Майн Рид

Остров дьявола

Глава I. АМЕРИКАНСКАЯ ТЮРЬМА

Уже много лет прошло с тех пор, как я в первый раз путешествовал по долине Миссисипи. Единственной причиной, побудившей меня к этому путешествию, была жажда приключений, и я убедился, что сделал удачный выбор.

Среди дивной и величественной природы этой страны, среди ее кипящих жизнью городов и самым прихотливым образом смешанного населения редкий день проходил без какого-нибудь интересного случая, редкая неделя – без памятного эпизода.

Теперь, когда я вспоминаю прошлое, некоторые из этих эпизодов, имевших тогда для меня особенное значение, живо встают в моей памяти и принимают свойственную воспоминаниям романтическую окраску.

Многие из них могут показаться невероятными читателю, не знакомому с нравами и обычаями племен, населявших в описываемое мною время долину Миссисипи. Тогда ее города еще не перестали служить убежищем отверженцам общества, не признававшим никакого закона, кроме закона кровавой мести, никакого суда, кроме суда Линча.

Против обыкновения всех исследователей долины Миссисипи я начал свое путешествие не с севера, а с юга, то есть с устья реки. Первый город, где я остановился, был Новый Орлеан.

Я приехал туда уже поздней весной. Через некоторое время на дверях прибрежных домиков показались красные кресты. Это означало, что эпидемия, свирепствующая здесь каждое лето, уже появилась.

Я счел благоразумным распроститься с этим любопытным городом, решив вернуться туда, когда первые холода прогонят эпидемию.

Я направился далее на север, останавливаясь то там, то здесь по воле случая или по собственному желанию. Так я доехал до столицы Тенесси.

Путешествие это длилось довольно долго, а тем временем пожелтели листья. Приближалась осень.

В «Городе утесов» я оставался недолго. Решил ехать опять на юг, но уже не на пароходе, а верхом. Этот способ передвижения я предпочел потому, что так легче познакомиться со страной, через которую проезжаешь.

Запасшись выносливым конем и привьючив сзади седла небольшой чемодан, я пустился в дорогу. Мне предстояло долгое путешествие, настолько долгое, что скажи я, какое расстояние мне нужно было проехать до цели, меня бы обвинили в преувеличении или, по крайней мере, сочли бы хвастуном.

Почти это и случилось со мной в самом начале пути.

Не успел я отъехать и нескольких миль по пыльной дороге в Дронклин, как ко мне присоединился всадник и молча поехал рядом со мной. У него была очень хорошая лошадь, и он легко мог бы меня обогнать, но, видимо, нарочно сдерживал ее. Я мельком оглядел его. Он был в белом полотняном костюме, на голове – широкая панама, на ногах – изящные лакированные сапоги. На вид ему было лет двадцать, и я решил, что он сын какого-нибудь плантатора.

Мы молча доехали до каких-то домов, стоявших справа от дороги. Тогда незнакомец первым прервал молчание.

– Это тюрьма, – сказал он, видя, что я смотрю на эти дома. – Вы, конечно, там были?

Вопрос показался мне настолько странным, что я невольно рассмеялся. Однако я понял, что он только не совсем точно выразился и вовсе не хотел сделать на мой счет какое-нибудь оскорбительное предположение. Поняв в свою очередь, какой смысл можно придать его вопросу, он тоже засмеялся.

– Виноват, – сказал он. – Но вы, вероятно, поняли мой вопрос. По-видимому, вы иностранец, и я подумал, что вам интересно познакомиться с тюрьмой одного из американских штатов.

– Благодарю вас, – ответил я. – Я действительно иностранец и, кроме того, турист. Я был бы вам признателен, если бы вы мне о ней рассказали.

– С удовольствием. Не хотите ли посетить ее? Я знаком с начальником тюрьмы. Это довольно интересно; один Муррель чего стоит!

– Кто он, этот Муррель?

– Вот и видно, что вы не здешний. Его здесь все знают. Знаменитый пират и бандит! Он приобрел громкую известность по рекам и дорогам. На его совести масса убийств; три или четыре из них вполне доказаны, но тем не менее он приговорен всего к десятилетнему заключению, и ему теперь осталось отсидеть всего четыре года. Не хотите ли на него взглянуть?

– Да лучше на него посмотреть в тюрьме, чем встретить на дороге, – ответил я.

Мы свернули и поехали к тюрьме. Нас очень любезно принял сам начальник и показал все здания. Они были похожи скорее на службу какой-нибудь обширной фабрики, чем на тюрьму. Тут были представлены едва ли не все отрасли промышленности. Мы увидели и шляпников, и портных, и сапожников, и слесарей, и кузнецов, и булочников. Нам даже показалось, что все эти люди были всецело поглощены своим мирным трудом.

Среди кузнецов мне показали убийцу Мурреля. Несмотря на покрывавший его лицо слой угольной пыли, я увидел, что оно вполне соответствует ужасной репутации убийцы.

Мне рассказали его историю. Сначала он был кузнецом, но потом отказался от своего ремесла, чтобы заняться более выгодным делом пирата. Он действовал не в отдаленных морях, как вообще действуют пираты, а по всему бассейну Миссисипи. Добычей ему служили плоты, шлюпки и барки, шедшие с грузом или с пассажирами вниз по реке к Новому Орлеану. Груз он обычно забирал, а у пассажиров отнимал ценные вещи и деньги.

Поймать Мурреля было очень трудно, а уличить – еще труднее. Сообщников у него насчитывались дюжины. Между ними были коммерсанты, плантаторы, мировые судьи и даже лица духовного звания.

Этим-то и объяснялось, что он был приговорен к заключению всего на десять лет, хотя совершил раз в десять больше разбоев и убийств.

Я никогда не забуду отвращения, с которым смотрел на этого врага себе подобных. Однако в тюрьме я пробыл недолго и почувствовал какое-то облегчение, когда сел на лошадь.

Но, посетив эту тюрьму, я приобрел много сведений, которые послужили вознаграждением за то жуткое впечатление, которое произвел на меня знаменитый преступник.

Я понял, что преступника если и не перевоспитает труд в тюрьме, то хотя бы избавит честных граждан от многих неприятностей.

Эту истину я уяснил себе далеко не сразу после выхода из тюрьмы. Тогда я был слишком молод, беззаботен, и меня мало волновали вопросы политической экономии.

Я понял смысл перевоспитания трудом много позже. Поймут ли это и другие государства и последуют ли примеру штата Тенесси?

Глава II. ЛЮБЕЗНОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ

– А теперь куда вы поедете? – спросил мой спутник, когда мы снова выехали на большую дорогу.

– В Новый Орлеан…

– Куда?..

– В Новый Орлеан.

– Верхом?

– Верхом.

– Но ведь отсюда до этого города около пятисот миль! На пароходе и то нужно ехать целую неделю.

– Я это знаю.

– Значит, у вас есть свои причины, чтобы так путешествовать. Вы, наверное, занимаетесь торговлей?

И он посмотрел на мой чемодан, но, видимо, этот осмотр ничего ему не дал.

Чемодан мой действительно не походил на чемодан странствующего купца.

– Нет, – ответил я, – к сожалению, я не могу сказать, чтобы причина, побудившая меня избрать этот способ путешествия, была так серьезна…

– Я знаю, – продолжал незнакомец, – что многие ездят верхом до Мемдлеста, когда Кумберленд мелеет и нельзя найти лодки; но верхом до Нового Орлеана… Признаюсь, я не верю своим ушам. Вы, вероятно, шутите?..

– Вовсе нет!

– Ничего не понимаю в таком случае.

– Я это вижу, но уверяю вас, что я не сумасшедший, как вы, может быть, думаете.

– Ну в этом я и не сомневаюсь. Но все-таки простите меня за нескромность и настойчивость. Я спросил потому, что мне кажется невероятным предпринимать такое длинное и тяжелое путешествие без важных причин.

– Вы вполне правы. Я откровенно объясню вам эти причины. Я приехал из Нового Орлеана в Нашвиль на пароходе. Все, что я узнал, все, что я вынес из этого путешествия, я мог бы так же хорошо узнать, если бы сидел запершись в любой гостинице. А мне хочется познакомиться ближе с вашей прекрасной страной, и вот я путешествую верхом. А на пароходе что увидишь?

– О, теперь я вас понимаю и нахожу, что вы правы. Так как вы незнакомы с нашей страной…

– Совсем незнаком, – подтвердил я.

– И так как вы путешествуете лишь для того, чтобы удовлетворить свое любопытство, то вы, конечно, не особенно торопитесь. Я уже показал вам тюрьму штата Тенесси; надеюсь, вы позволите мне теперь показать вам нечто менее мрачное, хлопковую плантацию, например… Но, может, вы их уже видели?..

– Нет.

– Отлично. Я уверен, что это вас заинтересует.

– Благодарю, – ответил я, – тем более, что мне и раньше хотелось посмотреть такую плантацию.

Любезность моего спутника очаровывала меня все больше и больше.

– Итак, если вы согласны, я буду счастлив показать вам мою плантацию или, вернее, плантацию моего отца. Она не очень велика. Тут вообще нет таких больших плантаций, как на юге, в Алабаме или Миссисипи. Эта местность расположена на самой границе того пояса, где возможна обработка хлопка, и растение это часто страдает от холода. Но здесь вы сможете составить себе точное представление о главном богатстве страны. Я же с большим удовольствием покажу и объясню вам то, чем вы интересуетесь.

Я не колеблясь принял это любезное приглашение, случай осмотреть плантацию, которую я искал и сам, не стоило упускать.

Я уже детально осмотрел на юге сахарные и табачные плантации, но не имел ни малейшего представления о разведении и обработке хлопка, который составляет главный предмет торговли южных штатов.

Я поспешил поблагодарить еще раз своего спутника за любезность, тем более, что он меня совсем не знал.

Он загадочно усмехнулся в ответ на мои слова и произнес:

– Я, может быть, нехорошо сделал, не сказав вам сразу что вы мне, вероятно, не совсем не знакомы, хотя я вас знаю только по рассказам.

– По рассказам?.. Но что вы могли обо мне слышать?

– Мне кажется по крайней мере, что я вас узнал… Если не ошибаюсь – вы плыли около месяца тому назад вверх по Миссисипи на пароходе «Султан»?

– Совершенно верно.

– Не заметили ли вы между вашими спутниками молодой девушки, ее зовут мисс Вудлей?..

Я не забыл мисс Вудлей уже по одному тому, что, однажды увидев, ее нельзя было забыть. А я имел возможность видеть ее довольно часто, так как проплыл с ней на одном пароходе больше тысячи миль. Она села с одной пристани, расположенной по Миссисипи ниже Винсбурга. До этой пристани ее сопровождал брат, а потом она плыла одна до Нашвиля, пересев, так же как и я, на другое судно в устье Кумберленда. Но хотя она и была одна, о ней нельзя было сказать, что она одинока. Как на «Султане», так и на небольшом пароходе, на который мы сели потом, она была мишенью всех взглядов. По крайней мере, дюжине пассажиров путешествие показалось слишком коротким, и я откровенно сознаюсь, что был из их числа.

Я имел честь быть представленным прелестной мисс капитаном «Султана», моим соотечественником. Но она была окружена таким количеством поклонников, что на мою долю выпадали лишь редкие минуты познакомиться с ней несколько ближе.

Сходя в Нашвиле, я простился с ней, так как не думал, что когда-либо ее увижу. Она жила милях в пятидесяти от Нашвиля. Мисс Вудлей сама мне это сказала, но, разумеется, не приглашала меня к своим родителям.

После этих объяснений читатель не удивится, что имя мисс Вудлей, произнесенное моим любезным спутником, заставило меня привстать в седле и посмотреть с интересом на незнакомца.

– Да, да, – ответил я, – мы ехали на одном пароходе с мисс Вудлей.

– Я так и думал, – ответил незнакомец. – Я был почти уверен, что узнал вас. Во-первых, я вас видел мельком в Нашвиле, а во-вторых, мне вас очень верно описали. Наконец, только вы один, кажется, способны придумать себе такое путешествие. Воля случая, что мы выехали в один день и встретились в пути, – я сделал остальное. Надеюсь, вы меня извините, если я был нескромен.

– Наоборот, я очень вам благодарен, – ответил я.

Однако меня интересовало, откуда мой спутник знает прекрасную пассажирку «Султана». Я предположил, что он живет с ней по соседству и этим объяснил то обстоятельство, что ему обо мне уже рассказывали.

Я не решался, однако, подумать, что это был ее жених. Он был слишком красив для того, чтобы мне могло быть приятно такое предположение.

Прежде чем я успел придумать, как бы спросить его об этом, он сам косвенно на это ответил:

– Я очень рад, что вы приняли мое приглашение; сестра также рада будет вас видеть.

– Так вы, значит, брат мисс Вудлей?

– Да, у нее двое братьев. Я – младший, а старший, Генри, не живет с нами: у него плантация по Миссисипи, ниже Винсбурга. Сестра проводит так зиму, а летние месяцы живет с нами.

Я тут же подумал с тайной радостью, что лето еще не миновало.

…Мы ехали рядом мелкой рысью. Время от времени мы, как старые знакомые, перекидывались несколькими словами.

Никогда я не чувствовал такого сильного желания посетить хлопковую плантацию и ознакомиться во всех подробностях с разведением и обработкой хлопка.

Глава III. НАТ БРАДЛЕЙ

В течение нескольких часов я все ждал, что вот-вот мой спутник въедет в какие-нибудь из попадавшихся нам по пути ворота, украшенные затейливыми надписями и ведущие то в фазенду, то на плантацию, то в жилой дом. Но мы ехали уже довольно долго, а он и не думал сворачивать с пути.

– Далеко нам еще ехать? – спросил я возможно равнодушнее, чтобы скрыть свое нетерпение.

– Очень еще далеко. По крайней мере, миль пятьдесят. Если не останавливаться, то мы приедем глубокой ночью, и я предложил бы во избежание этого все-таки переночевать в Колумбии.

– А далеко до нее?

– Не близко. Видите ли, в этой части страны нет земли, пригодной для разведения хлопка. Здесь слишком холодно, и, как я говорил, холод часто убивает молодые кусты. Плантация моего отца расположена довольно далеко от большой дороги, на одной из малых рек, впадающих в Дук. Там очень хорошая почва для хлопка. Одно неважно – приходится слишком далеко возить его к пристаням. В этом году мы хотим даже отправить весь сбор в Новый Орлеан на собственной барже. Отец считает, что полученная таким образом экономия покроет расходы по постройке судна, и уже строит баржу. Понимаете, речка проходит как раз посередине наших владений. Она достаточно глубока, чтобы по ней можно было спустить лодку до Дука. А оттуда уже ничего не стоит перевезти урожай до Отио и далее до Миссисипи. Это вполне разумно. После сбора неграм совершенно нечего делать, и пятеро-шестеро из них под командой опытного лодочника смогут довезти груз до Нового Орлеана без больших издержек. А на пароходе и дорого, да и перевозка до пристани немало стоит. Ближайшая к нашей плантации пристань находится за тридцать миль. На повозку не положишь больше четырех тюков, а мы собираем ежегодно до ста пятидесяти. Судите сами, какой огромный обоз. А заимев баржу, мы сможем грузиться в нескольких футах от пресса, на собственной земле.

Все эти подробности так заинтересовали меня, что я почти совсем забыл о другой причине, которая влекла меня на плантацию.

В этом способе вести дело было что-то оригинальное, чисто американское. Весь урожай, полученный в самом центре территории, в месте, окруженном густыми непроходимыми лесами, перевозился на рынок, находившийся от места сбора более чем за тысячу миль, – но не по железной дороге, не на пароходе, не через комиссионера, берущего известный процент с рыночной цены, а собственными средствами землевладельца. Он таким образом напрямую выходил на потребителя. Где это увидишь, кроме Америки?

Погруженный в размышления об этой важной и интересной экономической задаче, решавшейся так просто, я забыл на время о своем спутнике, который пробудил во мне эти мысли. Его громкий голос вывел меня из задумчивости. Он поздоровался с человеком, ехавшим нам навстречу. У этого человека тоже был вид путешественника: лошадь его покрыли пот и пыль, к седлу прикреплены два небольших ковровых чемодана. Всаднику было лет двадцать пять.

По одежде его можно было принять за плантатора, но она отличалась от одежды Вудлея. На незнакомце тоже была панама, но вместо белой пары он оделся в широкую блузу из голубой ткани, застегнутую спереди. Панталоны были такого же цвета и из той же ткани. Это была одежда луизианских креолов, которую носит большая часть американцев, заселяющих берега нижней Миссисипи.

– Вы из Нашвиля, Вальтер? – спросил незнакомец у моего спутника.

– Да, Нат. Но как вы оказались здесь? Откуда вы?

Тот засмеялся.

– Я побывал на родине. И, знаете, подумал в который раз: хорошо я сделал, что когда-то уехал отсюда! Безумие оставаться здесь. Вот Миссисипи – другое дело; это богатство. А здесь… Ну, стоит ли здесь разводить хлопок? Я просто уверен, что каждый из моих негров соберет два тюка, пока вы наскребете один!

– Да, молва дошла и сюда, что у Ната Брадлея дела идут хорошо.

– А все равно мне мало дела до хлопка! Я не таков! Мне подавай возможность сразу нажиться… Ну, а у вас как? Хороший будет урожай?

– Надеюсь.

– Сколько тюков?

– Отец предполагает, что соберем тюков двести.

– Ну, это совсем неплохо, тем более, если вам удастся доставить их в сохранности на рынок! Я слышал – вы хотите их везти на барже?

– Да, она уже строится.

– Одобряю. Это хорошо и практично придумано. Расход небольшой, зато вы не платите ни за перевозку, ни за страховку. Да и эти пароходы не так уж надежны. То ли дело прежние плоскодонные баржи! Я, по крайней мере, всегда ими пользуюсь; последний раз я сэкономил вдвое против того, что мне стоила бы перевозка на пароходе… Вы прямо из Нашвиля?

– Да.

– Не слыхали, не идет ли пароход вниз?

– Нет, не слыхал.

– Хорошо, если бы шел, – мне нужно в Миссисипи. Да, а Корнелия здесь?

– Она у нас.

– Жаль, что я ее не увидел, но ведь мы с вашим отцом не слишком большие друзья… Однако чертовски жарко…

Последнее замечание, видимо, было сделано для того, чтобы переменить разговор, так как мой спутник, по-видимому, был недоволен тем оборотом, который приняла беседа.

– Да, жарко, – ответил он.

– Невыносимо жарко. Вы прямо к себе на плантацию?

– Да, прямо.

По тону вопроса Брадлея и по тому, как он при этом взглянул на меня, видно было, что он ожидал другого ответа. В этом быстром и беглом взгляде я прочел инстинктивную подозрительность и антипатию.

– Ну, прощайте, Вудлей, – произнес он, слегка отвернувшись, чтобы скрыть свое раздражение.

И, бросив на меня снова быстрый взгляд, на который, однако, я ответил тем же, Нат Брадлей пришпорил лошадь и вскоре исчез на нашвильской дороге.

