В ларек, специализирующийся на тортах и карамельках, с натугой поместились два продавца, не считая продавщицы.- пожилой растрепанной дамы, лежащей на полу в отрубоне. Два здравствующих торговца не столько переживали за спрос, сколько пялились в окошко. Один крепко смахивал на цыгана. Он достал из кармана слишком дорогих для ларечной зарплаты штанов пачку презиков.
      Второй, несмотря на кондитерскую, вредную для зубов, житуху, сохранил в гнилой пасти золотую фиксу. Этой фиксой он разгрыз шелестящую обертку, пальцами брезгливо развернул кондомы до похожести на воздушные шарики и расстелил по телу лежащей в отрубоне дамы. Типа из-за негласного траура торговля встала, а тут типа приходил хахаль, уже дошло до страстных объятий... Но влюбленные повздорили, и хахаль в сердцах огрел подругу, чем под руку попалось. Бытовуха, И пусть когда-нибудь очухавшаяся мадам сколько хочет, доказывает обратное. Тем более не успела разглядеть, кто ее так приголубил по темечку, а касса не тронута.
      - Я вот фильм смотрел про Аль Капоне, - сказал цыганистый продавец. - Крутейший был чувак. Всю Америку в кулаке держал. - Естественно, это был никакой не продавец, а косящий под мелкий бизнес Малюта. - Жаль, обломали его в конце. Но все равно крутейший пахан. Я таким же хотел бы стать.
      - А мне больше по смаку Бонни и Клайд, - признался второй, тоже натурально никакой не задрыпа, а Словарь. - Отвязанные люди. На всех болт забили. На блатных, на воровские законы. Ух как я ненавижу эти воровские законы. Типа, по ним выходит, что я - хрень болотная, а ОНИ - короли по жизни. Мочил бы и мочил бы...
      - Америка - это сила, - грустно вздохнул поклонник Аль Капоне.
      - Вон катит к нам Америка. Ну теперь этот долбаный Храм неактуален,- со злобной усмешкой кивнул почитатель Бонни и Клайда на окно.
      Отсюда было видно, как к центральной улице Виршей приближаются хозяева жизни на завидном лимузине. А следом за лимузином тащатся два навороченных автобуса поддержки.
      За забрызганным дождевой мелкотой стеклом важного авто восседал американец. Мистер с блеклой фамилией Смит в духе дешевых фильмов был похож на американского орла. Нос крючком и волосы прилизаны, как перья на темени у птицы. И не только фамилия, цвет кожи у мистера Смита был бледный, будто никогда не оказывался американец на солнцепеке, а свои хищные планы выдумывал в ядовитом сумраке кабинета.
      Мистер Смит не вез деньги с собой, это только в дешевых фильмах приковывают к руке цепочкой чемодан, набитый президентами, а кроме того - слишком большая сумма наличных. Таможенные заморочки, налоговые заморочки... Деньги мистеру Смиту доставят в Санкт-Петербурге по первому требованию, стоит только произнести в телефонную трубку соответствующий пароль.
      Мистер Смит с великим любопытством вертел головой, он был впервые в России, и увиденное крепко отличалось от того, как он себе эту Россию представлял. Во-первых, леса здесь оказались не такими дремучими и не кишащими гризли. Во всяком случае, не мелькнуло ни одного дорожного знака «Осторожно - медведи!». Во-вторых, не так уж вери мач оказалось домов, сложенных из бревен, гораздо больше встречалось каменных и кирпичных. А пару раз в пересекаемых лимузином поселках мистер Смит видел особняки не хуже его собственного загородного дома.
      Мистер Смит вертел головой и потому, что не знал, о чем еще можно болтать с встретившими его в аэропорту русскими. С директором Виршевского нефтеперерабатывающего комбината он обо всем договорился в предыдущую конфиденциальную встречу. И основная сумма была уже перечислена на испанский счет директора, правда, пока не разблокирована. Со скользким человеком, назвавшимся Виталием Ефремовичем, вообще ни о чем спик инглиш не хотелось. Господину Смиту был чересчур хорошо знаком такой тип людей. К сожалению, предстоящая операция покупки-продажи нефтекомбината без участия этого Виталия Ефремовича была бы в России невозможна. Но сейчас это уже проблемы не господина Смита, а директора комбината.
