Это направление представляло для меня загадку.

Зинна находилась на юго-востоке от нашего вчерашнего места отдыха, но мы скакали почти прямо на юг.

– Ты ведь едешь к джиаф? – напомнил я хану.

– Да.

– Это странствующее племя находится сейчас в районе Зинны?

– Да.

– Но если мы и дальше так поедем, мы не придем в Зинну, а окажемся в Бане или даже в Нвейзгие?

– Ты хотел бы ехать без приключений?

– Само собой!

– Мы тоже. Именно поэтому было решено обойти вражеские племена. Сегодня до вечера нам еще придется быстро скакать, потом можно сбавить темп, а утром посмотрим, свободна ли дорога на восток.

Такое объяснение меня не очень-то удовлетворило, но мне нечего было возразить, и я промолчал. После двухчасового отдыха мы вновь тронулись в путь. Мы скакали действительно весьма споро, и я заметил, что передвигаемся мы зигзагами: имелось несколько населенных пунктов, которые наши разведчики старательно пытались избежать.

К вечеру мы подошли к ложбине, которую предстояло пересечь. Я находился рядом с ханом в первом отряде. Мы уже почти проехали это место, когда вдруг натолкнулись на всадника, и его растерянный вид свидетельствовал о том, что он не ожидал встретить здесь чужаков. Он отвел лошадь в сторону, опустил длинное копье и приветствовал нас:

– Салам!

– Салам! – ответил хан. – Куда лежит твой путь?

– В лес. Я хочу добыть горную овцу.

– К какому племени ты относишься?

– Я беббе.

– Вы оседлые или странствуете?

– Зимой мы оседаем на месте, а летом уводим стада на пастбища.

– Где ты живешь зимой?

– В Нвейзгие, на юго-востоке отсюда. За час можно добраться. Мои спутники встретят вас с миром.

– Сколько у вас мужчин?

– Сорок, а при других стадах еще больше.

– Дай мне твое копье.

– Зачем? – озадаченно спросил всадник.

– И твое ружье.

– Зачем?

– И твой нож. Ты мой пленник!

– Машалла!

Этот крик был выражением ужаса. Но в тот же момент он проявил себя с неожиданной стороны – вскочил на лошадь, обхватил ее за шею и рванулся в сторону.

– Поймай меня! – услышали мы крик удаляющегося всадника.

Хан вскинул на руку ружье и прицелился в бегущего. Я едва успел толкнуть его в бок, как грянул выстрел. Понятно, пуля не достигла цели. Хан замахнулся на меня кулаком, но тут же взял себя в руки.

– Хьянгар! Предатель! Что ты сделал?! – гневно вскричал он.

– Я не предатель, – спокойно ответил я. – Просто не хочу, чтобы ты брал на себя чужую кровь.

– Он должен был умереть! Если он ускользнет, мы все за это заплатим.

– А ты бы сохранил ему жизнь, если бы я его доставил тебе?

– Да, но тебе его уже не поймать.

– Тогда наберись терпения.

Я поскакал за беглецом. Он уже скрылся из глаз, но, миновав ущелье, я его заметил. Передо мной расстилалась поросшая белыми крокусами и дикими гвоздиками равнина, по ту сторону виднелась темная полоска леса. Нельзя было дать ему добраться до леса – в этом случае он потерян.

– Вперед! – крикнул я своему вороному, положив руку ему между ушей.

Доброе животное давно уже не скакало в полную силу, и по моему особому знаку конь радостно взвился над землей, как будто отдыхал неделю. Через две минуты я был всего в двух корпусах от беббе.

– Стой! – крикнул я ему.

