- Знакомьтесь, господа. Сергей Федорович Шрамов! Евгений Ильич Фейгин!
      Мужчины пожали друг другу руки, типа безмерно рады встрече, «Опасный мальчик», - с одного взгляда понял ответственный работник комитета по культуре. Евгений Ильич сел сразу, а Сергей еще галантно придвинул ореховый стул Алине. Это происходило в кабаке «Квебек», не последнем заведении такого рода, где порцаика стейка в зависимости от соусов и гарниров стоила от пятнашки до четвертного бакинскими. А за пузырь хорошего пойла вынь да положь сотку и не жужжи.
      - Друзья Алины - мои друзья, - понес вежливую пургу Евгений Ильич, - и я с превеликим удовольствием истратил бы на этот кабак целый вечер, но государственные интересы зовут. Поэтому нельзя ли ближе к телу?
      Шрам смотрел, как этот напыщенный кровосос ерзает руками по скатерти, трет руку об руку, перекладывает меню, и загадочно улыбался. Повод ерзать у ответственного работника комитета по культуре был немалый. Когда Алина вызванивала чиновника, она по настоятельной просьбе Шрама сказала, что «в Питер из богатой золотом и цветными металлами Сибири приехал человек, некогда бывший приятелем фотографа Горбункова, живо интересующийся всем, с фотографом связанным».
      Вообще-то сам Евгений Ильич мог и не быть засвечен в пресловутых эрмитажных списках. Вообще-то теоретически он даже мог быть их ньшешним хозяином. Но хоть краем носа обязан был слыхать. И уж всяко такому знатному игроку на закулисном рынке Питера было совершенно ни к чему, чтобы кто-то вскрыл еще один экземпляр списков, как катала, вскрывающий трех тузов, когда два уже вышли в отбой. И здесь Сергею Шрамову предстояло повести игру очень тонко, притвориться, что тоже каким-то боком причастен к тайне и типа имеет все понты раздувать щеки.
      - Друзья Алины - тоже мои друзья, - выдержав холодную паузу, наконец открыл рот и Шрам. - Я бы сейчас действовал совершенно иначе, не узнай случайно, что среди интересующих меня людей оказались друзья Алины. - Эти слова можно было истолковать и как угрозу, и как предложение о сотрудничестве.
      Непривыкший кривить душой Сергей гадал, надолго ли его хватит плести такие ажурные словесные цепочки? А вот Евгений Ильич от услышанного забеспокоился еще крепче и положил перед собой вилку накрест с ножом. А чего тянуть, если собеседник сразу так себя ставит?
      Неприметный похмельщик у стойки раздавил окурок в пепельнице, в один глоток убрал доселе мусолимую рюмку «Арманьяка», расплатился без сдачи и отвалил на выход. Не прозевавший эту домашнюю заготовку Сергей в свою очередь уронил вилку на пол и кивнул официанту, чтоб заменили.
      - Осетрину по-домашнему, - закрыла внушительное меню Алина. Сегодня она была в платье цвета неспелых персиков. В ушах подмигивали камушки, вокруг лодыжки белым угрем обвился серебряный браслет.
      - Лосось под клюквой, - сказал Сергей официанту, тоже в прикол заказывая в мясном ресторане рыбу. - И двести «Абсолюта».
      - «Абсолют» - курант? Лимонный? - из манерности распахнул халдей блокнот и занес карандашик над чистой страничкой.
      - Без гнилой краски,- неуважительно поморщился Сергей.
      - Мне к рыбе какое-нибудь красное сухое, - расправила перед собой салфетку Алина.
      - Французское, грузинское? - оборвал запись Сережкиных пожеланий на середине халдей.
      - Испанское, - подумав, решила девица.
      - А мне минералки бутылку, - виновато показал на умышленно дешевенькие наручные часы «Сейко» Евгений Ильич. Типа, государственные дела подстегивают.
      Сергей посмотрел за спину Евгения Ильича и захотел на весь зал жестко выматериться. Специально выписанный на подстраховку его боец Шатл как ни в чем не бывало водил вымытым пальцем по строчкам меню за крайним столиком и захлебывался слюной. Тогда Сергей еще раз уронил вилку.
