Глава десятая. В ПЛЕНУ

«Сенат и палата представителей Соединенных Штатов постановляют, что местность на территории Монтаны и Вайоминга, расположенная близ истоков Йеллоустоун-ривер, согласно закону Соединенных Штатов, исключает на своей территории любое заселение, захват или продажу земли, объявляется общественным парком во благо и удовольствие всего народа. Любой, кто поселится на означенной местности вразрез с постановлением или захватит какую-либо часть земли в частное пользование, становится нарушителем Закона. Парк будет находиться под исключительным контролем Секретариата внутренних дел, задачей которого станет издание таких положений и распоряжений, которые он сочтет необходимыми для поддержания порядка и присмотра за указанной территорией».

Так гласит принятый Конгрессом США 1 марта 1872 года закон, вследствие которого гражданам Соединенных Штатов и жителям всех других государств был сделан подарок, о значении которого тогда еще никто и понятия не имел.

О большом участке земли, называемом сегодня Национальным парком138, в восточных штатах до указанного времени ходила довольно странная молва. Известная только индейцам и лишь отчасти исследованная одинокими трапперами, но очень слабо, эта местность была окутана ореолом глубочайшей тайны. То, что рассказывал кто-нибудь из этих капканщиков, воспринималось, как правило, с недоверием, оно и понятно; эти рассказы переходили из уст в уста, обрастая фантастическими подробностями. Пылающие прерии и раскаленные горы, кипящие ключи и извергающие жидкий металл вулканы; озера и реки, состоящие из нефти, а не воды, девственные леса, полные диких зверей и таких же диких индейцев, – все эти чудеса, как утверждали рассказчики каждый на свой лад, были собраны в долине реки Желтого Камня.

Лишь профессор Хайден139, предпринявший экспедицию в этот регион, добыл объективные данные о нем и первым сообщил о существовании там явлений, не поддающихся пока объяснению. Только благодаря ему этот закон и был принят.

Национальный парк охватывает территорию более чем в восемь тысяч девятьсот пятьдесят три квадратных километра. Там берут свое начало реки Йеллоустоун, Мадисон, Джеллатайн и Снейк. Величественные горные цепи пересекают эту заповедную местность. В горах воздух чист и свеж, а вода сотен холодных и горячих источников различного химического состава обладает большой целебной силой. Гейзеры140, с которыми едва ли сравнимы исландские, бьют фонтанами вверх на многие сотни футов в высоту, а скалы переливаются и сияют в солнечных лучах кристаллами черного хрусталя. Зловещие ущелья, не сравнимые ни с какими другими, кажутся вырезанными будто специально для того, чтобы дать возможность любопытному лицезреть все внутренности Земли. Земная кора там вся волдырится от надувающихся пузырей, которые то появляются, то исчезают; часто она оказывается здесь толщиной лишь с дюйм, и всаднику едва-едва удается провести по ней своего обезумевшего от ужаса коня. Временами в коре открываются гигантские дыры, тотчас наполняющиеся кипящим грязным илом, который то поднимается, то медленно уходит вниз. Не пройти здесь и четверти часа, чтобы не натолкнуться на какое-нибудь удивительное чудо природы. На территории парка более тысячи гейзеров и горячих источников. Нередко по земле разливается кипящая вода, но где-то рядом бьет и искрится холодный, чистый ключ. Впечатление такое, будто добрые и злые духи, словно ангел и дьявол, схватились на поверхности этих источников. Диву даешься возвышенному, а всего лишь через пару шагов отступаешь перед ужасным и гадким. Любуясь гигантским фонтаном, возносящимся над рекой на тысячу футов, не заметишь, как наткнешься на месторождения карнеола, мохового агата, халцедона, опала141 или других полудрагоценных камней.

А меж склонов Скалистых гор дремлют чудесные озера, огромнейшее и живописнейшее из которых – Йеллоустоун; оно, если не считать озера Титикака142, является самым высокогорным озером Земли, ибо лежит на высоте почти в восемь тысяч метров над уровнем моря.

Его вода очень богата серой, глубокие впадины кишат форелью, имеющей своеобразный, но очень приятный вкус. Обступившие озеро леса богаты крупной дичью, сохатыми и медведями, а на берегах берут начало неисчислимые горячие источники, откуда время от времени громко и пронзительно, как из вентиля паровоза, доносится свист пара преисподней.