Глава IV. ТИП ПЛУТА

Впечатление, произведенное на меня этой встречей, было далеко не приятно и даже тягостно. В манерах только что встреченного нами человека было что-то возмутительное и приводившее меня в негодование. Это чувство возбуждали во мне и его слова, и все его манеры. Оно зародилось с того самого момента, как я встретил его взгляд.

Хотя мы ни слова не сказали другу другу, но во взглядах, которыми мы обменялись, было что-то, сразу обнаружившее инстинктивный антагонизм, возникший между ним и мной. Уверен, что он почувствовал в точности то же самое.

Я угадал, что он был тем, кого называют на юго-западе «булли», то есть задира, забияка. На это указывали его манеры, слова и весь тон. Но его нахальство не могло замаскировать ту низость, которая сквозила во всех его чертах. В его круглых и несколько сутуловатых плечах, в короткой и толстой шее было что-то, говорившее, что он, не задумываясь, сможет пойти на любое преступление. Не нужно было видеть ни ручки пистолета, торчавшей из-за его пояса, ни кинжала, чтобы заключить, что он готов по малейшему поводу и даже без всякого повода пустить в дело это оружие.

Вид этого совершенно ненужного вооружения сразу возбудил во мне отвращение. Оно еще больше усилилось, когда я услышал, каким тоном Брадлей говорил с моим спутником, обращавшимся с ним намного вежливее.

А когда Брадлей заговорил о сестре молодого человека, когда я заметил досаду последнего и наконец те взгляды, которые бросал на меня Брадлей, я готов был вызвать его на ссору, и, может быть, между нами произошла бы какая-нибудь неприятность, удались он несколько позже.

– Это ваш приятель? – спросил я Вудлея.

– О нет!

– Значит – друг вашего отца?

– Отец его терпеть не может.

– Тогда это, видимо, просто ваш старый знакомый: он так хорошо знает все ваши дела.

Говоря это, я больше всего думал о мисс Вудлей. Почему Брадлей сказал, что не видел ее? Почему моему спутнику так не понравилось, что он о ней заговорил?

– Да, – ответил молодой человек, – это старое знакомство. Он хорошо знал наши дела, по крайней мере, до последнего времени. Я должен вам сказать, что мы даже воспитывались вместе. Его плантация была рядом с нашей, теперь же большая ее часть входит в состав нашей. Потому-то он и сказал, что посетил свою родину.

– А теперь он уже не ваш сосед?

– Нет, он все продал.

– Вот оно что…

– Да. Нат считался здесь сорвиголовой, если не хуже. Он мало работал, тратил много денег, бывал в сомнительных местах и не менее сомнительном обществе, как и его отец. В один прекрасный день он вынужден был все продать, чтобы уплатить долги. Так как его земля граничила с нашей, то мы купили большую ее часть и несколько его невольников. Эти негры рассказывают про Ната ужасные истории. Если они хоть наполовину верны, его нужно избегать и опасаться. Меня особенно удивляет, что брат Генри бывает у него и сам его частенько принимает. Может, потому что его плантация недалеко от той, о которой говорил Брадлей. Кажется, он в самом деле зарабатывает много денег, как писал мне брат. У него около сотни негров, и его карманы всегда набиты золотом. Никто не знает, что ему помогло выбраться на поверхность. Но мне думается, что он добывает средства в игорных домах Нового Орлеана. Брат пишет, что он ездит туда зимой, живет там некоторое время и возвращается всегда с деньгами. В прошлом году он купил для своей плантации около пятидесяти негров, я уж не говорю о том, что владения его тоже расширились.

– Просто невероятно!

– Вы хорошо знаете Новый Орлеан? Много там играют?

– Да, очень много.

– Тогда не удивительно, что Брадлей составил себе состояние игрой. Если при этом играют в пикет, то, конечно, он всех обыгрывает. Еще ребенком он обыгрывал в эту игру негров своего отца.

– Он играл с неграми?

– Он может играть с кем угодно, лишь бы у того было что проиграть. Вы не удивитесь поэтому, что я был с ним несколько холодей, хотя мы школьные товарищи.

– Я ничуть этому не удивляюсь. По-моему, вы вправе держать его от себя на еще большем расстоянии.

– Да, наверное. А Генри вообще не следовало бы бывать у него.

– Но что же их связывает?

– О, многое! И этот мерзавец может там свободно говорить с Корнелией, как он называет нашу сестру. В Миссисипи довольно странные нравы. Как вы знаете, там большинство земель принадлежит всевозможным спекулянтам, которые ничуть не заботятся о том, с кем они имеют дело, лишь бы те платили. Брат мой славный малый, но неразборчив в знакомствах, – ему бы только охотиться со своими знакомыми. Страсть к охоте и заставила его поселиться там, хотя он в этом и не признается. В наших краях редко встретишь медведя, а серны и антилопы почти совсем перевелись, на берегах же Миссисипи много и пушного зверя, и пернатой дичи.

– Да, я тоже слышал об этом.

– Но, извините, я вам порядком, должно быть, надоел своими разговорами, да и наши лошади подустали. Вот гостиница старого Списера; если угодно, мы там пообедаем и отдохнем, а вечером, когда спадет жара, поедем дальше в Колумбию.

Мы сошли с лошадей перед воротами гостиницы «Ладайет» и, обменявшись любезностями с хозяином майором Списером (в Тенесси все содержатели гостиниц – по меньшей мере майоры), отдали своих лошадей вышедшим неграм. В гостинице нам подали жареный картофель и поросенка. Этого было достаточно, чтобы подкрепиться, а вечером, после отдыха, мы снова пустились в путь.

Глава V. НА ПЛАНТАЦИИ

Из всех эпизодов моей жизни я ни об одном не вспоминаю с таким удовольствием, как о моем кратком пребывании на хлопковой плантации Вудлеев.

Мне показали зеленые зерна хлопкового растения, покрытые как бы легким пухом. Показали, как их сеять, как отделять сорняки от молодых побегов. Я видел, как растение принимает сначала форму белоснежного цветка, как потом лопается плодовая коробка, появляется кусок белого хлопка. Я познакомился также и со сбором хлопка, со способом его прессовки, упаковки и окончательного приготовления к отправке на рынок.

Все это мне в основном рассказывал Вальтер Вудлей, но и его очаровательная сестра участвовала в этих беседах, которые я, наверное, никогда не забуду. Они были настолько интересны, что я с удовольствием прослушал бы их еще раз и остался бы для этого даже до следующего сбора урожая, но в своем положении случайного гостя я, конечно, не мог этого себе позволить. Поэтому, пробыв неделю на плантации, я уехал.

Казалось, в этом милом благополучном гнезде Вудлеев не могло быть скрытой раны, которая есть во всяком семействе, но я все же чувствовал, что это не так. Впрочем, это были лишь смутные догадки, но и их было достаточно, чтобы огорчить меня.

Я не забыл Ната Брадлея, не забыл и той развязной манеры, с которой он говорил о делах Вудлеев, а в особенности того вида, с каким он смел касаться даже имени Корнелии.

О Брадлее не раз упоминали в семье Вудлеев, и Вальтер не преувеличивал, говоря об антипатии своего отца к Брадлею. В этом нельзя было сомневаться. Старый джентльмен всегда говорил о нем в самых резких выражениях и называл не иначе, как «этот негодяй». Видно, ему было известно что-то серьезное об этом человеке, и настолько серьезное, что он не решался рассказать этого ни детям, ни слугам.

Никто и не думал пробовать защищать бывшего соседа в глазах старика. Вальтер часто выражал и свою антипатию. Одна лишь мисс Вудлей хранила молчание.

Однако раз или два мне удалось заметить под этим молчанием как бы внутреннюю борьбу или желание прекратить разговор о Брадлее.

Я не знал, что и предположить. Была ли какая-нибудь тайна между Брадлеем и мисс Вудлей, или, может, здесь таился роман?.. Во всяком случае эта мысль причинила бы мне боль и тогда, когда я едва знал мисс Корнелию; теперь же, когда я почувствовал к ней подлинную привязанность, эта мысль огорчила бы меня еще больше.

Правда, с моей стороны это было лишь предположение, но один случай, происшедший незадолго до моего отъезда, подтвердил предположение.

Я часто ходил к небольшому бассейну на реке, где строилась баржа для хлопка, и с большим интересом следил за работами. Судно походило сначала на Ноев Ковчег, но мало-помалу принимало определенную, хотя все же весьма странную форму. Постройкой руководил белый, специалист по кораблестроению. Звали его Вильям Блэн. При нем был еще один белый, лоцман с Миссисипи. Остальные рабочие были негры – плотники, слесари и конопатчики. Некоторые из них должны были отправиться в Новый Орлеан с грузом хлопка, как только постройка будет закончена.

Я все больше и больше интересовался постройкой и оснасткой судна, хотя Вильям Блэн вовсе не был расположен посвящать меня в тайны своего искусства. Несколько раз, когда я заходил на работы один, он принимал меня с такой сомнительной вежливостью, что я должен был оборвать его и поставить на место. Товарищ его тоже не отличался учтивостью. Поведение этих субъектов дало мне очень печальное представление о местных рабочих, но потом я узнал, что они не здешние. Оказалось, что они работали то там, то здесь, в зависимости от того, куда их позовут, или, вернее, где они найдут работу.

Однажды вечером Вальтер Вудлей вышел из дому, сестре же его нужно было с ним поговорить, и несколько человек отправились его искать.

Посланные не возвращались долго. Я подумал, не пошел ли Вальтер посмотреть строящуюся баржу, а так как делать мне было нечего, то я и отправился по направлению к реке. Она протекала ярдах в восьмистах от дома, через бывшие владения Ната Брадлея.

Подойдя к реке, я увидел, что никого из рабочих там не было. Солнце уже давно село, и все они ушли ужинать.

Дома мне делать было нечего, и я пошел дальней тропинкой, пролегавшей через небольшое поле хлопчатника. Под кустарниками было уже совсем темно. Небо покрылось облаками, и я едва видел тропинку. Время от времени вдоль нее вспыхивали фосфорические огоньки светляков, но они меня только путали, потому что беспрестанно перемещались и кружились. Я должен был продвигаться вперед как можно осторожнее, от дерева к дереву, и останавливаться едва ли не на каждом шагу, чтобы убедиться, не сбился ли я с тропинки.

Глава VI. СТРАННАЯ БЕСЕДА

Закурив сигару, я почти уже вышел из хлопковых зарослей, как вдруг неподалеку услышал голоса. По-видимому, двое мужчин вели между собой разговор, и разговор, судя по их тону, серьезный. Я остановился и вгляделся в темноту. Навстречу мне шли двое. Вскоре они со мной поравнялись.

Было так темно, что я едва различал их; они же меня совсем не видели.

Я хотел уже их окликнуть, чтобы не столкнуться с ними, как вдруг узнал один из голосов. Это был строитель баржи Блэн. Собеседником мог быть его помощник Стингер.

Вовсе не желая с ними встречаться, я отошел немного в сторону, чтобы они меня не заметили. Тогда я расслышал их разговор:

– Так говоришь, будет по крайней мере двести тюков?

– Да, урожай очень хороший.

– Тем лучше. Сделай, чтобы все уместились в лодке, Блэн. Нужно увезти все сразу.

– Можете быть спокойны: я скорее сделаю лодку больше, чем меньше.

– Отлично. Если все удастся, то это будет одно из наших лучших дел… Не замечаешь ли ты, как будто табаком пахнет?..

– Да.

– Кто-то тут недавно курил. Это запах сигары. Вероятно, проклятый иностранец или Вальтер Вудлей тут недавно прошли.

Около полминуты не слышно было ни звука. Они остановились и слушали.

Теперь меньше чем когда-либо я желал бы встретиться с Блэном и его спутником. Это был не Стингер. Я узнал бы его по голосу. Этот же голос я также где-то слышал, но все-таки не узнал.

Я стоял совершенно неподвижно, вынув сигару изо рта и повернув ее зажженным концом к ладони. Я надеялся услышать что-нибудь интересное, так как в том, что я услышал из разговора, была какая-то тайна.

Кто это мог так интересоваться постройкой баржи и судьбой урожая мистера Вудлея?

Может быть, управляющий?

С ним я раз или два разговаривал, но не настолько запомнил его голос, чтобы узнать его. Я вынужден был ограничиться только предположениями, потому что собеседники пошли дальше, говоря так тихо, что я не мог расслышать ни слова.

Вскоре они были далеко от меня.

Убедившись, что они тоже не могут услышать моих шагов, я пошел дальше, раздумывая об этом случае. Голос незнакомца так и раздавался у меня в ушах, но я все не мог понять, чей это голос. Я все-таки думал, что это не управляющий. Придя домой, я убедился, что прав в своем предположении. Управляющий стоял на пороге и, конечно, не мог меня обогнать.

Вальтер также был дома, и я передал ему обрывки услышанного мной разговора.

– Это, вероятно, кто-нибудь из соседей интересуется нашими делами, – сказал он с беззаботным смехом. – Впрочем, я не могу сказать, кто из них мог быть к нам так доброжелателен. А, – сказал он, подумав, – кажется, догадываюсь. Мы обещали эконому баржи один процент с продажной цены, если груз благополучно дойдет до Нового Орлеана. Это, вероятно, какой-нибудь друг Блэна, поздравлявший его с выгодным делом.

– Может быть, – сказал я, хотя сомнения мои так и не рассеялись.

– Представьте, – сказал Вальтер, переходя на другой предмет, – я ходил после обеда к соседу и вообразите, кого встретил!

– Как я могу угадать? Ведь я здесь никого не знаю.

– Вы, однако, видели этого человека и кое-что о нем слышали.

– Кто же это?

– Нат Брадлей!

– Нат Брадлей? Он здесь? Но ведь он говорил, что уезжает домой.

– Да, но это, как видите, вовсе не мешает ему быть здесь.

– Что же он тут делает? – спросил я с некоторым беспокойством.

– Кто знает! Он был, видимо, недоволен, что встретил меня. Вероятно, ему пришло в голову, что мне покажется странным его пребывание здесь, когда он сам мне сказал, что едет к берегам Миссисипи. Он уверяет, что не было попутного парохода в Нашвиле. Я точно знаю, что это ложь. Я слышал, что недавно оттуда отправился пароход и как раз тогда, когда Брадлей там был, если, конечно, он действительно туда ездил. Если бы он хотел, он мог бы на него сесть. Это опасная личность. Никто не знает, что он тут делает, зачем сюда приехал. Он говорит, что здесь есть поблизости торговец неграми, у которого он рассчитывает купить по дешевой цене нескольких рабов, а потом поедет верхом в Мемдлест и там сядет на пароход. Не знаю, правда ли это. Во всяком случае у него теперь много денег, потому что он говорил мне о покупке двадцати рабов.

Слушая это длинное объяснение, я вдруг поймал себя на мысли, что догадался, кто разговаривал с Блэном. Это был тот самый голос, который так неприятно поразил меня, когда произносил имя мисс Вудлей…

Я тут же поделился с Вальтером своими подозрениями.

– Это возможно, – ответил он. – Однако я не знаю, знаком ли Брадлей с Вилем Блэном, и не вижу, какое ему может быть дело до нашего хлопка и до того, в один или в два рейса пойдет он в Новый Орлеан.

Я знал об этом не больше, и как раз это продолжало меня интриговать после того, как мы перестали разговаривать о нашей встрече.

Странная вещь! Ни по соседству, ни на плантации никто, кроме Вальтера Вудлея, не знал о появлении Брадлея.

В те три дня, которые прошли между этим случаем и моим отъездом, я навел справки и выяснил – никто не знал, что Нат Брадлей здесь. Его первое посещение вызвало много толков, как их всегда вызывает появление человека, уехавшего разоренным и через несколько лет вернувшегося снова богатым.

Что же касается второго посещения, сделанного совершенно тайно, то, очевидно, оно было сделано с такой целью, в которой Брадлею неудобно было признаться перед соседями.

Заключение это было логично. Оно часто приходило мне в голову и, не знаю почему, очень меня беспокоило.

Глава VII. СТРАСТНЫЙ ОХОТНИК

Несмотря на мое нежелание покинуть своих хозяев, я наконец должен был на это решиться. Дольше оставаться здесь было неудобно. Однако я сильно привязался к Вальтеру, а в особенности, к его очаровательной сестре, и потому с большим удовольствием согласился на предложение, которое давало мне возможность вскоре с ними опять встретиться.

Они предложили мне, когда я буду путешествовать по Миссисипи, заехать к их брату Генри. Это было мне почти по дороге. С ним я мог бы поохотиться на зверей; мисс Корнелия, а может быть и Вальтер, приедут туда на зиму, – почему бы мне не подождать там их прибытия.

Вряд ли кто-нибудь на моем месте отклонил бы такое предложение, я же просто не в силах был это сделать. Пообещав заехать к мистеру Генри Вудлею, снабженный рекомендательными письмами к нему, я распростился со своими хозяевами и снова направился на юг.

Через несколько дней я приехал на плантацию Генри Вудлея и представил ему письма. Я был принят так хорошо, как только можно было вообразить по рассказам моих прежних хозяев. Впрочем, я думаю, что был бы почти так же хорошо принят и без этих писем. Мне стоило только сказать, что я страстный охотник, чтобы Генри Вудлей принял меня с распростертыми объятиями. Письма же сделали то, что между нами установились совсем приятельские отношения. Генри Вудлей принял меня так, как будто я вместо простого письма его сестры привез ему чек на сто тысяч франков.

У Генри Вудлея все очень отличалось от того, что я видел в старом семейном доме Вудлеев. Вместо комфортабельного, почти роскошно меблированного жилища, я был введен в более чем скромный дом. Это было что-то вроде хижины, без всякой претензии на изящество, спрятанной под высокими деревьями и окруженной рощами магнолий, лимонных и апельсиновых деревьев, пальм, всеми сортами растений из соседних лесов. За главным домом были расположены хижины работавших на плантации негров, а также кухни и конюшни.

Несмотря на простоту, дом имел очень живописный и приятный для глаза вид. Да и в практичности Генри Вудлею нельзя было отказать: он имел все, необходимое для жизни.

На псарне содержалась дюжина охотничьих собак, у некоторых из них были боевые рубцы, – следы когтей медведя или пантеры. Меня это взволновало особенно – значит, хозяин действительно охотник, как и я, и мне здесь скучно не будет.

Страсть к охоте заставила Вудлея выбрать себе это место, вдали от родных. Ради охоты он согласился терпеть ежегодно летнюю жару, ужасную в этой местности, дышать миазмами болот Миссисипи и отказаться от состояния, которое мог бы нажить на табачных или хлопковых плантациях. Он довольствовался тем зерном и фуражом, которые собирал со своих полей и лугов, лишь бы ему этого хватало на прокорм своих людей, лошадей и собак.

Мне уже случалось встречать людей, которые занимаются якобы земледелием, а сами проводят три четверти жизни на охоте или рыбной ловле. Земледелие для них только предлог или средство избежать другого занятия, отнимающего больше времени, средство самооправдания в ничегонеделании. Такие типы сотнями встречаются в долинах Миссисипи и тысячами – в девственных лесах Америки.