Этот человек обладал завидным мужеством. Вместо того чтобы спасаться, он развернул лошадь ко мне мордой. В следующее мгновение мы неминуемо сшиблись бы. Я видел, как он поднял копье и ухватился за легкое древко. И тут он буквально на дюйм отодвинул лошадь в сторону. Мы проскочили друг друга; острие его копья было нацелено мне в грудь; я парировал его удар и развернул коня. Тут он выбрал новое направление для бегства. Почему же он не применил ружье? Да и лошадь у него была прекрасная, она бы позволила стрелять прямо с седла. Я снял с луки лассо, намотал конец на руку и сделал скользящую петлю из крепкого ремня. Он обернулся и заметил, что я приближаюсь. Он наверняка не знал, что такое лассо, и какое это опасное оружие в умелых руках. Копью он больше не доверял, а взялся за свое длинноствольное ружье – уж пулю-то мне отбить не удастся. Я прикинул на глазок расстояние и в нужный момент бросил ремень. Едва успев поставить коня боком, я почувствовал мощный рывок, за ним – крик. Беббе лежал на земле со стянутыми руками. Мгновение спустя я стоял над ним.

– Ну, удалось тебе убежать?

Мой вопрос при сложившихся обстоятельствах прозвучал как насмешка. Он безуспешно попытался высвободить руки и гневно прошипел:

– Бандиты!

– Ты заблуждаешься, я не разбойник, но ты поедешь со мной!

– Куда?

– К хану беджат, от которого ты убежал.

– Беджат? Значит, люди, от которых я пытался скрыться, относятся к этому племени? А как зовут хана?

– Хайдар Мирлам.

– О, теперь я все понял. Аллах покарает вас за воровство и мошенничество!

– Не бранись понапрасну, я обещаю тебе именем Аллаха, что ничего не случится.

– Я в твоих руках и подчиняюсь тебе.

Я забрал у него из-за пояса нож, подобрал с земли копье и ружье, попадавшие, когда он слетел с лошади. Потом развязал ремень и сел на лошадь. Он и не помышлял бежать, сев на лошадь, и заявил:

– Я верю твоему слову. Поехали!

Мы поскакали бок о бок назад и на выезде из низины встретили беджат, которые нас там поджидали. Когда Хайдар Мирлам увидел пленника, его мрачное лицо прояснилось:

– Господин, ты действительно его поймал!

– Как и обещал. Но дал слово, что с ним ничего не произойдет. Вот его оружие.

– Позже ему все вернут, а пока свяжите его, чтобы он снова не убежал!

Приказ был тут же выполнен. Тут как раз подошел второй наш отряд, и пленника передали им с наказом охранять и хорошо обращаться.

Поход возобновился.

– Как тебе удалось его поймать? – спросил хан.

– Я поймал его, – коротко ответил я, – потому как был огорчен поведением хана.

– Господин, ты сердишься, – сказал он, – но ты еще узнаешь, почему я так поступил.

– Надеюсь!

– Этот мужчина не должен распространять известие о том, что беджат поблизости.

– А когда ты его отпустишь?

– Когда это будет для нас безопасным.

– Не забудь, что это моя добыча. И я должен сдержать данное ему слово.

– А что бы ты сделал, поступи я иначе?

– Я бы тебя просто…

– …убил? – прервал он меня.

– Нет. Я ведь франк, а значит, христианин: я убиваю человека лишь в том случае, если он угрожает моей жизни. Нет, я бы не убил тебя, я бы прострелил тебе руку, которой ты скрепил свое обещание дружбы. И эмир беджат оказался бы, как ребенок, не в состоянии держать даже кинжала, или как старая женщина, к голосу которой никто уже не прислушивается.

– Господин, если бы это мне сказал кто-то другой, я бы посмеялся. Но тебе я доверяю безгранично.

– Да, это мы бы сделали! Среди нас нет ни одного, кто боялся бы твоих воинов.

– И Мохаммед Эмин? – спросил он смеясь.

Я понял, что моя тайна раскрыта, но не подал вида и ответил:

– И он тоже.

– И Амад эль-Гандур, его сын?

– А ты от кого-нибудь слышал, что он трус?

