IV. В ГОСУДАРСТВЕ ИМПЕРАТОРА ПАКУ БУВОНО-СЕНАПАТИ-ИНГНАГОЛОГО-НГАБДУР-РАХМАН-САЙДЫН-ПАНОТОГАМО[26]

Его величество сусухунан Паку-Бувоно… и т. д. сидел в своей комнате и разглядывал альбом с орденами и медалями всего мира. Сусухунан очень любил эти игрушки и заучивал на память все медали и почетные знаки. На нем самом было сейчас нацеплено много орденов, в том числе и недавно полученный орден Нидерландского льва.

Императору было за пятьдесят, хотя по внешнему виду никто бы этого не сказал: нарисованные тушью борода, усы и брови делали его молодым. Одет он был в пестрые шаровары и саронг с накинутой поверх него черной бархатной курткой. На босых ногах – туфли с бриллиантами, на голове – высокая черная шапка, какую носили еще португальцы триста лет назад.

Комнату украшала древняя яванская мебель, ковры, оружие, а рядом с ними – европейские столики, стулья, парижские статуэтки, фотографии и прочие атрибуты европейской цивилизации.

Тихонько открылись двери, и в комнату, склонившись в три погибели, вполз важный старый муж.

– Пусть охраняет аллах великого сусухунана!

– Что скажешь, Радан-Бого?

– Извини, великий император! – Радан-Бого протянул вперед сложенные ладонями руки. – Мои поганые уста должны обидеть твои царские уши.

– Что, что случилось? – забеспокоился сусухунан.

– На праздник, назначенный вашим величеством через пять дней, не хватит денег.

Сусухунан поморщился, точно в нос ему влетела муха.

– Неужели ты не можешь сам решить все это?

– Пусть будет свидетелем моих слов сам аллах: все, что можно было, я сделал, но нужную сумму достать не могу.

– Обратись к резиденту, пусть он даст! В счет тех, что полагаются, – нетерпеливо ответил сусухунан.

– О, великий царь царей! Мы уже получили сполна, все восемьсот тысяч гульденов, а до конца года еще четыре месяца…

– Разве нельзя наскрести за счет каких-нибудь налогов? Не идти же мне самому собирать деньги с подданных! – рассердился сусухунан.

– Пусть аллах успокоит твой справедливый гнев, о могущественный владыка нашей жизни! На эти деньги мы и живем: все, что можно собрать, давно собрано.

Сусухунан начал нервно перелистывать страницы альбома, но не сдержался и отбросил его прочь: – Что же ты посоветуешь? Радан-Бого склонился еще ниже:

– Смеет ли советовать твоему величеству ничтожный слуга? Твоей мудрости самой известно, что придется потребовать деньги у резидента вперед.

– Так и обратись к нему от моего имени!

– О, несравненная светлость! Твой слуга не сумеет уговорить резидента. Только твое могущество может это сделать. Особенно если нужно получить в счет будущего года.

За спиной Радан-Бого появился новый человек, яванец лет тридцати пяти в голландской военной форме. Он едва махнул рукой в знак приветствия и остановился, постукивая стеком по сапогу.

– Мангко-Негоро, кажется, забыл, к кому явился и перед кем стоит? – с ненавистью взглянул на него сусухунан.

– А великий сусухунан, кажется, забывает, что подполковник голландской армии не должен держать себя так, как они, – задиристо ответил Мангко-Негоро, указывая стеком на распростертого Радан-Бого.

Сусухунан побледнел, как будто готов был сделать что-то решительное, но удержался и глухо сказал:

– Под этим мундиром ты скрываешь все недоброе. Говори, что тебе нужно!

– Я слышал, что ты не будешь праздновать Сурах. Если это верно, не продашь ли мне своего тигра для борьбы зверей?

Сусухунан встал и с важностью ответил:

– Ты всегда подхватываешь самые плохие и злые слухи. Тигр мне самому нужен для борьбы зверей в праздник Сурах!

