И вот один из таких коммивояжеров ждал кого-то и чего-то сейчас! Но не меня же! Или меня собирались куда-то перевозить? Здесь, в центре города, у меня еще была надежда на спасение. Если я к следующему утру не буду у Гуляма, мои друзья поднимут тревогу. Подумав об этом и о тех хавасах, которые были приданы нам для поисков, я попытался разорвать веревки, но они были слишком крепкими!

Я вспомнил, как бранил Халефа за его непредусмотрительность, а сам оказался куда глупее – попасть в такую историю! Моя доброта, ставшая тому причиной, – небольшое оправдание происшедшему! Не оставалось ничего больше, как хладнокровно ждать развязки и использовать любую возможность, чтобы попытаться отсюда вырваться.

Вот эти четверо вернулись. Ни слова не говоря, завязали платком рот, завернули в старый ковер и понесли. Куда – мне так и не удалось заметить. Ковер противно пах чесноком и чем-то с ведьминой кухни. Я задыхался. Эти люди даже не задумывались о том, что, обернутый в ковер, я просто-напросто задохнусь! Но вот движение прекратилось. Я почувствовал, что меня положили на что-то твердое. Но на что – не ведал. Потом мне показалось, что я услышал скрип колес. Да, несомненно, я лежал в повозке – меня вывозили из Адрианополя!

Поначалу шевелиться я не мог, но потом немного подвигать ногами все же сумел. Постепенно скатка ковра немного ослабла, я хоть смог подышать, и мне подумалось, что положение не такое уж безысходное.

Как я ни прислушивался, ничего не услышал. Даже не понял, сколько людей меня сопровождают. Я вертелся вправо и влево, пространство было небольшое, значит, повозка маленькая и накрыли меня сеном или соломой. Лежал я явно головой назад. Ах, если бы мне удалось скатиться на дорогу! Ведь была ночь, я бы смог откатиться на обочину, и меня могли не обнаружить.

Я подобрал ноги, немного согнул их в коленях и стал отталкиваться от пола повозки. Но скоро голова наткнулась на твердое препятствие. Итак, имелся задний борт! От затеи пришлось отказаться.

Прошло какое-то время, показавшееся мне вечностью. Тут я заметил, что завязки на руках ослабли, наверное, трением об ковер. Я катался до тех пор, пока «рулон» не развернулся. Я лежал на сене, смотрел, как занимается новый день, и тут надо мной возникло лицо слуги Баруда эльАмасата.

– Если ты обещаешь мне молчать, я сниму с тебя платок, – сказал он.

Я, естественно, энергично кивнул ему. Он развязал платок, и я вздохнул полной грудью. Было впечатление, что из ада я попал сразу на небо.

– Есть хочешь? – спросил он меня.

– Нет.

– Пить?

– Не хочу.

– Ты получишь и то и другое, мы не будем тебя мучить, если будешь вести себя тихо и не попытаешься выбраться из веревок. Если не будешь слушаться, я прикажу убить тебя.

Лицо исчезло. Я получил свободу движений, ковер меня больше не стеснял, и я даже сел. Находился я в задней части длинной телеги, покрытой брезентом, рядом сидел слуга, а впереди – двое других. Одного из них я уже знал. Другой был кираджи, о котором говорил дервиш. Я разглядел шубу, которую они носят во все времена года, широкополую шляпу и кнут, человека же я не видел.

Я не мог поверить, что настоящий кираджи – старой, честной школы – мог быть пособником в преступлении, с другой стороны, в таком одеянии новоявленный кираджи явно ходить не станет. Надо было выждать.

Я снова откинулся назад и стал держать этого человека в поле зрения. Наконец он обернулся. Посмотрел на меня. Большие голубые глаза какое-то мгновение пристально меня рассматривали, потом он снова повернулся. Но пока он смотрел, брови у него поднялись, а левый глаз прищурился. Я тут же понял эти ужимки. Движение бровей показывало мне, что я должен быть внимательным, а прищур левым означал – левая половина повозки. Что же там такое? Я осмотрел то, что было слева от меня, и не нашел ничего, кроме веревки, прикрепленной за верхний край борта. Конец ее уходил под сено. Веревка была натянута. Значит, на конце ее что-то привязано!

