— Отлично, Сен-Жюст. Мне кажется, что Киллер угнетен, и я хотел бы почитать ему свои последние стихи.

— Ты счастливый человек. Честное слово, ты должен ежевечерне преклонять колена и возносить благодарственные молитвы за таланты, которыми наградил тебя господь. Хотя он мог бы создать тебя менее болтливым, — промурлыкал Сен-Жюст, когда они свернули к парку.

Надо сказать, что Александр Блейкли, виконт Сен-Жюст, считал себя человеком обеспеченным, каким его и придумала Мэгги. Состоятельным. Богатым. Аристократом по рождению и духу. Истинным сыном эпохи Регентства, слегка высокомерным, но снисходительным к делу, присущему простым смертным, — торговле.

Но, как Сен-Жюст не раз повторял Стерлингу, если живешь в Риме, поступай как римлянин. Поэтому, живя на Манхэттене, ему приходилось зарабатывать на пропитание.

И еще — ни один уважающий себя мужчина не согласился бы жить за счет дамы. Тем более столь благородный человек, как виконт.

Словом, учитывая все это, Сен-Жюст решил из героя любовного детективного романа превратиться в состоятельного джентльмена Алекса Блейкли, проживающего теперь в Нью-Йорке.

Конечно, он не хотел, чтобы все сочли, будто он заделался торговцем. Человек его сословия должен владеть землями в провинции и получать с них доход. Неприлично, если он станет зарабатывать на жизнь торговлей или трудиться. Это ниже его достоинства.

И здесь возникли сложности.

Но Сен-Жюст не привык падать духом и, наблюдая за окружающими, сделал несколько любопытных выводов.

Во-первых, мир полон мужчин и женщин — естественно, не леди и джентльменов, — которые зарабатывали себе на жизнь, произнося речи в мегафон, и таким образом получали деньги за болтовню в основном о расплате за грехи человеческие, спасении души и пользе раскаяния.

Они выступали с очень мрачным репертуаром, и неудивительно, что им чаще кидали мелочь, не-, же ли приятно шелестящие купюры, которые тут же скрывались в задних карманах штанов этих проходимцев.

Во-вторых, Сен-Жюст был разносторонне образованным. Он мог цитировать поэзию бардов, Байрона и Мильтона и, кроме того, исполнять куплеты. Также, совершив над собой определенное усилие, он мог неплохо рисовать. В конце концов, Байрона никто никогда не обвинял в торгашестве за то, что тот продавал свои вирши.

И в-третьих, за последние месяцы он свел тесное знакомство с примечательной местной троицей. Первого звали Змей (в просторечии Верной), второго — Киллер (Джордж), а третьей была нежная девица по прозвищу Луза, которая упорно не желала отзываться на имя Мари-Луиза.

Почтив их своим вниманием, или, вернее, заказав фальшивые документы для себя и Стерлинга, Сен-Жюст продолжил с ними отношения, разглядев в хитрых глазках Змея, в огромном, красивом, но волосатом Киллере и прирожденном уме Лузы, отточенном на университетской скамье, свою будущую финансовую империю.

Совместное предприятие началось с покупки нескольких мегафонов и двух прочных ящиков. Затем, вооруженная текстом, вышедшим из-под пера Сен-Жюста, троица начала уличные гастроли. За три месяца труппа «Уличных Ораторов и Артистов» увеличилась до двадцати пяти человек, которые исполняли прочувствованные монологи на двадцати четырех городских перекрестках.

Увы, Киллер не обладал даром красноречия, и даже чтение с листа ему не давалось, однако он блестяще справился с ролью второго плана, стоя рядом со Змеем, словно большой симпатичный ребенок. Таким образом, он стал непревзойденным мастером пробуждения жалости в прохожих.

Иногда Сен-Жюст и его деловые партнеры (он упорно отказывался называть их работниками) читали монологи из классики. Время от времени, так как Сен-Жюст внимательно следил за новостями в прессе и на телевидении, они произносили зажигательные речи для вдохновения народа, увеселения народа и всегда с целью освобождения народа от лишних денег себе во благо.

