Приключения Ганса Стерка

– Если! – говорил себе Ганс. – Теперь решительно все зависит от доброго Бернарда.

Несмотря на то, что все четверо готовились к обороне, день тянулся бесконечно медленно. Катерина набивала патроны, ее сестра поддерживала бамбуковые трости в то время, как Ганс прилаживал к ним наконечники от дротиков. Виктор был свободен и мог заняться усовершенствованием укрепления.

– Делать, кажется, больше нечего, – сказал Ганс. – Можно теперь и поспать часа два. Не думаю, чтобы матабили напали на нас до рассвета, поэтому пусть теперь покараулят Катерина и ее сестра. Им можно довериться, – а мы немного отдохнем и освежимся.

После заката Катерина разбудила Виктора.

– Днем я могу положиться на свои глаза, – сказала она, – но ночью я не поручусь за себя. Враги могут перехитрить меня.

– Правда, – сказал Виктор. – Ложитесь спать, а я не дам врагам подойти внезапно. С тех пор, как солнце зашло, не было слышно каких-нибудь особенных звуков?

– Очень много, – отвечала она. – Кругом рыщут львы и гиены; они унюхали мертвые тела. Я слышала, как внизу дрались какие-то животные.

Прошла уже добрая половина ночи, когда Ганс вышел из пещеры и сменил Виктора.

– Если я услышу хотя какой-нибудь звук, намекающий на присутствие врагов, я позову тебя, – сказал он. – Вполне возможно, что на рассвете они сделают нападение. Спи пока.

После ночного мрака наступили предрассветные сумерки. Гансу вдруг почудилось, что у самой скалы, в двух шагах от него, что-то зашевелилось. Это было так неожиданно, что он подумал, что это всколыхнулась трава от ветра. Но он был достаточно опытным и сообразительным охотником и отлично знал, что часто такие случайные указания бывают очень ценны. Крепко держа ружье, он притаился в тени скалы; немного спустя он увидал голову, медленно появившуюся перед ним. За ней показалась и вся фигура человека, пытавшегося подтянуться на руках, чтобы попасть на площадку. Неприятель был уверен, что его не заметили. Ганс в одно мгновение схватил бамбуковое копье и с такой быстротой кинулся на матабиля, что тот, хотя и успел заметить его, не мог ни взобраться на скалу, ни спрыгнуть с нее с такой скоростью, чтобы избежать удара. С пронзенною копьем грудью он упал на следовавшего за ним дикаря, и оба скатились на дно оврага. Из сотни уст вылетели крики проклятия. Этот шум разбудил Виктора и молодых девушек, которым Ганс не успел сообщить о появлении врагов.

Матабили узнали от лазутчика, раненного в первой схватке и поджидавшего в кустах возвращения товарищей, о существовании узенького перешейка, ведущего в крепость белых. Предводитель разделил свое войско на три части; одна из них полезла на скалу, откуда был только что сбит лазутчик, другая отправилась к перерытому кряжу, третьей же он приказал найти какой-нибудь доступ к скале.

Пока одна часть отряда пыталась взобраться на скалу, другая подошла к забору, за которым находилась насыпь и скала. Три раза дикари пытались поднять на плечах кого-нибудь из своих товарищей над краем скалы, но каждый раз поднятый падал, убитый наконечником их же дротика. Когда было убито десять человек, вождь, надеясь придумать для нападения какой-нибудь новый маневр, приказал отступить. Больше часа матабили и не думали возобновлять попытки завладеть крепостью, но потом с криками и шумом опять пошли на приступ. Ганс и Виктор стали за бруствером, чтобы встретить их надлежащим образом. Они всецело были заняты тем, что происходило внизу. В это время над ними раздался легкий шум. Оба взглянули вверх и сразу поняли, что придумали неприятели: третий отряд матабилей окольными путями забрался на верх горы и оттуда перебрался на скалы, нависшие над площадкой. Дикари расшатали несколько камней и хотели бросить их сверху на голландцев, когда они, услышав шум, подняли головы и заметили опасность.

