ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

В детстве Наташа иногда гуляла во сне. Стивен находил ее бродящей ночью по темным коридорам дома, приносил и укладывал обратно в кровать. Иногда утром она обнаруживала, что ноги грязные и поцарапанные, из чего было понятно – ночью она босиком выходила в сад.

Наташа была твердо уверена в том, что много лет с ней этого не случалось. Но когда она проснулась около семи часов утра и спустилась, чтобы сделать чашку чая, то испугалась, не началось ли это снова. Когда она дошла до прихожей, поток холодного воздуха ударил ей в лицо. Воздух был морозным, кроме того, из гостиной доносился шум, легкое постукивание. Она толчком распахнула дверь. На улице было еще темно.

Окно было широко открыто, тяжелые шторы легонько покачивались. Звук, который она услышала, издавали металлические крючки занавесок, позвякивавшие на рейке. На столе лежала открытая книга с набросками Лиззи Сиддал, страницы гуляли туда-сюда. Наташа замерзла, стоя в одной футболке. Наверное, ослабла защелка и окно само по себе открылось от ветра. Наверное.

Она накрепко заперла щеколду. Защелка была крепкой. Какой же силы должен быть толчок, чтобы она открылась сама по себе? Внутренний голос ответил: этого быть не могло. Тогда что случилось? Если бы она ходила во сне, то это был первый раз, когда она пыталась войти в окно, а не в дверь.

Наташа плотно задернула занавески, взглянула на портрет Лиззи. С треском захлопнула книгу. Чувствуя себя, как актер на сцене, взяла с подоконника большой оловянный подсвечник. Обошла кухню, заглянула за дверь. Потом поднялась наверх. В доме кроме нее никого не было.

Она полностью проснулась, хотя по-прежнему слегка дрожала. Вернулась на кухню, сделала большую чашку чая, подошла к письменному столу и включила компьютер. Яркий экран придавал уверенность. Дожидаясь, пока загрузится программа, Наташа смотрела на заставку, которую установила на рабочий стол – цветы и спирали.

Она быстро написала имя «Маргарет Вуд», обвела его кружком. Маргарет работала архивариусом в Государственном архиве в Кью. Она, как сказала Наташа Бетани там, у реки, занималась углубленным изучением жизни и семьи Лиззи Сиддал, используя результаты переписи и сертификаты Государственного архива. Может, позвонить ей – неплохая мысль. Хотя вряд ли нормальный человек так рано приезжает на работу.

Она загрузила электронную почту, просмотрела сообщения, начиная с тех, которые были выделены красным.

Ей нравилось получать письма и открытки от Стивена, когда он был в экспедициях. Раньше они с Маркусом постоянно обменивались письмами по электронной почте. Шутки и анекдоты о том, что с ними происходило, просто слова приветствия. Теперь – только маленькие уколы разочарования каждый раз, когда ящик оказывался пустым.

Макинтош просигналил, что получены новые сообщения. В первом письме содержалось новое деловое предложение, на которое Наташа быстро ответила, указав срок исполнения и стоимость проекта. Была также короткая записка от Стивена, сообщающего о получении согласия библиотеки Шеффилдского университета на использование ее фондов в качестве источника интересных исторических фактов. Забавное письмо от друга с парой шуток. Цитата из «Тайдсвилл Пэриш Ньюз»: «Приносим свои извинения за типографскую ошибку в последнем издании, в котором мы рассказали о мистере Томе Роджерсе как о детективе полицейских сил. Он, конечно же, является детективом полицейского фарса». И наконец, записка от Уилла, напоминавшего ей о том, что в субботу состоится вечеринка.

Она распечатала шутку и повесила на доске над столом, записала заявки и переписала университетские материалы в папку для входящих документов. Ответила Уиллу, что увидится с ним на выходных.

В начале своих исследований Наташа ознакомилась с информацией, содержавшейся в директории генеалогических расследований, разослала электронные письма пол-дюжине исследователей, которые указывали, что интересуются семьей Маршаллов. Последние письма пришли от двух из них – парня из Кентербери, который сообщил, что делал кое-какую работу по глочестерширским Маршаллам и не обнаружил никаких записей о связи между ними и Маршаллами с Сэвил Роу. Его не интересовали ныне живущие потомки Маршаллов.