Я притворился, что хочу повернуться, и немного передвинулся. Мои руки, связанные сзади, могли обшарить пространство под сеном. На конце веревки был нож! Я едва сдержал крик радости. Добрый кираджи приготовил его для меня и оказался достаточно прозорливым, чтобы не привязывать его слишком крепко. В одно мгновение с веревкой было покончено, и я закрепил нож в голенище сапога острием наружу. Медленно выгнувшись, я добрался руками до клинка, тот был остр как бритва, и четырех-пяти движений хватило, чтобы перерезать все веревки. О ногах я уже не говорю. Теперь я уже не был беззащитным пленником. Все мои движения остались незамеченными, ибо я лежал под слоем сена, высунув лишь голову. Заглянув через борт, я посмотрел, кто скачет возле повозки. Это был Али, дервиш. Можно было предположить, что с другой стороны находится второй охранник.

План созрел в голове мгновенно. Охранники наверняка были вооружены ружьями, так что схватки нужно было избежать. Я отодвинулся совсем назад, не вынимая рук из-под сена, и начал разбирать днище старой прогнившей колымаги. Через четверть часа была готова дыра, достаточная для того, чтобы я в нее пролез. Все это оказалось не таким простым делом, как может показаться читающему эти строки: старый ковер мешал мне несказанно, а стражник все время бросал настороженные взгляды. К счастью, звуки, издаваемые моим ножом при выковыривании досок, скрадывались стуком копыт, скрипом колес и самой телеги.

Я подождал, пока охранник взглянет на меня в очередной раз, и нырнул ногами вперед в дыру. Коснулся ногами земли. Теперь надо было позаботиться о лошади. Мы двигались по равнинной, малонаселенной местности, по обе стороны стоял лес. Слева скакал дервиш, справа – другой, как я и предполагал. Лошадь первого понравилась мне больше – она была мельче, но мощнее. Ее бег был не таким быстрым, но плавным и спокойным. Ах, если бы она могла выдержать двоих! Эта мысль меня захватила. Сначала я был пленником дервиша, теперь он будет моим!

Я зажал нож в зубах. Всадник не подозревал, что происходит у него за спиной. Он видел лишь кончики своих сапог. Сидел он плотно, потому что лошадь была оседлана по-турецки, но удар в шею заставил бы его нырнуть вперед и он потерял бы опору. Затем его можно было вышибить боковым ударом из седла.

Мне необходимо было самому хорошо закрепиться в седле, чтобы не вылететь при быстрой скачке.

Несколько прыжков – и я позади лошади. Изогнувшись, я прыгнул на круп за спиной седока. Лошадь на несколько мгновений замерла от неожиданности. Удар в шею – и ноги всадника вылетели из стремян. Я схватил его за глотку, выдернул из седла и сам сел в него, но дервиша из рук не выпустил. Все произошло очень быстро, и вот конь снова несется вперед. Свободной рукой я потянул за повод, развернул – животное покорно повернулось и поскакало в обратную сторону. Дорога делала крутой изгиб. Прежде чем повернуть, я оглянулся. Телега спокойно катилась дальше – никто ничего не заметил. Это стало возможным потому, что колымага издавала чудовищные скрежет и грохот. Я представил себе физиономии этих мерзавцев, когда они заметят исчезновение их предводителя и пленника! Я, конечно, мог спрятаться и проследить за этим сладостным мигом, но экспериментировать больше мне не хотелось, впору было подумать о друзьях, которые, по-видимому, меня уже хватились. Поэтому я перекинул дервиша через седло и пустил лошадь в галоп.

