Подозрительная смерть главного мента Виршей не могла остаться безнаказанной. Никто не утверждал, что это верная мокруха, а не несчастный случай, но в щуплый городок нагрянула высокая мусорская комиссия с расширенными полномочиями. Офидиально - проверить, почему это последние полгода Вирши не вылазят из криминальных сводок. На самом деле - прояснить расклад с отбытием майора в лучший мир и загасить криминал в Виршах по полной схеме.
      Только директору кабака «Пальмира» от появления комиссии было ни холодно ни жарко. Столовались чины в собственной ведомственной обжираловке.
      Запах на складе «Пальмира» стоял - не очень. Как ни мудри, ни поливай пол из шланга, сколько ни сыпь химию и ни брызгай освежителями, мясо будет попахивать. И запах этот не будет похож на запах букета сирени.
      Александр Павлович неловко (ловко при одной целой и второй деревянной ноге не получается) подшкандыбал к огромному промышленному холодильнику и захлопнул пудовую дверь. Затем начал черкать карандашом в блокноте, отмечая полученный товар.
      Можно было свалить приемку продуктов на повара, но Палыч предпочитал все делать сам. Так оно вернее и надежнее. Вот читал он в одной газетенке, что в благополучной Франции проводили исследование и выяснили - если хозяин недоглядит и будет возможность безнаказанно что-нибудь стырить, то за свой моральный облик не поручатся семь из десяти французов. А что уж говорить о России? Здесь только дай, упрут все двенадцать из десяти работников.
      Поэтому директор кабака «Пальмира» сам получал продукты от поставщиков, так оно вернее и надежнее.
      Конечно, доход, который приносит ресторан в Питере, и доход, который приносит ресторан в Виршах, - это небо и земля. В Виршах за лангет десять долларов не спросишь и, как ни крути, из пирожного «эклер» больше пятнадцати рублей не выжмешь. Но все же, если с умом, то и в провинции жить можно. Жаль, комбинат чахнет, так бы с одних командировочных Палыч за год на расширение дела накопил.
      Только что заведение в лице Александра Павловича получило пять первосортных замороженых свиных туш. Вот и запишем - пять туш по… И ба! Снова зад грузчика толкнул входную дверь подсобки. Двое работяг в черных передниках, низко склонившись над замороженной тушей, втиснулись в дверной проем. А туша-то тяжеленная, попробуй удержи ее, обмораживающую пальцы даже сквозь брезентовые рукавицы.
      Палыч, как любой хозяин, виду не подал, что заказанный продукт уже получил сполна. Ежели грузчики напутали и на халяву прут шестую свинью, кому-кому, а ему от этого хуже не будет. В кругу друзей не щелкай клювом.
      Сквозь стены пробилось убывающее ворчание отчалившего автосвиновоза. Что ж своих не подождали? Процокав протезом по склизкому жирному бетону, Палыч снова радушно распахнул дверь холодильника.
      Вот так незаметно меняется жизнь. Раньше кладовщик грузчиков бы в упор не созерцал. Раньше кладовщик мог закобениться и послать работяг подальше. Пусть, например, они поваландаются полчасика, пока он чаи гоняет. Раньше всем верховодила инструкция, а теперь - живой рубль. Грузчики торопятся сдать, а Палыч - принять.
      - Аккуратней, мужики, аккуратней, - с понтом, так и надо, возглавил директор «Пальмиры» процесс. Он бы даже подсобил надрывающимся ребятам, если б не нога.
      Это ж сколько Палыч заработает на халяву? Чистого мяса, считай, килограммов сорок. А это двести порционных отбивных. Двести по полтинничку… Да всякий там навар супной с костей-сухожилий-хрящей… Да сало… Баков триста - четыреста выгорит. Мелочь, а приятно.