– Никогда. Господин, если бы вы не были мужчинами, я бы ни за что не принял вас к себе, поскольку мы ходим дорогами, полными опасностей. И я хочу, чтобы мы их благополучно миновали.

Приближался вечер, и, прежде чем стало совсем темно, мы подошли к ручью, выбегавшему на равнину из лабиринта скал. Там уже обосновались четверо беджат, выехавшие раньше нас. Хан спешился и пошел к ним, они долго о чем-то шептались. Что это были за секреты, важные лишь для них одних? Наконец он отпустил их. Один из них прошел вперед, в скальный лабиринт. Мы повели лошадей под уздцы по ущелью и, наконец, вышли к округлому пространству, которое как ничто годилось для лагеря из 200 человек и их лошадей.

– Мы остаемся здесь? – спросил я.

– Да, – отвечал Хайдар Мирлам.

– Но не все.

– Только сорок человек. Остальные заночуют по соседству.

Такой ответ меня удовлетворил; меня лишь удивило, что, несмотря на столь безопасное место лагеря, не разводили огонь. Это заметили и мои спутники.

– Милое местечко! – сказал Линдсей. – Как арена. Не так ли?

– Похоже.

– Но довольно влажное место. Почему бы не разжечь костер?

– Сам не знаю. Наверное, рядом курды.

– Ну и что? Нас никто не увидит. Не нравится мне все это.

Он бросил подозрительный взгляд на хана, который, специально отойдя подальше от нас, разговаривал со своими людьми. Я подсел к Мохаммеду Эмину, только и ждавшему этого момента, чтобы задать мне вопрос:

– Эмир, сколько мы еще пробудем с этими беджат?

– Сколько тебе захочется.

– Если ты не возражаешь, мы завтра их покинем.

– Почему именно завтра?

– Человек, который скрывает правду, не может быть надежным другом.

– Ты считаешь, что хан – лжец?

– Нет, почему… Но я считаю, что он не все говорит, что думает.

– Он узнал тебя.

– Я знаю, я понял это по его глазам.

– И не только тебя, но и Амада эль-Гандура.

– Это несложно, ибо мой сын похож на отца.

– Это тебя озаботило?

– Нет. Мы ведь гости беджат, они нас не предадут. Но зачем они держат этого беббе?

– Чтобы он не выдал нашего местонахождения.

– А какая здесь опасность, эмир? Чего бояться двум сотням хорошо вооруженных всадников, у которых нет при себе никакой обузы в виде женщин, повозок с детьми и больными, ни стад, ни палаток?.. В какой области мы сейчас находимся, эфенди?

– Мы в области беббе.

– А он хотел к джиаф? Я заметил, что мы все время скачем после обеда. Почему он разделил людей на два лагеря? Эмир, у этого Хайдара Мирлама два языка, хотя он хочет казаться честным. Если мы утром от него отколемся, куда мы двинемся?

– Горы Загрос окажутся у нас слева. Столица района Бане совсем близко, я так полагаю. Если идти дальше, можно добраться до Ахмадабада, Биджи, Сурина и Байендере. За Ахмадабадом начинается дорога, точнее, тропа, которая через ущелья и долины ведет к Киззельзи, там холмы Гирзе и Серсира окажутся справа, равно как и голые вершины Курри-Казхафа; если удастся, выйдем на две реки – Бистан и Кала-Чолан, которые соединяются с Киззельзи и текут в озеро Кюпри. И тогда мы будем в полной безопасности. Это самый удобный путь.

– Откуда ты все это знаешь?

– Я, будучи в Багдаде, беседовал с одним курдом-биль6а, который так хорошо описал мне эту местность, что я сам смог подготовить карту. Я тогда не предполагал, что она мне пригодится, но на всякий случай все же перерисовал в свою записную книжку.

– И ты думаешь, будет самым надежным выбрать именно этот путь?

– Я зарисовал и другие места, горы и реки, но считаю, что этот путь – лучший. Мы могли бы, конечно, проехать в Сулейманию или в Зинну через Мик и Довейзу. Но вот уж не знаю, как нас там примут.

