Он не переносил звериного запаха и боязливо фыркал. Тогда я посмотрел назад и увидел преследователей, буквально вытекавших из-за палаток. Я пустил жеребца рысью, и только тогда, когда ближайший из преследователей оказался на расстоянии выстрела, решил было перевести вороного в галоп, однако передумал и остановился. Потом я обернулся и прицелился. Грохнул выстрел, и лошадь под всадником рухнула замертво. Конокраду такой урок, безусловно, не повредит. Только после этого поскакал галопом, причем время от времени снова заманивал преследователей замедленным ходом.

Когда я снова оглянулся, еще двое оказались достаточно близко ко мне. Правда, их устарелые ружья не могли меня достать. Я приостановился, обернулся и прицелился. Два выстрела щелкнули один за другим — две лошади свалились на землю. Остальным этого хватило. Испугавшись, они отстали. Прошло немало времени, прежде чем я еще раз оглянулся: преследователи едва виднелись. Они, казалось, только следили, куда я направляюсь.

Тогда я, чтобы ввести их в заблуждение, почти целый час мчался прямо на запад; потом свернул на север, в каменистую степь, где подковы не оставляют следов, и уже к полудню достиг Тигра близ стремнины Эль-Келаб, чуть ниже устья Малого Заба, всего в нескольких минутах пути от расположенного ниже по течению места, где горы Кану за переходят в горы Хамрин. Этот переход отмечен широкими долинами. Самая широкая из них была избрана врагами для прохода. Я запомнил местность и подходы к долинам, а затем поспешил назад, к Тартару, через который переправился уже к вечеру. Мне надо было торопиться к друзьям, но я должен был пощадить и коня, а поэтому еще раз заночевал на дороге.

К полудню следующего дня перед моими глазами опять появилась первая отара хаддединского стада, и я поскакал галопом к палаточному лагерю, не обращая внимания на доносившиеся со всех сторон окрики. Шейх заключил по ним, что произошло нечто необычное, и вышел из палатки в тот самый момент, когда я к ней подъехал.

— Хамдульиллах, ты снова здесь! — приветствовал он меня. — Как съездил?

— Хорошо.

— Ты что-нибудь узнал?

— Все!

— Что именно?

— Созови старейшин. Я расскажу вам. Только теперь он заметил львиную голову, переброшенную мной на другой бок коня.

— Машалла, лев! Как к тебе попала эта шкура?

— Снял ее со зверя.

— С самого господина?

— Конечно.

— Ты что, имел с ним дело?

— Недолго.

— Сколько охотников было при этом?

— Никого, кроме меня.

— Да пребудет с тобой Аллах, да не оставит тебя память!

— Я прекрасно все помню — я был один.

— Где это случилось?

— Возле самого лагеря абу-хаммед.

— Они бы тебя убили!

— Как видишь, они этого не сделали. Даже Зедар бен Ули оставил мне жизнь.

— Ты и его видел?

— И его. Я застрелил три лошади у его людей.

— Расскажи!

— Не теперь, не тебе одному, иначе я вынужден буду рассказывать несколько раз. Позови людей, и тогда ты все услышишь во всех подробностях!

Он ушел. Я уже хотел войти в его палатку, когда увидел спешащего на всех парах англичанина.

— Я только что услышал, что вы здесь, сэр! — закричал он уже издали. — Вы нашли их?

— Да! Врагов, поле битвы и все прочее.

— Ба! А руины с Fowling bull?

— Тоже!

— Очень хорошо! Я буду копать и все, что отыщу, пошлю в Лондон. Однако прежде придется, пожалуй, повоевать?

— Похоже на то.

— Хорошо. Я буду фехтовать как Баяр [110]. Кстати, я тоже кое-что нашел.

— Что?

— Редкость, письмо.

— Где?

— На развалинах неподалеку отсюда. Это кирпич.

— Надпись на кирпиче?

— Yes! Клинопись. Вы умеете читать?

— Немного.

— А я нет. Надо бы посмотреть!

— Да. Где камень?