Он отвернулся и отошел в сторону, давая понять, что разговор окончен.

– Как хочешь. – И Мангко-Негоро, пожав плечами, вышел из помещения.

– Эта гадина собирает все сплетни! Откуда они берутся? – грозно крикнул сусухунан придворному вельможе.

Тот опять склонился к земле.

– Пусть господин сейчас же отсечет мне голову, если я имею к этому какое-нибудь отношение, – простонал несчастный.

– Иди предупреди резидента, что я хочу его навестить! – приказал сусухунан.

Пятясь и кланяясь, Радан-Бого задом выполз за дверь.

Маленькая семейная сцена с Мангко-Негоро была одним из многочисленных результатов голландской политики. Этот Негоро, племянник сусухунана, официально считался его наследником. Благодаря тому, что в Суракарте нет твердого закона о том, кто должен быть наследником, голландцы сами выбрали Негоро и предложили императору признать его. «Предложение» было принято.

Стоит ли говорить, что голландцы выбирают в наследники тех, кто телом и душой принадлежит им. Они платят деньги и Негоро (тысяч двести в год), выделили под его команду специальный отряд войск, а чтобы сусухунан не придирался к нему, не требовал обычных знаков уважения, произвели своего протеже в голландские подполковники, обязав его всегда носить мундир. У Негоро был отдельный дворец, отдельное хозяйство, и фактически он не зависел от императора.

Не следует, однако, думать, что голландцы были особенными сторонниками наследника. К обоим «властелинам» они относились одинаково. Но сусухунан знал, что стоит ему лишиться благосклонности голландцев, как на другой же день на его месте очутится наследник. А сам этот «наследник» всегда был рад помочь императору слететь с трона.

В городе послышались пушечные выстрелы: сигнал, что его величество выезжает из кратона. Эти выстрелы доставляли сусухунану огромное удовлетворение: подумать только, сами голландцы так чтят его! Согласно каким-то голландским правилам стрелять после захода солнца нельзя, поэтому сусухунан, чтобы не лишаться удовольствия, никогда не выезжал по вечерам. Впрочем, он и вообще-то редко покидал свой кратон, потому что для этого каждый раз нужно было «советоваться с младшим братом», а тот частенько «не советовал» выезжать. Вот почему великий император почти все время проводил в кратоне, будто находился под арестом.

Открылись ворота, и на площадь, словно в карнавале, высыпала целая орава придворных в самых разнообразных и разноцветных одеяниях. Тут были воины с пиками и щитами, царские оруженосцы, сановники под своими пайонгами, разные слуги, двое из которых несли золотые царские плевательницы.

Император сидел в высокой позолоченной карете, запряженной шестеркой лошадей. На каждой лошади, верхом, – слуга. Впереди – два кучера, сзади – пайонгоносец с желтым пайонгом… Одним словом, каждый мог видеть, как велик и могуч император Паку-Бувоно-Сенапати-Ингнаголого-Нгабдур-Рахман-Сай-дын-Панотогамо!

Резидент вышел навстречу почетному гостю на крыльцо. Оба «брата» медленно, церемонно и низко поклонились друг другу, после чего резидент взял императора под руку и повел в комнату. Ввиду того, что сусухунан приехал по делу, он приказал своим людям остаться и ждать на улице.

Едва «братья» очутились одни в кабинете, как поведение их сразу же изменилось. Старший брат, мгновенно потеряв всю свою важность, заискивающе посматривал на младшего, а младший, наоборот, отбросил лесть и деловито спросил:

– Чем могу служить вашему величеству?

– Я всегда рад навестить моего брата и покровителя, – сладко ответил сусухунан.

– Мне тоже всегда приятно видеть ваше величество, – безразличным тоном промолвил резидент.

– Через пять дней наш большой праздник – Сурах. Между прочим, я хочу показать интересный бой зверей. Думаю, вы не откажетесь посмотреть?

– Очень благодарен вашему величеству. Вероятно, это любопытное зрелище.

