаще он мечтал стать ее мужем.

Прошло много времени, пока наконец молодой американец пришел в себя, понял, что он жив, и услышал разговор двух людей, стоящих возле его комнаты. Один из них говорил по-английски и хотя не очень правильно и благозвучно, но тем не менее эта речь показалась Гамерсли небесной музыкой, так как он узнал голос Вальтера. Но, к сожалению, он его не мог видеть, потому что тот находился в смежной комнате.

С любопытством стал Франк рассматривать помещение, в котором он пролежал столько времени. На столе очень просто меблированной комнаты он увидел маленькое зеркало в серебряной оправе, различные безделушки женского туалета, а на стене перед столом – гитару, известную под названием bandolon.

Молодой человек удивленно разглядывал незнакомую обстановку, не отдавая себе отчета, где он находится. Богатые безделушки противоречили простому убранству всей комнаты.

Многое напоминало ему странное и чудное видение, стоящее перед глазами. Франк мысленно сосредоточился, попытался представить мелькнувший чарующий образ, услышать нежный голос, но ничего не смог вспомнить, и даже раздававшийся рядом голос Вальтера доходил до него словно сквозь сон. Он лежал и думал о той, которая привела его сюда, о превратностях своей судьбы…

Франку казалось, что лицо юной охотницы ему знакомо, что он его уже где-то видел. Но где, где?.. Его мысли были прерваны разговором двух девушек, входивших в комнату.

– Да, он еще спит, – произнесла одна.

– Кончита, если бы ты знала, какое счастье этот сон! Теперь доктор почти уверен, что он останется жив.

– Да, разве возможно, чтобы такой красавец не выздоровел! – засмеялась Кончита.

– Тише, ты его разбудишь. Лучше уйдем.

Вновь зашуршали платья, но вышла только одна девушка. Франк сразу почувствовал, кто остался; будто электрический ток сообщил ему, что это его красавица.

Сперва он хотел открыть глаза, показать, что пришел в себя и не спит; но потом подумал, что ей, может быть, будет неприятно узнать, что он слышал ее разговор с Кончитой, и Франк продолжал лежать не шевелясь, с закрытыми глазами.

– Да, Кончита сказала правду и Валериан тоже; он действительно поразительно красив, – чуть слышно прошептала девушка.

Услышав эти слова, Гамерсли не мог больше выдержать. Он широко раскрыл глаза, поднял голову и повернулся к молодой девушке. Перед ним, как он и чувствовал, стояла она, его ангел-хранитель!

Щеки ее покрылись румянцем, она подошла к нему, смотря нежным, заботливым взглядом, и взяла протянутую им руку. Франк сказал, что узнает ее, и ее глаза засияли радостью.

– Я так счастлива, мы все так счастливы, – шептала она. – Вы скоро совсем окрепнете. Но я и забыла дать вам вина. Теперь я должна позвать к вам доктора.

– Погодите, сеньорита, – прошептал Франк, и голова его снова упала на подушку. – Вы все такие добрые, особенно вы, сеньорита. Ведь вам одной я обязан спасением своей жизни.

– Не говорите об этом. Я ничего особенного для вас не сделала. Могу сообщить вам радостную весть. Ваш верный друг цел и невредим и также здесь… Нет, нет, больше оставаться мне нельзя, и я сейчас пришлю сюда доктора и вашего друга.

И, не дожидаясь ответа, девушка вышла из комнаты.

XX. Валериан

Через несколько мгновений вновь раскрылась дверь, и вошел доктор Просперо.

– Я несказанно рад видеть вас в таком хорошем состоянии, – сказал он. – Скоро вы будете на ногах. Ничто так не восстанавливает силы, как наше мексиканское вино. А теперь надо начать подкармливать вас.

Послышались легкие шаги у двери, и голос молодой девушки произнес:

– Валериан хочет вас видеть.

– Какой Валериан? – спросил больной.

– Дон Валериан, – произнес почтительно доктор. – Он сейчас войдет, но вы не можете с ним познакомиться.

– Не могу? Почему?

– Да по той простой причине, что вы уже знакомы. А вот и он!

В комнату вошли изящный молодой человек и гигант Вальтер.

– Полковник Миранда! – воскликнул, поднявшись, Франк. – Вы ли это?

– Я, я, mio amigo, и мне не к чему говорить, как я рад встретиться с вами! Я и забыл представить вас сестре, о которой так много рассказывал вам, хотя эта забывчивость имеет мало значения: вы уже давно знакомы. Но все-таки, сестра, позволь представить тебе моего друга Франка Гамерсли.

При этих словах девушка подошла к кровати Франка. Теперь он все понял. Он вспомнил портрет, которым столько любовался в доме ее брата, и теперь, не скрывая своего восторга, не отрываясь смотрел на оригинал, который так давно мечтал встретить!

Когда девушка вышла из комнаты, Франк дал волю своему любопытству, буквально засыпая Миранду вопросами.

– Нет, нет, я не буду отвечать вам. Доктор Просперо совершенно запретил говорить с вами, а поэтому пока до свидания.

XXI. Возвращение разбойников

На маленькой речушке, притоке большой реки Витшита, берущей начало приблизительно в ста милях от восточной границы равнины Льяно-Эстокадо, расположился индейский бивуак. В этом лагере не было видно настоящих палаток, а лишь в некоторых местах были воткнуты в землю шесты, покрытые звериными кожами и одеялами. Густая листва деревьев защищала расположившихся здесь краснокожих от жарких, падающих отвесно лучей солнца. Отсутствие палаток, телег и различных хозяйственных приспособлений служило неопровержимым доказательством, что эти люди занимались разбоем, что это – не мирно кочующее племя.

Голые до пояса краснокожие, одетые в какие-то пестрые лохмотья, с телами, татуированными яркими рисунками, в своих головных уборах из перьев, производили и странное, и страшное впечатление. Увидев их, степной житель непременно сказал бы:

– Это индейцы, возвращающиеся с разбоя!

Да и менее опытному человеку не трудно было бы понять это. В лагере индейцев не было ни собак, ни мексиканских мулов, зато в огромном количестве находились лошади, мулы и американский рогатый скот, приведенный из штатов Тенесси и Кентукки первыми колонистами степей Техаса.

В лагере, несмотря на отсутствие палаток, находилось множество белых женщин и детей, в разорванных платьях, с растрепанными волосами. Опущенные головы, бледные и печальные лица – все указывало на ужас положения несчастных, которых стерегли несколько краснокожих. Но кто же эти пленные женщины и дети и кто их похитители? Это жены, дети и сестры техасских колонистов, живущих в соседнем селении. Похитители же их частью принадлежат к племени команчей и уже известны читателю, так как составляют шайку, которую возглавляет Лизард.

Две недели прошло после нападения на караван Гамерсли и, судя по всему, Лизард не терял времени даром. Почти триста миль отделяли место нападения на караван от теперешнего бивуака краснокожих.

Теперь необходимо объяснить причину такого быстрого передвижения, что не совсем соответствует обычаям и привычкам степных разбойников. Награбив большую добычу, они редко отправляются, не отдохнув, на поиски новой, пока хоть что-нибудь останется от награбленного.

Вероятно, так же поступила бы и на этот раз шайка Лизарда, если бы не произошло нечто из ряда вон выходящее. Как читатели, вероятно, уже догадались, главным действующим лицом в нападении на караван Гамерсли был не Лизард, а его союзник Урага. Для Лизарда приказ напасть на караван явился полнейшей неожиданностью и даже известным образом нарушал его личные планы. Как ни было кровопролитно это нападение, но благодаря своему быстрому окончанию оно все-таки дало возможность Лизарду выполнить ранее намеченный и не менее жестокий замысел. Видневшиеся повсюду воткнутые в землю пики с окровавленными скальпами светлых волос достаточно доказывали жестокость последнего разбоя, не говоря о белых невольниках и целых табунах лошадей и стадах рогатого скота.

Лизард и его шайка ликовали. Их последняя победа досталась им сравнительно легко и принесла огромные богатства. Еще так недавно племя индейцев почти голодало, скитаясь по бесплодным степям, расположенным по Красной реке и реке Канаде. Теперь перед ними вставало счастливое будущее, сулящее беспечное веселье и празднества, так редко выпадающие на долю разбойничьих банд, кочующих по склонам гор и безлесным степям Америки.

У Лизарда был помощник, пользовавшийся почти одинаковым с ним положением. По происхождению мексиканец, он еще мальчиком был взят в плен индейцами и, посвященный во все тайны краснокожих, не уступал ни в коварстве, ни в жестокости Лизарду. Индейцы прозвали его Барбато. До сих пор он помнил свой родной испанский язык, чем приносил огромную пользу шайке. С его помощью Лизард впервые сговорился с Урагой.

После продолжительной и быстрой ходьбы дикари, наконец, расположились бивуаком и с наслаждением отдыхали, окруженные награбленным имуществом и пленными.

Грустно было бы видеть мужьям, отцам и братьям, как теснятся возле женщин и девушек индейцы, готовые, кажется, как дикие звери, накинуться на самых красивых и молодых. Но и не видя их, белые только и думают о их спасении, и кажется недалеко то время, когда они появятся здесь.

Лагерь спал крепким сном, но ни Лизард, ни Барбато не могли отогнать мрачных предчувствий, которые их охватили.

– В сущности, чего бояться? – сказал Лизард. – Ведь нет никаких причин. Пойдем-ка спокойно спать.

XXII. Преследователи

Но недаром беспокоились Лизард и Барбато.

На довольно большом расстоянии от бивуака индейцев расположился огромный лагерь белых. Среди них не было ни одной женщины; это были бородатые люди, одетые в самые разнообразные одежды. Многие из них были в кожаных охотничьих куртках, в длинных гетрах и обуви из змеиной кожи. Другие – в шерстяных красных, зеленых и синих куртках. Третьи – в американских бумажных одеждах и, наконец, четвертые – в светло-голубых полотняных рубашках. Сапоги, башмаки и другая грубая обувь на них были из самых различных сортов кожи, не исключая даже и кожи аллигатора. Шляпы тоже были самые разные – соломенные, стружковые, панамы, фетровые, суконные, шелковые…

Одно у них у всех было одинаковое – вооружение. У каждого ружье на перевязи, пороховница и патронташ. Отличные лошади, военные седла, пики и сабли. Многие из этих людей производили впечатление военных, и командовали ими настоящие офицеры. Это был в полном смысле слова настоящий военный отряд, или – как они сами себя называют – техасские ранджеры.

Ранджеры составляли большую часть всего лагеря, остальные же – принадлежали к ограбленному краснокожими населению. Это были отцы, мужья, женихи и братья взятых в плен женщин, девушек и детей.

Они преследовали грабителей. Погоня началась с момента, когда удалось собрать достаточные силы, чтобы одержать верх над разбойниками. К их счастью, целый отряд ранджеров, производивший разведку в соседней области, подвернулся как раз вовремя, чтобы присоединиться к ним. Солдаты и колонисты соединенными силами напали на след краснокожих и остановились лишь для краткого отдыха и водопоя лошадей.

Неудивительно, что эти люди, оплакивающие своих близких, старались как можно скорее догнать обидчиков и напасть на них.

Хоть и по другой причине, но ранджеры были так же нетерпеливы и воодушевлены, как и их союзники. Не раз краснокожие этого племени нападали на них, и у многих из ранджеров были личные счеты с Лизардом, вызывавшие в них желание всадить ему в грудь пулю.

Но нетерпение преследователей постоянно сдерживал старый Кулли, советуя им побольше осторожности. Это был охотник, который провел более полувека в странствованиях по степям, и хотя сам он не принадлежал к ранджерам, но пользовался среди них большим уважением, к нему постоянно обращались за советом. Благодаря своим выдающимся военным способностям Кулли имел большой авторитет, поэтому капитан ранджеров постоянно с ним советовался. Вот и теперь он подошел к старому охотнику, чтобы обсудить с ним план нападения на краснокожих.

– Они недалеко отсюда, – ответил Кулли на вопрос капитана. – По всему видно, что они прошли здесь не более часа после заката солнца. Они сбили росу с травы, и все цветочки еще пригнуты к земле. Кроме того, здесь лежит лошадь, и шедшая из ее рта кровь еще не успела застыть. Я даже знаю место, где они находятся.

– Где же это?

– В долине Пекана, которая находится на расстоянии пяти миль отсюда.

– Всего пять миль! – послышались возгласы. – Едемте, едемте, наши лошади отдохнули.

– Что вы думаете, Кулли? – спросил капитан.

– Я считаю, что необходимо подождать заката солнца. Индейцы зажгут огни, и мы по ним попадем прямо в их лагерь. Ведь они расположились в долине между двух скал, и нам не трудно будет окружить их, подойдя с двух сторон. И таким образом они не смогут увезти женщин и детей.

– А вы, друзья, что думаете? – обратился капитан к отряду.

– Мы согласны с Кулли, – ответили голоса.

Как только ночь стала приближаться и красные лучи заходящего солнца пробежали по степи, преследователи поднялись, вскочили на коней и двинулись на поиски врага.

Они ехали в мертвом молчании, и в ночной тишине раздавался лишь однообразный топот лошадей. Стало так темно, что с трудом можно было видеть соседа, и многие беспокоились, что наступивший мрак помешает нападению. Но Кулли так не считал. У него был свой план и он только радовался наступившей темноте.

Вдруг до ранджеров донеслось ржание лошадей и мычание быков. Сейчас же капитан скомандовал остановиться и разделил отряд на две группы. Одна, под предводительством Кулли, должна была взобраться на скалу и продолжать свой путь через верхнее плоскогорье, а вторая, под командой капитана, оставалась внизу и ждала условленного выстрела Кулли, по которому должна была кинуться прямо на огни.