Первое, что приходит в голову человеку, случайно попавшему в эти места, – сбежать отсюда, и как можно скорее. Беспрестанно бушующие силы земных недр не дают здесь забыть о себе. Возникает такое ощущение, будто в следующий миг вся земля либо ухнет куда-то вниз, либо взметнется высоко над вершинами Скалистых гор, превратившись в гигантский огнедышащий кратер.

Там. где река Йеллоустоун вытекает из озера и лишь начинает набирать свою силу, неподалеку от устья Бридж-Крик, горели несколько костров. Их разожгли только потому, что стемнело, а вовсе не с целью приготовить ужин, ибо ужин природа благосклонно приготовила путникам на этот раз сама.

Форель длиной в локоть, пойманная в студеном озере, тут же была сварена в горячей воде, что всего лишь в нескольких футах пробивалась прямо из-под земли, окутывая окрестности клубящимся паром. Маленький саксонец чуть ли не лопался от гордости – во второй половине дня ему удалось подстрелить дикую овцу, благодаря чему народ прежде всего занялся мясом, оставив форель на десерт. Горячий источник, на котором они готовили, был невелик, ни дать ни взять прямо-таки кухонный горшок, вода в котором после варки приобрела вкус самого настоящего бульона, который все присутствующие попробовали с огромным аппетитом.

Как и планировал Олд Шеттерхэнд, отряд переправился через реки Пеликан и Йеллоустоун, а на завтра они намеревались, преодолев Бридж-Крик, скакать прямиком на запад, к реке Огненной Дыры. Там действовал гейзер, который зовется индейцами Кун-туи-темба – Пасть Ада – поблизости от него и лежала могила вождя, цель их путешествия.

Все произошло гораздо быстрее, чем предполагалось сначала. Хотя конечная цель поездки находилась почти рядом, до полнолуния оставалось еще три ночи, и Олд Шеттерхэнд был убежден, что сиу-огаллала никак не могли оказаться здесь раньше. Во время беседы у огня он заметил:

– Они едва ли могли достичь Боттелерс-рэндж, и мы, стало быть, наверняка опередили их. Все равно костры пусть горят даже тогда, когда луна поднимется над вершинами гор. Кроме сиу, других человеческих существ здесь быть не должно. Нам нечего опасаться.

– Сэр, а куда мы двинемся от Боттелерс-рэндж дальше? – спросил вдруг Мартин Бауман.

– А почему вы об этом спрашиваете, мой юный друг?

Мартин не обратил внимания на испытующий взгляд, брошенный на него Олд Шеттерхэндом, но ответил все-таки с некоторым смущением:

– Я интересуюсь этим потому, что мой отец наверняка едет тем же путем. Я слышал, что дорога эта очень опасна.

– Утверждать такое не стану. Стоит, конечно, объехать подальше и сам гейзер, и места, где земная кора так тонка, что может провалиться под нашими ногами. От Боттелерс-рэндж дорога ведет в речную долину, мимо потухших вулканов. Через четыре-пять часов появится нижний каньон длиной в полмили и врезавшийся в гранит на глубину добрых тысячи футов. Еще через пять часов можно достичь отвесной, почти в три тысячи футов высотой скалы. Ее называют Скользкая Дорога Дьявола. Три часа спустя появится устье реки Гардинер, вверх по которому придется следовать дальше, поскольку прямого пути к реке Йеллоустоун там нет. Потом придется скакать к горам Уошберн, вдоль Каскад-Крика, который и выведет к Йеллоустоуну. Каскад-Крик выходит между верхними и нижними порогами реки, а это значит, что оказываешься на краю Большого каньона – величайшего чуда Йеллоустоунского бассейна.

– Сэр, вы знаете это чудо? – удивился Толстяк Джемми.