Внутри дома, – как и снаружи, все указывало на то, что хозяин – настоящий охотник. Всюду висели охотничьи трофеи: рога, шкуры, клыки, а также холодное оружие всех видов и ружья всех калибров.

Через некоторое время после моего приезда хозяин посвятил меня в жизнь южного траппера, и вскоре я узнал все способы охоты, практикуемые в этом краю.

Меньше чем за месяц я даже имел уже массу трофеев. У меня были шкуры черного медведя, красной пумы, пятнистой рыси, черных и серых волков, опоссумов, морских кроликов. В моей коллекции появились рога вирджинской серны, шкуры аллигаторов и кайманов юго-западных рек.

Птиц также было немало в этой коллекции, и первое место в ней занимал роскошный экземпляр индейского петуха, весом в тридцать фунтов. Я также убил большого американского ястреба, лебедя-трубача, птицу-змею, красного ибиса и много других птиц, которые встречаются только на южных берегах Миссисипи.

Однако самой редкой и драгоценной птицы, белоголового орла, в моей коллекции еще не хватало. Несколько раз мне случалось видеть этих величественных птиц, когда они парили на недосягаемой высоте или, ловя рыбу, летали вдоль берегов реки. Но, как большая часть членов семейства хищных птиц, белоголовые орлы боялись человека, и к ним очень трудно было подойти на расстояние выстрела. Мы узнали, что они водятся на одном острове, расположенном по реке милях в пятидесяти ниже плантации. Весной там видели гнездо, а несколько позже – молодых орлят.

Когда эти птицы устраивают где-нибудь гнездо, то к ним легче приблизиться. Зная это, я и решил нанести им визит.

На этот раз мне пришлось пойти без мистера Вудлея, а с одним его негром по имени Джек. Мы с ним уже не раз ходили на охоту, когда хозяин бывал занят, и я мог оценить охотничью опытность и сноровку в управлении челноком, которую проявлял Джек.

Негр хорошо знал остров, хотя ни разу не приставал к нему. Меня удивило, что он, видимо, не особенно был рад туда ехать. Нам надо было плыть около двух часов по реке, а на возвращение требовалось еще больше времени, так как течение было здесь очень быстрым. Я думал, что это и смущает Джека, и, надеясь, что его нежелание плыть пройдет, когда мы отчалим, я пошел с ним к его челноку.

Глава VIII. БЕЛОГОЛОВЫЙ ОРЕЛ

Мы отправились сразу после восхода солнца и, как мне сказал уже мой провожатый, попали в очень быстрое течение, ближе к острову становившееся даже опасным.

К берегу пристать было почти невозможно – мешали корни и водовороты. К счастью, мы заметили поваленное дерево, которое было наполовину погружено в воду. К нему мы и пристали и крепко привязали челнок.

Ухватившись за ствол, я выскочил на берег.

Не знаю почему, мне казалось, что гнездо должно быть неподалеку и я скоро его найду.

Так как негр, видимо, не собирался выходить на берег и помогать мне в моих поисках, я согласился на его предложение постеречь челнок и оставил его.

Правда, его поведение было для меня несколько странным, но я не настаивал. Остров, казалось, был невелик, и я легко мог пройти его вдоль и поперек. Если птицы здесь есть, я непременно их увижу или услышу, и мне было даже удобнее идти одному, так как Джек, не очень-то умелый охотник, легко мог бы их напугать.

Но я вскоре убедился, что пройти весь остров было гораздо труднее, чем мне думалось поначалу. Громадные кипарисы, переплетенные лианами, а также целый лес мелких кустарников сильно затрудняли движение. Кроме того, густая листва задерживала солнечные лучи, и, хотя солнце взошло не более четырех часов назад, казалось, что вот-вот наступит ночь. Ветви были также переплетены лианами и испанским мхом и образовывали вместе с листвой почти сплошной навес.

Я даже понемногу стал отчаиваться, что не найду орлов, так как не видел и самого солнца.

Я уже почти решил вернуться назад, как вдруг неподалеку увидел луч света, пробивавшийся сквозь густую растительность, в которой я находился. Я подумал, что дошел до противоположного берега острова и, думая в этом убедиться, пошел на свет.

Это оказалась всего лишь небольшая поляна, образовавшаяся вокруг мертвого дерева, лишенного листьев, что и позволяло солнечным лучам освещать землю, проходя меж высохшими ветвями. Это дерево, громадный лиродендрон, было, по-видимому, разбито молнией. Кормившиеся долгие годы его корой паразиты во множестве ползали кругом. Громадные побелевшие ветви тянулись к небу, как скелеты. Верхушка была обожжена, но все же возвышалась над остальными деревьями. В ее расщелине я заметил кучу ветвей, по-видимому, от другого дерева. Присмотревшись, я обнаружил, что эти ветки крепко сплетены, и догадался, что это и было гнездо, которое я искал.

Пока я смотрел, запрокинув голову, раздался странный звук. Он был похож на лязг резца скульптора о мрамор или даже на смех вырвавшегося из своей клетки безумного. Эхо тотчас же подхватило этот звук, и остров как будто сразу населился демонами. Но шум не испугал меня. Я знал его причину: это кричали белоголовые орлы. Я едва успел зарядить ружье, как четыре громадные птицы, закрыв своими темными крыльями свет, появились у меня над головой.

Я ждал, не спустятся ли они к гнезду, чтобы можно было выстрелить наверняка, но они не спускались, и я, боясь, что они улетят, решил стрелять. По-видимому, они заметили меня, и их крик послужил сигналом тревоги. Что бы я дал теперь, если бы со мной был карабин, заряженный крупной дробью! Но у меня было одноствольное охотничье ружье, заряженное пулей. Орлы продолжали кружиться вокруг разбитого дерева. Из них только у двоих были белые хвосты и головы. Двое других были темного цвета. Это были молодые, еще не по-настоящему оперившиеся детеныши.

Я выбрал из первых двух того, который был побольше, прицелился и выстрелил.

Птица, раненная в крыло, упала к моим ногам, но я не успел схватить ее; крича и хлопая здоровым крылом, она бросилась в чащу. Я побежал за ней и только ярдов за сто от того места, где она упала, догнал и прикончил ее ударом приклада. Это была самка.

Три других орла улетели, пронзительно крича на весь остров.

Глава IX. ОСТРОВ ДЬЯВОЛА

Гордый своим трофеем, я взвалил его на спину и собирался уже вернуться к Джеку. Но не прошел и нескольких шагов, как понял, что заблудился. Преследуя раненную птицу, я потерял из виду сухое дерево и очутился снова в полутьме. Я стал искать свои следы. В спокойном состоянии я мог бы найти их, но мудрено было оставаться спокойным, когда колючки так и втыкались со всех сторон в мое тело. Предполагая, что остров имеет в поперечнике не больше трех-четырех миль, я решил идти напрямик в каком-нибудь направлении и выйти таким образом к берегу, а там, уже идя вдоль берега, дойти до того места, где остался Джек.

Я пошел прямо и, как ожидал, вскоре увидел свет. Потом показалось небо, а через несколько шагов – и вода. Но, подойдя поближе, я увидел, что это не река, а болото или, вернее, лагуна. Затем я увидел канал, следуя по которому, я мог выйти к реке. Чтобы не обходить потом кругом весь остров, я вернулся назад и пошел по другому берегу канала. Идя вдоль лагуны, я обратил внимание на какой-то челнок, который принял сначала за ствол дерева. Он был привязан к высокому кипарису, до половины закрытому росшими вокруг латаниями. Сначала я подумал, что на острове есть еще какой-то охотник, но, рассмотрев привязь, сделанную из дикого винограда, понял, что челнок привязали несколько месяцев тому назад. Вероятно, это было какое-нибудь негодное, гнилое, брошенное или забытое судно.

В раздумье я рассматривал берега этого небольшого заливчика и заметил другие следы пребывания здесь человека, хотя и не свежие. В одном месте земля была несколько утрамбована, как будто здесь часто приставали к берегу, вокруг валялись куски грубого полотна, применяемого для упаковки хлопка, в другом месте лежала куча золы.

Следы в таком уединенном месте очень меня заинтересовали, и я несколько минут их рассматривал, раздумывая, кто бы мог здесь быть.

Однако, так и не решив этого вопроса, я вынужден был продолжать идти к своему челноку. Я снова стал продираться сквозь чащу и, дойдя до берега, окликнул Джека. Он отозвался. Я пошел на голос и вскоре был уже возле челнока.

– Мой очень доволен, масса, что вы вернулись целы и невредимы, – сказал негр на своем ломаном языке, когда я сел в челнок.

– А разве что-то могло случиться? – спросил я, удивленный его тоном и той поспешностью, с которой он отчалил от берега.

– О, на этом острове нечисто!

– Как нечисто?

– Не знаю, масса, не знаю. Но говорят, что ночью там видели дьявола. Мне самому это говорили рабы массы Брадлея. Его плантации недалеко отсюда, по другую сторону только, но никто из его негров сюда не ходит.

– Так как же они это знают?

– Не знаю, масса, не знаю. Никто не решается ходить на этот остров. Только это уж точно, что дьявол часто здесь высаживается.

Теперь я понял, почему мой черный спутник ехал со мной с такой неохотой.

Я не мог не посмеяться над его суеверием и стал упрекать его, почему он не сказал мне этого раньше, ведь я мог получше осмотреть это любопытное владение дьявола.

Потом я подумал о криках орлов, о царствующей на острове темноте, о лагуне и челноке, привязанном на берегу; мне вспомнились эти переплетенные лианами и испанским мхом ветви, и я перестал удивляться суеверию бедных негров соседних плантаций и страху моего спутника.

Мрачный вид этого места мог легко внушить ужас суеверным по природе неграм. Но, очевидно, брошенный челнок и другие особенности, которые я заметил, могли бы при более тщательном осмотре подсказать мне, кто же тот демон, который, по мнению Джека и его знакомых с Брадлеевой плантации, избрал это место под свою резиденцию.

Глава Х. ПЛАНТАЦИЯ НА ОСТРОВЕ ДЬЯВОЛА

По поводу плантации Ната Брадлея Джек оказался словоохотливее и в течение нашего долгого плавания успел мне порассказать много любопытного об этом человеке.

Жилище Ната Брадлея было расположено на большом острове, образуемом Миссисипи и ее прежним руслом. Река эта часто меняет русло; оба ее берега, в особенности правый, изрыты бочагами, заливами, лагунами, каналами. Вода то исчезает из них, то появляется снова, то роет новые, как будто по капризу, но так или иначе покинутое русло или лагуна всегда превращаются в тинистое стоячее болото.

На таком-то острове и поселился Нат Брадлей. Одно, впрочем, удивляло моего спутника: как мог этот человек, приехав с двумя или тремя рабами, в короткий срок раздобыть для покупки стольких, что их оказалось больше, чем у сквайра Вудлея в Тенесси. Он скупал рабов везде, где они продавались. Он скупал даже таких негров, которых по непригодности к работе никто не хотел покупать. Но он умел их держать в руках, и с его плантации негры никогда не убегали. Иногда они уходили оттуда на ночь, но утром всегда возвращались.

Однако они легко могли укрыться где-нибудь в окрестностях, и никто не подумал бы выдать их господину. Очевидно, тут была какая-то загадка.

Эти сведения очень заинтересовали меня, так как дополняли те, которые я собрал раньше; но мне еще интереснее было узнать, какого рода отношения существовали между Натом Брадлеем и Генри Вудлеем. Я видел, что они были близкие друзья, но мне хотелось знать, почему они дружны, так как я не мог понять связи между такими различными людьми.

Я уже настолько узнал здешние нравы, что мне было известно, как мало придается здесь значения нравственности того или другого плантатора. Колонисты, поселившиеся на древней земле чокталов, были далеко не рыцари вроде Баярда, человека без страха и упрека. Без страха-то они, пожалуй, и были, но их безупречность была, во всяком случае, сомнительна. Для них богатства и умения искусно владеть револьвером было вполне достаточно для того, чтобы признать человека достойным уважения. А Нат Брадлей был как будто создан для того, чтобы блистать в обществе Винсбурга и его окрестностей.

Винсбург – это город, которым за несколько лет перед описываемым временем завладела банда, состоявшая из негодяев всевозможных национальностей. Некоторое время на улицах города царил какой-то нескончаемый и безобразный кавардак. Обывателям приходилось весьма плохо.

В конце концов бандиты были схвачены, но старая закваска так и осталась в этом краю. Пребывание злодеев сильно отразилось на нравах населения. То, что рассказывалось про Ната Брадлея, про его выходки и характер, никого не удивляло и доказывало лишь, что он вполне достоин жить между колонистами Миссисипи и водить с ними дружбу.

Но по своему характеру Генри Вудлей ничуть не подходил Брадлею. Редко встречались люди более противоположные, более неспособные подружиться. Правда, Генри жил немного как дикарь, делил хлеб-соль с не очень-то цивилизованными людьми, но по натуре был он мягок, казался скорее даже застенчивым, хотя это и не охотничье качество.

Я не мог объяснить себе, как такой человек находит удовольствие в обществе Ната Брадлея. Но мне было неудобно беседовать о своем хозяине с его невольниками. Не будь я особенно заинтересован двумя близкими ему лицами, я и не завел бы этого разговора, но любопытство мое было так возбуждено, что я не удержался от косвенного вопроса.

– А, кажется, Джек, ты не очень-то любишь Ната Брадлея?

– Да. И никто из нас, негров, его не любит. Его просто ненавидят все!

– Ну, а ведь белые его уважают?

– Не знаю, масса, не знаю.

– Как не знаешь? Твой господин, например, большой друг Ната Брадлея.

– Мистер Генри?

– Да, мистер Генри.

– Да ведь он со всеми дружен.

– Правда?

– Да, он мухи не обидит, комара на собственном носу не убьет. Вот на охоте – до медведей, до пантер – он зол. Охота и собачий лай его возбуждают; он становится совсем другим человеком, когда у него ружье в руках и он стоит перед дичью. А так он очень добр.

– Да, он любит охоту и охотников. Но Нат Брадлей, кажется, и не охотится никогда; почему же твой господин его так любит?

– Кто знает! Может, любит, а может, и нет.

И после этого уклончивого ответа Джек подналег на весла и некоторое время хранил молчание.

Зная, что сын Африки никогда не закончит разговор так неопределенно, я ждал, когда Джек заговорит сам.

Ждать пришлось недолго. Взмахнув веслами еще несколько раз, он сказал:

– Может быть, масса, тут есть и особые причины. Здесь, как и везде, бывают странные случаи; может быть, один из этих случаев и есть причина…

Джек, видимо, старался говорить так, чтобы не выдать себя, но и поболтать ему также хотелось.

Мне оставалось предоставить его самому себе и только слегка поощрять его время от времени.

– Да, вероятно, это не настоящая дружба. Тут что-нибудь да есть…

– Под спудом, – подхватил Джек. – Не сомневайтесь в этом, сударь; негры-то это хорошо знают.

– Тайна какая-нибудь?

– Да, масса, тайна.

– Интересно – какая?

Сердце мое сильно билось, когда я задавал этот вопрос и ожидал на него ответа. Я думал, что негр сейчас заговорит о Корнелии.

– Видите ли, масса, – сказал негр после некоторого размышления, – я думаю, что вы друг масса Генри, и не знаю, почему бы мне не сказать вам, какие у него дела с Натом Брадлеем.

– Я – искренний друг твоего господина, – сказал я серьезным голосом, – и ты можешь мне вполне довериться, Джек.

– Ну вот, масса. Как-то масса Генри и много других охотников поехали на большую охоту. Масса Брадлей тоже там был, – это, кажется, единственный раз, когда он был на охоте. К концу дня все сели отдохнуть, выпить и закусить. После закуски стали играть в карты, кажется, по предложению масса Брадлея… Вы знаете, что масса Генри никогда не играет в карты, а тут он стал играть, так как все были навеселе. Сначала играли в пикет, потом во французскую игру баккара. Все ставили огромные куши. Масса Генри – вы знаете какой он нервный

– ставил больше других и, не умея играть, все время проигрывал. Так он проиграл двадцать тысяч франков! И знаете, кто все выиграл?

– Кто?

– Масса Брадлей. У масса Генри, разумеется, не было такой суммы, – кто же возьмет с собой на охоту столько денег?

– Конечно.

– Ну, он и дал Брадлею расписку на эту сумму. Расписка находится до сих пор у Брадлея, потому что масса Генри еще не заплатил долга. Поэтому-то масса Генри и должен делать вид, что дружен с этим человеком. Вот, масса, и объяснение их дружбы.

– Думаю, ты не ошибаешься, – сказал я. – Надеюсь, что твой хозяин действительно так много должен Брадлею.

– Как надеетесь? Вы говорили, что вы друг масса Генри. Как же вы можете желать, чтобы он был действительно должен двадцать тысяч франков этому человеку?

Джек сказал это с взбешенным видом, но в этом не было ничего странного, так как я отвечал машинально и совсем не подумал о том ложном значении, которое мог придать негр моему ответу. Той тайной эгоистической мысли, которая вызвала у меня это восклицание, он не мог угадать. Однако я поторопился его успокоить.

– Нет, нет, – произнес я важным тоном. – Я хотел только сказать, что очень рад, что между ними нет ничего более важного. Денежная рана не смертельна, да и в конце концов двадцать тысяч франков уж не Бог весть какая сумма для богатого плантатора.

– Для богатого плантатора – может быть. Но для масса Генри это огромная сумма. При жизни отца он не сможет ее выплатить. Он не выручает почти ничего со своей плантации, он даже проживает больше, чем получает. Ах, будь прокляты эти карты! Они годятся только для таких людей, как Нат Брадлей. К счастью, масса Генри с тех пор не играл – и то утешение.

То, что мне рассказал негр, возбудило мое любопытство еще больше. Несмотря на нежелание показаться ему нескромным, я не мог перестать его спрашивать.

– А часто бывает мистер Брадлей у твоего господина?

– Это зависит…

– От чего?

– От времени года.

– Ты хочешь сказать, что он чаще бывает в какое-то одно время года?

– Да.

Джек становился уже неразговорчивым. Приходилось допытываться и выжимать из него слова.

– Вероятно, он бывает чаще тогда, когда у него здесь дела?

– Вероятно. Летом он бывает редко, раз или два за все время. Но зимой – другое дело. Говорят, у масса Брадлея бывает в это время много дел в Новом Орлеане.

– Но если б у него было много дел, так ему некогда было бы бывать здесь.

– А он находит время, – сердито заметил негр.

– Как же и когда?

– Да, по правде сказать, когда сестра масса Генри здесь, так и он бывает

– вот что!

Хотя я и был к этому приготовлен, но все-таки это поразило меня настолько, что я насилу мог скрыть это от моего собеседника. Немного справившись с собой, я спросил с беззаботным видом:

– Он, вероятно, жених мисс Вудлей?

– Может – да, а может и нет.

Я счел неосторожным продолжать свои вопросы. Впрочем, мне и самому тяжело было говорить об этом.