      Темно в подсобке, лампочка в шестьдесят ватт и закоростевший прямоугольник оконного стекла под потолком положение не спасают. А мужики свистят носами от натуги. А мужики чуть не роняют шестую тушу. Но тем не менее она все ближе и ближе.
      И все-таки не удержали. С деревянным стуком заледеневшее до хруста мясо грохнулось об пол. А мужики, вместо поднимать, выпрямились в полный рост, ухватили без лишних премудрых нежностей Палыча под руки, затолкнули в заиндевевшее, обросшее сосульками нутро холодильника и захлопнули там наедине с пятью мертвыми обезглавленными свиньями и Снежной Королевой. Только в последнюю секунду Палыч узнал в одном из разогнувшихся грузчиков Пырея. Остроносый, сухопарый, с пустыми голубыми глазами подонок.
      - Фу, как здесь шмонит, - повел по сторонам острым крысиным носом Пырей и удовлетворенно грохнул об пол брезентовые рукавицы. Правая его лапа все еще была обмотана грязным бинтом, хотя орудовал Пырей ею уже как здоровой.
      - Подбери, - угрюмо посоветовал напарник, специально выписанный Виталием Ефремовичем из Питера человек, и Пырея не потянуло ослушаться.
      Изнутри в дверь холодильника застучали кулаки.
      - Ишь, ерепенится, - предлагая посмеяться, заискивающе кивнул Пырей на белую железную, достигающую потолка коробку. Тут Пырей заметил осташгенные рядом с весами часы «Ситизен», и часы сами прилипли к рукам, потому что плохо лежали. Впрочем, делалось это так, чтоб подельник не заметил.
      - Холодильник надежный. При Советской власти деланный. Выдюжит, - равнодушно определил питерский гость. Во внешности - ни единой приметной черточки, мозги опухнут, пока словесный портрет составишь. Разве что одно выпирающее качество: гибкий, как гимнаст, как провод от утюга, как сороконожка. Куда там Пырей с его хваленой гибкостью.
      - Комы! Гады! Я таких в Афгане!… - приглушенно завопило из-за двери. - Я вас под землей найду!
      - Точно, все там будем, - равнодушно определил питерский гость. Он не шутил.
      - Скажи, где Храм прячется? И выпустим, - прижав рот к намеку на щелку, вякнул Пырей.
      - Полчаса продержится, не больше, - осмотрев так и сяк холодильную громадину, равнодушно высказался питерский гость.
      Из царства холода- донеслось скорее жалобное, чем грозное;
      - Я таких, как ты, гнида, в Кандагаре об колено ломал!
      - Ты назвал меня отморозком, - хихикнул громко, чтоб его было слышно внутри, Пырей.- А теперь сам станешь заморозком! - и оглянулся, приглашая питерского гостя вместе поржать над удачным приколом.
      Питерский гость даже бровью не повел, не то чтобы улыбнуться.
      - Сторожа он отпустил. Его люди приходят к двенадцати. У нас два часа форы. А больше получаса он не протянет.
      - Тебе хана, если не расколешься, где Храм скрывается! - радостно сообщил сквозь большую железную дверь Пырей. Он еще прикидывал, не попробовать ли подбить коллегу пошуровать по сусекам? Но робел,
      - Зря я тебя тогда из подвала выпустил, - прохрипело за железной дверью.
      - Не зря! - не сдержался Пырей и пошел чесать перед обреченным инвалидом правду-матку. - Думаешь, я такой псих, что из мести тебя в льдинку обрекаю? Нет, это твой Храм - псих! Ох, вздыбится он, когда о тебе заиндевевшем услышит! Ох, пойдет дрова крушить! На горячке мы его и снимем!
      - Пора. Пошли, солнышком побалуемся, - тихо и равнодушно определил питерский гость и поманил Пырея на выход.
      Пырей не рискнул ослушаться. Зато трофейные часики тикали в кармане и грели мстительную душу.
