Князь Тьмы

Кэтрин заставила себя открыть глаза. Питер стоял, повернувшись к ней спиной, и застегивал рубашку. Повязка валялась на траве.

— Твоя рука, — безразличным тоном произнесла она, — я и забыла, что у тебя болит рука.

— Я тоже забыл. — Питер повернулся с холодной, зловещей улыбкой на лице, напомнившей ей гримасы античных статуй. — Ты очень искусна. Это от практики или от природы?

Он с презрением и ненавистью рассматривал Кэтрин. Вспомнив, что она лежит голая, Кэт схватилась за одежду, чтобы прикрыться.

— Замолчи!

— Марк был большой любитель этого дела. Я уверен, он получал от тебя огромное удовольствие, пока не надоел тебе и ты его не выкинула. (Кэт одевалась. Она не смотрела на него, по не слышать не могла.) Наверное, для него это был страшный удар. Тебе нужен был не муж, не любовник, а просто самец, который сделал бы тебе ребенка. Ты относилась к нему как к здоровому породистому кобелю. Потому что это не было случайно, ведь правда? Я не поверю, что ты ничего не знаешь о контрацепции. Сейчас даже первоклассники умеют предохраняться. Единственное, чего я никак не возьму в толк: как у такой расчетливой, холодной суки, как ты, мог сохраниться нормальный человеческий инстинкт продолжения рода? Хотя инстинкт заложен в генах, тут уж ничего не поделаешь. Жалкая замена...

— Замолчи! — Кэт закрыла уши руками. Питер схватил ее за локти и заставил посмотреть себе в глаза.

— Что ты с ним сделала? Я знаю, он не мог застрелиться по неосторожности. Он умел обращаться с оружием. Он покончил с собой, верно? Отвечай! Это ты его довела? — Он тряс ее как куклу.

— Покончил с собой? — прошептала Кэтрин, недоуменно глядя на него из-под растрепавшихся волос. — Марк?

Она засмеялась. Ей было не смешно, но она не могла остановиться. Лицо Питера от тряски дрожало и множилось, у нее перед глазами плыл какой-то красный туман. Потом Кэт увидела, как Питер взмахнул рукой, и наступила темнота — прекрасная прохладная темнота, поглотившая и этот идиотский смех, и боль от пощечины, и все остальное. Она лежала в глубокой черной норе, где не было ничего. Будь Кэтрин умнее и осторожнее, сумела бы остаться там навсегда.

Голос Мартина выдернул ее из темноты. Как она его ненавидела! Ненавидела свою постель, знакомый запах и прикосновение свежего белья. Ее чувства яростно сопротивлялись возвращению. Она попыталась нырнуть обратно в нору. Ей это почти удалось... Но ненавистный голос не оставлял в покое:

— Кэт! Кэт! Ты слышишь меня? Не тряси головой! Очнись! Питер, это кома. Что вы с ней сделали? Она меня не слышит.

— Дайте мне. Отойдите. — Другой голос. Кэт его тоже ненавидела, только в сто раз сильнее. Он приносил несчастье. Он пронзил ее, точно молния. От него не укрыться. — Кэт, проснись. Это бесполезно. Не валяй дурака. Ответь мне, Кэт. — Теперь она почувствовала его руку у себя на плече. Он сел на кровать рядом с ней. Слезы ярости переполнили ее глаза и покатились из-под упрямо закрытых век, и Питер вздохнул со странным облегчением: — Она плачет.

Была ночь. Она удивилась, потому что голоса, что слышались возле нее, были те же. Ей казалось, они не переставали говорить.

— Она давно проснулась?

— Действие инъекции скоро прекратится. Если она опять потеряет сознание, вы знаете, что делать.

— Я ничего с ней не делал. Она сама очнулась.

— Да, она сильная, но у каждого есть свой предел.

— Мудрая мысль номер сорок два.

— Стюарт, у меня сегодня был тяжелый день.

— Извините. А вы, кажется, к ней неравнодушны, доктор?

— Я хотел на ней жениться.

Кэт лежала неподвижно, не открывая глаз. От этого, казалось, у нее обострились другие чувства. Она ясно ощущала настроение обоих мужчин.