Али Манах был так оглушен моим нападением, что не успел издать ни звука. Да он и не смог бы этого сделать, потому как я сильно сжал ему горло. Сейчас он лежал впереди меня, безжизненно свесившись с крупа лошади. Молодчага-лошадь бежала так резво, что я перестал опасаться погони. Да теперь я и не боялся ее, потому что у меня имелось ружье. Кроме того, у Али Манаха в сумках лежали два заряженных пистолета, которые я, естественно, присвоил.

Пока мы скакали, я обследовал карманы Али. Там я обнаружил мои часы и кошелек, в котором, судя по весу, денег заметно прибавилось. В седельных сумках имелась провизия. Значит, он приготовился к дальней поездке!

Лес кончился, и передо мной открылась равнина с полями кукурузы и плантациями роз. Оглянувшись, я заметил преследовавшего меня одинокого всадника. Скорее всего, это был тот, что скакал по другую сторону повозки. Наверное, они только сейчас заметили пропажу. Моя лошадь, хоть и несла двоих, скакала так же резво, как и его. Бояться мне было нечего.

Когда я выехал на оживленную улицу, в конце которой находился нужный мне дом, я чувствовал себя совсем уверенно. Вскоре преследователь стал притормаживать и вскоре исчез из виду.

Я остановил лошадь и снял с нее дервиша. Он дышал нормально, сердце билось ровно.

– Али Манах, не притворяйся! Я знаю, что ты жив и здоров! Открывай глаза!

Он наверняка уже понял, в каком положении оказался, и помышлял о бегстве. Глаза он все же не открыл.

– Хорошо. Если ты и умер, то меня это мало беспокоит. Только вот сейчас для проверки воткну этот ножик разок тебе в сердце!

Я вытащил нож. Едва я притронулся кончиком к его груди, он закричал от ужаса:

– Ай-вай! Стой! Ты что, хочешь меня зарезать?

– Живого я убиваю неохотно. Мертвому же нож не принесет ущерба. Если ты не почувствуешь этот клинок, то не убеждай меня в следующий раз, что ты жив!

До сих пор он лежал, распластавшись на земле, сейчас же мгновенно сел. Я спросил:

– Али Манах, скажи-ка мне, куда ты меня вез?

– Туда, где ты был бы в безопасности!

– Это весьма двусмысленный ответ. Кто должен был быть в безопасности и от кого? Я от вас или наоборот?

– Друг от друга.

– Объясни-ка.

– С тобой ничего бы не случилось, эфенди. Мы бы отвезли тебя в такое место, откуда ты бы не сбежал. Вот и все. Отцу нужно было выиграть время, чтобы бежать. Потом мы бы отпустили тебя, невзирая на выкуп.

– Это очень любезно с вашей стороны. А куда же все-таки вы меня собирались доставить?

– Там, в горах, есть караул.

– А, сторожевая башня! Ты думаешь, отец скорее бы убежал, пока я нахожусь в башне?

– Именно так, эфенди.

– Отчего же?

– От того, что ты наверняка знал, куда он направляется.

– Откуда мне это знать, я же не ясновидец!

– Твой хаджи рассказывал, что ты найдешь любой след.

– Мда. Но как бы я нашел в Эдирне след твоего отца?

– Не знаю.

– Ну ладно, Али Манах, теперь-то я могу тебе сказать, что след этот у меня есть. Твой отец с охранником из тюрьмы и Манахом эль-Баршой поехал от Арды на запад. У них две белые лошади и одна гнедая.

Было видно, как он испугался.

– Ты заблуждаешься, заблуждаешься! – быстро проговорил он.

– Нет, не заблуждаюсь. А скоро узнаю еще больше. Где записка, которую вы у меня забрали?

– Какая записка?

– Ты сам взял ее из кармана моей куртки. Надеюсь, она еще цела.

– Я ее выбросил. Там ничего такого не было.

– Нет, напротив, там было очень много любопытного. Давай-ка ее поищем. Показывай карманы!