      Шатл наконец вспомнил, что он здесь не просто так, вспомнил, что следует делать, когда Сергей уронит вилку, с сожалением расстался с меню, типа не понравилось, и вышел из кабака. На улице достал из пачки последнюю сигарету, прикурил, а смятую пачку засандалил в урну. Теперь он был свободен.
      Вообще-то Шатл не курил, но сейчас было надо. Как бы в ответ на маячок сигаретного огонька в зубах Шатла из дальней подворотни вышмыгнул грузный попик. В шерстяной рясе, с оловянной кружкой в вытянутой руке и шапке без полей. А как она правильно по-церковному называется, не знал и сам ряженный в попика громадянин.
      Миновав манящие электрическим северным сиянием двери и вывеску кабака «Квебек», попик картинно сплюнул, перекрестился, подшкандыбал к припарковавшемуся метрах в двадцати джипу-«чирку» и постучал в стекло.
      Стекло нехотя опустилось.
      - Чего тебе надобно, старче? - раздался из машины голос. Судя по интонации, говорящий вряд ли знал наизусть «Отче наш» и не считал, что ближнего следует возлюбить.
      - Смирения трошки прошу, сын мой, - сказал рябой попик, стараясь не слишком нагло шевелить глазами.
      - Отвали, папаша. - Судя по интонации, говорящий не только не знал «Отче наш», не только в церкви последний раз был десять лет тому, но и ложил с прибором на заповедь «Неубий». - Вот тебе шиши и отвали. - Из окна джипаря высунулась рука со смятыми купюрами и разжалась, будто горсть праха в могилку кинула.
      Две сторублевки попали в кружку, остальные три спикировали на асфальт. Но слуга Господень не дернулся убого нагибаться и подбирать. Не радикулит не позволил, другая задача у попика имелась.
      - Сыну мой, я за тебя свичку Богородице поставлю, - пообещал попик с легким хохляцким акцентом. - А тебя дуже прощу, прочитай оцю богоугодную книгу для спасения души. - Попик протянул внутрь джипа «чероки» брошюру. И с сознанием выполненного долга потопал дальше по хило освещенной фонарями тихой улице.
      Попика уже и след простыл, когда сидящий в джипе на заднем сиденье боец толкнул переднего в спину:
      - Дай, что ли, книжку полистать, а то скучно.
      - Винт свет включать не велел.
      - А я зажигалкой присвечу.
      Передний не стал препираться, он сегодня всего лишь водила, и протянул брошюру во мрак за спиной. Задний отложил готовый к стрельбе «Калашников», достал из кармана «Зиппо», чиркнул колесиком и громко присвистнул.
      - Че там? - заворочался передний, пытаясь из полуоборота хоть что-нибудь разглядеть при свете зажигалки.
      Задний не ответил переднему, даже не пикнул, когда обсмалил палец, а скоренько подхватил лежащую рядом с «калашом» транкинговую рацию и стал поднимать кипеж.
      - «Центровой», я - «Чероки»! Тут дед прохилял в поповском прикиде, нам брошюру сунул. Только это не баптистские сопли, это инструкция по пользованию гранатометом «Муха».
      Рация отнеслась к сообщению без восторга. Рация посопела, похлюпала эфиром и приказала:
      - Отваливайте, переходим к варианту «Б». - Рации очень хотелось затормозить указания уже сразу после «отваливайте», но сегодня было повторено и третий раз подчеркнуто пожелание довести дело до финала. Кровь из носа.
      Дважды приказывать не пришлось, ведь сидящие в джипе прекрасно прониклись, чем хрустит такая поздравительная открытка. Если тебе показывают пулю, значит, предупреждают в последний раз: не уймешься - грохнем. Если тебе толкуют про «Муху», значит, где-то на крыше уже сидит взявший тебя на мушку гранатометчик.
      А разговор за столом продвигался ни шатко ни валко. Фразы, полные тайного смысла, повисали в воздухе над зажженными официантом свечами.
      - Я так скажу, что очень благодарен господину Горбункову, - пилил лосося ножом и пачкал клюквенным соусом Сергей. - Хороший был человек господин Горбунков, фотографией очень увлекался.