– Так что остается по-старому? Мы отрываемся завтра от беджат и идем через горы к озеру Кюпри? Карта не подведет?

– Нет, если меня не подвел сам бульбасси.

– Ну ладно, давай спать. Пусть беджат делают, что им угодно.

Мы напоили лошадей в ручье и побеспокоились о корме. Тем временем все улеглись, а я пошел к хану.

– Хайдар Мирлам, а где остальные беджат?

– Поблизости. А что ты спрашиваешь?

– С ними пленный беббе, я хочу его видеть.

– Зачем он тебе?

– Это мое дело, ведь он мой пленник.

– Он не твой, а мой пленник, ведь ты передал его мне.

– Не будем об этом спорить, я просто хочу посмотреть, как он там.

– Ему там хорошо. Если Хайдар Мирлам говорит, значит, так оно и есть. Не тревожься о нем, господин, садись-ка ко мне поближе и давай перекурим.

Я послушался его, чтобы не навлекать подозрений, но вскоре снова покинул его и улегся спать. «Почему мне не дали взглянуть на беббе? Обращаться с ним должны хорошо, – думал я, – ведь его охраняло слово хана». Но что-то было не так, чего я не мог уловить даже своим обостренным чутьем. Я решил утром пораньше, пусть даже с риском для жизни, освободить беббе и потом уехать. С этим и заснул.

Когда с раннего утра до позднего вечера качаешься в седле, усталость становится привычным делом. Это как раз мой случай. Я спал крепко и ни за что бы не проснулся вовремя, если бы не рычанье моего пса. Когда я раскрыл глаза, было еще темно, и все же я узнал человека, стоявшего справа от меня.

Я потянулся к ножу.

– Кто ты?

При этих словах проснулись и мои спутники и схватились за оружие.

– Разве ты не узнаешь меня, господин? – прозвучало в ответ. – Я один из беджат.

– Чего ты хочешь?

– Господин, помоги нам! Беббе бежал!

Я сразу же вскочил на ноги, за мной – остальные.

– Беббе? Когда?

– Я не знаю. Мы спали.

– Как же так! Сто шестьдесят человек охраняли, а он сбежал!

– Их давно уже нет здесь.

– Этих ста шестидесяти нет?!

– Они вернутся, господин.

– А где они?

– Я не знаю.

– Где же хан?

– Его тоже нет.

Я схватил мужчину за грудки.

– Эй, что вы против нас задумали, подонок? Это для вас плохо кончится!

– Отпусти меня, господин! Как мы можем сделать тебе и твоим людям дурное? Ведь ты наш гость!

– Халеф, проверь, сколько беджат еще здесь.

Было так темно, что площадка едва просматривалась. Маленький хаджи поднялся, чтобы исполнить мое поручение.

– Здесь еще четверо, – тут же заявил беджат, – еще один стоит снаружи у входа на страже. В другом лагере пленного охраняли десять человек.

– Как он убежал? Пешком?

– Нет. Он прихватил лошадь и что-то из оружия.

– Это неопровержимо свидетельствует, что вы умные и осторожные охранники. А зачем вы ко мне пришли?

– Господин, верни его!

В другой ситуации я бы рассмеялся. Более наивной просьбы и быть не могло. Я пропустил эту просьбу мимо ушей и расспрашивал дальше:

– И вы не знаете, где сейчас хан с остальными?

– Мы действительно этого не знаем.

– Но у него были причины уехать?

– Наверное.

– Какие же?

– Господин, мы не можем тебе их назвать.

– Хорошо. Посмотрим, кто сейчас командир – хан или я…

Халеф прервал меня, доложив, что действительно видны четверо беджат.

– Они стоят вверху вон там и слушают нас, сиди!

– Пусть себе стоят. Скажи мне, хаджи Халеф Омар, твои пистолеты заряжены?