— Я женат, — сказал Мартин, помолчав, — но это не значит, что мне запрещено мечтать.

— Что ж вы так слабо мечтали?

— Она любила другого.

— Я слышал. И что это был за человек?

— Он был похож на вас. Не очень, конечно. Но в тот день, когда вы пришли ко мне в офис, я подумал... Да и Кэт, наверное, тоже...

Кэт приоткрыла один глаз. Они стояли лицом друг к другу. Она видела их в профиль. Питер устало опирался на спинку кровати. На голове был полный ералаш, будто он не причесывался две недели, лицо осунулось. Пол тоже выглядел измученным. Бедный Пол. Наверное, целый день с ней возился.

— Я не спрашиваю, на кого он был похож. Я спрашиваю, что он был за человек, — недовольно напомнил Питер.

Мартин ответил не сразу. Его ответ прозвучал как удар хлыста:

— Подлый, спесивый эгоист.

— Хм... — Питер задумчиво потер подбородок. — Но он ведь умер. Он уже год как мертв. И вы по-прежнему мечтаете?

Своим холодным, насмешливым тоном Питер очень напоминал Марка. Кэтрин открыла оба глаза. Мужчины не заметили. Они зло пялились друг на друга, готовые заорать, как два кота, не поделившие кошку.

— Прекратите! — Кэт вскочила. — Пол, прекрати, хватит!

— Все в порядке, Кэт. — Он вмиг очутился рядом и стал укладывать ее обратно на подушки. — Тихо, успокойся. Ты же не хочешь, чтобы я сделал еще укол? — Его руки сильно давили ей на плечи. Она оказалась слабее, чем думала.

— Нет, — пробормотала Кэт, чувствуя себя под его напором тряпичной куклой или восковой, которую держат над огнем, и она тает, тает... — Нет, я не хочу... этого, — с усилием выдавила она, — я хочу... хочу... — Говорить было невероятно тяжело.

— Чего? Чего ты хочешь?

— Я... хочу... написать... завещание. Позови нотариуса.

Он ждал, что Кэтрин это скажет. Он очень хотел, чтобы она это сказала. Она сразу догадалась, потому что Мартин опустил руки, и ей стало легко и безразлично. Усевшись на кровать, Мартин обменялся взглядом с подошедшим Питером.

— Разве ты еще не написала завещание? — удивленно спросил доктор.

Кэт едва не разозлилась. Ему мало, что она согласилась, так нужно еще и поспорить!

— Пусть придет нотариус, — упрямо заявила она. — Завтра. Обещай, что он придет.

— Хорошо, хорошо, — согласился Мартин. — Обещаю. Я позвоню ему сегодня же. Ничего, вреда от этого не будет.

Последние слова адресовались Питеру, который смотрел и слушал с хмурым видом. Ей было все равно, о чем он думает и отчего хмурит брови. Кэтрин протяжно вздохнула. Главное, что Пол выполнит свое обещание. Он всегда выполнял.

После обеда пошел дождь. Когда Кэт с Тифани сели ужинать, капли дождя топтались по подоконнику, как тысячи маленьких ножек. Мартин еще не вернулся, Питера не было. Кэт не спросила о нем. За ужином они болтали о всяких пустяках, потом перешли в гостиную. Кэт села с книгой на диван, на колени к ней взгромоздился мурчащий Чешир. Из-за него ей неудобно было читать, приходилось растопыривать локти, держа книгу слишком быстро к глазам, чтобы не задевать кошачью спину. К тому же Чешир сегодня был отчего-то беспокоен, вертелся и никак не мог найти удобное положение, точно старый ревматик. В конце концов он запустил когти ей в бедро. Кэт, вскрикнув от боли, спихнула его на пол. Он стоял в центре комнаты, урчал и бил хвостом, затем прошествовал к открытой двери, заглянул туда и исчез.

Кэт наблюдала за ним со смешанным чувством удивления и досады. Его беспокойство передалось и ей. Она не могла теперь читать. Тифани сидела поперек кресла, болтая ногами. Ее личико сосредоточенно хмурилось, а руки производили быстрые манипуляции с бечевкой.

— Опять играешь в «веревочку»? Я раньше у тебя такой не видела.