Второе письмо было от женщины из Кембриджа. Она писала:

«Здравствуйте, Наташа! Была рада получить ваше письмо. Моей маме сейчас за девяносто, и ее разум, к сожалению, не настолько светел, как раньше. В молодости она провела много времени, изучая наше генеалогическое древо, и я очень хорошо помню из детства, что мне показывали могилу доктора Джона Маршалла в Или, говорили, что он – из нашей семьи. К сожалению, моя мама этого не помнит, поэтому я не могу вам больше ничего сказать в этой связи. Однако когда-то мама мне рассказывала, что общалась с родственниками из некоторых ответвлений семьи Маршаллов. Она говорит, хотя я должна снова подчеркнуть ее возраст и состояние здоровья, что помнит о том, что слышала о маленькой девочке по имени Бетани».

Одно только прочтение этого имени вызвало у Наташи ощущение радостного подъема.

«Я попыталась проверить некоторые из маминых контактов, хотя, боюсь, многие из них устарели. Если из этого что-нибудь выйдет, я, безусловно, сообщу вам об этом».

Наташа написала ответ со словами благодарности.

Борис стоял у двери в ожидании прогулки. Наташа быстро оделась, схватила яблоко, чтобы съесть его на ходу.

Становилось все светлее, появились первые проблески солнечного света – тоненькая полоска бледно-голубого неба на горизонте над деревьями. Низко опустившийся туман придавал Сноузхиллу сходство с королевством в облаках.

Когда Наташа ложилась в постель вовремя, ей нравилось просыпаться рано утром. Зарождающийся день был таким чистым... Однако сегодня, как обычно в последнее время, рассвет принес усталость и головную боль. Поэтому свежесть казалась сыростью, возникало ощущение, что ее вырвали из тепла и безопасного уюта.

Лиззи Сиддал тоже страдала бессонницей, а потом она уснула навсегда.

Люди с давних времен связывали понятия сон и смерть. Смерть часто называют сном в эпитафиях, стихах и молитвах. Весь смысл в том, что сон – это своего рода смерть, а смерть – долгий сон, от которого можно однажды проснуться. Существовало поверье, что во время сна душа отделяется от тела и отправляется к другим духам.

Она помогла Борису перебраться через забор, – немного смешная процедура – потом перелезла сама, пошла размеренным шагом. Ходьба сродни плаванью: если задашь себе правильный ритм, то кажется, что можно идти вечность.

У нее нет времени сидеть на месте и ждать, придет ли какая-нибудь информация через директорию генеалогических расследований. Должен быть еще какой-нибудь способ, которым она могла бы воспользоваться.

Борис помчался за палкой, брошенной маленьким мальчиком, одетым в школьный пиджак, который выгуливал немецкую овчарку. Обе собаки достигли ее одновременно, но Наташа позвала, и Борис вернулся. Маленький мальчик прокричал «спасибо», а Борис помчался к большой луже и с брызгами пронесся по своему отражению в воде.

Наташа приняла решение. Если не удается найти искомое там, где оно находится с наибольшей долей вероятности, ищи в неожиданных местах. Она позвонит Маргарет Вуд и договорится о встрече. Потом она спросит Мэри, сможет ли та совершить путешествие в архивы в Глочестере, чтобы проверить наличие записей о брате Дженет, Джоне, и маленькой сестре Элеоноре, которые обладали преимущественным правом на наследство. И она пошлет электронное письмо Тоби с просьбой произвести кое-какие раскопки в архивах прерафаэлитов в его излюбленном месте, Британской библиотеке, чтобы найти какое-нибудь подтверждение связи между Лиззи Сиддал и Маршаллами. Закончив с этим, она поедет на Бродвей-стрит поплавать. Может, пригласит Мэри и Джеймса на ужин. Заодно возьмет Мэри с собой в бассейн, если та согласится.

Наметив план действий, она почувствовала себя лучше.

Вернувшись домой, Наташа открыла в компьютере архив телефонных номеров, нашла номер Маргарет и поставила отметку о встрече с ней завтра в десять.

Она сняла трубку и заметила, что на автоответчике мерцает огонек. Еще одна ранняя пташка объявилась, пока она гуляла. Она нажала на клавишу «Воспроизведение».

Застыла.

Молодой, резкий, слегка приглушенный голос мужчины, который явно не хотел быть узнанным: «Она не хочет больше с ним быть никогда. Отвяжитесь от нее, понятно? Оставьте ее в покое».