– Только вот… видите ли… не хватает немного денег…

– Как неприятно! – посочувствовал резидент.

– О, да. И я хочу просить вас выдать немного в счет моей пенсии, – закончил сусухунан и даже перестал дышать.

– А знаете ли вы, ваше величество, что все деньги за этот год уже выплачены?

– Знаю. Министр финансов как-то говорил об этом, – опустил глаза император. – Но я надеюсь, что вы не откажетесь дать вперед.

– Ваше величество! – с упреком покачал головой

резидент. – Вы всегда берете вперед. Так больше продолжаться не может. Должен же быть наведен какой-то порядок, установлена какая-то граница!

– Я все это знаю, уважаемый резидент, но так сложились обстоятельства. Дайте в последний раз, больше просить не буду. Признаюсь по секрету, что есть причина, заставляющая меня искать деньги во что бы то ни стало. Думаю, она касается и вас.

– Что за причина? – уясе с интересом спросил резидент.

– Не знаю, откуда пошли сплетни, будто у меня нет денег, чтобы отпраздновать Сурах. Эти сплетни подхватил Мангко-Негоро и даже отважился предложить мне продать ему тигра. Видите ли, он вместо меня устроит торжественный праздник! А что скажет народ? Ведь это подорвет мой авторитет, что, как я думаю, и не в ваших интересах! Разве не так, господин резидент?

В глазах резидента блеснула затаенная усмешка.

– Ваше величество должно было заранее предусмотреть такое положение, – сказал он.

– Правильно, – вздохнул сусухунан, – но я лишь недавно узнал о нем. Радан-Бого дотянул до последнего момента, и теперь иного выхода нет. Я уверен, вы не допустите, чтобы мой авторитет пошатнулся среди народа!

– Сколько же вам нужно? – спросил резидент, постукивая пальцем по столу и глядя куда-то в сторону.

– Тысяч сто…

– Нет, невозможно! Почти за два месяца следующего года?

– Не боитесь ли вы, что я не доживу до этого времени? – поморщился император.

– Все мы ходим под аллахом, – задумчиво ответил резидент.

– Быть может, хотя бы восемьдесят тысяч?

– Больше пятидесяти дать не могу! – твердо сказал резидент. – Даже это даю лишь в знак особого уважения к вашему величеству. Для поддержания авторитета!

– Пусть будет так, – словно с сожалением согласился сусухунан, а у самого сразу легче стало на сердце.

Перебросившись еще несколькими фразами, они направились к выходу, и как только переступили порог, резидент сразу опять сделался необычайно внимательным и ласковым. Вывел гостя на крыльцо и долго кланялся на прощание.

Дружина императора засуетилась, выстроилась в церемониальный порядок. Могуществом и величием веяло от всей персоны сусухунана!

И глядя на эту торжественную процессию, народ удивлялся славе и могуществу своего великого Паку-Бувоно – Сенапати – Ингнаголого – Нгабдур-Рахман – Сайдын-Панотогамо!

Задняя сторона сусухунанского дворца выходит в сад. Тут и была площадка, арена для боя зверей, обнесенная крепкой железной решеткой. В правой стене решетки такие же железные двери вели в помещение для зверей.

В связи с торжественным праздником императорский сад был открыт для всего народа, и задолго до начала представления пестрая толпа зрителей уже обступила решетку. Низенькая ограда перед решетками едва удерживала натиск людей. Вооруженные царские слуги следили за порядком.

Недалеко от арены высилась широкая веранда дворца с мраморными колоннами и мраморными ступенями. На веранде, под бархатным навесом, стояли два одинаковых кресла. Тут же толкалась челядь, ожидавшая выхода императора.

На ступенях разместилась охрана: страшные, полуголые малайцы с огромными кривыми крисами наизготовку. Внизу ожидал сигнала «гамелянг», струнный яванский оркестр.

Вот, наконец, и удар гонга: все вскочили, выстроились, затаив дыхание. Даже в толпе не слышно было ни звука.