— Черт! — Бечевка запуталась, и Тифани стала распутывать узел. — Это новая фигура, ужасно сложная. Я никак не могу запомнить, что за чем идет.

— Какая интересная расцветка, — сонно заметила. Кэтрин.

— Да просто кусок красного шпагата. Я нашла его на кухне в ящике стола. Наверное, от посылки. Миссис Шмидт пожалела выкинуть. Ты же знаешь, она над каждой мелочью трясется.

Кэт следила за ней, пока глаза не начали слипаться. Голова клонилась на грудь. В мелькании бечевки и белых пальцев Тифани она уже не могла отличить одно от другого.

— Мне пора спать, — сказала она наконец. — Слышишь, какой дождь? Похоже, погода испортилась навсегда.

— Ага! — воскликнула Тифани, разводя руки. Бечевка скользнула у нее между пальцами и превратилась в какой-то сложный узор, которого Кэт, как ни моргала, не могла хорошо рассмотреть. Ей показалось, что он похож на велосипедное колесо. — Дождь скоро перестанет, — торжествующим тоном объявила Тифани. — Я вызвала ветер, и к утру небо расчистится и выглянет солнце.

— Ты хочешь сказать, что слушала прогноз погоды? — Кэт по привычке собиралась сострить, но острота прозвучала необычно вяло.

— У тебя усталый вид, — участливо заметила Тифани. — Проводить наверх?

— Нет, спасибо, я сама. Спокойной ночи. Странно, но, поднявшись к себе в комнату, -Кэт почувствовала, что спать ей совершенно не хочется. Кости ломило от усталости, но когда она легла в постель и погасила лампу, сон как рукой сняло. — Наверное, виновата Тифани со своей дурацкой «веревочкой»: стоило Кэт сомкнуть веки, в черноте перед глазами начинали мелькать красные спицы колеса. Покрутившись с боку на бок некоторое время — совсем как Чешир, — Кэт сдалась. Зажгла ночник и взяла книгу.

Не успела она прочесть несколько страниц, как из коридора послышались шаги — осторожные легкие шаги, будто кто-то крался к ее двери на цыпочках. Кэт испугалась, но тут же вспомнила, что Мартин обещал прийти ее проведать, а он всегда выполнял свои обещания. Возможно, он думал, что Кэтрин спит, и хотел взглянуть на нее потихоньку, чтобы не разбудить. Дверная ручка повернулась, и Кэтрин поскорее изобразила приветливую улыбку, которая так и примерзла к ее губам, когда она увидела на пороге спальни Питера Стюарта. Он только что пришел с улицы. У него были мокрые волосы, и пальто на плечах потемнело от дождя. Заметив ее удивление, Питер приложил палец к губам и прошептал:

— Тс-с... я хочу с тобой поговорить.

— А я не хочу. Уходи!

И тут Питер, в один прыжок оказавшийся рядом, отвесил ей две хлесткие пощечины. Это произошло так молниеносно, что Кэт не успела ничего понять, только щеки будто обожгло огнем, и она изумленно захрипела, цепляясь за его рукав. Питер держал ее запястья и криво улыбался, что было особенно неприятно в сочетании с холодным взглядом его прозрачных голубых глаз.

— Ну вот, так-то лучше. Ты весь день ходила как в тумане. Что ты принимаешь? Какие-нибудь транквилизаторы?

— Я не знаю. Мартин сделал укол...

— Не разрешай ему больше делать тебе уколы, слышишь? Хватит с тебя лекарств. — Он отпустил ее руки и сел на краешек кровати. — Мы не закончили разговор.

— Я не собираюсь его заканчивать. Уходи. Забирай свои шмотки и уматывай.

— Я не уйду до тех пор, пока ты не ответишь на мои вопросы. — Он склонился над ней. — Что случилось с Марком?

Это имя было для нее как удар под дых. Боль пронзила даже сквозь пелену, окутавшую сознание, которая уже начала рассеиваться с приходом Питера.

— Нет, нет, все кончено. Я не хочу говорить о нем.