Ганс, увидав, что матабили хотят задавить их, приказал Виктору отбежать к подошве скал.

– Здесь им не удастся достать нас, – сказал он. – Придется все же выпустить несколько пуль, иначе они закидают нас камнями. Но мы дадим им хороший урок. Добежим до края, а потом назад; они бросят камни и не попадут в нас. Тогда, прежде чем они успеют приготовить другие камни, мы их перебьем. Готов?

– Да! – ответил Виктор, и оба выбежали на открытое место, постояв секунду, они бросились назад. Друзья успели все сделать вовремя, так как два огромных обломка скалы упали вниз.

– Возьми ружье, – шепнул Ганс. – Живо! Я прикончу того, что на солнце, а ты займись тем, что в тени.

Сверху и снизу раздалось насмешливое гоготание, когда белые вскинули ружья. Никто из матабилей даже не посторонился. «У них нет пороха!» – кричали они. Охотники не реагировали на эти крики. Они прицелились, и два выстрела почти одновременно, гулко прокатились по скалам.

Один из дикарей упал сразу; другой, раскачивавший камень, стоя на коленях, поднялся, судорожно подпрыгнул и, перекувырнувшись в воздухе, ударился о выступ скалы, затем с шумом провалился через ветви кустов и деревьев и, наконец, изуродованный упал к товарищам.

Двойной выстрел охотников произвел на дикарей ошеломляющее впечатление. Те из них, кто пытался влезть на скалу, поспешно кинулись назад и спрятались в кусты. Им стало ясно, что пред ними отчаянные люди и отличные стрелки.

На скале стояли еще двое дикарей: оба бросились бежать. Один из них поскользнулся, упал с крутого склона скалы и разбился о дно пропасти. Другому удалось спастись.

– Не думаю, чтобы они рискнули еще раз атаковать, – сказал Ганс. – Интересно, что они придумают теперь?

В течение двух часов матабили молчали; ни одним звуком они не выдавали своего присутствия.

– Сейчас они придумают что-нибудь новое, – сказал, наконец, Виктор. – Видишь, они опять идут! Кто это с ними? Два пленных бушмена! Вот теперь настоящая опасность; знаешь, что они придумали?

– Мерзавцы! Они объявили бушменам, что убьют их, если те не будут стрелять в нас своими ядовитыми стрелами. Теперь вопрос идет о жизни; нужно смотреть внимательно и не давать промаху. Виктор, ложись! Спрячься!

Товарищи прилегли на землю, как раз в то время, когда над ними пролетели и ударились в скалу две отравленных стрелы.

– Трудно будет добраться до них, Виктор. Негодяи прячутся за стволы деревьев; придется дождаться удобной минуты. Если мы убьем бушменов, главная опасность будет устранена; ведь никто из матабилей не умеет обращаться с их оружием.

Видя, что белые прячутся и что нет никакой возможности попасть в них, бушмены обратились к матабилям с просьбой позволить им взобраться на ближайшие скалы. Боясь, что они перейдут на сторону врагов, как только они отойдут на значительное расстояние, матабили не разрешили им сделать это. Они приказали улучить минуту, когда из-за бруствера покажется рука белого, и тогда пустить в нее стрелу.

Итак, и те, и другие ждали случая, чтобы устроить нападение. Голландцам приходилось постоянно менять положение, чтобы бушмены не могли прицелиться не только в кого-нибудь из них, но даже в соседнюю скалу. Бушмены же перебегали от дерева к дереву, прятались за стволы и старались увидеть хоть какую-нибудь часть тела неприятелей.

– Постараюсь применить к делу их же оружие, – сказал Ганс, взяв с земли найденные вчера стрелы и лук. – За тем стволом спрятался один из бушменов; попробую задеть его.

– Не выставляй руки, – сказал Виктор. – Достаточно одной царапины от такой стрелы, чтобы умереть.