 

* * *

 
      «…По оперативным данным, до последнего времени в регионе действовали четыре преступные группировки. Однако в настоящее время активность проявляет только группировка под руководством некоего Сергея Храмова (отчество выясняется, словесный портрет выясняется, постоянное место жительства выясняется). Кличка - Храм. Ориентировочный возраст - 35 лет.
      Изучение оставленных в разработке бумаг покойного начальника Виршевского районного управления внутренних дел Ивана Ивановича Удовиченко показало, что непосредственно перед смертью майор И. И. Удовиченко именно и занимался делом С, Храмова…»
      Из докладной записки лейтенанта Яблокова на имя начальника специальной комиссии подполковника Среды.
 

* * *

 
      Криминализированные будни Виршей достигли пика славы, и на городок свалилась суровополномочная ментовская комиссия, а с ней несколько оперативных бригад, наспех слепленных по всей великой Ленинградской области с бору по сосенке. Однако нефтяной комбинат пока оставался вне сферы внимания нагрянувших младших, средних и старших чинов. По территории комбината из цеха в цех шастали совершенно другой несексуальной ориентации, граждане.
      Ремонтный цех был небольшой - метров сто квадратных. И на этих ста метрах громоздились токарные и фрезерные станки, и даже один зуборезный, с вертикальным валом. А еще на этих ста метрах хранились сложенные, как дрова, покрытые окалиной заготовки, свернутые бухты проволоки, перевязанные снопами стальные и латунные прутки. В общем, представитель брокерской фирмы еле нашел место, где почти не боялся измазать свой серенький плащик.
      Протиснувшийся в запыленное окошко луч играл на замке новенького кожаного портфеля представителя. Больше во внешности представителя ничего блестящего и яркого не было. Этакая серая служебная мышка. Разве что глазки иногда нет-нет, да и заискрят, будто короткое замыкание в голове.
      - Неправильно думаете, мужики, - вещал представитель перед бригадой ремонтного цеха. Он скопом называл всех «мужиками», хотя из семи трудяг трое были пусть и сгорбленные годами, но тетки. Он уже крепко посадил голос, потому как выступал минут сорок. - Неправильно! Сейчас наша гордость, наш нефтеперерабатывающий комбинат больше стоит, чем работает, То электроэнергию отрубят, то поставщики подляну кинут. - Представитель воровато зыркнул, как работяги слопали слово «наш» про комбинат. Прибитые жизнью тетки смотрели на агитатора сочувственно, будто на ищущего вымя теленка. Слопали и не заметили. - А все отчего? Оттого, что нет; настоящего хозяина. При коммуняках комбинат был как бы наш и как бы ничей. И толку не было, И теперь, когда его поделили, он как бы общий. То есть опять ничей. Вы ж не тупые, вы ж газеты читаете, а в газетах что говорят? Чтобы дело двинулось, нужны инвестиции. А кто ж их даст за так?
      Самый старый в цеху - дед Михей, давно уже заслуживший три пенсии, но комбинат не оставивший,- окликнул агитатора с подоконника, где смолил «Приму»:
      - Выходит, все это время, пока Гусь Лапчатый заправлял, мы как бы зря животы надрывали?
      - Эдуард Александрович не виноват, - серьезно стал разъяснять представитель. - В восемьдесят девятом всем казалось, что стоит сказать: гоп - и все получится. Не получилось, законы экономики не позволили. Сами знаете, что оборудование устарело. Вот, например, я увидел в вашем цеху, что этот, как его, зубофязный…
      - Зуборезный,- без подвоха подсказал дед Михей.
      - …Спасибо. Зуборезный станок сделан в сорок втором году в Германии и вывезен в счет контрибуции. Разве можно успешно трудиться на таком оборудовании?! - спросил пришлый, искренне ища согласия в закопченном годами и трудом лице деда Михея.
      - А что? - пожал плечами дед. - Хорошая машина. Надежная. Она еще всех нас переживет.