— Наоборот, все только начинается. — Питер снова протянул к ней руки, взял за плечи и медленно поднял с подушек. Их лица почти соприкасались. Ее коварное тело предало ее, безвольно повиснув в объятиях Питера, голова бессильно запрокинулась. Но укрыться от его испытующего взгляда ей не удалось.

— Я... я... сделала то, что он... сказал, — прошептала Кэт.

— Кто? — Его голубые глаза округлились. — Марк?

Она слабо повела головой:

— Я... сделала. Теперь он оставит меня в покое.

— Оставит тебя... — Питер выпустил ее, и Кэт шлепнулась на подушки. — Это не случайность, — сказал молодой человек как бы сам себе, — и не самоубийство. Это ты его убила.

Она ждала этих слов. Они давно сверлили ей мозги.

— Да. — Ее голос прозвучал неожиданно громко и уверенно. — Я убила его. Питер лишь побледнел и опустил глаза. Он не успел ничего сказать,

потому что дверь распахнулась и в комнату ворвался Мартин.

— Этого я и боялся! — воскликнул он. — Кэт, что он с тобой сделал?

— Ничего, — ответила Кэт. — Я просто ему рассказала. Про Марка.

— Боже ты мой! — простонал Мартин, поворачиваясь к Питеру. Тот по-прежнему глядел себе под ноги. Кэт еще раньше заметила, какие у него длинные, темные и густые ресницы. И теперь посмотрела на него так, что Мартин, проследив за ее взглядом, понял: она любит на них смотреть. С каменным лицом он произнес: — Убирайтесь, Стюарт. Если вы опять попытаетесь к ней приблизиться, я позову полицию.

Питер резко встал. Он не проронил ни слова, но одного его взгляда было достаточно, чтобы доктор отшатнулся к двери и громко позвал:

— Уилл!

Уилл Шмидт возник в дверном проеме. Питер посмотрел на него, потом на Мартина и пожал плечами.

— Что ж, дело хозяйское, — произнес Стюарт безразличным тоном и направился к двери.

Уилл посторонился, чтобы пропустить его. Питер вышел молча, не оглядываясь.

— Проследите, чтобы он покинул дом, — приказал Мартин.

Закрыв дверь, он подошел к Кэтрин и взял ее за руки:

— Бедная моя девочка, что же ты натворила?

Когда Кэт спустилась к завтраку, Тифани посмотрела на нее с любопытством и сказала:

— Звонил мистер Уоттс. Он сказал, что будет у нас в десять часов. Но если это слишком рано, я перезвоню ему и...

— Нет-нет, — возразила Кэтрин. — Пусть приезжает в десять. — Она нежно потрепала Тифани по щеке, и лицо девушки расцвело от нежданной ласки.

В десять часов явился мистер Уоттс, и Кэтрин Мор подписала завещание. Свидетелями выступили двое клерков. Правила приличия требовали предложить им кофе, и, когда они согласились, Кэт едва удалось скрыть досаду. К счастью, у нотариуса было много дел, и через час посетители ушли. Проводив их, Кэтрин вышла прогуляться. Она пошла вдоль южного крыла дома, подбирая обломанные сучья: ночью, должно быть, прошелся настоящий ураган. Холодный воздух подействовал освежающе, развеял остатки тумана в голове.

Дождавшись, пока Тифани уйдет стрелять из лука, Кэт поднялась с шезлонга, где обещала вздремнуть, и подошла к окну. Она увидела, как машина выехала из ворот1 и резко свернула вправо. Кэтрин взяла туфли, куртку, повязала голову шарфом и тихо вышла из комнаты.

Чтобы добраться до леса, ей пришлось пересечь кукурузное поле мистера Гольдберга. Вдоль кромки поля Гольдберг обычно сажал тыквы. В честь Хэллоуина некоторые из тыкв были срезаны со стеблей и исполосованы ножами. Повсюду валялись тыквенные внутренности. Похоже, дети Гольдберга приходили сюда и мастерили «головы», вырезая на них глаза, нос и рот. Ночью они поставят внутрь полой тыквы зажженную свечку, наденут маскарадные костюмы и станут веселиться при свете этих фонарей, а потом пойдут с ними по улицам.