Распахнулись двери, вышел какой-то чудной церемониймейстер с громадным посохом, а за ним медленно выплыли «два брата». Шли они рядом, и видно было, что каждый старался, чтобы сосед не опередил его ни на сантиметр. Но какой контраст являла собой наполовину фантастическая одежда сусухунана рядом с идеальным белым европейским костюмом резидента!

Грянул гамелянг, загудела толпа, ближние распростерлись ниц, и под этот шум «братья» направились к своим креслам. Каждый из них имел основание думать, что шумные приветствия относятся, главным образом, к нему.

Братья уселись, и тотчас выстроилась охрана, двое слуг с опахалами начали обмахивать своих повелителей. Несколько десятков жен императора разместились тут же на полу, на мягких коврах. Только главной из них полагался стул, – так же, как и Мангко-Негоро.

Остальные придворные расположились, кто как хотел: часть – стоя, большинство —на корточках. От пестрых саронгов, широчайших разноцветных шаровар, ярких шапок-стожков и разноцветных драгоценных камней, сверкавших не только на женщинах, но и на мужчинах, рябило в глазах.

А зрители тем временем начали проявлять нетерпение: всем хотелось поскорее увидеть интересную борьбу.

Наконец, по знаку сусухунана, поднялись двери помещения для зверей, и на арену вышел сильный черный дикий буйвол. Встреченный радостными криками зрителей, он остановился и начал с недоумением озираться вокруг. Сделал несколько шагов и снова остановился, постепенно привыкая к необычной для него обстановке.

Тут поднялись еще одни двери и из-под них высунулась – и тотчас исчезла – голова тигра. Встретили его еще более громкими криками. Прошло с полминуты, а тигр все еще не показывался, лишь время от времени из темноты поблескивали его глаза. Сквозь прутья решетки зверя чем-то толкнули, он сердито зарычал и двинулся к арене, а едва вышел из помещения, как решетчатая дверь опустилась, преградив путь назад.

– Эй, матьян! Что это ты пятишься, как мокрый щенок? Не стыдно тебе? – подбадривая, кричали со всех сторон. Но матьян лишь жмурился и зло озирался вокруг.

И вдруг, крадучись, сделал несколько шагов к ограде, словно намереваясь броситься на людей. С той стороны в него полетели бананы, зверь начал сердиться, скалить зубы и бить хвостом.

А буйвол в это время стоял на другой стороне арены и, наклонив голову, бил о землю копытами, глухо мычали не сводил с тигра глаз. Наконец и тигр заметил его. Прижавшись к земле и ударяя хвостом по бокам, он начал медленно подкрадываться к буйволу.

Приближался решительный момент. Наступила такая тишина, словно тут не было никого, кроме зверей. Насторожились и «братья». Сусухунан бессознательно пододвинул свое кресло немного вперед, но даже и в эту напряженную минуту резидент не забыл об авторитете голландской власти и тоже подвинулся со своим креслом ровно на столько же ближе к арене.

Тигр продолжал подкрадываться, а буйвол, следя за ним, поворачивался так, чтобы встретить нападающего ударами рогов. И когда тигр подготовился к последнему прыжку, буйвол сам бросился на него.

Зрители весело засмеялись: их симпатии явно были на стороне буйвола.

– Молодец, «кербау»! Держись! Задай ему перцу! – подзадоривали буйвола со всех сторон.

Глаза буйвола налились кровью, из ноздрей валил пар, от напряжения даже пена показалась изо рта. Он и сам стремился перейти в атаку. Тигр же, наоборот, еще больше прижался к земле.

И вдруг публика увидела тигра в воздухе: он летел наискосок, прямо на загривок буйволу. Но тот мотнул головой и… помог зверю перелететь на другую сторону. С загривка быка был сорван кусок шкуры, тигр поранил ногу об его рога, но, едва коснувшись земли, тут же оттолкнулся всеми четырьмя лапами и очутился у буйвола на спине.