— В палатке. Сейчас принесу!

Он вышел и вскоре вернулся со своей драгоценной находкой.

— Вот. Смотрите!

Камень почти весь искрошился, и немногочисленные знаки, еще сохранившиеся на поверхности, стали совсем неразличимы.

— Ну? — спросил с любопытством мастер Линдсей.

— Подождите-ка. Это не так-то просто, как вы думаете. Я разобрал только три слова. Они читаются, если не ошибаюсь: «Тедуда Бабрут эсис».

— Что это означает?

— «Сооружено во славу Вавилона».

Бравый мастер Дэвид Линдсей растянул свой прямоугольный рот до ушей.

— Вы правильно прочли, сэр?

— Надеюсь.

— Что это значит?

— Все и ничего!

— Хм! Но здесь же не Вавилон!

— А что же еще?

— Ниневия.

— А по-моему, Рио-де-Жанейро! Связывайте или разделяйтеэто сами. У меня теперь нет времени для этого!

— Зачем же тогда я взял вас с собой?

— Хорошо! Сохраните этот кусок кирпича до тех пор, когда у меня будет время!

— Well! Что вы хотите делать?

— Сейчас как раз будет собрание, на котором я расскажу о своих приключениях.

— Я тоже хочу там присутствовать! Он вошел вместе со мной в палатку.

— Как вы продвинулись в изучении арабского?

— Скверно! Хочу хлеба… араб приносит сапог; требую шляпу… араб приносит соль; хочу ружье… араб приносит косынку. Отвратительно, ужасно! Не уезжайте больше!

Мне не пришлось долго сидеть за столом после прихода шейха. Пока мы ели, стали появляться приглашенные. Они раскурили трубки, по кругу пошло кофе, а потом Линдсей заторопил:

— Начинайте, сэр! Я сгораю от любопытства. Арабы молча и терпеливо ждали, пока я утолял голод. Покончив с обедом, я начал:

— Вы поставили передо мной очень трудную задачу, но вопреки всем ожиданиям решить ее оказалось очень легко. Кроме того, я привез вам такое подробное донесение, какого вы, конечно, не ожидали.

— Говори, — попросил шейх.

— Ваши враги уже закончили подготовку к войне. Определены места, где соединятся три вражеских племени, а равным образом назначено время, когда это произойдет.

— Но ты этого не узнал!

— Наоборот! Джовари соединятся с абу-хаммед через день после ближайшего Яум-эль-джума у развалин Хан-Кернина. Еще через день эти племена встретятся между порогами Эль-Келаб и горами Кануза с обеидами.

— Ты это точно знаешь?

— Да.

— От кого?

— От шейха племени абу-мохаммед.

— Ты с ним говорил?

— Я был даже в его палатке.

— У абу-мохаммед нет мира с джовари и абу-хаммед.

— Он сказал мне об этом. Он узнал вороного и назвалсятвоим другом. Он придет к тебе на помощь вместе с племенем алабеидов.

— Ты говоришь правду?

— Зачем мне тебя обманывать?

Тогда все присутствующие вскочили и, ликуя, стали хватать меня за руки. Они так дергали меня и теребили, что я вынужден был потом рассказать все происшедшее со мной как можно подробнее. Они поверили всему, только вот засомневались, кажется, в том, что я в одиночку, да еще в ночной тьме убил льва. Арабы привыкли нападать на царя зверей только днем, да еще как можно более многочисленной компанией. В конце концов я показал им шкуру.

— Смотрите, есть ли на голове дырка?

Они очень внимательно осмотрели львиную голову.

— Нет, — гласил их ответ.

— Когда арабы убивают льва, на голове бывает очень много дырок. Я выстрелил в него дважды. Посмотрите! Первый раз я целился слишком высоко, потому что лев был далеко от меня и в темноте я не мог точно прицелиться. Пуля скользнула по голове и задела ухо. Вот здесь вы видите это. Вторую пулю я пустил в него, когда лев находился в двух или трех шагах от меня. Пуля вошла ему в левый глаз. Вы видите это здесь, где шкура опалена.

