ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

В поезде, отправлявшемся в 7.15 из Моретона в Паддингтон, в праздничные январские дни было намного меньше пассажиров, чем обычно. Наташа чувствовала прилив оптимизма, была довольна тем, что снова занята работой и едет в Лондон. Когда живешь в глуши, посещение столицы – большое событие.

Ассоциация специалистов по генеалогии размещалось в последнем здании в непрерывной череде домов Чартерхайз Билдингз. Его можно было найти по блестящей черной табличке на стене, которая создавала ложное впечатление роскоши. Внутри здания атмосфера была вполне в духе Диккенса. Темное, тесное и слегка запущенное помещение, но Наташа чувствовала себя здесь как дома. Она была уверена, что увидит знакомые лица служащих в архивах и библиотеках, где она по роду деятельности постоянно бывала.

Фрэнк Силлз был одним из ее любимцев. Он работал за прилавком маленького книжного ларька, в котором продавались все необходимые орудия труда: библиотечные справочники, программное обеспечение, регистрационные карточки и таблицы для составления родословных. Он приветливо кивнул Наташе, когда она проходила мимо него к гардеробу, снабженному индивидуальными запираемыми ячейками. Фрэнк был похож на отставного военно-морского капитана, несмотря на экстравагантную манеру одеваться.

– Как вы считаете, не слишком кричаще?

Он с улыбкой показал ей свой галстук: ярко-красный с золотыми и черными гербами, дополненными шевронами и львами.

– Он ослепителен, Фрэнк, – поддразнила Наташа. – Каждый, приходящий сюда, должен быть признателен вам за лишнее напоминание о семейных узах.

Раскаты хохота Фрэнка преследовали Наташу, пока она шла мимо нижней библиотеки, уставленной кабинками для просмотра микрофишей[3] и биндерами.

В верхней библиотеке шеренгами выстроились книжные стеллажи. Каталог свадеб Бонда, зарубежные документы, книги пэров, указатели фирм.

Наташа прошла прямо к рядам синих медицинских реестров за 1858 – 1920 годы, расставленных в хронологическом порядке. Она отошла в сторону, миновала длинный узкий стол, за которым длинноволосый молодой человек в пиджаке цвета мха рассматривал брошюру с пожелтевшими страницами и черно-белыми изображениями паровозов.

Она выбрала каталог за 1861 год и нашла букву «М». Провела пальцем вниз по странице.

В Лондоне было всего три врача по имени Джон Маршалл. Первый из них жил на улице Альдеман, 27а, второй, Джон Брейк Маршалл, проживал на улице Принцес, Ганноверская площадь. Третий был членом Королевской коллегии хирургов. Маршалл Джон, Сэвил Роу, 10.

Она опустила детали, закрыла указатель, вернула его на место, потом перешла к записям о последующем десятилетии, до 1871г. Том потолще, больше врачей, больше Маршаллов. Однако вот то, что нужно. Десять лет спустя он по-прежнему жил на Сэвил Роу.

Этого достаточно, чтобы набросать очерк о его судьбе и потом раскрасить его в цвета. Джон Маршалл шел по жизни, по крайней мере на первый взгляд, прямым и стабильным путем. Не менял места жительства как минимум двадцать лет. В 1881 году он по-прежнему жил в том же доме. Его практика расширялась либо, наоборот, пациентов становилось меньше, по мере того как доктор старел, становился более уважаемым и разборчивым в клиентуре. Однако он остался верен Сэвил Роу.

Наташу часто «заносило» в сторону от основной цели поисков, когда она находила информацию о каком-либо конкретном человеке и принималась воссоздавать в уме его характер. Снова пришлось напоминать себе о том, что, может статься, это не тот Джон Маршалл, которого она ищет. Ей нужен отец девушки с инициалами Дж. М.

Зал для членов общества напомнил ей старую комнату отдыха для шестого класса, с низкими мягкими удобными креслами, фотокопиями постеров, прикрепленными к доске объявлений, несколькими замусоленными журналами.