      Представитель решил обминуть скользкую тропинку.
      - Никто не спорит, станок хороший.- Представитель вдруг вспомнил, как у него месяц тому лопнула подвеска на собственной «тойоте». Чем не аргумент? - А вдруг какая-нибудь шестеренка полетит? Где вы ее заказывать будете и за какие шиши?
      - Сами выточим. Делов-то, - хмыкнул Михей в прокуренные, цвета слоновой кости усы.
      - Ну ладно, - решив, что занесло не туда, что пора сворачиваться, махнул рукой представитель. - Не об том речь. А об том речь, что ежели наш комбинат да оборудовать новой техникой, да заказами иностранными поддержать!…
      Цеховые тетки неодобрительно зашикали на старика - вечно он баламутит, такую красивую речь мешает рассказывать.
      - Среди вас, наверное, есть такие, кто продал акции нефтекомбината нашей фирме. Я ведь прекрасно понимаю, что вы это сделали не только ради денег. Вы ведь, когда принимали столь ответственное решение, наверное, хотели, чтоб акции попали в хорошие руки? К настоящему хозяину чтоб попали? А кто в нашем изменчивом мире может быть надежней американского хозяина? Вспомните, об чем каждый день твердит телевизор? О том, что американцы умеют вести бизнес. Вот и наша брокерская фирма «Семь слонов» теперь уступает пакет акций американцам не потому, что те больше платят. А чтоб сюда пришел настоящий хозяин!
      - А вот еще говорят, - подал голос, нагло перебив увлеченного и взахлеб воспевающего новый порядок оратора, рослый плечистый парень, примостившийся на краешек подоконника рядом с дедом Михеем, - что американцы спецом прикупают у нас заводы и стопарят их, типа консервируют. Чтоб конкуренции меньше было для своих заводов. Это правда?
      - Кто вам такое сказал?! - как за себя лично обиделся представитель, и в его бегающих мышиных глазках потухли только что родившиеся электрические огоньки.- Все определяют законы экономики. А покупать производство, чтоб потом заморозить - невыгодно. Но я о другом. О том, что если наш комбинат подлатать и обновить, то вы зарплату не в рублях, а в долларах получать будете. И это главное. И это решается именно сейчас: придет ли настоящий хозяин на наш комбинат или не придет? И во многом от вас самих это зависит.
      - То есть, если я правильно въехал, - сказал парень, что примостился рядом с дедом, - если мы не захотим, то комбинат америкашкам продан не будет?
      - Ну конечно, все не так, - тяжело вздохнул представитель, словно добрый врач в палате для тихихдушевнобольных. Он убил столько времени, а базар вернулся на старые дрожжи. Агитатор посмотрел на часы. - Меня еще ждут в литейном цехе. Давайте, я завтра вернусь к вам и мы продолжим этот разговор.
      - А чего ж не поговорить с дельным человеком? - за всех согласился дед Михей. - Давайте.
      - Значит, на завтра договорились? - к неудовольствию чувствуя, как саднит надорванная глотка, заторопился представитель. - Значит, я завтра вернусь к вам снова. А сейчас не покажет ли мне кто-нибудь, как пройти в литейный цех?
      - Слышь, паря, - толкнул дед Михей в бок локтем рослого соседа. - Проводи человека в литейку, а то еще заблудится, - говорил он эти слова без всякой подначки. Сразу было видно, что честно заботится.
      - А че ж не проводить? У меня, кстати, пара вопросов по теме имеется, - оторвал зад от подоконника парень и двинул на выход, играя налитыми плечами. Не тот выход, которым попал в цех представитель, а в другом конце ста квадратных метров.
      Стараясь не зацепиться об со всех сторон торчащие зазубрины и заусеницы на металлических болванках, осторожно переступая через горы радужной стружки, вжимая голову, чтобы не долбануться о крюк кран-балки, представитель последовал за проводником.