      - Да-да. - Как бы поминая старого знакомого, Евгений Ильич глотнул минералки. - И столько пользы для Эрмитажа принес! Можно сказать, пропагандирован культурное достояние России всеми возможными способами. - Евгений Ильич грустно посмотрел на нового знакомого умными и шибко искренними глазами. Под глазами - мешки от трудов праведных, на лбу - морщины от государственных дум. Вот такая скользкая сволочь был государственный чиновник.
      Алина задумчиво крошила ножом и вилкой осетрину, но почти не ела. Гораздо больше уделяла внимания молодому терпкому вину. Из услышанного она делала выводы. Получалось, что Сергей пытается, ссылаясь на эрмитажные списки, обязать Евгения Ильича к чему-то. И Евгений Ильич, разумеется, не очень этому рад и, внешне оставаясь пристойным, брыкается, будто шмелем ужаленный. А Сергей наседает и наседает:
      - Я так скажу, что очень я благодарен господину Горбункову. Ему мало показалось услышанное за преферансом на бумагу перенести. Он потом еще и сфотографировал записи, и негативы спрятал отдельно.
      Горечь от услышанного господин Фейгин не мог запить минералкой. С другой стороны, большого напряга перед новым знакомым Евгений Ильич уже не испытывал. Решение принято, приказ отдан, и теперь ответственный работник разговаривал с человеком, который просто пока не знает, что уже мертв. Евгений Ильич готов был уважить последнюю просьбу умирающего только в том случае, если обреченный попросит принять фотокопии в дар.
      Все остальные слова этого Сергея Шрамова уже не имели никакого значения. А Алину жаль. Классная была девчонка. Дура.
      Во исполнение принятого господином Фейгиным решения на улице по варианту «Б» к «тойоте» Алины, крадучись, чтоб не было заметно с крыш окружающих домов, направились два силуэта. Один - на шухере стоять, у другого за пазухой новенькая, так и не доехавшая до Чечни магнитная мина российского производства и устный приказ зарядить эту штучку под вишневый капот.
      Но тут на тихую улочку въехал «мерс» радикально черного цвета. Двое пехотинцев с миной притормозили движение в сторону вишневой «тойоты», ждали, пока вороной «мерс» не отвалит своей дорожкой.
      Но «мерс» и не собирался отваливать, он буксанул у пылающего всеми лампочками радуги входа в кабак «Квебек», и из машины вывалился еле держащийся на ногах вьюнош. Патлатый, как женщина при первобытно-общинном строе, в джинсе, будто клинический случай хиппи.
      - Слышь, брателлы, - вусмерть укуренным голосом дернул патлатый двоих пехотинцев вместо того, чтобы сунуться внутрь кабака и доказывать вышибале, что еще не в драбадан набрался. - А где тут можно магнитную мину купить, не подскажете?
      Брателлы сделали вид, что обращаются не к ним. Ошибочная тактика, поскольку уку-ренный решил, что его не расслышали, и повторил вопрос в пять раз громче, приложив ладошки рупором к морде,
      И хотя у того пехотинца, что отвечал за атас, в кармане грел душу ствол, посылать патлатого он не рискнул. Кто его знает, сколько там в «мерсе» людей сидит и как они вооружены?
      - Ты б, чудила, не здесь, а на Апрашке или на толчке на Маршала Казакова поспрошал, - совсем под дурака ответил ответственный за шухер. Хотя и ежу понятно, их с миной вычислили серьезные люди и прозрачно намекают не делать глупостей.
      - А у вас случайно с собой нет? - добил пехотинцев, прозрачней некуда, вопросом укуренный вьюнош. Залился звонким идиотским смехом и вернулся в «мерс».
      Такая предусмотрительность со стороны Шрама не предполагала ничего личного, только бизнес. Шрам прокачал, как надеялся, любые варианты возможных пакостей, понапридумывал варианты ответок. Да не просто ответок, а с художественной подковыкой, чтоб прущего буром врага сбивать с панталыку. Здесь и сейчас, в «Квебеке», а не вчера в «Невском Паласе» и не позавчера в тихих Виршах решается судьба нефтекомбината. Именно сегодня и сейчас происходит главная терка. И поэтому Шрам вызвонил из Виршей всех свободных пацанов и расставил вокруг стейк-кабака. Единственно, против кого были бессильны защитные меры, это против одиночки отморозка.