Кэтрин шла по просеке, когда сзади раздался конский топот. Ей не хотелось встречаться с людьми, и она быстро шмыгнула в ближайшие кусты. И тут показались они. Стоило Кэтрин увидеть лошадь и всадника, как она бросилась напролом через чащу. В спешке она побежала прямо туда, где между двумя соснами стеной росла жимолость. Продираться сквозь нее не имело смысла, а обходить — не было времени. Смирившись со своей участью, Кэт повернулась и стала ждать, что будет дальше.

Теперь она видела, что Питер отличный наездник. Кэт и раньше подозревала, что он все подстроил тогда с Султаном, и теперь сомнений не осталось. Спешившись, Питер направился к ней. Он был одет небрежнее, чем всегда, — помятые черные брюки и черный свитер, отчего лицо его казалось бледнее обычного, кожа туго натянулась на скулах, глаза запали.

— Я хотел видеть тебя сегодня утром, но тебя слишком хорошо охраняют.

— Разумеется. Ты забыл, что я тебе вчера говорила?

— Я не о том. Меня интересует только сегодняшнее утро. Ты подписала завещание?

Кэт открыла рот, не понимая, чему более удивляться — его равнодушию или его осведомленности.

— Откуда ты знаешь о завещании?

— Не важно. Ты подписала его?

— Да.

— Проклятие! — Он взъерошил волосы.

— Тебя это не касается.

Кэт попробовала проскочить мимо него, но он схватил ее сзади за руки.

— Я не собираюсь с тобой драться, — устало пробормотала она. — Не собираюсь спорить и разговаривать. Так что можешь меня отпустить.

Его пальцы только крепче сжали ей запястья.

— Я не спал всю ночь. Я думал... Но если я скажу тебе сейчас, ты не поверишь... Ты сама должна мне рассказать, кто тебя шантажирует. Кто знает про Марка?

Шоковая терапия была необходима для того, чтобы пробить толщу ее апатии.

— Тимми, — шепнула она, и ее глаза округлились от ужаса.

— Снова этот Тимми! Черт бы его побрал! Ты, конечно, не имеешь понятия, кто за ним стоит? Наверное... Хотя пет... Твои слуги. Они достались тебе от Стивена?

— Да! Будь ты проклят! — Она забыла о правилах приличия, о своем обещании и стала яростно выкручивать руки, пытаясь освободиться. — Чего тебе от меня надо?

— Полегче! Когда я слышу, как ругаются женщины, я становлюсь нервным. Он грубо дернул ее на себя, и Кэтрин, попятившись, угодила головой ему

в подбородок. Послышался скрежет зубов. Кэт оцепенела. Питер вдруг поцеловал ее в шею — с такой страстью, что ее голова запрокинулась. Он припал губами к ее губам. Вскоре Кэтрин забыла о неудобстве и стала все смелее отвечать на поцелуи.

Неожиданно Питер выпустил ее. Потеряв равновесие, Кэт, чтобы не упасть, схватилась за ветку жимолости. Колючки впились ей в ладонь, но она не чувствовала боли. Из зарослей донесся шорох. Питер резко повернулся на звук, сжимая кулаки. Шорох не повторялся. Он тяжело вздохнул и опустил руки.

— Мне страшно хочется схватить тебя и увезти отсюда на Султане.

По грустному тону Кэтрин поняла, что он не шутит. Она попыталась что-то сказать, но слова застревали в горле. Кэт яростно замотала головой.

— Но это невозможно, — согласился Питер. — Ты ведь будешь визжать как резаная.

Прочистив горло, Кэт заметила:

— Да и лошади у тебя нет.

Питер обернулся и увидел, что Султан уже далеко. Обозвав себя идиотом, он рванул вслед за ним.

— Я скоро вернусь! Смотри не наделай без меня глупостей!

Кэт побежала. Она бежала так быстро, как не бегала никогда в жизни. Она бежала, пока боль в ногах и правом боку не вынудила ее пойти шагом. От того, что преследовало ее, не так просто было отделаться, и ей это не удалось. У кромки леса Кэт рухнула на кучу листьев и закрыла глаза. Ветер сердито гудел, раскачивая деревья. В голове у Кэтрин все перемешалось, как в кипящем котле. Не успевала она ухватиться за одну мысль, как вместо нее выныривала другая. Но когда сердцебиение и одышка прошли и мысли потекли ровнее, она не узнала их. Они были словно чужие.