— Аллах акбар, верно! Ты позволил этому ужасному зверю подойти к тебе так близко, что твой порох обжег его шерсть. А если бы он сожрал тебя?

— Тогда об этом было бы записано в Книге моей судьбы… Я привез эту шкуру тебе, о шейх. Прими ее от меня и сделай украшением своей палатки!

— Благодарю тебя, эмир Хаджи Кара бен Немей! На этой шкуре я буду спать, и мужество льва наполнит мое сердце.

— Никакой шкуры не надо, чтобы наполнить мужеством твою грудь. Впрочем, это мужество тебе очень скоро понадобится.

— Будешь ли ты вместе с нами сражаться против наших врагов?

— Да. Они воры и разбойники и, кроме того, посягали на мою жизнь. Я поступаю под твое командование, и мой друг сделает то же самое.

— Нет, ты не обязан повиноваться. Ты будешь командовать своим отрядом.

— Об этом поговорим позже. Теперь же позволь мне участвовать в вашем совете.

— Ты прав, нам необходимо посоветоваться, потому что времени у нас только пять дней.

— Разве ты мне не говорил, что когда-нибудь придется собрать вокруг себя воинов-хаддединов?

— Да, это так.

— Тогда я бы на твоем месте сегодня же разослал гонцов.

— Почему еще сегодня?

— Потому что недостаточно собрать воинов. Их надо подготовить к сражению.

Он беззаботно рассмеялся:

— Сыновья хаддединов с младых ногтей привыкли к боям. Мы одолеем наших врагов. Сколько воинов в племени абу-мохаммед?

— Девять сотен.

— А у алабеидов?

— Восемь сотен.

— Значит, у нас двадцать восемь сотен. К этому надо добавить внезапность, ибо враг нас не ожидает. Мы должны победить!

— Или победят нас!

— Машалла, ты убиваешь львов и боишься арабов!

— Ты заблуждаешься. Ты — храбрый и мужественный человек, однако отвага удваивается, если сочетается с осторожностью. Разве ты не допускаешь, что алабеиды и абу-мохаммед соединятся слишком поздно?

— Это возможно.

— Тогда наших одиннадцать сотен окажутся против трех тысяч человек. Враг уничтожит сначала нас, а потом наших друзей. Он легко может узнать о нашем выступлении! Тогда пропадет и неожиданность. А какая польза, если ты будешь сражаться и только лишь отбросишь врага от своих кочевий? Будь я шейхом хаддединов, я бы разбил врага так, чтобы он долго не смог подняться да еще ежегодно должен был бы платить мне дань.

— Как бы ты это сделал?

— Я бы воевал не так, как арабы, а как франки.

— А они как воюют?

И я, профан в военном деле, поднялся, чтобы рассказать им об европейском боевом искусстве. Но надо же было помочь храброму племени хаддединов! Я отнюдь не считал большим грехом участие в здешних событиях: ведь я хоть чем-то мог смягчить жестокость и зверства, которые у этих полудиких людей всегда сопровождают победу.

Итак, прежде всего я охарактеризовал их собственную тактику, упирая на ее недостатки. Потом поведал, как воюют франки. Они внимательно слушали меня, а когда я закончил, то долгое молчание слушателей свидетельствовало о произведенном моими словами впечатлении. Первым очнулся шейх и опять взял слово:

— Твоя речь хороша. Твои поучения могли бы принести нам победу, а многим из наших соплеменников сохранить жизнь, если бы у нас было время поупражняться.

— А у нас есть время.

— Разве ты не сказал, что на это нужны долгие годы?

— Я говорил об этом. Но мы же не собираемся создавать регулярную армию. Нам надо лишь обратить в бегство обеидов, а для этого вполне достаточно двух дней на подготовку. Если ты разошлешь своих гонцов сегодня, воины соберутся завтра. Я выучу их конной атаке сомкнутым строем, которая опрокинет врагов, а также пешему бою с огнестрельным оружием.

Я взял в руки палочку-погонялку и стал рисовать на земле.