      Теперь вороная машина укатила как ни в чем не бывало. А два бойца-минера были вынуждены доложить о происшествии «Центровому» по транкинговой связи.
      - Исчезните! - отравление прошипела рация.- Переходим к варианту «В».
      Для варианта «В» требовалось, чтоб Евгений Ильич покинул кабак. Собственно, он и собирался это сделать как можно быстрее, потому что загодя обозначенные при планировании операции полчаса на отработку вариантов «А» и «Б» уже истекли, а невзрачный похмельщик все не возвращался к стойке, чтобы отлупить сигнал «Все тип-топ».
      О творившихся на улице обломах господин Фейгин был не в курсах, но это не важно. Кабак для встречи выбирал он и спецом выбрал такой, в котором в это время почти не бывает посетителей. Более того. И вышибала, и халдей, и бармен были предупреждены, что в двадцать два пятьдесят они должны под замотивированными предлогами исчезнуть из зала на пять минут. И потом даже в страшном сне не вспоминать, что видели здесь сегодня многоуважаемого Евгения Ильича.
      Во исполнение плана «В» вышибала уже полчаса отшивал случайных посетителей типа: «Мест нет». А та несчастная парочка, которая сидела у окна, сама того не зная, была уже обречена, если своевременно не скипнет. Во-первых, они видели здесь Евгения Ильича. Пусть со спины, но все-таки. А во-вторых, раз уж пошла такая крутая запутка, следовало поставить ментов в затруднительное положение. Подкинуть им ребус - ради кого, собственно, затеян сыр-бор?
      - И все же хотелось бы в итоге внятнее услышать конкретные пожелания, - стал вытирать губы салфеткой господин Фейгин, не двусмысленно косясь на часы.
      - Чего проще. - Сергей смыл водкой привкус рыбы во рту. - Мне не нравится позиция городских властей по отношению к продаже американцам Виршевского нефтекомбината.
      - Вы считаете, что американцы недостойны?
      - А вы считаете иначе? - искренне удивился Сергей.- Есть честный документ о том, что контрольная доза акций комбината достается частному лицу с российским гражданством. На фоне ставших достоянием общественности подробностей махинаций бывшего директора завода грех не согласиться с таким решением вопроса. Ведь верно?
      - Я посмотрю, что можно сделать, - поднялся со стула ответственный работник, раскланялся и заспешил на выход.
      А халдей тем временем заторопился убрать бутылку недопитой минералки, фужер и приборы, к которым господин Фейгин мог нечаянно прикоснуться.
      У Евгения Ильича был «ниссан патрол» и не было шофера, потому что Евгений Ильич алкоголь в рот не брал лет семь и любил водить машину сам. Сначала господин Фейгин погнал по Московскому проспекту. Семафоры подмигивают, гибэдэдэшники, завидев специфический номер, не беспокоят - благодать.
      Именно в тот момент, когда «ниссан» господина Фейгина оставил за капотом Фрунзенский универмаг и, притормозив, перевалил зазубренный трамвайными рельсами перекресток за Обводным каналом, в клиентский зал ресторана «Квебек» влетел свирепо водяший зенками скинхед и, не заморачиваясь, стал палить из «калаша» прямо от дверей.
      У позднего посетителя был типовой прикид - ботинки со шнуровкой, свастика на бляхе. У этого бритоголового не было на голове ни шерстяной шапочки, ни чулка, потому как он был обязан завалить все, что шевелится. И все, что требовалось для решения такой задачи, уже было у отморозка в руках.
      Те, кто заслал сюда отчаянного пуляльщика, не стали мудрить с оружием. На кой ляд «узи»? «Калашников» - проще, надежней и кондовей. Тяжелые пули веером расчесали в пух гардину, потом огромное оконное стекло за ней в хрусталики. Как корова языком, слизали со стены декоративную картинку. Один из заблудившихся свинцовых подарков перешиб ножку у сервированного стола, и хрупкие нецелованные фужеры по белой скатерти, искря отраженным светом люстр, поехали в ад.
      Автомат живой щукой дрыгался в клешнях бритоголового. Первым смертельный веер накрыл плечо успевшего привстать из-за стола невысокого парня. Кавалера с по-рыбьи распахнутым в ужасе ртом мотнуло, вокруг оси. Вторая пуля, смачно чавкнув, утопилась в хребтине. Уже готовую жертву довернуло по инерции, и третья пуля отстригла вспорхнувший на отлете галстук. И словно кувалдой намертво вплющила в раму оконный шпингалет.