Ждать пришлось недолго. Раздался выстрел, ранджеры понеслись вскачь к бивуаку и в одно мгновение врезались в его середину. Они почти не встретили сопротивления. Индейцы не ожидали нападения и отдыхали самым беспечным образом, не выставив ночного дозора.

После первой же перестрелки немного уцелело от их шайки. Те, кто не был убит, в страхе бежали.

Первые лучи восходящего солнца осветили картину, полную ужаса, но не вызывавшую сожаления о происшедшем. Радостно было видеть, как мужья, отцы и братья обнимали своих жен, дочерей и сестер.

Тут же рядом валялись окровавленные тела краснокожих. Это было страшное, но, к сожалению, не редкое для техасских степей зрелище!

XXIII. Вынужденное признание

Победа ранджеров была полной. Из-за ночной темноты они не могли пуститься в погоню за бежавшими. Сосчитав трупы краснокожих и рассмотрев следы на дороге, по которой они шли в течение нескольких дней, ранджеры могли убедиться, что уничтожено более половины лагеря.

Как только рассвело, победители-колонисты стали разбирать собственное имущество, награбленное дикарями. Лошадей собрали в один общий табун, присоединив к ним коней индейцев. Приведя все в порядок и похоронив убитых, ранджеры выступили в обратный путь.

Они торопились домой не потому, что боялись нападения; они хотели поскорее успокоить тех, кто не мог быть вместе с ними и теперь с трепетом ожидал их возвращения. Пятидесяти техасским ранджерам и в голову не пришло бы бояться чего-нибудь, раз они на хороших конях, с ружьями в руках, с ножами и пистолетами на перевязи. И если бы им надо было продолжать преследование индейцев или снова напасть на них, они бы ни секунды не колебались, хотя бы для этого им и пришлось проникнуть в самые недоступные ущелья Скалистых гор. Преследовать и колоть дикарей – призвание ранджеров, обязанность, удовольствие и времяпрепровождение.

Пока шли приготовления к выступлению, Кулли вместе с несколькими другими ранджерами собирал оружие убитых врагов. Вдруг он вскрикнул.

– Что такое, Кулли? – спросил его капитан.

– Посмотрите-ка сюда! Вы видите ружье, которое я вынул из рук убитого Лизарда?

– Ну, и что же? – спросил капитан.

– А вот что. Братцы, – обратился он к товарищам, – рассмотрите хорошенько это ружье и скажите мне, чье оно, хоть я и так знаю.

– Вальтера Видлера! Нашего старого товарища! – через мгновение ответили несколько человек.

– Я в этом не сомневался. Но ведь мы знаем, что живой Вальтер с ним бы не расстался.

Все с этим согласились.

– Вероятно, ему пришлось где-нибудь сразиться и пасть. Посмотрите, братцы, на это бесконечное количество скальпов.

Ранджеры с ужасом обернулись к трофеям! Кулли вместе с другими, хорошо знавшими Вальтера, начал рассматривать их, боясь найти между ними скальп своего старого друга. К счастью, скальпа Вальтера не оказалось.

– Но каким же образом его ружье попало в руки Лизарда?.. Мы должны сейчас же допросить пленника. Он не может не знать этого, поскольку был другом Лизарда, – сказал капитан.

– Посулите этому негодяю жизнь, и он все расскажет, – посоветовал Кулли.

И действительно, когда пленнику Барбато, лежавшему связанным на земле и дрожавшему, как в лихорадке, на шею накинули петлю, он моментально заговорил. Он рассказал в подробностях обо всех событиях, начиная с момента нападения на караван. Когда же Барбато заговорил об ужасном конце Вальтера, замурованном в колодце, то капитану стоило больших усилий удержать ранджеров, чтобы они не разорвали его в клочья.

– Товарищи, – воскликнул капитан, – предлагаю пойти к месту ужасной смерти Вальтера и по-христиански предать земле его останки!

– Идемте, идемте! – закричали ранджеры.

– Всем идти не надо, – продолжал капитан. – Достаточно одних ранджеров, а колонисты пусть отправляются домой с женщинами и имуществом. Мы хорошо очистили дорогу от индейцев, и им не грозит ни малейшей опасности.

Без дальнейших рассуждении это предложение было принято и меньше чем через полчаса колонисты с женщинами отправились на восток, а ранджеры с проводником Барбато – в Льяно-Эстокадо. И только благодаря общему желанию похоронить тело Вальтера Барбато избежал мгновенной смерти.

XXIV. Предложение

С каждым днем Гамерсли набирался сил. Однажды Вальтер попросил его выйти в сад, чтобы поговорить.

– Ну, в чем дело? – спросил его Франк, когда они вышли.

– Мне надо посоветоваться с вами, Франк. Ваш друг Вальтер влюблен!

Франк вскрикнул от удивления.

– Но в кого же это?

Поглощенный мыслью об одной, как ему казалось, достойной любви женщине, он невольно подумал о ней. Но разве это возможно? Его друг – его соперник?!.

Однако Вальтер быстро рассеял его предположение.

– Не правда ли, как она прелестна, эта Кончита, со своими блестящими глазами, со своей нежной кожей!.. Я ночами не сплю, все думаю о ней! Ах, Франк, что мне делать? Посоветуйте!

– Мне кажется, Вальтер, все зависит от самой Кончиты. Вы говорили с ней об этом?

– Я должен признаться, что между нами вообще было не много разговоров.

– Я думаю, вы хотите жениться на ней?

– О, конечно!

– Ну и отлично. Я слышал, что мексиканки, выйдя замуж за американцев, становятся чудесными женами. – И Гамерсли довольно улыбнулся.

– Но, Франк, ведь я не умею говорить по-испански; как же я скажу ей, что хочу на ней жениться? Не будете ли вы моим посредником?

– С удовольствием, но вряд ли вы через меня узнаете то, что хотите знать, Вальтер. Кончите может и не понравиться мое посредничество в этом деле. Недаром же говорится, что язык любви понятен всем. Я думаю, вы сами сможете заставить понять себя, Вальтер.

– Я все-таки прошу вас, Франк, сделать ей предложение от моего имени.

– Хорошо, Вальтер, я согласен.

В эту минуту послышался шелест в кустах и раздались легкие шаги. Оглядываясь по сторонам, Кончита шла через рощу. Ее поведение явно свидетельствовало о том, что она кого-то ждет. При виде Вальтера ее лицо вспыхнуло и озарилось радостной улыбкой. Нисколько не смущаясь присутствием сеньора Франка, как она обыкновенно величала Гамерсли, Кончита села на бревно, с которого друзья только что встали. Последовало молчание. Вальтер обернулся к Франку, проговорив умоляюще:

– Франк, вы видите, я не могу сам говорить с ней. Передайте ей сейчас то, о чем я вас просил. Скажите ей, что и мое тело, и мою душу я отдам ей, и что если она примет их, то они до конца дней моих будут принадлежать ей одной. – Говоря эти слова, Вальтер приложил руку к сердцу, будто хотел сдержать его биение.

Гамерсли, еле удерживаясь от смеха, передал Кончите, насколько возможно точно, слова Вальтера. Когда он замолчал, Вальтер встал. Ожидая ответа, он дрожал от охватившего его волнения. Вальтер продолжал дрожать и после первых слов Кончиты, так как не мог понять их смысла. Франк начал переводить.

– Скажите ему, – говорила Кончита, – скажите ему, что я люблю его так же сильно, как и он меня; что полюбила его с первой нашей встречи и буду любить всю жизнь, и в ответ на его предложение, скажите ему, что я хочу быть его женой.

Услышав это, Вальтер подпрыгнул от радости и, приблизившись к девушке, обнял ее своими огромными руками, и она скрылась под ними, как маленький ребенок. Потом Вальтер прижал ее к своему трепетавшему сердцу и поцеловал в губы.

XXV. Опасный шпион

Оставив влюбленных, Гамерсли направился домой, и внезапно убедился, что у Вальтера есть соперник.

Проходя через густую рощу, американец заметил человека, скрывавшегося за деревом. Из-за темноты его трудно было разглядеть, но в конце концов Франк узнал слугу, индейца Мануэля. Он давно безумно был влюблен в маленькую Кончиту, в жилах которой хоть и текла испанская кровь, но по матери она принадлежала к племени так называемых мирных индейцев новой Мексики, из которого происходил сам Мануэль. Такое название было дано, чтобы отличить мирных индейцев от вольных – тех, кто добровольно не подчинился испанской власти. Однако несмотря на обращение мирных индейцев в христианскую веру, большая их часть продолжает почти открыто быть идолопоклонниками. Таким образом обращение их францисканскими и другими миссионерами в христианство только кажущееся. В действительности большинство мирных индейцев все еще остается дикарями, проявляющими при случае свои почти звериные инстинкты.

Вот такой инстинкт и проснулся в сердце Мануэля. Не из преданности Миранде последовал он за ним в изгнание, а из-за своей любви к Кончите. Он любил ее со всей страстью, которая свойственна его народу.

Несмотря на то что девушка явно выказывала ему свое пренебрежение, Мануэль преследовал ее, будто не замечая этого.

Легко представить, что произошло в его душе, когда он убедился, что Кончита, которую он так долго и страстно любил, отдала свое сердце великану Вальтеру. Мануэль был силен своею любовью, но слаб телом. Он понимал, что в борьбе с техасцем победа будет не на его стороне, Вальтер раздавит его, как щенка. И вот в голове у Мануэля созрела мысль избавиться от Вальтера иным способом – ядом! В тот же день он решил привести в исполнение свое намерение. Вальтеру вынесен смертный приговор! Неужели он для того спасся от пик, стрел, пуль дикарей, чтобы пасть жертвой невидимого, крадущегося предателя-убийцы?

Нет, к счастью судьба не так распорядилась. Совершенно случайно пустячное обстоятельство помешало плану Мануэля. Его позвал полковник и приказал готовиться в дорогу в Рио-Гранде, к друзьям, куда Мануэль уже неоднократно ездил. Оттуда он должен был привезти различные бумаги, депеши и письма.

Отчаяние охватило Мануэля. С той минуты, когда намерение отравить Вальтера пришлось отложить из-за поездки, в мозгу индейца зародился новый план, еще более жестокий, так как от него должно было пострадать несколько людей. Уже давно в сердце Мануэля кипела злость на Миранду, и он решил погубить его, а вместе с ним – всех белых.

XXVI. Рассказ Валериана

Благодаря искусству доктора раны Франка зажили и силы восстановились. Этому, конечно, способствовал уход за ним ангела, присутствие которого мирило Франка с потерей каравана.

Когда доктор разрешил, наконец, дону Валериану рассказать американцу обо всем, они сели за столик, и Миранда, попивая маленькими глотками вино, приступил к своей повести.

– Вскоре после вашего отъезда я просил правительство дать мне подкрепление. Мне прислали эскадрон улан. Вы легко себе представите мое отчаяние, когда в командире я узнал капитана Урагу! Я презирал его из-за дуэли с вами и из-за сестры, руки которой он хотел просить, о чем я вам уже говорил.

При этих словах Гамерсли вздрогнул и красные пятна покрыли его щеки. Миранда продолжал:

– Капитан продолжал оказывать внимание моей сестре, хотя я всячески мешал ему встречаться с ней. Перевести капитана в другое место было невозможно, так как по службе он был безукоризнен, и правительство к нему благоволило. Причину последнего обстоятельства я узнал позднее. В Альбукерке, он был переведен как тайный сообщник духовенства, готовившего новое восстание.

Месяца через два после его прибытия по всей Мексике было объявлено восстание, и когда однажды утром я явился в казармы, то нашел там полнейшее смятение и переполох. Вооруженные пьяные солдаты кричали: «Да здравствует Санта-Ана!», «Да здравствует полковник Урага!» Я сразу понял, что произошел бунт, и бросился к ним с обнаженной саблей. Но было уже поздно: зараза охватила почти всех солдат! Оставшиеся мне верными люди были обезоружены, частью убиты, а я взят в плен. Почему-то меня сразу не казнили. Мне удалось бежать при помощи доктора Просперо, который слышал, как Урага говорил, что ночью меня убьют, а затем он воспользуется беззащитностью моей сестры.

В этом месте рассказа из груди Гамерсли вырвалось что-то вроде стона. Миранда продолжал:

– Мне удалось бежать под видом ассистента доктора после того, как стража перепилась. Темнота ночи помогла мне дойти до моего дома. Наскоро уложившись и навьючив нескольких лошадей и мула, я тронулся в дальний путь с надежнейшими из моих слуг, чтобы воспользоваться вашим любезным приглашением.

Достигнув реки Пекос, мы вступили в огромную пустыню, населенную краснокожими, охотящимися за скальпами белых, дикими зверями и ядовитыми змеями. Мы бежали от большей опасности и, миновав пустыню, должны были попасть в плодородную местность, за которой находится граница Северо-Американских Штатов. Эта надежда окрыляла нас.

Мы медленно двигались вперед, страдая от голода и жажды и теряя одну лошадь за другой. Наконец, в живых осталась одна Лолита. Близкие к отчаянию, неожиданно мы увидели вдали эту благодатную местность, в которой теперь живем. Скоро мы очутились посреди изумрудной листвы деревьев; мимо прозрачного ручья вышли на единственную тропинку, ведущую в долину, в которую мы и спустились, напившись ключевой воды и утолив голод плодами.