Тоби Кертис, исследователь, заглянул в один из шкафов из жаростойкого пластика в кухонном закутке. Потом подошел и расцеловал ее в обе щеки.

– Отлично выглядишь, – сказал он, всматриваясь в нее из-под длинной светло-коричневой челки.

Тоби питал мальчишескую страсть к открытому космосу, компьютерным играм и любым безделушкам подобного рода. Он первым из Наташиных знакомых приобрел персональный органайзер «Псион», хотя в повседневной жизни носил дешевые аррановские свитера и вылинявшие вельветовые брюки. Однажды он приготовил для нее ужин в домике смотрителя конюшен в Хэмпстеде, частном владении его отца, а потом они выпили по одному или по паре стаканов портвейна. Как дети, которые играют во взрослых.

Младше Наташи на два года, Тоби был красив какой-то неуклюжей мальчишеской красотой, и она дразнила его своим младшим братом, которого у нее, впрочем, никогда не было. Отчасти это было правдой, но также и мягким предупреждением не переходить определенной границы в общении. Он никогда не показывал, что увлечен ею с тех самых пор, когда его брат, приехав в Оксфорд вместе с Наташей, их познакомил.

Тоби часто помогал Наташе, когда она по работе приезжала в Лондон.

– Так что тебя сюда привело? – спросил Тоби, наливая кипяток.

– Запах кофе, – Наташа плюхнулась в одно из кресел. – Я пытаюсь установить личность одной особы, написавшей таинственный дневник в девятнадцатом веке, в надежде, что это позволит мне найти еще более таинственную девушку, пропавшую в двадцать первом веке.

Она сдвинула стопку брошюрок, напичканных рекламой Ассоциации специалистов по генеалогии, лекций и музеев, чтобы освободить место на кофейном столике, поскольку Тоби уже принес две чашки.

– А почему полиция не пытается ее разыскать?

– Я бы хотела, чтобы меня перестали об этом спрашивать. Длинная история.

– В банке хватит кофе и для длинной истории.

– Может, в другой раз. А чем ты занимаешься?

– Ну, ты знаешь, сижу, размахиваю волшебной палочкой в надежде, что появится красивая девушка.

Он спросил, как она провела Рождество, потом угостил несколькими анекдотичными историями, случившимися с ним в горнолыжном лагере, где он проводил праздники с компанией друзей.

– Для того чтобы найти эту девушку, тебе придется проследить линию потомков этой Дж. М., а не предков, так? – спросил Тоби задумчиво. – Говорят, прошлое не вернешь, но в этой игре намного проще вернуться, чем идти вперед.

– Похоже на метод, которым ты пользуешься для того, чтобы в делах о наследстве определить обладателя преимущественного права на поместье.

– И я так думаю. Разве что случай незаурядный. Тоби надорвал пакет мятных конфет, предложил Наташе. – Если кто-то и сможет найти ее, то это ты.

Наташа положила конфету в рот.

– Хотелось бы надеяться на твою конфиденциальность.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Путь от здания Ассоциации специалистов по генеалогии до Архива семейных записей в Клеркенвелле занимал не больше пятнадцати минут пешком.

Несмотря на частые посещения, Наташа по-прежнему не могла свыкнуться с видом нового здания – огромная «гармошка» из красного кирпича, с широкими окнами зеркального стекла, – расположенного на безопасной пригородной улице. Во времена Шекспира Клеркенвелл был районом красных фонарей и традиционно ассоциировался с французскими часовщиками и итальянскими эмигрантами, но все попытки Наташи найти подтверждение экзотического прошлого этих улиц или почувствовать их атмосферу неизменно заканчивались неудачей.

Данные по результатам переписи населения хранились в Поисковом отделе Государственного архива на первом этаже, представлявшем собой громадное помещение, в котором были также размещены реестры пошлин на завещания и наследства. Вдоль стен комнаты тянулись ряды каталожных шкафчиков с микрофильмами, в центре стояла вертушка для микрофишей. Данные переписи за 1841 – 1891 гг. были расположены по разделам, с подписанными указателями фамилий и индексацией адресов.