– Буду осторожен, – ответил Ганс, прилаживая стрелу к луку. Он лег за скалами на землю, натянул тетиву и спустил маленькую стрелу. Стрела упала возле дерева, за которым спрятался бушмен. Увидав ее, бушмен решил завладеть драгоценной стрелою и, забыв предосторожность, выбежал из-за дерева. В один миг стрела, лежавшая в траве, очутилась в его руках. Этого только и ожидал Ганс; наклонив ружье, он прицелился. Пуля ударилась в плечо бушмену, прошла через руку и сделала его неспособным к стрельбе.

– Ганс, Ганс, – раздался голос Катерины. – Взгляни! сюда приближается не менее двухсот матабилей. Что нам делать?

– Ганс, ложись скорее, – закричал Виктор. – Посмотри на свою шляпу!

Ганс инстинктивно припал к земле и снял шляпу. В ней застряла ядовитая стрела.

– А вот другая ударилась позади нас о скалу. Непременно нужно покончить с этим молодцом. Он, мошенник, взобрался на дерево и оттуда легко может попасть в одного из нас. Вот ему за это!

Раздался выстрел – и вслед за ним глухой звук от падения тела бушмена, убитого наповал.

XV

Бернард расстался с друзьями там, где лев растерзал лазутчика.

Отсюда он поскакал, не щадя свою лошадь. В этот день он ехал очень долго: вплавь и вброд перебрался через реки, проезжал по степи, взбирался на горы. Свой путь он прервал только двумя непродолжительными остановками. Наконец, начало смеркаться, и ему пришлось подумать о ночлеге.

Пока было достаточно светло, чтобы различать окружающие предметы, он пустил пастись лошадь, сам же набрал много травы и набросал ее возле кустов, где собирался ночевать. Подобно всем ночным путникам, он собрал ворох хвороста и разложил его вокруг того места, которое должно было служить ему и лошади для ночлега. Это невысокое заграждение пугает в большинстве случаев диких зверей, так как они думают, что позади находится ловушка или же западня и никогда не перепрыгивают через нее, как бы легко это ни было.

Вполне понятно, что продолжительный и спокойный сон является при таких условиях совершенно невозможным. Бернарду было известно, что кругом него бродят львы, леопарды, гиены и другие хищники. Если бы кто-нибудь из них только ранил – не то что убил – его лошадь, положение его стало бы в высшей степени опасным. Поэтому он решил только немного отдохнуть. Если же случалось, что его начинало сильно клонить ко сну, он, прежде чем глаза успеют сомкнуться, пугливо вскакивал от дикого воя животного.

Едва на небе появилась заря, Бернард снова пустил пастись лошадь, а сам занялся добыванием провизии для дальнейшей дороги. Это отняло у него не очень много времени. Не успел он пройти трехсот шагов от места, где ночевал, как сквозь туман ему удалось разглядеть оленей. Зная, что через несколько минут он будет очень далеко, он выстрелил из ружья и убил оленя. Затем он отобрал наиболее вкусные части и, не медля ни минуты, вернулся к лошади, оседлал ее и поехал дальше.

После двухчасового пути он добрался до места, вполне пригодного для отдыха; травы было более чем достаточно; кроме того, несколько упавших деревьев как раз годились для разведения костра. Он этим и занялся, предварительно осмотрев окрестность и убедившись, что поблизости нет врагов, после чего принялся за приготовление еды.

Пока он занимался этим, ему почудился выстрел из ружья крупного калибра. Голос друга, кажется, был бы для него менее приятен, чем этот звук. Когда же с гор, расположенных в каких-нибудь четырех милях от него, раздалось еще два выстрела, он закричал от радости. Схватив ружье, он, не жалея пороха, дал подряд два ответных выстрела. Затем опять зарядил ружье, на этот раз уже одним порохом и, прибив его плотно шомполом, снова спустил оба курка. Через пять минут ему ответили: теперь ему стало ясно, что помощь близка; он не знал, какого рода эта помощь. Он поднялся на горку и обратил свой взгляд в ту сторону, где раздались выстрелы. По направлению к нему крупною рысью ехало человек тридцать всадников, судя по внешнему виду, голландцы.