Местность, в которую мы пришли, показалась мне вполне безопасной и манила прелестью своей природы, а потому мы решили тут остаться. Тотчас мы стали устраиваться как могли.

Вскоре мне удалось письменно связаться с моими друзьями в Новой Мексике, и теперь я надеюсь, что рано или поздно мы отсюда выберемся, ведь я рассчитываю, что вскоре либеральная партия опять одержит верх. Впрочем, нам здесь живется хорошо, в особенности доктору, этому натуралисту-энтузиасту, занятому своими научными работами. Слугу своего Мануэля я периодически посылаю в Альбукерке и от близкого моего друга, посвященного в нашу тайну, он привозит мне сведения обо всем, что делается.

XXVII. Несколько слов из истории Мексики

Лет за двадцать пять до присоединения Новой Мексики к Соединенным Штатам отдаленные провинции Мексиканской республики служили местом постоянно возобновляющихся восстаний. Всякий недовольный капитан, полковник или генерал, управляя определенной местностью, вел себя как диктатор, применяя военные законы. Гражданские власти не имели никакого фактического значения. Всякие беззакония прикрывались якобы патриотизмом; ничья жизнь не была в безопасности; с честью женщин не считались. Военная власть была всесильна, в особенности в северных провинциях, в которых восстания то и дело повторялись. Кроме того, со времен мексиканской независимости там происходила постоянная борьба духовенства с настоящими патриотами. Духовенство сделало возможными как чудовищное избрание на мексиканский престол австрийского эрцгерцога Максимилиана, устроенное Наполеоном III, так и низложение его. Своим республиканским правлением Мексика обязана партии патриотов; диктатура и монархия были всегда заодно с клерикальной партией. Борьба с ней была почти невозможна, так как духовенство поддерживалось суеверием народа, а кроме того древними привилегиями, благодаря которым в его собственности находилось три четверти земель страны. Свобода только временно брала верх, но клерикалы быстро вновь завоевывали свое положение, и тогда проявлялись все ужасы внутренней борьбы – виселицы, расстрелы, тюрьмы…

Ничего нет удивительного, что в таких условиях военная власть была неограниченной и безответственной.

Северные провинции, в особенности Новая Мексика, были окружены племенами враждебных индейцев, время от времени воевавших и между собой.

Все это давало повод войскам неограниченно властвовать над мирными гражданами. Заносчивые с ними и трусливые в стычках с индейцами, солдаты считали себя защитниками населения. Такое положение вещей привело к столкновению Мексики с Соединенными Штатами, результатом которого было присоединение Северной Мексики к Соединенным Штатам. Главным защитником и покровителем военной власти был Санта-Ана, выступающий за диктатуру, во главе которой стремился стать сам. Ему слепо подчинялся Мануэль Армио, стоящий во главе правительства провинции, главным городом которой был Санта-Фе. Человек этот был щедро оделен всеми пороками. Население он держал в страхе при помощи войск, которые находились в его распоряжении для борьбы с индейцами, а с последними он был в тайном сговоре, помогая им в грабежах и убийствах. Армио достигал всего, чего бы его алчная душа не пожелала, не останавливаясь в выборе средств, не исключая и убийств. Его подчиненные во всем ему подражали и пользовались неограниченною властью.

Возвращение к власти Санта-Аны повлекло за собой гибель партии патриотов, многочисленные сторонники которой поплатились жизнью. Пострадал и полковник Миранда. Приверженцы же Санта-Аны, в том числе и капитан Урага, получили блестящие назначения. Все они состояли в тайном сговоре с индейцами, этими краснокожими пиратами равнин, прикрывая их жестокие разбои и деля с ними богатую добычу.

XXVIII. В могуществе, но не в счастье

Ни быстрое продвижение по службе, ни награбленное богатство не сделали Урагу счастливым человеком. Он чувствовал себя хорошо лишь во время усмирения какого-нибудь мятежа или хищнических нападений, или же под влиянием вина. Он пил постоянно, но, конечно, не для того, чтобы заглушить угрызения совести; ее не было у него. Червь, который его глодал, не был рожден сознанием совершенных злодейств; его породила несчастная любовь и жажда мести.

Урага чувствовал себя особенно несчастным, когда видел в зеркале свое обезображенное лицо или когда стоял перед портретом Адели, висевшим в зале дома, которым он завладел после изгнания полковника Миранды.

Прежде Урага надеялся добиться руки Адели. Его происхождение из простонародья не могло быть препятствием в этом в стране, где сегодняшний солдат мог завтра стать генералом. Любовь заставляла его стремиться к повышению, из-за нее он совершал преступления. Он воображал, что богатство и блестящая карьера помогут ему достигнуть своей цели, тем более что он был красив, хорошо сложен и очень способен. Как большинство мексиканцев, он пользовался большим успехом у женщин.

Но после дуэли, стоившей ему нескольких передних зубов и обезображенного лица, успех Ураги стал значительно меньше. Не помогли и вставные зубы. Когда Адель отказала ему, он решил, что это связано с его изменившейся внешностью.

На самом деле, конечно, поводом к отказу послужило не внешнее безобразие Ураги, и если б не его безумная страсть, он сам бы это понимал. Он успокаивался, когда думал о том, что Франк Гамерсли, виновник его безобразия, достаточно наказан. В такие минуты, сидя за стаканом вина и демонически улыбаясь, Урага любил рисовать себе предсмертные муки противника. Но жив и не отомщен оставался секундант Франка – полковник Миранда. Не убить ли и его – спрашивал себя Урага и на этот жестокий вопрос всегда отвечал, что месть Миранде не успокоит его. Он слишком страдал от отвергнутой Аделью любви. Что для него все успехи в жизни? Что для него сама жизнь без нее? Урага был готов разорить церковь, чтобы добиться Адели, убить лучшего друга за одну ее ласковую улыбку. Он постоянно думал над тем, куда могли скрыться полковник с сестрой, и решил, что они бежали в Соединенные Штаты, этот приют бунтовщиков и искателей счастья. Урага и мысли не допускал, что они остались в Новой Мексике. Его шпионы тщетно исследовали все уголки страны, получив щедрое вознаграждение; о беглецах не было ни слуху, ни духу.

Неожиданно открылась дверь и показался сообщник Ураги – адъютант Роблес.

– Полковник, – сказал он, – пришел какой-то человек и хочет вас видеть.

– Кто он? Из наших солдат?

– Нет, не военный; я его не знаю.

– Что это за человек?

– Просто индеец.

– А, команч!

В этом восклицании послышалась нотка беспокойства. Его отношения с индейцами в это время были крайне щекотливы. Ему нужно было иногда поддерживать их, но вообще он старался держаться от них подальше – в особенности от команчей, в которых он даже и не нуждался.

Урага почему-то подумал, что человек, желающий его видеть, послан к нему Лизардом, вождем тенавов, с которыми он и не хотел иметь дел, по крайней мере временно. Поэтому приход индейца несколько его расстроил. Однако подчиненный успокоил:

– Нет, полковник, это не команч. Он мне кажется мирным индейцем и я думаю, что он бедный землевладелец.

– Но что же ему нужно от меня?

– Этого я не знаю, только он сказал, что у него очень важное дело, почему он и решается беспокоить вас.

– Приведите его ко мне. Вероятно, ожидается нападение краснокожих и этот человек пришел, чтобы договориться с нами о мерах защиты.

Над этой шуткой полковник сам рассмеялся.

– Пока индеец будет у меня, стойте поблизости, чтобы я мог позвать вас в случае необходимости.

Сказав это, Урага оглянулся, чтоб убедиться, здесь ли оружие.

XXIX. Хорошо вознагражденный донос

Полковник чуть не расхохотался, когда разглядел вошедшего, подумав о принятых им мерах предосторожности. Это был жалкий индейский рабочий, в грубой шерстяной одежде, в рваных, доходивших лишь до колен панталонах, с голыми под ними ногами, и в соломенной шляпе. Его нерасчесанные длинные черные волосы свисали по плечам. Он вошел, униженно опустив глаза в землю, хотя было заметно, что при случае эти глаза могут загореться грозным, мстительным, гордым огнем, как горели глаза его предков, когда они под предводительством Гватимозина палицами отбивали нападение испанских завоевателей. При входе в богато убранную гостиную индеец снял свою соломенную шляпу и низко поклонился нарядному офицеру, сидевшему за столом. Как только из-под широкополой шляпы открылось лицо вошедшего, полковник вскочил с громким восклицанием:

– Каррамба! Да это Мануэль, слуга полковника Миранды!

– Да, сеньор, – ответил тот, снова кланяясь.

При виде старого знакомого всевозможные предположения и приятные предчувствия пронеслись в голове Ураги. В индейце, с таким почтением склонившемся перед ним, он увидел первое звено цепи, по которой мог напасть на след беглецов. Мануэль непременно что-то знает, а теперь он находится здесь, и, конечно, надо воспользоваться своей властью над ним.

Но выражение лица индейца и его поза ясно доказывали, что Ураге не придется прибегать к особым мерам.

– Бедный малый, – сказал он, – у тебя очень усталый вид! Выпей стакан вина. Я предполагаю, что ты хочешь мне что-то сообщить как военному коменданту этой местности? И днем и ночью я одинаково готов выслушивать тех, кто заботится о ее благосостоянии.

После выпитого вина язык индейца развязался, и он стал не в меру откровенным; но действовал не под влиянием винных паров, а из чувства мести, тем более ужасного, что он так долго сдерживал его.

– Где ты был все это время? – спросил полковник.

– С моим господином, – ответил индеец.

– А кстати, где же теперь полковник?

Но индеец был не так глуп, чтобы дать себя провести таким вопросом. Он отлично знал, что Урага влюблен в его молодую госпожу. Именно на этом и был построен его жестокий план, а потому, несмотря на выпитое вино, Мануэль отдавал себе отчет в том, что говорит.

– Господин полковник, – сказал он, – сколько вам будет угодно заплатить мне за то, что я открою вам, где находится мой господин? Я слышал, что за голову дона Валериана назначены большие деньги.

– Это дело правительства, я тут не при чем, – ответил важно Урага. – Во всяком случае как офицер я обязан принять меры, чтобы арестовать твоего господина. И я лично могу обещать хорошее вознаграждение тому, кто поможет мне в этом. Возможно, ты захочешь мне что-нибудь сообщить?

– Это будет зависеть от условий. Я бедный, нуждающийся человек, и если что-либо приключится с доном Валерианом, то я останусь без куска хлеба, – сказал хитрый индеец.

– Ну, ты скоро найдешь себе лучшее место, – засмеялся Урага. – Выпей-ка еще стаканчик.

Выпив еще вина, Мануэль окончательно опьянел и, не думая ни о чем другом, кроме мести, открыл тайну бегства полковника Миранды и условия его жизни в уединенной долине.

Когда же он рассказал о двух гостях, попавших в это уединенное местечко, подробно описав их внешность, полковник издал крик ужаса и восторга и так сильно ударил кулаком по столу, что бутылки и стакан полетели на пол. Вскочив на ноги, он стал бегать взад и вперед по комнате и вдруг, остановившись перед дверью, закричал дежурному офицеру:

– Отведите этого человека в тюрьму и знайте, что, если он сбежит, я вас расстреляю!

Индеец был так поражен, что даже не пробовал противиться и, еле живой от страха, последовал за офицером.

– Роблес, – воскликнул полковник, как только за пленником закрылась дверь, —выпьемте-ка вместе! Мы выпьем сперва за успешное мщение! Ведь я еще не отомстил. Все надо начинать сначала! Но теперь уж я не ошибусь! Кроме того, мы выпьем за удачу в любви! Моя надежда не только не потеряна, но, напротив, вновь воскресла. О, моя дорогая, – прошептал он, останавливаясь перед портретом Адели, – вы надеялись уйти от меня, но напрасно! Никто не может скрыться от Ураги, ни возлюбленная, ни друг, ни недруг! Я все равно буду обладать вами, если не как женой, то как любовницей!

XXX. Опасное намерение

Приближался день отъезда Франка, что приводило его в большое уныние. В этом уединенном месте он готов был прожить всю жизнь, лишь бы Адель Миранда была с ним. Но сознание долга заставляло его ехать. Он должен был отомстить убийцам своих товарищей, призвать к ответу самого Урагу, но уже не путем благородного поединка, а при помощи суда, если только он есть в Новой Мексике.

– Я буду искать этого негодяя в его собственной норе, – сказал он полковнику Миранде. – Если же его там не окажется, я объеду всю Мексику, чтоб найти его. Я ведь не думаю, что в вашей стране не существует законов, которые бы карали за такие преступления!

– Мой дорогой дон Франсиско, – ответил мексиканец, спокойно разминая папиросу, – наши законы служат лишь тем, у кого в руках власть и деньги. В Новой Мексике сила дает право, в особенности в настоящее время. Дон Мануэль Армио снова стоит во главе правительства моего несчастного отечества. Если я расскажу вам, каким образом он достиг своего высокого положения, какое преступление привело его к власти, то вы составите себе понятие о существующих у нас законах. Дон Армио был простым пастухом. Однажды ему поручили перегнать стадо в тридцать тысяч голов из имения его владельца, сеньора Хавеса, на базар города Чиуауа. Переходя пустыню, он и его два сообщника, которых он посвятил в свой план, переоделись в индейцев апачей, напали на других погонщиков скота, убили их и завладели стадом. Затем, сняв перья с головы и смыв краску с лица, они погнали стадо уже на другой рынок, продали его и, вернувшись к сеньору Хавесу, рассказали о вымышленных разбойниках индейцах и о том, как сами спаслись. С этого началась история теперешнего генерала Новой Мексики. Понятно, что после таких проделок он должен смотреть сквозь пальцы и на Урагу.