Она пролежала довольно долго. Когда же, наконец, села и открыла глаза, был вечер: солнце клонилось к закату и тени удлинились. Из сумятицы чувств и ощущений выделилось одно большое, ясное чувство и заслонило собою все остальные. Удивительно, как она сразу не разобрала, что это такое.

Потом Кэтрин услышала голос Тифани. Должно быть, она кричала уже долго, потому как успела охрипнуть. Подняв голову, Кэтрин увидела ее, стоявшую возле стены с встревоженным видом. Дольше скрываться было нельзя. Они беспокоились за нее. Кэт с трудом поднялась и взмахнула рукой. Тифани бросилась к ней со всех ног.

— Кэт! Как ты нас напугала... Что случилось?

— Ничего. Я просто гуляла.

— Да?.. Ты видела его?

— Питера? Откуда ты знаешь?

Кэт произнесла это таким тоном, что Тифани невольно отшатнулась.

— Ну... генерал Вольц позвонил, предупредил, что Питер взял Султана, на тот случай, если я собираюсь покататься.

— А... понятно... — Кэт пошла к дому.

— Что он сказал? — Кто?

— Питер, конечно. Кэт, что с тобой? Ты как будто пьяная.

— Это, наверное, пилюли Мартина. — Она остановилась и взглянула Тифани прямо в глаза. — Знаешь, я подумала... Почему бы нам не отправиться в путешествие? Мы давно уже нигде не были. На две-три недели.

— В путешествие? — равнодушно переспросила Тифани.

— Да. Завтра. Сходим в турагентство, возьмем проспекты. Может быть, даже в Европу.

— Ну, если завтра... — просияла Тифани, и это вызвало у Кэт облегчение, похожее на обморок. Все оказалось куда легче, чем она предполагала. — Это отличная идея, Кэт!

Звуки сначала были слабыми и далекими, но они быстро приближались и усиливались, пока не превратились в громкие ритмичные удары, точно кто-то рядом бил в барабан. Тифани, которая первой догадалась, что это такое, резко обернулась к лесу. В ту же секунду оттуда вылетел Султан — с пустым седлом на спине и висящими поводьями.

Увидев людей на тропинке, конь шарахнулся в сторону. Тифани бросилась за ним, громко крича. Султан вдруг остановился на всем скаку и понурил голову. Кэт медленно подошла. Она была плохой наездницей даже в своей самой лучшей форме, и Султан наводил на нее ужас. Она не сразу сообразила, что означает пустое седло, — не раньше, чем увидела, как встревожена Тифани.

— Он упал! — вырвалось у нее.

— Наверное, — помедлив, произнесла Тифани.

— Или не поймал Султана. — Кэт ухватилась за эту мысль, как утопающий за соломинку. — Когда мы расстались, Султан убежал... Но это было... давно...

— Когда?

— Я не знаю. Не помню точно.

— Кэт, о чем ты говоришь? Взгляни на Султана.

Она и сама уже заметила, но боялась признаться себе в том, что вид Султана вызывает жалость. Всегда злой и своенравный, жеребец был до смерти чем-то напуган и даже потемнел от пота. Мелко дрожа, он тыкался мордой в ладонь Тифани, будто искал защиты.

Кэт почувствовала ужасную слабость в ногах и схватилась за седло, чтобы не упасть. Ее пальцы нащупали что-то липкое и теплое. Инстинктивно отдернув руку, она посмотрела на свою ладонь — там была большая красная клякса. Слова Тифани доносились до нее как жужжание мухи, бьющейся о стекло. В ушах звенело, в голове гулко, будто в пустой комнате, раздавалось: "... лежишь в лесу, любовь моя... и дождь, и снег, и ветер... "

Кое-как Кэтрин взобралась в седло. Стремена болтались где-то под лошадиным брюхом. С проклятием оттолкнув Тифани, Кэт вцепилась в лохматую гриву и ударила Султана каблуками.