Он поднялся, сделав вид, будто собирается вывернуть карманы, но едва я протянул руку, он отпрянул и прыгнул к лошади. Я это предвидел. Он еще не вдел ногу в стремя, как я схватил его и швырнул на землю.

– Лежи и не двигайся, иначе я всажу тебе пулю в голову! Твоя прыгучесть хороша, чтобы дурачить зевак в монастыре, но меня этим не проймешь!

На этот раз я беспрепятственно обследовал его карманы, но ничего не нашел. В сумках тоже ничего не было. Тут мне на глаза попался мой кошелек. В нем было несколько золотых монет, мне не принадлежавших, и… записка с тремя строчками на непонятном языке.

Теперь я был полностью удовлетворен. Времени для расшифровки письма у меня не было, поэтому я запрятал бумажку обратно и сказал:

– Я надеюсь, эти строчки содержат важную информацию? Ты, конечно же, знаешь, куда поехал отец?

– Я не знаю, эфенди.

– Не морочь мне голову!

– Он уже уехал к тому времени, когда я вчера прибыл в Эдирне.

– Но ты узнал, куда он поехал! Он едет в Искендерию, где его ждет Хамд эль-Амасат, его брат и твой дядя.

Говоря это, я внимательно следил за его лицом. По нему пробежала тень удовлетворения. Значит, не в Искендерию!

– Это возможно, – ответил он, – но я не знаю. Скажи, эфенди, что ты со мной сделаешь?

– А ты как думаешь?

– Ты меня отпустишь.

– И не мечтай. Ни пешком, ни на лошади.

– Но лошадь – моя собственность!

– А ты – моя, значит, и лошадь тоже моя.

– Ты свободен, я не причинил тебе ничего плохого!

– Ничего? Ты пойдешь со мной в Эдирне, в тот самый дом, где вы меня вчера подловили. Мне очень любопытно узнать, кто там живет. Кади, я думаю, будет меня сопровождать.

– Эфенди, не делай этого! Ты же христианин, а ваш Бог, Иса бен Мариам, говорит вам: «Возлюби врага своего!»

– Так ты относишь себя к моим врагам?

– Я не был твоим врагом, но ты стал моим. Я надеюсь, ты добрый христианин и прислушаешься к словам своего Бога!

– С удовольствием его послушаю!

– Но тогда почему ты меня не отпускаешь, эфенди?

– Именно по той причине, что я слушаю своего Бога. Я так люблю тебя, что просто не могу с тобой расстаться.

– Ты издеваешься надо мной! Я заплачу тебе выкуп!

– О, да ты богат!

– Я – нет, но мой отец – да.

– Он награбил и наворовал свои сокровища. Мне такое богатство не нужно.

– Я дам тебе другое. Ты вернешь свое.

– Мое? Разве ты взял мои деньги?

– Нет, но гонец едет в Стамбул за деньгами. Если ты меня отпустишь, их вернут сию же минуту!

– О, Али Манах бен Баруд эль-Амасат! Ты провертел в Стамбуле все свои мозги! Твой гонец не получит ни пиастра. Человека с таким именем не существует. И перс, которого твой посланник, возможно, найдет, никогда меня не знал.

– Эфенди, так ты нас обманул. Мы не получили бы денег?

– Увы.

– Тогда ты погиб бы!

– Да, я это знал. Но я погиб бы и в случае, если бы вы получили деньги! Однако я заранее знал, что освобожусь.

– И ты повезешь меня в Эдирне как арестованного?

– Только так.

– Тогда отдай мне мои деньги из своего кошелька!

– Зачем они тебе?

– Они мои. Они мне нужны. Мне нужно есть и пить в тюрьме.

– Тебе там дадут, что нужно. Деликатесов там нет. К тому же танцору не вредно и поголодать немного.

– Значит, ты меня обкрадываешь?

– Вовсе нет. Погляди на меня. Во время нападения вы порвали мне одежду, мне нужна новая. Но я не стану тратить на нее твои деньги. Я передам их кади. Зачем танцующему дервишу деньги? Я полагаю, все его сбережения должны принадлежать ордену!