– А я все-таки попробую добиться справедливости, – возразил Франк, – и немедленно отправлюсь в долину Дель-Норте.

– Если ваше решение неизменно, я не буду больше отговаривать вас и предлагаю двух своих мулов, которых попрошу оставить в указанном месте. Когда Мануэль вернется, я пошлю его за ними.

– Быть может, я сам вернусь с ними; я не собираюсь долго оставаться в Новой Мексике. Мне надо лишь связаться с консулом в Санта-Фе, после чего я вернусь в Соединенные Штаты и доложу об этом деле нашему правительству.

– Если вы будете возвращаться тем же путем, – сказал полковник Миранда, – то я надеюсь скоро увидеть вас.

– Полковник Миранда, – сказал торжественно и многозначительно Франк, – я не потому буду возвращаться по этой дороге, что она более короткая…

– А почему же, мой друг?

– Чтобы убедить вас и ваших близких сопровождать меня в Соединенные Штаты.

– Сеньор дон Франсиско, вы крайне добры, но срок нашего изгнания близится к концу. Мои друзья сообщили мне, что политическое колесо скоро повернется в другую сторону и нынешнее правительство будет заменено новым, и тогда я вернусь на свою родину. Пока же мы здесь достаточно счастливы и, надеюсь, находимся в безопасности.

– Ну, насчет этого я с вами не согласен. Все, что Урага делал раньше, что может еще сделать, заставляет меня думать, что он не успокоится, пока не найдет вас. Уверены ли вы, что вашего слугу Мануэля не узнали в одно из его путешествий или что вообще он не способен выдать вас? Что касается меня, то он не внушает мне доверия.

Эти слова неприятно поразили Миранду – та же мысль не раз приходила ему в голову.

В конце концов было решено, что полковник с сестрой останутся на ранчо ждать Франка и Вальтера, а когда те вернутся, они все вместе покинут этот уже не представляющийся безопасным приют, чтоб переселиться в страну, над которой развевается флаг, защищающий не только своих граждан, но и их друзей – флаг свободной Америки.

XXXI. Последний призыв

– У меня есть новости для тебя, – обратился полковник к сестре вскоре после разговора с Франком.

– Какие, Валериан?

– Одна радостная, а другая, я думаю, тебя опечалит. Я начну с приятной. Мы скоро покинем наше уединенное ранчо.

– И ты называешь это хорошей вестью? Мне кажется совсем наоборот. Ведь ты знаешь, что я ненавижу общество со всеми его дикими условностями. Для меня нет лучшего друга, чем природа. Я никогда и нигде не была так счастлива, как здесь. После всего случившегося я ненавижу Новую Мексику и предпочла бы остаться здесь навсегда.

– Я никогда и не думал возвращаться в Новую Мексику.

– А куда же?

– Совсем в противоположную сторону, в Соединенные Штаты. Я хочу последовать совету дона Франсиско.

Адель не противоречила.

– Милая сестра, – продолжал Миранда, – надеяться на то, что в стране станет спокойнее, в ближайшее время не приходится. Мы должны думать лишь о нашей безопасности. Нельзя быть уверенным, что Урага не найдет нас здесь. Каждый раз, когда Мануэль отправляется в город, я беспокоюсь, что за ним придут следом. Поэтому я считаю более благоразумным переселиться в Соединенные Штаты.

– Ты хочешь туда ехать вместе с доном Франсиско? – с волнением спросила Адель.

– Да, но не сейчас. Он сначала съездит по своим делам, а потом вернется к нам.

– Он сперва поедет домой?

– Нет, и это именно та новость, которая тебя опечалит. Он решил отомстить Ураге за убийство своих товарищей. Сделать это не только трудно, но и опасно, и я ему это сказал.

– Дорогой брат, отговори его, – взмолилась Адель со слезами на глазах, и если бы Франк услышал, с каким выражением были произнесены эти слова, его сердце преисполнилось бы радости.

– Я уже пробовал, но безуспешно, – вздохнул Миранда. – Его товарищи были убиты, и он решил наказать убийцу даже ценой собственной жизни.

«Герой! Разве можно не любить его?» – подумала Адель, но не решилась произнести этих слов вслух; они прозвучали в глубине ее сердца.

– Знаешь что, сестра? Попробуй сама переговорить с ним. Он смотрит на тебя, как на спасительницу своей жизни и, быть может, поддастся на твои уговоры.

– Если ты так думаешь, Валериан…

– Я сейчас пришлю его к тебе.

С бьющимся от волнения сердцем Франк подошел к Адели и сказал:

– Сеньорита, ваш брат передал мне, что вы хотите переговорить со мной?

– Да, – ответила она совершенно спокойно.

Увидев Адель такой невозмутимой. Франк пришел в отчаяние. Он сегодня решился сделать ей предложение, но теперь об этом не могло быть и речи. Очевидно, она была к нему совершенно равнодушна.

– Сеньор, брат сказал мне, что вы хотите ехать в Рио-браво-дель-Норте. Я хотела бы отговорить вас от этого опасного путешествия.

– Но ведь это моя обязанность.

– Почему же? Объясните!

– Я должен отомстить за смерть товарищей, хотя бы ценой собственной жизни.

– Знаете ли вы цену собственной жизни?

– Для меня она не много стоит.

– Но она может быть дорога для других. У вас дома есть мать, братья, сестры; быть может, кто-нибудь еще более близкий?

– Дома? Нет.

– Ну, где-нибудь в другом месте…

Франк молчал.

– А можете ли вы себе представить, что опасность, которой вы подвергаете свою жизнь, будет несчастьем для кого-то, и что ваша смерть разобьет чье-то сердце?

– Мое бесчестие будет еще большим страданием. Я хочу отомстить за своих товарищей, воздать им должное. Вы очень добры, проявляя ко мне столько участия. Я уже обязан вам жизнью, но не могу позволить вам спасти ее вторично, пожертвовав для этого моей честью и долгом.

Франк думал, что Адель совершенно хладнокровно уговаривает его, но если бы он знал, как горячо и бесконечно она восхищалась им, то, конечно, ответил бы ей иначе. Однако у него не хватило надолго сил сдерживаться и он повел себя по-другому. Тогда и Адель заговорила иначе.

– Уезжайте, – воскликнула она, – уезжайте и добейтесь вашей цели! Но помните, если вы погибнете, то есть кое-кто, для кого жизнь потеряет всякий смысл!..

– Для кого?! – переспросил Франк, приблизившись к ней с бьющимся сердцем и горящими глазами. – Для кого?..

Вопрос его, в сущности, не нуждался в ответе. Страстность, с которой Адель произнесла последние слова, достаточно объясняла все. Но она взяла себя в руки и ответила на этот раз более спокойным тоном. Длинные темные ресницы скрыли ее глаза, когда она произнесла свое собственное имя: – Адель Миранда.

Переход от отчаяния к радости, от тьмы к свету, от мучительной борьбы утопающего к счастью спасенного – все эти ощущения наполнили душу Франка.

Но слова бессильны передать безумную радость и беспредельное счастье уже отчаявшегося молодого человека, только теперь понявшего, что все пережитые мучения были вызваны его воображением. Он понял, что на его любовь Адель отвечает не менее сильной любовью.

XXXII. Таинственное поручение

Как нам уже известно, подозрения Гамерсли относительно Мануэля оказались не безосновательными: туземец выдал его Ураге.

В волнении Урага ходил по комнате, пока, наконец, не остановился перед портретом Адели. Он понимал, что только нечестным путем может добиться своего, но это его не смущало.

Вернувшись к столу, за которым сидел Роблес, он вновь наполнил стаканы. Но не долго он жаловал вниманием своего адъютанта; Ураге необходимо было в одиночестве хорошенько обдумать свой сатанинский план. Оставшись один, он закурил сигару и задумался. По мере того как сигара становилась короче, злодей, казалось, все ближе и ближе подходил к окончательному решению. Наконец, он взял со стола звонок и позвонил. Вошел слуга.

– Позови дежурного офицера, – приказал ему Урага.

Через мгновение дежурный показался в дверях.

– Прикажите привести заключенного, – кивнул ему полковник.

Оставшись вдвоем с индейцем, все еще не понимавшим, за что его лишили свободы, Урага, пристально посмотрев на него, приказал рассказать все, что ему известно о полковнике Миранде. Рассказ индейца был долгим – Урага узнал местонахождение долины, устройство дома, все подходы к нему, одним словом, индеец ничего не скрыл, кроме своей любви к Кончите и печальных для него перемен, происшедших с появлением Вальтера.

Наконец, Мануэль заговорил о нежных отношениях молодого степного купца и Адели Миранды. Кровь Ураги закипела, когда он это услышал, и на его лице появилось выражение такой злости, что изменник, испугавшись за себя, уже раскаялся, что рассказал об этом. Но Урага его сразу успокоил, сказав, что не он является причиной его злости; напротив, он обещал вознаградить Мануэля, если тот окажет ему одну услугу. Отпустив индейца, Урага сел за стол и, вынув бумагу, начал писать. Он писал очень долго, с явным трудом излагая свои мысли.

Наконец, он закончил письмо и, запечатав его, написал на конверте лишь два слова: «Эль-Барбато». Затем он позвонил и сказал вошедшему слуге:

– Идите в конюшню и пришлите мне Педрильо, да живо!

В ожидании исполнения приказания Урага размышлял. «Сколько же дней займет поездка в Тенаво и обратно, в Пекос? – рассчитывал он. – Три, четыре, пять… Ну, все равно! Это не важно! Если мы опередим их, то подождем, пока они не появятся».

– А! Педрильо, – обратился он к вошедшему погонщику мулов. – Выберите двух лучших дорожных лошадей – одну для вас, другую для Хосе. Оседлайте их и приготовьтесь к двухнедельному путешествию. Торопитесь, и когда все будет готово, доложите мне.

Педрильо удалился, а Урага стал нервно ходить взад и вперед по комнате, продолжая делать всевозможные вычисления относительно расстояния и времени. Иногда он останавливался перед портретом Адели, смотрел на него, и в глазах его вспыхивало нетерпение. Наконец явился Педрильо и доложил, что все готово.

– Отправляйтесь прямо в город Тенаво, к Лизарду, – приказал Урага. – Вы найдете дорогу, ведь вы уже были когда-то там?

Индеец утвердительно кивнул головой.

– Возьмите это, – сказал Урага, передавая ему конверт. – Никому встречному не показывайте письмо. Передайте его Барбато или же самому Лизарду. Торопитесь, не останавливайтесь ни днем, ни ночью. Исполнив мое поручение, сейчас же возвращайтесь, но не сюда, а в ту местность, где мы несколько недель тому назад встретились с индейцами племени тенава. Я буду там. Ну, ступайте!

Получив это приказание, Педрильо исчез из комнаты. В глазах его стояло сожаление, что он и на этот раз, как бывало часто и прежде, является вестником несчастья.

Пройдя еще несколько раз по комнате, Урага сел за стол и стал искать в вине успокоение своей души, охваченной страстью и злобой. Он пил стакан за стаканом.

XXXIII. Равнина с вехами

Возвышенное плоскогорье, известное под названием Льяно-Эстокадо, тянется в длину более чем на триста миль, а в ширину на семьдесят. Оно лежит между прежними испанскими провинциями Новой Мексики и Техасом. Главные города его Санта-Фе и Сан-Антонио-де-Беяр.

По другую сторону равнины была проложена военная дорога, соединявшая два центра провинций. По ней двигались караваны купцов то в одну, то в другую сторону. Но так как эта дорога, в сущности, представляла скорее лишь намек на дорогу и часто заносилась сыпучими песками пустыни, то вдоль нее были поставлены высокие вехи, почему по-испански эта равнина и была названа Liano Estokado, – равнина со столбами. В те времена Испания была сильной, предприимчивой страной, и ее колонисты могли путешествовать по большей части обширной территории, нисколько не опасаясь нападений индейцев. В более поздний период, когда могущество Испании стало падать, все изменилось. Города пришли в упадок, колонии были покинуты, жилища миссионеров опустели и в провинциях Новой Мексики белые путешественники не могли уже без огромного риска передвигаться даже по наиболее оживленным дорогам, а в некоторых местностях они не смели даже выйти за стены, которыми были обнесены их города. Во многих городах были построены укрепления против нападений индейцев, и укрепления эти сохранились и поныне. Благодаря описанным обстоятельствам, старая испанская дорога была окончательно заброшена; вехи ее сгнили и упали. Лишь несколько лет тому назад экспедиция армии Соединенных Штатов решилась пройти по ней с целью стратегических изысканий. Часть этой своеобразной местности относится к гипсовой формации величайших в мире юго-западных прерий, большинство скал здесь образовано из яркого песчаника и различных живых оттенков; местами встречается примесь колчедана. Вдоль восточного края равнины, до самых низменностей Техаса, эти скалы высотой в несколько сот метров представляются обрывистыми, длинными стрелами, взмывают вверх и тянутся сплошной, непрерывной стеною. Местами они промыты потоками воды, образующими верховья многочисленных рек Техаса. Большая часть этой местности представляет собой безжизненную плоскость, бесплодную, как Сахара, местами гладкую и твердую, как асфальт. В ее южной части находятся песчаные дюны, покрывающие несколько сот квадратных миль сыпучими песками. На возвышенности, среди вершин этих песчаных холмов, находится небольшое озеро прозрачной, как хрусталь, воды. Кроме этого озера, на протяжении многих, многих миль на самом плоскогорье нельзя встретить и капли воды. Озеро покрыто водяными лилиями и осокой. Местами встречаются глубокие промоины и рытвины; они обнаруживаются внезапно, и путешественнику часто случается неожиданно подходить к самому их краю – и тогда перед ним открывается зияющая пасть бездны в несколько сот метров глубины. Эти громадные овраги наполнены валунами, нагроможденными в самом хаотическом беспорядке. Почти все реки, берущие начало на этом плоскогорье, промывают глубокое русло, потом текут по небольшим долинкам, покрытым роскошной растительностью – тут встречаются терн, орешник, дикий апельсин, каменный дуб, слива и виноградная лоза. В безлюдной равнине растут типичные для пустыни кактусы, агавы и юкки, пальмы, карликовый кедр, разные породы полыни, лавр с сильным запахом. Есть здесь и животные: с зубчато-рогатой антилопой враждует мексиканский шакал, всюду попадаются гремучие змеи, рогатые ящерицы. Часто удается видеть «змею-птицу», парящую над сожженной степью или пресмыкающуюся между извилистыми стволами мексиканской смоковницы. В руслах высохших рек устраивает свое логовище бурый медведь, и еще не так давно в этих местах водились неуклюжие буйволы. Дикие лошади – мустанги – рыскают там еще и теперь. Но меньше всего эту равнину посещает человек. Даже индейцы редко отваживаются проникать на ее безмолвный простор, а когда белого загоняет туда необходимость, то его невольно охватывает страх и трепет, поскольку он хорошо знает опасности, таящиеся в пустыне.