Наташа методично выбирала пронумерованные черные ящики на полках в общем поисковом секторе, потом нашла необходимое устройство для чтения микрофишей. Сначала она подошла к сектору с синими файлами, содержащими результаты переписи 1861 года. Особенно не надеясь на успех, проверила списки лондонских улиц, для которых сохранились результаты переписи необходимого десятилетия. Полные результаты переписи населения Лондона не удавалось найти в течение многих лет, и лишь совсем недавно их обнаружили в глубине шкафа в палате лордов. Однако значительная часть информации отсутствовала.

Естественно, Сэвил Роу упоминалась в числе улиц, результаты переписи обитателей которых не сохранились. Ничего страшного. Маршаллы никуда не переезжали в течение последующих десяти лет. Наташа перешла к коричневым файлам за 1871 год, проверила указатель названий улиц и нашла, в какой регистрационный район была включена Сэвил Роу. Оказалось – Вестминстер Сент-Джеймс. Она записала классификационный код и номер страницы, вынула микрофильм из футляра, взамен вставив туда черный ящичек, чтобы впоследствии легко найти это место.

Она вернулась к читающему устройству, включила аппарат, вставила пленку, прокрутила и нажала на пуск, следя за именами и датами, скользящими в окошке. Потом повернула диск, чтобы замедлить движение пленки. Увидев нужную страницу, сфокусировала изображение.

И здесь он был. Джон Маршалл. Семейное положение: вдовец. Возраст: 52 года. Место рождения: Или, Кембридж, Англия. Владелец дома. Профессия: хирург. Данные были записаны от руки, но Наташины натренированные глаза довольно легко прочитали написанное. В доме по адресу «Сэвил Роу, 10» вечером 2 апреля 1871 года находилось трое слуг: Сара Моррис, повариха; Эмили Купер, экономка, и Альфред Данкли, лакей. Присутствовало также четверо детей Дж. Маршалла. Три дочери: Эллен, 29 лет, Ада, 21 год, и Элеонора, десяти лет. Единственный «Дж.» оказался сыном доктора Маршалла, естественно, Джоном, которому было двадцать пять лет.

У Наташи упало сердце. Проклятье! Ни одной дочери, чье имя начинается с «Дж». Она свирепо уставилась на экран, словно надеялась силой воли вызвать из прошлого еще одно имя.

И тогда ей в голову пришла блестящая мысль. В викторианские времена существовала традиция первенцам обоих полов давать имя одного из родителей, но в кругу семьи этих детей называли средним именем во избежание путаницы. Так что вполне вероятно, что умершую жену доктора Маршалла звали Эллен. Также вероятно, и даже вполне возможно, что старшей дочери при рождении дали второе имя, которое начиналось с буквы «Джей». Или могло случиться так, что миссис Маршалл звали не Эллен, и у нее была другая, самая старшая дочь – Джейн, Дженни или Джоан, которая вышла замуж и уехала из родительского дома до переписи 1871 года.

Наташа прокрутила пленку обратно, подошла к фотокопировальному аппарату и отпечатала нужную страницу.

Она спустилась по лестнице и, сделав в голове мгновенное умозаключение, толкнула тяжелую стеклянную дверь, ведущую в читальный зал Национального управления статистики. Здесь всегда было подчеркнуто тихо, словно из уважения к мертвым. Чтобы посетитель не забывал о том, что он окружен ими – тысячами имен и тысячами историй жизни.

Как всегда, здесь роились исследователи: старательно изучали обширные каталоги, переговаривались шепотом. Лишь изредка глухо постукивали латунные углы тяжелых переплетов, которые аккуратно извлекали или ставили на место в бесконечных рядах бледно-серых металлических шкафов.

Найти запись о рождении Эллен было относительно легко. В 1871 году ей было двадцать девять, значит, она родилась в 1842 или 1843 году.