Несколько минут спустя, Бернард стал центром общего внимания.

Среди всадников были дядя, двоюродные братья и другие родственники Катерины и Ганса. Узнав от Бернарда, в каком незавидном положении он оставил их, они единодушно воскликнули: «Идем! Идем к ним на помощь!» Но Бернард старался умерить их пыл. Он спрашивал, достаточно ли у них пороха и лошадей.

– Я бы советовал захватить с собой несколько лишних лошадей и столько патронов, сколько каждый из нас может довезти, – говорил он. – По всей вероятности, нам придется вступить в бой. Поэтому необходимо, чтобы лошадей хватило на всех.

Самые опытные из голландцев решили, что это действительно необходимо. Они решили, что большинство двинется в путь, человек же пять – шесть отправятся в лагерь, расположенный в пяти милях, захватят все нужное и догонят остальных.

Всадники, следуя указаниям Бернарда, целый день ехали очень быстро. Бернард был убежден, что им удастся выручить друзей.

Тридцать человек буров, верхом на лошадях, хорошо вооруженных, с достаточным количеством патронов, представляли собой сильное войско при сражении с дикарями, вооруженными одними только дротиками. Понятно поэтому, что он чувствовал теперь себя гораздо лучше, чем накануне в это же самое время, когда устраивался на ночлег в нескольких милях отсюда.

Не успели всадники окончательно устроить лагерь, как появились и те буры, которые ездили за порохом и лошадьми. В отряде теперь были тридцать два голландца, четыре готтентота и сорок шесть лошадей.

Бернард думал, что им удастся добраться до конечной цели путешествия к полудню следующего дня. Таким образом, вместо недели он вернется на третий день с таким подкреплением, лучше которого нельзя было придумать.

XVI

– Пусть орут! – говорил Ганс. – Пока мы еще живы, до завтрашнего утра, по меньшей мере, пятьдесят человек останется на месте!

Спустя полчаса подкрепление было уже близко. Немного спустя послышался шум; казалось, что матабили рубят деревья. Гансу и Виктору стало ясно, что против них замышляется нечто новое. Неизвестность продолжалась недолго: пять отрядов матабилей, из которых в каждом было не меньше двадцати человек, направились к скалам, неся на плечах тонкие деревья длиною в сорок футов. На деревьях были оставлены только наиболее толстые ветви; по ним, точно по лестнице, можно было взобраться вверх, приставив их предварительно к скале.

– Придется нам, Виктор, взяться за ружья! – сказал Ганс. – Будем стрелять в них по мере того, как они будут подходить; когда же они будут совсем близко, пустим в дело копья.

Для людей, защищающих свою жизнь, каждый выстрел стоил дорого. Поэтому они целились так старательно, что после четырех выстрелов матабили, в руках которых были два первые дерева, понесли значительный урон и отступили в кусты. В это время другим удалось приставить к скале деревья, и судьба Ганса и товарищей была бы решена, если бы на дерево могли взобраться одновременно три или четыре человека. Но враги не решались оставить свои дротики и щиты и, имея в распоряжении только одну свободную руку, поднимались вверх так медленно, что Ганс и Виктор успевали заряжать ружья, и самый смелый из дикарей, не успев добраться до скалы, был сброшен. Та же участь постигла второго и третьего. Среди неприятелей распространился панический ужас, когда они увидали, как быстро истребляют их доведенные до отчаяния европейцы. Они оставили свое намерение и попрятались в кусты.

– Теперь, Виктор, – сказал Ганс, – нужно оттолкнуть деревья; чтобы приготовить их снова, потребуется немало времени.

Они общими силами стали раскачивать из стороны в сторону верхушки деревьев до тех пор, пока деревья от собственной тяжести не грохнулись о землю.