После поражения племени тенава техасские ранджеры направились к пустыне Льяно-Эстокадо. Они ехали по указанной мексиканцем дороге, неизвестной никому из них. Один только Кулли имел смутное представление об этой дороге. Сначала ранджеры не решались довериться мексиканцу, но потом согласились.

В сущности, рассуждали они, мог ли он их завести в другое место? Ведь краснокожие, к которым он принадлежал, были так жестоко наказаны, столько из них было побито, что нападения ожидать не приходилось. Не было сомнения, что в палатках племени тенава раздавались плач и стоны.

Итак, в конце концов ранджеры решили избрать предложенный путь, тем более, что Кулли что-то слышал об этой дороге, и рассудили, что мексиканец и в самом деле хочет провести их кратчайшим путем.

Путешествие предстояло не из легких и не из приятных, так как путь лежал через бесплодное пространство – огромную известковую гряду юго-западного Техаса, к которой примыкала Льяно-Эстокадо.

Всадники проходили милю за милей, не встречая нигде, по выражению жителей степи, земли, а тащась все время по плоской равнине, гладкой, как спящий океан, но океан безводный. Ранджеры изнывали от зноя и жажды, утолить которую было невозможно; не было ни единой капли воды, только ее подобие чувствовалось в белом тумане, вечно поднимавшемся над жгучей пустыней. Лишь этот мираж обманывал людей и приводил их в отчаяние, тем более, что порой в нем вырисовывались озера, окруженные берегами, покрытыми растительностью, с островами посреди них, манящими роскошью весенней листвы…

День за днем шли ранджеры, обессиленные усталостью, голодом, а больше всего – жаждой. Еще больше страдали их лошади, превратившиеся в настоящие скелеты.

Куда же мексиканец их ведет? Ранджерам казалось, что они сложат кости в пустыне, куда он их завел; некоторые советовали прикончить его и вернуться обратно, но большинство нетерпеливо кричали: «Вперед!» Они обязаны найти останки Вальтера и похоронить по-христиански, а до тех пор должны продолжать путь по безлесной степи, лишенной малейшей травинки, вдоль устьев рек, соленая и горькая вода которых, негодная для питья, причиняла им муки Тантала.

Но вот наконец терпенье и стойкость ранджеров были вознаграждены! Они добрались до Льяно-Эстокадо, и Барбато провел их через проход между двумя утесами. Прибытие ранджеров было похоже на спасение корабля, который уже почти утонул. Радости людей не было границ, когда они с отвесной скалы увидели в расщелине поток прозрачной воды.

– Нам надо подняться на вершину скалы, – сказал Барбато, указывая на место, откуда брал начало этот поток.

Но продолжать путь сейчас было невозможно, ранджеры решили отдохнуть, тем более, что не было повода слишком торопиться: они шли хоронить мертвого, а не спасать живого.

В то время, когда ранджеры приближались к плоскогорью Льяно-Эстокадо, другой отряд всадников, почти равный им по численности, поднимался к тому же самому плато, но только с противоположной стороны. Этот отряд состоял из очень малорослых людей, с черными волосами и желтого цвета лицами; у многих, впрочем, они были так же темны, как у индейцев. По их форме и вооружению можно было понять, что это были мексиканские уланы. И действительно – это был отряд полковника Ураги, который самолично его возглавлял.

Поднявшись на высшую точку плоскогорья, уланы направились по бесплодной пустыне.

Так как заря только еще занималась и воздух был очень свеж, люди надели широкие ярко-желтые плащи. Эти развевающиеся накидки, блестящие уланские кивера с султанами и сверкающие пики придавали отряду крайне воинственный вид.

Урага подозвал к себе ехавшего сзади Роблеса.

– А немало удивится наш приятель Миранда, когда мы с этими пятьюдесятью молодцами въедем во двор его логовища! – засмеялся он. – А старик, доктор Просперо, как будет поражен!

– Да, это будет интересное зрелище, – ответил Роблес и спросил: – А как вы думаете, окажет нам Миранда сопротивление или нет?

– Вряд ли, и мне бы этого не хотелось.

– Почему?

– Господин адъютант, ваш вопрос бессмыслен. Если только Миранда поднимет руку, сделает движение – я убью его.

– А… теперь я вас понимаю, – усмехнулся Роблес.

– Я намерен взять в плен лишь женщин, а с мужчинами… покончить на месте.

С этими словами негодяй пришпорил коня и поскакал вперед.

XXXIV. Надвигающаяся туча

Разлука для влюбленных всегда тяжела! Это одинаково почувствовали Гамерсли при прощании с Аделью и Вальтер, расставаясь с Кончитой.

Неудивительно, что они с грустью в душе и с самыми печальными предчувствиями выехали в Дель-Норте.

Тщетно полковник Миранда еще раз попытался отговорить Франка. Американец твердил все так же:

– Я должен ехать, я не могу поступить иначе.

Наконец наступил момент отъезда и после нежного сердечного прощания Франк и Вальтер расстались со своими друзьями… Адель и Кончита не могли сдержать слез.

Как и обещал, Миранда отдал путешественникам двух своих мулов. Кроме того, он снабдил их мексиканской одеждой, чтобы они меньше привлекали к себе внимание.

Друзья выехали на рассвете и рано утром успели добраться до высшей точки равнины. Они поднимались по долине, окруженной горами. До этого места их проводили Миранда и доктор Просперо. Попрощавшись еще раз, они вернулись на свою уединенную ферму, а путешественники продолжали путь по совершенно неизвестной им безлесной равнине.

Добравшись до небольшого кустарника, достигавшего высоты не более роста человека, друзья слезли с мулов, чтобы воспользоваться хоть небольшою тенью, расседлали их и, сев на землю, с наслаждением закурили свои трубки и подкрепились едой. Пока путники отдыхали, они и не догадывались, какой бы подверглись опасности, если бы дым их трубок был виден на большом расстоянии. Если бы их заметили, то они бы не только никогда не достигли Дель-Норте, но и распростились бы с жизнью.

Оседлав мулов, друзья уже собирались сесть на них, как вдруг зоркий глаз бывшего ранджера заметил что-то, что заставило его вскрикнуть. Вальтер указал Гамерсли на запад, и они стали наблюдать за тучей пыли, которая с невероятной быстротой увеличивалась в размерах, поднимаясь все выше и выше над равниной.

Быть может, это ветер поднял сухой песок пустыни, что было обычным явлением на плоскогорьях Мексики? Нет, путники слишком хорошо знали, что это за туча.

Вдруг сорвался необычайной силы порыв ветра, подхватил эту тучу пыли и отнес в сторону, обнаружив внизу целый отряд всадников. Они были хорошо вооружены и ехали сомкнутыми рядами с сияющими остриями пик.

– Солдаты! – воскликнул Вальтер, – и, конечно, мексиканцы!

– Но что могут они здесь делать? – удивился Франк.

Вскоре их удивление сменилось тревогой. Отряд направлялся к рощице, из которой они выехали, вероятно, чтобы расположиться в ней лагерем. Если действительно таково было их намерение, то наши друзья не могли остаться незамеченными.

– Франк, – взволнованно проговорил Вальтер, – взгляните на офицера, который едет впереди, ведь под ним ваша лошадь!

– Правда, – удивился Гамерсли, – а на ней мерзавец Урага, с которым я дрался на дуэли!

Узнав его, и американец и техасец пришли в ужас: им стало ясно, куда направляется отряд.

– Да, – промолвил Вальтер, – они, без сомнения, ищут дона Валериана и направляются прямо к долине!.. Смотрите, ведь их ведет изменник Мануэль!..

На лице Франка промелькнуло выражение бесконечной боли. Он ясно представил себе Урагу, и страх и тревога за свою возлюбленную и остальных друзей сжали его сердце.

Вальтер, понимая муки, переживаемые товарищем, сказал:

– Франк, не следует слишком убиваться о сеньорите. Ее наверняка будут беречь. И если ее надо спасти, вы это сделаете, друг мой!

Гамерсли молча пожал его руку.

– Да, – продолжал Вальтер, – и я отдам свою жизнь для спасения ее и Кончиты.

– Если я не спасу ее, то покончу с собой! Лучше умереть, чем лишиться Адели!

XXXV. Предусмотрительность

Излишне говорить, что отряд, который увидели наши друзья, был отряд уланов под предводительством Ураги.

– Пошлите эту скотину Мануэля впереди отряда, – приказал Урага.

Мануэль, которому передали приказание, пришпорил лошадь и стал рядом с командующим офицером. Весь вид индейца говорил о том, что ему стыдно, что он сожалеет о том, что сделал, и о том, что ему еще предстоит сделать. Мануэль с горечью думал, что, в сущности, и дон Валериан и Адель всегда были для него добрыми и снисходительными господами, а он их предал. И что же ждет его, какое вознаграждение? Урага, выпытав все, что ему особенно было важно знать, совсем иначе стал к нему относиться, он смотрит на него, как победитель на побежденного, как господин на раба, заставляя идти все дальше и дальше по преступному пути.

Но когда Мануэль думал о Кончите, когда вспоминал, как техасец целовал ее, тогда угрызения совести сменялись отчаянием, злобой, жаждой мщения.

Место, выбранное отрядом для привала, находилось милях в пятнадцати от Франка и Вальтера.

– Ах, – вздохнул Франк, – если бы они пробыли здесь всю ночь, мы бы успели доехать до ранчо, предупредить наших друзей и помочь им бежать.

– Не надейтесь напрасно, Франк, – ответил Вальтер. – Нет сомнения, что с заходом солнца они отправятся в путь, чтобы в темноте незамеченными подойти к дому.

– Боже, как ужасно быть так близко и не иметь возможности прийти на помощь! – воскликнул Франк.

– Ничего не поделаешь, – промолвил Вальтер. – Пока мы ничего не можем предпринять. Но при малейшей возможности мы постараемся незаметно прокрасться в долину.

Пришлось покориться необходимости и ждать. Прошло несколько медлительных, томительных часов. Солнце начало спускаться, и вскоре мексиканцы стали садиться на коней.

– Мое предположение оправдалось, – сказал Вальтер. – Они подъедут к ранчо в полнейшей темноте.

Друзья стояли, не спуская глаз с удалявшихся всадников, казавшихся гигантскими за сумеречным туманом. Постепенно они становились все меньше и меньше и, наконец, совсем скрылись из глаз.

В то же мгновение Франк и Вальтер вскочили на мулов и поскакали за отрядом. Проехав немного, Вальтер остановился и сказал:

– Дальше ехать нельзя. Они несомненно расставили здесь часовых, и нам нельзя будет проехать незаметно.

Сойдя с мулов, разнуздав их и оставив пастись, друзья пешком пробирались дальше и дошли до ущелья, спускавшегося в долину. Идти дальше было нельзя; они услышали голоса и увидели огоньки трубок сторожевого поста.

– Франк, к чему нам здесь стоять? Пока мы бессильны что-либо сделать. Вернемтесь на вершину горы. Если мулы не смогут взобраться на нее, то мы их оставим в какой-нибудь лощинке. Оттуда мы, по крайней мере, увидим проезжающих обратно негодяев, узнаем, кого они взяли в плен и последуем за ними.

– Вальтер, – ответил Гамерсли, – делайте, что знаете. Я больше не в силах рассуждать.

Заведя мулов в лощину, друзья взобрались на вершину скалы и сели среди кедрового кустарника, ожидая, когда отряд будет возвращаться.

XXXVI. Добыча близка

Ни Франк, ни Вальтер ни на секунду не закрыли глаз. Они говорили очень мало и только шепотом, понимая, что в тишине и безмолвии ночи малейший звук может их выдать.

Они ясно слышали разговоры сторожевого пикета, расположенного под ними.

Тем временем Урага с большей частью своего отряда направился к ранчо. Двигался он медленной осторожно; дорога, очень тяжелая даже днем, ночью требовала особых предосторожностей. Тем не менее благодаря предателю Мануэлю, указывавшему им путь, уланы хоть и медленно, но безошибочно продвигались к цели, рассчитывая подойти к дому в самую полночь, когда все будут спать и не смогут оказать никакого сопротивления.