План был прост. Доходы тоже распределялись просто: шестьдесят процентов Сен-Жюсту, остальные сорок распределялись между партнерами, перед этим из общей суммы вычитались расходы на оплату разрешений от городской администрации, покупку новых мегафонов и ящиков.

Вам может показаться, что пламенные речи на перекрестках много не принесут. Однако загляни вы в бухгалтерскую программу на ноутбуке Сен-Жюста, то удивились бы, обнаружив, что его банковский счет всего за три месяца вырос с нуля до семи с половиной тысяч долларов. К Рождеству он собирался расширить труппу до пятидесяти человек, ведь в это время горожанам не терпится покаяться. В рождественский репертуар предполагалось включить знаменитые проповеди.

И все это виконт проделал, не замарав рук презренной торговлей.

Кроме того, он удвоил свои накопления, играя на бирже. Начальный капитал Сен-Жюст занял у Мэгги, причем без ее согласия. К своему огорчению, он все еще от нее зависел, так как жил в ее квартире, но ведь он только в начале пути и пределов его фантазии относительно способов выманивания денег из милейших горожан Нью-Йорка не наблюдалось.

Сен-Жюст представил, как выиграет главный приз и на конкурсе «Лицо с обложки», и на конкурсе костюмов. Ему безумно нравилась идея, что можно заработать, просто изображая себя, любимого, — Идеального Героя.

Жизнь все-таки прекрасна!

— Вот они где! — Стерлинг указал на угол, где Змей с мегафоном в руке возвышался на своем любимом ящике цвета красного дерева с золотыми гвоздиками по краям.

— О чем сегодня будем говорить? — поинтересовался он у Сен-Жюста.

— О жадности, — Сен-Жюст поправил несуществующий шейный платок. — Когда биржевые ставки падают более чем на двести пунктов, эти речи действуют магически. А вот и Мари-Луиза! Она-то мне и нужна.

— Привет, Вик! — махнула ему Луза. При знакомстве он представился виконтом, она сократила это до «Вика» и, к сожалению, продолжала его так называть. — Как поживает Билл Гейтс от мира попрошаек?

Сен-Жюст улыбнулся девушке, которая, по каким-то неясным причинам, ему нравилась. Она была молода, слишком молода, и не в его вкусе. Но он ничего не мог с собой поделать. Ему нравилось ее опекать, даже принимая во внимание тот факт, что она таскала с собой большой нож и, вероятнее всего, умела с ним обращаться.

Маленькая хрупкая Мари-Луиза подняла искусство украшения себя на новый неизведанный уровень, проколов в двенадцати местах уши, а брови, ноздрю, подбородок, пупок и — как Сен-Жюст однажды разглядел, когда она открыла рот, — язык.

Когда он впервые увидел Мари-Луизу, ее волосы торчали розовыми сосульками. Этого же стиля она придерживалась и теперь, только цвет менялся. Сегодня ее прическа была пурпурной — глубокий и соблазнительный цвет. Это великолепие обрамляло нежное лицо ангела, при виде которого Боттичелли зарыдал бы и возжелал немедленно запечатлеть его на холсте.

Она была лесной феей, миниатюрной Венерой, уличным сорванцом, которому следовало быть герцогиней, и нежной розой, терзавшей себя пирсингом.

Это дитя с серьезными глазами, капризным ртом и пухлой нижней губой выглядело воплощением хрупкости, что пробуждало в Сен-Жюсте все его героические наклонности.

Он фыркнул, подумав о дамочках из писательской гильдии, которые утверждали, что он не романтичен.

— Приветик, Стерлинг, опять тут подвисли? — Мари-Луиза игриво ткнула его локтем под ребра.

— Подвисли? У меня что-то подвисло? Да, Сен-Жюст? — Он попытался заглянуть себе за спину. — У меня там что-то висит? Сен-Жюст, почему ты мне ничего не сказал? Я тут хожу, а у меня что-то висит. Нехорошо с твоей стороны не сказать мне об этом!

— Я тебе потом объясню, Стерлинг, — Сен-Жюст подавил улыбку и постарался взглянуть на Мари-Луизу с упреком.

Она потрепала Стерлинга по щеке.