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Набрав в легкие воздуха, Наташа плыла под водой.

Она вынырнула на воздух, в свет и шум.

Она никогда раньше не чувствовала, что глубина так реальна.

Она должна сделать это прямо сейчас. Сказать Адаму, что ничем не может ему помочь.

Во что она позволила себя впутать? Простая размолвка между влюбленными, с определенной долей вероятности приведшая к самоубийству... Однако могло статься, что Бетани ушла от Адама к другому мужчине и боялась сказать ему об этом. И то, и другое предположение имело под собой реальные основания.

Попытайся снова. Кто-то не хочет, чтобы ты совала нос в это дело, не хочет, чтобы Бетани нашли. Телефонный звонок был предупреждением. Наташа теперь поняла, о чем пыталась сказать ей Мэри. Ну чем не сюжет для очередного детективного телешоу? «Записка о самоубийстве» была надувательством, фикцией. Потому что Бетани уже мертва и некто пытается создать впечатление, будто она по собственной воле ушла из жизни.

Все это выглядело нелепо. Тогда почему она позволила себя напугать?

Мэри подошла к краю бассейна, спустилась по ступенькам. Ее круглый живот скрылся под водой. Она доплыла до глубокого места, перевернулась и откинула голову назад. Белизна кожи на фоне голубой воды, глаза открыты, волосы облаком окружили лицо.

В тот день Адам сказал Бетани, что утопление – самый спокойный путь к смерти.

Потрясение в глазах Бетани, когда она вышла из Виндраша. Неужели, пройдя через этот опыт, она поняла, как это происходит в реальности?

Конечно, однажды каждый оказывается на волосок от смерти... Одно время Наташа училась задерживать дыхание под водой, считая секунды, проверяя, как долго она может оставаться без воздуха. И однажды замешкалась... Запас воздуха был израсходован, давление в грудной клетке увеличилось, она почувствовала головокружение. Она едва не утонула, прекратив издеваться над собой буквально за пару секунд до беды.

Неожиданно ей захотелось увидеть фотографии, которые Адам сделал в Литтл Бэррингтоне.

Если она сейчас пребывает в нерешительности, то только потому, что напугана. Нельзя позволять кому-то контролировать твои действия. Лучше бы она разозлилась, это более конструктивное чувство. Наташа попыталась разбудить в себе ожесточение. Он смел ей угрожать! И посмел вообразить, что сможет ее запугать!

Она позвонила Адаму в студию из фойе гостиницы. Ответил самоуверенный женский голос. Девушка представилась: Энджи, помощница Адама.

– К сожалению, его сейчас нет.

– Вы не знаете, свободен ли он завтра?

– Он будет занят в течение следующих двух дней.

– Как насчет пятницы?

– По плану у нас съемка, которая может закончиться около пяти.

Последние дни перед открытием выставки.

– Пожалуйста, передайте, что я бы хотела увидеться с ним.

– Конечно, передам. Однако в случае с Адамом не стоит надеяться, что вы обязательно увидитесь. – Ее тон был недоброжелательным.

– Не беспокойтесь, я как-нибудь с этим разберусь.

– Ваше имя?

– Наташа Блэйк.

На другом конце повисло секундное молчание, по которому Наташа догадалась, что девушка ждала дальнейших указаний. Но она сказала только «спасибо и до свидания».

Интересно, не встречались ли Энджи и Бетани в студии? Почему-то ей подумалось, что Адам должен был бы сделать все возможное, чтобы этого не случилось.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Как правило, Наташа бывала в Лондоне пару раз в месяц, иногда – раз в неделю. Поэтому она привыкла организовывать свой маршрут так, чтобы с максимальной пользой использовать время. Она уже свыклась с ощущением «постоянного пассажира». Она приехала достаточно рано, чтобы припарковать машину возле здания вокзала и присоединиться к остальным вояжерам в вагоне-ресторане. Она вспомнила, как Арнольд однажды сказал: «Ты ездишь в город на хорошо оплачиваемую работу, чтобы приобрести домик в деревне. Мир сходит с ума».