      - Не-а, - сокрушенно тряхнул седыми усами дед. - Чует мое сердце, не вернется он к нам завтра, - сказал это дед Михей вполголоса, чтоб не обидеть пришлого человека. Усы деда Михея грустно поникли, как моржовые клыки.
      А пришлый человек, то есть представитель брокерской фирмы, следом за рослым парнем вышел из цеха. Было где-то три часа пополудни. Солнце продолжало бодаться с тучами с переменным успехом. Снаружи нефтяная вонь першила в горле сильнее, чем в цеху.
      Место, куда представитель попал, ему сразу не понравилось. С одной стороны стена в колючей проволоке поверху, с другой - груды, горы, Пиренеи стружки. Синей стружки, витой, как волосы у негра; белой стружки, начесанной, как рыбья чешуя; желтой стружки, собравшейся в тугие диванные пружины.
      И тут рослый парень с разворота зарядил представителю в пятак. Только из сопатки сопли пополам с кровищей чвыркнули бахчисарайским фонтаном. И представителя унесло в колючие и острые груды, горы и Пиренеи стружки. А парень еще пару раз пнул ногой, расстегнул штаны и помочился на выпавшие из новенького портфеля бумаги.
      - Неубедительно агитировал, - как бы в оправдание своим действиям и совершенно беззлобно (точно так же беззлобно, как выступал дед Михей) сообщил парень распятому на стружках представителю и вернулся в цех.
 

* * *

 
      «…При расследовании причин, приведших к смерти начальника Виршевского управления внутренних дел Ивана Ивановича Удовиченко, родившегося в Степанакерте 23.06.47, результаты экспертизы можно трактовать двояко. Зарегистрированное главврачом Виршев-ской районной больницы Вахташом Шотавовичем Габуни отравление питьевым спиртом при повторном вскрытии трупа подтвердилось. Однако на теле потерпевшего обнаружены следы неоднократных побоев, имеет место и черепно-мозговая травма…»
      Из докладной записки лейтенанта Готваника на имя начальника специальной комиссии подполковника Среды.
 

* * *

 
      По Виршам чуть ли не строем днем и ночью, и в солнце и в непогоду колбасились пришлые менты: без счета и старших, и младших ментов. Сергей просрас Виталию Ефремовичу в этом вопросе. Вирши все-таки стали официальной криминальной столицей Ленобласти. Сергей просрал еще круче - он числился главным подозреваемым по эпизоду о насильственной смерти Ивана Ивановича Удовиченко. Заметут - вышак гарантирован.
      Через полчаса наблюдения за окрестностями из кустов жасмина не заметивший ничего шухарного Сергей отпер дверь квартиры и ступил во мрак. Затравленный, дальше некуда. Завтра он сменит малину, слишком часто здесь мозолился. На самом деле - всего четыре раза. Но сегодня напоследок выспится. Спать ему хотелось до обморока. Так и представлялось - сейчас нашарит выключатель и врубит свет, жрать не станет, только сбросит туфли и прямо в одежде рухнет в койку. И пусть весь мир катится подальше.
      - Не надо включать свет, - спокойный и ровный, словно не человек говорит, а радио, голос остановил руку Шрамова, лапающую стену в поисках выключателя.
      Это было неприятно, будто у тебя на руках очко, а у банкующего два туза; это было нерадостно, будто в спальный мешок залез скорпион; это было стремно, будто по амнистии тебе не списали трешник, а набавили четверик. Спать, мать его, тут же перехотелось навсегда. Сергей Шрамов постарался бесшумно переместиться на пару шагов вдоль стены подальше от выключателя. Пусть тот, кто в темноте прячется, нечетко шарит, где в данный момент находится хозяин квартиры.
      - И рыпаться не надо, - засмеялся с такого дешевого маневра невидимый. - Свет включать не надо не потому, что я прячу свое лицо. А потому, что я сюда попал десять минут назад и обнаружил на кухне включенный газ. В смысле - без огня. Я форточку-то открыл, но не уверен, что уже все выветрилось.