— Ладно тебе. Все на скутере катаешься? Ну, ничего, скоро идеи Вика принесут нам кучу бабок и у тебя будет сверкающий « мерс ». Мы наверняка зарегистрируем товарный знак «Веселые Нищие…», да, Вик?

Сен-Жюст оперся на трость, сложив руки на набалдашнике.

— Кажется, в твоем тоне я слышу непривычный сарказм.

Мари-Луиза пожала хрупкими плечами, майка поднялась вслед за ними, приоткрыв нижнюю часть ее маленькой, но красивой груди.

— Понятия не имею, может, это ПМС. Или я просто увидела свои оценки за семестр. Дело дрянь.

В свободное от пирсинга и подделки документов время Мари-Луиза училась в Нью-Йоркском университете.

— И, конечно, это все из-за придирок преподавателей, — сочувственно заметил Сен-Жюст.

— Да нет, я сама виновата. Мало денег — нет времени учиться, потому что я хотела подзаработать, — она задумчиво почесала нос. — Можно, конечно, подделать табель, если это что-нибудь даст, но я не собираюсь, — Мари-Луиза дернула плечом. — Некоторые так поступают, но не я. Это нечестно.

— Забавно, а снабжать людей поддельными документами, по-твоему, честно?

— Эй, не зарывайся, я это сделала один раз, по просьбе кузена. Стерлинг показался мне честным малым, а тебе я помогла за компанию. Я редко этим занималась, только ради ирландских ребят, у которых кончалась виза. Но после 11 сентября это стало никому не нужно, так что я работаю в твоих уличных концертах, но ведь этим не прокормишься.

— Именно поэтому я и просил тебя прийти, Мари-Луиза. Как насчет того, чтобы сменить украшения, наряд и прическу?

— Он у тебя что, поддает? — шепотом уточнила она у Стерлинга. — Если он надумал стать моим сутенером, то пусть поищет кого другого.

— Прости, дорогая, — Сен-Жюст тростью отодвинул девушку от покрасневшего Стерлинга. — Надеюсь, это все объяснит, — он протянул ей газету.

Мари-Луиза прочитала, посмотрела на Сен-Жюста и ухмыльнулась. Сияющие глаза, белые зубы. Да, Сен-Жюст был доволен.

— Ты прикалываешься, да? Ты на меня посмотри повнимательней.

Он забрал у нее газету, аккуратно сложил и спрятал в карман.

— Ты когда-нибудь слышала о молодой леди Кейт Мосс?

— О модели-то? — Мари-Луиза склонила голову набок. — Она просто анорексичка. А я — нет! И наркотиками не балуюсь.

— Мне отрадно это слышать, дорогая. Однако ты прекраснее мисс Мосс.

— Вот лажа, — фыркнула Мари-Луиза и покраснела, видимо, это с ней случилось впервые. — Ну давай, валяй.

— Я как раз и собирался, благодарю. Как ты только что видела, на Манхэттене объявлен конкурс «Лицо с обложки», который состоится через несколько недель. Я взял на себя смелость и внес нас обоих в число участников. Двое победителей — он и она — получат по десять тысяч долларов и контракт на изображение на обложках любовных романов. Естественно, мы на этом не остановимся, поэтому я хотел бы уточнить, согласишься ли ты, если я буду выступать в качестве твоего наставника и менеджера, за пятнадцать процентов от твоих доходов?

— Фигушки, — Мари-Луиза отвернулась, сделала три шага и вновь повернулась к Сен-Жюсту. — Десять процентов. Я что, правда могу стать моделью?

— Несомненно. Двенадцать с половиной процентов, хотя дроби считать тяжело. И я бесплатно подготовлю тебя к конкурсу.

Мари-Луиза вопросительно посмотрела на Стерлинга. Тот кивнул.

— Сен-Жюст — менеджер нашего привратника Носокса и практически устроил ему место на Бродвее. Он уже почти получил роль в мыльной опере «Тигр, тигр». Это где Джессика узнает, что ее муж на самом деле не погиб во время взрыва воздушного шара над Перу, и теперь у нее два мужа. И как она раньше не догадывалась? Вот мне все время казалось, что этот Годфри…

— Стерлинг, умоляю, обуздай свой пыл, — взмолился Сен-Жюст, улыбаясь Мари-Луизе. — Что ж, раз мы пришли к согласию, пора за дело. Я уже договорился со знакомой, которая займется твоей внешностью — причешет, отмоет и приоденет. Все, что сочтет нужным.