В это время Ганс услышал голос Катерины. Зная, что без особой надобности она не станет отвлекать его от дела, он спросил ее:

– В чем дело, Катерина?

– Ганс, помощь близко! Я видела только что трех верховых. Они быстро мчались по этой горе и въехали в лес.

– Ты уверена, что не ошиблась? От трех человек немного пользы. Взобраться сюда им не удастся, а в лесу они погибнут наверняка.

– Возможно, что их гораздо больше, но они скрылись раньше, чем я увидала их. Во всяком случае всего через несколько минут они будут здесь. Ах, как ревут эти дикари! – говорила она, вздрагивая.

Матабили, действительно, подняли оглушительный крик, готовясь к последней атаке.

– Смотри, Виктор, смотри, что это с ними? – воскликнул Ганс, увидав, что матабили вдруг перестали кричать и быстро кинулись в кусты.

Из леса раздался выстрел, за ним другой. Потом одновременно грянуло целых шесть. Крики матабилей превратились в отчаянные вопли, когда тридцать опытных охотников осыпали их градом пуль из двухствольных ружей. Сперва они не поддавались и даже сами сделали поползновение броситься в атаку, но их щиты из воловьих шкур не могли противостоять неприятельским пулям, самые смелые были тотчас же убиты, прочие же бросились врассыпную.

Бернард так беспокоился о сестре Катерины и других членах маленького общества, что тотчас же направился к скале, откуда слышались выстрелы, как только увидал, что матабили бросились бежать. Он увидел, что Ганс, Виктор, Катерина и ее сестра смотрят вслед убегающим врагам.

Увидав Бернарда, Ганс кинул от радости шапку вверх и закричал:

– Иди сюда, Бернард! Взгляни на нашу позицию! Отбить ее не могли двести матабилей. Полезай сюда, милости просим!

Куча мертвых тел указала Бернарду на место, где можно вскарабкаться вверх. Его встретили с восторгом. Катерина бросилась ему на шею, целовала его и со слезами на глазах говорила, что он спас жизнь Ганса и ее сестры. Мужчины встретили приятеля не менее искренно. Они долго благодарили его и Небо за свое спасение. Охотники, погнавшиеся за бегущими врагами, возвращались медленно, поодиночке; но, наконец, все собрались у скалы. С большим любопытством они осматривали приспособления, при помощи которых Ганс успешно давал отпор численно превосходящему неприятелю. Каждый из них вполне оценил позицию, когда сам пытался взобраться на вершину. Некоторые даже отказались от этого после первой неудачной попытки. Тогда подняли одно из упавших деревьев, прислонили к скале, и все свободно влезли наверх по ветвям, точно по лестнице.

Собрав в овраге сухих веток, развели огонь и заварили кофе в дюжине жестяных кастрюль; кроме того, зажарили большие ломти оленины. Таким образом спасатели и спасенные отпраздновали обильным ужином победу.

Зная, насколько хитры и сильны враги, начальник экспедиции решил не терять времени и не оставаться здесь долго, а скорее уйти подальше, чтобы предотвратить возможность погони. Поэтому, как только лошади и люди отдохнули, он отдал приказание седлать лошадей и тронуться к месту, где находились голландцы.

XVII

Ганс, вернувшись вместе с товарищами к жилищу буров, расположенному у притока реки Веты, нашел дела в крайне печальном положении. Буры были недовольны английским правительством и решили уйти в глубь страны. Теперь среди них начались раздоры. Наиболее богатые и влиятельные из них советовали остаться на том месте, где они находятся сейчас. Урок, данный матабилям, по их мнению, должен отбить у тех охоту появляться на земле, временно занятой переселенцами. Большинство же настояло на очередной экспедиции против матабилей, и голландцы тотчас же приступили к сборам в поход против жестоких дикарей. Существовало еще третье мнение. Во главе его сторонников стоял Ретиеф, которого переселенцы выбрали своим предводителем. Они считали, что лучше всего отправиться к югу от Кватламбского горного хребта, близ Натальской бухты, где находятся обширные плодоносные равнины.