– А ты видел их когда-нибудь разряженными, сиди?

– Вытащи их и, если этот человек не ответит мне на вопрос, заданный в последний раз, влепи ему пулю в голову. Понял?

– Не беспокойся, сиди, тогда он получит две пули вместо одной!

Я в последний раз спросил беджат:

– Куда уехал хан?

На этот раз ответ не заставил себя ждать:

– Чтобы напасть на беббе.

– На беббе? Значит, он мне солгал. Он сказал, что собирался навестить джиаф.

– Господин, хан Хайдар Мирлам никогда не говорит неправду. Он действительно собирается к джиаф, если ему удастся его затея.

Теперь я догадался, почему он спрашивал меня, друг ли я или враг для беббе. Он хотел, предоставив свою защиту, сохранить мое расположение.

– Вы живете с беббе в стычках? – спросил я затем.

– Это они с нами, господин. А мы за это отнимем у них сегодня их скот, ковры и оружие. Сто пятьдесят человек займутся этим, а еще пятьдесят пойдут с ханом к джиаф.

– Если беббе это допустят, – добавил я.

Даже в темноте я заметил, что он гордо поднял голову.

– Они-то? Беббе – враги! Разве ты не знаешь, как сегодня этот человек убежал от нас?

– Один – от двухсот!

– А ты один его поймал!

– Господи, да я поймал бы десять беджат, если бы нужно было. К примеру, вот ты и те четверо, что дежурят снаружи, и десять других в другом лагере – все вы мои пленники. Халеф, охраняй выход. Кто без разрешения захочет выйти, будет застрелен.

Мой хаджи тут же исчез, а беджат со страхом спросил:

– Господин, ты шутишь?

– Нет, не шучу. Хан скрыл от меня главное, ты тоже сказал мне кое-что по принуждению. Поэтому я сейчас вправе чувствовать себя в опасности. Эй, подойдите, вы, четверо!

Они исполнили мой приказ.

– Сложите оружие у моих ног!

Когда они запротестовали, я добавил:

– Вы ведь про нас слышали! Если вы будете вести себя честно, с вами ничего не случится и вам вернут оружие, но если что-то задумаете, вам не помогут ни джинны, ни шайтан.

На этот раз они выполнили все, что от них требовалось. Я передал оружие своим спутникам и проинструктировал Мохаммеда Эмина, как ему дальше себя вести.

Затем я отправился изучать русло ручья в месте, где он вытекал из ущелья.

Снаружи между камней я увидел караульного, который меня сразу узнал.

– Кто тебя выставил здесь?

– Хан.

– Зачем?

– Чтобы он, возвращаясь, знал, что все в порядке.

– Очень хорошо. Ступай в лагерь и скажи моим спутникам, что я сейчас вернусь.

– Я не имею права покидать свой пост!

– Хан об этом не узнает.

– Он все узнает.

– Может быть, но я ему скажу, что то был мой приказ.

Караульный ушел. Я знал наперед, что Мохаммед остановит и разоружит его. Но я до сих пор не выяснил, где же второй лагерь. Правда, вечером голоса раздавались совсем близко, место будет легко найти. Так оно и вышло. Я услышал ржание и пошел на звук. На земле сидели девять беджат, принявшие меня в темноте за своего товарища, потому как один из них закричал:

– Что он говорит?

– Кто?

– Чужеземец-эмир.

– Да он сам здесь стоит, – ответил я. Теперь они меня признали и поднялись на ноги.

– О эмир, помоги нам, – попросил один. – Беббе сбежал от нас, и, когда хан вернется, он поступит с нами жестоко.

– Как же ему удалось сбежать? Разве вы его не связывали?

– Он был связан, но постепенно ослабил узлы, а когда мы спали, он забрал своего коня и наше оружие и ускакал.

– Берите своих лошадей и следуйте за мной!