Да и что для меня была мисс Вудлей? Чувствовал ли я к ней что-нибудь, кроме искренней дружбы? К чему мне было вмешиваться в дела, которые меня не касались? Корнелия Вудлей – не ребенок. Если она позволила любить себя этой подозрительной личности или даже сама любит Брадлея – к чему мне-то ввязываться? И она и ее братья были мне чужими. Я не имел права давать им советов, и из их ласкового приема вовсе не следовало, что они должны руководствоваться моим мнением.

Конечно, мне лучше всего было избежать всякого вмешательства в это дело, а для этого оседлать лошадь и уехать.

Это несколько изменило бы мою программу, но этого требовали обстоятельства. Перспектива увидеться снова с мисс Вудлей, такая приятная прежде, теперь была для меня тяжела. Обещание, которое я ей дал, не имело особой важности, и я легко мог его не сдержать, да и она не должна была особо на это обижаться.

Эти грустные размышления были прерваны восклицаньем моего спутника:

– Когда говорят о дьяволе, то видят его хвост. Однако теперь мы, может быть, увидим и ангела.

– Ангела? Что ты говоришь, Джек?

– Посмотрите туда: что вы там видите, масса?

– Пароход.

– Ну, так вот на этом пароходе и находится ангел. Я уверен, что она там.

– Ничего не понимаю.

– Да что же тут непонятного, масса? Видите, пароход остановился около плантации масса Генри?

– Да.

– Значит, на нем есть пассажиры, которые хотят здесь высадиться. В Новый Орлеан мы зерна не посылаем, так, значит, это и есть мисс Вудлей. Я вам говорю! Посмотрите, и пароход этот «Чироки», он ходит вверх по Кумберленду и доходит до Нашвиля.

Негр не ошибся. Десять минут спустя пароход прошел мимо нас, и я прочел его название, написанное крупными буквами над колесами.

А по приезде на плантацию я прежде всего узнал, что туда приехала мисс Вудлей и что с нею от Нашвиля ехал Нат Брадлей.

Глава XI. ВРАЖДУЮЩИЕ ГОСТИ

Действительно, мистер Брадлей приехал вместе с мисс Корнелией и был принят как желанный гость.

Мне едва удалось, несмотря на все усилия, скрыть свое недовольство. Однако я стал несколько сдержаннее, когда решил на другой же день распроститься с моими хозяевами, которые мне были прежде так симпатичны. Теперь же один вид их заставлял меня страдать.

Брадлей уехал с плантации до наступления ночи. Он высадился здесь, потому что на его земле не было пристани. Его вызывали зачем-то в Винсбург, и, возвращаясь оттуда, он встретил на пароходе мисс Вудлей.

Все это я узнал из разговора с хозяином, но поверил этому мало. Не было никакого сомнения, что в Винсбург Брадлей ездил вовсе не по делу, а чтобы встретить мисс Вудлей. Распростившись с Генри, Брадлей уехал, взяв лошадь у своего должника. Он обещал вернуть ее на другой день. Я твердо решил уехать до его возвращения.

Но подумать об этом было гораздо легче, чем исполнить. Редко случается, чтобы бабочке удалось улететь от огня, не сгорев. Так было и со мной.

Известие о моем отъезде было воспринято мистером Генри с удивлением. Так быстро и неожиданно уехать! Он и слышать ничего не хотел! Это, говорил он, было бы для него крайне неприятно. Он только что собирался сделать в честь моего приезда большую облаву на медведя.

– Надеюсь, вы не огорчите меня?

– Правда, ведь вы не уедете? – спросила меня мисс Вудлей, когда мы на минуту остались одни. – Почему вы так заторопились уезжать?

Я не знал, что ей ответить.

– Это очень плохо, – говорила она все настойчивее. – Это даже невежливо, нелюбезно, – прибавила она с восхитительной улыбкой. – Вы с удовольствием жили здесь, пока меня не было. Я могу подумать, что именно из-за меня вы уезжаете.

Не мог же я ей сказать, что она угадала…

Я хотел что-нибудь ответить, уверить ее, что мое решение неизменно, как-то объяснить ей причину своего поступка, может быть, обратиться к ней с какими-нибудь упреками…

К счастью, она сама великодушно помешала мне попасть в смешное положение. Она подошла ко мне и сказала почти умоляющим голосом:

– Останьтесь! Брат так огорчится, узнав о вашем отъезде… и я тоже! Если вы уедете, я буду убеждена, что вы уезжаете из-за меня.

Что означала эта просьба? Или мисс Корнелия действительно симпатизировала мне, или она смеялась надо мной. В первом случае она была очаровательна, во втором она вела себя как жестокая кокетка. Как мне было понимать мисс Вудлей?

Чтобы знать, как себя держать, я ответил ей так:

– Ни вы ни ваше присутствие не могут быть для меня помехой. Меня гонит отсюда присутствие человека, отъезд которого опечалит вас, я уверен, гораздо больше, чем мой.

Единственным извинением моей грубости были те тайные страдания, которые я испытывал. В глазах мисс Вудлей я прочел горестное изумление. И сразу понял, что теперь она со мной не кокетничает.

– О ком вы говорите? – спросила она.

Я колебался – отвечать или нет. Может быть, мой ответ огорчит ее, да я и не имел права обвинять ее в том, что она предпочитает не меня.

К счастью, вернулся ее брат и начал снова уговаривать меня остаться. На этот раз он преуспел. Короткого разговора с его сестрой было для меня достаточно, чтобы переменить свое решение. Я снова стал надеяться, но даже сам не признавался себе – на что.

Я дал убедить себя, что мое присутствие при облаве на медведя просто необходимо. На другой день Нат Брадлей, как и обещал, вернул мистеру Генри лошадь. Он приехал с невольником и велел тому расседлать лошадь и отвести ее на конюшню. Это говорило о том, что он думает пробыть на плантации несколько часов.

Нас, разумеется, познакомили, и я должен был о чем-то говорить с человеком, к которому чувствовал глубокое отвращение.

Мы холодно раскланялись, обменялись несколькими словами, но присутствие мистера Генри и мисс Вудлей, конечно, сдерживало нашу взаимную ненависть.

Каждый раз, когда мисс Вудлей слушала, что я говорю, или обращалась ко мне, лицо Брадлея темнело. Как-то он даже наградил меня таким угрожающим и дерзким взглядом, что я готов был тотчас же потребовать у него объяснений, но потом сдержался, подумав, что мне нужно только радоваться, если я возбуждаю его ревность.

Несмотря на это, положение становилось для всех затруднительным. Мистер Генри был, видимо, не в своей тарелке, чувствуя, как мы мало подходим друг другу. Его сестре тоже не удавалось скрыть своего недовольства.

К счастью, подоспело известие, которое нас вывело из этого положения. Прибежал Джек, который весь день был в лесу, и радостным голосом сообщил, что голуби в громадном количестве прилетели к вязовой роще и усыпали все деревья.

Из всех присутствующих один я не понял, в чем дело, и попросил растолковать, что это значит. Оказалось, что весьма распространенные в Америке перелетные голуби устроили отдых в вязовом лесу, недалеко от плантации, чтобы наскоро подкрепиться и снова пуститься в путь. Как ни незначительна эта дичь, но все-таки охота на нее – довольно редкая забава, и где эти птицы встречаются, даже охотник на медведя не откажется пострелять голубей. Так было и с моим хозяином. Едва услышав слово «голуби», он схватил ружье и предложил нам последовать его примеру. Ни я, ни Нат Брадлей не заставили себя просить дважды, и мисс Вудлей осталась дома одна.

Глава XII. НА ГОЛУБИНОЙ ОХОТЕ

Я не буду описывать подробно голубиную охоту, хотя то, как она здесь проводится, не лишено интересных подробностей. Это не убийство, не бойня, как можно себе представить по словам Джека, рассказывавшего о «тучах» птиц.

Хотя, как все перелетные птицы, голуби во время перелета не так осторожны, как обычно, но все же они до известной степени держатся настороже, так что охотнику редко удается увидеть двух или трех птиц на одной ветке. Требуется большое искусство, чтобы неслышно проскользнуть под ветками и добраться до самой стаи. Обычно, стоит только приблизиться на хороший ружейный выстрел, как какой-нибудь более опытный или менее голодный голубь подает сигнал всей стае и улетает. За ним следуют остальные и выбирают новое место для отдыха, ярдах в ста от прежнего.

Не всегда, однако, вся стая повинуется этому сигналу. Некоторые голуби небольшими группами беззаботно остаются на земле или ветвях и представляют собой не очень трудную добычу.

Большей частью охотники и стреляют по этим отдельным голубям. Они устраивают из этого нечто вроде состязания. Но так как почти все уверены, что с каждого выстрела уложат хоть одну птицу, то и предпочитают не рисковать и не пускаться в преследование всей стаи, может быть – напрасное.

Так и сделали несколько молодых охотников с соседних плантаций, которые нас здесь опередили, вероятно, потому, что были раньше извещены о прилете. Одни были вооружены ружьями, другие карабинами. У меня и у Брадлея были ружья. Как всякая лесная охота, голубиная бывает довольно опасной из-за многочисленности охотников. К тому же и листья еще не облетели, так как осень наступила недавно.

Каждый охотник стреляет по своему усмотрению, не заботясь о других, и так как птицы сидят то высоко, то низко, а когда и совсем на земле, то выстрелы не всегда бывают направлены вверх.

Я был новичком в этом виде охоты и не подозревал, что она так опасна, как вдруг пуля, просвистевшая у меня мимо уха и слегка обжегшая щеку, показала, что голубиная охота далеко не безобидное занятие. Пуля пролетела от меня слишком близко и ударила в стоявшее сзади дерево. В ту же минуту я услышал звук выстрела.

Моим первым движением было пойти к неловкому охотнику и отругать его за неосторожность. Но я не знал, кто он. Его скрывали от меня кусты. Я предположил, что на этих кустах и сидела птица, по которой он стрелял.

Но пуля должна была непременно пробить ее насквозь, потому что иначе я заметил бы вспорхнувшую птицу, а я ничего не видел, кроме легкого дыма, поднимавшегося из-за кустов. Предположить же, что охотник стрелял в птицу, сидевшую на дереве, в которое попала пуля, я не мог. Я стоял близко от дерева, и так грубо промахнуться мог только тот, кто никогда даже не видел ружья. Низких же кустов за мной не было.

Я довольно быстро направился туда, где увидел дымок, но не нашел там никого. Выстрелы продолжались, я видел двух или трех охотников, но все были далеко от меня.

Это стечение обстоятельств показалось мне странным. Можно было предположить, что тот, кто по неосторожности чуть не убил меня, скрылся, чтобы не быть уличенным. Но где же тогда голубь? Я должен был его видеть, когда он падал или когда улетал. Я тщательно осмотрел кусты, но не нашел ни убитой или раненой птицы, ни следов крови. Недалеко от того места, где раздался выстрел, валялся пыж – небольшой кружок войлока.

Но он не мог навести меня на след стрелявшего. А это меня все больше и больше интриговало. Теперь я просто был убежден, что выстрел этот прозвучал не случайно.

Пуля могла навести меня на след, и я пошел к дереву, в котором она засела, и осторожно вырезал ее ножом. По своей величине она превосходила обыкновенную охотничью пулю и была весом около четырех золотников. Это обстоятельство помогало мне найти ствол, из которого она вылетела. Хотя охотники бродили по всему лесу, я все же постарался найти случай стать рядом с каждым из них и незаметно проверить калибр их ружей. Я подошел так к пяти незнакомым охотникам, потом к мистеру Генри, но к Брадлею не подходил. Из всех охотников только двое были вооружены ружьями, и ружья эти были мелкого калибра. Значит пуля, которая чуть не пробила мне голову, вылетела из ружья Брадлея. Тогда я убедился окончательно, что я-то и был тот голубь, в которого он стрелял.

Не говоря никому об этом случае, я стал решать, что мне делать.

Обвинять Брадлея в том, что он пытался меня убить, было бы нелепо. Зачем он стал бы меня убивать? Мы друг друга не знали, не ссорились, ни разу не случилось ничего, что могло бы служить основанием для такого обвинения. Даже если предположить, что Брадлей и выстрелил, никто не поверит, что он стрелял не в голубя, а в меня. Его упрекнули бы в неосторожности, но никак не в таком тяжком и невероятном преступлении. По многим причинам я решил, что лучше будет оставить свои подозрения при себе и лишь по возвращении домой поделиться ими с мистером Генри.

Тем не менее я решил выяснить наибольшую дальность стрельбы ружья Брадлея и тщательно наблюдать за его направлением при последующих выстрелах. Для этого не следовало терять его из виду.

Я стал его искать, но узнал, что его уже нет среди охотников. Кто-то заметил это вслух; другой охотник возразил, что тут нет ничего удивительного. Нат Брадлей никогда не любил охоту. Вероятно, он один вернулся домой.

Глава XIII. ОТКАЗ

Я не могу высказать всех мыслей, которые пришли мне в голову по поводу Ната Брадлея и его странных действий. Я помню только, что эти мысли были мрачны и горьки. Не раз я чувствовал приступы страшной злобы против этого человека, который покушался меня убить и который, вероятно, нашел средство заставить мисс Корнелию Вудлей полюбить его. Я не мог не чувствовать, что эта мысль причиняла мне особенную боль.

Исчезновение Брадлея легко было объяснено. Я не знал, куда он делся, но что-то говорило мне, что он ушел на плантацию. Я почувствовал это, как только убедился, что его среди нас нет. Мисс Вудлей оставалась одна дома. Ничего не было удивительного в том, что он не упустил такого случая.

Не более удивительно и то, что охота на голубей потеряла для меня всякую привлекательность, и я сам задумал пойти домой и посмотреть, что делается у Вудлеев. Не сообщив никому своего намерения, я вышел из леса и пошел по направлению к дому.

Я шел медленно, раздумывая, имею ли я право прервать это свидание, одна мысль о котором приводила меня в бешенство. Не найдут ли они оба, что я глупая и несносная личность? Но мое негодование и даже это опасение обостряли мое любопытство, и я пошел дальше с видом человека, идущего по своей воле навстречу большой опасности.

Около дома была небольшая площадка, сплошь засаженная зеленью и напоминавшая своим видом плодовый сад. Но там не было плодовых деревьев, росли только декоративные. Площадка эта была огорожена. Тропинки пересекали ее во всех направлениях, а в самых густых и тенистых местах были поставлены скамеечки.

Через этот садик проходила дорога, шедшая от вязовой рощи к дому. Бесшумно отворив калитку, я направился к нему, но вдруг услышал два голоса и сразу узнал их. Первый голос принадлежал Брадлею. Я остановился и прислушался. То, что он говорил, было так интересно, что я ничуть не стыдился своей роли шпиона.

– Так это решено окончательно? – говорил он.

– Да, – ответила мисс Корнелия. – Это бесповоротное и окончательное решение.

– Вы находите меня недостаточно богатым? Вы хотите выйти замуж за крупного землевладельца с громадным состоянием, который мог бы окружить вас той роскошью, какой вы достойны? Поэтому вы мне отказываете?

– Позвольте вам сказать, мистер Брадлей, что это как раз и не имеет никакого влияния на мой отказ.

– Ну, скажите правду, Корнелия! Если вы отказываете мне из-за этого, то я, может быть, сумею вас разубедить, может быть, я могу обещать вам кое-что…

– Всякие обещания бесполезны. Я сказала правду раз и навсегда. Бесполезно возобновлять этот разговор. Я сказала и повторяю: Нат Брадлей, я никогда не буду вашей женой.

Молодая девушка так энергично подчеркнула эти слова, что мое сердце радостно забилось.

Наступило молчание. Я с волнением дожидался ответа моего врага.

Он заговорил наполовину угрожающим, наполовину умоляющим тоном:

– Не говорите так, Корнелия, не говорите!..

Несколько секунд он помолчал.

– Так вы не хотите, не хотите? – заговорил он снова. – Хорошо же! Но клянусь небом, пока я жив, вы не будете женой другого, а если и будете, то сразу же овдовеете. Клянусь Богом, что даже если это будет стоить мне жизни, я все-таки убью того, кто на вас женится, в тот самый день, как он станет вашим супругом. Теперь выбирайте: или вы моя жена, или вдова какого-нибудь безумца. Если бы я думал, что это может быть тот господинчик, что гостит у вашего брата, я бы немедля с ним покончил, черт возьми… Еще до заката солнца…

– Нат Брадлей, – прервала молодая девушка дрожащим от негодования и презрения голосом, – извольте замолчать, я не хочу больше слушать ваших подлых речей! Ступайте вон, или мой брат узнает, какие вольности позволяете вы себе со мной в его отсутствие.

На эту резкую отповедь ответа не последовало. Слышны были только легкие удаляющиеся шаги да шуршание платья.

Я понял, что мисс Вудлей сразу же положила конец разговору, уйдя к себе.

Что касается меня, то я был рад, что мне пришло в голову последовать за моим соперником. Окончательно успокоившись, я хотел пойти опять в лес, чтобы до наступления ночи убить хоть несколько голубей. Однако слово «господинчик» так и раздавалось в моих ушах, и при воспоминании о нем я снова слышал свист пули Брадлея. Я пошел к тому месту, где он разговаривал с мисс Вудлей и столкнулся с ним лицом к лицу.

Если бы это была моя тень, он, вероятно, не больше бы поразился и ужаснулся. Он был, по-видимому, убежден, что убил меня, – это и стало причиной его ужаса и смущения, когда он увидел меня целым и невредимым. Во всяком случае, его нахальство на минуту оставило его. Голос его слегка дрожал, и он смотрел на меня с боязнью и смущением.

– Позвольте осмотреть ваше ружье, господин Брадлей, – сказал я.

– Ружье?! – воскликнул он с наигранным удивлением. – С удовольствием. Но позвольте узнать, зачем оно вам?

– У меня в кармане лежит пуля, пролетевшая меньше чем на дюйм от моей головы. Мне хотелось бы узнать, не из этого ли ружья она послана…

– Боже мой! Как вы можете даже думать об этом?

– Черт возьми! – ответил я, приставив пулю к дулу ружья Брадлея и убедившись, что она к нему подходила. – Вы-то как раз и оказались так неловки. Позвольте же попросить вас: когда будете снова охотиться, стреляйте по дичи, а не по таким господинчикам, как я.

И, не ожидая ответа, которого, впрочем, и не последовало, я круто повернулся и, выйдя из калитки, присоединился к охотникам и стал охотиться с таким усердием и увлечением, что сам себе удивлялся.

Никто ничего не знал о случившемся, и я счел бесполезным рассказывать Вудлею, как мало было нужно для того, чтобы завтра ему пришлось готовить мне гроб.

Возвратившись домой, мы застали мисс Вудлей одну.

– Где Нат Брадлей? – спросил ее мистер Генри.

– Не знаю, – ответила она.

Расспросив слуг, мы узнали, что, вернувшись на плантацию, Брадлей приказал оседлать лошадь и уехал, ни с кем не простившись.

Генри не увидел в этом ничего странного. По его мнению, Брадлей был вообще человеком, привыкшим действовать свободно и по собственному усмотрению. Меня же этот неожиданный отъезд удивил еще менее. После разговора с хозяйкой дома Брадлею только и оставалось уехать, а после разговора со мной – и подавно. Вскоре этот отъезд перестал занимать нас. Я понял, что мисс Вудлей и не подозревала о моем присутствии при ее свидании с Брадлеем.