— Посмотри сюда! Вот здесь течет Тигр, здесь пороги, а здесь расположены горы Хамрин и Кануза. Враги встречаются здесь. Два первых племени поднимутся к месту встречи по правому берегу реки, за ними тайно проследуют наши союзники, а обеиды перейдут с левого берега. Чтобы добраться до нас, они должны пройти между двумя горными массивами. Но все пути ведут в широкую долину Дерадж, называемую Ступенчатой долиной, потому что ее крутые склоны поднимаются вверх подобно ступенькам. Есть только один вход в долину и один выход. Здесь мы и должны ждать врагов. Мы расставим на высотах стрелков. Они будут уничтожать врага, не подвергая самих себя никакой опасности. Выход из долины мы запрем бруствером. Его тоже будут защищать стрелки. А здесь, в двух боковых ущельях, по ту и по эту сторону долины, укроются всадники, которые внезапно атакуют врагов, когда те втянутся в долину. Со стороны входа в тыл врагу ударят наши союзники, но если они не смогут выступить вовремя, то враг, отходя, устремится им навстречу.

— Машалла, твоя речь подобна слову Пророка, завоевавшего мир. Я последую твоему совету, если другие с этим согласятся. Кто против, может высказаться!

Ни один не выступил с возражениями, поэтому шейх продолжал:

— Тогда я немедленно посылаю гонцов.

— Будь осторожен, о шейх, и не говори своим воинам, в чем дело. Иначе вполне возможно, что враг будет извещен о наших намерениях.

Он кивнул и удалился. Сэр Дэвид Линдсей прислушивался к этой долгой беседе с нетерпением. Теперь он воспользовался возможностью поговорить:

— Сэр, я ведь тоже здесь.

— Я вас вижу!

— Я тоже хотел бы кое-что услышать!

— О моих приключениях?

— Yes!

— Вы могли бы догадаться, что я не мог сделать свой доклад по-английски. Но теперь вы узнаете все, что со мной произошло.

Я очень кратко изложил ему свой рассказ и содержание последовавшей затем дискуссии. Он был возбужден чрезвычайно.

— А! Никакой дикой атаки, только регулярный строй! Эволюция! Тактика! Стратегия! Окружить врага! Баррикады! Великолепно! Я тоже с вами! Вы — генерал, я — адъютант!

— Мы будем чудесно выглядеть в этих должностях! Генерал, который понимает в стратегии столько же, сколько бегемот в жареном филе, и адъютант, который не умеет говорить по-арабски! Впрочем, для вас лучше всего держаться подальше от этого дела.

— Почему?

— Из-за вице-консула в Мосуле.

— А! Почему?

— Скажут, что у него есть свой интерес в игре.

— Какое мне дело до консула?

В это время вернулся шейх. Он разослал гонцов и поделился со мной новой идеей:

— А сказал ли тебе шейх племени абу-мохаммед, какую часть добычи он хочет взять себе?

— Нет.

— Что требуют алабеиды?

— И этого я не знаю.

— Ты бы должен был спросить!

— Я не спрашивал, потому что не смог бы обсуждать дележ добычи с позиций шейха хаддединов.

— Машалла! А как же иначе! Кто возместит мне мои потери?

— Побежденный враг.

— Значит, я должен вторгнуться на их пастбища и увести их жен, их детей, их скот!

— Это не нужно. Ты хочешь вести войну против женщин? Пленных, которых мы возьмем, если нам посчастливится, ты освободишь не раньше, чем мы получим все, что ты требуешь. Если мы победим, ты потребуешь ежегодной выплаты дани и задержишь в качестве заложников шейха или нескольких его родственников.

Это предложение обсудили и приняли.

— А теперь последнее, — заметил я. — Необходимо, чтобы мы знали обо всех передвижениях наших друзей и наших врагов. Поэтому мы должны организовать линию наблюдения отсюда до Эль-Дераджа.

— Как ты это мыслишь?