Она выпила чашку обжигающе-горячего кофе и стала смотреть на поля, сменившие пригороды. Водонапорные башни в Дидкоте вырисовывались на фоне равнины как фантастические космические корабли. Зазвонил мобильный телефон, причем номер не был зафиксирован в меню. Она нажала на кнопку «ответить», сказал «Алло!», однако ответа не последовало. Она вслушалась в потрескивающую тишину. Подождала несколько секунд, потом нажала на сброс. 1471. Номер не отвечал. Она подумала, не тот ли это человек, который оставил сообщение на автоответчике. Еще одна попытка нагнать на нее страху?

– Боюсь, я ее не знаю, – сказала Маргарет Вуд, изучая фотографию, которую дала ей Наташа.

Они купили по упаковке овощей, жаренных во фритюре, и по пластиковому стаканчику горячего шоколада и устроились на скамейке неподалеку от Государственного архива. Лебеди, гуси, утки и самка шотландской куропатки выбирали корм из зарослей камышей. Темза находилась сразу за полотном железной дороги, за живой изгородью, близкая, но невидимая. Прямо перед ними раскинулось искусственное озеро, с насыпным островом посередине, и бетонным водопадом, окруженное мощеной площадкой и лужайками, за которыми выстроились светлые кирпичные здания Государственного архива, содержавшего в своих стенах девяносто три мили документов, о чем только что напомнила ей Маргарет.

Здесь было бы очень мило, если бы не громкий рев аэробусов, идущих на посадку в Хитроу. Они летали так низко, что Наташе захотелось помахать пассажирам рукой.

Она забрала у Маргарет фотографию.

– Ее зовут Бетани Маршалл. Скажите, пожалуйста, может быть, она звонила или писала вам?

– Да, был один звонок. Сама я с ней не говорила – коллега подробно записала ее просьбу. Это было перед Рождеством. Девушка хотела, чтобы я прислала ей...

– Информацию о Лиззи Сиддал.

Маргарет выглядела несколько озадаченной.

– Да..

Наташа едва сдерживала волнение.

– Значит, она дала вам свой адрес.

– Только электронный.

Естественно. В кибер-пространстве ты можешь представиться кем угодно.

– Не могли бы вы дать его мне?

– Почему бы и нет, – Маргарет сощурила глаза. – Я знаю вас достаточно давно, чтобы доверять. Я попросила ее позвонить мне, чтобы договориться о встрече, во время которой я могла бы передать необходимые материалы. Однако с тех пор она не объявлялась. Вы хотели спросить меня о...?

– Да, действительно, я хотела поговорить с вами именно о Лиззи Сиддал.

– Эта точно не позвонит.

Наташа улыбнулась.

– Что подтолкнуло вас к изучению ее жизни?

Маргарет сделала глоток.

– Друг пригласил меня на выставку прерафаэлитов в Тейте. Несколько лет назад. Там была одна картина с Лиззи Сиддал, называлась она «Клерк Саундерс». Сценка из «Песеншотландской границы» Вальтера Скотта: женщина стоит перед призраком своего казненного возлюбленного. Картина производила большое впечатление, образы были слишком жесткими и резкими, но по-своему красивыми, очень насыщенными. Меня поразил один факт – Лиззи была единственной женщиной на всех картинах. Я прочитала о ней в каталоге, нашла сведения в паре книг. Ее личность заинтриговала меня, тем более что все биографы и современники считали ее весьма загадочной особой. Однако разные источники предлагали читателю прямо противоположную информацию. И я подумала: раз уж она считается выдающейся женщиной-художницей викторианской эпохи, то кто-то же должен составить очерк ее жизни! Не правда ли?

– Да.

– Я начала с исследования обстоятельств ее рождения, замужества и смерти, как обычно. Имя ее отца упоминается в каталоге торговых фирм – он торговал ножами и сопутствующим товаром в Шеффилде, а затем переехал в Лондон. Согласно данным переписи Лиззи Сиддал проживала в доме по Олд-Кент-стрит. Тут же находим запись о ее замужестве, указание профессии – художник-живописец, Четмен Плейс, 10. Упомянута также ее подруга, Эмма Мэддокс Браун, которая находилась в доме во время переписи. – Маргарет сделала паузу, дожидаясь, пока мимо прогремит поезд на Ричмонд. – Конечно, когда генеалогия не была такой популярной, люди не видели в приходских метрических книгах и результатах переписи источник достоверной в историческом плане информации. Я написала об этом в статье для журнала «Семейные истории». Эту статью я отослала Бетани.