С тех пор как Наташа прослушала курс геральдики – основное требование к специалисту в этой области, – она не видела ни одного цветового обозначения, которое автоматически не отражало бы суть того, что должно было символизировать, намеренно или нет. Официальные записи о рождении были заключены в красные переплеты – в геральдике цвет силы духа. Цвет магии. А также цвет крови. Каталоги с записями о заключении браков были зелеными – цвет подобран как нельзя лучше, если учесть, что зеленый на гербах обозначал любовь. Реестры смерти, стоящие вдоль задней стены, были черными, что тоже неудивительно – черный, цвет траура и скорби, в геральдике трактовался как цвет мудрости. В углу, почему-то рядом с каталогами записей о смерти, а не о регистрации рождения детей, что было бы гораздо более уместным, находился еще один маленький сектор – записи об усыновлении в двуцветных, красных с темно-желтым переплетах. Наташа однажды заглянула туда, но не открыла для себя ничего нового, и больше к ним не обращалась.

Она подошла к красным реестрам в правом дальнем конце зала и начала поиск с марта 1842 года. Наташа ухватилась за покрытую потертой и слегка засаленной тканью рукоятку, дернула ее вниз, повернула и опустила на деревянную наклонную полку, которая тянулась вдоль всего прохода. Перевернула несколько скрепленных ниткой вощеных страниц с надписями, сделанными черными чернилами. В районе Вестминстер Сент-Джеймс не родилось ни одной Эллен Маршалл. Она просмотрела все записи вплоть до июля. Ни одной нужной строчки. Исследование сведений, отражавших третий и четвертый кварталы 1842 года, не прояснило ситуацию. Как и каталоги за 1843 год.

Наташа решительно перешла к следующему году. В те времена законом не был установлен срок, в течение которого родителям вменялось в обязанность зарегистрировать рождение ребенка. Такой закон появился намного позже. Вполне вероятно, в случае с Дж. М. Наташина гипотеза окажется верной. Нужная запись нашлась только во втором квартале 1844 года – Маршалл Эллен Дж.

Каждый раз, обнаружив в каталоге, каком-нибудь неразборчивом манускрипте или старой книге нужное ей имя или упоминание о разыскиваемом человеке, Наташа испытывала нервное возбуждение. Люди часто заболевали генеалогией, и этому была причина – обжигающее чувство удовлетворения. Однако она не хотела останавливаться на этом. Ей хотелось вдохнуть в давно ушедших в небытие людей жизнь, хотя бы посредством этих бумаг, которые отображали, пусть даже очень смутно, их характеры, радости и печали. Наташа знала, что те же чувства испытывает Стивен, когда ведет раскопки и находит керамический горшок, монету, фундамент здания или кости, этот кусочек самой истории, который веками пролежал в земле. Маленькие, очень индивидуальные детали прошлого, не имевшие ни малейшего значения для своих современников – мужчин, женщин или детей, которые жили тихой, ничем не примечательной жизнью.

Загадочная Дж. М., по всей вероятности, и была Эллен Дж. Маршалл. Однако Наташа сдержала порыв радостного возбуждения. Она ни в коем случае не должна допустить ошибки. Исходя из горького опыта своих первых шагов в профессии, она точно знала: очень легко принять желаемое за действительное, а потом тратить часы и месяцы, прослеживая неправильную ветвь, а то и штрих за штрихом рисуя изначально неверное генеалогическое древо. На этот раз в ее распоряжении не было и месяца. Скорее всего, у нее есть две недели, если, конечно, теория относительно того, как долго Бетани намерена ждать, пока Адам разыщет ее, близка к истине. И если только она не опоздала. Наташа отогнала эту мысль, быстро заполнила форму заказа на срочную копию свидетельства о рождении и протянула вместе с деньгами в окошко.

Она почти доказала, что автором дневника была Эллен Дж. Маршалл.