— В Эль-Дерадже укроются два наших человека, в верности которых ты убежден. Им нельзя показываться врагу, но они должны будут наблюдать за всем. От Эль-Дераджа досюда ты расставишь через определенные промежутки посты. Достаточно четырех человек. Они предпримут все возможное, чтобы не столкнуться с чужими, и будут сообщать нам по цепочке все, что разведают первые двое. Передавший известие сразу же возвращается на свой пост.

— Этот план хорош. Я его принимаю.

— Точно такую же линию, только чуть подлиннее, ты организуешь и к пастбищам племени абу-мохаммед. Я это уже обсудил с их шейхом. Он выставит своих людей до половины пути. Ты знаешь развалины Эль-Фарр?

— Да.

— Там встретятся крайние посты.

— Сколько человек мне надо для этой цели?

— Только шестерых. Столько же выставят абу-мохаммед. Сколько у тебя воинов в лагере?

— Четыре сотни наберется.

— Прошу собрать их. Ты должен еще сегодня устроить поверку, и мы сразу же начнем упражняться.

Мои слова вызвали оживление среди собравшихся. За какие-нибудь полчаса сошлись четыреста мужчин. Шейх обратился к ним с длинной цветистой речью и, заставив воинов поклясться бородой Пророка, запретил упоминать перед кем-либо из непосвященных о подготовке к войне. Потом он приказал им выстроиться в шеренгу. Мы объехали длинный строй. Все были верхом. У каждого имелись при себе нож, сабля и длинное оперенное копье, которое при лучшей выучке может стать ужаснейшим оружием. Многие держали еще опасный нибат, или короткий дротик. Стрелковое оружие оставляло желать лучшего. Некоторые воины прихватили с собой старые кожаные щиты, колчаны со стрелами, луки. У других были фитильные ружья, более опасные для владельца, чем для врага. Кое у кого сохранились с давних времен шомпольные ружья, заряжающиеся с дула, с излишне длинными стволами.

Всем, у кого имелись ружья, я приказал выступить вперед, а остальных отослал, напомнив о необходимости явиться завтра утром. Оставшихся я заставил спешиться и показать свою готовность к стрельбе. Их было около двухсот. Я составил из них две роты и начал свой инструктаж. Разумеется, в учебе я далеко не ушел. Мои рекруты должны были уметь маршировать в ногу, делать перебежки и научиться вести беглый огонь. Они привыкли атаковать только верхом и при этом лишь дразнить врага, не оказывая серьезного сопротивления. Теперь следовало научить их выдерживать, не теряя самообладания, пешую атаку.

Утром я взялся за группу отобранных. Их надо было научить атаке сомкнутым строем с копьями наперевес, после того как они разрядят свои допотопные ружья. Надо заметить, что ученики очень быстро поняли свою задачу и весьма приободрились.

Было уже почти темно, когда я еще раз сел на вороного жеребца, желая прогуляться по степи. Я не успел еще далеко отъехать, как мне встретились двое всадников. Один был нормального среднего роста, другой же, напротив, очень маленький. Он казался очень занятым беседой со своим спутником, потому что размахивал руками и ногами, словно отмахиваясь от комаров. Невольно мне вспомнился маленький Халеф. Я галопом помчался к встречным и остановился прямо перед ними.

— Машалла, сиди! Это в самом деле ты? Это был действительно он, маленький Халеф!

— Да, это я. Тебя я узнал издалека.

Он спрыгнул с лошади и схватился за полы моей одежды, желая в порыве радости поцеловать ее.

— Хамдульиллах, я снова вижу тебя, сиди! Я тосковал по тебе, как день тоскует по солнцу.

— Как дела у достойного шейха Малика?

— Он в добром здравии.

— Амша?

— Точно так же.

— Ханне, твоя жена?

— О, сиди, она словно райская гурия.

— А другие?

— Они сказали мне, что я должен тебя поздравить при встрече.

— Где они?

— Они остались у подножия гор Шаммар, а меня выслали вперед, к шейху шаммаров, чтобы я попросил у него разрешения присоединиться к его племени.

— У какого шейха?