– Я больше не танцую! В монастыре я был временно.

– Да уж, из деловых соображений. Но это меня не касается. Поднимайся. Давай руки! – И я вынул веревки, лежавшие до этого в его седельных сумках.

– Эфенди, что ты делаешь? – спросил он испуганно.

– Хочу привязать тебя к стременам.

– Ты не имеешь права! Ты христианин, а я приверженец Пророка. Ты не хавас. Ты не имеешь права!

– Короче, если добровольно не дашь руки, получишь по голове, а потом я сделаю все сам.

Это подействовало. Псевдодервиш оказался трусом. Я связал ему руки, притянул их к стременам и тронул лошадь.

– А что ты сделаешь с лошадью?

– Передам ее кади. Вперед!

Вот уж не думал, что буду возвращаться в Эдирне таким странным способом! Мы подошли к главной улице, ведущей к знаменитому караван-сараю Мустафа-паши. Нам попадались навстречу люди. Они смотрели на нас с удивлением, но никто не сделал и попытки заговорить.

Чем ближе мы подходили к центру, тем оживленнее становилось на улицах. В первом же переулке я заметил двух хавасов. Коротко объяснив положение, я попросил их сопровождать меня, что они и сделали. Прежде всего нужно было ехать к Гуляму и успокоить друзей.

По одной из улиц среди прохожих я заметил мужчину, который, едва завидев Али Манаха, замер от ужаса, а потом, оправившись от первого страха, удалился быстрым шагом. Знал ли он моего пленника? Лучше всего было бы послать за ним полицейского и арестовать его. А если это невиновный человек? По одному подозрению я не имел права это делать.

У дома Гуляма я постучал в ворота. Охранник глянул в окошко и вскрикнул от радости.

– Хамдулиллах! Это ты, эфенди!

– Я. Открывай, Малем!

– Сейчас, сейчас. Мы очень переживали за тебя, боялись, как бы с тобой что не случилось! Слава Богу, ты жив!

– Где хаджи Халеф Омар?

– В селамлыке. Все там и горюют о твоем исчезновении.

– Так ты Кара бен Немей? – воскликнул один из хавасов.

– Да, это я.

– О, как здорово! Мы заработали три сотни пиастров!

– Какие еще пиастры?

– Нас ведь послали искать тебя. Нам сказали: найдете его, получите премию.

– Мда. Но ведь это я вас нашел! Ладно, не в этом дело. Пошли со мной.

Много же дали за мою находку! Я мог гордиться. Страж ворот удивился, увидев рядом дервиша, которого до сих пор скрывали закрытые ворота. Едва мы заехали во двор, как, перескакивая через ступеньки, ко мне ринулся Халеф.

– Аллах-иль-Аллах! Это ты, сиди?

– Да, я, милый мой. Дай мне вылезти из седла.

– Ты приехал верхом. Ты что, был за городом?

– Да, мне привалило несчастье, а потом – счастье.

Народу становилось все больше. Все тянули ко мне руки. Но среди криков радости раздался голос Ислы:

– Эфенди, что это? Кого это ты привел? Это же Али Манах, дервиш!

До сих пор никто не обращал на него внимания. Теперь все заметили, что он связан.

– Али Манах, сын беглеца? – спросил Гулям.

– Да. Теперь он мой пленник. Пошли, я расскажу, как было.

Мы прошли в селамлык и взяли с собой дервиша, но не успели сесть, как вошел кади. Он был удивлен и обрадован, увидев меня.

– Слава Аллаху, ты жив! Где же ты был?

– Садись, сейчас все узнаешь!

Пленник остался стоять в углу, рядом с ним пристроился Халеф.

Я стал рассказывать, часто прерываемый вопросами и возгласами. Единственный, кто сохранял молчание, был Халеф. Однажды он даже крикнул:

– Тихо! Надо не говорить, а действовать!

Кади бросил на него строгий взгляд, говоривший только одно: что означают твои слова?