      Мистер Смит вспомнил материалы досье, собранного службой безопасности клиента. Из них следовало, что в родном городке, в этих Вирьшьях, за глаза никто не называет директора комбината по имени-отчеству (как это принято у русских) или по фамилии. У директора есть кличка, будто у какого-нибудь мафиози. И кличка эта - Гусь Лапчатый. Американец улыбнулся своим мыслям, и, как назло, Виталий Ефремович принял мину за приглашение к беседе.
      - Бу как вам у нас? - начал с нейтрального вопроса Виталий Ефремович.
      Переводчица, вывезенная из Штатов тощая девица с короткой стрижкой, тут же перевела. Она, кажется, совершенно не робела перед боссом и, кажется, планировала подставить того на сексуальном домогании. Но на ее кандидатуре настоял клиент из Алабамы.
      Мистер Смит пожалел, что не сослал девицу в один из плетущихся следом за лимузином автобусов. Там ехала обслуга: клерки, секретарши, консультанты...
      - О'кей, - отделался короткой оценкой господин Смит и спешно уткнул фейс в стекло. Собственно, этот визит имел почти только ритуальное значение. Мистер Смит, как представитель новых хозяев, должен был поулыбаться прессе и пообещать процветание рабочим. Потом в более цивилизованной обстановке подпишутся документы. Потом Виталий Ефремович получит чемодан с баксами и пусть им подавится, колорадский жук.
      - Хорошьйо, - слегка перековеркав, перевела и это переводчица.
      Они уже въехали в городок. Достаточно зеленый городишко, однако тут же кондишен не справился с жирным нефтяным привкусом в воздухе. Этот городок не был похож на шумный из-за толп смазливых и доступных девиц Сомнебадланг в Таиланде, где мистер Смит представлял интересы «Юнайтед групп пасифик» при покупке четырех гостиниц. Так же этот городишко не напоминал раскаленный солнцем и пахнущий гарью Рио-Нерто в Чили, где мистер Смит посредничал при процедуре банкротства медеплавильного завода. Городки всюду разные, а доллары всюду одинаковые.
      Несколько куцых кривых улочек с трехэтажными серыми мокрыми домами, и лимузин уткнулся в главную улицу Виршей. Именно уткнулся, потому что движение было намертво перекрыто.
      Сперва мистер Смит подумал, что спешиал для него устроили торжественную встречу. Вроде бы в России так принято: раздают работникам комбината флажки, выводят бэбиков из школ, чтоб цветы бросали вверх. Но нет. Торжественной встречей и не пахло.
      Небольшой пеший оркестр играл унылую мелодию, полную глухих басовых звуков. Пом-пум-пубум-пум-пубум-пубум-пубум!.. Шестеро угрюмых мужчин, в траурных повязках, несли на плечах обтянутый влажной черной материей гроб. А следом шаркали по асфальту люди, кто с желтыми хризантемами, кто с еловыми венками, кто так просто. Лица хмуры, во взглядах сочувственная сосредоточенность. Среди провожавших покойника крепко сбитыми фигурами выделялись несколько старающихся держаться вместе седых мужчин в полувоенной одежде, в выглядывающих на груди тельняшках.
      Мистер Смит хотел сказать, что встретить похоронную процессию - дурная примета, но мысленно себя быстренько одернул. Сделка была на мази, но проценты адвокатской фирме, где служил поверенный Смит, еще не перечислили. А слово - не волнистый попугайчик. Вылетит, не поймаешь.
      - Это директора лучшего в Виршах ресторана хоронят, - посчитал правильным объяснить серьезность сцены Виталий Ефремович, глядя, будто пряча глаза, не за окно лимузина, а на венчающий перстень камушек. - Хороший был человек. Из афганцев. Его здесь любили.