Сусухунан опять подвинулся вперед, а вслед за ним, не отрывая глаз от арены, пододвинулся и резидент…

Жуткий рев вырвался из груди буйвола, но, падая, он всей своей тушей навалился на врага и прижал его к железной решетке.

Все услышали, как захрустели кости тигра, и хотя буйволу не суждено уже было подняться на ноги, но и хищник постепенно успокоился и затих. Тем и закончился этот бой…

– Ну как, понравилась вам борьба? – спросил сусухунан у резидента, когда они вошли во внутренние покои дворца. – Редко случается, чтобы победили оба противника… – Да, интересно, – ответил резидент, хотя ему и не очень понравилась эта потеха.

Среди гостей находился и «ван Дэкер» – Гейс. После отъезда Салула и Пандо он направился к начальнику канцелярии резидента. Высокий, сухой и суровый мингер Гааз, поняв, что здесь пахнет солидными капиталами, сразу стал не только вежливым, но и словно бы ниже ростом. Сам резидент пожелал встретиться с редким гостем и принял его в том же кабинете, где недавно беседовал с его императорским величеством. Причем разница в приеме была отнюдь не в пользу его величества: с представителем фирмы резидент был далеко не так важен и горд, как с великим императором. Он очень заинтересовался планами компании ван Бром и обещал помочь ей всем, чем только может.

– Если наши капиталовложения на Яве вообще желательны, – сказал резидент, – в той части, которая считается независимой – (он усмехнулся), они еще больше необходимы. Ведь это наилучший способ освоения страны и присоединения ее к нашей культуре!

– В таком случае разрешите задать вам один весьма важный для нас вопрос, – попросил Гейс.

– Пожалуйста!

– Мы слышали, что на Яве напряженное положение. Может будто бы даже вспыхнуть восстание. Не кажется ли вам, что при таких условиях рискованно вкладывать капиталы? Нам очень важно знать ваш взгляд на здешнюю обстановку. От этого будет зависеть многое.

Резидент почувствовал всю ответственность своего положения и серьезно, внушительно сказал:

– Если бы речь шла о Сурабайе, Батавии или ином подобном пункте, я не давал бы вам гарантии, хотя и уверен, что опасности там быть не может. Что же касается Суракарты, то – гарантирую успех. Правда, есть и у нас фантазеры-националисты, мечтающие о восстановлении древней Матарамской империи. Но они мечтают об этом уже несколько сот лет и могут мечтать еще тысячи, но – без малейшего вреда для нас!

– Очень вам благодарен, – на этот раз искренне сказал Гейс, для которого заверения резидента были дороже, чем для мнимого ван Дэкера. – Мы все это обязательно учтем. После разговора с резидентом ему нечего было больше делать в городе, но пришлось выжидать еще три дня. Два из них кое-как протомился, а на третий попал в гости к самому сусухунану.

Вышло так, что на празднике Гааз познакомил Гейса с Радан-Бого.

– Он может быть полезен в вашем деле, – шепнул чиновник, подходя к министру с «ван Дэкером».

Гейс внимательно посмотрел в глаза Гаазу: что это значит? Неужели ему известно, о чем шел разговор в доме Пандо? Неужели Пандо изменник? Но тут же понял свою ошибку и улыбнулся:

– Не думал, что мне придется иметь дело с самим министром, – сказал он.

Хитрые масляные глазки Радан-Бого угодливо забегали со стороны в сторону, когда он здоровался с голландцами. Разговаривать с ним у Гейса не было никакого желания, и он с облегчением вздохнул, когда после нескольких пустых фраз Радан-Бого убежал, как он выразился, «по хозяйственным делам».

Праздник продолжался в залах дворца. Главным номером были яванские танцы «сримпи» и «бедойо»: гамелянг заиграл тягучую, однообразную мелодию, и на середину зала вышли танцовщицы – исключительно принцессы императорского рода.

Танец состоял из свободных движений, как бы прогулки с приседаниями и выгибаниями, похожими на движения змей, причем туловища и руки танцовщиц двигались больше, чем ноги. Особенно поражали изгибы рук, пальцев, суставов, казавшиеся неестественными.