Олд Шеттерхэнд бросил на него многозначительный взгляд, потом ответил:

– Да. Он длиной более семи немецких миль и много тысяч футов глубиной. Стены его уходят вниз почти отвесно, и только напрочь лишенный боязни высоты человек рискнет подползти к краю, чтобы заглянуть в эту жуткую бездну, в которой река в две сотни футов шириной кажется тонкой нитью. Эта «нить» бушует внизу крепко, с бешеной скоростью проносясь мимо массивных каменных стен, но наверху о ее ярости никто не знает, потому что не слышит шума. Ни одному смертному не спуститься вниз, а даже если он смог бы, ему не выдержать там и четверти часа – не хватит воздуха. Вода реки теплая, маслянистая, имеет омерзительный вкус серы и квасцов и источает такую вонь, вынести которую, находясь рядом, просто невозможно. Идя вверх по каньону, сначала можно достичь нижних порогов реки, с которых она низвергается вниз с высоты четырех сотен футов. Через четверть часа поток снова стремглав устремляется вниз с более чем стофутовой высоты; чтобы от тех верхних порогов добраться до нашей цели верхом, понадобится около девяти часов пути. Стало быть, от Боттелерс-рэндж вся дорога займет добрых два дня езды, на которые мы как раз и обгоняем сиу-огаллала. Точно рассчитать, конечно, трудно, но часом больше, часом меньше – не имеет значения. Нам достаточно знать, что наших врагов здесь пока нет.

– А где они будут находиться завтра в это время, сэр? – снова спросил Мартин Бауман.

– У верхнего выхода из каньона. А зачем вам знать это так точно?

– Прямых причин для этого у меня нет, но вы можете представить, как я тревожусь за отца и мысленно сопровождаю его повсюду. Кто знает, жив ли он еще?

– Жив. Я убежден в этом.

– Сиу могли его убить!

– Вам не стоит травить себя этими опасениями, огаллала хотят привезти своих пленников к могиле вождя; они так и сделают, можете не сомневаться. Чем позже будут убиты несчастные, тем дольше продлятся их муки, а поэтому сиу в голову не придет ускорить смерть своим пленникам. Я очень хорошо знаю этих краснокожих парней, и, если говорю, что ваш отец жив, вы можете мне поверить.

Олд Шеттерхэнд лег, завернулся в одеяло и сделал вид, что хочет заснуть. Но из-под неплотно прикрытых век он наблюдал за шепчущимися Мартином Бауманом, Толстяком Джемми и Хромым Фрэнком.

Через некоторое время Толстяк поднялся и демонстративно медленно и непринужденно, как бы гуляючи, направился туда, где паслись лошади. Тотчас поднялся и Олд Шеттерхэнд, тихо последовав за ним. Он видел, как Джемми привязал к колышку своего коня, который прежде был лишь стреножен, и быстро подошел к нему.

– Мастер Джемми, чем провинилась ваша кобыла, что оказалась в неволе? – спросил Шеттерхэнд Толстяка.

Бывший гимназист в страхе обернулся, едва не вздрогнув.

– Ах, это вы, сэр! Я полагал, что вы спите.

– А я до сего момента считал вас парнем честным!

– Тысяча чертей! И вы думаете, что это ошибка?

– Почти так!

– Но почему?

– А с чего это вы так напугались, когда я появился?

– Любой вздрогнет, когда среди ночи с ним неожиданно заговорят.

– Ну, тогда он скверный вестмен. Настоящий охотник и ухом не поведет, даже если над его головой вдруг шарахнут из дробовика.

– Да, особенно если при этом пуля пройдет чуть пониже скальпа.

– Па! Вы ведь хорошо знаете, что здесь нет никаких врагов. И все же почему-то тайком привязываете к колышку вашу лошадь.

Толстяк попытался скрыть свое смущение за гневным тоном:

– Сэр, я вас не понимаю! Разве я не могу творить с моей клячей все, что хочу?

– Можете, но не так скрытно!

– О тайне и речи нет. Среди лошадей апсарока есть несколько забияк. Моя кобыла уже была ранена ими. Чтобы этого не произошло еще раз, я привязал ее к колышку; пусть отдохнет без этой норовистой компании. Если это и грех, то, надеюсь, его можно замолить.

Он отвернулся, чтобы направиться к лагерю, но Олд Шеттерхэнд положил ему на плечо руку и произнес:

– Останьтесь еще на миг, мастер Джемми. Не в моих намерениях задевать ваше самолюбие, но у меня есть повод предупредить вас. Заметьте, я делаю это с глазу на глаз, а следовательно, высоко ценю вашу репутацию.