Наташа заметила, что, помимо обручального кольца и перстня с сапфиром и бриллиантом, Маргарет носила третье, усыпанное крошечными изумрудами, сверкавшими подобно кошачьим глазам – кольцо вечности, символ бесконечной любви, которое, казалось, давно вышло из моды. Оно создавало интересный контраст с деловыми манерами Маргарет.

– Могу найти заметки, которые я делала, пока писала статью, если они вам пригодятся, – сказала Маргарет. – Мне понадобится день-два. Я знаю, где они находятся, или, по крайней мере, в каком ящике, дело только в том, чтобы найти время. Сейчас у меня гостит дочь со своими малышами, они останутся до выходных, так что вечера у меня довольно беспокойные.

Она отломила кусок хлеба и бросила его в воду. Утка жадно схватила его, что послужило сигналом для остальных. Птицы дружно устремились к этому краю водоема. Утка торопливо тормошила хлеб.

– Судьбу Лиззи было довольно легко проследить, – продолжала Маргарет. – Я удивлялась, почему никто не сделал этого до меня. Исследование заняло немного времени, но я довела дело до конца, хотя, должна признать, в итоге получился сырой набросок, не более того. – Она улыбнулась. – А что интересует вас, Наташа? Эта девушка, Бетани, она ваша клиентка?

– Своего рода. Для Бетани Лиззи – кумир, навязчивая идея. – А что, если дневник явился средством для повторения истории Лиззи и Россетти? Вполне в ее духе...

– Я предположила, что, больше зная о Лиззи, я смогу лучше понять Бетани. Кроме того, в Лиззи Бетани могла увидеть пример для подражания.

Эта мысль пришла к Наташе спонтанно, и она поняла, что одновременно надеялась на это и страшилась этого.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

– Люди викторианской эпохи превращали смерть в торжественный ритуал. Обряд погребения был преобразован в роскошную торжественную церемонию. Даже представителей низших сословий хоронили с большой помпой. Родственники умершего надевали черные одежды, вуали и креповые ленты, в катафалки впрягали черных лошадей, головы которых украшались высокими черными плюмажами из страусовых перьев.

Экскурсовод сделал паузу. Наташа стояла между ним и вторым (и единственным) членом экскурсионной группы на широком мощеном дворе в западной части лондонского кладбища Хайгейт. По Свэйн-Лейн они дошли до красиво оформленного входа, украшением которого служила неоготическая часовня с зубчатыми парапетами, стрельчатыми окнами, башенками и витражами. Неподалеку была расположена восьмиугольная колокольня с центральным арочным проходом, витиеватыми двустворчатыми железными воротами, через которые когда-то двигались похоронные кавалькады.

В ранних январских сумерках подобные картины легко вставали перед глазами.

Выйдя из Государственного архива, Наташа изучила схему метро, подсчитала число остановок до Пэддингтона. С каким бы удовольствием она уехала поездом в два пятнадцать! Однако на этот раз ее глаза искали на сложной схеме черную, северную линию, петляющую наверх, в противоположном направлении, к Хайгейту.

Экскурсоводом был мужчина лет сорока пяти с волосами песочного цвета, по имени Майкл. Кроме нее прослушать экскурсию изъявил желание молодой человек в длинном твидовом пальто, назвавшийся Найджелом Муром. Врач, недавно назначенный в больницу в Миддлэсексе, с добрым, внушающим доверие лицом и круглыми очками, глядя на которое легко представить, какое облегчение приносит больным общение с ним.

Их подвели к лестнице с широкими пролетами, ведущей к покрытому лесом кладбищу.

– Кладбище открыли в двадцатых годах девятнадцатого века, – объяснял Майкл, пока они шли. – Однако со временем на церковном дворе не осталось свободного места. С ростом населения участки были буквально переполнены, возникла реальная угроза того, что разлагающиеся трупы приведут к распространению болезней. Эпидемия холеры 1865 года вспыхнула исключительно оттого, что гниющие в земле тела заразили питьевую воду. Тот случай, когда мертвые убивают живых. Хайгейт отличался от других мест массовых захоронений тем, что был спроектирован архитекторами и дизайнерами по ландшафтам.