Я решил не говорить об этом даже ей. И до тех пор, пока соперник мой не потребует у меня ответа, я решил не поднимать никаких вопросов. Я стал думать о том, как теперь поведет себя этот негодяй. Подчинится ли он воле мисс Вудлей и примет ли мою угрозу, которую он, без сомнения, понял? По его характеру я ожидал, что он вызовет меня на дуэль на ножах или ружьях, по обычаю его соотечественников. Я не понимал даже, почему он не вызвал меня сразу. Правда, его ружье не было заряжено, потому что он разрядил его, стреляя в меня, а пистолетов он, вероятно, не взял с собой. Ни для голубиной охоты, ни для того, чтобы делать предложение, они ему не были нужны.

Однако я рано или поздно ждал от него секундантов или, по крайней мере, письма.

Но следующий день, а за ним и целая неделя прошли без всяких последствий. О Нате Брадлее не было ни слуху ни духу.

Я заключил из этого, что между нами все кончено, и что Нат Брадлей подлее даже, чем я думал.

Глава XIV. ОТЪЕЗД

Несколько дней спустя состоялась большая медвежья охота, о которой мне уже говорил мистер Генри, и я принял в ней деятельное участие.

Для меня это было настоящим праздником, тем более что Брадлея не было на охоте, и я не боялся, что меня примут за медведя и подстрелят.

Однако мой хозяин получил за это время несколько писем, и мне почему-то показалось, что эти письма были от Брадлея.

Однажды в принесшем письмо негре я узнал того, который сопровождал Брадлея в его последний приезд.

После этих писем хозяин мой казался расстроенным и убитым. Я догадался, в чем дело. Видно, Брадлей требовал немедленной уплаты карточного долга, о котором мне говорил Джек. Это огорчило и меня, но больше всего меня мучило, что я должен скоро уехать от этих милых людей, с которыми свел меня случай.

Мои планы сильно изменились. Насколько до этих пор я старался ускорить свой отъезд, настолько теперь я выдумывал какой-нибудь приличный предлог, чтобы задержаться.

Вскоре я нашел этот предлог, хотя он был несколько странен. Я сообщил, что мне вдруг вздумалось плыть в Новый Орлеан на барже. Таким образом я мог лучше рассмотреть эти края и даже поохотиться. Лошадь мою можно будет прислать потом на пароходе.

Мне и раньше приходило это в голову, но я не привел бы свою идею в исполнение, не будь причины, которая заставила меня применить эту маленькую хитрость. Я знал, что баржа, нагруженная хлопком мистера Вудлея старшего, вышла из Тенесси и теперь медленно плыла вниз по реке. Она должна была прибыть сюда лишь через несколько дней и, остановясь на плантации, выгрузить корзины с яблоками, орехами и другими плодами, которые не росли здесь из-за тропической жары. Взамен же на нее должны были погрузить звериные шкуры, которые охотник ежегодно посылал в Новый Орлеан на продажу.

До прибытия баржи оставалась еще неделя или две, и я мог выиграть время.

Таков был мой план.

Он удался и никого не удивил. Таким образом я продолжил свое приятное пребывание в обществе мисс Корнелии и ее брата.

Прошла неделя. Она промелькнула для меня, как один день, и вот сообщили, что баржа из Тенесси подошла к пристани.

Первым моим движением было пожелать вслух, чтобы она была отсюда еще за тысячу миль. Но что было делать? Пришло наконец время уезжать.

Шкуры, которые отправлял мой хозяин, а также и мои собственные трофеи и съестные припасы, заготовленные на все время путешествия, были уже отправлены на баржу, а я все еще собирался.

Попрощавшись с мисс Вудлей, но вовсе не так, как прощаются навсегда, я отправился к пристани. Мистер Генри сопровождал меня.

Я был несколько удивлен, чтобы не сказать огорчен тем, что капитаном баржи был не кто иной, как подозрительный мистер Блэн, грубые манеры которого произвели на меня некогда весьма неприятное впечатление. Стингер в качестве лейтенанта тоже был здесь. Экипаж составляли четверо негров мистера Вудлея-старшего.

Это открытие заставило меня раскаяться в своей выдумке, так как путешествие в подобной компании не могло быть очень радостным. А мне ведь надо было проплыть с ними около четырех тысяч миль!

Но отступать было поздно, хотя капитан, кажется, тоже не очень был доволен, что я еду.

Все было уже погружено – и шкуры, и сундук с моими охотничьими трофеями,

– но мой собственный багаж и провизия лежали еще на земле под наблюдением негра, которому было поручено их сюда доставить. Экипаж, казалось, не обращал на них внимания и собирался уже убрать сходни.

– Мистер Блэн… так кажется? – сказал Вудлей, обращаясь к капитану. – Я привел вам пассажира. Надеюсь, вы сделаете все возможное, чтобы его путешествие было приятным. Пожалуйста, позаботьтесь о нем, как позаботились бы обо мне самом.

– Пассажира?! – воскликнул Блэн с притворным удивлением, так как негры должны были уже сказать ему, что я еду на барже. – Но у меня нет места для пассажира!

– Как это нет?

– Ей-Богу, нет!

– Ну, найдите где-нибудь, очистите от груза…

– У нас только и есть, что маленькая комната, но в ней едва хватает места мне и Стингеру. А негры вынуждены кое-как ютиться между тюками.

– Вынесите тогда несколько тюков на помост. Вы скоро приплывете, да и наконец, если пойдет дождь, можно их накрыть брезентом…

– У нас нет брезента.

– Тогда используйте шкуры.

– Но…

– Без всяких «но», мистер Блэн! Вы слишком много себе позволяете!

Это было сказано тоном, не допускающим возражений.

Впрочем, если капитан и не желал принимать меня на борт баржи, у него не было для этого никаких серьезных причин. Почему же он так этому противился? Я не мог этого понять так же, как и Вудлей, и его удивление перешло наконец в гнев.

– Послушайте, мистер Блэн, – сказал он. – Это баржа моего отца. Мой друг захотел воспользоваться ею для поездки в Новый Орлеан, и я ему обещал. Поэтому требую, чтобы вы приняли его на борт. Не смейте возражать и прикажите людям выкатить несколько тюков на палубу.

Блэн ответил, что хлопок намокнет, и от этого могут произойти затруднения при его продаже.

– Да вам-то что за дело! – окончательно взбесился Вудлей. – Я за это отвечаю, а не вы!

Я никогда не видел Вудлея в таком гневе. Эти возражения в ответ на его приказания в моем присутствии и в присутствии слуг приводили его в бешенство.

Я понял, что мне было бы неудобно предложить остаться на плантации. Это походило бы на то, что я хочу избежать столкновения между Генри и капитаном. Впрочем, я и сам вовсе не желал уступать этому субъекту. Я и так долго загостился у Вудлеев; нельзя же мне было оставаться все время у них. «Уезжать так уезжать», решил я и предпочел бы теперь скорее разместиться под открытым небом на палубе, чем вернуться на плантацию Генри.

Капитан перестал наконец ворчать и протестовать и согласился принять меня как пассажира.

Тогда оказалось, что места было даже больше, чем нужно, и не было никакой надобности трогать тюки. В каюте хватило места даже для моего чемодана и провизии.

Генри Вудлей извинился за то, что произошло; я обещал навестить его весной. Мы обменялись дружеским рукопожатием, и баржа пустилась по течению «Отца вод».

Глава XV. НЕОБЩИТЕЛЬНЫЕ СПУТНИКИ

Благодаря странным действиям кормчего, которым первые шесть часов был Стингер, мы подвигались весьма медленно. Вместо того, чтобы держаться течения, он его как бы нарочно избегал. То мы плыли вдоль одного берега, то вдруг сворачивали к другому.

Около десяти миль ниже плантации Блэн приказал причалить к берегу и, выйдя на берег с одним из негров, привязал судно к большому дереву. Здесь не было ни пристани, ни какого-либо жилья – ничего, кроме густого леса.

Прежде чем выйти из лодки, Блэн прошептал что-то на ухо своему помощнику, мне же не сказал ни слова. Выйдя на берег, он сразу же скрылся за деревьями, оставив экипаж на съедение москитам.

Он пропадал добрых два часа. А по его возвращении мы снова принялись тыкаться от одного берега к другому.

Может быть, это делалось из осторожности, ввиду водоворотов, которых мой неопытный глаз мог не заметить, а может быть, и по другой какой-нибудь причине, непонятной для меня.

Однако это меня заинтересовало. А так как мои отношения с капитаном были не из дружеских, то я не стал добиваться от него объяснений ни по поводу этого удивительного управления баржей, ни по поводу его прогулки по берегам реки.

Я обратился к негру, которого помнил по плантации Вудлея-отца. Но он понимал не больше, чем я. «Не знаю, чего это масса Стингер так правит. Вероятно, так надо. Может быть, тут водовороты или крокодилы». Объяснение, которое я было придумал, было очень правдоподобно, но оказалось, как я понял потом, тоже неудовлетворительным. Я думал, не хочет ли мистер Блэн наказать меня за мое насильственное вторжение на баржу. Он, может, нарочно будет делать столько объездов и остановок, что я сам попрошусь сойти с баржи в Начеде, или в Пуэн-Купэ, или на какой-нибудь другой проходной пристани.

Если его план таков, то он, без сомнения, имел бы успех. Не прошло и дня, как мои спутники вместе с их судном так мне опротивели, что я решил сойти на первой же пристани, где мог бы дождаться парохода.

Я подумал об этом еще до отъезда, но ничего не говорил Вудлею, чтобы не огорчать его. Теперь же, когда я был один, не было причин продолжать такое неприятное и скучное путешествие. Мне оставалось выйти в Начеде и только, а Вудлею потом уже не будет до этого дела.

Это путешествие зигзагами продолжалось бесконечно. Очевидно, хлопку моих прежних хозяев придется сильно опоздать на место назначения. Продолжая так плыть, мы не могли прибыть в Новый Орлеан ранее середины зимы.

Солнце уже село, а мы не отплыли и двадцати миль от плантации. Я вывел это заключение из того, что мы не миновали еще того острова, где я убил белоголового орла. Впрочем, может быть, я проглядел его, хотя смотрел довольно внимательно.

Днем, чтобы скоротать время, я брал ружье и занимался тем, что стрелял в птиц или в крупных рыб, которые плыли за баржей. Раз даже я убил довольно крупного ястреба, но он упал в воду, а капитан не захотел отвязывать лодку, и я вынужден был оставить свой трофей. Тем не менее эта бесполезная охота очень развлекала меня. Это было ведь одной из причин, почему я выбрал такой способ путешествия.

С наступлением ночи поневоле пришлось прекратить это занятие и поискать другое. Но его не было. Разговаривать с такими спутниками было невозможно, книгами я забыл запастись, да и читать нельзя было при коптящей лампе, горевшей в так называемой каюте. Я не мог дольше оставаться в этой вонючей дыре в компании четырех болтливых и глупых негров, которым почему-то приказали не выходить на палубу. Двое белых, капитан и его помощник, остались наверху, и я вышел, захватив с собой одеяло и решив провести на палубе большую часть ночи.

Днем было очень жарко, а теперь стало довольно свежо, и нужно было укрыться. Я завернулся в плащ, надев капюшон на голову. Эта предосторожность была не лишней, так как с болот дул сильный ветер. Закурив сигару, я стал ходить вдоль и поперек по круглой палубе судна, но скоро почувствовал, что в этой прогулке не было ничего приятного. Было холодно, ночь темная, а пол так плохо сколочен, что я ежеминутно рисковал провалиться или, споткнувшись, упасть в воду.

Я остановился на краю баржи и стал смотреть на темные волны реки, на светляков, которые, точно падающие звездочки, носились вдоль заросшего кустами берега.

Я забылся на некоторое время, вслушиваясь в эти голоса природы, симфония которых словно охватывала меня со всех сторон. До меня доносился вой волков, слышалось как бы рыдание, похожее на мяуканье кошки – это был голос ягуара.

А ближе раздавались голоса ночных птиц, щебетанье крикунчиков, громкий, как труба, голос дикого гуся, жалобный призыв совы.

Я долго стоял и слушал. Вокруг меня все было тихо: ни одно человеческое слово не мешало мне вслушиваться в этот ночной голос природы. Четыре негра остались в глубине каюты, двое белых на палубе были молчаливы и неподвижны, как призраки. Они стояли рядом, опершись на длинную рукоятку руля, и разговаривали, но так тихо, что до меня не долетало ни звука.

Я стоял как можно дальше от них, не имея ни малейшего желания присоединиться к их разговору или дать им повод думать, что я дорожу их обществом. Однако, хотя я и не слышал звуков их голосов, но видел, что они говорили с большим воодушевлением. Я понял это по их жестам. Не говорили ли они обо мне?

Несмотря на темноту, я видел, что они обернулись в мою сторону. Я знал, что они недовольны моим присутствием на судне, но почему – это было мне совершенно неизвестно.

Кроме их обычной грубости и свинства, которое они демонстрировали на каждом шагу, я не мог ничего от них ждать.

Мне казалось смешным думать, что их общество грозило мне какой-либо опасностью.

Но теперь эта мысль внезапно пронеслась у меня в голове. Я вспомнил рассказы о лодочниках Миссисипи, способных на все, даже на убийство.

Но зачем им убивать меня? Багаж мой не имел ни малейшей ценности. У них не было основания предполагать, что у меня есть с собой деньги в таком количестве, чтобы из-за них стоило совершать преступление.

Наконец, здесь было четыре негра с плантации сквайра Вудлея, – подобная попытка не могла быть сделана без того, чтобы о ней не узнали.

Нет, эта мысль была просто смешна, и я ее отогнал. Однако мне все казалось странным, чего это они так долго разговаривают. Ни направление баржи, ни дела в Новом Орлеане не могли вызвать беседы с такой оживленной жестикуляцией.

С наступлением ночи они даже перестали пересекать реку, руль оставили неподвижным, и баржа неслась по течению со скоростью около десяти миль в час. В этом месте течение было чрезвычайно быстро.

Думая об этом, я успел выкурить сигару. И сунул руку в карман, чтобы взять новую, но вспомнил, что оставил портсигар в каюте. Идя за ним, я прошел близко от того места, где стояли Блэн и Стингер. Один держал руль, другой стоял рядом.

Сигара – остаток превосходной «Гаванны» – еще была у меня в зубах и не потухла. Мне захотелось взглянуть на их лица, и, проходя мимо, я несколько раз сильно затянулся; огонек сигары разгорелся. Никогда еще свет не освещал двух более свирепых лиц. На них лежала печать какого-то гнусного или преступного замысла. И если бы я мог предположить, что у них есть расчет убить меня, я поверил бы этому в данную минуту, я даже не сомневался бы, что они сделают это.

Они молча посмотрели, как я прошел, и не пошевелились.

Я тоже не проронил ни слова.

Глава XVI. ЧЕЛОВЕК ЗА БОРТОМ

Лампа едва освещала каюту, и я не без труда нашел свой портсигар. Вынув сигару, я прикурил ее о пламя и подумал с минуту, не лучше ли остаться и не возвращаться на палубу, – здесь было по крайней мере не так холодно. Запах смоленых досок был совершенно невыносим. Дым сигары не мог заглушить его, и я предпочел вернуться опять на палубу.

Определенно, я сделал большую глупость, поплыв на этой барже.

Поднимаясь по лестнице, я услышал какую-то возню на палубе. Я не знал, что это значит, и был тем более удивлен, что Блэн и Стингер стояли в том же положении и на том же месте, как я от них ушел. Я хотел опять пройти на свое место, как вдруг услышал бешеный возглас Блэна.

– Клянусь адом, мы идем на водоворот!

И он бросился ко мне с вытянутым вперед багром.

Прежде чем я успел отскочить, тяжелый багор ударил меня в грудь, и, не схватись я за него обеими руками, я сразу же полетел бы в воду.

Я понял истинное намерение Блэна.

– Пустите, иначе мы попадем в водоворот.

И с этими словами он выпустил багор из правой руки. При свете сигары я увидел, как в его руке блеснул стальной предмет. В ту же минуту я почувствовал жгучую боль в плече, и рука моя повисла как плеть. Я выпустил багор и упал навзничь в воду.

Несколько секунд я держался на воде, благодаря одежде, но новый удар багра заставил меня окунуться. У меня зазвенело в ушах, горло сдавила судорога. Я сделал отчаянное усилие и снова вынырнул на поверхность. Я уже плохо понимал, где я и что со мной… Мне казалось, что я проснулся от какого-то страшного сна.

Придя немного в себя, я вспомнил, что меня сбросили с баржи, что я боролся, но меня пытались убить ножом.

Я держался на воде не столько благодаря инстинктивным усилиям, которые я для этого делал, сколько благодаря тому, что набросил себе на голову и на плечи плащ. Он-то и поддерживал меня, иначе я давно бы потонул. Попробовав плыть как следует, я увидел, что моя правая рука совершенно не работает. Я осмотрелся кругом, чтобы найти баржу. Конечно, у меня и мысли не было, чтобы кричать или звать на помощь, – это было не только бесполезно, но и опасно. Я понимал, что мне надо больше опасаться капитана и его помощника, чем волн реки и всех ее неведомых ужасов. Я предпочел довериться волнам, чем бороться с ними. Однако я не мог долго держаться. Я чувствовал, что слабею все больше и больше. Мне надо было делать страшные усилия, чтобы не лишиться чувств и не утонуть.

Течение быстро уносило меня, но не приближало к берегу. Река была так широка, что я не видел его в темноте. Да если бы и увидел, я не мог бы к нему приблизиться. Единственно, на что у меня еще хватало силы, это держаться на поверхности.

Скоро я должен был утонуть. Эта страшная мысль все больше и больше мной овладевала, и я начал почти хладнокровно относиться к своей неизбежной гибели.

Быстро, как молния, промелькнули в голове все события моей жизни. Отец, мать, сестры, братья, – все, что я недавно оставил, представилось мне с поразительной ясностью. Сердце охватила невыразимая скорбь…

И в это самое время что-то сильно толкнуло меня в спину. Холод пробежал у меня по спине, – так был силен и неожидан этот толчок среди окружающей меня темноты.

Ужасная мысль промелькнула в моем мозгу. Без сомнения, это был аллигатор. Меня ожидала чудовищная смерть. Я действительно слышал, что они водятся здесь во множестве.

Я сделал отчаянное усилие, чтобы отплыть от чудовища, но напрасно. Гадина следовала за мной и снова бросилась мне на плечи.

Через несколько секунд я почувствовал бы на себе челюсти отвратительного гада, послышался бы треск моих костей…

Новое усилие, и я обернулся лицом к чудовищу: так это могло кончиться скорее…

Но вместо ожидаемого ужаса ко мне пришло спасение. То, что я принял за аллигатора, оказалось стволом дерева, плывущего по течению.

Дерево было достаточно большим, чтобы удержать меня, истощенного, полумертвого от боли, усталости и ужаса.

Я с трудом вскарабкался и растянулся на нем во всю длину, благословляя Бога за спасение.

Но едва я устроился на дереве, как лишился чувств.