Ганс не участвовал в этих спорах. Отдав Катерину на попечение тетки, он предложил свою помощь тем, кто, по его мнению, был более способен управлять делами переселенцев.

– Как только дела наладятся, Катя, – говорил он невесте, – когда выяснится, где мы поселимся, я выстрою дом, и мы поженимся.

Весной до буров дошел слух, что матабили, узнав, что буры готовятся к походу против них, ушли вместе со всем своим скотом. Преследовать их казалось неблагоразумным и невыгодным; поэтому буры вместо предполагаемой экспедиции стали обдумывать план переселения в Наталь.

В лагере началась суета. Ганс и его приятели, Виктор и Бернард, присоединились к повозкам Катерины и ее родных и вместе с другими отправились в далекое и опасное путешествие на юго-восток. Много недель путники двигались по следам Ретиефа и его отряда, в поисках равнин, расположенных за горами. Они отыскали проход для повозок через Кватламбские горы. Ганс вместе с многочисленными родственниками и знакомыми решил обосноваться здесь, на берегах Бушменской реки.

Семьи, среди которых находился Ганс, уже несколько месяцев жили на берегах этой реки. Приблизительно в это же время Ретиеф, предводитель переселенцев, пробравшихся дальше, в глубь страны, посетил царя зулусов, жившего к востоку от округа Наталь.

Был чудный, тихий февральский вечер. Ганс, только что вернувшись с удачной охоты, сидел возле своей повозки. Он был занят чисткой ружья, Катерина что-то вязала. Кругом, небольшими группами стояли повозки; на соседних холмах и долинах паслись стада. Веяло миром и довольством, чувствовалось дыхание свободы, переселенцы радовались спокойной жизни.

К лагерю подъехал Виктор. Он махал шапкою и громко кричал: «Если вам дорога жизнь, к оружию! Беритесь за оружие!»

Люди так привыкли ко всевозможным опасностям, что им не пришлось повторять дважды. Они кинулись к повозке Ганса, возле которой Виктор остановил измученную, еле переводившую дух лошадь, и сотня голосов стала нетерпеливо расспрашивать его о том, что же случилось.

– Зулусы идут против нас, – сказал Виктор. – Ретиеф и его товарищи перебиты. Ни один голландец не остался в живых на протяжении отсюда и до того места, где сейчас зулусы. Мужчины, дети и женщины – все убиты!..

Крик ужаса, вырвавшийся у женщин, был ответом на это известие; мужчины выражали ярость, требовали мщения и тут же приступили к подготовке обороны. Из тесно сдвинутых повозок был устроен четырехугольник. Промежутки между повозками были заполнены хворостом; на одну из повозок поставили пушку трехфунтового калибра, повернув ее дуло в ту сторону, откуда ожидали нападения.

Теперь только Виктор мог сообщить подробности происшествия, о котором он узнал, и которое, к сожалению, оказалось верным. Он передал следующее:

«Ретиеф со своим отрядом вступил в Наталь и решил навестить царя зулусов в его резиденции. Он хотел начать с ним переговоры о мирном трактате и убедить его уступить или продать переселенцам земли.

Дингаан встретил милостиво Ретиефа и его товарищей и даже подписал договор, на основании которого большая часть Натальской области переходила в руки переселенцев.

Между тем у коварного дикаря был адский план. Ему было известно, что его могучий враг, Моселекатсе, был побежден белыми, принужден покинуть свою резиденцию и уйти в глухую пустыню.

Из этого Дингаан сделал вывод, что белые – опасные соседи. Подчиняясь недальновидным политическим расчетам, он вообразил, что истребление тех, кто находится сейчас недалеко от его владений, отобьет охоту у остальных даже близко подходить к ним.