– Надо срочно допросить этого Али Манаха и обыскать дом, где напали на сиди, и догнать повозку.

– Ты прав. Я сейчас же отправлю этого субчика в тюрьму и допрошу его там.

– А почему не здесь? – вмешался я. – Я готов хоть сейчас пуститься в погоню за его отцом, чтобы не терять драгоценного времени.

– Как ты хочешь, так и будет!

Он придал лицу официальное выражение и задал первый вопрос:

– Твое имя Али Манах бен Баруд эль-Амасат?

– Да, – ответил допрашиваемый.

– Значит, твоего отца зовут Баруд эль-Амасат?

– Да.

– Он тот самый человек, который бежал?

– Я об этом ничего не знаю!

– Пытаешься лгать? Я назначу тебе палок. Знаешь ли бывшего сборщика налогов Манаха эль-Баршу?

– Нет.

– Ты заманил этого господина в дом?

– Нет.

– Собака, ты лжешь! Эфенди сам нам об этом рассказал!

– Он ошибается.

– А не ты ли связал его и положил в повозку?

– Это неправда! Я ехал по дороге и догнал телегу. Поговорил с кираджи, хозяином повозки, тут меня ударили. Я потерял сознание, а когда очнулся, оказался уже пленником этого человека, которому ничего не сделал.

– Твой язык мелет чушь! Ладно, ложь не улучшит твоего положения. Мы знаем, что ты наср.

– Я не ведаю, о чем вы говорите!

– Не ты ли говорил об этом в монастыре танцующих дервишей?

– Никогда там не был!

Он намеревался спастись, отрицал все на свете. Кади это, похоже, надоело:

– Волей Аллаха ты получишь палки, если будешь продолжать в том же духе. Или ты тоже подданный инглисов, как и твой отец?

– У меня нет отца – подданного инглисов. Хочу заявить, что Баруд эль-Амасат, о котором вы говорите, вовсе не мой отец, а совершенно иной человек, незаконно присвоивший его имя.

– Кто же ты тогда, если не дервиш?

– Я рыбак и просто путешествую.

– Откуда?

– Из Инедже на побережье.

– И куда же направляешься?

– В Софию, навестить родственника. Я ни часа не был в Эдирне. Я прибыл сюда ночью и просто пересекал город. Позже встретил повозку.

– Ты не рыбак, а лжец. Можешь доказать, что живешь в Инедже?

– Пошли туда кого-нибудь и увидишь, что я говорю правду.

Такая наглость окончательно вывела кади из терпения. Он обратился к Исле:

– Исла бен Мафлей, ты видел этого человека в монастыре танцующих дервишей?

– Да, – ответил Исла, – видел. Я клянусь в этом бородами Пророка и моего отца!

– А ты, Кара бен Немей, эфенди, видел его в монастыре?

– Да. И даже разговаривал с ним.

– И ты утверждаешь, что он и есть дервиш?

– Он и есть. Он говорил мне это вчера вечером и даже сегодня. Он пытается спасти себя беспросветной ложью.

– Тем самым он себе делает хуже. Но как нам доказать ему, что он лжет?

Вот это был вопрос!

– Разве недостаточно того, что он отрицает наши показания?

– Так-то это так, но надо посылать в Инедже!

– Позволь вопрос.

– Говори!

– Ты видел записку, которую мы вчера нашли в конюшне?

– Да, эфенди.

– Ты бы ее узнал?

– Само собой.

– Это она? – Я вынул записку из кошелька и протянул кади.

Тот осмотрел ее и сказал:

– Это она. А почему ты спросил?

– Сейчас узнаешь. Хаджи Халеф Омар, ты знаешь мой кошелек?

– Так же хорошо, как и свой собственный, – ответил малыш.

– Это он?

– Он.

Теперь я знал, как поймать дервиша. Я спросил его:

– Али Манах, ответь мне, кому принадлежат золотые монеты, находящиеся в кошельке?