      - Что-то я ни фига не чувствую? - пошмыгал носом Сергей. - А может, все же ты гонишь? А может, на самом деле ты не жаждешь, чтоб я рожу твою узнал? - Незачем было просвещать темноту, что Сергей топтал жасмин полчаса, а с другой стороны сторожил те же полчаса ушлый Макар. Так что «десять минут» - лажа бессовестная.
      - До чего ж с вами, урками, неприятно общаться. Все-то у вас «рожи» да «хари»… Не разглядел бы ты мое лицо даже при дневном свете! Я в приборе ночного видения. И кстати, ствол у меня в руке с глушаком последней модели.
      Шрам мысленно представил, что вот где-нибудь в темноте сидит или стоит человек, нацепив коробку, похожую на противогаз. Так и захотелось сказать: «Ну и рожа у тебя, Шарапов!» Но не сказал - слишком примитивно.
      - Ложил я на все с прибором! - включил нагляк Шрамов, однако свет врубать решил погодить. - Ну-ка говори, что ты за птица?
      - Ну чтоб упростить беседу, объясню - я представляю интересы очень серьезных людей. Их уровень - не разборки, а политика. Слыхал ты что-нибудь про белорусскую мафию?
      - Ага. Героин из картошки вместо крахмала гонят.
      - Зря хамишь. Вот ведь есть мафия хохлов, и никто не удивляется. Есть еврейская мафия, и об этом все знают. А разве это круто, если все знают, что есть такие организованные преступные группировки? На мой взгляд люди, об которых никто ничего не знает, стоят гораздо круче? Согласен?
      - Чтоб я спорил?
      - И сам пораскинь умишком - в Питере сто тысяч белорусов. Так неужели эта сила сидит себе, кукует и никак не объединяется? - Голос гостя был предельно серьезен. Серьезен, как у диктора программы «Время». И наверное поэтому мерещилось, что сейчас гость вдруг как заржет и типа скажет: «Ладно, урка, лапы вверх! Ты на мушке у бравого капитана милиции Каталкина!»
      - Допустим, поверил. И что от меня бульбашам надо? И бульбаши, выходит, пасть на нефтекомбинат раззявили?
      - Опять мыслишь как урка. А я же сказал, что мы - сила политическая. И кроме нас есть другие силы, которые за каждым нашим шагом следят зорче Зоркого Сокола и пограничника Карацупы. По паритетному соглашению мы не имеем права претендовать на Виршевский нефтеперерабатывающий. Во всяком случае пока. А вот постараться, чтоб на нефтекомбинате не зацепились неугодные нам американцы, мы в силах. Типа нас устраивает просто расстроить сделку.
      - А не гонишь? - пытаясь представить, где и как разместился в темноте сданной дядькой Макаром квартиры незваный гость, калякнул, абы что-то сказать, Сергей Шрамов. В голосе из темноты в натуре угадывалось слегка вывихнутое белорусское яканье. Или это Шрама спецом заряжают? Чтобы в ложь поверили, она должна быть чудовищна.
      - Мне порожняки гонять некогда. Я к тебе по делу пришел поговорить. И разговор этот тебе больше, чем нам, нужен.
      Вот после этого веского «нам» Сергей Шрамов почти поверил, что гость - серьезный, чуть ли не масштаба ФСБ. Была еще прикидка, что Серегу спецом зашугивают, чтоб потянуть время и подтянуть силы. Типа не будет наивный человек опасно дергаться, услыхав, что его навестили такие важные персоны. На выход не скакнет, считая, что все оцеплено. Но прикидка эта выглядела жидковато. Если эти, кто они там на самом деле, вычислили его хазу, то при желании повязать или вычеркнуть из животрепещущих проблем проблему под названием «Сергей Шрамов» уже бы вычеркнули или повязали.