Он сделал все, чтобы заручиться доверием и расположением гостей. На прощание он пригласил их посмотреть на грандиозную воинственную пляску. Являться к царю с оружием было не принято, поэтому белых попросили оставить его за чертой царского крааля. По приказанию Дингаана явилось около трех тысяч воинов, вооруженных дротиками с широким, острым наконечником и тяжелыми дубинами с утолщенным концом. Бурам предложили сесть посредине круга, образованного воинами. Их угощали местным напитком, напоминающим пиво. Воины начали пляску. Земля тряслась от мерных тяжелых ударов шести тысяч ног, и буры начинали сожалеть, что расстались со своими ружьями. Воины с угрожающими жестами, помахивая дротиками и дубинами, наступали и отступали. Дингаан внимательно смотрел, какое впечатление на гостей производит эта сцена. Вдруг он поднялся и, отойдя в сторону, крикнул: «Булала»! Это был условный знак. Воины окружили несчастных и после непродолжительной борьбы всех перебили. Голландцы выхватили свои охотничьи ножи и отчаянно защищались, причем убили нескольких неприятелей. Тех из них, кто оказывал наиболее упорное сопротивление, подвергли сперва истязаниям.

Умертвив Ретиефа и его товарищей, Дингаан приказал десятитысячному войску ворваться на землю Наталь и перебить всех белых. Подобно саранче, зулусы бросились на несчастных переселенцев.

К счастью, когда произошло нападение, Виктора там не было, поэтому ему удалось спастись и ускакать к друзьям, чтобы предупредить их об опасности.

Вопреки ожиданиям, ночь уже прошла, а неприятели не появлялись. Но как только занялась заря, лазутчики принесли известие, что зулусы громадной толпой направляются через холмы к лагерю.

Ганс, вместе с неразлучными товарищами, Виктором и Бернардом, выбрал себе место на углу четырехугольника, образованного сдвинутыми повозками.

В то время, как неприятели сомкнутыми рядами бросились на повозки, буры открыли по ним убийственный огонь. Не стояла без дела и пушка, и вся земля через несколько минут была покрыта телами убитых. Даже храбрые, хорошо обученные зулусы не могли устоять при этом страшном граде и бросились бежать. Заняв безопасную позицию, они по первому приказанию вождей построились и снова кинулись на лагерь.

Во время этой атаки некоторым удалось подойти к той повозке, где стоял Ганс. Он, сделав два выстрела, оказался безоружным. По всей вероятности, враги заметили это; они прыгнули на колесо и, замахнувшись дротиками, с криком радости хотели спуститься на эту сторону преграды. Это заметили Бернард и Виктор, они прицелились, и дикари упали. В это время Катерина подала Гансу запасное ружье.

Зулусы несколько раз повторяли нападения, но все время безуспешно. От восхода и до захода солнца голландцам удалось выдержать эту неравную борьбу. После полудня патронов почти не осталось, отовсюду требовали пороха и пуль, у многих оставался только один заряд. К счастью, в эту тяжелую минуту вылетевшее из пушки трехфунтовое ядро упало в середину чернокожих. Несколько вождей, стоявших кучкой, упали, произошло всеобщее замешательство, и войско поспешно отступило. Таким образом победа осталась за бурами. Когда зулусы отступили, голландцы оседлали лошадей и отправились узнать, какова участь переселенцев, живущих по соседству. Всюду, где удалось сделать укрепление из повозок, неприятель был отбит; там же, где это было невозможно почему-нибудь – все переселенцы без исключения были перебиты.

Понятно, что решительно все – старики и молодые – и даже женщины, желали одного – отомстить за все! «У нас достаточно силы, чтобы показать этим варварам, что мы не позволим убивать нас безнаказанно. На одном численном превосходстве далеко не уедешь! Вооружимся и ворвемся в их страну!» – таково было общее решение. Быстро собралось около четырехсот человек и была снаряжена экспедиция.