      Далее огненный веер переметнулся на грудь спутницы, превратил грудную клетку в кровавые клочья тряпья и мяса и, соскользнув, отгрыз добрый пласт штукатурки со стены. Бритоголовый тут же, не прекращая огня, развернулся к оставшемуся сектору зала. И, судя по тому, как «калаш» стреноженно плясал в кулаках скинхеда, стрелок имел соответствующую выучку. Вот только гасить больше никого не довелось, потому что в зале больше никого не было.
      Убивцу было приказано вылущить всех, кто окажется в зале. А кого именно - не его забота. Убивец, распихивая ногами столы и стулья, подгреб к жертвам. Перещелкнул автомат на одиночные и шмальнул две контрольки с такой близи, что от перекошенных оскалов остались раздавленные пончики с повидлом и ванильным кремом.
      Вернув «калаш» на пальбу очередями, скин оставшиеся патроны из рожка положил поверх стойки, и парад бутылок взорвался со звонким ликованием. У душегуба не было на голове ни шерстяной шапочки, ни чулка, ни соответствующего приличиям количества волос. Но вот мозги в башке явно были, и на руках были медицинские прозрачные перчатки. Поэтому тут же сбросив «калаш», душегуб, типа посторонний, отвалил. И поминай, как звали.
      Потом поплыла обычная в таких случаях тусня. Выползший на карачках обратно в зал вышибала смог трясущимися пальцами с третьей попытки набрать «02» и со второй «03».
      Экстренные службы подкатили одновременно. Больше по привычке попрепирались, и поскольку в телах еще бродили жизненные соки, их увезли на «скорой».
      В приемном покое шум и гам, подстегиваемый газовой атакой медицинских ароматов. В приемном покое все стоят на ушах. Кто-то стонет сквозь бинты. На полу черно-красные кровяные звездочки. Белые халаты летают, будто чайки. Мамаша с зобом, как у пеликана, лезет вперед всех, держа вместо иконы перед собой на вытянутых руках пятилетнего ребенка. Ребенок проглотил гвоздь. Ребенком сейчас займутся.
      - Зря везли, они уже остывают, - по очереди пощупал пульс поддатый доктор доставленным из «Квебека» телам. И тут же потерял к ним всякий интерес. - Где досадливая мамаша с ребенком? Только что под ногами путалась!
      А мамаша отгребла по-шустрому в сторонку и вроде как о ребенке уже не заботится. Спустила на пол - пусть побегает, грязными бинтами поиграет. А сама достала из-за пазухи мобильник и давай наяривать заветный номерок.
      Проскочив все корпуса «Московского» универмага, Евгений Ильич развернулся и покатил обратно. Когда господид Фейгин находился напротив Фрунзенского универмага, у него затрезвонила мотивчик «моторола».
      - Слушаю.
      - Расстрел в ресторане «Квебек». - Докладчик был предельно осторожен и плавно обходил ключевые слова, инициирующие эфэсбэшную прослушку на запись. - Доставлены двое - мужчина и женщина.
      - Интересно, куда вы звоните? - плохо скрывая радость, прошипел чиновник. Первое слово в телефонном базаре имело значение, остальные заряжались на всякий пожарный случай.
      - У мужчины сквозное ранение в плечо, вторая пуля перебила позвоночник, и еще поврежден мозг. У женщины прямое попадание в сердце и тоже дырка в голове.
      - Я не знаю, кто вы и зачем мне это говорите. Но надеюсь, потерпевшие жить будут? - Башня господина Фейгина растащилась в довольной улыбке.
      - Нет. Их сейчас переправят в морг. На девушке красное платье. На мужчине зеленый костюм фабрики «Фосп». Лет по двадцать два - двадцать пять.
      Надутые щеки Евгения Ильича повисли, типа женские груди после восьми абортов. Во рту сразу стало скучно, словно пожевал рыбьего корму. Очень отвратно стало по жизни господину Фейгину. Ни Алины, ни мужчины среднего роста лет тридцати пяти среди пострадавших нет. Евгений Ильич удрученно почмокал и сказал в трубку на прощание:
      - Вас понял. Все свободны. - Опомнился и прибавил ритуальное: - Только не знаю, кто вы такая и зачем меня беспокоили?