Все шло благополучно; ни один звук не доносился из уединенного жилища, не было даже слышно лая собак, только зловещий крик шакала и завывание хищных волков нарушали безмолвие ночи.

Перед тем как подойти к ранчо, Урага скомандовал остановиться, чтобы дать отряду последние инструкции. Уланы натянули поводья. Они напоминали стаю коршунов, готовящихся расправить крылья, чтобы кинуться на свою жертву – растерзать, заклевать, убить ее и насладиться ее беспомощностью.

Дом, который недавно покинули друзья, не может быть ни веселым, ни оживленным. Так было и на ранчо, откуда уехали Франк и Вальтер.

В ушах Адели продолжали звучать грустные слова разлуки, а в ее душе была тревога за любимого человека. Полковник Миранда также был опечален и озабочен. Со времени их бегства его опасения не были так велики. Он все время думал о словах Гамерсли относительно измены Мануэля и все больше убеждался в их справедливости. Тревога полковника Миранды была тем более основательна, что по его расчетам индеец давно должен был возвратиться.

После отъезда Франка и Вальтера дон Валериан, Адель и доктор собрались в гостиной. Настроение было грустное и тревожное.

– Дорогая Адель, – обратился полковник Миранда к сестре, – спой нам что-нибудь, чтобы рассеять нашу печаль.

Готовая всегда исполнить желание брата, Адель и теперь повиновалась. Но ее голос, казалось, утратил свою обычную свежесть и звучность, и гитара звучала как-то глухо.

Она не закончила начатого романса, когда легавые собаки, лежавшие у ее ног, вскочили, залаяли и мгновенно выскочили в открытую дверь. Пение прервалось, все встали испуганные и бледные.

Лай сторожевой собаки где-нибудь в спокойном уголке цивилизованной страны не может дать малейшего представления о той тревоге, о той панике, которую производит тот же самый звук на отдаленной границе, по соседству с племенами диких индейцев.

Легко представить, что почувствовали обитатели уединенного ранчо, тем более, что до их слуха донеслось ржанье лошадей, а между тем их единственная лошадка Лолита находилась в закрытом сарае за домом, откуда ее ржанье не было слышно.

– Вероятно, Мануэль возвращается! – воскликнул доктор. – Выйдемте, дон Валериан, на воздух и выкурим перед сном по сигаре.

– Нет, это не Мануэль, – ответил Миранда, – на него собаки бы не лаяли. Послушайте, ведь это кричит Хико!..

За этим криком послышался отчаянный вопль Кончиты. Дон Валериан схватил шпагу, доктор – первое попавшееся оружие. Но прежде чем они подбежали к дверям, их встретили несколько улан с острыми пиками. Всякое сопротивление было бы бесполезно.

– Сдавайтесь, мятежники! – закричал кто-то. – Отдайте оружие, если дорожите жизнью! Солдаты, арестуйте их!

Полковник Миранда узнал этот голос. Возможно, если бы он догадался раньше, то не так легко бы сдался, но теперь было слишком поздно сопротивляться. Он был обезоружен и стоял связанным перед человеком, которого имел основание бояться, – перед Урагой.

XXXVII. Бессонная ночь

Эта ночь, проведенная в томительном напряжении на вершине холма, показалась Франку и Вальтеру целой вечностью.

Гамерсли все время уговаривал Вальтера спуститься и прокрасться мимо часовых, но ранджер не соглашался, считая это безумием.

– Конечно, – говорил он, – нескольких мы бы непременно убили, но и сами бы погибли.

– Но меня еще больше убивает сиденье здесь! – не унимался Франк. – Подумайте только, что теперь происходит с Аделью?

– Уверяю вас, что ни о ней, ни о Кончите беспокоиться нечего. Они обе будут целы, и в конце концов мы их вырвем из рук негодяев.

Внезапно послышался отдаленный лай собак, перекатившийся в горах. За ним человеческий голос, моливший о пощаде, и затем все стихло.

– Слава Богу, выстрелов не слыхать, – взволнованно проговорил Франк. – Миранда понял, что он бессилен, и покорился. Вероятно, теперь все уже кончено, и они взяты в плен.

– Пока они живы, не надо отчаиваться, – утешал Франка товарищ.

Однако, хотя он и говорил спокойно, тем не менее скоро они оба впали в отчаяние.

Около полудня следующего дня, как только рассеялся туман, товарищи увидели уединенное жилище, окруженное со всех сторон солдатами. Скоро раздалась команда, уланы, сев на коней, выровнялись и по два в ряд стали медленно отъезжать от ранчо, скрываясь за стволами деревьев, подобно гигантской змее, сверкающей чешуей.

Наконец уланы приблизились к нашим друзьям и так близко проехали, что их отлично можно было разглядеть. Сердце Гамерсли забилось так, что рисковало выскочить из груди. Но ни он, ни охотник не приглядывались к уланам: они искали глазами своих невест. Вот проехала на своей Лолите молодая хозяйка, а рядом на муле Кончита. Их окружала стража. А вот появились дон Валериан и доктор со связанными сзади руками, крепко привязанные к седлам, и с двумя солдатами, ведущими за поводья лошадей. Подъехав к сторожевому пикету, отряд остановился. Одновременно у Франка и Вальтера мелькнула одна и та же мысль. Они быстро взглянули друг на друга.

– Не воспользоваться ли нашими ружьями, Франк?

– Я также думаю об этом. К сожалению, мы слишком далеко от них.

Раздалась команда двигаться, и отряд вновь отправился в путь, возвращаясь туда, откуда пришел.

XXXVIII. Мануэль

Отряд продвигался так медленно, что и через час еще не скрылся из виду.

Решив следовать за уланами, друзья накормили мулов, подкрепились сами и собрались двинуться в путь.

Вдруг они услышали ржанье лошади. Спрятавшись за огромным валуном, они вытянули шеи и увидели слугу Мануэля.

– Проклятая собака, – процедил сквозь зубы Вальтер, – что он тут делает и почему отстал от них?

– Вероятно, замышляет какую-нибудь новую мерзость, – ответил Франк.

– Во всяком случае здесь что-то неладно, и я хочу постараться поймать его. Быть может, мне удастся подъехать к нему так быстро, что он не успеет сесть на коня. А вы подождите меня здесь, Франк.

– Но не убивайте его, Вальтер! Он может сообщить важные для нас сведения.

Гамерсли остался один, и самые безотрадные мысли охватили его. Все меньше и меньше надеялся он на возможность освободить Миранду и был не вполне уверен, что вырвет из рук негодяя Адель до катастрофы, которая, он не сомневался, грозит ей.

Более получаса провел американец в этих грустных размышлениях, как вдруг раздался условный сигнал – выстрел. Пришпорив мула, он быстро доехал до ранчо, где, как и предполагал, нашел Вальтера и индейца.

– Прежде всего, – сказал Франк, взглянув на лежащего на земле связанного Мануэля, – надо выпытать у него все, что только возможно.

– Предоставьте уж это мне, – усмехнулся Вальтер.

И, приставив к груди индейца нож, охотник без особенного труда добился его признания. Зная благородство этих людей, Мануэль объяснил причину, заставившую его поступить так гнусно. Он пошел еще дальше, выставив негодяем Урагу. Но он не мог ответить на вопрос, который больше всего интересовал Франка и Вальтера: что Урага предполагал сделать с пленниками? Индеец только слышал, что не предполагалось везти в Альбукерке ни дона Валериана, ни доктора. Но про женщин он решительно ничего не знал, хоть слышал, что Урага что-то говорил Роблесу и сеньорите.

XXXIX. Аквилон

Тем временем отряд улан продолжал свой путь. Подозвав к себе адъютанта, Урага сказал:

– Мануэль узнал от своего товарища слуги, что наши американские друзья отправились в Дель-Норте. Разве неудивительно будет, если мы встретимся с ними там? Но я ручаюсь, что ни тот, ни другой не выедут живыми из Новой Мексики.

– А что вы предполагаете сделать с нашими мексиканскими друзьями?

– Когда придет время, я вам скажу. Во всяком случае, смерть Миранды неизбежна. А теперь поговорим о чем-нибудь более интересном. Скажите-ка, как вам нравится моя очаровательница?

– Донья Адель?

– Ну конечно. Кто же еще способен очаровать меня?

– Без сомнения, она самая красивая пленница, какую мне случалось когда-либо видеть.

– Пленница! – прошептал Урага. – Я бы хотел, чтобы она была ею в другом смысле.

– Что такое, Фернандес? – спросил он подъехавшего к нему старика-солдата.

– Господин полковник, вы приказали готовиться к выступлению, но вы видите это облако? – обратился к Ураге солдат, показывая на небо.

– Облако? Я не вижу никакого облака. Не имеете же вы в виду это небольшое пятнышко на горизонте?

– Именно его, господин полковник. Сейчас оно небольшое, но минут через десять заволочет все небо и нас вместе с ним, и разразится страшная буря.

– Почему вы так думаете? Это что, аквилон?

– Без всякого сомнения. Я часто его видел, слишком часто. Поверьте моему опыту, полковник.

– В таком случае нам лучше остаться здесь, – сказал Урага. – Прикажите немедленно разбить палатки.

Скоро предсказание старого солдата оправдалось. Солнце, до сих пор сиявшее на ясном небе, скрылось под темно-свинцовой, закрывшей все небо тучей, и тьма ночи внезапно окутала бесплодную равнину. Невыносимо жаркий воздух стал очень холодным и температура с сорока градусов опустилась до нуля.

Но не ночь принесла эту беспросветную тьму и не ветер – холод. Это был аквилон – атмосферное явление, обычное для техасского плоскогорья, внушающее панический страх путешественникам.

XL. Старые знакомые

Узнав у Мануэля все, что можно, друзья решали, что с ним делать, как вдруг услышали ржанье лошадей.

– Неужели Урага возвращается на ранчо? – спрашивали они друг друга, бледные от волнения.

Вбежав в дом, они закрыли наскоро двери, забаррикадировали их, чем смогли, и встали с ружьями в руках у двух окон. Время шло, но никто не показывался. Наконец, друзья услышали топот лошадей и увидели направлявшихся к ранчо двух всадников. Но это не были уланы. Увидев дом и лежащего на земле связанного человека, всадники, похоже, удивились, но тем не менее продолжали двигаться к ранчо. За первыми двумя показались еще двое, и еще, и еще, пока их в общем не набралось до пятидесяти человек.

Прежде чем всадники достигли дома, Вальтер распахнул дверь и выбежал им навстречу, крича от радости. Его возгласы громким эхом перекатывались до самых отдаленных мест долины.

– Техасские ранджеры, – кричал он, – вы явились как нельзя более кстати! Благодарение Богу!

Нечего и говорить, что Вальтер не ошибся, и всадники действительно оказались ранджерами. Привел их сюда Барбато.

– Неужели это не сон? – повторял Вальтер. – Смотрите, Франк, вот мой бывший начальник, капитан Гайн, а это мой старый товарищ, Кулли!

– Мы ведь шли хоронить вас, – сказал Кулли.

– Нет, старый гусь, – со смехом ответил ему Вальтер, – мне еще рано умирать!

Кулли слез с лошади и, крепко обнимая Вальтера, передал ему ружье.

– Я ничего не понимаю, – удивился старый охотник, – откуда у вас мое ружье? Расскажите, в чем дело. – И Кулли рассказал о сражении с краснокожими под предводительством Лизарда и повторил все, о чем поведал Барбато.

– А теперь вы расскажите нам о своих приключениях, Вальтер.

Как ни кратко было изложение Кулли, Вальтер ухитрился сделать свой рассказ еще короче, несколько распространяясь лишь о Франке, которого он рекомендовал как своего лучшего друга.

Прибытие ранджеров именно в это время было странной и счастливой случайностью. Появись они на несколько минут позже, и ранчо оказалось бы пустым, так как наши друзья решили его покинуть, взяв с собой Мануэля.

Когда друзья обо всем переговорили, было решено на следующее утро отправиться вслед за отрядом Ураги. Нечего и говорить о радости, охватившей Франка и его друга.

– Но зачем же терять нам время? – спросил Гамерсли. – Не лучше ли выступить, пока отряд улан не успел уйти слишком далеко?

– Но представьте себе, что произойдет, если они увидят нас раньше, чем мы подойдем совсем близко? Они просто-напросто ускачут, захватив с собой пленных. Поэтому необходимо дождаться темноты, – ответил капитан Гайн.

Франк не стал спорить, поскольку справедливость этих слов была очевидна.

XLI. Ураган

Пока ранджеры сидели за ужином, приготовленным тут же на дворе на углях костра, совершенно безоблачное голубое небо стало темно-свинцовым, как будто произошло затмение солнца.

Ранджеры сразу поняли, в чем дело:

– Аквилон, ураган!

Меньше чем через десять минут ураган был в полном разгаре. Чтоб защититься от него, людям пришлось войти в дом, лошадей же оставили на произвол судьбы. Животные приютились под деревьями, дрожа от страха, и жалобно ржали. Собаки лаяли и выли, а издали доносились голоса диких обитателей бесконечной равнины. Теснясь в этой небольшой постройке, ранджеры нетерпеливо ждали окончания урагана. Гамерсли же буквально не находил себе места от все более охватывавшего его отчаяния и страха за судьбу своей возлюбленной.

Вдруг он вскрикнул и вскочил на ноги.

– Что с вами, господин Гамерсли? – спросил капитан.

– Господа, – ответил тот с волнением, – если мы сейчас не выедем, будет слишком поздно!