Наташа прошла в фойе и поискала в сумке мобильный телефон. Набрав номер Королевского общества хирургов, попросила соединить с библиотекой. Архивариус, пожилой джентльмен с мягким выговором и легким уэльским акцентом, вежливо повторил то, что она, имея богатый опыт подобных звонков, ожидала услышать. Да, сотрудники с удовольствием предпримут поиск биографии члена своего общества. Если он был знаменитостью, то есть шанс, что имеется и некролог. Однако они буквально завалены заявками на получение подобной информации. Ей следует написать подробную заявку, и тогда они позвонят ей тотчас же, как только найдут имеющиеся в архиве данные. Затем, после получения чека, ей будет предоставлена информация.

– О, я понимаю, – она постаралась, чтобы ее голос прозвучал достаточно удрученно, но смиренно. – Тогда мне придется отложить это дело. Я так надеялась что-нибудь обнаружить до того, как мой дядя улетит обратно в Америку. Вы – моя последняя надежда.

Минутное колебание.

– Хорошо, если это настолько срочно, может, нам удастся немного ускорить процесс. Почему вы не позвонили мне утром?

Телефон зазвонил снова, как только она закончила разговор.

– Моя любимая девочка...

Она ясно увидела Стивена за столом в своем кабинете, окруженного стопками книг и археологических журналов, откинувшегося на спинку стула, чтобы забросить на стол ноги в пыльных ботинках.

– Звоню, чтобы поинтересоваться, как у тебя дела. Ты нашла свою девушку?

– Нет.

– Я полагаю, ты, как обычно, полностью проигнорировала мой совет?

Она не ответила.

– Мне в свое время доводилось встречать нескольких своевольных эксцентричных скитальцев, но ты превзошла их всех. – Имеешь полное основание так говорить! – Чем ты занималась, когда я брал тебя на раскопки? Я надеялся, что они, по крайней мере, научили тебя работать в команде.

Его голос звучал сердито, чего она терпеть не могла. Наташа ненавидела, когда он ее отчитывал, неважно, что в мягкой форме. Она ненавидела любые выговоры, особенно если у нее было смутное подозрение, что ругают ее за дело.

– Ты прекрасно знаешь, что единственный спорт, который я люблю – это плавание. Командные игры не для меня. Именно поэтому я ушла из Геральдической палаты и «Поколений», если ты помнишь. Я знала, что в одиночку мне будет легче работать.

Стивен понимал ее достаточно хорошо, чтобы осознавать, насколько непродуктивно заставлять ее дать обратный ход.

– Я понимаю, ты всегда уверена в том, что сделаешь работу лучше, чем кто-либо другой. Обычно это тебе удается... Возможно, ты права насчет смысла той записки и доберешься до автора вовремя. А что, если эта девушка на самом деле умерла? Если ты единственная знала об этом, вся ответственность ляжет на тебя. Нет смысла спорить, если ты уже приняла решение. Я просто надеюсь, что дело стоит усилий, вот и все.

Она задала вопрос о возвращении в Италию.

– На следующей неделе буду в Лондоне, предстоит решить вопрос о финансировании, – ответил Стивен. – Было бы хорошо увидеться с тобой до отъезда.

– Посмотрю, что можно придумать.

Купив рулет в буфете цокольного этажа, Наташа по-прежнему пребывала под впечатлением от разговора со Стивеном и всех тех скрытых переживаний, которые он вызвал. Воспоминания о бурных годах отрочества, когда она постоянно спорила с ним и Анной, отказывалась принимать их советы или правила, бросала им слова, которые – она уже тогда знала – были недобрыми и несправедливыми. «Как вы смеете указывать мне, что делать? Вы – не мои настоящие родители!»

Она знала, что по приезде домой найдет на мониторе электронное письмо от Стивена с извинениями за прочитанную нотацию. Он был резок только потому, что беспокоился о ней. Почему ей так трудно это принять?

Ты всегда уверена в том, что сделаешь работу лучше, чем кто-либо другой. И в этом была основная проблема. Она может создавать видимость благополучия, но никто не знает, что происходит у нее в душе. «Замечательно, что ты так уверена в себе, но не позволяй, чтобы уверенность превратилась в заносчивость», – вот что обычно он ей говорил. А она возмущалась: кто он такой, чтобы ее поучать?