— Все равно. У того, кого встречу первым.

— Я уже о вас позаботился. Вон там расположен лагерь хаддединов.

— Это шаммары. Как зовут их шейха?

— Мохаммед Эмин.

— Он нас примет? Ты его знаешь?

— Я знаю его и уже говорил с ним про вас. Посмотри-ка на этого жеребца! Как он тебе нравится?

— Хозяин, я им уже восхищался. Он наверняка потомок кобылы кохели [111].

— Это подарок шейха. Теперь ты видишь, что шейх стал моим другом!

— Пусть Аллах подарит ему долгую жизнь!.. И он нас примет?

— Вы будете желанны ему. А теперь поехали, следуй за мной.

Мы тронули лошадей.

— Сиди, — сказал Халеф, — неисповедимы пути Аллаха. Я думал, что долго буду искать тебя, прежде чем получу добрую весть. Получилось, что ты стал первым, кого я повстречал. Как ты попал к хаддединам?

Я кратко рассказал ему самое необходимое, а потом продолжил:

— Ты знаешь, кто я у них теперь?

— Кто же?

— Генерал.

— У тебя есть войско?

— Нет, но война началась.

— С кем?

— С обеидами, абу-хаммед и джовари.

— Это разбойники, живущие на Забе и Тигре. Я очень много слышал плохого о них.

— Они воюют с хаддединами и хотели напасть исподтишка. Мы услышали об этом, и вот я генерал, обучающий воинов шейха.

— Да, сиди, я знаю, что ты все понимаешь и все знаешь. Какое это счастье, что ты больше не гяур.

— Нет?

— Нет. Ты же обратился к истинной вере.

— Кто это тебе сказал?

— Ты был в Мекке и носишь с собой воду из священного источника Земзем. Следовательно, ты стал мусульманином. Разве я тебе не говорил всегда, что я тебя обращу в нашу веру, хочешь ты того или нет?

Мы достигли лагеря и спешились перед палаткой шейха. Когда мы вошли, у шейха был в самом разгаре военный совет.

— Селям алейкум! — приветствовал Халеф. Его спутник сделал то же самое. Я взялся представить их.

— Позволь мне, о шейх, привести к тебе этих двоих людей, которые хотят поговорить с тобой. Одного зовут Назар ибн Металле, а другого Хаджи Халеф Омар бен Хаджи Абулаббас ибн Хаджи Дауд аль-Госсара, о котором я тебе уже рассказывал.

— Что-то не припомню.

— Я называл его не полным именем, а коротко — Хаджи Халеф Омар.

— Это твой спутник и слуга?

— Да.

— Это он убил Абузейфа, Отца Сабли?

— Да. Теперь он принят в племя атейба, которым управляет твой друг Малик.

— Добро пожаловать к нам, люди племени атейба! Добро пожаловать. Хаджи Халеф Омар! Твой рост мал, но велика твоя отвага. Все бы мужчины были такими, как ты! Ты несешь мне весть о моем друге Малике?

— Он наказал приветствовать тебя и спросить, сможешь ли ты принять его людей в племя хаддединов?

— Я знаю его судьбу, он будет мне желанен. Где он теперь находится?

— У подножия гор Шаммар, в полутора днях пути отсюда. Я слышал, что тебе нужны воины?

— Да, это так. Вспыхнула война между мною и нашими врагами.

— Я приведу тебе шестьдесят храбрецов.

— Шестьдесят? Но мой друг Кара бен Немей сказал, что у вас меньше мужчин!

— В наших странствиях мы объединились с остатками племени аль-хариэль.

— Какое у вас оружие?

— Сабли, кинжалы, ножи и кремневые ружья. У многих есть даже пистолеты. Как я умею обращаться с оружием, тебе скажет мой сиди.

— Я это уже знаю. Но этот человек вовсе не сиди, а эмир. Запомни это!

— Я знаю это, господин; однако он позволил мне называть его сиди. Надо ли одному из нас сейчас же отправиться в путь за шейхом Маликом и его людьми?

— Вы же устали.