С этими словами он бросился к двери мимо ранджеров, смотревших на него, как на помешанного. Но Вальтер понял Франка и, не медля ни секунды, бросился за ним, крича остальным:

– Торопитесь! Торопитесь!

Ни сверкающая молния, ни раскаты грома, ни яростный ливень, ничто не могло остановить Франка и Вальтера. Когда к ним присоединился весь отряд, охотник объяснил капитану причину их стремительного выступления.

– Наша дорога, – говорил он, – лежит вдоль русла реки и после ливня вода так поднимается, что заливает все вокруг, не оставляя никакой дороги. Поэтому, если мы сейчас же не выберемся из долины, нам придется прождать несколько дней.

– Да, друзья, – продолжал он, обращаясь к ранджерам, – нельзя терять ни секунды!

Ураган не утихал, но отряд не обращал на него внимания и быстро подвигался вперед. Дорога становилась все тяжелее, и никакие шпоры не могли заставить лошадей быстро двигаться, тем более, что начинало темнеть. Наконец, ранджеры подъехали к бешено бурлившему потоку, поднявшемуся метра на полтора и разлившемуся на большое пространство.

Лишь только Гамерсли взглянул на него, он понял весь ужас и безвыходность положения.

– Опоздали, опоздали! – с отчаянием повторял он, схватившись за голову.

Отряду ничего другого не оставалось, как вернуться на ранчо, где и ожидать, пока вода не войдет вновь в свое нормальное русло…

Два дня ранджеры просидели дома, по нескольку раз в день отправляясь на исследование дороги. Наконец вода убыла настолько, что храбрецы решились пуститься в путь.

Вначале приходилось ехать прямо наугад, так как дорога была занесена. Несмотря на всевозможные препятствия, всадники довольно быстро добрались до рощи, хорошо известной Гамерсли и Вальтеру. Въехав в нее, ранджеры поняли, что не так давно здесь стоял лагерь. Кулли уверял, что не прошло и дня после его ухода.

Всего один день! Какое это было бы счастье! Значит, они могут надеяться нагнать отряд Ураги, тем более, что путешествуя с пленными, он, вероятно, продвигается очень медленно.

На следующее утро ранджеры подъехали к перекрестку двух дорог. Одна из них вела на север, вдоль реки, другая – на запад, в горы. На дорогах ясно отпечатались копыта лошадей. Очевидно, Урага разделил свой отряд на две части: одна часть, человек сорок, направилась в Альбукерке, а меньшая, человек десять – в Санта-Фе.

Не зная, по какой дороге ехать, техасцы в нерешительности остановились. Кулли и Вальтер слезли с лошадей и, склонившись к земле, сосредоточенно разглядывали следы лошадиных копыт. Вдруг Вальтер радостно воскликнул:

– Гамерсли, нет сомнения, что Урага с пленными отправился по направлению в Санта-Фе. Посмотрите, как ясно видны следы Лолиты, а рядом с ними – мула, на котором ехала Кончита. Братцы, медлить более нельзя, едемте!

XLII. Лагерь

В долине на одном из притоков величайшей реки Мексики – Рио-Гранде, среди роскошной растительности расположился лагерем отряд Ураги. Возле одной из палаток стояли часовые; несколько дальше солдаты, расположившись у костра, готовили себе пищу. Шагах в пятидесяти от них лежали связанные Миранда и доктор.

Разделив свой отряд, Урага основную его часть направил в Альбукерке, а сам с адъютантом, пленными и десятком солдат возвращался на север. Дойдя до этой прелестной долинки, окруженной полями и рощами, он решил в ней отдохнуть. Долина была расположена у самой опушки леса, покрытого густой, зеленой листвой; невдалеке пробегал серебряной лентой журчащий ручей. Нельзя было и вообразить более живописного, более привлекательного местечка! Но, конечно, не эта причина заставила Урагу здесь остановиться; у него были совершенно иные побуждения.

– Адъютант, – обратился лежащий на раскинутой на траве шкуре Урага к Роблесу, сидевшему рядом на складном стуле, – вы приказали выставить сторожевой пост?

– Да, полковник. Но кого, собственно, вы опасаетесь?

– Я пока не могу ответить.

Урага задумался, рассматривая клубы дыма своей сигары.

– А сколько времени вы предполагаете пробыть здесь, полковник?

– Это зависит от многих причин. В любом случае пленных мы с собою возьмем.

– Вы решили их освободить?

– Конечно, нет, они должны умереть! Я не говорю, само собой разумеется, о женщинах, тем более об Адели! Какой же муж может желать смерти своей жены… до медового месяца? Адель должна быть моей и будет!

– Но, полковник, для этого вовсе не нужно убивать ее брата. Попытайтесь добиться у Миранды согласия на этот брак, и он, зная, что его жизнь в ваших руках, конечно, согласится.

– Здесь он согласится, – возразил Урага, – но мы едем в Санта-Фе, и там…

– Но вы забываете, что можете обвенчаться и по дороге, в первой же попавшейся церкви.

Урага закурил новую сигару, думая о совете Роблеса.

– А если он мне откажет? – спросил он.

– Тогда вы сделаете то, что хотели.

– Я попробую воспользоваться вашим советом, – промолвил Урага.

XLIII. Тяжелые испытания брата

– Эй, – крикнул Урага солдату, очевидно, сержанту, – подойди сюда!

Солдат, приложив руку к козырьку, подбежал к своему начальнику.

– Прикажи готовиться к выступлению. Поезжайте к реке и посмотрите, где удобнее ее перейти. Возьми с собой всех людей, кроме Гальвеса, который следит за пленниками.

Скоро отряд двинулся, а Урага позвал Гальвеса и дал ему какие-то приказания.

Через несколько мгновений часовой вернулся к своим пленным, развязал ноги доктору, приказал ему встать и отвел в сторону. После того к лежащему Миранде приблизился Урага.

– Сеньор Миранда, – начал он, – я приказал увести вашего товарища, чтобы остаться с вами наедине. Мне надо сказать вам нечто очень серьезное. Знаете ли вы, что жизнь ваша в моих руках? Если я сейчас приставлю пистолет к вашей голове и размозжу ее, то меня за это не привлекут к ответственности. Кроме того, я могу предать вас суду, которым вы будете приговорены к смерти за измену правительству.

– Я все это знаю, – ответил Миранда, – и знаю, что теперешнее правительство не признает ни справедливости, ни закона.

– Да, это так! Вот поэтому я и надеюсь, что вы согласитесь на предложение, которое я хочу вам сделать. Отдайте мне свою сестру и я сохраню вам жизнь.

От негодования Миранда не смог произнести ни слова.

– Быть может, вы не поняли меня, дон Валериан Миранда? – продолжал его мучитель. – Ведь я прошу вашу сестру в жены и, если только вы не будете противодействовать, она согласится, чтобы спасти вашу жизнь.

Миранда продолжал молчать, что окончательно вывело Урагу из себя.

– Если вы откажетесь, то не увидите завтрашнего солнца. Отвечайте мне сию же минуту: да или нет?

– Нет! – почти прокричал Миранда. – Мучайте меня, пытайте, мне это будет легче перенести, чем видеть вас мужем моей сестры! Вам не удастся уговорить ни меня, ни мою благородную Адель. Она предпочтет умереть вместе со мной!

– Ха-ха-ха! – расхохотался Урага, но в его смехе звучало отчаяние. – Мы еще посмотрим! Женщины не так глупы и ваша сестра лучше оценит честь, которую я ей хочу оказать. Для своего же спасения пожелайте мне удачи!

XLIV. Тяжелые испытания сестры

Раздраженный отказом брата, Урага решил во чтобы то ни стало сейчас же добиться ответа сестры.

Без всяких церемоний он вошел в палатку Адели и тоном, не допускающим возражений, приказал Кончите выйти. Адель обернула к нему свое похудевшее, измученное лицо.

– Дон Урага, – сказала она, – объясните мне, пожалуйста, для чего вам надо было остаться со мной наедине?

– Прошу вас, сеньорита, не говорить со мной таким тоном. Я пришел к вам как друг, хотя некоторое время и действовал, как враг. Но в свое оправдание могу сказать, что я исполнял лишь приказания начальства.

– Сеньор, вы уже не раз оправдывались этим, – недоверчиво промолвила Адель. – Я думаю, вы явились сюда для чего-то другого.

– Вы угадали. Но я не могу решиться сказать, боясь расстроить вас.

– После того что произошло, мне странно, что вы думаете об этом. – Адель старалась выглядеть спокойно, но внутри трепетала от страха.

– Донья Адель, мой долг заставил меня арестовать вашего брата, а теперь я должен привести в исполнение приговор местных военных властей и подвергнуть его казни, – проговорил Урага.

– Матерь Божья! – воскликнула девушка, бледнея, и с ужасом посмотрела ему в лицо. – Неужели это правда?

– Да.

– Полковник Урага, вы не исполните этого жестокого приговора. Ведь это было бы просто убийством! Вы не загрязните свою душу подобным преступлением.

– Я должен повиноваться, донья Адель.

– Бедный мой брат! Пощадите его! Разве вы не можете спасти его?

– Могу.

– И спасете?

– Спасу…

Страстность, с которой Урага произнес это, вызвала в душе Адели чувство благодарности и она уже сделала движение, чтобы схватить его руку, как вдруг поняла по выражению его лица, что он еще не дал обещания, еще не договорил начатой фразы. И действительно, Урага добавил:

– Но при одном условии…

Радость Адели исчезла: она слишком хорошо знала Урагу, чтобы не сомневаться, что условия будут не легки.

– Какое же это условие?..

– Ваше согласие стать моей женой. Это все, о чем я прошу вас, – продолжал полковник все более страстно. – Я люблю вас всей силой моей души, люблю вас долгие годы. Ах, сеньорита, вы еще были девочкой, когда я, юноша, сын простого земледельца, уже любил вас, еле смея поднять на вас глаза! Но теперь ситуация изменилась. Я обладаю большим состоянием и высоким положением. И это дает мне право выбрать жену среди аристократических семей Мексики, даже вас, сеньорита, у ног которой я склоняюсь! – С этими словами Урага опустился перед ней на колени, ожидая ответа.

– Донья Адель, – продолжал он молящим голосом, – я все сделаю для вашего счастья, все, что в силах мужа! Вспомните о вашем брате! Ведь я рискую жизнью для его спасения. Только что я говорил с ним, и он согласился, чтобы вы стали моей.

– Это правда? – с недоверием спросила она. – Я не верю и не поверю, пока не услышу этих слов из уст брата.

И Адель быстро промелькнула мимо коленопреклоненного Ураги и, прежде чем он успел протянуть руку и удержать ее, выбежала из палатки. Когда полковник настиг ее, Адель уже стояла на коленях возле лежащего брата и обнимала его.

– Дон Валериан, – обратился к пленнику взбешенный Урага, – я требую, чтобы ваша сестра передала вам содержание нашего разговора. Иначе я сам это сделаю.

– Моя сестра сообщила мне обо всем, об этой лжи, которую вы придумали, чтобы убедить ее.

– Довольно, сеньор. Я поступил честно, открыв всю правду. Я люблю донью Адель очень давно, это вам известно. И о чем же я прошу? Чтобы она стала моей женой! И когда вы станете моим шурином, то для меня будет радостью и долгом поддерживать вас во всем.

– Этому никогда не бывать, – твердо произнес Миранда.

– Вы так же думаете, сеньорита? – спросил Урага, не спуская глаз с Адели.

Предполагая, что, если она откажет, брата сейчас же казнят, девушка не решалась произнести роковое нет.

Дон Валериан понимал, что происходит в душе сестры, и еще раз произнес:

– Дорогая, не бойся за меня. Я тысячу раз предпочитаю умереть, чем видеть тебя женой этого негодяя.

– Безумец! – прошипел Урага. – Ну, если так, умирай! А после твоей смерти она станет моей любовницей!

Рванувшись от негодования всем своим все еще крепким телом, Миранда разорвал связывавшие его веревки, вскочил на ноги и прежде, чем Урага успел опомниться, выхватил у него саблю. И только когда он уже замахнулся, Урага отскочил от него. Миранда бросился за ним, но почти сейчас же был окружен солдатами во главе с Роблесом.

Безумная мысль мелькнула в голове Миранды.

– Адель, – обратился он молящим тоном к сестре, обнимавшей его, чтобы защитить от солдат, – милая сестра, умрем вместе!..

Адель, увидев саблю в его руке, не могла не понять смысла его слов.

– Да, Валериан, умрем! Матерь Божья, прими наши души! – прошептала она.

Сабля была уже занесена над головой девушки… Еще мгновение, и она была бы убита, а вслед за ней Миранда убил бы себя. Но любящая и преданная Кончита с отчаянным криком подбежала к ним и удержала руку полковника.

Солдаты сейчас же схватили его, обезоружили и вновь связали, а Адель отвели в палатку, приставив к ней усиленную стражу.

XLV. Перехваченная депеша

Пока в лагере Ураги происходили описанные события, ранджеры торопились до него добраться, охваченные нетерпением скорее расправиться с полковником и освободить его пленных. Но несмотря на спешку, они вынуждены были остановиться при виде распростертого на земле человека. Охотники слезли с коней и подошли к нему. На мертвеце не было никаких признаков насилия, по всей вероятности, его вместе с мулом захватил поток во время недавнего урагана. Осмотрев его одежду, ранджеры нашли в кармане запечатанное письмо на имя Барбато. Так как оно было написано по-испански, никто кроме Франка не мог его прочесть. Вот что оно гласило:

«Сеньор Барбато, как только вы получите это извещение, сразу свяжитесь со своим вождем Лизардом. Скажите ему, чтобы он встретил меня на том самом месте, где мы были с ним в прошлый раз. Достаточно взять двадцать – тридцать человек. Я приеду с небольшим отрядом солдат, несколькими женщинами и двумя пленниками. О женщинах не заботьтесь: ваше дело мужчины. Нападите на лагерь, как только увидите его. Вы не встретите никакого сопротивления, так как кроме двух связанных пленников в лагере никого не будет. Объясните вождю, что они сразу должны быть убиты, и сами присмотрите за этим, чтобы не вышло недоразумения. А я со своей стороны постараюсь возможно лучше вознаградить вас».