— Ну ты и зануда, Вик. А когда? — уточнила Мари-Луиза.

— Нет времени, кроме настоящего… Стерлинг, ступай домой. Вперед, Мари-Луиза.

Сен-Жюст вновь взмахнул тростью и направился вниз по улице — Его Светлость на прогулке. Мари-Луиза последовала за ним, копируя походку. Он знал, что его передразнивают, но она была так мила, что и это сходило ей с рук.

День был воистину прекрасен.

— Мне надо выпить, — Бернис Толанд-Джеймс плюхнулась в кресло рядом с Сен-Жюстом. — Алекс, я хочу скотч. Можно двойной.

— Чувствуешь себя обманутой, Верни? Кстати, вон там стоит молодой человек с шампанским. Позвать его?

— Лучше, чем ничего, давай же, — Верни помахала рукой, поторапливая виконта.

Сен-Жюст улыбнулся и грациозно поднялся. Он был истинным героем, ибо чувствовал себя как дома даже в этом женском оплоте мишуры под названием бутик.

Он привлек на свою сторону владелицу «Книг Толанда». Берни — подруга Мэгги и ее издатель — только что унаследовала дело от бывшего мужа, убитого три месяца назад. Ей досталось издательство, квартира, лимузин, дом в Хэмптонсе, яхта, частный самолет… и гора долгов благодаря кое-кому, кто считал «Книги Толанда» свой личной чековой книжкой.

К настоящему моменту все, кроме квартиры и лимузина, было распродано, и две недели назад, когда Берни праздновала избавление от кредиторов, она в порыве признательности пообещала Сен-Жюсту: «Все, что угодно, Алекс. Все. Только скажи. Ты избавил меня от тюрьмы».

Сен-Жюсту хотелось бы думать, что он в одиночку спас ее от крупных неприятностей, так как она оказалась главной подозреваемой в убийстве Кёрка Толанда. Но он знал, что это не совсем так. Впрочем, если Бернис хотела отблагодарить его, виконт не собирался ей препятствовать.

Милая Берни. Такая красивая и такая противоречивая.

В свои сорок пять Берни прекрасно выглядела и являла образец природной красоты, которую немного подправила с помощью пластической хирургии. Высокая, пусть и не настолько стройная, как ей всегда хотелось бы, с белоснежной кожей и восхитительной копной рыжих кудрей, Берни была также очень умна.

Разве не она раскрыла талант Мэгги, бывшей Алисии Тейт Эванс и Клео Дули? Не она ли вернула Мэгги в «Книги Толанда» после того, как ту выгнали, и помогла романам о Сен-Жюсте попасть в список бестселлеров?

Столь прекрасный и преданный друг. Столь добрая, хотя подчас и легкомысленная. Да, Берни любила выпить, иногда баловалась кокаином, но лишь для того, чтобы сохранить фигуру.

Мэгги постоянно беспокоилась о Берни. Сен-Жюст решил, что она, скорее, нравится ему. А сейчас Берни собиралась помочь преображению Мари-Луизы. Ну разве это не прекрасно?

— А вот и шампанское, дорогая, — Сен-Жюст подал Берни высокий бокал с ужасным вином. — Как там наша протеже?

— Мы разобрались с нижним бельем и повседневной одеждой. Скоро она появится в одном из вечерних платьев, которое я выбрала для нее. Знаешь, на этих конференциях все разодеты в пух и прах. Будь у меня лишние деньги, я бы скупила все блестки и стеклярус, чтобы скрыть под ними ее лохмы. Итак, за шелковые сумочки и лохмы! — Берни подняла бокал.

— Ты о Мари-Луизе? Взгляни сюда, Берни, — с этими словами Сен-Жюст двинулся к витрине, где красовалось великолепное шелковое темно-зеленое платье. Мэгги будет восхитительна в этом зеленом шелке. Решено. Он покупает это платье.