— Мы совсем не устали. Я сейчас же еду назад. Его спутник прервал Халефа:

— Ты нашел здесь своего сиди и должен остаться; вернусь я.

— Прежде поешь и попей, — сказал шейх.

— Господин, у меня есть немного вяленой баранины и фиников для лошади.

Шейх обратился к нему:

— Но твоя лошадь устала. Возьми мою. Она отдыхала много дней и быстро домчит тебя к Малику, которого ты можешь поприветствовать от моего имени!

Товарищ Халефа принял это предложение и уже через несколько минут отправился в обратный путь к горам Шаммар.

— Эмир, — сказал мне шейх, — ты знаешь, что говорят о тебе мои воины?

— Ну?

— Что они тебя любят.

— Благодарю тебя!

— И что они добудут победу, если ты будешь с ними.

—Пока я ими доволен. Завтра мы разучим маневр.

— Что это такое?

— На сегодня я собрал восемьсот человек. Отставшие прибудут завтра утром. Обучатся они быстро, а потом мы отрепетируем сражение, предстоящее нам с тремя враждебными племенами. Половина воинов будет выступать за хаддединов, другая половина — за врагов. Вон те древние развалины станут горами Хамрин и Кануза, и я покажу твоим воинам, как им надо будет впоследствии сражаться с настоящими врагами.

Эта новость только подогрела всеобщее воодушевление, а когда известие о моих намерениях распространилось за пределами палатки, шумное ликование началось по всему лагерю, который в течение дня значительно увеличился в размерах за счет непредвиденного пополнения.

Что я предсказывал, то и случилось.

К следующему полудню мы уже были в полном составе. Я назначил «офицеров» и «унтер-офицеров», которые занялись упражнениями с каждым новобранцем, после того как ему определяли место в строю. Далеко за полдень начались маневры. Они удовлетворили всех. Пехота стреляла точно в цель, а движения конных отрядов отличались четкостью и организованностью.

Пока еще шли маневры, прискакал последний вестовой нашей почтовой цепочки.

— Что ты привез? — спросил шейх, прямо-таки сиявший от удовольствия.

— Господин, вчера джовари соединились с племенем абу-хаммед.

— Когда?

— Под вечер.

— А что делают абу-мохаммед?

— Они готовы преследовать врага.

— Они послали впереди себя разведчиков, как я и предлагал, чтобы проделать переход тайно?

— Именно так.

Вестовой еще не успел отъехать, как прискакал другой. Он находился в той же цепочке, шедшей от долины Дерадж.

— Я привез важное известие, эмир. Обеиды послали людей от Заба для разведки окрестностей.

— Сколько человек?

— Восемь.

— Как далеко они ушли?

— Они прошли Эль-Дерадж.

— Заметили они наших людей?

— Нет, потому что постовые замаскировались. Потом обеиды стали лагерем в долине и о чем-то долго совещались между собой.

— А! И можно было их подслушать?

— Мы очень постарались, и ибн Назару удалось узнать, о чем они говорят.

Ибн Назар был одним из тех двух постовых, которые должны были сторожить в долине Дерадж.

— Что он слышал? Если это важные сведения, он получит награду.

— Обеиды сказали, что завтра, точно в полдень, они хотят переправиться через реку и соединиться с абу-хаммед и джовари. Те уже ждут их. Затем все немедленно двинутся в Эль-Дерадж и там станут лагерем на ночь. Обеиды верят, что там их не заметят. На следующее утро они хотят напасть на нас.

— Эти восемь человек уехали назад?

— Только шестеро из них. Двое остались там охранять долину.

— Скачи назад и скажи ибн Назару и его товарищу, что я еще сегодня к ним приеду. Один из них должен следить за оставшимся противником, а другой может ожидать меня на самом последнем посту, чтобы показать мне путь, когда я приеду.

Вестовой ускакал, другой, представший перед нами чуть раньше, еще ждал ответа.

— Ты слышал, что сообщил твой товарищ? — спросил я.

— Да, эмир.