      И теперь уже он набрал номер на мобильнике:
      - Владислав Иванович?.. Фейгин вас беспокоит... Фейгин! Что там в вашей резолюции по Виршам? Неправильно. Обстоятельства изменились, и возобладало новое мнение по этому вопросу... С точностью до наоборот. Да, диаметрально противоположное... Отправили? Верните. - Евгений Ильич вырубил телефон и направил машину в сторону дома.
      Езда сегодня уже не доставляла ему никакого удовольствия.
      А на самом деле ситуация в кабаке развивалась так. Шрам в последний момент заметил, что вышибала, как-то не по роли вжав голову в плечи, стараясь не выдать себя быстрой ходьбой, оставил пост и засеменил в глубь служебных помещений. Сергей поискал глазами халдея - того и след простыл. Глянул на стойку - бармен тоже испарился.
      - Мне кажется, любимая, - Шрам властно взял девушку за руку и выдернул из-за стола,- что господин Фейгин оказался большей сукой, чем я думал. - Ему было очень жаль невинную пару молодых людей, но тут себя бы уберечь. Мир жесток, и приходится душиться буквально за каждый глоток воздуха, - не Шрам это выдумал.
      Алина ничего не поняла, но, умница, не стала упираться и хвататься за скатерть, ведь каждая секунда стоила сто миллионов долларов. Подгоняемая Сергеем певица, насколько быстро позволяли каблуки-шпильки, кинулась в лабиринт служебок. Отирающийся здесь вышибала тут же получил по мозгам. Сергей и Алина короткими перебежками пересекли кухню...
      - Ну как тебе ужин? - когда они оказались на задворках, подарил Сергей Алине нежную, только чуть-чуть натянутую улыбку. А ведь на самом деле ему хотелось чудить и хохотать во весь голос. Если они остались живы - значит, ОН СДЕЛАЛ ЭТО. Он выиграл главную терку. Он заставил поверить в воздух ядовитого барыгу и таки развел. Он отбил нефтетамбинат с концами!
      Только на заднем плане горький привкус рябины - оказывается, история, в которой бычара шустрил под барыгой, не из ряда вон. Оказывается, в этом славном городе Питере такое не редкость. И этот город надо ЛЕЧИТЬ!
      - Тебе не кажется, милый, что ты слишком давил? - сказала Алина, отсутствующе глядя на проколовшую завесу туч одинокую звезду.
      Издалека ее голосу подпела словно очнувшаяся ментовская сирена.
 

      Уважаемый Михаил Хазаров светски баловался. Перед ним на палисандровом столе в фигурной баночке плескалась тушь. Не какая-нибудь китайская дешевка, а из лучшего магазина в Токио. Перед ним веером лежали колонковые кисточки, одна другой тоньше, и несколько прямоугольников рисовой бумаги. Михаил Хазаров пробовал написать иероглиф «Цинь» - три закавыки вверху, две внизу. Каллиграфический понт - такую чистоплюйскую забаву придумал сам себе Михаил Хазаров.
      На диване белой кожи Алина листала наманикюренным фиолетовым ноготком глянцевый «Вог». Ее ноги по щиколотки утонули в белоснежном ковровом ворсе, раскинувшемся от плинтуса до плинтуса. Туфель не видать. Они еще не решили, как благородно поступят с сегодняшним вечером. Они находились в личных апартаментах генерального папы, обустроенных сразу за директорским кабинетом инвестиционного фонда «Венком-капитал» на случай, если генеральному папе приспичит расслабиться, не покидая офиса.
      На мыкающуюся от безделья пару со стены отстраненно взирал написанный маслом бравый казак в полный рост, опрокинувший покорную черкешенку поперек седла. Михаил Хазаров костью был из донских казаков и любил этим рисануться.
      А вообще Михаил Геннадьевич свет Хазаров ждал доклада от Толстого Толяна по аптечному вопросу. Что-то много в Питере за последние месяцы новых аптек прибавилось. Неужели такое выгодное дело?