Раньше она и представить себе не могла, что когда-нибудь осмелится сесть на него. Но ничего другого не оставалось, и Кэт словно забыла, что Султан — огромный необузданный зверь. Он стал просто средством передвижения, вроде автомобиля, и ее уверенность в этом подчиняла строптивое животное.

У поворота на тропинку Султан встал как вкопанный, и Кэтрин едва не полетела кувырком. Трава в стороне от утрамбованной просеки была примята и выворочена, а там, где она не росла, на влажной земле ясно виднелись отпечатки конских копыт. Султан не хотел возвращаться на поляну. Заставить его свернуть с просеки стоило Кэтрин огромного труда, а ее силы и, так были на исходе — из-за страха того, что ждало ее там. Она знала, что. Достигнув опушки, Султан уперся намертво всеми четырьмя копытами.

Поляну покрывал разноцветный ковер из листьев. Но и листвы, которая еще не облетела, хватало для того, чтобы отбрасывать на землю густую тень. В синей сумеречной дымке Кэтрин увидела человека, лежавшего ничком. Его фигура казалась плоской, словно вырезанной из черного картона. Тонкий луч заходящего солнца, пробившийся сквозь листву, золотил белокурые волосы, задевая оперение стрелы, которая торчала у него между лопаток, как маленький черно-красный флажок.

Глава 10

Деревья ли перевернулись, или Кэт свалилась с седла вниз головой, но она была на земле и стояла на четвереньках. Не имея сил подняться, она проползла те несколько футов, что отделяли ее от Питера. Потом целую долгую минуту сидела возле него, положив руки на колени, и тупо смотрела на оперенный конец стрелы, который едва заметно вздрагивал от ветра. Лишь через минуту она догадалась, что вовсе не ветер вызывает эти слабые толчки, а его собственное дыхание. Когда Кэт протянула дрожащую руку и дотронулась до его головы, толчки усилились.

— Не шевелись, — произнесла она невероятно твердым, будто чужим, голосом. — Ты ранен. У тебя стрела в спине.

Он не отвечал. Она прислушивалась к его редкому затрудненному дыханию. Наконец он выдавил:

— Что... что... ты говоришь?

— Стрела. В тебя попала стрела.

— А... — Он слегка повернул голову, и она увидела его полузакрытый глаз с дрожащим веком. — Стрела?.. — переспросил он, будто удивляясь. — Твоя стрела?

— Да, одна из моих. Но не я в тебя стреляла. Ты, может быть, мне не поверишь...

— Как ты меня нашла?

— Султан прибежал один, на седле была кровь.

— Прямо как в песне.

Тишина, которая настала вслед за этими словами, длилась бесконечно. Кэтрин, охваченная новым приступом ужаса, склонилась над Питером и увидела, что его глаз широко открыт и веко не дрожит.

— Вытащи ее.

— Питер, я не могу. Нужен врач. Я позову Пола...

Питер приподнялся на локте.

— Кто-то — если не ты — покушался на мою жизнь, так? Я не хочу дожидаться, пока убийца придет меня проведать. — Теперь он смотрел на нее прищурясь. Знакомая презрительная улыбка кривила его губы. — Что, струсила?

Кэт глубоко вздохнула:

— Ну, держись. Ты сам этого хотел. — И она схватила стрелу у наконечника.

Стрела вошла не так глубоко, как боялась Кэт, но глубже, чем подозревал Питер. Пока Кэт вытаскивала стрелу, раненый корчился от боли, вжимаясь лицом в землю, чтобы не стонать. Закончив, она приложила к ране свой скомканный носовой платок и бросила свою добычу на траву возле его головы.

— Боевая стрела, — промычал он, увидев наконечник.

— У меня таких нет.

— Я знаю. Давай скорее убираться отсюда.

Они справились, хоть им пришлось повозиться. К тому времени, когда Питер сидел в седле, держась обеими руками за луку и опасно качаясь, сзади па его свитере расползалось большое мокрое пятно. Кэтрин взяла поводья, и они тронулись.

— Питер, что ты делал на поляне?