Когда ранджеры узнали содержание этого письма, их негодование достигло высшего предела. Хоть в нем не упоминались имена намеченных жертв, они не могли не понять, о ком шла речь. Ранджеры не могли дождаться минуты расправы с Урагой. Они точно так же ни минуты не сомневались, что Барбато, которому было адресовано письмо, и мексиканец, который вел их отряд, – одно лицо. Ранджеры даже не дали ему времени что-либо сказать в свое оправдание и повесили его на ближайшем дереве.

XLVI. Жестокий план

Расстроенный, опечаленный и взбешенный Урага вернулся в свою палатку, позвал Роблеса и вылил на него всю злобу за его неудачный совет. В конце он сказал:

– Ну, а теперь я раскрою вам свой план, на который намекал, когда вы мне так неудачно дали свой совет. Прежде чем приехать сюда, я многое подготовил. Помните, я сказал, что не возьму с собой в обратный путь пленников, а прикончу их здесь? Для этой цели я обратился к Лизарду, вождю тенавов, но таким образом, что он не будет иметь от меня лично никаких приказаний.

И Урага рассказал своему адъютанту все то, что читателю известно из его письма к Барбато.

– Теперь, господин адъютант, я надеюсь, вы поняли меня?

– Совершенно! Однако, вы ловко устроились!

– Именно ловко! – с отвратительной гримасой подтвердил Урага.

XLVII. Неудача

Вернувшись к своему первоначальному жестокому плану, Урага нетерпеливо дожидался его осуществления.

Выйдя из палатки, он направился к месту расположения ночного дозора. Он подошел к подзорной трубе и стал смотреть в нее. Через какое-то время он вдруг увидел всадника на муле. Присмотревшись, он узнал в нем Хосе – одного из своих гонцов, посланных с письмом к Барбато.

– Что это значит? – прошептал Урага. – Почему Хосе возвращается один, и где же Педрильо?

В это время всадник подъехал.

– Где Педрильо? – спросил озабоченно Урага.

– Утонул, – ответил Хосе. – Его унесло водой во время урагана. Бедный Педрильо!

Урага задумался. Так хорошо затеянный план, очевидно, рухнул.

– Но вы доехали до места расположения тенавов?

– Да, господин полковник, но Педрильо не смог передать письмо ни Лизарду, ни Барбато, так как они оба убиты. Племя тенавов постигло огромное несчастье. Белые перебили их воинов. Все племя в горе и трауре; женщины выкрасили себя черной краской и остригли волосы. Спасшиеся воины рыдают и не выходят из своих жилищ.

– Но письмо им Педрильо передал?

– Да, но они не смогли прочесть его, так что он рассказал его содержание. Но индейцы отказались исполнить ваше приказание. Они слишком напуганы, ждут нового нападения и собираются бежать.

Не дослушав последних слов Хосе, Урага торопливо направился к лагерю. Его план рухнул, надо было изобрести другой.

XLVIII. Военный суд

В первый момент охватившего его отчаяния и разочарования Урага хотел сорвать свою злобу на Миранде, убить его. Но потом он передумал и приказал послать к себе адъютанта.

– Садитесь, товарищ, – сказал он входившему Роблесу, – мы с вами должны изобразить военный суд. Мой план, о котором я вам говорил, провалился, и я должен прибегнуть к иному способу для достижения моей цели. Надеюсь, вы мне не будете противоречить и во всем со мной согласитесь?

– Само собой разумеется, господин полковник.

– Итак, объявляю заседание суда законченным и выношу приговор изменникам правительства. Мы единогласно приговорили их к смертной казни. Теперь лишь остается привести приговор в исполнение. Позовите сержанта.

– Сержант, – сказал Урага вошедшему улану, – вам предстоит очень важное дело. По имеющимся у нас данным, мы, лейтенант Роблес и я, судили полковника Миранду и доктора Просперо как изменников и приговорили к смерти обоих. Прикажите солдатам зарядить карабины и быть готовыми к исполнению приговора. Чтобы все было готово через десять минут! Ну, а я буду, – обратился он к адъютанту, – зрителем этой хорошенькой комедии!

И, рассмеявшись своей отвратительной шутке, негодяй вышел из палатки.

XLIX. Перст Божий

Красные лучи заходящего солнца осветили гребни Кордильер. Как багряные потоки крови, льются они между выступами скал, окаймляющих долину Аламо, где раскинут лагерь отряда Ураги.

В лагере идут деятельные приготовления к гнусной комедии исполнения судебного приговора.

Обе палатки по-прежнему стоят на небольшом расстоянии одна от другой. Возле той, где находится Адель, стоит часовой, полотняная дверь плотно завязана.

В выражении и позе солдат, стоящих поодаль, заметно какое-то тревожное ожидание. Они совершенно тихи и безмолвны, но достаточно нескольких слов, чтобы вызвать среди них смятение. Солдаты знали, что готовится военная экзекуция или, вернее говоря, убийство.

Жертвы этой экзекуции привязаны спинами к стволам деревьев. Не к чему называть их имена. Читатель, без сомнения, знает, кто они.

Перед ними на расстоянии не более десяти шагов расположены в ряд десять человек улан; сзади них Урага и его адъютант. Полковник должен сам подать команду, и на лице его играет злорадная ликующая улыбка. Сверху над утесом кружится стая воронов. Наступила мертвая тишина, такое затишье, какое бывает лишь перед первым ударом грома. Птицы в небе, люди и лошади на земле – все одинаково затихли.

Через какое-то мгновение солдаты по приказанию начальства расстреляют двух себе подобных, причем каждому из них известно, что жертвы невинны, что их заставляют совершить убийство. И между тем ни у одного из солдат не дрогнет рука, ни у кого не шевельнется в сердце доброе, человеческое чувство. Они приучены к слепому повиновению.

– Готовься! – скомандовал Урага.

Карабинеры поднялись.

– Целься!

Солдаты ждут, держа пальцы на курках, одного слова: пли!

Это слово уже давно жжет губы Ураги, но прежде, чем он успел его произнести, раздался залп, разнесшийся громким эхом по долине, и все пространство вокруг пленных заволокло дымом.

Эхо еще не затихло, а Урага уже видит, что весь ряд улан, как подкошенные колосья, лежит на земле.

При виде падающих солдат Урага окаменел от ужаса. Вначале ему показалось, что разразилась страшная гроза и молния убила его улан. Но нет, это была не гроза. До полковника доносились почти беспрерывные выстрелы, и вот они все ближе и вместе с ними десятки голосов, топот лошадей… Прежде чем он успел опомниться, раньше, чем успел броситься бежать, его окружили ранджеры, и он увидел перед собой своего самого страшного врага – Франка Гамерсли! Еще мгновение, и Урага был связан, так же как и Роблес.

Покончив с врагами, Франк и Вальтер бросились к палаткам. Они поняли, что Адель и Кончита находятся в той палатке, где стоит часовой. Перерезав веревки у двери, друзья сразу увидели девушек. Одна из них очутилась на груди Франка, другая – в объятиях Вальтера. Во время этой трогательной и радостной сцены сзади подходили два человека, чудом спасшиеся от смерти. Нечего и говорить, что это были полковник Миранда и доктор Просперо. Увидев Валериана, Адель вскрикнула и, вырвавшись из объятий жениха, кинулась к брату, с которым еще так недавно была готова разделить смерть, чтобы избежать грозившего ей позора. Гамерсли горячо обнимался с доктором.

L. Преобразившийся лагерь

Снова солнце взошло над равниной Льяно-Эстокадо и своими лучами позолотило темные базальтовые скалы, окружающие долину Аламо.

На выступах утеса, над местом, выбранным Урагой для лагеря, приютилась целая стая черных воронов, почуявших добычу.

Время от времени их зловещее карканье нарушает безмолвие еще спящего лагеря.

Постепенно лагерь просыпается. Вот несколько ранджеров повели на водопой лошадей и мулов, другие, во главе с Вальтером, о чем-то оживленно беседуют. Как ни важна их беседа, они не ждут ни Франка, ни полковника Миранду, так как знают, что оба все время проводят в палатке с сестрой и невестой. С ними неотлучно сидят также доктор Просперо и Кончита.

– Братцы, – спрашивает Вальтер у ранджеров, – что же мы будем делать с Урагой и его сообщником Роблесом: повесим их или расстреляем?

– Конечно, повесим! Собакам – собачья смерть!

– Их бы сперва скальпировать, снять с них кожу, а потом четвертовать, – раздались голоса.

– Да, это было бы не лишним за все их злодеяния, – добавляли другие.

– Вспомните, друзья, что мы ранджеры, – возразил Вальтер. – Зачем мы будем следовать примеру тех негодяев, которых мы хотим наказать? Итак, вы голосуете за виселицу?

– Да! Да!

– Хорошо. Но где же мы их повесим?

– На тех самых деревьях, возле которых они хотели расстрелять полковника Миранду и доктора.

– А кто же их вздернет? – спросил капитан Гайн. – Я знаю, братцы, что это не особенно почетная обязанность, но все же думаю, что среди вас найдутся желающие.

– Я согласен! Я согласен! – раздались голоса.

Ранджеры без малейших угрызений совести соглашались выполнить эту неприятную обязанность. Все то, что им было известно о преступной деятельности Ураги и Роблеса, было так возмутительно и бесчеловечно, что они не испытывали к ним ни малейшей жалости. Напротив, ранджеры считали своей священной обязанностью принять участие в исполнении казни этих извергов.

Капитан Гайн, видя, что исполнителей казни найти нетрудно, присмотрев за всеми приготовлениями, ушел, поручив наблюдение за самим исполнением приговора Вальтеру.

– Приведите преступников! – крикнул старый охотник.

Несколько ранджеров отправились за ними. В своих когда-то блестящих, а теперь порванных и грязных мундирах, забрызганных кровью, Урага и Роблес лежали связанные под деревом и представляли печальное зрелище. Они казались ранеными волками, попавшими в капкан, но совершенно разными. Роблес казался равнодушным и в то же время непокорным, а Урага – придавленным и дрожащим от страха.

Некоторое время оба стояли молча, не прося пощады, очевидно, понимая, что о ней нечего и молить. Действительно, на лицах окружающих их людей так ясно было начертано слово «смерть»!

Все было готово и ранджеры ждали лишь последней команды Вальтера.

Наступила глубокая тишина Казалось, было слышно биение сердец осужденных. И вдруг это безмолвие прорезал вопль, сорвавшийся с уст Ураги.

В последнюю минуту его трусливое сердце не выдержало и он стал молить о пощаде того, кому причинил столько зла и муки – полковника Миранду.

Услышав свое имя, дон Валериан выскочил из палатки, за ним сестра, Гамерсли и доктор. Все остановились при виде ужасного зрелища. Если бы они и хотели спасти Урагу, то было уже поздно. Раздались слова Вальтера:

– Смерть негодяям! – и прежде чем можно было произнести хоть слово, оба осужденных висели между небом и землей.

LI. Мирная картина

Наша драма закончилась последней кровавой сценой. Слишком много крови, – так, быть может, скажут читатели. Но писатель не может являться ответственным за это – он писал одну правду. Тот, кто сомневается в его правдивости и готов упрекать его в излишней фантазии, пусть возьмет Техасские газеты того времени и прочтет их. Тогда, быть может, он поверит.

Теперь нам остается сказать лишь несколько слов. Полковник Миранда, Адель, Гамерсли и доктор Просперо в сопровождении Вальтера и Кулли вернулись в Соединенные Штаты.

Вскоре после прибытия на место произошло бракосочетание Адели Миранды с Гамерсли и Вальтера с Кончитой.

Но кто же эта молодая и красивая девушка, на которую такими влюбленными глазами смотрит дон Валериан? Это сестра Гамерсли, только что обручившаяся с Мирандой.

Так же быстро, как когда-то в бесплодной равнине Льяно-Эстокадо, загорелись взаимной любовью сердца Адели и Франка, полюбили друг друга Валериан и красавица сестра Гамерсли, с которой он познакомился по приезде в штат Кентукки.

Перенесемся в Новую Мексику, в оазис огромной бесплодной равнины Северной Америки, в оазис, расположенный так близко от Альбукерке и так бесконечно далеко от всякой цивилизованной страны.

На веранде красивого дома сидит с сигарой в зубах его счастливый и спокойный владелец – полковник Миранда. Рядом с ним его красавица жена и Адель. Поместье Адели и ее мужа Гамерсли находится очень далеко отсюда, но они оба гостят у полковника Миранды.

Здесь же при имении дона Валериана устроились и Вальтер с Кончитой. Не к чему прибавлять, что доктор Просперо не расстался со своими друзьями, с которыми он вынес столько горя, и радость и счастье которых теперь разделяет.

С веранды видны двадцать белых фургонов, составляющих караван Гамерсли. Погонщики беззаботно расположились отдохнуть, потому что теперь настало время, когда нечего опасаться вражеского нападения.

Война очистила страну, и взвившийся над ней новый флаг является символом законности и справедливости.