– Мне… то есть тебе, если кошелек твой, – ответил он.

Он было поддался на мою уловку, но вовремя раскусил меня.

– И ты не претендуешь на это золото?

– На что мне твое золото?

Кади тряхнул головой.

– Эфенди, – сказал он, – пока мы не поместим его в тюрьму, нам ничего не удастся. Сейчас я его туда отправлю.

– Но так долго ждать мы не можем. Давайте доставим его в дом, где я был этой ночью. Его обитатели подтвердят, что он тот самый, за кого мы его принимаем.

– Ты прав. Мы всех их захватим! Али Манах, в каком переулке находится этот дом?

– Я не знаю, – ответил арестованный. – Я никогда до сих пор не бывал в Эдирне!

– Его ложь уже становится непереносимой! Эфенди, ты сам найдешь этот дом?

– Конечно. Я его приметил.

– Тогда в путь. Я пошлю за хавасами, которые пойдут с нами и арестуют всех, кто там окажется. Но твой друг Гулям обещал триста пиастров. Эти двое нашли тебя. Они получат деньги, эфенди?

– Я сейчас им выдам.

Я достал кошелек; но Гулям остановил мою руку.

– Стой, эфенди. Ты гость в моем доме. Я сам оплачу.

Он уже собирался выдать деньги хавасам, стоящим с радостными лицами у дверей, как кади остановил его:

– Подожди. Я командую этими полицейскими в Эдирне. Скажи сам, эфенди, они тебя действительно нашли?

Мне не хотелось портить настроение хавасам, и я сказал:

– Да, они меня нашли.

– Я тебе верю, но скажи, нашли бы они тебя, если бы я их не послал на поиски?

– Хм. Тогда бы они явно меня не нашли.

– Так кому ты обязан тем, что тебя обнаружили?

Я был вынужден признать его логику.

– Тебе, ясное дело.

Он кивнул и продолжил:

– Так кому принадлежат эти триста пиастров?

– Одному тебе.

– Пусть Гулям даст их мне.

Он взял деньги и спрятал их. У полицейских вытянулись лица. Я попытался незаметно подойти к ним и передать им по золотой монете из кошелька. Мне это удалось. Таким образом, деньги Али Манаха нашли должное применение.

Послали за полицейскими, которые вскоре явились. Прежде чем мы тронулись в путь, кади кивнул мне, чтобы я отошел в сторону. Я с любопытством ждал, что он мне скажет.

– Эфенди, ты уверен, что он дервиш из Стамбула?

– Да.

– Он был в момент, когда тебя схватили?

– Да. Он определял размер выкупа, который я должен был внести.

– И он забрал вещи из твоих карманов?

– Именно он.

– И твой кошелек?

– И кошелек.

Теперь я начал понимать, что он задумал. Я упомянул, когда рассказывал о моих похождениях, что нашел в кошельке больше денег, чем было там до того. За это он и зацепился. Он хотел конфисковать их! Он интересовался дружеским тоном и дальше:

– Сегодня кошелек лежал в его сумке?

– Да, я изъял его.

– И там было больше денег, чем раньше?

– Там были золотые монеты.

– Так что ты показываешь, что они тебе не принадлежат!

– А кому тогда?

– Ему, конечно, эфенди!

– Но почему он положил свои деньги в мой кошелек?

– Потому что твой ему больше понравился. Но никто не должен обладать тем, что ему не принадлежит.

– Ты прав. Но что, ты думаешь, что у меня есть нечто, что мне не принадлежит?

– Да, есть. Золотые монеты, которые он туда положил.

– Валлахи! Разве ты не от меня услышал, что он лжет, говоря, что положил золото в мой кошелек!

– Но это ложь!

– Надо еще доказать. Я ничего не знаю про деньги.

– Ты же сам сказал, что до этого в кошельке ничего не было.

– Это так. Никто не знает, как золото туда попало, сейчас оно там – значит, это моя собственность.