Необычная обстановка, публика, танцовщицы и их змеиный танец под однообразную музыку действовали на Гейса усыпляюще. Тем более что прошло полчаса, час, полтора, а танцу не было видно конца.

Сусухунан сидел возле стола, потягивал холодный напиток, курил и, как видно, с удовольствием наблюдал за танцем. Вот он кашлянул, и к нему тотчас подползла девушка с золотой царской плевательницей. Получив порцию царской слюны, она отползла назад, держа плевательницу над головой.

А резидент страдал: много раз видел он эти танцы, вначале так интересующие европейцев, а потом надоедающие до зевоты. Особенно когда они продолжаются почти два часа. Вот почему и зевал резидент и вертелся на стуле, лишь бы не уснуть, и очень обрадовался, когда танец кончился.

Приближался вечер. Гости вышли на веранду, в сад.

– Что же дальше? – спросил Гейс у Гааза.

– Вероятно, европейские танцы, а в двенадцатом часу ужин.

– Жаль, что не наоборот, – сказал Гейс. – Очень хочется поужинать за императорским столом.

Но судьба избавила его от этого счастья. Подошел Радан-Бого и сказал, что возле входа во дворец ждет слуга господина ван Дэкера, имеющий сообщить своему туану что-то весьма важное.

Его действительно ожидал Салул.

– Из-за тебя мне не удалось поужинать с его величеством, – шутливо упрекнул его Гейс, когда они отошли от дворца.

– Ничего, поужинаем там когда-нибудь вместе, за тем же самым столом, – в тон ему ответил Салул.

Когда гости сусухунана под утро разъезжались по домам, они могли заметить, что в одном из окон отеля все еще горит свет…

А на следующее утро пришел посланец от Пандо. Участники совещания должны были собраться километрах в пятнадцати отсюда, в лесу, в руинах древнего храма, куда и должен был провести Гейса и Салула этот посланец.

Наняли подводу без возницы (вместо него сел посланец) и после полудня двинулись в дорогу. Городок жил своей обычной жизнью. Копошились туземцы. Временами проходил или проезжал европеец. Качался в воздухе пайонг какого-нибудь сановника. Никто, казалось, не обращал внимания на наших путников.

И никто не мог бы подумать, что за ними наблюдает целый хвост заинтересованных лиц…

V. ДРУЗЬЯ ПОНЕВОЛЕ

Нонг впервые попал в большой город. Очутившись на улицах Батавии, он с удивлением глядел на громадные дома, на витрины магазинов с дорогими вещами в них, на трамвай, на городскую публику. Все происходившее с ним было таким неожиданным, необычайным. Каким образом и почему он очутился тут? Будто какая-то сила подхватила Нонга и перенесла в иной мир. И в этом новом мире он стал обладателем целых ста гульденов! Огромное богатство! Он не мог поверить, что все это правда, и снова и снова проверял деньги, – тут ли они?

Бантам, леса, таинственные товарищи… Да было ли все это? Обещал ли он связать с ними свою судьбу?

Зачем ему все это, если он теперь богат и может жить как хочет! Сто гульденов – не шутка! Деньги, казалось, жгли Нонгу руки. Чудилось, что все вокруг видят его богатство и завидуют ему. Может, даже хотят отобрать деньги, – и он спрятал их поглубже…

– Видать, браток, ты рад, что вырвался? – услышал он над ухом чей-то голос, и чья-то рука по-приятельски опустилась на его плечо.

Нонг вздрогнул: перед ним стоял человек, там, в суде, подтвердивший, что «это не он».

– Это я пожалел тебя, – сказал человек. – Вижу, парень ты хороший, неиспорченный. Зря, думаю, страдает, надо помочь! Ну и сказал, чтобы выпустили. А то пришлось бы тебе страдать… В таких делах нелегко освободиться без чьей-либо помощи, хоть бы ты и тысячу раз был невиновен.