— Тогда неси нашу просьбу дальше, к шейху абу-мохаммед. Он должен держаться на небольшом расстоянии позади врага, не давая себя увидеть. Если враг окажется в долине Дерадж, надо немедленно напасть на него с тыла, не давая ему вырваться. Все долины между хребтами Эль-Хамрин и Эль-Кануза заняты. Остальное будет нашей заботой.

Он умчался, а мы прервали тренировку, дав людям отдохнуть.

— Ты хочешь ехать в Дерадж? — спросил меня шейх на обратном пути.

— Да.

— Почему?

— Хочу взять в плен обоих шпионов.

— А это нельзя поручить кому-нибудь другому?

— Нет. Дело настолько важное, что я беру его на себя. Если не снять этих двоих без лишнего шума, наш прекрасно задуманный план провалится.

— Возьми с собой несколько человек.

— Это излишне. Я и двое наших часовых — этого вполне достаточно.

— Сиди, я поеду с тобой! — сказал Халеф, который не отходил от меня.

Я знал, что он будет настаивать на исполнении своего желания, и согласился.

— Выдержит ли твоя лошадь столь быструю скачку? Мне надо обернуться в течение ночи.

— Я дам ему одну из своих лошадей, — сказал шейх.

Час спустя мы были уже в пути: я на своем вороном, а Халеф на золотисто-рыжей кобылке, сделавшей бы честь и более знатному хозяину. За короткое время мы добрались до последнего поста. Там нас ожидал ибн Назар.

— Ты подслушивал врагов? — спросил я его.

— Да, господин.

— Твоя доля в добыче возрастет. Где твой товарищ?

— Поблизости от разведчиков.

— Веди нас!

Скачка продолжалась. Ночь была светлой, и скоро мы разглядели цепь холмов, за которой находился Эль-Дерадж.

Ибн Назар свернул в сторону. Мы вынуждены были преодолеть гребень скалы, пробираясь ко входу в какое-то темное углубление.

— Здесь останутся наши лошади, господин.

Мы спешились и завели в западину своих лошадей. Они стояли там так надежно, что не надо было их охранять. Потом мы пошли дальше по гребню, пока у наших ног не открылась долина.

— Будь осторожен, господин, следи, чтобы не свалился ни один камень. Его шум может нас выдать!

Мы осторожно, след в след, спускались по склону: я шел за проводником, Халеф за мной. Наконец мы оказались в низине. Навстречу нам выросла темная фигура.

— Назар?

— Я.

— Где они?

— Еще там.

Я подошел к постовому.

— Где?

— Видишь выступ скалы вон там справа?

— Да.

— Они лежат за ним.

— А их лошади?

— Они привязаны немного дальше.

— Оставайтесь здесь; придете, когда я вас позову. Давай, Халеф!

Я лег на землю и пополз вперед. Халеф последовал за мной. Мы незамеченными добрались до выступа. Я почуял запах табака и услышал, как двое мужчин вполголоса разговаривали между собой. Подобравшись к самому краешку выступа, я смог разобрать слова:

— Двое против шестерых!

— Да. Один выглядел черным или серым, он был длинным и худым, как бы напоминал копье, а на голове у него был серый пушечный ствол.

— Шайтан!

— Нет, но злой дух, джинн!

— Но другой-то определенно был чертом?

— Выглядел он как человек, но как очень страшный человек! Изо рта у него шел дым, а из глаз сыпались искры. Он только поднял руку, и тут все шесть лошадей упали мертвыми, с оставшимися четырьмя два черта — прокляни их Аллах! — ускакали по воздуху.

— Среди бела дня?

— В том-то и дело, что да.

Страшно! Да сохранит нас Аллах от трижды окаменевшего черта! А потом он появился в лагере абу-хаммед?

— Не появился, а его принесли.

— Как?

— Они приняли его за человека, а его коня за знаменитого вороного, принадлежащего шейху Мохаммеду Эмину эль-Хаддедин. Они хотели заполучить коня, а чужеземца взяли в плен. Когда пленника принесли в лагерь, его узнал сын шейха.