      Переводчица, отрабатывая командировочные, застрекотала подсказку по-английски.
      - Сердце не выдержачо? - вяло полюбопытствовал больше всего на свете боящийся сердечных болезней господин Смит.
      - Нет. Его убили, - продолжал ловить свет камнем на перстне Виталий Ефремович.
      - У вас тут настоящее Палермо, - осторожно высказался адвокат Смит.
      Наконец он понял, что ему напоминает этот городок. Как-то американец обслуживал одну малозаконную сделку в Южной Италии. Там тоже были серые стены и такие же угрюмые лица.
      Виталий Ефремович хотел заметить в том смысле, что встретить покойника - плохая примета. Но вовремя прикусил язык. Сделка еще не была завершена.
      На лимузин не оборачивался никто из провожающих Александра Павловича в последний путь. Только один человек, притормозив и так небыстрый траурный шаг, зацепился глазами. Мистер Смит тоже сквозь затемненное стекло обратил внимание на этот местный персонаж. Не высокий и не низкий, с серым железом в глазах, с будто запаянным ртом. В дорогом приличном костюме, будто одевался не в этой глуши, а в Беверли Хиллз. Не хотел бы пересечься интересами с таким человеком господин Смит.
      Но не только он следил за пришедшим проводить друга Сергеем Шрамовым.
      - Я те говорил, что он здесь нарисуется обязательно! - толкнул локтем в бок Словаря Малюта. - Гляди, вот он! - И столько высокой радости было в этом возгласе, что задавись. Типа, совсем другое воскликнул Малюта - мол, сейчас грохнем гада, уберется ментовская комиссия из Виршей, и жизнь наладится! И вернем себе авторитет с лихвой, и всех пришлых урок будем мочить уже сразу на подходах! Потому что быки выше воров по праву сильных!
      Развенчанные главари продолжали жадно следить за похоронной процессией из-за ларечной витрины. Лишенная сознания ударом наполненного песком носка по кумполу продавщица продолжала сохранять горизонтальность.
      - Ты гляди, какая борзотень! - даже восхитился отвагой закадычного врага Словарь. - Его словесный портрет каждый ментяра вызубрил, а он внагляк чешет по проспекту.
      - Можно считать, что уже дочесался, - жутко улыбнулся цыганскими лиловыми губами Малюта, достал из-под куртофана обрез, передернул затвор и протянул оружие Словарю.
      - Нет, родной, - поправил подельника Словарь. - Пулять будешь ты, а я на страховке. - Вечный коротко стриженный мальчик со значением заслал патрон в патронник «беретты».
      Малюта остался не согласен, но вслух ничего не высказал - помаленьку-потихоньку в их спарке Словарь все больше начинал верховодить. Оба неуловимых мстителя одновременно потянулись к отпирающему дверь ларька шпингалет). Тихонько выскользнули наружу и вежливо притворили за собой дверь.
      Пропустили, прячась от непогоды под подъездным козырьком, осунувшуюся, заплаканную и поддерживаемую под рученьки сердобольными тетками женщину в черном. Следом медленно переступали лужи два мальца лет семи и десяти в негнущихся драповых пальто, видно, больше в доме ничего траурного цвета не нашлось. Один из подчиненных усопшего нес над детьми раскрытый черный зонт. Будто огромная летучая мышь распахнула крылья над детскими судьбами.
      Грустную думу думал бредущий за гробом Шрам. Он обещал лежащему теперь в гробу человеку, что рее будет путем. И человек в Шрама поверил. Разве мог Шрам не появиться на похоронах, не отдать последний долг Александру Павловичу?
      И глубоко до фени было Сергею, что городок кишит засланными именно против него операми. Что после подозрительной кончины майора в городе во всю прыть орудует спецовая ментовская комиссия. Что по городу второй день идут повальные облавы в рамках операции то ли «Перехват», то ли «Трал», то ли как там ментовское начальство придумало. Пусть себе роют землю копытами, Сергей авось как-нибудь выпутается.