– Этого я не могу допустить. Власти должны забрать все, чтобы затем вернуть истинному владельцу.

– Но тогда скажи мне, кому принадлежит вода, которая шла всю ночь в твоем дворе в виде дождя?

– К чему такой вопрос?

– Власти заберут и воду, чтобы вернуть владельцу? Ночью в моем кошельке пошел дождь. Вода моя, ибо единственный, кому она могла принадлежать, от нее отказался.

– Как я слышал, ты франк и не знаешь законов этой страны.

– Может быть, поэтому я следую собственным законам. Кади! Деньги мои, ты их не получишь!

Сказав это, я отвернулся от него, и он не сделал попытки мне возразить. Мне не нужны были эти деньги, но оставив их себе, я извлек бы большую пользу, нежели если бы они провалились в бездонную суму чиновника.

Мы тронулись в путь. Хавасы получили приказ следовать на отдалении, чтобы привлекать поменьше внимания.

Мы пришли на тот самый угол, где вчера вечером встретились с бежавшим человеком. Гулям тоже вспомнил это место. Отсюда вести должен был я. Найти дом было делом несложным. Дверь оказалась заперта. Мы постучали. Нам никто не открыл.

– Они испугались, – сказал кади. – Они нас заметили и попрятались.

– Не думаю, – возразил я. – Один из этих людей встретился мне, когда я шел с Али Манахом. Он видел, что дервиш арестован и дело провалилось. И он предупредил остальных.

– Тогда ворвемся силой!

Вокруг стали собираться прохожие. Кади приказал хавасам рассеять толпу. Затем дверь попросту выломали. Я признал длинный коридор. Полицейские обшарили все помещения – никого. Все говорило о том, что обитатели дома спешно спасались бегством.

Я искал место, где лежал связанный. Вернувшись во двор, услышал, как кади затеял новый разговор с Али Манахом. Он поначалу боялся, что в доме кто-то окажется, но страх исчез вместе с теми, кому удалось улизнуть. Мне пришлось все повторить – показать место, где он сидел рядом со мной и куда они тащили меня связанного.

– Ты не признаешь этот дом? – спросил его кади.

– Нет.

– Ты здесь никогда не был?

– Никогда в жизни!

Тогда чиновник повернулся ко мне:

– Не может же парень так врать! Я начинаю думать, что ты ошибаешься.

– Но тогда ошибается и Исла, видевший его в Стамбуле!

– А разве такое не случается? Многие люди весьма похожи. Этот рыбак из Инедже может оказаться невиновным.

– Давай отойдем в сторонку, кади.

– Зачем?

– Мне надо тебе кое-что сказать, что не предназначено для посторонних ушей.

Он пожал плечами и сказал:

– От этих людей у меня нет секретов!

– Ты хочешь, чтобы они услышали слова, которые будут малоприятны для твоего слуха?

Он приосанился и произнес строгим тоном:

– Ты не осмелишься сказать ничего такого, что бы я не хотел услышать! Но я пойду тебе навстречу и выслушаю тебя. Отойдем.

Он сделал несколько шагов в сторону. Я последовал за ним.

– Отчего ты сменил свое отношение к этому делу, кади? Как ты можешь думать о невиновности этого человека, в вине которого ты до этого не сомневался?

– Я убедился в том, что ты заблуждаешься.

– Нет, – возразил я. – Это не я заблуждаюсь, а ты, кади!

– В чем же? В том, что он рыбак?

– Нет, во мне. Тебе очень хотелось завладеть содержимым кошелька. Это не удалось, и теперь преступник оказался невиновным.

– Эфенди!

– Кади!

Он состроил гневную мину и сказал:

– А ведь я могу тебя арестовать за твои слова!

– Оставь свои потуги. Я гость этой страны и лично ее правителя. У тебя нет власти надо мной. Я утверждаю: Али Манах признается во всем, едва ты назначишь ему палки. Я не хочу давать тебе указания, но дома в Германистане расскажу, что подданные султана образцово выполняют свои обязанности.