      - Лады. Верю. Здравия желаю, товарищ капитан. Это у меня продается славянский шкаф. И вам привет от полковника фон Штольца! - Ошибался Шрам, когда решил, что спать перехотелось: Снова усталость навалилась ватным одеялом. Ведь он сегодня весь день, высунув язык… И на комбинате побывал, и перед профсоюзом ободряющую речь двинул. И дважды на ментовские засады чуть не подсел. И бабки стряс с тех ларечников, которые в положенное время прибздели под него становиться.
      - Не юродствуй. К Комитетам Глубокого Бурения мы не имеем никакого отношения, хотя там есть много сочувствующих. И кстати, наша организация - полувоенная. Вроде казаков. И если тебя прет по званию обращаться, то мой чин соответствует майорскому.
      - Одна борозда вдоль и большая картофелина на погонах. Знавал я уже в этом городке одного майора… - А вот в чин Сергей не поверил. Майоры, особенно майоры от политики, по кабинетам сидят, а не через форточки шастают.
      - А что упокой этого майора на тебя вешают, в курсах? - чтоб добиться уважения, тогда блеснул осведомленностью неизвестный.
      - А как же. Второй день на нелегальном положении маюсь. Нормально вкабаке не пожрать. Язву зарабатываю всухомятку и туберкулез по подвалам, гражданин начальник.
      - А то, что сегодня из холодильника Александра Павловича, остывшего до минус двенадцати, вынули.- слыхал?
      - Как? Палыча?! - Ледяное дыхание смерти коснулось и Шрамова. И все подначки, кочки и проверялочки типа «гражданина начальника», которые вплетал в разговор, мигом пустил побоку.
      - Так точно. Именно Палыча. И еще трупы предполагаются.
      - Погоди, Палыча замочили? - Сергей готов был ломать руки, ведь это он виноват. И по фиг на проскользнувшее у собеседника армейское «так точно». Недоглядел, не предугадал. Ведь погиб человек, первым в Виршах пошедший за Сергеем Шрамовым. Поверивший в Сергея Шрамова.
      - По протоколу - несчастный случай. Сам твой Александр Павлович запер себя в холодильнике. Наверное, железную волю тренировал.- Голос у темной лошадки был не в пример бодрее, чем у Сереги.
      И захотелось до судорог в пальцах ломануть во мрак на ощупь. Поймать весело не у себя дома расквакавшееся горло и сдавить до предсмертного скулежа, чтоб темная личность не чувствовала себя хозяином положения. Только толку-то?
      - И что дальше?
      - Это я пришел тебя спрашивать, Шрам, что дальше?
      - Если вашей… политической силе известно мое реальное погоняло…
      - Известно. Не ерзай. Все известно. И что хакер твой, куда дотянулся, все твои старые подвиги в гувэдэшных компьютерах зачеркнул. И какие круги ты около нефтекомбината пишешь. Я же объяснял, мы - очень серьезная политическая сила.
      - Если после этого со мной разговаривают…
      - Не обольщайся, Шрам. Открыто поддерживать тебя мы не собираемся. Я за другим пришел.
      - Это зачем же?
      - Мне нужна копия кассеты, на которой гувэдэшный майор соловьем заливается.
      - Накося выкуси,- решил поторговаться Сергей.
      - Я ж тебе советовал, Шрам, не рыпайся. Ты вообще сейчас жив потому, что некие люди решили не мочить тебя, а посадить.
      - А кто тогда газ врубил?
      - А ты сам подумай. Неужели у тебя только один враг? У тебя много врагов, как у Черного Абдулы. Например, думаешь, азеры перед тобой искренне полегли и тебе красного петуха простили? Так что гони запись. Кстати, отметь: нам не сама кассета нужна, а только копия. Неохота тебя совсем уж раздевать. Нам нравится, как ты барахтаешься против заокеанских наймитов. И ваше.