Наташа обычно с интересом разглядывала могилы, останавливалась, чтобы прочитать надписи. Часто это было необходимо ей для работы, но иногда она делала это просто так. Ей нравилась наводящая на размышления неповторимая красота кладбищ, истории, которые ей рассказывали камни. Она никогда не боялась оставаться здесь одна, даже если на окрестности опускалась темнота.

Однако это кладбище несколько отличалась от других – огромное, таинственное, наводящее ужас.

Вечнозеленые деревья разрослись до гигантских размеров. Их ветви походили на подсвечники и скорее ограждали могилы от света, чем давали тень. Все вокруг было увито вездесущим плющом, темными ползучими растениями и переплетенными стрелами подлеска. Статуи ангелов-хранителей с распростертыми крыльями, изогнутые кельтские кресты и готические шпили наклонились под разными углами, крученые, опрокинутые, оторванные от земли разросшимися стволами и корнями, отчего создавалось впечатление, будто обитатели могил восстали из мертвых и попытались сбежать.

Майкл рассказывал о растущей популярности крематориев, толкающей кладбища к финансовому краху, следствием чего являлось полное запустение территории и отсутствие должного ухода за растениями. «Места вечного отдыха» часто подвергались набегам отважных гуляк, которые забирались сюда в День всех святых. Имели место и случаи вандализма: негодяи вскрывали склепы, взламывали гробы. Хайгейт стал меккой оккультизма, вуду, черной магии и охотников за вампирами.

Легко понять, почему.

– Было принято решение закрыть кладбище, вывезти останки и застроить эту землю, – добавил Майкл. – Однако группа добровольцев добилась его отмены, и благодаря им Хайгейт получил статус природного заказника, стал приютом для сотен насекомых, редких бабочек, лесных цветов и папоротников.

На протяжении экскурсии Найджел Мур постоянно заглядывал в путеводитель, держа его очень близко к лицу, проявляя живой интерес к захоронениям многочисленных известных медиков.

– Да, хорошенькое место, чтобы болеть, когда ты уже умер, – улыбнулся Майкл. – Множество духов выдающихся докторов придут поприветствовать тебя: Роберт Листон, который первым провел операцию под эфирным наркозом; Генри Джеймс, ратовавший за свежий воздух; Роберт Хилл, настоявший на том, чтобы душевнобольных перестали считать отбросами общества.

– А нет ли здесь могилы доктора Джона Маршалла? – спросила Наташа.

Молодой врач проверил список. Фамилия «Маршалл» в нем не значилась.

– Он ваш родственник?

Наташа объяснила, что она специалист по генеалогии, исследующий родословную клиента.

Однако такого «жильца» на кладбище не оказалось.

– Египетская аллея, – объявил Майкл.

Наташа взглянула в указанном направлении. Руины экзотического замка или, быть может, древних пирамид, увитые плющом и диким виноградом. Вход в аллею был выполнен в форме арки, покоящейся на гигантских колоннах с каннелюрами. Здесь все напоминало о былом величии.

Наташино сердце учащенно забилось, когда они ступили на эту длинную узкую улицу Мертвых. Подобно туннелю, прорытому в крутом склоне горы, она была занавешена темной листвой. Вдоль дорожки тянулись металлические воротца, ведущие к приподнятым террасам склепов.

Она смотрела на имена тех, кто покоился здесь. Мечта специалиста по генеалогии. Полный набор призраков членов целостных кланов, до дюжины в одной семье, в течение столетий собиравшихся здесь, даже если при жизни им никогда не довелось встретиться.

– Хайгейт замечателен тем, – продолжал рассказывать Майкл, проследив за ее взглядом, – что здесь посетитель получает возможность постичь реальный смысл семейных уз – именно здесь все члены рода, все поколения наконец объединяются.

Может, именно это и происходит на небесах? Возвращались они другим путем. Наташа спросила Майкла, давно ли он здесь работает.

– Десять лет. Я – один из немногих постоянных работников. Сейчас числюсь управляющим участком. Раньше я работал в Сити.

– Необычная смена профессии.

– Я искал то, что будет мне интересно.

«Да, весьма необычное пристрастие», – подумала Наташа.

– Намного лучше, чем просиживать целый день в офисе. Целый день я на свежем воздухе, проверяю, все ли в порядке, организую похороны.

– Здесь по-прежнему хоронят? – спросил Найджел Мур.

– Время от времени.