К тому же умение выглядеть уверенно в глазах окружающих – залог успеха.

Она пролистала записную книжку, вернулась к странице, где были заметки о Маршаллах. Две дочери, Эллен и Элеонора. Без сомнения, в схожести имен был какой-то смысл. Она могла поспорить, что была права насчет миссис Маршалл. Обе дочери названы в ее честь. Что могло привести к тройной путанице. Четыре женщины в одном доме. И две из них носят имя Эллен. Две Эллен и Элеонора. К тому же есть еще два Джона. Неудивительно, что Эллен номер два называли средним именем. А Элеонора намного младше, чем ее сестры и брат. Поздняя, незапланированная беременность? Может, старшая Эллен умерла во время родов? И маленькую Элеонору назвали так в память о матери?

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

– Интуиция вас не обманула, – сказал Наташе архивариус Королевского общества хирургов, когда она позвонила на следующее утро, как было условлено. – Жену доктора действительно звали Эллен.

Будь он близко, она бы с удовольствием его расцеловала.

– Фантастика! Не могу выразить, какая это для меня удача!

– Рад был помочь, – в голосе прозвучало удивление и удовольствие, как будто он не привык к подобным откровенным выражениям благодарности. – В «Жизнеописаниичленов Королевского общества хирургов Англии» Пларра я нашел запись на двух страницах. Если хотите, я отправлю быстрой почтой копию. Вы также можете получить информацию сейчас, поскольку книга лежит передо мной.

– Да, конечно.

– Никогда не знаешь, когда что может пригодиться.

Конечно, может. Но у нее уже были необходимые сведения. Жену доктора Маршалла звали Эллен, из чего с максимальной вероятностью следовало – инициалы Дж. М. принадлежат старшей из дочерей. А это, в свою очередь, подтверждало гипотезу, что именно Эллен Дж. Маршалл была хозяйкой дневника.

Получить доступ к результатам переписи 1881 года оказалось нетрудно. Единственная перепись, вся информация по которой была тщательнейшим образом перенесена на магнитные носители при поддержке церкви «Святые наших дней». Четко классифицированные по фамилиям и районам, записи хранились на компакт-дисках. Наташа быстро вставила в дисковод диск под номером пять с данными по Лондону и напечатала ключевые слова: «Маршалл, домовладелец». Таких оказалось 200. Она пробежала курсором по списку и нашла нужного человека. Третье апреля 1881 года. Экономка Эмили по-прежнему служит в доме. Элеонора по-прежнему живет на Сэвил Роу. Джон, Ада и Эллен выехали.

Отлично. Огромным подспорьем для генеалогии был тот факт, что в старину люди меньше переезжали с места на место. Дочери, как правило, оставались в доме родителей до тех пор, пока не выходили замуж, и затем, поскольку не было противозачаточных средств, вскоре обзаводились первенцем. Случалось, дети рождались непосредственно перед свадьбой.

Один из соседей Тоби по квартире ответил на ее звонок. Наташа услышала звуки популярной музыки по радио, звяканье столовых приборов, потом голос Тоби.

– Насколько я понял, ты хочешь, чтобы я помог тебе найти пропавшую девушку? С такой же энергией я разорял сегодня утром гробницы вместе с Ларой Крофт. Ты знаешь, она напоминает мне тебя!

– В твоих устах это звучит как настоящий комплимент! – Наташа не упустила случая поддеть его. – Девушку зовут Эллен Дж. Маршалл. В 1871 она еще жила с отцом на Сэвил Роу, а в 1881 переехала.

– То есть я должен просмотреть записи о бракосочетаниях за десять лет для того, чтобы выяснить, когда и с кем она уехала. Оригинальное задание. Насколько я тебя знаю, ты бы хотела, чтобы она была сделана еще вчера.

– Вовсе нет. Сегодняшнее утро вполне подойдет. Ее свидетельство о рождении, должно быть, уже ждет меня в архиве.