Глава XVII. ПО ВОЛЕ ВОЛН

Я погрузился в бессознательное состояние, похожее на сон. Я был так истощен, как будто потерял половину крови.

По счастью, мой мокрый плащ, тщательно застегнутый на мне, зацепился за ствол, на котором еще осталось несколько толстых веток, и помешал мне соскользнуть и упасть в воду. Иначе я перешел бы от жизни к смерти, даже не заметив этого.

Обморок мой был непродолжителен, как я понял потом, судя по тому расстоянию, которое я проплыл, увлекаемый потоком.

Когда я пришел в себя, я все еще был на спасительном дереве, которое, как мне казалось вначале, все еще плыло.

Но окончательно опомнившись, я увидел, что ошибаюсь, – дерево пристало к берегу, за что-то зацепившись.

Вокруг меня было совсем темно, еще темнее, чем прежде, и я понял, что нахожусь посреди купы склонившихся над рекой деревьев или по крайней мере в ветвях одного какого-нибудь гигантского дерева. Вскоре, когда глаза мои привыкли к темноте, я смог в этом убедиться при слабом свете жужжащих вокруг меня светляков. Некоторое время спустя я с невыразимой радостью увидел, что нахожусь под ветвями того громадного кипариса, к корням которого Джек привязал свой челнок, когда ездил со мной на Остров Дьявола на розыски белоголовых орлов. Ствол все еще держал меня, покачиваясь на волнах. Своими ветками он запутался в корнях кипариса; к ним же прицепился и мой плащ. Решительно все устраивалось к лучшему.

Однако мне нужно было быть поосторожнее. Я знал, что течение здесь не очень сильно, но лучше скорее сойти со ствола, избегая резких движений. Действительно, малейший пустяк мог освободить дерево, и я был бы унесен на нем Бог знает куда.

Все это я принял во внимание, и стал предпринимать соответствующие действия.

Отцепив одежду от ветви, за которую она зацепилась, и ухватившись здоровой рукой за один из нащупанных мной корней, я осторожно встал, и мне удалось перейти на кипарис. Это потребовало немалого труда, так как мне сильно мешала больная рука. Малейшее прикосновение к ветвям вызывало страшную боль, и я не мог удержаться от стона.

Я не знаю, сколько времени ушло на то, чтобы я, пробираясь с корня на корень, добрался до твердой земли. Наконец я упал на землю, истощенный волнениями и усталостью.

Я не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Вскоре я понял, что причина этой невероятной слабости в огромном количестве потерянной мной крови.

Первое, что я сделал, когда очнулся, перевязал рану, разорвав для этого рубашку. Потом снял с себя намокшую одежду и развесил ее, чтобы она просохла.

Было не очень холодно. Окружавшие деревья защищали меня от ветра, и скоро так потеплело, что я почувствовал себя, как в паровой ванне. И мало-помалу, охваченный приятной теплотой, я заснул тревожным сном. Время от времени я просыпался, но сознание мое было так слабо, что я не знал иной раз, сплю я или нет. Раз, однако, я почти совершенно вышел из этого забытья. Меня разбудил страшный шум. Мне послышались пистолетные выстрелы, а за ними как будто крик смертельно раненного человека.

Потом мне снова как будто послышались крики о помощи.

Я долго прислушивался, но все снова стихло. Вокруг меня раздавалось лишь монотонное стрекотание кузнечиков, да порой слышалось кваканье болотных лягушек. Я подумал, что выстрелы и крики существовали лишь в моем воображении, были галлюцинацией больного мозга. Однако я хорошо помнил, что выстрел разбудил меня, а крик и человеческие голоса я услышал, когда уже проснулся.

Я и не думал связывать это с тем, что случилось со мною на барже. С тех пор, как я упал в воду, мистер Блэн и негры должны были уплыть уже далеко, слишком далеко, чтобы я мог их слышать.

Рана моя очень болела. Спать я уже не мог и принялся раздумывать.

«Почему Блэн хотел убить меня? Не может быть, чтобы причиной этого была только наша взаимная антипатия».

Я ничего не понимал во всей этой истории.

Потом мне вспомнилось странное поведение моего проводника Джека на Острове Дьявола и то, что он мне рассказывал о странных звуках, слышанных здесь по ночам. Значит, в этой легенде была некоторая доля правды.

Я не спал весь остаток ночи. Я был первый раз в жизни полон суеверного страха. И когда сквозь густые ветви дерева показались лучи утреннего света, я обрадовался так, что и описать нельзя.

Глава XVIII. ТАЙНА

Прошло несколько часов после восхода солнца, когда ко мне отчасти вернулись силы. Я был еще слаб, как ребенок, но мог, по крайней мере, держаться на ногах. Первым делом я хотел утолить жажду. Она мучила меня в высшей степени, как всегда бывает с ранеными, в особенности после сильной потери крови.

Так близко от меня была масса воды, а вместе с тем я мог напиться лишь со страшным трудом. Нужно было совершить в обратном порядке все, что я делал, когда взбирался на остров. Тем не менее мне удалось это, я пил, и мне казалось, что большего счастья я никогда еще не испытывал. Потом я вернулся на свое прежнее место.

Одежда моя успела уже вся высохнуть, и я оделся. Потом стал раздумывать, что предпринять, чтобы как-то уплыть с острова.

Вскоре я нашел средство. Я вспомнил о том заливе, на берегах которого я нашел следы пребывания людей, а также и о старой лодке, которую видел под кипарисом.

Я не мог не подивиться замечательному стечению обстоятельств, благодаря которому мог теперь избежать смерти. Не поплыви я на эту охоту, не заметь этого челнока – сколько времени пришлось бы мне оставаться на этом острове! Могло пройти много дней, прежде чем меня заметило бы какое-нибудь судно, а за это время я успел бы умереть с голоду.

Перевязав руку снова, я сделал из остатков рубашки перевязь, чтобы поддерживать ее, и направился к маленькому заливчику. Но я попал туда не сразу. Скорее случайно, чем по памяти, нашел я разбитое дерево, на котором было орлиное гнездо. Когда я выходил на поляну, птицы встретили меня криками и, покружившись надо мной, улетели прочь.

Самое трудное было сделано, потому что я знал уже, в каком направлении от этого дерева лежит заливчик, я припоминал дорогу, по которой шел, и вскоре увидел между деревьями блестящую поверхность воды.

Но в тот же момент я внезапно остановился…

Я услышал человеческие голоса!

Люди, которых я не видел, разговаривали не громко, но очень оживленно. Очевидно, они были на берегу того самого залива, к которому я направлялся.

«Это новый шанс спастись, – подумал я. – Без сомнения, это какие-нибудь охотники».

Итак, я имел возможность уплыть с острова, не пользуясь челноком, которым управлять мог лишь одной рукой.

Я уже собирался поздравить себя с новой удачей, как один из голосов послышался яснее.

Я сразу узнал его, и мне показалось, что волосы у меня встали дыбом.

Это был голос человека, который несколько часов назад пытался меня убить.

Да, это был голос мистера Блэна!

После нескольких минут размышлений ко мне вернулось хладнокровие, и ужас сменился глубоким удивлением.

Что мог делать капитан баржи на этом острове? Весь ли экипаж был здесь или он один? Голосов со стороны лагуны слышалось несколько. Вероятно, баржа была там. Но что случилось? Может, ее здесь чинили?

Я не думал, что Блэн остановился здесь, чтобы меня искать. Они хотели от меня избавиться и теперь наверняка были уверены, что преуспели в этом. Конечно, если бы Блэн и Стингер заметили, что я избежал смерти, они не упустили бы случая покончить со мной навсегда.

Правда, негры сквайра Вудлея были здесь. Они могли бы защитить меня, но вряд ли захотели бы, вряд ли посмели бы это сделать. И разве Блэн не нашел бы средства покончить со мной прежде, чем я успел бы позвать на помощь? Я был слаб, ранен, безоружен, мне было немыслимо защищаться.

Все это быстро промелькнуло в моей голове. Под влиянием этой страшной встречи я не мог сделать шагу ни вперед, ни назад. Я был так близко от моих врагов, что сухая ветка, треснув у меня под ногой, могла бы меня выдать. Непонятно, как до сих пор они меня не услышали.

Несколько минут я был в нерешительности, потом мне пришло в голову, что кто-нибудь может подойти сюда и меня увидеть. Около меня был громадный кипарис. Его нижние ветви поднимались над землей не более, чем на фут. Здесь мне можно было спрятаться и ждать.

Стараясь не шуметь, я залез в самую середину ветвей и остановился только тогда, когда увидел, что достаточно хорошо укрыт зелеными листьями. Я дрожал, как беглец, знающий, что его преследуют и вот-вот заметят его убежище.

Долго я оставался здесь. Страх охватил все мое существо. У меня были более чем серьезные причины бояться Блэна и его сообщников!

Я не мог и пошевельнуться. Мне казалось, что даже дыхание может меня выдать.

Я сидел уже около часа. Враги мои были в тридцати ярдах от меня, а другого средства выбраться с острова у меня не было. Я был бы счастлив, если бы мог вновь оказаться на доставившем меня сюда стволе, но течение его уже унесло.

Значит, я мог рассчитывать только на челнок. Экипаж баржи не нуждался в нем, так как при барже была большая лодка.

Мне оставалось ждать, когда Блэн и его сообщник покинут остров, и тогда уехать самому с помощью старого челнока.

Но они оставались что-то слишком долго. При этом было ясно, что баржа не потерпела аварии. Не слышно было ни ударов молотка, ни визга пилы. Слышны были лишь голоса да топот шагов по палубе.

Я попробовал разобрать, о чем шел разговор, но говорили очень тихо. Я понял только, что говорили трое, и лишь голос Блэна был мне знаком.

Что касается негров, – то они молчали. Это меня удивляло. Чем бы они ни были заняты, это молчание я не мог себе объяснить. Я знал, что они за всякой работой болтают, шутят и громко смеются.

Потом я услышал четвертый голос, который, очевидно, что-то приказывал.

Я тотчас узнал его, и мой ужас увеличился в сто раз. Это был голос Брадлея!

Сначала я запутался в предположениях. Ему-то что было здесь нужно? Как он сюда попал?

Это новое открытие так заинтересовало меня, что я не мог преодолеть желания увидеть, что делают эти четыре человека. Я долго отыскивал средство увидеть их так, чтобы они меня не заметили, и наконец нашел. Надо было взобраться повыше и как можно дальше подвинуться по одной из толстых ветвей, которые были надо мной.

Это оказалось не очень трудно. Ветви были густы и широки. И я поднялся по ним, как по лестнице.

Глава XIX. СТРАННЫЕ ЗАНЯТИЯ

Сидя на дереве, я находился в безопасности, так как листва была очень густа. Кроме того, меня окружало множество растений, так что здесь мог спрятаться даже слон.

Не создавай я только шума – и ничто не выдаст моего присутствия. Я долго сидел, не смея высунуть головы из листьев. Просидев так минут двадцать, я вполне убедился, что жизнь моя висела на волоске. Эта уверенность не была следствием услышанного разговора, но теперь я видел моих врагов. Одна из самых толстых ветвей кипариса росла прямо по направлению к лагуне. Подвинувшись вдоль этой ветви, я увидел не только лагуну, но и баржу сквайра Вудлея. Экипажа я не видел. На барже были лишь белые, а негры куда-то исчезли.

Сначала я увидел трех человек: один был Блэн, другой – его сообщник Стингер, третьего же я не знал, но его лицо и манеры подтверждали, что он находился в подходящем для него обществе.

Казалось, все они были очень заняты, хотя не одним и тем же делом.

Прежде всего я увидел Стингера. Он стоял в том месте баржи, где была лестница в каюту. Он тщательно вытирал доски палубы и первые ступени лестницы, держа в одной руке швабру, а в другой – сосуд с мыльной водой.

Подвинувшись еще несколько вперед, я увидел и двух других мошенников. С баржи на берег была уложена доска. На берегу валялось с полдюжины тюков хлопка, которые были выкачены по этой доске. Блэн и незнакомец занимались тюками. Все трое были без верхней одежды.

Без сомнения, баржа потерпела аварию, и они ее разгружали, чтобы не дать потонуть.

Таково было мое первое впечатление. Я начинал уже думать, что баржа могла действительно попасть в водоворот и что все мои прежние предположения были сделаны под влиянием страха и волнения.

Действительно, не было ничего удивительного в том, что баржа вошла в залив. Не удивляло меня и отсутствие негров. Вероятно, они были под палубой и подавали тюки в палубный люк. Единственное, что меня удивляло теперь, – это то, что я не слышал под палубой их обычного шума и смеха.

«Что же с ними случилось?» – думал я.

Вскоре, однако, занятие Блэна и незнакомца меня заинтересовало, я увидел, что они развязывают стягивающие тюк веревки, снимают упаковку; это меня удивило, но теперь я понял, в чем дело. На снятых упаковках было крупными буквами написано имя владельца. Я смог разобрать надпись «Вудлей». Упаковки заменялись новыми, вполне похожими на эти, но надпись была иная. На новых было написано крупным шрифтом: «Брадлей»!

До этого момента я мог довольствоваться лишь предположениями. Теперь все стало ясно. Я наблюдал сцену пиратства – явления, как говорили, нередкого на берегах Миссисипи.

Плантаторы-пираты овладевали баржей и маркировали груз так, чтобы его можно было продать на рынках Нового Орлеана.

Нат Брадлей был вожаком шайки. Это было очевидно и доказывалось тем, что на упаковках было написано его имя. Он не присутствовал при перегрузке, но я не сомневался, что слышал его голос, отдававший приказания лодочникам. Как же он устроил этот захват?

Я снова подумал о неграх и с возрастающим интересом старался найти их на барже или рядом с ней. Но их не было, и они хранили не свойственное им молчание.

Заснули или их заперли? А может быть, они мертвы!

От этой мысли кровь застыла у меня в жилах. Сначала я не мог и подумать, что это правда, но негры все не показывались.

Только Стингер на верху лестницы старательно тер палубу.

Я сосредоточил свое внимание на этом человеке.

«С чего это, – думалось мне, – он стал так опрятен».

И в то время, как я искал ответ на этот вопрос, взгляд мой упал случайно на воду, брызгавшую из-под швабры. Она была красного цвета и как бы окрашена кровью. Я содрогнулся с головы до пят и вспомнил то, что слышал ночью и что принял за кошмарный сон. Я вспомнил выстрелы и последовавшие за ними крики агонии.

Итак, это мне не приснилось. Убийство было действительно совершено, и Стингер смывал следы преступления. Негры не показывались… Их-то, значит, и убили; это их кровь, а трупы, вероятно, брошены в воду.

Как ни ужасны были подозрения, они настолько овладели моим умом, что никакие рассуждения не могли их опровергнуть. Я застыл от ужаса, сидя на своей ветви.

Глава XX. ПИРАТЫ

Я продолжал сидеть неподвижно. Несмотря на утомление и неудобство своего положения, я теперь не имел ни малейшего желания спуститься вниз.

Очевидно, я находился в большой опасности. Люди эти были убийцами, одно лишнее преступление не прибавило бы ничего к тому, что они уже совершили. Напротив, избавиться от меня им просто необходимо, и я не мог ожидать пощады, если бы они меня заметили.

Я решил дождаться ночи. Тогда я проскользну через чащу к покинутому челноку, отвяжу его, пользуясь темнотой, и вытащу из лагуны. Таков был принятый мной план.

Так как нечего было и пытаться сделать это раньше середины ночи, я призвал на помощь все свое терпение и всю энергию. Никогда, кажется, всю мою жизнь время не шло так медленно. Казалось, дню не будет конца, солнце никогда не зайдет.

Наконец, мало-помалу я примирился с судьбой. Я стал наблюдать за тремя пиратами, старался поймать отрывки их разговоров, хотя у меня уже не оставалось сомнений в том, чем они промышляли. Говорили пираты очень оживленно, но почти шепотом.

Потом они вскоре куда-то исчезли один за другим. Тюки были теперь, должно быть, все перепакованы, и Стингер закончил свою работу, потому что все трое ушли под палубу и несколько часов оттуда не показывались.

Вероятно, они уже не первый раз занимались этой подделкой упаковок, потому что втроем закончили всю работу всего за несколько часов. Впрочем, я припомнил, что в день охоты на орлов видел клочья упаковочного полотна на берегу заливчика и понимал теперь, что это были остатки добычи, захваченной пиратами.

Теперь я понимал, каким образом Нат Брадлей так быстро составил себе состояние на новой плантации.

…Во всяком случае то, что я увидел с этой ветки, было ужасно. Разбитый усталостью, полумертвый от голода и жажды, мучимый раной и лихорадкой, не знаю, как я не свалился в обмороке вниз, то есть прямо в руки врагов.

Наступала ночь, и они показались снова на берегу. Торопливо собрав остатки упаковки и сделав несколько больших свертков, они привязали к ним камни и бросили в воду. Потом сели в челнок, находившийся при барже, предварительно заперев ее, и в несколько ударов весел вышли из лагуны и скрылись.

Убедившись, что они уехали, я с большим трудом спустился с дерева и, улегшись на покрывавшем почву мхе, стал ждать, когда совсем стемнеет. Тогда только я решился приблизиться к тому месту, где видел челнок.

Днем я сделал несколько наметок, и теперь, пользуясь ими, мне быстро удалось его отыскать. Он наполовину врезался в песок, но, сломав ветви, к которым челнок был привязан, я довольно легко столкнул его в воду. Потом вошел в него. Там лежало всего одно весло, но для меня это было полгоря, так как я и мог действовать лишь одной рукой.

Медленно и осторожно пробрался я вдоль берега и борта баржи и вышел из лагуны в реку. Я никого не встретил. Ночь была действительно очень темной, и кроме того после заката солнца стлался густой туман.

Выйдя из лагуны, я уже легко ориентировался. Мне нужно было опять подняться по течению, стараясь не попасть на середину реки. Это было трудно, так как я греб только одним веслом. Но, преодолев усталость и волнения дня, я почувствовал, что вместе с надеждой на спасение и отмщение ко мне вернулась вся моя прежняя энергия.

Впрочем, я был искусным гребцом, и доплыть до плантации для меня было лишь вопросом времени, если только я не попаду в водоворот или не буду унесен течением на середину реки.

Я греб уже около получаса и, убедившись, что меня не преследуют, остановился отдохнуть. Кроме того, я был уверен и в том, что отплыл довольно далеко от убежища убийц, так справедливо названного Островом Дьявола.

Я охотно вышел бы на берег, чтобы пешком дойти до плантации, но рассудил, что в лодке оставаться безопаснее. Так я не рисковал встретиться с дикими зверями или с людьми и при всяком подозрительном шуме мог укрыться в росших вдоль берегов кустах.

Не прошло и четверти часа после восхода солнца, как я достиг места, при виде которого у меня забилось сердце. Это была пристань плантации Вудлея.

Здесь не было никакого жилища, только небольшой настил служил пристанью, и к нему были привязаны две лодки, которые я тотчас же узнал.

Дом был отсюда в двух или трех милях, и большая деревня мешала его увидеть с берега.