Джемми надвинул шляпу на глаза, поскреб за ухом, как имел обыкновение делать его друг Дэви, когда находился в затруднении, и ответил:

– Сэр, если бы мне это сказал кто-либо другой, я бы слегка прошелся кулаком по его физиономии, от вас же предостережение я, так и быть, приму. Итак, если уж вы зарядили, то жмите на курок, черт побери!

– Прекрасно! Что у вас за секреты с сыном Охотника на медведей?

Возникла маленькая заминка, прежде чем Джемми ответил:

– Секреты? У меня с ним? Эти секреты так секретны, что я о них и слыхом не слыхивал.

– Но вы все время перешептываетесь друг с другом!

– Он просто хочет поупражняться в немецком.

– Но ведь то же самое можно делать и при всех. Я заметил, что он в последнее время гораздо сильнее, чем раньше, озабочен судьбой отца. Он думает, что его убили огаллала, и я напрасно старался разубедить его. Вы ведь только что слышали, как он снова принялся за старое. Боюсь, что парень вынашивает мысли, которые сделают честь его сыновней любви, но никак не рассудку. Может, вы знаете что-нибудь об этом?

– Хм! Он вам что-то говорил, сэр?

– Нет.

– Странно, вам он доверяет все же больше, чем мне. А если он молчит с вами, то со мной не скажет ни гугу.

– Сдается мне, вы пытаетесь уйти от прямого ответа.

– И не собирался!

– Со вчерашнего дня он избегает и меня и Виннету, а вы все время скачете с ним рядом. Поэтому мне казалось, что он испытывает к вам доверие.

– Скажу вам только одно: на этот раз вы ошибаетесь, хоть человек вы, надо признать, весьма проницательный.

– Так значит, он не говорил вам ничего такого о своих намерениях, которые бы я не одобрил? – внимательно глядя в глаза Толстяку, спросил Шеттерхэнд.

– Черт возьми! Вы устраиваете мне самый настоящий экзамен. Учтите, сэр, я же не школяр! Если мне кто и поведает что-то о своих семейных обстоятельствах или интимных делах, я же не трепач какой-то, чтобы болтать об этом с кем попало!

– Хорошо, мастер Джемми! То, что вы сейчас сказали, хотя и грубо, но, в общем-то, справедливо. Я, стало быть, больше не стану лезть к вам в душу и буду вести себя так, будто ничего не заметил. Но, если, несмотря на это, что-нибудь все же случится, я не буду нести за это никакой ответственности.

Охотник отвернулся и направился не к лагерю, а в противоположную от него сторону. Он был не на шутку сердит на Джемми и хотел как-то успокоиться, а лучшее средство для этого, которое он знал, – прогулка.

Толстяк медленно поплелся к огню, при этом в его голове теснились противоречивые мысли: «Чертовски острый глаз у этого парня! Кто бы мог подумать, что он что-то заметит! Он прав, совершенно прав, и я сам хотел бы, даже мог бы ему все сказать! Если бы не данное слово, которое не могу нарушить! Лучше бы мне совсем не встревать в эту канитель. Но маленький Охотник на медведей сумел обратиться ко мне так, что у меня, старого и толстого енота, сердце разминулось с разумом… А, да ничего! Все обойдется!»

Как только Олд Шеттерхэнд отошел от костра, там завязался тихий разговор.

– Вот те раз! – шепнул Длинный Дэви сыну Охотника на медведей. – Шеттерхэнд ушел! Но куда?

– Кто знает!

– Мне кажется, он вовсе и не спал. Когда встаешь так резко, не сразу отходишь ото сна. А он заторопился, словно и не лежал. Пожалуй, он наблюдал за нами.

– Зачем ему это? Мы не давали никакого повода для недоверия.

– Хм! Я, конечно, нет, но вы… Я бы поостерегся так часто говорить с вами, если бы знал, что он может это заметить. Джемми постоянно был рядом с вами, и нетрудно догадаться, что у вас с ним какие-то секреты. Это-то и бросилось в глаза Олд Шеттерхэнду. Теперь, отправившись за Джемми, он увидит, как тот привязывает к кольям наших лошадей, и догадается, что мы надумали улизнуть. Если он и в самом деле это заметит, ваш план почти провален!