      И вдруг на всю малину тонко и гнусно заныла сирена тревоги на мотив «Он был по ошибке посажен в тюрьму, он золото мыл в Магадане далеком!..».
      Кисточка выпала из руки и наповал кляксанула почти удавшийся иероглиф «Цинь». Генеральный папа резко повернул короткую шею. Сбоку от писанного маслом казака стену занимали мониторы. Такие же, как в помещении охраны, только здесь их было на пять штук больше. На черно-белом экране нижнего монитора вовсю разворачивались неприятные события. Люди в пятнистом прикиде и черных шерстяных «презервативах» с прорезями для глаз прикладами «калашей» убеждали охранников на входе не оказывать сопротивления. Аргументы оказались непререкаемыми.
      К чести главного папы, он отнесся к увиденному спокойно в разумных пределах. Прежде чем делать ноги, следовало уяснить, кто наехал: менты по принципу «Когда орут бандиты, спокойно дети спят» или деловые партнеры?
      К демонстрации сцен насилия подключился второй монитор. На нем черно-белые фигуры без лиц неслись во весь опор по коридору и ставили встречных менеджеров к стенке. Руки на еврообои, ноги врозь как можно шире. А вот волна докатилась и до третьего экрана. На третьем мониторе из вместительного автобуса с госномерами внушительно сыпались все новые и новые бойцы, ранее тихарившиеся в засаде. Сирена тревожно продолжала гнусавить: «...И Родина щедро платила ему березовым соком, березовым соком!»
      Поскольку в папиной фирме все двери сопровождались магнитными замками, четвертый монитор объяснил, как бойцы нечестно преодолевают препятствия. Вот боец ухватил за шкирятник нейтрального маркетолога, и тот сам догадался, что пришла пора отпирать очередной рубеж персональной магнитной карточкой. Вопреки инструкции.
      Теперь горький расклад был понятен - маски-шоу. И пора было втихаря отваливать. Серьезных вил не ожидалось. Начальник собственной охраны «Венком-капитала» уже дал по всем помещениям отрепетированную команду немедленно стереть с компьютеров шершавые икс-файлы и, когда появятся разлюбезные воинственные гости, не оказывать сопротивления. Еще всем важным людям вне этих стен автоматом на мобильники пошел сигнал тревоги. Что будет дальше, папа знал прекрасно: циничное изъятие документов, мстительное опечатывание компьютеров и прочая прелая ботва, стопорящая работу фонда аж на целехонький месяц. Ничего круче менты предъявить не могли, хотя давно мечтали спеть Михаилу Хазарову песенку «Столыпинский вагон, квадратные колеса, вся жизнь, как перегон - по краешку откоса...».
      Но месяц-другой Михаил Хазаров готов был пострадать-потерпеть, свет клином на «Венком-капитале» не сошелся.
      - Алина, - без всякой паники сказал верховный папа девушке-награде (за лишения в юности), застегивая жилетку на все пуговицы,- социалистическое возмездие, о котором столько зудели плешаки, свершилось! - Нажав на телевизионном пульте только ему известную комбинацию, папа ухватил певицу за тонкую рученьку и галантно поволок в открывшийся за отъехавшей картиной суперсекретный проход.
      Это было не коллекторное подземелье из «Парижских тайн» и не севастопольские известняковые катакомбы. Картина с бедовым казаком, по-машинному ворча, уехала с частью стены, а там был обыкновенный служебный коридор с дежурными желтками освещения. И никого, хотя за дверьми вроде бы жужжит оргтехника - значит, все же тут кто-то обитает. Папа дернул замешкавшуюся спутницу, чтоб ее не расплющила возвращающаяся на место стена. И, не давая опомниться, увлек за собой.
      Поворот. Они затарахтели обувью по пожарной лестнице. Только эта гремучая лестница не относилась к фонду «Венком-капитал», а вроде бы имела связь с проживающей в этом же здании, но выглядывающей окнами на другую улицу сторонней фирме. Что-то с долевым строительством. Алина не помнила название.
      На втором этаже Михаил Геннадьевич сунул девчонке звонкую связку ключей и подтолкнул в незнакомый коридор.
      - Двадцать седьмой кабинет! Оттуда прямой выход в гараж. Возьмешь бежевую «хонду» и жди меня у «Сыроежки» на углу Варшавского проспекта!