Она сумела разобрать лишь слово «потом» и невнятное ругательство в адрес ветки, хлестнувшей его по лицу. Когда они выбрались на просеку, стало легче. Кэтрин вновь удивилась необычной тишине. Казалось, деревья замерли и чего-то ждут. Только скрип седла и ритмичный стук копыт нарушали безмолвие леса. Она обернулась, чтобы посмотреть, как там Питер. Он сидел, уронив голову на шею Султана. Кэтрин бросила поводья, и Султан остановился.

— Что такое? — спросил Питер, моргая глазами.

— Я лучше пойду рядом. — Она шлепнула Султана по боку. — Но, пошел!

— Подожди. Куда мы идем?

— Домой, куда же еще?

— Нет, стой. Нам надо поговорить... немедленно... ты не знаешь...

— Я знаю, что тебя пытались убить. Из твоих вопросов я поняла, что ты успел сунуть нос во все мои дела. И я предполагаю, что тот, кто покушался на твою жизнь, и тот, кто меня шантажирует, — одно и то же лицо. Ты считаешь, что здесь не обошлось без Шмидтов. Вполне возможно. Но есть много вещей, которых я не понимаю. Я не знаю, зачем шантажисту понадобилось сводить меня с ума, — ведь сумасшедшие не имеют права подписывать чеки. И я не понимаю, почему ты... ты...

Питер странным образом перестал падать на шею Султану, в его глазах промелькнул интерес. Однако последний недосказанный вопрос Кэтрин он оставил без ответа.

— До чего приятно разговаривать с человеком, не обделенным логикой, — пробормотал он, — все-то у тебя сходится. Но самое главное ты упустила. Вряд ли я смогу это тебе объяснить. Да я и сам не очень верю. Ты помнишь, какое сегодня число?

— Тридцать первое октября. А что? Питер театрально закатил глаза:

— Тридцать первое октября! Вспомни, Кэт! Вспомни, какой это день! Обыкновенные головорезы не убивают людей из лука. На поляне.

Кэт, в лесу, возле черного камня, возле ручья... Ага, вижу, тебе это тоже приходило в голову.

Они немного поиграли в гляделки. Кэт проиграла — даром что глаза были черные.

— Нет, — сказала она, — это невозможно. Почувствовав ее волнение, Султан ударил копытом и захрапел. Питер вскрикнул и схватился за плечо.

— Быстрее, — простонал он сквозь зубы, — скоро ночь, мы должны успеть до захода солнца.

Солнце село раньше, чем они вышли из леса. На западе полыхал закат, редкие пурпурные и черные облачка тащились через его зарево с севера на юг, как заблудшие овцы. В синих сумерках путники приближались к дому. Дом был темен, тих и казался безлюдным. Питер едва мог двигаться. Кэт втащила его в холл и только тогда перевела дух. Она не хотела возвращаться сюда, но больше идти было некуда. Не просить же помощи у Вольца! К счастью, слуг дома не оказалось. По крайней мере, Шмидты не показались, когда она вошла, — значит, не слышали.

Но они наверняка ее искали и могли появиться в любую секунду. Что, если они придут сюда и найдут их вдвоем с беспомощным Питером? А он почти терял сознание. У Кэт больше не было сил тащить раненого, во всяком случае на второй этаж. Она в нерешительности остановилась посреди сумрачного холла.

Может, пробраться на задний двор, где стоит машина? Нет, если Шмидты в кухне, то могут услышать шум двигателя. Есть иной способ позвать на помощь. Она доплелась с Питером до гостиной и уронила его на диван. Он слабо пошевелился и застонал. Кэт, потирая затекшие плечи, на цыпочках вернулась в холл, чтобы позвонить по телефону.

Мартин ответил сразу, будто ждал ее звонка. Он не удивился, не стал задавать вопросов, лишь дал несколько кратких указаний и обещал приехать немедленно. К счастью, таблетки хранились в аптечке в ванной на первом этаже. Мартин прописал их Кэтрин от головной боли, но она так к ним и не притронулась — из-за страха перед лекарствами.

Взяв еще кое-что, Кэт поспешила в гостиную. Когда она вошла, Питер пытался сесть на диване. Она хотела уложить его, но он не позволил.

— Нет, спать нельзя... — бормотал он, — Кэт, нам надо поговорить... у меня так кружится голова...