К ней присоединился и Ганс со своими друзьями. Отряд вышел в апреле месяце и направился на земли, принадлежащие зулусам. Буры перебирались через реки, степи и леса, принимая все предосторожности для того, чтобы нападение было неожиданным. Добравшись до первого ночлега, они раскинули лагерь, расставили караульных, назначили смены и подробно распределили все места на случай атаки.

XVIII

Близ крааля Ум-Кун-Кунглово, где обыкновенно находилась хижина Дингаана, между двух гор раскинулось ущелье; пробравшись в него, переселенцы впервые увидели войска неприятеля. Впрочем, эти последние, словно испугавшись переселенцев, тотчас же направились к краалю.

Переселенцы бросились прямо на врагов, которые быстро повернулись лицом к ним и стройно с дикими воплями пошли в атаку.

Другой отряд, скрывавшийся в то время, когда всадники ехали по ущелью, вдруг появился откуда-то и отрезал путь к отступлению. Таким образом нападение было произведено одновременно спереди и сзади. Кроме того, и неприятели появились с обеих сторон, из-за чего переселенцы не имели возможности следовать своей обычной тактике, то есть двигаясь взад или же вперед, заряжать ружья, затем останавливаться на минуту, чтобы сделать залп и двигаться снова.

Ганс раньше других понял, что им грозит опасность быть окруженными со всех сторон, и первый подал совет, как спастись.

– Пусть все стреляют в тех, кто позади – очищайте проход!

Если бы все послушались его совета, белые не потерпели бы значительного урона, но, к несчастью, командующий отрядом Уис, вместо того, чтобы направить свои выстрелы туда же, куда и все, бросился с отрядом в двадцать человек, среди которых был и Ганс, к менее плотной массе врагов. Он хотел пробиться сквозь их цепь. Уис получил тяжелую рану, лошадь под ним была убита. Тогда он крикнул товарищам, чтобы они спасались. В это время лошадь Ганса была ранена во второй раз. Он, видя, что лошадь теряет последние силы, и сотни врагов бегут к нему, слез с лошади и спрятался в овраг, поросший густым лесом.

Некоторые из буров видели, что лошадь Ганса была ранена дважды и что Ганс спрыгнул с лошади и скрылся в овраге. Они поняли, что ему не удастся спастись, так как врагов было несколько сотен. Ни минуты не задумываясь, они причислили его к убитым, так как были уверены, что его действительно убьют.

Когда они вернулись в лагерь с известием, что храбрый Уис, его сын и еще несколько человек убиты, в лагере воцарился траур. Все, кто знал Ганса, любили его и смотрели на него, как на преданного друга и специалиста в военных делах. Поэтому все жалели о нем. Катерина переносила свое горе молча; она не выходила по целым дням из своей повозки, сидела, застыв, в одном положении, не слушала утешений и говорила, что не может быть, чтобы Ганса убили.

Ганс, оставшись один на пустынном склоне, где не было ни друзей, ни врагов, понял, что его положение очень тяжелое. Он осознавал, что ему предстоит одно из двух: или приложить все силы, чтобы догнать товарищей, или же спрятаться до ночи, а потом направиться или к бухте Наталь, или к лагерю. После непродолжительного размышления он остановился на последнем.

Ганс просидел в лесу целый день; когда же начало смеркаться, он поднял над кустами голову и стал решать, куда ему идти. Вдруг в глаза ему бросился какой-то беловатый предмет, лежавший приблизительно в двухстах ярдах от него. Сперва ему показалось, что это платье какого-нибудь из соотечественников, но потом, присмотревшись внимательнее, он пришел к заключению, что это щит. Когда совсем стемнело, Ганс как можно тише и осторожнее подкрался через кусты к заинтересовавшему его щиту. Ему пришлось затратить немало усилий для того, чтобы добраться до противоположного склона, где лежал щит, так как в густом лесу было очень трудно держаться прямого направления. В конце концов он все же дошел и нашел здесь несчастного зулуса с простреленной грудью; по всей вероятности, он забрался сюда, чтобы здесь умереть спокойно.