В этот ранний час и в то время, как уборка была уже окончена, я не надеялся, что меня увидят, да и не желал этого.

Прошло несколько часов с тех пор, как всякая опасность миновала, и теперь я думал о будущем и, главное, о том, как отомстить пиратам-убийцам, как уличить их в преступлениях.

Я знал, что в этой удивительной стране, где жили Вудлеи, трудно добиться правосудия иначе, как личными усилиями. И я говорил себе, что, несмотря на все имевшиеся у меня в руках доказательства, надо было уличить Брадлея с помощью хитрости.

Во всяком случае лучше было бы мне не встречаться с неграми плантации, прежде чем я увижу хозяина и составлю с ним план действий.

Я поторопился сойти на землю и, привязав челнок, бросился под деревья и осторожно направился к дому.

Глава XXI. ВСТРЕЧА С ДРУЗЬЯМИ

Я никого не встретил, пробираясь от одной кучи хвороста к другой, приготовленных для топлива на зиму. Вопрос теперь был в том, чтобы войти не замеченным неграми, которые, вероятно, уже работали возле дома.

Подходя ближе, я услышал человеческие голоса. Время от времени раздавался собачий лай, очевидно, подходить слишком близко не следовало. Правда, я был почти неузнаваем. Платье мое было покрыто грязью и забрызгано кровью, лицо изменилось, рука была на перевязи. Но это и было как раз опасно.

Раздумывая, что делать, я вдруг услышал шум приближающихся шагов и шорох сухих листьев. Кто-то шел от дома по направлению ко мне. По тяжелой и ленивой походке я узнал негра и вскоре убедился, что не ошибся.

Это шел Джек, мой прежний проводник.

Я обрадовался. Лучшей встречи, кроме разве самого мистера Вудлея, я не мог ждать. Я решил рассказать все Джеку и послать его к мистеру Генри с просьбой прийти ко мне.

Так как Джек меня не видел, то я хотел подпустить его поближе, чтобы отрезать ему путь к отступлению, если бы он, увидев меня, захотел убежать.

Я спрятался за ствол старого хлопчатника и стал ждать, заранее улыбаясь тому, как удивится негр. Я видел, что он шел к пристани, вероятно за челноком, чтобы отправиться на рыбную ловлю. Он прошел мимо меня, не заметив моего присутствия. Потом, сделав несколько шагов, он остановился, к чему-то приглядываясь. Он стоял ко мне спиной и не видел, как я вышел из засады и приблизился к нему. В нескольких шагах я окликнул его:

– Джек!

Он быстро обернулся, и я понял, что мои предосторожности были не напрасны, так как он сделал движение, чтобы убежать. К счастью, я загораживал ему дорогу к дому, и ему оставалось бежать к реке, а это не имело смысла.

– Джек! – повторил я, стараясь говорить обыкновенным голосом. – Ты не узнаешь меня, потому что я весь в грязи. Ну, так что же? Узнал ты меня теперь?

– О!.. – сказал он с удивлением, которое при других обстоятельствах меня бы очень позабавило.

– Ты боишься меня, что ли?

– Боже мой, масса! Что с вами? Вы бледны, как смерть, и все в тине! Что с вами? – повторил он, поднимая руки с видом глубокого удивления.

– Со мной случилось очень печальное приключение, но теперь некогда объяснять. Пойди к мистеру Вудлею и попроси его прийти сюда; только никому не говори, что я здесь.

– Масса Генри еще не вставал. Идите в дом, масса, я его сейчас предупрежу, что вы идете.

– Нет. Прежде нужно, чтобы он пришел сюда.

– Сюда? – повторил негр, все больше удивляясь. – Не угодно ли вам войти в дом и переодеться?

– Нет, я не пойду, не поговорив с мистером Генри. Но смотри, никому не говори, что меня видел, – только мистеру Вудлею. Ты попросишь его прийти сюда и принесешь мне чистую одежду. Иди скорее. Мне очень больно.

Действительно, уже час, как моя рана стала ужасно болеть.

После того, как негр удалился, я сел под дерево и прислонился к нему, чтобы удержаться, – так я был слаб.

Я никак не думал, садясь здесь для того, чтобы дожидаться мистера Генри Вудлея, что до его прихода увижу его брата Вальтера. Однако так и случилось.

Место, где я встретил негра, было довольно далеко от плантации. Пока я рассчитывал, сколько времени ему потребуется, чтобы привести хозяина, я услышал пронзительный свист парохода на реке. Я встал и сделал шагов двадцать до того места, откуда видна была пристань. Перед ней только что остановился пароход, и от него отделилась лодка. В ней сидело трое: двое гребли, третий был, видимо, пассажир.

Через несколько минут лодка была уже у пристани. Два гребца выложили из нее несколько вещей, за ними легко выскочил пассажир, и, сделав прощальный знак рукой, веселой походкой направился в мою сторону.

Я увидел молодого Вальтера Вудлея и пошел навстречу.

Он не сразу узнал меня. Только услышав мой голос, он догадался, кто стоит перед ним. Он взял меня за руки и некоторое время смотрел на меня с не меньшим, чем Джек, удивлением.

Я решил, что сначала он должен объяснить мне, как сюда попал. Щадя свои силы, я не хотел ничего рассказывать о себе до прихода его брата, чтобы рассказать все обоим сразу.

Оказалось, что он по дороге в Новый Орлеан, куда ехал для наблюдения за продажей отправленного на барже хлопка, заехал повидаться с братом и сестрой. Он думал уехать следующим же пароходом, дня через два или три.

Не прошло и четверти часа, как мы увидели спешившего к нам Генри. Джек почтительно следовал за ним, неся сверток с одеждой и обувью.

Генри меньше удивился, чем негр и его брат. Он не удивился и тому, что встретил Вальтера, так как ожидал его уже несколько дней и теперь, услышав сигналы парохода, был уверен, что он приехал. С другой стороны, негр подробно описал ему мое странное появление и не менее странный вид. Генри тотчас же объяснил себе это неожиданное возвращение нежеланием Блэна принять меня в качестве пассажира. Он не расспрашивал меня, а помог переодеться, чтобы сразу отвести домой.

Он побледнел только, увидев мою рану, и понял, что со вчерашнего дня произошли события более серьезные, чем он предполагал.

Короче, он так же, как и я, держался мнения, что будет лучше, если никто не узнает о моем возвращении, прежде чем мы обо всем переговорим. Он приказал Джеку убрать с дороги всех негров. Но если бы кто-нибудь из них и увидел меня, то вряд ли узнал человека в одежде мистера Генри, небритого, с рукой на перевязи.

Я прошел в дом никем не замеченный. Наскоро переодевшись и спустившись в столовую, я увидел и мисс Вудлей. Она встретила меня с такой радостью, что я почти утешился после всех моих передряг.

Тем не менее, поскольку я умирал от голода, мне дали поесть, прежде чем расспрашивать, и воспользовались этим временем, чтобы позвать доктора. Тот осмотрел мою рану и нашел ее не очень серьезной.

По той внезапной бледности, которая покрыла лицо мисс Вудлей, когда она услышала о моей ране, я понял, что она испытывает ко мне нечто большее, чем обыкновенную симпатию к приятному гостю. И не сопровождайся мои приключения смертью невольников ее отца и кражей хлопка, я был бы счастлив, что испытал их… Они ведь стоили мне бесспорной уверенности в любви мисс Корнелии.

Глава XXII. НЕОЖИДАННЫЙ ГОСТЬ

Впрочем, мисс Корнелия узнала о драме на барже много позже. Я сказал ей только, что поссорился и подрался с Блэном и был вынужден вернуться на плантацию на лодке, взятой с баржи.

Мне было трудно прибегать к подобному объяснению, но я рассудил, что это будет осторожнее со всех точек зрения. Тем не менее мисс Вудлей не очень поверила этому объяснению, и, когда она ушла, оставив меня с братьями, я был уверен, что она сомневается в моей искренности.

Утолив голод, я подробно рассказал Вудлеям всю историю. Конечно, они слушали меня больше чем с удивлением и гневом. Как ни ужасно было то, что я рассказал им, они не сомневались в правдивости моего рассказа. Моя рана была достаточным доказательством преступления Блэна и его соучастников.

Впрочем, они не были удивлены и той горячностью, с которой я обвинял Брадлея. Оба знали его как опасного, на все способного человека. Они также слышали странные рассказы о нем самом, о его образе жизни, о быстром обогащении, а также кое-что по поводу Острова Дьявола. Раньше говорили, что Брадлей много играл, но в последнее время доходили и более дурные слухи, хотя никто не мог ничего доказать.

В описываемое время часто рассказывали о преступлениях пиратов на реках и плантациях некоторых южных штатов. Торговцы неграми промышляли почти на глазах у всех, и все знали, какие несчастья приносил этот промысел. Подозревали многих, но никто не знал точно, чем занимался Нат Брадлей.

Мое приключение бросило свет на его нечистые дела. Нат Брадлей был предводителем пиратов, то есть вором и убийцей.

Уже несколько лет говорили о судах с товарами, пропадавших на Миссисипи. В прошлом году большой груз, шедший из Арканзаса и принадлежавший одному тамошнему плантатору, исчез, как по волшебству, вместе с баржей и неграми, которые находились на ней. Никто так и не узнал, что же случилось.

Многие предполагали, что без вести пропавшие суда погибли в водоворотах или во время ураганов, но другие, более недоверчивые, вспоминали подвиги знаменитого Мурреля. С помещением его в тюрьму не исчезли пираты, и Брадлей становился его преемником.

Между тем как мы рассуждали об этих событиях, нам многое стало понятнее. Так, я вспомнил, что Блэн и Стингер были совершенно неизвестны семейству Вудлей. Они сами явились на плантацию как лоцманы и строители судов по профессии, и их приняли на эти обе должности. Я вспомнил также часть разговора между Блэном и Брадлеем, услышанного мною, когда я шел на плантацию. Я удивился тогда, что Брадлей так интересуется количеством тюков, которое пойдет на барже.

Теперь я не сомневался, что негодяи явились к мистеру Вудлею по приказанию Брадлея. Очевидно, все это было продумано заранее. Во всяком случае, все велось так искусно, так уверенно, что одно это указывало, что все трое были не новички в подобных делах.

Что касается негров, то не вызывало сомнения, что они убиты. Этого преступления требовала осторожность, хотя Брадлей и предпочел бы, может быть, взять их к себе на плантацию или кому-нибудь продать.

Установив все эти факты, нужно было обсудить средства, как наказать преступников и отобрать у них груз хлопка.

Намерения пирата-плантатора были ясны. Три сообщника должны привезти хлопок Вудлеев в Новый Орлеан, где они наверняка знают какого-нибудь уважаемого купца, и продать ему весь хлопок оптом по относительно низкой цене. Они переменили упаковки лишь по своей крайней осторожности, но теперь уже совершенно нельзя было отличить эти тюки от тех, которые ежедневно продавались в Новом Орлеане. Брадлей возьмет за них, что дадут, хотя они и были оценены Вудлеем в шестьдесят тысяч франков. А раз они будут проданы и доставлены покупателю, то будет очень трудно доказать, что они украдены.

Что касается самого судна, то от него легко было избавиться, продав его в Новом Орлеане или уведя куда-нибудь – в крайнем случае можно просто пустить его ночью вниз по течению Миссисипи.

Но явится ли Брадлей на баржу до ее прихода в порт? Это было невероятно да и неудобно для такого богатого собственника, как он. Вероятно, он последует за ней на каком-нибудь пароходе, идущем вниз по Миссисипи.

Может быть, на том же самом пароходе, который только что оставил Вальтер.

Так как пират сядет со своей собственной плантации, расположенной ниже плантации Вудлея, то как можно было за ним последовать и наблюдать за его действиями?

Генри был того мнения, что нам всем троим нужно ехать в Новый Орлеан с первым проходящим мимо плантации пароходом или даже отправиться верхами в Начед и сесть на один из почтовых пароходов, совершавших рейсы между этим городом и Новым Орлеаном. Таким образом, мы приедем раньше баржи и по ее прибытии в порт сможем завладеть ею и передать всех трех убийц в руки правосудия.

План этот был хорош в отношении трех помощников пирата-плантатора, но как быть с ним самим? Действуя так, мы могли дать ему возможность ускользнуть. Этого мы не могли допустить.

Я, по крайней мере, хотел отомстить тому, кто дважды покушался на мою жизнь. В моих глазах Блэн был лишь исполнителем приказа Брадлея.

Кроме того, у нас не было явного доказательства участия Брадлея в преступлении, жертвой которого я чуть было не стал. Я не видел его в лагуне. Я мог поклясться, что слышал его голос, но этого было мало, чтобы обвинить его. Он стал бы отрицать свое участие, а сообщники могли его и не выдать.

Правда, его имя заменило на тюках имя Вудлея, но это было еще не доказательство. Он мог и не знать об этом. Мало ли что вздумается писать пиратам на украденных тюках…

Если же, наоборот, мы дадим делу идти своим чередом, хлопок будет продан, доставлен и известно будет, кто получил деньги. А так как мало вероятно, чтобы пират доверил своим сообщникам крупную сумму, то, очевидно, он получит ее лично, и у нас будет доказательство, что он – их предводитель.

Таково было мое мнение, и Вальтер так горячо его поддерживал, что его брат согласился.

Было решено, что мы как можно быстрее едем в Новый Орлеан и обратимся там к одному знакомому Вудлею адвокату, который поможет нам добиться суда над преступниками.

Но в конце этого разговора нас поразила большая неожиданность. Послышался конский топот и затих у дверей. Мы выглянули в окно и увидели человека, который, сойдя с лошади, привязал ее к воротам.

Когда человек этот обернулся, мы узнали в нем Ната Брадлея.

Глава XXIII. УТЕШЕНИЕ

Так как я вернулся на плантацию тайком, то это посещение не могло нас беспокоить. Оно только было слишком неожиданным. Невольно у всех нас возник вопрос: зачем он приехал?

Конечно, мне не следовало показываться. Это было необходимо для того, чтобы наш план мог удаться. Брадлей с сообщниками не должны были до самой последней минуты знать о моем спасении, – без этого все было бы испорчено.

Вальтеру тоже лучше было пока не выходить. Его присутствие здесь пришлось бы объяснить Нату Брадлею, и тогда, узнав, что Вальтер едет в Новый Орлеан, он стал бы держаться настороже и мог бы, пожалуй, разгадать наши планы.

Принять Ната должен был один Генри.

Едва он успел выйти из столовой, где мы все сидели, и затворить за собой дверь, как Нат уже вошел в комнату. Так как его не приглашали войти дальше, то он остановился. Мы с Вальтером подошли к двери и стали слушать. Первым заговорил Брадлей.

– Ну, мой друг, – сказал он, обменявшись приветствиями с Генри, – я, кажется, опоздал.

– Куда?

– Я хотел сесть на пароход, чтобы ехать в Новый Орлеан. Думал, что успею сесть на «Ялу-Сити», который вчера вечером должен был выйти из Винсбурга. Для этого я и приехал на вашу пристань, но, должно быть, поздно. Когда я ехал через лес, я слышал, что тут прошел пароход, – кажется, вниз. Должно быть, это и был «Ялу-Сити».

Наступило молчание. Мы напрасно ждали ответа Генри. Присутствие этого гостя в такой момент настолько его поражало, что он, видимо, не знал, что сказать. Но Брадлей и не спрашивал его, а потому не ожидал ответа.

– Вероятно, он прошел очень рано, когда вы еще не вставали, – продолжал он. – Не видел ли его кто-нибудь? Мне очень хотелось бы знать наверняка, был это «Ялу»?

– Негры видели пароход, – уклончиво ответил Генри, – но это был не «Ялу-Сити». Это, видно, пароход из Огии.

– О, тогда, значит, и «Ялу» близко. Тогда я сразу еду на пристань, чтобы не опоздать. Дайте мне человека, чтобы привел вам лошадь назад, если я уеду.

– С удовольствием, – ответил Генри.

Видимо, Генри ничего так не желал, как поскорее избавиться от своего гостя.

– И потом вот еще что, – заговорил пират уже другим тоном, – сейчас мы одни, значит, можно об этом потолковать. Когда вы, наконец, отдадите мне ваш долг? Эти деньги мне очень нужны. Я уже несколько раз напоминал вам, и вы все-таки не платите. Это мне надоело, даю вам время до моего возвращения, – я проеду здесь недели через две. К тому времени, пожалуйста, приготовьтесь к уплате. Если у вас нет сейчас денег, продайте кого-нибудь из невольников. Что касается меня, то, если вы не расплатитесь, я буду вынужден принять свои меры. Мне очень жаль, что мне приходится быть таким нетерпеливым кредитором, но мне нужны деньги, а вы давно мне должны.

– Когда вы вернетесь?.. Через две недели?.. К тому времени у меня, может быть, будут деньги…

– Да к черту ваше «может быть»! – грубо прервал его Брадлей. – Если у вас их не будет, берегитесь. Я не шучу. Но что это такое? Слышите?

Оба замолчали и стали слушать. Брадлей через несколько секунд выбежал вон. В открытое окно столовой до нас донесся глухой гул приближающегося парохода.

– Клянусь Юпитером, это пароход! – воскликнул Брадлей, возвращаясь в дом.

– Пошлите за моей лошадью человека!

Произнеся это тоном приказания, он поскакал к пристани.

Генри послал за ним вслед негра, и некоторое время мы волновались. Если Брадлей опоздает на пароход, то, очевидно, он вернется в дом и будет ждать следующего! Это было бы очень нежелательно: если он заметит присутствие на плантации Вальтера и меня, нам придется отказаться от мести.

Поэтому мы очень обрадовались, когда с реки до нас донесся продолжительный свисток парохода. Это означало, что пароход остановился, чтобы принять на борт пассажира, а пассажиром этим был, конечно, Брадлей. Предположение это подтвердилось, когда негр привел назад его лошадь.

Пират-плантатор отправился в Новый Орлеан для того, конечно, чтобы самому наблюдать за продажей своей добычи. Он и не думал, что ограбленный им владелец и человек, которого он хотел убить, были в течение нескольких минут отделены от него лишь дверью и только что обсуждали, как уличить его и наказать за преступление.

Глубоко благодарные капитану «Ялу-Сити» за ту услугу, которую он оказал нам, избавив от Брадлея, мы тем не менее подумали, что и нам необходимо как можно быстрее последовать за пиратом.

Если баржа отправилась прямо в Новый Орлеан после недолгой остановки на Острове Дьявола, что и сделала по всей вероятности, то она могла прийти к месту назначения дня через четыре, самое большее, через пять. Ее экипажу не нужно было теперь замедлять ход. Напротив, он, вероятно, делал все, чтобы его ускорить.

Что же до «Ялу», то он мог прийти в Новый Орлеан еще раньше баржи.

Но на каком же пароходе отправимся мы?

На этот вопрос нельзя было ответить определенно. Пароход мог пройти мимо нас через час, но мог пройти и через два-три дня. В последнем случае мы были бы вынуждены отказаться от всякой надежды на удачу.