      Все, кто любил и уважал Александра Павловича, сегодня - в похоронной процессии. И Шрам тоже всплыл с глубокого дна, не умея отсиживаться в такие горькие минуты. Будь что будет. Двум смертям не бывать.
      И тут Шрам, наверное по подсказке свыше, обратил внимание на охотничков и узнал стремящихся сблизиться ореликов. И сквозь траурные думы врубился Шрам, что эти гаврики появились здесь именно по его душу и что под шмотками у них припрятаны огнестрельные гостинцы.
      Но таково было возмущение Шрама наглостью отмороженных гоблинов, что он сам первый двинулся на них с голыми руками. Это ж насколько нужно положить даже не на понятийные, а на обыкновенные межчеловеческие законы, чтобы явиться разбираться на похоронную церемонию?! Это ж как нужно заплыть тупыми мозгами, чтоб начхать на горе матери и детей?! Да еще и поставить детей и вдову под шальные пули?!
      Нет, опомнился Сергей, он не устроит здесь кровавый кавардак. Он уведет ублюдков за собой подальше от невинных людей, пусть и в падлу делать ноги от таких подонков.
      На миг Сергея заслонила группа приехавших проводить товарища в последний путь афганцев. И когда афганцы прошли мимо, Словарь и Малюта не зафиксировали больше Сергея. Был да сплыл.
      - Ты куда, контуженый, за обрезом полез? - зашипел гюрзой Словарь на растерявшегося и от растерянности готового наломать дров подельника. - Ты в кого, контуженый, палить собрался? В белый свет как в копеечку?
      - Но ведь я его только что видел! Я даже запах его чуял! - не по делу стал оправдываться Малюта.
      - Ты - направо, я - налево по улице! - принял решение Словарь. - Вычислишь его, кричи во весь голос!
      - Что кричать? - продолжал тормозить цыганоглазый.
      - Что-нибудь в масть кричи. Типа на кого ты нас покидаешь, отец родной?! Во весь голос кричи! - И подельники помчались в разные стороны, будто цокнувшиеся бильярдные шары.
      Сергей обрадовался. Он уже хотел выйти из подворотни, но тут новая напасть. От хвоста траурной колонны отделились трое неприметных граждан и поспешно засеменили именно туда, где спрятался Шрамов. А с другой стороны - еще трое. Была вероятность, что незнакомцы просто собрались справить малую нужду - вот так сразу всем приспичило. Но что толку самого себя парить? Не только местная ботва пасла Шрама на похоронах, но и опера.
      Мимо мусорного бака, через кем-то списанные в утиль хромые стулья, по собачьим какашкам Сергей ринулся в глубь подворотни. И правильно, за спиной последним звонком покатилось, пачкаясь о кирпичные стены:
      - Гражданин Храмов, остановитесь!..- Эх, с какой удалью припустили следом! Негласно всем понаехавшим бригадам было сообщено: кто повяжет Храма, может гулять домой к семье и близким со сверхзвуковой скоростью. Вот менты и старались. - Гражданин Храмов, остановитесь!!!
      Более глупое требование трудно было представить. Сергей перекувырнулся через низкий штакетник, был облаян мопсом, выгуливающим на поводке жирную старуху в калошах. И топот и хеканье за спиной беглец слышал чересчур прекрасно. Поэтому, не тормозя лишнего, окунулся в желтый чахоточный лампочный свет и нашатырную вонь подъезда. И откусывая от этой вони глотки кислорода, помчался вверх по лестнице.
      Он не верил, что в погоне участвует всего шестеро ментов. Гораздо вероятнее, что сегодня траурный кортеж с разных ракурсов обложили все понаехавшие в Вирши с комиссией опера. А это значило, что не только из последних сил драпать требуется, но и мозгами шевелить, будто собственный кадык на кону, надо.