Профессии, как и имена, в семьях передавались по наследству. Сыновья адвокатов становились адвокатами, плотников – плотниками, у военных дети и внуки тоже шли служить в армию. Зачастую эта традиция сохранялась на протяжении нескольких поколений. Наташу интересовало, не стали ли дочери Маршалла или Джон-младший врачами или медсестрами.

Появилась еще одна идея. Когда Бетани сказала ей, что работает в цветочном магазине, пока не определилась с планами на будущее, не имела ли она в виду карьеру медика? Бетани упоминала о том, что луна контролирует психику человека, поскольку его организм на восемьдесят процентов состоит из поды. Наташа не могла сказать, была ли эта цифра правильной. Наташа обладала почти фотографической памятью, детали очень редко выпадали из поля ее зрения, но естественные науки никогда не были ее сильной стороной. Может, то, что сказала тогда Бетани, свидетельствует об особом интересе к анатомии и о том, что она изучает биологию? Может, ее отец был врачом и настаивал, чтобы она пошла по его стопам? А Бетани не была уверена, что это ей по душе? И если это действительно так, то, узнай она о докторе Маршалле, ей стало бы проще определиться с решением?

Наташа не раз наблюдала подобную картину: люди приходили с крошечной справкой о своих предках, крепко сжимая или пристально глядя на клочок бумаги, будто это было самое важное открытие; нечто, что может полностью изменить их жизнь. Она могла представить, что чувствует человек, узнавший, что его прапрадед погиб в море или что кузина, пусть даже очень дальняя, вышла замуж в семнадцать лет и произвела на свет двенадцать детей. Знание подобных вещей придает смысл их жизни. Не правда ли, вполне объяснимая потребность – знать о своих корнях, о том, откуда ты родом?

Наташа была уверена, что даже эти крохи информации о Джоне Маршалле и его семье могли поразить Бетани. Внезапно Наташе очень сильно захотелось рассказать ей об этом.

Тоби позвонил около двух.

– Боюсь, у меня плохие новости.

– Ты не смог найти ее?

– Нет, я нашел ее. Однако не там, где ты меня просила.

– Она оставила дом отца не для того, чтобы выйти замуж?

– Не в этом дело.

Оставалась только одна вероятная причина того, почему Эллен Дж. Маршалл могла выехать из дома номер 10 по Сэвил Роу. Наташа почувствовала, как под ложечкой засосало.

– Ты проверил реестры записей о смерти.

– Да. Она умерла в первом квартале 1873 года.

– Проклятье!

– Я заказал копию свидетельства. Хотя я полагаю, мы вряд ли узнаем что-нибудь новое. Она умерла незамужней. Нет сомнений в том, что детей у нее тоже не было. Какая жалость, не правда ли?

– Как говорится, вернулась на небеса непорочной.

Тоби рассмеялся.

– И что ты теперь собираешься делать?

– Проверю брата и сестер. Джона, Анну и маленькую Элеонору.

Для того чтобы проследить до наших дней потомков всех троих, потребуется уйма времени. По некоторым причинам вряд ли будет правильным ограничиться одним потомком доктора Маршалла.

– Я заодно забрал свидетельство о рождении. «Джей» означает Дженет.

Значит, Дж. М. была названа в честь обоих родителей. Дженет – женский вариант имени Джон. Эллен Дженет Маршалл.

Повесив трубку, Наташа открыла дневник. Она посмотрела на фотографию Бетани. Было бы лучше, если бы Адам дал ей нормальную фотографию, а не это маленькое, трагическое, призракоподобное лицо.

Кто ты? Где ты? Все ли с тобой в порядке?

Потом она вслух произнесла:

– Я не дам тебя в обиду, обещаю.

Она вложила фотографию между тонкими страницами дневника и подумала об энергичной особе, характер которой просвечивал сквозь строки. Дж. М., Дженет. Ей тогда было чуть больше двадцати, она вела подвижную, наполненную событиями и любовными переживаниями жизнь. И через несколько лет умерла.