— Кроме того, я вытащила у нее из языка булавку и думаю, что следы от пирсинга можно скрыть косметикой. Но что делать с ногтями? Она же их изгрызла по локоть! И волосы? Эту паклю ничем не пригладить.

— Дорогая, я возлагаю на тебя большие надежды в деле превращения Мари-Луизы в леди. Ты не знаешь, какой у Мэгги размер? — спросил Сен-Жюст и жестом подозвал высокую продавщицу в черном.

— Не помню. Кажется, сорок четвертый. А что?

— Я хочу купить ей это платье. Оно просто создано для нее, как раз длинное, до пола. Ты же на него не претендуешь?

— А ты ценник видел? Думаешь, это поможет преодолеть ее очередную Великую депрессию? — Берни подошла к манекену и посмотрела на ценник. — Две штуки баксов. Мэгги будет в восторге. Ты спятил? Я только что отговорила ее лечить нервы покупками по каталогу.

— Заверните это, пожалуйста, — окликнул Сен-Жюст продавщицу, глупое создание, которое явно пребывало в глубоким заблуждении, считая себя высшим существом, а его — каким-то слизняком, заползшим с улицы. — И, кстати, у вас что-то… что-то слегка высовывается из левой ноздри, милочка, — он поморщился. — Может, вам стоит обратить на это внимание?

— Алекс, ну ты и скотина, — проговорила Берни, когда продавщица, закрыв лицо руками, бросилась в туалет. — Я тебя обожаю.

— Обожаешь настолько, что готова оплатить все покупки? Я рассчитаюсь с тобой, как только получу прибыль.

— После дождичка в четверг, — пропела Берни, поднося к губам бокал. — Ладно, ладно. Мэгги оно пойдет. Я должна помнить, что подписалась под этим чертовым контрактом на кругленькую сумму. Хорошо, что ее агент Табби, а не ты, синеглазый, или я уже давно вылетела бы в трубу с такими расходами.

— Благодарю, дорогая. Как приятно быть оцененным по достоинству. А особенно когда тебя боятся, — он забрал у Берни бокал. — Позволь, я налью тебе еще.

Она не возражала.

Сен-Жюст как раз вернулся на свое место, когда из-за бархатного занавеса примерочной, оглядываясь по сторонам, словно боялась, что ее кто-нибудь увидит и прогонит, появилась Мари-Луиза.

Она избавилась от своего декоративного металлолома — хвала небесам! — пурпурные вихры были уложены в высокую прическу, открывая лоб и подчеркивая прелестный овал лица.

На Мари-Луизе было черное платье — по крайней мере, эти кусочки ткани, называемые платьем, имели черный цвет. Длиной до пола, по бокам — разрезы до середины бедра. Живот открыт, лишь соблазнительная полоска ткани, расшитая блестками, соединяет лиф с юбкой. Такая же полоска шла вокруг шеи. Ни спины. Ни боков.

— Сколько это стоит? — прошептал Сен-Жюст.

— Пятьсот, я уточнила. Знаешь, какой размер? Сороковой! Я начинаю всерьез ненавидеть этого ребенка.

— Пятьсот? Оно того стоит, — Сен-Жюст наблюдал за Мари-Луизой, которая изучала себя в зеркалах, прохаживаясь по маленькому подиуму. Ее прекрасные глаза расширились от удивления… Наконец она улыбнулась и превратилась в боттичеллиевского ангела. — Да, оно того стоит, — он поднес руку Берни к губам. — Я восхищен твоим гением, дорогая.

— Да-да-да, теперь пообещай мне хороший двойной скотч в течение часа, и я буду счастливейшей из женщин, а не только гениальной. Кстати, Мэгги знает про нее? Про Мари-Луизу? Сен-Жюст улыбнулся:

— Берни, я тоже гений в некотором роде. Как ты думаешь?

— Думаю, что я буду держать рот на замке насчет девушки, — Берни допила второй бокал шампанского. — Прекрасная мысль, Алекс. На Мэгги находит не часто, но когда это все же случается, я предпочитаю быть подальше от нее.