      Последний этаж. Люк на чердак. Внизу из пролета дробь догоняющих подошв. Спортсмены, как на подбор. Отличники боевой подготовки, вилку им в дышло.
      Повехто, что люк не на замке. Сшибаемые на бегу капли дождя размазались по физиономии, попали в хрипящую глотку. Под ногами грозно заворчало листовое железо крыши. А отличники боевой подготовки уже выбираются из слухового окна, как черви из гнилого яблока.
      Теннисным мячиком Шрам перемахнул щель между соседними домами, только брючины прошелестели неприличное слово. За спиной сухо кашлянуло, и у виска вжикнула пуля. Опасно близко. А вот пожарная лестница. Если по ней карабкаться до самого низу, то не успеешь. Найдется среди отличников боевой подготовки меткий глаз и снимет Се-регу прямым сверху вниз в темя. Но кто сказал, что Шрамов выписал билет до самого низа?
      Там, внизу, мелькнула черная тень, и знакомый голос истошно завопил, пугая эхо:
      - На кого ты нас покидаешь, отец родной?!
      По-обезьяньи перелапав руками и ногами пять горизонтально приваренных ржавых железных прутьев, Сергей в три гимнастических маха раскачал свою задницу маятником (он крепко рисковал, что древняя сварка не выдержит напряга) и, послал послушное тело точнехонько в ближайшее окно. Извините, ногами вперед.
      Со звоном влетев в чужую квартиру, он опомнился только на полу. Из распоротой наискось левой ладони толчками хлестала кровь. Кровь стекала по щеке. Ну а костюм реально превратился в наряд папуаса из отдельных ленточек.
      - Папаша, сантехника вызывали? - с бритвенным блеском в глазах усмехнулся Шрам в рожу мужику, застывшему на диване с газетой «Экспресс-Вирши». К Шраму газета была повернута аршинным заголовком «Ни кто от преступности не защищен даже дома!». Сергей, кряхтя, сгреб себя и поднял на приличный уровень с линолеума. Выглянул в ошкерившее кривые, как турецкие сабли, обломки окно. Ого! Второй раз такой прыжок Шрамову ни за что не повторить.
      Серега по-соседски смахнул с телевизора декоративную салфетку и перетянул руку. Мужик тем временем сполз с дивана и бестолково залопотал:
      - Точно. Вызывали. У нас кран на кухне течет!
      - Для крана на кухне надо было водопроводчика вызывать! - вытряхнул из карманов осколки стекла, осмотрел себя - нет ли больше зияющих ран и отстранил жильца с пути беглец.
      И ломанул в прихожую. А из прихожей на лестницу. А из подъезда налево в парк. Черт знает, удалось ли оторваться?
      К великому сожалению, не удалось. Сзади опять хлопнул выстрел, будто шкодливый мальчишка проколол сестре воздушный шарик. И пуля улетела в молоко разлива Пискаревского молочного комбината. Вжимая голову в плечи, Сергей пересек по диагонали площадку с благо из-за, дождя пустыми качелями и каруселями. Перепрыгнул окоченевших под зонтами над шахматной доской старичков и пересек штрафную линию ворот парка. Он вновь оказался на главной улице.
      Вдалеке шаркал хвост траурной церемонии. Никого из группы захвата невинного парня по кликухе Шрам вокруг заметно не было. Как затравленная крыса, Сергей постелился вдоль жирных серых стен домов, вдоль тускло мерцающих витрин, вдоль во всю фейерверочную мощь пышущих неоном вывесок.
      Магазин мужской одежды «Фаворит», «24 часа», «Спортивная обувь», кафе «Чародейка», «Пункт обмена валюты»... Лишенная всяческих художественных наворотов скромная табличка «Баня». Горло Шрама пылало, будто он закусил пучком горького перца. Воздух врывался в легкие с вантузным всхлипом. Дольше снаружи околачиваться - значило в конце концов нарваться на свежих оперов. А второй раз уже не уйти, он не акробат и не иллюзионист.