Они тут же повиновались, и я привел их к нашей стоянке. К этому времени хаддедин развел маленький костер, и окрестности немного осветились неверным пламенем. Страж сидел без оружия с остальными беджат. Девятеро, которых я привел с собой, были так деморализованы случившимся, что без сопротивления сдали свои ножи и копья. Я объяснил всем пятнадцати, что им только в том случае стоит опасаться своего хана, если ему вздумается обвинить нас в предательстве, вернуть же бежавшего беббе мне не удастся.

Мистер Линдсей выспросил у Халефа все, что ему не удалось понять из моего объяснения. Теперь он принялся терзать меня:

– Сэр, что мы будем делать с этими парнями?

– Это выяснится, когда хан вернется.

– А если они разбегутся?

– Это им вряд ли удастся. Мы же следим за ними, а на выходе я поставлю хаджи Халефа Омара.

– Туда? – Он указал на проход, который вел наружу. Когда я кивнул, он продолжил:

– Этого недостаточно. Ведь есть еще и второй выход. Там, сзади. Yes!

Я посмотрел в том направлении, куда указывал его палец. При свете костра узрел кусок скалы, а перед ним куст.

– Шутите, сэр, – ответил я. – Кто переберется через этот камень?! Он пять метров высотой!

Линдсей засмеялся:

– Хм! Ума вам, конечно, не занимать, мистер. Но Дэвид Линдсей не глупее, сэр!

– Объяснитесь, пожалуйста.

– А вы пойдите и осмотрите поближе камень и куст. Понятно?

– Это нам весьма на руку. Беджат об этом знают?

– Думаю, нет, потому как, когда я туда совал нос, они не обратили на меня внимания.

– А проход очень узкий?

– Можно с лошадью пройти.

– А что там за местность снаружи?

– Не знаю, отсюда не видно.

Дело представлялось настолько важным, что мне нужно было пойти и все посмотреть самому. Я поручил свои обязанности спутникам и покинул стоянку. В темноте долго искал место, где между скал рос кустарник. Дыра, которую он скрывал, была около двух метров шириной. За кустарником громоздились камни, но днем лошадь провести между ними было можно.

Поскольку я не знал, что нас ждет в ближайшем будущем, то достал нож и сделал несколько глубоких надрезов на некоторых ветвях, чтобы их было легко отвести, если я поведу здесь лошадь. Естественно, я сделал все так осторожно, что беджат ни о чем не догадались. Затем вернулся в лагерь и сменил Халефа на его посту. Он получил указание сообщать обо всех, кто приблизится к стоянке.

– Что ты там нашел, эфенди? – спросил Мохаммед Эмин.

– Шикарный отход на случай, если нам придется уходить, не сказав «салам!».

– Через кустарник?

– Да, я обследовал это место. Как только всадник продерется сквозь заросли, все остальные пройдут уже свободно.

– А там дальше есть камни?

– Да, глыбы, поросшие колючками и ползучими растениями, но, когда светло, все узкие места можно спокойно миновать.

– Ты думаешь, мы все же воспользуемся этим путем?

– Я только могу предполагать. Не смейся надо мной, Мохаммед Эмин, но с детства у меня проявились некие способности предвидения событий…

– Я верю тебе. Аллах велик!

– Радостные события я никак не предвижу. Видятся главным образом беспокойство, страх, как будто я встретил что-то злое, последствия чего я опасаюсь. И наверняка произойдет что-то такое, что принесет мне несчастье. Опыт показывает: опасность начинается в то же мгновение, когда в меня впервые закрадывается страх.

– Значит, надо обращать внимание на те знаки, которые посылает тебе Аллах.

Мои опасения перенеслись также и на спутников. Разговоры прекратились, и мы молча лежали друг возле друга. Едва забрезжил рассвет, вернулся Халеф и доложил, что приближаются множество всадников. Их точное количество он определить не смог.

Я подошел к лошади, вынул из седельной сумки подзорную трубу и последовал за Халефом. Невооруженным глазом на равнине можно было различить много темных фигур; через трубу я смог увидеть их отчетливее.