Они подошли к овальной аллее, окружавшей луг дикорастущих цветов. Потом свернули на дорожку, уводящую в сторону от поляны, и пошли гуськом, пробираясь через густые заросли молодых деревьев и кустарников.

Майкл остановился и повернулся к ним.

– А вот и она.

Наташа подошла поближе и остановилась у него за спиной. Ее первой реакцией было смутное разочарование – она ожидала увидеть нечто более изысканное. Маленькая могила, отсутствие каких-либо украшений, нет даже памятника или статуи. Она едва разобрала имя Лиззи, поскольку надпись, выгравированная на плоском камне, местами стерлась и растрескалась.

Когда читаешь о ком-то или исследуешь чью-то жизнь, всегда тянет посмотреть место, где упокоено тело человека. Наташа на мгновение задумалась о жизни Лиззи, пытаясь отделить живую женщину от легенды.

– Здесь произошло одно из наиболее известных и романтических событий в истории искусства, – сообщил Майкл.

Они втроем встали вокруг маленькой могилы в сгущающейся темноте, так, как однажды люди уже стояли здесь.

Наташа успела прочесть отчет об эксгумации Лиззи Сиддал в путеводителе, ожидая начала экскурсии. Октябрьской ночью 1869 года пятеро мужчин пришли к ее могиле. Должно быть, сначала ненадолго замерли в молчании. Наверняка они взялись за это дело с неохотой. Погода соответствовала месту и настроению – тоскливая осень, моросящий осенний дождь, свет фонарей и небольшого костра, который они разожгли рядом с могилой, чтобы согреться.

Данте Габриэля Россетти, приказавшего извлечь из земли гроб с останками жены, здесь не было.

Вполне понятно, почему присутствие на кладбище той ночью было для него невыносимым. К тому времени он наверняка уже успокоился и успел тысячу раз пожалеть о своем безрассудном порыве любви и скорби.... Снова и снова возвращался к нему образ мертвой жены, лежащей в открытом гробу в мастерской. Он подошел к ней, держа в руке маленькую книжечку в сером переплете, – единственный рукописный экземпляр сборника стихотворений. Он положил книгу в изголовье, на ее знаменитые золотисто-рыжие волосы, сказав, что ему больше не нужны эти стихи.

С того момента прошло шесть лет, и на смену благородному порыву пришли другие устремления, другие желания. Но шесть лет – достаточно долгий срок, и люди, присланные выполнить эту работу, были поражены состоянием, в котором обнаружили тело и книгу. Трудно представить себе, о чем думали мужчины, нанятые похоронной компанией, когда сдвигали тяжелую могильную плиту. Какое-то время ушло на извлечение гроба Лиззи из земли. Когда появилась надпись на черной дощечке, в яму опустили веревки, обвязали ими гроб и общими усилиями вытянули его из могилы. Потом они должны были выполнить самую страшную часть задания – открыть крышку.

Кому-то пришлось просунуть руку в гроб и извлечь книгу. Его пальцы, должно быть, наткнулись на волосы покойной. По словам очевидцев, в свете огня они сохранили свой чудесный цвет и блеск. Яркая, как пламя, прядь обвила книгу. Россетти пытался оправдать свои действия, говоря, что если бы Лиззи могла, то сама бы подняла крышку гроба, чтобы вернуть рукопись на свет божий.

Находясь в подобном месте, эту картину легко представить: бледная бесплотная рука поднимается из гроба и между темных деревьев распространяется запах тлена. Чувствуется присутствие чего-то, что не несет в себе злобы, но и не ассоциируется с покоем и умиротворением.

Что должен был почувствовать Россетти, когда снова увидел эту маленькую серую книжицу, пропитанную могильной сыростью, поточенную червями, источающую запах разложения?

По крайней мере, он не видел ее лица в мерцающем свете фонарей. Было бы намного страшнее увидеть нетронутую тленом женскую красоту, чем столкнуться с ожидаемым видом голого черепа или разложившейся плоти. Не был ли рассказ о ее нетленном теле мифом? Дата смерти Лиззи – 11 февраля 1862 года. Наташа непроизвольно сжала в кармане желтый листок, на котором Маргарет написала адрес электронного почтового ящика Бетани. Он мог показаться бесполезным, но давал ощущение реальной связи, делавшее Бетани по крайней мере чуточку ближе.