Немедленно по приходе в порт баржу, конечно, разгрузят, а груз спрячут в таком месте, где его трудно будет разыскать. Что касается самого судна, то от него можно было тоже избавиться очень быстро. Приехав поздно, мы не найдем следа ни груза, ни судна и будем иметь восемьдесят пять шансов против ста, что никогда их не увидим, также как Блэна и Стингера.

Предположив даже, что мы найдем хлопок в пакгаузах, через которые проходит всякий груз до выгрузки на большие суда, будем ли мы в состоянии узнать его или доказать, что он не принадлежит Нату Брадлею, хотя и значится принадлежащим ему?

А баржу я, Вальтер или Генри вряд ли могли бы узнать. Все суда этого рода похожи друг на друга, так как строятся по одному образцу. Я брался узнать лишь трех человек, которых видел на Острове Дьявола.

Глава XXIV. ОТЪЕЗД В НОВЫЙ ОРЛЕАН

Чтобы увидеть троих преступников и указать на них кому следует, а также чтобы доказать, что Нат Брадлей был их сообщником, если не вожаком, нужно было поспеть в Новый Орлеан до продажи груза.

Вальтер с удивлением узнал, что его брат должен Брадлею двадцать тысяч франков. Однако это не очень его огорчало. Теперь он понял причину той странной связи, что существовала между этими людьми, так мало похожими друг на друга. Связь эта его очень огорчала, а «долговую» рану он, как и я, не находил смертельной. Он рад был, что теперь вместо предположений он твердо знал причину этой дружбы.

– Долг – не беда, – сказал он брату. – Теперь, впрочем, ты можешь считать себя в расчете с Брадлеем. Если мы даже вернем наш хлопок, то тот убыток, который причинил нам этот негодяй, будет превышать сумму твоего долга.

– Как это?

– Да так. Разве ты забыл, что он убил наших негров? Это были самые лучшие, самые честные люди на всей плантации. Я не знаю, что бы дал, только бы знать, что они живы. Без сомнения, они стали жертвами собственной преданности.

– Правда, правда, бедняги. Но, впрочем, чего нам особенно заботиться, – продолжал менее чувствительный Генри. – Вы тогда покроете и их стоимость, по крайней мере, денежную. На плантации Брадлея много негров… но сейчас нам нельзя терять ни минуты. По-моему, дорогой Вальтер, тебе нужно ехать верхом в Начед. Там ты узнаешь, когда пойдет в Новый Орлеан почтовый пароход, – ведь с ним постоянное почтовое сообщение. Тогда ты приедешь вовремя. Немедленно по приезде ты отправишься к нашему старому другу Чарли Соуеру, который хорошо знаком с начальником сыскной полиции и поэтому может нам быть очень полезен. Ты найдешь его в конторе по улице Сен-Шарль, возле отеля. А я подожду здесь и с первым же пароходом присоединюсь к тебе. Наш друг не откажется, надеюсь, сопровождать меня, – без него мы много не сделаем.

С этого момента Генри точно подменили. У него появилась такая энергия, которой я не мог и предполагать. Может, она появилась вследствие надежды отомстить Брадлею и уплатить, наконец, свой долг, последствий которого он так долго боялся.

– Приготовься же, Вальтер! – продолжал он. – Я прикажу оседлать тебе лучшую лошадь. – Эй, Дик! – крикнул он одному из негров, работавших во дворе. – Вели оседлать и привести сюда серую кобылу, да поскорее!

Через несколько минут лошадь была готова. Мисс Вудлей, которая возвратилась опять к нам, очень удивляли все эти приготовления.

– Не беспокойся, Корнелия, – сказал брат, отвечая улыбкой на ее немой вопрос. – Неотложные дела призывают Вальтера в Новый Орлеан.

– Но разве?..

– Я тоже сяду на первый пароход, идущий в Начед. А так как наш друг обещал нас сопровождать, то мы тебя здесь одну не оставим. Ты тоже поедешь с нами, если, конечно, тебе этого захочется. Или, может быть, ты думаешь вернуться к отцу в Тенесси?

– Я поеду с вами.

– Отлично, я так и думал. Дорогой я тебе все расскажу. Хорошо?

Мисс Вудлей не ответила, но ее улыбка и блеск глаз выдали ее. Она была в восторге от этого неожиданного путешествия.

По шутливому тону брата она заключила, что не произошло ничего серьезного.

Что до меня – я был просто счастлив, что поеду вместе с Генри и очаровательной мисс Корнелией.

Я вспоминал то восхитительное путешествие, которое уже совершил в ее обществе, – то самое, во время которого я был ей представлен.

Все устроилось лучше, чем мы ожидали. Вальтер поехал вместе с нами, не имея нужды ехать в Начед.

Когда он уже садился на лошадь, нам сообщили, что виден пароход, и скоро мы услыхали призывный свист. Мистер Генри сейчас же заторопил Вальтера.

– Скорее на пристань, Вальтер! – воскликнул он. – Подай ему знак остановиться. Достаточно будет белого платка.

Корнелия дала брату свой платок, и он поехал на пристань. Мы тем временем стали торопливо готовиться к отъезду.

Через несколько минут свистки прекратились. Сигналы Вальтера были замечены, и нас ждали. Почти все капитаны проходивших мимо пароходов знали Вудлеев и рады были взять их пассажирами.

Приехав на пристань, мы сели в ожидавшую нас лодку. Пароход оказался «Султаном», одним из самых больших пароходов на Миссисипи.

Теперь мы были уверены, что обгоним Брадлея. И действительно, проходя мимо Пуэн-Купэ, мы оставили за собой небольшой пароход, на носу которого было написано большими буквами «Ялу-Сити».

И при помощи хорошей трубы мы увидели человека, бывшего виновником нашего внезапного путешествия, то есть Ната Брадлея.

Мы сошли в салон, чтобы он нас как-нибудь не заметил.

Менее чем через сутки мы миновали Ладайет и увидели башню гостиницы «Сен-Шарль», возвышавшуюся над остальными домами Нового Орлеана.

– Мы не остановимся в гостинице «Сен-Шарль», – сказал Генри, указывая на эту башню.

– Почему? – спросил Вальтер. – Ведь это лучший отель в городе.

– Правда, – ответил Генри, знавший лучше привычки Брадлея. – Это лучший отель, но потому-то нам и не нужно здесь останавливаться. Мы и дня там не пробудем, как человек, которого мы ищем, заметит наше присутствие.

– А, понимаю! Там, вероятно, обыкновенно останавливается Брадлей?

– Да.

– Мы поселимся в гостинице «Сен-Луи» во французском квартале. Тогда нас не увидят. А вы, – обратился он ко мне, – тоже не должны выходить, пока ваше свидетельство не будет нужно для уличения этих негодяев. Суд над ними покажет, вероятно, многим плантаторам долины, куда делись их суда…

Через несколько часов мы были в гостинице «Сен-Луи».

Глава XXV. АДВОКАТ

На другой же день мы занялись делом, для которого приехали в Новый Орлеан. Генри Вудлей послал за адвокатом, о котором он говорил брату, и объяснил ему всю историю.

Чарли Соуер менее удивился этому рассказу, чем мы ожидали. Хотя он и не был стар, но жил в Новом Орлеане уже давно и успел познакомиться с самыми таинственными случаями, которые происходили среди смешанного населения этого города. В своей судебной практике он встречал много типов мошенников, которыми всегда славился Новый Орлеан.

Что касается нашего плана, то он был полностью одобрен адвокатом.

– Хотя, по-видимому, у нас в руках есть все, чтобы предать в руки правосудия обворовавших вас мошенников, – сказал он, – но все же нам нужно действовать очень осторожно. Действующих у нас законов недостаточно для того, чтобы добиться ареста преступника. Нужно иметь против него неопровержимые улики. Если Брадлей и его сообщники убили ваших негров, то им будет трудно ускользнуть из наших рук. Нужно дать Брадлею продать хлопок. Тогда можно обвинить его в грабеже, в пиратстве и во всем, что из этого следует.

– Но если ему не удастся его продать? – заметил Вальтер. – Он может не найти покупателя.

– Не беспокойтесь. Покупателя я сам ему найду. Я знаю одного купца, которому мы можем довериться в этом деле. Он даст Брадлею такую цену, что тот наверняка продаст ему хлопок. Но прежде чем он получит условленную сумму, мы его арестуем, и он вместе со своими сообщниками попадет в городскую тюрьму. Остальное пойдет само по себе.

– Это верно, – подтвердил Генри.

– А теперь, – продолжал адвокат, – надо действовать. Первое, что нужно сделать, это узнать, где находится в гавани ваша баржа. Мистер Вудлей, можете вы узнать вашу собственность?

– Сомневаюсь, – отвечал Вальтер, которому был задан этот вопрос. – Я легче узнаю Блэна и Стингера, которым была поручена баржа. Я могу их увидеть на самой барже.

– Правда, но ведь и они вас увидят, если вы близко подойдете, а это погубит дело.

– Думаю, – прервал я, – что эту часть дела мне нужно взять на себя. Блэн меня видел не часто, зато я, конечно, никогда его не забуду. Пожертвовав своими усами, взяв у парикмахера пару банкенбардов и переодевшись, я смогу побывать на барже, и меня там не узнают. Что вы на это скажете?

– Отлично! – воскликнул Соуер. – Возьмите одежду мексиканского ранчеро, они здесь часто встречаются. Кстати, вам можно будет спрятать под плащом раненую руку. Под большим сомбреро и с бакенбардами вы будете неузнаваемы. Что касается вас, мистер Генри, и вашего брата, вы подождете здесь, пока не будете нам нужны. Выходите возможно реже, пока птички не окажутся в клетке.

Я без труда раздобыл себе костюм ранчеро и, благодаря бакенбардам и сбритым усам, принял вид настоящего мексиканца.

В сопровождении мистера Соуера я отправился к той части гавани, где стояли баржи и большие лодки.

Взморье в Новом Орлеане имеет около шести километров длины. Лишь часть его снабжена выгрузочной набережной, то есть солидными деревянными платформами, которые держатся на сваях, вбитых в дно реки. Между этими платформами образуются свободные пространства, где стоят на якоре лодки, баржи, плоты и пароходы, ожидая разгрузки.

Но устав порта предписывает для каждого рода судов специальные платформы, потому что в иные месяцы их тут бывает громадное скопление, ведь Новый Орлеан – главный порт всего бассейна Миссисипи.

Теперь было как раз такое время. Судов было множество, и они так близко стояли друг от друга, что их трудно было различить. Некоторые стояли даже во втором ряду, ожидая, пока освободится место у причала.

Сначала я занялся этими судами. Одно из них сразу же привлекло мое внимание. Мне казалось, что я его знаю. На палубе не было никого.

Я повел своего спутника к самому взморью, чтобы получше разглядеть баржу, и мы даже взошли на ближайшее к ней судно. Через минуту на палубе показался Блэн собственной персоной.

Я взглядом показал на него адвокату, и мы с равнодушным видом направились обратно в город. По дороге Соуер меня остановил и попросил его подождать. Вскоре он снова показался, но уже с каким-то человеком. Я догадался, что это был полицейский сыщик.

– Видите эту баржу? – сказал ему Соуер.

– Да, – ответил тот.

– Не теряйте ее из виду ни днем, ни ночью, и как только она начнет выгружать хлопок, приходите ко мне в контору и сообщите об этом.

– Очень хорошо.

– Теперь, – сказал Соуер, подходя опять ко мне, – пойдем к «Ялу-Сити».

Но мы не нашли его, сколько ни искали, и начальник порта сообщил нам, что пароход еще не пришел.

– Подождем, – сказал Соуер. – Где вы были, когда видели его сегодня утром?

– Около Пуэн-Купэ.

– В таком случае он придет лишь через несколько часов. Мы будем его ждать, но не здесь. Видите это кафе над рекой? Пойдемте туда, сядем у окна и за бутылкой хереса будем осматривать порт в подзорную трубу, пока не увидим «Ялу-Сити».

Нам не пришлось ждать долго. Мы не просидели и часу в кафе, как мой спутник показал мне на пароход, на котором плыл Брадлей.

– Теперь ваша очередь, – сказал он, протягивая мне трубу. – Смотрите на пассажиров, которые будут сейчас выходить с парохода, и, найдя Брадлея, не теряйте его из виду, пока он не окажется на берегу.

Брадлей вышел одним из первых. Я легко узнал его и сказал об этом адвокату.

– Дайте я посмотрю на него, – сказал он.

Я показал ему Брадлея, и адвокат успел рассмотреть его, пока он шел вдоль насыпи.

Я же не нуждался больше в трубе, чтобы видеть своего врага.

Выйдя на берег, он сразу же направился к той части порта, которая предназначалась для барж.

– Хорошо, – пробормотал Соуер. – Я этого и ожидал. Нам, видимо, придется не долго скучать, чтобы увидеть нечто такое, что дало бы нам повод действовать.

– Мы пойдем за ним? – спросил я.

– Нет. Лучше пусть он присоединится к своим сообщникам и взойдет на баржу, если желает. Мы так же хорошо узнаем, что он делает, и не выходя отсюда; когда он снова выйдет на берег, мы последуем за ним в гостиницу. Такой важный барин, как он, вероятно, остановится в гостинице «Сен-Шарль», если у него нет какого-нибудь тайного притона. А! Он идет все-таки к барже.

Я хорошо видел Брадлея, но вскоре он затерялся в толпе матросов, купцов и фланеров. Мой спутник, однако, не терял его из виду.

– Отлично, – бормотал он. – Он на том судне, где мы сейчас были, а вон и лодка идет ему навстречу. Гребет тот самый, кого мы заметили…

– Вот опять идут на берег. Разговаривают… Дорого бы я дал, чтобы узнать, о чем. Сыщик их видит и наблюдает за ними оттуда… Идемте скорее, а то мы их упустим, – закончил он вдруг, складывая трубу.

Мы пришли на берег как раз тогда, когда Брадлей оставил Блэна, дав ему, вероятно, необходимые инструкции. Тот быстро возвратился на баржу, а Брадлей пошел к городу. Вскоре он уже входил в гостиницу «Сен-Шарль», не думая, по-видимому, что преследователи идут за ним следом.

Глава XXVI. СВИДЕТЕЛЬСКИЕ ПОКАЗАНИЯ

Мне очень хотелось узнать, что думает предпринять мистер Соуер, действия которого приводили меня в восторг.

Ждать пришлось мне недолго.

– Теперь, – сказал он, как только Брадлей вошел в гостиницу, – мы поищем человека, который купит наши тюки с хлопком.

Неподалеку от гавани он вошел в большой магазин, над дверями которого я прочел вывеску:

«Чатам, торговец хлопком»

Соуер вошел туда первым; я хотел войти вслед за ним, но он тотчас же вышел оттуда в сопровождении самого купца.

Нас, как водится, представили друг другу, и адвокат повел нас к себе в контору.

Мистер Чатам внимательно выслушал рассказ о моих приключениях на барже и на Острове Дьявола и без малейшего колебания согласился купить хлопок Вудлеев.

Под конец нашего разговора в кабинет адвоката вошел какой-то человек. То был приглашенный полицейский, которого мы оставили в гавани.

– Ну, Риге, что нового? – спросил Соуер.

– Хлопок выгружают.

– Хорошо. Мы сейчас будем его покупать.

– В таком случае поторопитесь. Они взяли мало народа и, вероятно, намерены отправить весь товар на склад.

Адвокат задумался.

– Вот что, – сказал он, – не будем им мешать. Пусть действуют… Мы последуем за ними… Или нет, – прибавил он, передумав. – Вы, любезный Чатам, ступайте и прохаживайтесь по гавани, а когда поравняетесь с баржей, остановитесь и попросите показать образцы товара. Посмотрев, скажите, что намерены купить весь груз, и осведомитесь, кто продавец. Можете даже заявить, что вы не прочь заключить сделку немедленно, хотя бы в той гостинице, где остановился Брадлей, если он того пожелает. Тем временем я отправлюсь к альдермену и возьму приказ об аресте негодяев, находящихся на барже, и самого Брадлея. Что касается вас, Риге, – продолжал адвокат, – то вы покажете мистеру Чатаму, где находится продаваемый хлопок, потом возьмете экипаж и поедете в гостиницу «Сен-Луи». Там вы попросите мистера Генри Вудлея и его брата немедленно пожаловать сюда. После этого вы вернетесь в гавань и посмотрите, куда они отвезут товар. Вам придется следовать за мошенниками так, чтобы они вас не видели; главное – не разговаривайте с мистером Чатамом. Отправляйтесь же, мистер Чатам. Покупайте хлопок по любой цене, но не платите наличными ни копейки.

Чатам и Риге ушли.

– Ну, сэр, – сказал мне адвокат, – мне теперь понадобится ваше содействие в одном очень важном деле. Мы с вами пойдем к Вудлеям. Вальтер как владелец хлопка и негров подаст жалобу на Брадлея. Что касается Генри, то его свидетельское показание не будет иметь значения, а скорее повредит нам. Значение будут иметь только ваши показания. Когда всю шайку арестуют, нужно будет раздобыть еще и вещественные доказательства. Мы поедем на остров и там осмотрим хорошенько бухту…

Вудлей прибыл, и мы все вместе отправились к альдермену давать показания.

Приказ об аресте Блэна, Стингера и третьего субъекта мы выхлопотали без труда. Альдермен обещал арестовать их немедленно. После этого мы вернулись в контору мистера Соуера и стали дожидаться Чатама.

Тот не замедлил явиться.

– Ну, что? – спросил адвокат.

– Я купил все.

– У кого?

– У плантатора с Миссисипи Ната Брадлея.

– За сколько?

– Настолько дешево, что я бы желал, чтобы эта покупка была действительной. Мистер Брадлей оказался очень нетребователен, согласился на первую предложенную цену. Завтра я отправлюсь к нему в гостиницу «Сен-Шарль» платить деньги. Тем временем хлопок будет отправлен на прессовальню, где мне его выдадут по предъявлению продажной записки.

– Стало быть, теперь можно заняться самим Брадлеем, – сказал адвокат.

И в тот же вечер Натаниэль Брадлей, Вильям Блэн и Джемс Стингер, а также некто Лессмель Кроугер, их сообщник, по-видимому, исполнявший должность смотрителя Брадлеевой плантации, были арестованы и препровождены в ново-орлеанскую тюрьму.

Глава XXVII. ЭПИЛОГ

Всех четверых суд признал виновными в убийстве и разбое.

При осмотре бухты Острова Дьявола найдены были куски полотна с клеймом Вудлеев и труп негра с тяжелым камнем на шее, привязанным веревкой.

Негр был убит пулей в грудь.

По всей вероятности, это был тот самый пистолетный выстрел, который я тогда слышал.

Три трупа не удалось найти. Вероятно, они были выброшены в Миссисипи.

Кроме того, в бухте были найдены куски полотна с разными другими клеймами и, между прочим, с клеймом того арканзасского плантатора, о котором мне рассказывал Генри Вудлей.

Четырех разбойников приговорили к бессрочному тюремному заключению. Строже наказать их не могли, потому что не было доказано, что они убили белого.

Брадлей не покорился своей участи. Я узнал, что год спустя он покончил с собой. Что касается Блэна, Стингера и Кроугера, то они до сих пор сидят в тюрьме штата Луизиана.