– Сиди, кто это? – спросил Халеф.

– Это беджат.

– Но ведь их не должно быть так много!

– Они возвращаются с награбленным. Гонят с собой стада беббе. Впереди скачет хан со своим отрядом, он здесь будет раньше, чем остальные.

– А нам что делать?

– Обождем. Я дам знать.

Я вернулся к своим спутникам и рассказал о том, что увидел. Они были уверены в том, что нам не надо бояться хана. Мы не могли сделать ему никакого упрека, кроме того, что он скрыл от нас свои намерения. Если бы он хоть что-то рассказал нам, мы бы к нему ни за что не примкнули; нам было совершенно ни к чему прослыть ворами и разбойниками. Мы пришли к решению встретить его с осторожностью и вежливо.

С этим я и вернулся к Халефу, вооружившись до зубов.

Хан приближался галопом и через пять минут придержал своего коня возле меня.

– Салам, эмир! – приветствовал он меня. – Ты, наверное, удивился, не увидев меня среди вас, как вы ожидали. Но мне нужно было обтяпать одно выгодное дельце. Оно выгорело. Оглянись!

Я смотрел прямо ему в глаза.

– Ты украл, хан Хайдар Мирлан!

– Украл? – спросил он удивленно. – Разве тот, кто забирает у своих врагов, что может забрать, – вор?

– Христиане говорят – да, тот человек вор. А ты знаешь, что я христианин. Почему ты нам ничего не сообщил?

– Потому что тогда мы стали бы врагами. Ты бы ведь покинул нас?

– Непременно.

– И предупредил бы беббе?

– Я бы их не стал искать, да и не знал, на какой лагерь вы готовите нападение. Но если бы мне попался беббе, я бы ему рассказал, что вы замышляете.

– Вот видишь, эмир, я прав. Я мог поступить лишь двояким образом: или скрыть от тебя свои намерения, или захватить тебя в плен и удерживать у себя силой, пока все не кончится. Поскольку я был твоим другом, я сделал первое.

– А я между тем подался в лагерь к десяти воинам, которых ты там оставил, – спокойно сказал я ему.

– Что же тебе нужно было у них?

– Взять их в плен!

– Аллах! Зачем?

– Затем, что я узнал, что ты покинул нас. Я не знал, что меня ждет, поэтому и захватил в плен всех оставшихся беджат как поручительство за нашу безопасность.

– Господин, ты очень осторожный человек, но ты меня опечаливаешь. Что ты сделал с беббе?

– Ничего. Мне не удалось его увидеть, он ведь убежал. Хан побледнел и закричал:

– О боги, это невозможно! Это все мне испортит! Дайте мне этих собак, которые проспали, в то время как должны были бодрствовать!

Он вскочил на лошадь и устремился, лавируя между скал, к лагерю. Мы с Халефом последовали за ним. Между ханом и его людьми разыгралась сцена, которую трудно описать. Он топал, как разъяренный кабан, раздавал пинки и подзатыльники и никак не мог успокоиться, пока не обессилел окончательно. Я не мог даже представить, что в этом человеке таится столько ненависти.

– Умерь свой гнев, хан, – попросил я его наконец. – Ты ведь все равно должен был отпустить этого человека.

– Да, я бы сделал это, – гневно ответил он, – но не сегодня, когда мой план оказался предан гласности.

– Что же это за план такой?

– Мы забрали все, что обнаружили у беббе. Сейчас хорошее будет отделено от плохого. Все ценное я отошлю дальними надежными дорогами к своим, все негожее мы возьмем с собой для джиаф. По дороге мы частично отдадим это обратно. Таким образом, мы отвлечем преследователей от себя, беббе подумают, что на них напали отряды джиаф, а в это время мои люди спокойно доберутся до своих деревень, где живут беджат…

– Что ж, план продуман отлично.