– Я все равно не отступлюсь от него.

– Я предупреждал вас, что это не слишком-то по-джентльменски, и предупреждаю еще раз!

– Посудите сами, мой дорогой Дэви, разве я могу ждать целых три дня?! Да я умру от волнения!

– Но ведь Олд Шеттерхэнд сказал же, что пленники живы.

– Он мог ошибиться.

– Тогда мы все равно не сможем ничего изменить.

– Но я должен убедиться во всем сам! Неужели вы хотите, чтобы я вернул назад вам ваше слово?

– Возможно, для меня это было бы лучшим…

– И это говорите вы: вы, кому я так доверял! – воскликнул Мартин разочарованно. – Вы забыли, что вы и Джемми были первыми, кто предложил свою руку?! И вот теперь я больше не могу на вас полагаться!

– Zounds! Таких укоров в свой адрес я не переношу! Вы мне симпатичны, поэтому я дал обещание помогать вам, а мое слово – кремень, это все знают. Ладно, я еду с вами, но при одном условии!

– Каком?

– Мы только разведаем, жив ли ваш отец, и сразу назад.

– Хорошо, согласен.

– Мы и пытаться не станем освободить его собственными силами.

– Полностью согласен.

– Прекрасно! Могу представить себе, что у вас сейчас на сердце. Вы испытываете тревогу за жизнь вашего отца, а это так трогает мою старую, добрую душу! Я не могу не проводить вас. Как только мы убедимся, что он еще жив. вернемся и поедем за остальными. Только не вздумайте брать с собой Хромого Фрэнка!

– Но он заслуживает того, чтобы я считался с ним!

– Думаю, что сегодня он нам скорее помешает, чем поможет.

– О, вы ошибаетесь в нем. Несмотря на все свои странности, он парень мужественный и ловкий.

– Может быть, но ему вечно не везет. Что, по его мнению, удается ему лучше всего – на самом деле хуже всего и получается! Такие несчастные пташки – очень добрые создания, но в серьезных делах полагаться на них не следует.

– Я уже обещал помощь ему, и не могу взять назад свое слово. Он разделял с нами все горести и радости, и если я возьму его с собой, то это будет ему наградой.

– А Вокаде? Он тоже едет с вами?

– Да. Мы так крепко сдружились, что просто немыслимо оставлять его здесь.

– Тогда, стало быть, речь идет только о том, чтобы улизнуть незаметно. Конечно, завтра после нашего исчезновения поднимется переполох, но, я думаю, негр выполнит свое поручение. Смотрите-ка, вот идет Джемми!

Толстяк подошел, едва сдерживая раздражение, сел рядом с ним.

– Олд Шеттерхэнд не доверяет тебе? – спросил Дэви, первым рискнувший задать вопрос.

– Да. Он считает меня мошенником, – недовольно буркнул его друг.

– Ты в чем-нибудь сознался?

– Нет, хотя меня всего чуть не скривило. Я даже начал грубить. Ему это не понравилось, и он ушел.

– А он видел, что ты привязал к кольям наших лошадей?

– Я проделал это лишь со своей. К счастью, он слишком быстро появился там, так что видел только один колышек. Давайте сейчас лучше помолчим, чтобы погасить его недоверие. Вон уже и луна выходит. Нам нужно потушить огонь и лечь под деревьями. Там глубже тень, и наше исчезновение заметят не сразу.

– Хорошо, что луна светит – хоть дорогу разберем.

– Шеттерхэнд ясно показал нам, что ехать надо все время вниз по реке. С одной стороны, мне не по душе, что мы вынуждены обманывать товарищей, но с другой – это же не пойдет им во вред! Раньше мы хоть иногда вставляли слово; теперь же Олд Шеттерхэнд и Виннету стали полностью хозяевами положения! Мнением Джемми и Дэви интересуются лишь для проформы. Вот и настала пора показать им, что мы тоже из вестменов, которые не только могут набросать план, но и выполнить его. А теперь тихо. Долго ждать, я думаю, не придется.