– Но теперь все пошло прахом. Пленный беббе принадлежал к клану, на который мы как раз напали, он знал, что мы беджат, и выдаст нас. Он наверняка догадался, что мы задумываем. Лошадь у него отличная. И он наверняка поднял тревогу в соседнем лагере, пока мы грабили…

– Это все плохо не только для тебя, но и для нас, поскольку он видел нас в твоем лагере.

– Теперь он знает и место нашего лагеря, и можно предположить, что вход в эти скалы тоже уже известен беббе.

Не успел он договорить, как донесся дикий крик:

– Аллах-иль-Аллах! Это они! Возьмите их живыми!

Мы обернулись и увидели беглого беббе, который ринулся ко мне с горящими глазами, следом за ним бежала целая орава его соплеменников. Они уже просачивались сквозь узкий проход на площадку. Поднялся дикий вой, сопровождаемый ружейными выстрелами. Мы сделали ошибку, не оставив часовых на подходах к лагерю, и теперь поплатились за свою забывчивость.

Времени для размышлений не оставалось, потому как беббе, в котором я сейчас распознал хана или шейха, шел прямо на меня. У него не было ни копья, ни ружья, как, впрочем, и у его спутников, но зато в руке блестел загнутый афганский кинжал.

Я встретил достойного противника голыми руками, даже не попытавшись схватить оружие. Резким броском я ухватил левой рукой его правую, державшую кинжал, а правую бросил ему на горло.

– Умри, разбойник! – прорычал он и попытался освободить кулак с зажатой в нем рукояткой.

– Ты ошибаешься, – выдохнул я, – я не беджат и не знал, что на вас собираются нападать!

– Ты вор, собака. Ты взял меня в плен, а теперь ты будешь моим пленником. Я шейх Газаль Габойя, от которого еще никто не уходил!

Как молния, сверкнуло в моей голове воспоминание – я где-то уже слышал о нем как об одном из самых храбрых курдов. Времени на обдумывание не оставалось.

– Тогда бери меня в плен, если можешь! – ответил я.

С этими словами я отнял руки и отпрянул. Он, расценив это за проявление слабости, издал торжествующий крик и занес руку для удара. Это мне и было нужно. Я нанес ему такой сильный удар кулаком в открывшуюся подмышку, что его пальцы мгновенно разжались. Тело описало длинную дугу и мешком свалилось на землю в шести шагах от меня. Прежде чем он смог подняться, я ударил его кулаком в висок, и он остался лежать.

– На лошадей и за мной! – крикнул я.

Одним коротким взглядом мне удалось охватить всю картину происходящего. В лагерь прорвалось около двадцати беббе. Беджат боролись с ними. Против мистера Линдсея оказались сразу двое, одного он тут же свалил прикладом ружья; оба хаддедина прижались бок о бок спинами к скале и не подпускали к себе никого, а маленький Халеф, склонившись над поверженным врагом, обрабатывал его голову рукояткой пистолета.

– Сиди, не надо бежать. Мы с ними сами справимся! – откликнулся на мой крик храбрый хаджи.

– Снаружи их много. Вперед, быстрее!

Я прихватил кинжал, валявшийся на земле возле бездыханного тела Газаля Габойи, и вскочил на лошадь. Чтобы как следует разогреть его и одновременно дать время друзьям, я погнал вороного, дав ему шпоры, прямо на беббе. Среди них я заставил его метаться из стороны в сторону, пока не заметил, что мои товарищи сели на лошадей. Потоптав достаточно кустарника, я дождался спутников и уже тогда дал вороному шенкелей, поскакав на открытую равнину. Остальные последовали за мной.

Теперь я мог обдумать происшедшее. Этот шейх Газаль был действительно умным человеком. Вместо того чтобы поднимать свой клан, который был слишком слаб для отпора, он поднял на ноги всю местность, и пока груженные поклажей беджат безмятежно двигались к лагерю, Газаль обложил лагерь с трех сторон.