Огонь был потушен; пламя, у которого сидели индейцы, тоже скоро погасло. Смолкли и разговоры. Вернувшись, Олд Шеттерхэнд сразу улегся рядом с Виннету. Все стихло, и лишь пронзительный свист валящего из недр Земли пара раздавался через определенные промежутки времени.

Прошло больше часа, и вот под деревьями, где легли Фрэнк, Джемми, Дэви, Мартин и Вокаде, наметилось какое-то движение.

– Пусть мои братья следуют за мной, – шепнул юный индеец. – Пора! Кто раньше уходит, тот раньше приходит к цели.

Взяв свое оружие и другие вещи, они тихо прокрались под прикрытием деревьев к стоянке лошадей. Джемми легко отыскал свою клячу; остальным пришлось потрудиться для этого, но острые глаза Вокаде быстро помогли отличить четырех животных от всех остальных.

Без легкого шума, конечно, дело не обошлось. А потому все пятеро, собрав своих животных, на некоторое время затаились, прислушиваясь к тому, что происходит в лагере.

Но там все было спокойно, и они медленно повели вперед лошадей, стук копыт которых приглушала трава.

Разумеется, совсем незамеченным их побег не остался. Хотя поблизости никакого врага и в помине быть не могло, все же несколько часовых охраняли лагерь. Ночью это было необходимо еще и потому, что лес кишел дикими зверями. Беглецы приблизились к одному такому посту.

Там стоял шошон. Он услышал шум, говорящий о том, что приближаются люди, но, зная, что из лагеря могли выходить только свои, шума поднимать не стал. Однако то обстоятельство, что кто-то собрался в путь ночью, весьма удивило его.

– Что намерены делать мои братья? – спросил воин.

– Взгляни на меня! Узнаешь? – отозвался Джемми, подходя ближе так, что его трудно было не заметить.

– Да. Ты – Джемми-петаче.

– Говори тише, чтобы никто не проснулся. Олд Шеттерхэнд выслал нас. Он знает, куда мы едем. Тебе этого достаточно?

– Мои белые братья – наши друзья. Я не смогу препятствовать выполнению приказа великого охотника.

Они двинулись дальше. Когда беглецы настолько удалились от лагеря, что никаких звуков копыт никто бы не услышал, они сели в седла, окинули взором освещенные луной окрестности озера и погнали лошадей рысью вдоль него, чтобы достичь истока Йеллоустоун-ривер и дальше по реке следовать в северном направлении.

Шошон, видевший, как они уезжали, посчитал происшедшее обычным делом, и даже не потрудился сообщить об этом сменившему его часовому. Таким образом, уход пятерых отважных или, скорее, легкомысленных людей остался незамеченным вплоть до рассвета.

Отправляться в путь нужно было в ранний час, а потому уже с первыми птичьими голосами все в лагере были на ногах. Только тут Олд Шеттерхэнд заметил, что Мартина нет на месте. Вспомнив о своих вчерашних подозрениях, он стал искать Джемми, и вскоре выяснил, что отсутствовали не только эти двое, но также Дэви, Фрэнк и Вокаде. Лошадей их тоже не нашли. Все стало ясно…

Лишь теперь стоявший ночью на посту шошон сообщил о том, что случилось, и какое объяснение ему дал Джемми.

Виннету был рядом и на этот раз, несмотря на свою известную проницательность, никак не мог взять в толк, почему эти пятеро так вдруг таинственно исчезли.

– Они пошли навстречу сиу-огаллала, – пояснил Олд Шеттерхэнд.

– Тогда, значит, они потеряли разум! – заключил апач. – Они не только не избегут опасности, навстречу которой спешат, но и выдадут наше присутствие здесь. Зачем им понадобилось встречаться с сиу?

– Чтобы узнать, жив ли еще Охотник на медведей.

– Если он мертв, им все равно не воскресить его, а если жив, они принесут ему несчастье. Виннету может простить такую ошибку двум нетерпеливым мальчикам; но ведь и троих старых охотников выставят к столбам пыток на посмешище скво и детям!

Тут подошел Боб. Запах скунса еще не совсем сошел с его тела, так что никто не подпускал его близко к себе. Он до сих пор носил на себе старое одеяло, которое подарил ему Длинный Дэви, а по ночам, если становилось холодно, заворачивался в шкуру убитого Мартином медведя.